Страница:
Жюльетта Бенцони
Мера любви
Часть первая. КОРОЛЬ В ПЛЕНУ
Глава первая. ПЕПЕЛИЩЕ
«Нижний город в огне!» Беранже де Рокморель молнией пересек огромный двор и устремился вверх по лестнице высокого господского замка. В четырнадцать лет хватает здоровья уже с порога громко возвестить о несчастье.
Как пушечное ядро крик пересек комнату, долетел до окна и каменной скамьи, где Катрин проводила долгие часы, потеряв счет времени. Она неподвижно сидела с закрытыми глазами, углубившись в поток приятных и грустных воспоминаний, остановить который была не в силах.
Больше всего молодую женщину мучили мысли о ее муже Арно. Тяжелораненый, он умирал в доме нотариуса. Монсальви оказался для нее недосягаем, хотя дом находился напротив.
У Катрин не было ни малейшей возможности узнать — жив ли еще он, невольный заложник Роберта де Сарбрюка, товарища по опасным приключениям, Дворянчика из Коммерси. Арно переодели в поношенное монашеское платье брата Ландри и в таком виде пронесли незамеченным в дом нотариуса. Ландри был незаменимым другом, так удачно ниспосланным самим Провидением на помощь Катрин в столь страшный час.
Удалось ли Ландри — в чем он поклялся — спасти жизнь, готовую вот-вот угаснуть? Выскользнув из рук Дворянчика и укрывшись в замке, Катрин не один раз заново пережила события последних месяцев: осаду Монсальви грабителями Жеводана, свой отъезд в Париж, куда она отправилась на поиски мужа, которому грозила гибель, и многое другое — заточение Арно в Бастилию, затем его побег усилия, которые она предприняла, чтобы вытащить его из беды… Потом ее вызвала в Шатовилен умирающая мать. И, наконец, этот ужасный сюрприз по приезде…
Катрин не удалось избавиться от того потрясения, которое пережила она, узнав, что предводитель головорезов по прозвищу Гром и Арно де Монсальви — одно и то же лицо, И в довершение — ссора между супругами, вызванная ревностью Арно, убежденного в том, что Катрин навещала в Шатовилене не мать, а своего бывшего любовника — герцога Бургундского. А до того, как Арно сразила стрела арбалета, он выгнал жену и поклялся убить ее, если та осмелится снова появиться в Монсальви. Все это было чудовищно глупо. Но мог ли гордый сеньор де Монсальви хладнокровно рассуждать? Одному Богу известно, во что бы превратилась прежняя любовь, если бы он был еще жив!
— Госпожа Катрин, — повторил нетерпеливо юношеский голос, — вы слышали? Пожар… — Он не успел закончить. Катрин встала, сбросив с себя оцепенение, румянец окрасил ее бледные щеки, жизненные силы возвращались к ней. Беранже облегченно вздохнул, заметив ее внимательный взгляд. Столько дней подряд он напрасно читал графине свои прекрасные поэмы, пел нежные песни, чтобы вызвать живую искорку в потухших фиалковых глазах!
Теперь в них было что-то похожее на ужас. Но Беранже де Рокморель предпочитал видеть свою хозяйку испуганной, но только не безразличной.
— Как пожар? — прошептала она. — Кто же поджег город ?
— Возможно, люди Дворянчика перед уходом отсюда. Они исчезли из нижнего города. Ни одного не видно, все вокруг пылает, кроме церкви.
Катрин выбежала из зала. Паж устремился за ней, успев заметить лишь шлейф платья, извивающийся по каменным ступеням, как черная змея. В мгновение ока оба оказались внизу. Двор замка походил на разбушевавшееся море. Солдаты сеньора де Ванденеса пришли на выручку Шатовилена. Но их отчаянные вылазки не смогли снять осаду города. Сейчас они спешно седлали лошадей. Пахло оружейной.
— И это для того, чтобы вы поджарили ему ноздри, да еще и сами сгорели. Еще чего не хватало! Если этот хвастун Ванденес что-то узнает, нам станет сразу же известно, — возразил конюх, не обращая внимания на нахмуренные брови своей госпожи.
— Мадам, я тотчас же привел бы коня, но сейчас вам ничем не удастся помочь деревне. Я думаю, что посетить ее можно будет не раньше, чем через час или два. Скоро останется лишь пепел.
— А что мы узнаем?
— О! Об этом нетрудно догадаться, — скромно заметил Беранже. — Мы все об этом думаем. Мы все желаем пойти в лес, в Монастырь добрых, чтобы узнать, вернулся ли брат Ландри. Ведь он единственный, кто может нам что-нибудь сообщить о судьбе сеньора Арно. Остается уповать на то, что эти злодеи не увели его с собой.
— Что бы ни случилось, Готье, — Катрин вздохнула, — я хотела, чтобы вы не обсуждали мои приказания. Я прекрасно понимаю, что со времени нашего приезда сюда я почти уничтожена, но все же не хочу, чтобы меня принимали за слабоумную.
Ее глаза были полны слез, и молодой Шазей в раскаянии бросился на колени.
— Никакая вы не слабоумная, просто слишком много страдали, а страх не уживается со здравым смыслом. Лучше доверьтесь нам, госпожа! Вы хорошо знаете, что мы спустились бы в ад, если бы это вернуло вашего супруга и принесло вам хоть чуточку счастья. Мужайтесь! Покончено с затворничеством и бездействием! Вы станете прежней и вскоре снова увидите своих детей, свои земли, своих слуг.
На этот раз она не смогла сдержать улыбки при виде горящих глаз юноши. Проявление чувств не было свойственно Готье, и, если это случалось, он сам об этом потом жалел.
Смущенная, но немного успокоенная, Катрин смотрела, как он убегает по дороге, карабкается по крутой каменной лестнице и исчезает в конюшне. Подавив вздох, она отвернулась и оперлась на руку Беранже.
— Ладно, оставим сеньора Готье в покое, — сказала она. Двор пустел. Рыцари тяжелой кавалерии покинули его последними. Они прошли по опущенному подъемному мосту, в проеме которого на фоне голубого неба виднелась страшная спираль черного дыма. На крыльце, подбоченясь, стояла госпожа Эрменгарда и смотрела, как медленно исчезали знамена де Ванденеса. Она повернулась к подошедшей подруге и воскликнула:
— Можно найти занятие и поинтереснее, чем ткать гобелен. А не отправиться ли нам к брату Ландри? Через реку мы переправимся. Что вы на это скажете?
— Вы, как всегда, правы…
Некоторое время спустя обе графини переправились через реку и с упоением погрузились во влажную свежее! старого галльского леса, благоухающего осенними ароматами. После недавнего пекла он напоминал животворны источник, где восстанавливались силы и светлела душ. По мере того как конь прокладывал дорогу по ковру и трав и цветов, иногда задевая розовую шляпку гриба, Катрин чувствовала, как тело освобождается от удушающего панциря, сковывающего ее все эти бесконечны недели.
Не без удивления она заметила, что друзья обращались с ней с такими предосторожностями, вниманием и жалостью как будто ухаживали за тяжелобольной. Мучительный длился месяц. Ей же казалось, что ее заключение в замке Шатовилен длилось целую вечность. Жизнь брал свое. У Катрин оставалась слабая надежда узнать о судьбу Арно.
Маленький монастырь добрых был освещен солнцем его серые нагретые камни, казалось, впитывали аромат мять и мелиссы, разлитый в воздухе. Тихий колокольный звон доносился из нижней колокольни и растворялся в зеленоватой воде Ожена. Лишь пение птиц и плеск воды нарушал тишину этого райского уголка. Покой и молитва возносила его над людьми, которые воевали, сея разрушения и смерть Спрыгнув с лошади, Катрин дернула за веревку, висящую вдоль наспех укрепленной двери. Раздался звон колокольчика. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге появился огромный волосатый человек, похожий на медведя, одетой в монашеское платье. Лицо его, кроме носа и недоверчивых глаз, было скрыто под пучками рыжей шерсти. Волосы торчали из-под воротника, покрывали тыльную сторону огромных ладоней.
— Что вам угодно? — произнес он без излишней любезности удивительно мелодичным голосом.
Хрипловатый басок графини Эрменгарды прозвучал в ответ:
— Ну, брат Обэр, открой, наконец, дверь. Мы хотим лишь увидеть вашего настоятеля. Отец Ландри здесь, не так ли? Я полагаю, он возвратился?
Монах сразу оживился, лицо его исказила гримаса, которая в темноте могла сойти за улыбку.
— Господи Исусе! Госпожа Эрменгарда! Госпожа Эрмегарда собственной персоной! Извините меня, графиня, но я вас сразу не узнал.
— У вас ухудшается зрение, брат мой, так как я вроде и не похудела. Итак, где настоятель?
Улыбка исчезла с лица монаха, и он едва не плача, проговорил:
— Так, госпожа Эрменгарда, он здесь! Но в каком состоянии! Не думаю, чтобы даже вам следовало это видеть.
Катрин спрыгнула с лошади и подошла ближе. Тревога снова овладела ею.
— Господи! Брат Ландри умер? Я вас умоляю, брат мой, скажите нам правду!
— Нет, но у брата Пласида, ухаживающего за ним, не осталось надежды.
— Как это случилось?
Брат Обэр яростно затряс своей гривой, похожей на заросшую поляну.
— Конечно, все из-за этих проклятых собак. Вчера они пришли сюда пополнить свои запасы и взломали дверь. Когда бандиты ушли, мы нашли у порога тело нашего настоятеля. Они привязали его к хвосту лошади и волокли за собой! — При этом воспоминании монах действительно расплакался, но Готье прервал его:
— Тем более нам надо его увидеть! Я немного понимаю в медицине…
— Да? Тогда входите. Боже мой! Если бы оставалась хоть какая-то надежда, даже самая маленькая!
Посетители последовали за братом Обэром. Они увидели разоренный двор. Монастырь выглядел так, как после стихийного бедствия: окна и двери были разрушены, на стенах виднелись черные дымящиеся потеки. Горстка монахов, привлеченная шумом, являла собой жалкое зрелище. Все были неумело перевязаны.
Но Катрин заметила немногое. Все ее помыслы были устремлены к старому другу, который когда-то помог ей, рискуя собственной жизнью. Мысль о том, что он умрет из-за того, что их дороги вновь пересеклись, была невыносима.
У Катрин до боли сжалось сердце, когда она увидела его на узкой дощатой лежанке, покрытой соломой. Старое одеяло едва прикрывало изуродованное тело. Маленький кругленький монах, встав у изголовья на колени, накладывал на распухшее лицо раненого повязки из свежих трав. Ландри, не шевелясь, лежал с закрытыми глазами, руки со следами от веревок были скрещены на груди. Из-под разорванной сутаны виднелись грубые повязки из трав, которые вызвал у госпожи Эрменгарды приступ тошноты.
— О Боже, что с ним стало! — пробормотала она. — И если я правильно понимаю, здесь больше нечем ему помочь.
— Грабители все забрали, — смущенно ответил Обэр, даже запас корпии и мази брата Пласида. У нас нет ничего кроме лесных трав!
Эрменгарда вышла и в сопровождении конюха и Беранже отправилась в Шатовилен, пообещав привезти оттуда необходимое для монастыря.
Катрин принялась было ухаживать за своим другом, но Готье потихоньку оттеснил ее в сторону.
— Позвольте мне, госпожа Катрин! Я хочу его осмотреть. — И добавил:
— Брат Пласид поможет мне, — на что тот одобрительно кивнул головой.
— Он будет жить?
— Он еще жив, а это немало. Кажется, он дышит без особых усилий, — больше я пока ничего не могу сказать. Вы прекрасно понимаете, что я сделаю все возможное, но, к сожалению, — смущенно заметил бывший студент, — у меня нет знаний, которыми обладают арабские и еврейские врачеватели.
Врач-араб! Во время вынужденной прогулки вокруг монастыря Катрин вспомнила о своем старом друге Абу-аль-Хайре, докторе из Гранады. Это был человек-легенда, мудрость и ученость которого одинаково исцеляли и тело и душу. Восхищаться сыном ислама под сводами христианского монастыря? Но это не показалось Катрин святотатством: для добрых людей все двери открыты. Абу умел найти слова утешения так же, как христианин, а может, даже и лучше.
Внезапно Катрин почувствовала огромное желание увидеть его снова. Несмотря на внимание и заботу, которыми окружили ее верные друзья, она никогда еще не чувствовала себя столь одинокой. Если Ландри умрет, она ничего не узнает о судьбе Арно. Никто не скажет — жив он или тело его уже начало разлагаться, едва прикрытое землей. Смерть Ландри была для Катрин двойной потерей, и она не могла не упрекнуть себя за эти мысли.
Появление Готье отвлекло ее от тягостных размышлений, Юноша был так мрачен и озабочен, что Катрин не могла этого не заметить.
— Ну что?
— Трудно сказать. Я бы очень удивился, если бы у него хоть одна косточка оказалась целой. Эти звери его не пощадили.
— Он в сознании?
— К счастью, нет. Так он меньше страдает. Почему? Но почему они это сделали?! воскликнул он в бешенстве— И почему именно теперь? Прошло больше месяца, как он помог нам вырваться из лап Дворянчика.
— Вы считаете, они должны были замучить его еще раньше? — резко прервала его Катрин.
— Если следовать логике, это так. Не сердитесь, госпожа Катрин, попытайтесь меня понять. Я ищу разумное объяснение этому несчастью. Я думаю, не мы являемся причиной случившегося. Если бы де Сарбрюк хотел расквитаться с ним за наш побег, он убил бы его тотчас же, на месте. Я должен вам признаться, что с момента нашего приезда в замок госпожи Эрменгарды я не пропустил ни одного рассвета. Я вставал и бежал на дорогу. Всматриваясь в противоположный берег, я каждый раз боялся увидеть его труп на одном из деревьев или медленно плывущим по реке. Время прошло, и мои страхи улеглись.
— Вы хотите найти объяснение проявлению бессмысленной жестокости? — возмутилась Катрин. — — Роберт де Сарбрюк — дьявол, мучающий и убивающий людей для собственного удовольствия.
— … но он до сих пор проявлял определенное уважение к церкви. Я имею в виду, что он воздерживался от убийства ее служителей, хотя, конечно, этим его уважение и ограничивалось. Если он решился так страшно отомстить слуге Божьему, значит-либо он сошел с ума, либо этому есть другое объяснение!
Катрин недоверчиво покачала головой. К этому времени во главе обоза из мулов и нагруженных телег вернулась Эрменгарда. Этих запасов хватило бы для целой деревни. Эрменгарда согласилась с Готье: пытка, которой подвергли Ландри, была чем-то вызвана.
— К сожалению, несчастный не в состоянии ответить на наш вопрос! грустно заключила она.
С удвоенной энергией Готье принялся выхаживать Ландри. Катрин и Беранже неотступно следили за тем, как юноша боролся за его жизнь, чаще всего призывая на помощь свою изобретательность. Медицина была бессильна облегчить страдания Ландри.
Эта борьба продолжалась до глубокой ночи. Монахи молились в разрушенной часовне о выздоровлении любимого настоятеля. Постепенно надежда таяла. Дыхание раненого прерывалось, сменяясь страшными хрипами, которые доводили Катрин до слез. Воспаленная кожа на лице становилась мертвенно-бледной, как будто дыхание смерти коснулось Ландри.
Несмотря на предпринятые усилия, новоявленному врачу не удалось пробудить и искорки жизни в измученном теле.
К утру стало ясно, что жизнь, которая еще теплилась быстро уходила, в чудо больше не верилось. Целыми часами Катрин просиживала у изголовья больного друга. Она стояла на коленях, держа в руках, словно хрупкую птичку, его большую натруженную руку и самозабвенно молила о нем.
Перед глазами Катрин промелькнуло детство, проведенное вместе с Ландри. В Париже они были соседями. Она вспомнила шум ювелирных лавочек, купание летом, походы на кухню, где аромат сладостей Жакетты Легуа или мамаши Пигасс перебивал запах рыбы. Она заново переживала игру в снежки и катания по льду Сены зимой, путешествие во все загадочные, манящие места большого города, куда их приводило любопытство. Катрин чувствовала, как со смертью Ландри в ней умирает маленькая девочка, какой она была когда-то. Никто теперь не вспомнить и не поговорить с ней об этом, и картины детства не вызовут больше улыбки…
— Все кончено, — произнес Готье охрипшим голосом, отставляя в сторону настой, которым он постоянно смачивал губы умирающего.
Отчаянный крик и рыдания вырвались из груди Катрин.
— Нет! Это несправедливо!
При звуке ее голоса Ландри вздохнул. Веки, которые казалось, налились свинцом, задрожали и с трудом приподнялись. Взгляд умирающего упал на Катрин. Обезображенные губы тронула улыбка.
— Он жив! — прошептал Ландри, испустив дух. Все было кончено. Озорной парижский мальчишка, потом рыцарь Великой Бургундской конницы, настоятель монастыря в Шатовилене отдал Богу свою открытую и честную Душу.
— Ландри! — повторяла она сквозь слезы. — Ландри! Почему, Боже мой, почему?
Эрменгарда силой подняла Катрин с колен, ласково прижала к своей груди.
— Пришел его час, и он о нем никогда бы не пожалел!
— Он умер из-за меня!
— Нет, он умер по воле Божьей, а может быть, и сам этого захотел. Такой душе, как у него, лишь мучение приносит избавление. Вы помнили Ландри ребенком, юношей, но не знали мужчину с его неутолимой жаждой совершенства. Я его знала. Он принимал от Бога самые страшные несчастья с благоговением, с готовностью бы отдал жизнь за своих братьев. Он почил вечным сном, но вы так же хорошо, как и я, знаете, что он умер счастливым, да, счастливым, так как его последние слова ободрили ту, кого он любил. Ваш супруг жив, и Ландри был рад вам это сообщить. Теперь же нам надо вернуть его святым братьям. Боже мой, что с вами?
Катрин вырвалась из рук графини, в глазах ее застыл ужас.
— Арно жив? Но как, где? Он по-прежнему в дружбе с этим дьяволом Робертом? О Эрменгарда, скажите же, что он был не с ним, что он не участвовал в этой пытке. Мысль о том, что он был одним из палачей моего бедного Ландри, невыносима!
— Не думайте так, госпожа Катрин! — прервал ее Беранже. — Вы лучше всех знаете сеньора Арно. Он грубый, жестокий, несдержанный — все что хотите, но он боится Бога и был всегда благородным, честным рыцарем. Думайте о том, что он жив, и не ищите повода его ненавидеть.
Катрин сквозь слезы улыбнулась пажу, так рьяно защищавшего своего господина, и промолчала в ответ. Ни за что на свете она не хотела бы поколебать эту юношескую веру и поделиться с ним своими сомнениями. Она больше не была уверена в том, что достаточно хорошо знала своего мужа.
Под гордым обликом Арно де Монсальви скрывался Кровавый злодей Гром. Еще два месяца назад она ни за что не поверила бы в это и скорее приняла бы мученическую смерть, чем допустила подобную мысль. Но нужно было считаться с реальностью. К тому же она знала, как слепо ревновал ее Арно к прошлому. То, что Ландри говорил о ней с оттенком нежности в голосе, могло превратить мужа во врага.
Ранним пасмурным утром Катрин лесом вернулась в Шатовилен. Радостное пение жаворонка сменилось печальным перезвоном колоколов. Катрин испытывала радость и тревогу. Позже она подумает об этом, а сейчас надо довольствоваться подарком судьбы, бесценным и вместе с тем устрашающим: Арно жив!
На этот раз друзьям пришлось пробираться к замку другим путем. Пожар погас. От нижнего города осталось лишь нагромождение обуглившихся развалин. Солдаты Эрмергарды уже принялись расчищать пепелище. Старой графине был невыносим вид разрухи, и перед тем как снова отправиться в монастырь, она дала соответствующие указания. Нужно было разобрать развалины, созвать убежавших в леса жителей и убедить их вернуться. Людей можно было разместить в служебных помещениях замка, если же места окажется недостаточно, то по приказу графини, как только солдаты расчистят площадку, будут натянуты походные палатки ее покойного супруга. Намечалось быстро восстановить несколько домов с помощью жителей верхнего города пострадавших при пожаре гораздо меньше. Для мадам Шатовилен почетный титул хозяйки замка не был пустым звуком.
По приезде в замок выяснилось, что сеньор де Baндeсс вернулся ни с чем. Находясь в скверном расположении духа, он повздорил с дворецким Шатовилена, который отвечал в отсутствие графини за безопасность замка. Необузданная ярость де Ванденеса столкнулась с ледяной вежливостью дворецкого. Отчетливо был слышен его голос: «В этом замке только госпожа Эрменгарда имеет право вершить суд и не посмеете прикоснуться к этому человеку до тех пор, пока ее не будет здесь».
Предметом спора послужил мужчина, обмотанный так количеством цепей, что его трудно было разглядеть. Кожаный колет пленного был в крови.
— Я иду! — воскликнула Эрменгарда, спешившись. В чем дело? Почему вы кричите на моего дворецкого барон?
— Мы привели бандита, — ответил Ванденес, — а он дает нам его допросить.
— Допросить? Мне казалось, что прежде всего должна восторжествовать справедливость. Может, вы хотите его прикончить?
— Я понимаю смысл слов, которые говорю, графиня. Я хотел бы допросить этого человека, а для этого мне нужна ваша комната пыток. У вас ведь она есть?
Хохот Эрменгарды был слышен даже в глубине двора. Это еще больше разозлило барона.
— Конечно, есть, и к тому же прекрасно оснащена. Настоящий музей ужасов! Она была гордостью предков моего покойного супруга. Всем этим так давно не пользовались, что я не советую пускать в дело проклятые приспособления, наполовину изъеденные ржавчиной. Вы должны были дать барону возможность попробовать их, Гано, добавила она, повернувшись к дворецкому, — я бьюсь об заклад, что это было бы забавно. Он явно себе что-нибудь сломал бы.
Отбросив в сторону всякую любезность, Ванденес гневно повел плечами — смех Эрменгарды был выше его понимания.
— Я полагал, что осада замка вас сделала менее мягкотелой, госпожа Эрменгарда! К тому же мне не требуется сложных инструментов. Несколько раскаленных углей да пара щипцов — вот и все!
У Катрин закружилась голова. Страшная смерть Ландри сделала ее еще более чувствительной, особенно, если речь шла о бессмысленных страданиях, причиняемых другим. При одном упоминании о пытке ей хотелось кричать.
— Когда же наконец люди перестанут истязать друг друга? — воскликнула она. — Вы задали хоть один вопрос этому человеку? И где вы его нашли?
Сеньор де Ванденес неохотно рассказал о своих приключениях:
— Отряд двинулся за Дворянчиком. Оставленные бандитами следы были глубокими и свежими, но вдруг оборвались, и тогда мы поняли, что попали в засаду. Преследователей уже давно поджидали. Роберт де Сарбрюк не из тех людей, кто позволяет безнаказанно следовать за собой по пятам. Нас было меньше, и он думал легко с нами расправиться, но не на тех нарвался. Мы потеряли одного воина, и мне удалось при отступлении прихватить вот этого.
— Иными словами, вы друг от друга ускользнули, — холодно заметила Катрин. — Однако вы мне обещали голову Дворянчика, сеньор…
Она подошла к пленному. Тот, связанный по рукам и ногам, лежал на лестнице лицом вниз.
Вдруг графиня де Монсальви упала на колени около раненого, подняла его голову. Она узнала одного из людей Арно по прозвищу Хромой, который помогал Готье ухаживать за ее супругом.
— Катрин, что вы делаете? — прошептала Эрменгарда. Молодая женщина ничего не ответила и гневно посмотрела на барона.
— Я знаю этого человека и сама допрошу его. Освободите его! — властно приказала она. Барон, сдвинув брови, возразил:
— Не думаете ли вы, что это…
— Это необходимо. Вы не видите, что он умирает? Вы надеетесь узнать что-то от трупа?
Не обращая внимания на Ванденеса, Готье уже разрубал цепи. Освобожденный пленник лежал на лестнице не шевелясь.
— Не хотите ли вы уложить его в постель? — прошипел Ванденес.
— Само собой разумеется. Эрменгарда, я вас прошу, прикажите двум солдатам перенести его в замок. Готье его осмотрит. Надеюсь, что я успею еще хоть что-то узнать.
Графиня де Шатовилен хорошо знала свою подругу, чтобы вступать с ней в спор, когда в ее глазах пылал воинственный огонь. Катрин была готова сразиться с целым замком, но спасти раненого разбойника. Вскоре два солдата и Готье унесли Хромого в одну из комнат крепости, о которую он и ему подобные сломали не один зуб.
Через час в часовне замка закончилась месса за упокой души брата Ландри. Катрин увидела Готье, поджидавшего ее на выходе. На ее вопросительный взгляд он ответил улыбкой.
— Спрашивают вас, госпожа Катрин.
— Меня?
— Ну да. Ваш подопечный плох, но не настолько, чтобы ничего не слышать. Он прекрасно знает, что обязан вам жизнью.
— До тех пор, пока его не повесят, — проворчал бесшумно приблизившийся де Ванденес. — Я тоже туда направляюсь…
Серые глаза конюха приобрели стальной оттенок.
— Только госпожа Катрин, — сухо заметил он. — Раненый хочет с ней поговорить, вам же он не скажет ни слова. К тому же он очень слаб для частых визитов.
Барон пробубнил что-то неодобрительное, развернулся и, сложив за спиной руки, направился к Эрменгарде.
Хромой лежал на груде подушек. Зеленый цвет полога подчеркивал мертвенную бледность его лица, казалось, ему недолго осталось мучиться.
Из-за легкого ранения груди, дыхание Хромого напоминало шорох листьев. При виде Катрин его взгляд оживился.
— Я просил вас прийти, чтобы поблагодарить, благородная госпожа, и узнать, почему вы меня спасли
— Это лишь отсрочка. Как только Готье вас вылечит, У вас есть все шансы попасть в руки того, кто мечтает как можно скорее вас повесить!
Хромой пожал огромными волосатыми плечами.
— Если это его развлечет, я не имею ничего против, но при условии, что он даст мне время примириться с Богом. Потом ваш барон может делать со мной все что угодно. Я довольно пожил. Он может сдирать с меня кожу по кусочкам, но я и рта не открою. Вы — другое дело… Вы можете спрашивать о чем хотите.
— Тогда расскажите мне о судьбе моего супруга. Где он сейчас? С Дворянчиком? Он его пленник?..
Как пушечное ядро крик пересек комнату, долетел до окна и каменной скамьи, где Катрин проводила долгие часы, потеряв счет времени. Она неподвижно сидела с закрытыми глазами, углубившись в поток приятных и грустных воспоминаний, остановить который была не в силах.
Больше всего молодую женщину мучили мысли о ее муже Арно. Тяжелораненый, он умирал в доме нотариуса. Монсальви оказался для нее недосягаем, хотя дом находился напротив.
У Катрин не было ни малейшей возможности узнать — жив ли еще он, невольный заложник Роберта де Сарбрюка, товарища по опасным приключениям, Дворянчика из Коммерси. Арно переодели в поношенное монашеское платье брата Ландри и в таком виде пронесли незамеченным в дом нотариуса. Ландри был незаменимым другом, так удачно ниспосланным самим Провидением на помощь Катрин в столь страшный час.
Удалось ли Ландри — в чем он поклялся — спасти жизнь, готовую вот-вот угаснуть? Выскользнув из рук Дворянчика и укрывшись в замке, Катрин не один раз заново пережила события последних месяцев: осаду Монсальви грабителями Жеводана, свой отъезд в Париж, куда она отправилась на поиски мужа, которому грозила гибель, и многое другое — заточение Арно в Бастилию, затем его побег усилия, которые она предприняла, чтобы вытащить его из беды… Потом ее вызвала в Шатовилен умирающая мать. И, наконец, этот ужасный сюрприз по приезде…
Катрин не удалось избавиться от того потрясения, которое пережила она, узнав, что предводитель головорезов по прозвищу Гром и Арно де Монсальви — одно и то же лицо, И в довершение — ссора между супругами, вызванная ревностью Арно, убежденного в том, что Катрин навещала в Шатовилене не мать, а своего бывшего любовника — герцога Бургундского. А до того, как Арно сразила стрела арбалета, он выгнал жену и поклялся убить ее, если та осмелится снова появиться в Монсальви. Все это было чудовищно глупо. Но мог ли гордый сеньор де Монсальви хладнокровно рассуждать? Одному Богу известно, во что бы превратилась прежняя любовь, если бы он был еще жив!
— Госпожа Катрин, — повторил нетерпеливо юношеский голос, — вы слышали? Пожар… — Он не успел закончить. Катрин встала, сбросив с себя оцепенение, румянец окрасил ее бледные щеки, жизненные силы возвращались к ней. Беранже облегченно вздохнул, заметив ее внимательный взгляд. Столько дней подряд он напрасно читал графине свои прекрасные поэмы, пел нежные песни, чтобы вызвать живую искорку в потухших фиалковых глазах!
Теперь в них было что-то похожее на ужас. Но Беранже де Рокморель предпочитал видеть свою хозяйку испуганной, но только не безразличной.
— Как пожар? — прошептала она. — Кто же поджег город ?
— Возможно, люди Дворянчика перед уходом отсюда. Они исчезли из нижнего города. Ни одного не видно, все вокруг пылает, кроме церкви.
Катрин выбежала из зала. Паж устремился за ней, успев заметить лишь шлейф платья, извивающийся по каменным ступеням, как черная змея. В мгновение ока оба оказались внизу. Двор замка походил на разбушевавшееся море. Солдаты сеньора де Ванденеса пришли на выручку Шатовилена. Но их отчаянные вылазки не смогли снять осаду города. Сейчас они спешно седлали лошадей. Пахло оружейной.
— И это для того, чтобы вы поджарили ему ноздри, да еще и сами сгорели. Еще чего не хватало! Если этот хвастун Ванденес что-то узнает, нам станет сразу же известно, — возразил конюх, не обращая внимания на нахмуренные брови своей госпожи.
— Мадам, я тотчас же привел бы коня, но сейчас вам ничем не удастся помочь деревне. Я думаю, что посетить ее можно будет не раньше, чем через час или два. Скоро останется лишь пепел.
— А что мы узнаем?
— О! Об этом нетрудно догадаться, — скромно заметил Беранже. — Мы все об этом думаем. Мы все желаем пойти в лес, в Монастырь добрых, чтобы узнать, вернулся ли брат Ландри. Ведь он единственный, кто может нам что-нибудь сообщить о судьбе сеньора Арно. Остается уповать на то, что эти злодеи не увели его с собой.
— Что бы ни случилось, Готье, — Катрин вздохнула, — я хотела, чтобы вы не обсуждали мои приказания. Я прекрасно понимаю, что со времени нашего приезда сюда я почти уничтожена, но все же не хочу, чтобы меня принимали за слабоумную.
Ее глаза были полны слез, и молодой Шазей в раскаянии бросился на колени.
— Никакая вы не слабоумная, просто слишком много страдали, а страх не уживается со здравым смыслом. Лучше доверьтесь нам, госпожа! Вы хорошо знаете, что мы спустились бы в ад, если бы это вернуло вашего супруга и принесло вам хоть чуточку счастья. Мужайтесь! Покончено с затворничеством и бездействием! Вы станете прежней и вскоре снова увидите своих детей, свои земли, своих слуг.
На этот раз она не смогла сдержать улыбки при виде горящих глаз юноши. Проявление чувств не было свойственно Готье, и, если это случалось, он сам об этом потом жалел.
Смущенная, но немного успокоенная, Катрин смотрела, как он убегает по дороге, карабкается по крутой каменной лестнице и исчезает в конюшне. Подавив вздох, она отвернулась и оперлась на руку Беранже.
— Ладно, оставим сеньора Готье в покое, — сказала она. Двор пустел. Рыцари тяжелой кавалерии покинули его последними. Они прошли по опущенному подъемному мосту, в проеме которого на фоне голубого неба виднелась страшная спираль черного дыма. На крыльце, подбоченясь, стояла госпожа Эрменгарда и смотрела, как медленно исчезали знамена де Ванденеса. Она повернулась к подошедшей подруге и воскликнула:
— Можно найти занятие и поинтереснее, чем ткать гобелен. А не отправиться ли нам к брату Ландри? Через реку мы переправимся. Что вы на это скажете?
— Вы, как всегда, правы…
Некоторое время спустя обе графини переправились через реку и с упоением погрузились во влажную свежее! старого галльского леса, благоухающего осенними ароматами. После недавнего пекла он напоминал животворны источник, где восстанавливались силы и светлела душ. По мере того как конь прокладывал дорогу по ковру и трав и цветов, иногда задевая розовую шляпку гриба, Катрин чувствовала, как тело освобождается от удушающего панциря, сковывающего ее все эти бесконечны недели.
Не без удивления она заметила, что друзья обращались с ней с такими предосторожностями, вниманием и жалостью как будто ухаживали за тяжелобольной. Мучительный длился месяц. Ей же казалось, что ее заключение в замке Шатовилен длилось целую вечность. Жизнь брал свое. У Катрин оставалась слабая надежда узнать о судьбу Арно.
Маленький монастырь добрых был освещен солнцем его серые нагретые камни, казалось, впитывали аромат мять и мелиссы, разлитый в воздухе. Тихий колокольный звон доносился из нижней колокольни и растворялся в зеленоватой воде Ожена. Лишь пение птиц и плеск воды нарушал тишину этого райского уголка. Покой и молитва возносила его над людьми, которые воевали, сея разрушения и смерть Спрыгнув с лошади, Катрин дернула за веревку, висящую вдоль наспех укрепленной двери. Раздался звон колокольчика. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге появился огромный волосатый человек, похожий на медведя, одетой в монашеское платье. Лицо его, кроме носа и недоверчивых глаз, было скрыто под пучками рыжей шерсти. Волосы торчали из-под воротника, покрывали тыльную сторону огромных ладоней.
— Что вам угодно? — произнес он без излишней любезности удивительно мелодичным голосом.
Хрипловатый басок графини Эрменгарды прозвучал в ответ:
— Ну, брат Обэр, открой, наконец, дверь. Мы хотим лишь увидеть вашего настоятеля. Отец Ландри здесь, не так ли? Я полагаю, он возвратился?
Монах сразу оживился, лицо его исказила гримаса, которая в темноте могла сойти за улыбку.
— Господи Исусе! Госпожа Эрменгарда! Госпожа Эрмегарда собственной персоной! Извините меня, графиня, но я вас сразу не узнал.
— У вас ухудшается зрение, брат мой, так как я вроде и не похудела. Итак, где настоятель?
Улыбка исчезла с лица монаха, и он едва не плача, проговорил:
— Так, госпожа Эрменгарда, он здесь! Но в каком состоянии! Не думаю, чтобы даже вам следовало это видеть.
Катрин спрыгнула с лошади и подошла ближе. Тревога снова овладела ею.
— Господи! Брат Ландри умер? Я вас умоляю, брат мой, скажите нам правду!
— Нет, но у брата Пласида, ухаживающего за ним, не осталось надежды.
— Как это случилось?
Брат Обэр яростно затряс своей гривой, похожей на заросшую поляну.
— Конечно, все из-за этих проклятых собак. Вчера они пришли сюда пополнить свои запасы и взломали дверь. Когда бандиты ушли, мы нашли у порога тело нашего настоятеля. Они привязали его к хвосту лошади и волокли за собой! — При этом воспоминании монах действительно расплакался, но Готье прервал его:
— Тем более нам надо его увидеть! Я немного понимаю в медицине…
— Да? Тогда входите. Боже мой! Если бы оставалась хоть какая-то надежда, даже самая маленькая!
Посетители последовали за братом Обэром. Они увидели разоренный двор. Монастырь выглядел так, как после стихийного бедствия: окна и двери были разрушены, на стенах виднелись черные дымящиеся потеки. Горстка монахов, привлеченная шумом, являла собой жалкое зрелище. Все были неумело перевязаны.
Но Катрин заметила немногое. Все ее помыслы были устремлены к старому другу, который когда-то помог ей, рискуя собственной жизнью. Мысль о том, что он умрет из-за того, что их дороги вновь пересеклись, была невыносима.
У Катрин до боли сжалось сердце, когда она увидела его на узкой дощатой лежанке, покрытой соломой. Старое одеяло едва прикрывало изуродованное тело. Маленький кругленький монах, встав у изголовья на колени, накладывал на распухшее лицо раненого повязки из свежих трав. Ландри, не шевелясь, лежал с закрытыми глазами, руки со следами от веревок были скрещены на груди. Из-под разорванной сутаны виднелись грубые повязки из трав, которые вызвал у госпожи Эрменгарды приступ тошноты.
— О Боже, что с ним стало! — пробормотала она. — И если я правильно понимаю, здесь больше нечем ему помочь.
— Грабители все забрали, — смущенно ответил Обэр, даже запас корпии и мази брата Пласида. У нас нет ничего кроме лесных трав!
Эрменгарда вышла и в сопровождении конюха и Беранже отправилась в Шатовилен, пообещав привезти оттуда необходимое для монастыря.
Катрин принялась было ухаживать за своим другом, но Готье потихоньку оттеснил ее в сторону.
— Позвольте мне, госпожа Катрин! Я хочу его осмотреть. — И добавил:
— Брат Пласид поможет мне, — на что тот одобрительно кивнул головой.
— Он будет жить?
— Он еще жив, а это немало. Кажется, он дышит без особых усилий, — больше я пока ничего не могу сказать. Вы прекрасно понимаете, что я сделаю все возможное, но, к сожалению, — смущенно заметил бывший студент, — у меня нет знаний, которыми обладают арабские и еврейские врачеватели.
Врач-араб! Во время вынужденной прогулки вокруг монастыря Катрин вспомнила о своем старом друге Абу-аль-Хайре, докторе из Гранады. Это был человек-легенда, мудрость и ученость которого одинаково исцеляли и тело и душу. Восхищаться сыном ислама под сводами христианского монастыря? Но это не показалось Катрин святотатством: для добрых людей все двери открыты. Абу умел найти слова утешения так же, как христианин, а может, даже и лучше.
Внезапно Катрин почувствовала огромное желание увидеть его снова. Несмотря на внимание и заботу, которыми окружили ее верные друзья, она никогда еще не чувствовала себя столь одинокой. Если Ландри умрет, она ничего не узнает о судьбе Арно. Никто не скажет — жив он или тело его уже начало разлагаться, едва прикрытое землей. Смерть Ландри была для Катрин двойной потерей, и она не могла не упрекнуть себя за эти мысли.
Появление Готье отвлекло ее от тягостных размышлений, Юноша был так мрачен и озабочен, что Катрин не могла этого не заметить.
— Ну что?
— Трудно сказать. Я бы очень удивился, если бы у него хоть одна косточка оказалась целой. Эти звери его не пощадили.
— Он в сознании?
— К счастью, нет. Так он меньше страдает. Почему? Но почему они это сделали?! воскликнул он в бешенстве— И почему именно теперь? Прошло больше месяца, как он помог нам вырваться из лап Дворянчика.
— Вы считаете, они должны были замучить его еще раньше? — резко прервала его Катрин.
— Если следовать логике, это так. Не сердитесь, госпожа Катрин, попытайтесь меня понять. Я ищу разумное объяснение этому несчастью. Я думаю, не мы являемся причиной случившегося. Если бы де Сарбрюк хотел расквитаться с ним за наш побег, он убил бы его тотчас же, на месте. Я должен вам признаться, что с момента нашего приезда в замок госпожи Эрменгарды я не пропустил ни одного рассвета. Я вставал и бежал на дорогу. Всматриваясь в противоположный берег, я каждый раз боялся увидеть его труп на одном из деревьев или медленно плывущим по реке. Время прошло, и мои страхи улеглись.
— Вы хотите найти объяснение проявлению бессмысленной жестокости? — возмутилась Катрин. — — Роберт де Сарбрюк — дьявол, мучающий и убивающий людей для собственного удовольствия.
— … но он до сих пор проявлял определенное уважение к церкви. Я имею в виду, что он воздерживался от убийства ее служителей, хотя, конечно, этим его уважение и ограничивалось. Если он решился так страшно отомстить слуге Божьему, значит-либо он сошел с ума, либо этому есть другое объяснение!
Катрин недоверчиво покачала головой. К этому времени во главе обоза из мулов и нагруженных телег вернулась Эрменгарда. Этих запасов хватило бы для целой деревни. Эрменгарда согласилась с Готье: пытка, которой подвергли Ландри, была чем-то вызвана.
— К сожалению, несчастный не в состоянии ответить на наш вопрос! грустно заключила она.
С удвоенной энергией Готье принялся выхаживать Ландри. Катрин и Беранже неотступно следили за тем, как юноша боролся за его жизнь, чаще всего призывая на помощь свою изобретательность. Медицина была бессильна облегчить страдания Ландри.
Эта борьба продолжалась до глубокой ночи. Монахи молились в разрушенной часовне о выздоровлении любимого настоятеля. Постепенно надежда таяла. Дыхание раненого прерывалось, сменяясь страшными хрипами, которые доводили Катрин до слез. Воспаленная кожа на лице становилась мертвенно-бледной, как будто дыхание смерти коснулось Ландри.
Несмотря на предпринятые усилия, новоявленному врачу не удалось пробудить и искорки жизни в измученном теле.
К утру стало ясно, что жизнь, которая еще теплилась быстро уходила, в чудо больше не верилось. Целыми часами Катрин просиживала у изголовья больного друга. Она стояла на коленях, держа в руках, словно хрупкую птичку, его большую натруженную руку и самозабвенно молила о нем.
Перед глазами Катрин промелькнуло детство, проведенное вместе с Ландри. В Париже они были соседями. Она вспомнила шум ювелирных лавочек, купание летом, походы на кухню, где аромат сладостей Жакетты Легуа или мамаши Пигасс перебивал запах рыбы. Она заново переживала игру в снежки и катания по льду Сены зимой, путешествие во все загадочные, манящие места большого города, куда их приводило любопытство. Катрин чувствовала, как со смертью Ландри в ней умирает маленькая девочка, какой она была когда-то. Никто теперь не вспомнить и не поговорить с ней об этом, и картины детства не вызовут больше улыбки…
— Все кончено, — произнес Готье охрипшим голосом, отставляя в сторону настой, которым он постоянно смачивал губы умирающего.
Отчаянный крик и рыдания вырвались из груди Катрин.
— Нет! Это несправедливо!
При звуке ее голоса Ландри вздохнул. Веки, которые казалось, налились свинцом, задрожали и с трудом приподнялись. Взгляд умирающего упал на Катрин. Обезображенные губы тронула улыбка.
— Он жив! — прошептал Ландри, испустив дух. Все было кончено. Озорной парижский мальчишка, потом рыцарь Великой Бургундской конницы, настоятель монастыря в Шатовилене отдал Богу свою открытую и честную Душу.
— Ландри! — повторяла она сквозь слезы. — Ландри! Почему, Боже мой, почему?
Эрменгарда силой подняла Катрин с колен, ласково прижала к своей груди.
— Пришел его час, и он о нем никогда бы не пожалел!
— Он умер из-за меня!
— Нет, он умер по воле Божьей, а может быть, и сам этого захотел. Такой душе, как у него, лишь мучение приносит избавление. Вы помнили Ландри ребенком, юношей, но не знали мужчину с его неутолимой жаждой совершенства. Я его знала. Он принимал от Бога самые страшные несчастья с благоговением, с готовностью бы отдал жизнь за своих братьев. Он почил вечным сном, но вы так же хорошо, как и я, знаете, что он умер счастливым, да, счастливым, так как его последние слова ободрили ту, кого он любил. Ваш супруг жив, и Ландри был рад вам это сообщить. Теперь же нам надо вернуть его святым братьям. Боже мой, что с вами?
Катрин вырвалась из рук графини, в глазах ее застыл ужас.
— Арно жив? Но как, где? Он по-прежнему в дружбе с этим дьяволом Робертом? О Эрменгарда, скажите же, что он был не с ним, что он не участвовал в этой пытке. Мысль о том, что он был одним из палачей моего бедного Ландри, невыносима!
— Не думайте так, госпожа Катрин! — прервал ее Беранже. — Вы лучше всех знаете сеньора Арно. Он грубый, жестокий, несдержанный — все что хотите, но он боится Бога и был всегда благородным, честным рыцарем. Думайте о том, что он жив, и не ищите повода его ненавидеть.
Катрин сквозь слезы улыбнулась пажу, так рьяно защищавшего своего господина, и промолчала в ответ. Ни за что на свете она не хотела бы поколебать эту юношескую веру и поделиться с ним своими сомнениями. Она больше не была уверена в том, что достаточно хорошо знала своего мужа.
Под гордым обликом Арно де Монсальви скрывался Кровавый злодей Гром. Еще два месяца назад она ни за что не поверила бы в это и скорее приняла бы мученическую смерть, чем допустила подобную мысль. Но нужно было считаться с реальностью. К тому же она знала, как слепо ревновал ее Арно к прошлому. То, что Ландри говорил о ней с оттенком нежности в голосе, могло превратить мужа во врага.
Ранним пасмурным утром Катрин лесом вернулась в Шатовилен. Радостное пение жаворонка сменилось печальным перезвоном колоколов. Катрин испытывала радость и тревогу. Позже она подумает об этом, а сейчас надо довольствоваться подарком судьбы, бесценным и вместе с тем устрашающим: Арно жив!
На этот раз друзьям пришлось пробираться к замку другим путем. Пожар погас. От нижнего города осталось лишь нагромождение обуглившихся развалин. Солдаты Эрмергарды уже принялись расчищать пепелище. Старой графине был невыносим вид разрухи, и перед тем как снова отправиться в монастырь, она дала соответствующие указания. Нужно было разобрать развалины, созвать убежавших в леса жителей и убедить их вернуться. Людей можно было разместить в служебных помещениях замка, если же места окажется недостаточно, то по приказу графини, как только солдаты расчистят площадку, будут натянуты походные палатки ее покойного супруга. Намечалось быстро восстановить несколько домов с помощью жителей верхнего города пострадавших при пожаре гораздо меньше. Для мадам Шатовилен почетный титул хозяйки замка не был пустым звуком.
По приезде в замок выяснилось, что сеньор де Baндeсс вернулся ни с чем. Находясь в скверном расположении духа, он повздорил с дворецким Шатовилена, который отвечал в отсутствие графини за безопасность замка. Необузданная ярость де Ванденеса столкнулась с ледяной вежливостью дворецкого. Отчетливо был слышен его голос: «В этом замке только госпожа Эрменгарда имеет право вершить суд и не посмеете прикоснуться к этому человеку до тех пор, пока ее не будет здесь».
Предметом спора послужил мужчина, обмотанный так количеством цепей, что его трудно было разглядеть. Кожаный колет пленного был в крови.
— Я иду! — воскликнула Эрменгарда, спешившись. В чем дело? Почему вы кричите на моего дворецкого барон?
— Мы привели бандита, — ответил Ванденес, — а он дает нам его допросить.
— Допросить? Мне казалось, что прежде всего должна восторжествовать справедливость. Может, вы хотите его прикончить?
— Я понимаю смысл слов, которые говорю, графиня. Я хотел бы допросить этого человека, а для этого мне нужна ваша комната пыток. У вас ведь она есть?
Хохот Эрменгарды был слышен даже в глубине двора. Это еще больше разозлило барона.
— Конечно, есть, и к тому же прекрасно оснащена. Настоящий музей ужасов! Она была гордостью предков моего покойного супруга. Всем этим так давно не пользовались, что я не советую пускать в дело проклятые приспособления, наполовину изъеденные ржавчиной. Вы должны были дать барону возможность попробовать их, Гано, добавила она, повернувшись к дворецкому, — я бьюсь об заклад, что это было бы забавно. Он явно себе что-нибудь сломал бы.
Отбросив в сторону всякую любезность, Ванденес гневно повел плечами — смех Эрменгарды был выше его понимания.
— Я полагал, что осада замка вас сделала менее мягкотелой, госпожа Эрменгарда! К тому же мне не требуется сложных инструментов. Несколько раскаленных углей да пара щипцов — вот и все!
У Катрин закружилась голова. Страшная смерть Ландри сделала ее еще более чувствительной, особенно, если речь шла о бессмысленных страданиях, причиняемых другим. При одном упоминании о пытке ей хотелось кричать.
— Когда же наконец люди перестанут истязать друг друга? — воскликнула она. — Вы задали хоть один вопрос этому человеку? И где вы его нашли?
Сеньор де Ванденес неохотно рассказал о своих приключениях:
— Отряд двинулся за Дворянчиком. Оставленные бандитами следы были глубокими и свежими, но вдруг оборвались, и тогда мы поняли, что попали в засаду. Преследователей уже давно поджидали. Роберт де Сарбрюк не из тех людей, кто позволяет безнаказанно следовать за собой по пятам. Нас было меньше, и он думал легко с нами расправиться, но не на тех нарвался. Мы потеряли одного воина, и мне удалось при отступлении прихватить вот этого.
— Иными словами, вы друг от друга ускользнули, — холодно заметила Катрин. — Однако вы мне обещали голову Дворянчика, сеньор…
Она подошла к пленному. Тот, связанный по рукам и ногам, лежал на лестнице лицом вниз.
Вдруг графиня де Монсальви упала на колени около раненого, подняла его голову. Она узнала одного из людей Арно по прозвищу Хромой, который помогал Готье ухаживать за ее супругом.
— Катрин, что вы делаете? — прошептала Эрменгарда. Молодая женщина ничего не ответила и гневно посмотрела на барона.
— Я знаю этого человека и сама допрошу его. Освободите его! — властно приказала она. Барон, сдвинув брови, возразил:
— Не думаете ли вы, что это…
— Это необходимо. Вы не видите, что он умирает? Вы надеетесь узнать что-то от трупа?
Не обращая внимания на Ванденеса, Готье уже разрубал цепи. Освобожденный пленник лежал на лестнице не шевелясь.
— Не хотите ли вы уложить его в постель? — прошипел Ванденес.
— Само собой разумеется. Эрменгарда, я вас прошу, прикажите двум солдатам перенести его в замок. Готье его осмотрит. Надеюсь, что я успею еще хоть что-то узнать.
Графиня де Шатовилен хорошо знала свою подругу, чтобы вступать с ней в спор, когда в ее глазах пылал воинственный огонь. Катрин была готова сразиться с целым замком, но спасти раненого разбойника. Вскоре два солдата и Готье унесли Хромого в одну из комнат крепости, о которую он и ему подобные сломали не один зуб.
Через час в часовне замка закончилась месса за упокой души брата Ландри. Катрин увидела Готье, поджидавшего ее на выходе. На ее вопросительный взгляд он ответил улыбкой.
— Спрашивают вас, госпожа Катрин.
— Меня?
— Ну да. Ваш подопечный плох, но не настолько, чтобы ничего не слышать. Он прекрасно знает, что обязан вам жизнью.
— До тех пор, пока его не повесят, — проворчал бесшумно приблизившийся де Ванденес. — Я тоже туда направляюсь…
Серые глаза конюха приобрели стальной оттенок.
— Только госпожа Катрин, — сухо заметил он. — Раненый хочет с ней поговорить, вам же он не скажет ни слова. К тому же он очень слаб для частых визитов.
Барон пробубнил что-то неодобрительное, развернулся и, сложив за спиной руки, направился к Эрменгарде.
Хромой лежал на груде подушек. Зеленый цвет полога подчеркивал мертвенную бледность его лица, казалось, ему недолго осталось мучиться.
Из-за легкого ранения груди, дыхание Хромого напоминало шорох листьев. При виде Катрин его взгляд оживился.
— Я просил вас прийти, чтобы поблагодарить, благородная госпожа, и узнать, почему вы меня спасли
— Это лишь отсрочка. Как только Готье вас вылечит, У вас есть все шансы попасть в руки того, кто мечтает как можно скорее вас повесить!
Хромой пожал огромными волосатыми плечами.
— Если это его развлечет, я не имею ничего против, но при условии, что он даст мне время примириться с Богом. Потом ваш барон может делать со мной все что угодно. Я довольно пожил. Он может сдирать с меня кожу по кусочкам, но я и рта не открою. Вы — другое дело… Вы можете спрашивать о чем хотите.
— Тогда расскажите мне о судьбе моего супруга. Где он сейчас? С Дворянчиком? Он его пленник?..