Бенцони Жюльетта. Роза Йорков (Хромой из Варшавы)

   - Да нет, никакой особой важности. Язык опередил мысли, только и всего. Просто я вспомнил, что в Варшаве, где я впервые встретил графиню Солманскую, она часто виделась с неким Ладиславом и, по-видимому, была им увлечена. Фамилии его, на которой как раз можно язык сломать, я не запомнил, прибавил он со своей самой обольстительной улыбкой.
   - Не мучьте себя, не старайтесь вспомнить, милый друг, - снисходительно сказала герцогиня, похлопав Альдо лорнетом по рукаву. - Это все такие мелочи! Поляки - невозможный народ, и мой бедный Эрик поступил бы куда разумнее, оставшись холостяком, что подходило к нему как нельзя лучше.
   А теперь я советую вам оставить чашку, в которой вы мешаете чай вот уже четверть часа. Полагаю, пить это уже нельзя.
   Так оно и было. Альдо попросил принести ему другую чашку, извинившись за свою рассеянность, и разговор вновь вернулся к египетским ожерельям. Прощаясь после чая, друзья получили от старой дамы приглашение навещать ее без церемоний в ее доме на Портленд-плейс - пропуск, который дорогого стоил.
   - Не стоит этим пренебрегать! - воскликнул Адальбер, проводив обеих дам к машине. - Кого там только не встретишь! А это может оказаться не только любопытным, но и полезным. Кстати, что у нас намечено на сегодняшний вечер?
   - Располагай им по своему усмотрению. Что касается меня, то я предпочел бы лечь пораньше. Путешествие в поезде измотало меня.
   - И поэтому ты предпочитаешь не болтать, а размышлять, не так ли?
   - Именно так. То, что поведала нам графиня, меня совсем не радует.
   - Можно подумать, ты не знаешь женщин! В общем, я не огорчу тебя, оставив в одиночестве?
   - Нисколько! Я хотел бы обдумать кое-что из того, что слышал за чаем. А ты побежишь по девочкам? - осведомился Альдо с характерной усмешкой.
   - Нет, по пивным Флит-стрит <На Флит-стрит в Лондоне находятся редакции самых крупных газет, - Прим, автора.>. Тамошний люд всегда изнывает от жажды, а мне пришло в голову, что нам с тобой недостает знакомств в мире прессы. Может быть, мне удастся обрести там какого-нибудь друга детства, который не сможет отказать в нужной нам информации. Мне показалось, что газеты в последнее время стали чересчур уж скрытны. Как-никак, существуют же анонимные письма, касающиеся "Розы Йорков", - и я думаю, из них можно кое-что почерпнуть.
   - Если тебе удастся узнать новые подробности относительно смерти Эрика Фэррэлса, буду тебе очень благодарен.
   - - Представь себе, это я тоже имел в виду!
   Глава 2
   ЭКЗОТИЧЕСКАЯ ПТИЦА
   Адальбер Видаль-Пеликорн затянул пояс своего плаща так, будто собирался перерезать себя надвое, поднял воротник, втянул голову в плечи и проворчал:
   - Никогда не думал, что сделаться другом детства газетчика не первой величины стоит так дорого! Мы обошли с полдюжины пивных, не считая обеда, которым он хотел угостить меня непременно у "Гренадера" и, разумеется, за мой счет! - обедом, которым герцог Веллингтон угощал своих офицеров: говядина в эле, картошка в мундире с маслом и хреном и на десерт пирог с яблоками и ежевика со сливками. И это не считая пива, которое он пил литрами! Он просто выпотрошил меня, негодяй!
   - Если тебя это утешит, я могу разделить с тобой расходы, и это будет только справедливо, - не без иронии предложил Морозини.
   - Но у этого парня есть и свои хорошие стороны. Например, он обожает Шекспира и каждые полминуты выдает тебе по цитате. Нет, он столь же любопытен, сколь и невоздержан в питье...
   Друзья спускались по Пиккадилли в направлении к Олд-Бонд-стрит, где находился ювелирный магазин Джорджа Хэррисона. Пройдет еще два-три часа, и алмаз, из-за которого было изведено столько чернил, отправится в путь: в начале двенадцатого бронированная машина с полицейским нарядом переправит его к Сотби на Нью-Бонд-стрит, иными словами, на сотню метров дальше, где он и будет дожидаться торгов.
   Аукцион состоится завтра.
   Погода стояла отнюдь не прогулочная, однако на улицах было полно народу. Обычная для Лондона изморось не в силах была загнать под крыши людей, которые за долгие века притерпелись к любым превратностям погоды. Черные шелковые купола в мгновение ока раскрывшихся зонтиков, которым не было числа, плавной волной текли вдоль улицы насколько хватал глаз, будто стадо тонкорунных овец. Ни Альдо, ни его друг никогда не брали с собой зонтов, считая их слишком громоздкими, и предпочитали плащи и каскетки из фирменной мастерской.
   - И что же он знает, твой новоиспеченный друг детства? поинтересовался Альдо. - И как, кстати, его зовут?
   - Бертрам Кутс, репортер из "Ивнинг Мэйл". Полагаю, что пока он специализируется на попавших под машину собаках, и это справедливо, потому что он и сам похож на спаниеля, у него такие же длинные уши и он весьма пронырлив. По правде сказать, мне повезло, что я напал на него.
   - И как же это произошло?
   - Случайно. Я зашел выпить стаканчик в одно заведение на Флит-стрит и стал свидетелем небольшой разборки между хозяином и Бертрамом. Речь шла, как нетрудно догадаться, о долге, оплата которого несколько затянулась, а поскольку наш друг был уже под хмельком, то разговор только запутывался.
   Вскоре подошел еще один тип, некто Питер, который, как я понял, тоже работает в "Ивнинг Мэйл", но печатается на первых полосах. Бертрам, желавший еще выпить, попросил ссудить его несколькими монетами. Но тот довольно пренебрежительно отказал, явно ни во что Бертрама не ставя. Оскорбившись, тот заявил: "Напрасно ты так со мной! Вот посмотришь, как я утру тебе нос в деле Фэррэлс!" Питер только посмеялся над ним, выпил свою кружку пива, и, как только он ушел, на сцене появился ваш покорный слуга. Я представился Бертраму как его коллега из Франции, приехавший в Лондон ради аукциона Сотби, и прибавил, что имел счастье видеться с ним несколько месяцев назад в Вестминстере, куда журналистский корпус был приглашен на бракосочетание принцессы Марии. Ты прекрасно понимаешь, что Бертраму и во сне не могло присниться присутствовать при событии такой важности, но он был польщен. После чего я заплатил его долг и предложил ему пообедать. Остальное ты знаешь.
   - Как раз остального я и не знаю! Твоему журналисту и впрямь известно что-то важное о смерти Фэррэлса?
   - Безусловно, но не так-то легко было из него это вытянуть. Даже пьяный в стельку Бертрам Кутс продолжал цепляться за свою маленькую тайну, как собака за кость. Чтоб уломать его, я пообещал, что расскажу ему все, что узнаю об алмазе, и, разумеется, это не оставило его равнодушным. Поток анонимных писем захлестывает их газету точно так же, как и все остальные. Кстати, среди них немало угрожающих, суть которых сводится к тому, что если алмаз не снимут с торгов, то прольется кровь...
   - Очень любопытно, однако...
   Альдо замолчал. Фешенебельная улица, которая еще несколько секунд назад была просто оживленной, превратилась вдруг в настоящий людской водоворот. Центром его был магазин, чей скромный внешний вид и строгая старинная отделка, выдержанная в классическом британском стиле, не могли тем не менее скрыть его истинной роскоши - это был один из самых крупных ювелирных магазинов на Олд-Бонд-стрит.
   Из толпы послышались крики, а затем полицейские свистки. Все уличные зеваки ринулись туда.
   - Без сомнения, это магазин Хэррисона! - воскликнул Морозини, прекрасно знавший эту улицу. - Похоже, там произошло что-то серьезное.
   Друзья стали пробиваться сквозь толпу, не слишком стесняясь в средствах - наступая кому-то на ноги, активно работая локтями, расталкивая и тесня соседей, чем навлекли на себя поток брани. Однако результат стоил затраченных усилий - через несколько минут Альдо и Адальбер стояли у дверей магазина, вход в который загораживал дюжий полицейский.
   - Я - представитель прессы! - заявил Адальбер, размахивая журналистским удостоверением, немало удивив этим своего товарища.
   - Хотел бы я знать, где ты его раздобыл, - прошептал Альдо на ухо своему приятелю.
   Однако как бы там ни было, но пропуск, фальшивый или настоящий, не возымел желаемого действия.
   - Сожалею, сэр. Но я не могу вас пропустить. С минуты на минуту прибудут представители власти.
   - Я могу понять, почему вы не пускаете журналистов, - сказал Альдо со своей обезоруживающей ослепительной улыбкой, - но я друг Джорджа Хэррисона, и он назначил мне встречу. Мы с ним коллеги и...
   - Сожалею, сэр. Ничем не могу помочь.
   - Позвольте мне по крайней мере поговорить с мисс Прайс, секретаршей.
   - Нет, сэр. Вы не увидите никого до тех пор, пока не прибудут из Скотленд-Ярда.
   - Но скажите по крайней мере, что произошло?!
   Лицо полисмена приняло суровое выражение, как будто к нему обратились с неприличным предложением. Взгляд из-под каски устремился вдаль над головами собеседников и затерялся где-то в конце бурлящей от столпотворения улицы.
   И тут же Морозини услышал за спиной шепот:
   - Я кое-что видел, и поскольку вы, черт побери, дали мне хороший совет прийти к Хэррисону к одиннадцати, то уж вам-то я расскажу, в чем там дело.
   Обернувшись, Альдо заметил Видаль-Пеликорна, тихо .разговаривавшего с коротышкой в потертой фетровой шляпе, и понял, что это и есть незадачливый репортер из "Ивнинг Мэйл".
   У невысокого и довольно упитанного репортера было тем не менее вытянутое лицо, в самом деле напоминавшее печального спаниеля, а длинные, почти до плеч, волосы только усиливали это сходство. Рассказывая о своем новом приятеле, Адальбер не упомянул о его возрасте, и Альдо решил, что речь идет о потасканном, видавшем виды завсегдатае баров, а между тем репортер оказался совсем еще молодым человеком.
   - И что же вы видели, дружище Бертрам? - спрашивал Адальбер. - Говорите без стеснений, это князь Морозини, мой близкий друг, о котором я вам уже говорил.
   Сметливые карие глаза газетчика мигом оценили по достоинству горделивую фигуру венецианца.
   - "Думай прежде, чем говорить, и взвешивай прежде, чем действовать", процитировал он, назидательно подняв палец, и уточнил:
   - Монолог Полония, "Гамлет", акт первый, сцена третья! Но я думаю, что я целиком и полностью могу быть откровенным с вами.
   - Я предупреждал тебя, что на две трети речь нашего друга состоит из цитат великого Вильяма, - произнес Адальбер. - И все-таки я позволю себе повторить свой вопрос: что же вы видели, дружище?
   - Отойдем в сторонку, - предложил Бертрам, увлекая их за собой, к великой радости остальных зевак. - Когда я подошел, здесь стояли две машины, обе черного цвета - благородный "Роллс-Ройс", хотя и несколько устаревший, но в отличном состоянии, и рядом громоздкий "Даймлер", куда более новый. И почти сразу же я увидел, как из магазина выходит старая леди в глубоком трауре, поддерживаемая сиделкой. Леди, наверное, побежала бы, если бы ей позволили ее больные ноги. Она выкрикивала что-то нечленораздельное, и вид у нее был смертельно испуганный. Испугана, казалось, была и сиделка, хоть и старалась сохранить хладнокровие.
   Сиделка буквально запихнула хозяйку в "Роллс-Ройс", не дав шоферу времени выйти и открыть дверцу, и крикнула ему, чтобы он немедленно трогался. Машина умчалась на такой скорости, будто за ней гнались по пятам. Погодите, это еще не все, - прибавил репортер, видя изумленные взгляды друзей. - Прошло несколько секунд, и из магазина выбежали двое мужчин. Два очень хорошо, по-европейски одетых азиата. Они столь же стремительно сели в "Даймлер", который мгновенно тронулся с места, а из магазина в это время послышались ужасные, просто душераздирающие крики. Они привлекли внимание двух полисменов, которые утюжат тут тротуар и днем и ночью, те вошли в магазин, и я хотел было войти вслед за ними, но меня прогнали, несмотря на то что "в любой охоте самый страстный тот..."
   Как ураган, подлетели две полицейские машины и прервали цитату из "Венецианского купца", однако Бертрам Кутс тут же заговорил снова:
   - Смотрите-ка, вот и власти! И немалых чинов! Начальник полиции Уоррен и с ним его вечная тень инспектор Пойнтер. Асы криминалистики! Я предполагал ограбление, но, похоже, тут пахнет кровью. Позвольте! Мне надо приниматься за дело. Увидимся позже! Ну, хотя бы в "Черном монахе".
   Это...
   Он не успел договорить и мгновенно растворился в толпе, которая стала еще плотнее, чем прежде.
   - Ничего, я прекрасно знаю, где это, - сказал Адальбер. - Прошлой ночью он меня и туда водил, но успел уже позабыть. Однако если даже он рассказал нам все, что знает, этой информации ему вполне хватит, чтобы утереть нос коллегам...
   Морозини не ответил: он следил взглядом за двумя высокопоставленными полицейскими, которые входили в магазин.
   Ему пришло в голову, что таким лучше не попадаться в лапы, но, к несчастью, именно это и произошло с Анелькой...
   Внешним видом Гордон Уоррен напоминал доисторическую птицу - высокий, костистый, лысый, с круглыми желтыми глазами и пристальным подозрительным взглядом. Видавшая виды пелерина серо-желтого цвета, что свисала с узких плеч подобно перепончатым крыльям, довершала сходство. Выражение его гладко выбритого лица с тонкими губами и жесткими складками у рта не предвещало никакого снисхождения и сострадания. Начальник полиции словно был олицетворением самого Закона, всевидящего и несгибаемого.
   Рядом с этой впечатляющей фигурой инспектор Джим Пойнтер совершенно терялся, несмотря на свои внушительные габариты. В лице его со срезанным подбородком и выступающими вперед резцами было что-то заячье, и когда он трусил вслед за своим шефом, как, например, сейчас, то имел вид охотника, возвращающегося с охоты с добычей.
   Уоррен вышел из магазина, и толпу зевак смяла нахлынувшая волна газетчиков, примчавшихся сразу же вслед за полицией. Надо сказать, что Бертрам Кутс мужественно пробился в первый ряд. Шумная ватага обступила начальника полиции, засыпая его вопросами, но он одним властным жестом усмирил бушующие страсти.
   - Я мало что могу сказать вам, господа репортеры, - произнес он, - и моя настоятельная просьба не вмешиваться в расследование, которое в силу многих обстоятельств требует деликатности.
   - Не преувеличивайте, шеф! - крикнул кто-то из толпы. - Вы уже обвели нас вокруг пальца со смертью Эрика Фэррэлса. У вас неделикатных расследований не бывает!
   - Что поделаешь, мистер Ларк! - отозвался Уоррен. - Таковы обстоятельства. Могу вам сообщить только, что мистер Хэррисон только что убит ударом кинжала, а алмаз, который сегодня должны были перевезти к Сотби, исчез. Как только у нас появятся какие-то дополнительные сведения, мы непременно вас проинформируем. А вам что от меня надо? Да-да, вам?
   Вопрос был обращен к Бертраму, который с немалой отвагой вцепился в рукав Уоррена.
   - Я.., я видел.., убийц! - наконец пробормотал он, пересилив одолевавшее его возбуждение.
   - Подумать только! А что вы здесь делали?
   - Ничего, я.., шел мимо.
   - Теперь идите со мной. И постарайтесь изъясняться более внятно!
   С трудом вырвав Кутса из цепких объятий его коллег, которые, несомненно, собирались подвергнуть его допросу, начальник полиции втолкнул репортера в свою машину, и она тотчас же тронулась с места, провожаемая изумленным взглядом Питера Ларка, который еще вчера с таким пренебрежением отнесся к Кутсу.
   - Итак, - прокомментировал его отъезд Видаль-Пеликорн, - если Бертрам умерит свое пристрастие к выпивке, его карьера с сегодняшнего дня может круто взметнуться вверх. Кстати, ты не говорил мне, что знаком с Хэррисоном.
   - Знаком - слишком громко сказано, - отозвался Альдо. - Я дважды имел с ним дело и притом заочно, что не помешало мне припомнить имя его секретарши. Вообще-то я очень бы хотел перемолвиться с ней несколькими словами.
   Но, к сожалению, даже не знаю, как она выглядит.
   - Мне кажется, сейчас неподходящее время, чтобы завязывать с ней знакомство. К тому же долго стоять тут нам не придется.
   Полиция и в самом деле принялась разгонять толпу зевак, а служащие магазина опустили в витринах шторы, как если бы рабочий день был закончен.
   - Симон Аронов не мог предвидеть столь трагического развития событий, а тем более появления этих невесть откуда взявшихся азиатов. Он великолепно все продумал, но его ловушка была расставлена для владельца настоящего алмаза.
   Теперь я просто ума не приложу, как нам его отыскать - аукциона не будет, и тайна алмаза покроется завесой молчания, - с грустью вздохнул Видаль-Пеликорн.
   - Если только пресловутый владелец не нанял этих самых азиатов, чтобы уничтожить конкурента, который явно мешал ему, судя по изобилию анонимных писем, разосланных во все газеты. Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что, идя по следу поддельного алмаза, можно напасть на след настоящего.
   - Вполне возможно, ты и прав. Но что-то смущает меня в этом гнусном преступлении. Оно и с анонимными письмами не слишком вяжется...
   - Почему? В письмах обещали, что прольется кровь, если торги Сотби не будут отменены, и вот кровь пролилась, - вздохнул Альдо.
   - Пролилась, да слишком рано! Угрозы касались в первую очередь будущего владельца. - Именно его собирались уничтожить. Я думаю вот что: может, здесь действовал кто-то, кто поверил в подлинность алмаза и решил завладеть им, не вкладывая слишком больших средств?
   Морозини не ответил. Вполне вероятно, что Адальбер прав. Может быть, прав он сам, но и в том и в другом случае оба они оказались в очень трудном положении, и было совершенно неясно, как они сумеют теперь выполнить поручение Аронова. Если убийца Хэррисона не будет найден в ближайшее время и если не вернут алмаз, то наверняка необходимо будет связываться с Симоном Ароновым, а то и вовсе придется покинуть Лондон, что, несомненно, делают все богатые коллекционеры, которые сейчас толпами слетелись сюда, привлеченные аукционом. Единственное, что Альдо знал совершенно определенно, так это то, что он все равно не сможет подчиниться обстоятельствам. Подчиниться значило бы признать себя побежденным, а одна мысль о поражении была ему ненавистна. Кроме того, он и думать не мог о том, чтобы вернуться в Венецию, бросив Анельку одну в ее нынешнем отчаянном положении. А грозила ей ни мало ни много веревка, конечно, если не попытаться спасти ее... Альдо слишком любил эту женщину - а возможно, любит и до сих пор, - чтобы он мог спокойно представить себе, как ее хорошенькая белокурая головка исчезает под грубой мешковиной, прежде чем из-под ног будет выбита табуретка...
   - Не стоит и спрашивать, о чем ты думаешь. Твои мрачные мысли написаны у тебя на лбу, - сочувственно проговорил Адальбер.
   - Признаюсь, так оно и есть. Но послушай, ты так и не рассказал мне, что поведал тебе "дружище Бертрам" по поводу Фэррэлсов.
   - Я расскажу тебе все, пока мы будем завтракать, поджидая нашего друга. Если ты ничего не имеешь против гренок по-валлийски, то я отведу тебя в "Черный монах". Заведение вполне приятное, так что мы сможем разом убить двух зайцев.
   Адальбер, еще не закончив фразы, остановил такси, и оно доставило их в Темпл, где между Флит-стрит и всегда оживленным мостом Черного монаха и приютилось небольшое кафе. Назначив свидание именно здесь, Бертрам проявил недюжинную смекалку - наравне с газетчиками это заведение посещали и юристы всех рангов. К тому же и само кафе с его потемневшими деревянными толами и сияющей медной посудой выглядело очень симпатично и вполне располагало к задушевным беседам.
   Усевшись на обитый мягкой черной кожей диванчик, стоявший в укромном уголке, Альдо оценил бесспорные достоинства "Черного монаха". Теперь наконец Адальбер был готов поделиться с ним раздобытыми сведениями.
   - Вряд ли они тебе понравятся, - произнес он, - поэтому я и хотел, чтобы ты устроился поудобнее...
   Юный Кутс, сам того не подозревая, шел навстречу неслыханной удаче, когда в очередной раз отправился бродить по пивным, заливая алкоголем свои неприятности. На этот раз он решил прочесать окрестности дома Фэррэлсов, где как раз накануне произошло убийство. Там он и повстречал столь же юную Салли Пенковскую, свою подругу детства, которая работала у Фэррэлсов младшей горничной. Они оба были родом из Кэрдиффа и выросли на одной улице шахтерского поселка.
   Отец Салли, польский эмигрант, женился на англичанке и осел здесь. Как и отец Бертрама, он был шахтером, и оба они погибли в одной и той же аварии в забое, что окончательно отвратило Бертрама от профессии шахтера, которая его и до этого не слишком прельщала. Он уехал в Лондон, мечтая стать журналистом, и в конце концов после множества превратностей добился-таки своего. Долгие годы он ничего не знал о Салли, и вот лондонское утро нежданно столкнуло их лицом к лицу. И само собой разумеется, юная горничная охотно поделилась всем, что ее переполняло, со своим старинным приятелем.
   Она оплакивала не Фэррэлса, а исчезнувшего лакея-поляка, который появился на Гросвенор-сквер два месяца тому назад по рекомендации хозяйки дома. Бедная девочка влюбилась в Станислава Разоцкого с первого взгляда, прекрасно понимая при этом, что у нее нет ни малейшего шанса на взаимность. Она была не настолько слепа, чтобы не видеть, что молодой человек, увлеченный обольстительной хозяйкой, попросту не замечает ее.
   - Они были знакомы еще в Польше, до замужества миледи, - сообщила Салли Бертраму. - И скорее всего были влюблены друг в друга и, наверное, продолжали любить. Не раз я слышала, как они шептались, когда думали, что никто их не видит. Говорили они, разумеется, по-польски, но я-то польский понимаю. Она просила его набраться терпения и не предпринимать ничего такого, что могло бы скомпрометировать его самого, а ее подвергнуть ненужному риску. Разговоры всегда были очень недолгими, да и я не все могла расслышать, потому что говорили они очень тихо. Но больше всего меня удивило, что, обращаясь к нему, она называла его Владислав...
   Нож, зазвенев, выпал из правой руки Альдо, но тот, казалось, этого не заметил. Адальбер подозвал официанта и попросил принести другой прибор. Морозини же застыл и, похоже, обратился в неподвижную статую. Чтобы вернуть друга к действительности, Адальберу пришлось похлопать его по руке.
   - Я не сомневался, что мое сообщение произведет должный эффект, произнес он с удовлетворением. - Ты был тысячу раз прав, когда постарался уточнить у леди Дэнверс имя сбежавшего лакея.
   - Можешь назвать это интуицией, но почему-то мне сразу подумалось, что речь идет о том самом поляке, ее первом возлюбленном. Однако мне хотелось бы знать, где отыскала его Анелька и как посмела ввести в дом своего мужа.
   Я начинаю думать, что она куда более лжива, чем кажется...
   Аппетит у Альдо пропал вконец, он отодвинул тарелку, достал сигарету и слегка дрожавшей рукой поднес к ней зажигалку.
   - Погоди! Не стоит спешить со скороспелыми выводами, о которых потом пожалеешь, - постарался успокоить его Адальбер. - Для начала напомни мне, что происходило в Польше. Ты когда-то говорил мне о молодом человеке по имени Ладислав, но, признаюсь, я успел уже все позабыть.
   Кто он такой?
   - Он тот, из-за кого Анелька дважды пыталась покончить с собой. Я спасал ее: один раз в "Северном экспрессе", а еще раньше в Вилановском парке. В этом парке я и увидел ее в первый раз!
   - Теперь припоминаю! Это тот самый бедный студент, нигилист, за которым она мечтала последовать, разделив его нищенскую жизнь.., разумеется, до того, как влюбилась в сорокалетнего князя из Венеции, скорее богатого, чем бедного?
   - Ты вкладываешь особый смысл в последнее замечание? - сумрачно спросил Альдо.
   - Не больший, чем в нем уже есть, - отозвался Адальбер. - По последним сведениям, она любила тебя. И даже написала записку, которую имела дерзость передать тебе под носом у собственного мужа. И если мы примем за истину, что порыв ее был искренним, то я не нахожу объяснений тому, для чего ей нужно было воскрешать угасшую уже любовь.
   Добро бы это случилось в Варшаве, но в Лондоне... Я уверен, что этот поляк появился у них в доме не по ее инициативе.
   Адальбер смолк и принялся с жадностью пить пиво.
   - Дальше! Дальше! - принялся торопить его Альдо. - Ты думаешь, что он стал преследовать ее своими домогательствами?
   - Конечно! Вспомни обрывки разговоров, подслушанных Салли! Анелька умоляла его не подвергать опасности ни его дело, ни ее саму! Без всякого сомнения, он явился к ней и пытался потребовать помощи. Вполне возможно, путем шантажа. Ты ведь не знаешь всей правды об их отношениях...
   - Разумеется, не знаю, однако мне очень трудно представить себе этого молодого человека в лакейской ливрее. Это с его-то дьявольской гордостью!
   - Революционеры все на один лад. Они поносят буржуазию с высоты своей непримиримой идеологии, но во имя своего "дела" готовы на все. Даже начищать ботинки капиталиста, который нажил свои деньги на продаже оружия, как это сделал бедняга Фэррэлс.
   - Ты полагаешь, что он принудил Анельку взять его к себе в дом?
   - Думаю, что да. Наверняка наплел ей бог знает каких трогательных историй, пробудил всяческие воспоминания, ну и так далее. А затем убил ее мужа и ударился в бега, оставив ее одну выпутываться из этой ситуации.
   Слушая Адальбера, Альдо чувствовал, что жизнь возвращается к нему. Все наконец встало на свои места и казалось теперь таким ясным, очевидным. За исключением одной небольшой детали.
   - Объясни тогда и следующее: почему же она ограничилась слезами, узнав, что он сбежал? Больше того, умоляла полицейских оставить его в покое, поклявшись, что он совершенно ни при чем, и позволила арестовать себя вместо него?
   Мне кажется, что такое ее поведение идет вразрез с твоей версией.