Я никогда не встречал множественную личность, которая не была бы сделана терапевтом. Я не говорю, что множественные личности сами по себе не существует, я просто говорю, что я лично ни одной такой не знаю. Я догадываюсь, что где-то там они есть, но скажу вам, что их едва ли больше, чем терапевтов, их производящих и посылающих затем ко мне.
Мы заинтересовались множественными личностями несколько лет назад и написали письмо одному человеку, автору обширной работы, посвященной этой теме. Он пригласил нас к себе, чтобы познакомить с одной из таких личностей, которую звали Элен. У нее было около двенадцати личностей и общее имя для всех было Элен. Самым удивительным было то, что каждая из ее личностей была более интересной, чем она сама.
Ее терапевт имел весьма разработанную модель для всех этих личностей. Среди них была организаторская часть, исполняющая секретарскую и подобную работу. Я попросил показать мне одну из двенадцати личностей.
Терапевт вел себя очень экспансивно, вербально и невербально. Он встал и крикнул: «Джойс! Выходи Джойс! « и ударил ее по лбу. Бам! И она прошла через все эти изменения. Б-р-р-р! Это было как в кино, просто фантастично. Этот парень практикует экзорсизм и он считается уважаемым психиатром — и это считают те люди, которые видят в нас странных! В каком-то смысле этот терапевт был эффективным из-за своей экспрессивности, но я не думаю, чтобы он понимал все разветвленные последствия того, что он делал. Он постоянно имел среди своих пациентов 12-16 множественных личностей, и не мог понять, почему остальные члены психотерапевтического общества не осознают прямо-таки эпидемии множественности личности.
Появилась организационная часть этой личности и я представился.
Потом я сказал: «Большинство всех наших личностей забывают или просто не знают, что происходит в жизни других личностей. Вы же, как организационная личность, наверное, успеваете быть в курсе всех событий, которые с ними со всеми случаются? „. „О, да, я конечно, нахожусь в курсе всего“. „Как же вы управляетесь с таким большим количеством людей? « И она мне ответила: «Раньше было так, как будто много различных частей меня было насажено на один колышек, вокруг которого они крутились, а когда я встретила доктора такого-то, то он этот колышек выдернул и все они разлетелись в разные стороны“. Вот что, почти дословно сказала мне эта женщина, не имеющая даже высшего образования. Кстати, она вовсе не думала, что это плохо. Она считала, что после того, как колышек выдернут, все эти части стали проявляться более отчетливо как отдельные личности. А сейчас она собралась снова собрать и слить их воедино. Трагизм ситуации заключается в том, что когда попытка интеграции этому терапевту удалась, то пациент — позабыла все свою предыдущую жизнь. Эти все ее части продолжали существовать. Одна из них была замечательно сексуальная, другая умела остроумно шутить, третья была загадочна неприступна, но когда он ее «вылечивал“, то та забывала всю свою предыдущую жизнь, и не один из этих ресурсов не был ей доступен.
Она была совершенно пуста. Сейчас, я думаю, что начисто стереть какие-то части личности невозможно. Когда я называю имя какой части, что я получаю явный невербальный подсознательный ответ. Все эти личности оставались в ней, но были полностью ей не доступны. Чтобы сделать действительно хорошую работу с множественной личностью, вы должны, как я считаю, знать модель терапевта, согласно которой он эту личность сотворил. У некоторых терапевтов модель такова: есть все эти части и подсознание, которое управляет ходом событий. Это очень распространенная модель. Путь, которым вы пойдете желая интегрировать такую личность, весьма отличен от пути, который бы понадобился в случае другой модели.
Модель же этого психотерапевта заключалась в том, что у трех личностей было свое подсознание эти три части делились на две и у них тоже было свое подсознание и у этих двух подсознаний тоже было свое подсознание и т. д. Там было действительно очень много уровней. Когда вы интегрируете, то должны делать на том же самом логическом уровне. Я догадываюсь, что он так не делал и поэтому получил явно выраженную амнезию памяти. При работе с множественной личностью вы можете также использовать прием, который мы называем «визуальное смешивание». Это визуальный метод интеграции использование визуальных якорей. Вы вытягиваете руки перед собой и визуализируете одну часть себя левой руке, другую на правой, смотрите на них, слушайте их. Затем вы медленно сближаете образы и видите, как они сливаются в один, а затем смотрите, как выглядит новый образ. Если он вам нравится, то вы то же самое делаете на кинестетическом уровне, сближая и соединяя руки. Затем вы вталкиваете проинтегрированный образ в свое тело(сливаете его со своим телом).
На это мы натолкнулись случайно. Сначала это казалось странным, пока мы немного больше не узнали о неврологии. «Неврология» — хорошая метафора для того, что тут происходит. А если вы не согласны, что неврология — эта метафора, то я хочу сказать вам, что вы наивны. Но как бы там не было, их метафоры и наши метафоры весьма схожи. Если вы попробуете применить этот прием, то увидите, что это будет весьма драматично. Это очень мощный прием.
Однажды я вылечил множественную личность только с помощью этого приема. Я прошел по всем уровням один за другим и смешал все личности вместе.
Однажды мне позвонил один терапевт со среднего запада. Он сказал, что прочел мою книгу, в которой не было ничего про множественную личность, да он и не верил в нее, но вот сейчас такая личность сидит у него в кабинете и что же он должен делать сейчас? В течении 40 минут я давал ему инструкцию по телефону и вылечил эту пациентку.
«ОК, сейчас попросите ее руки перед собой. Попросите ее визуализировать Мэри в одной руке, а Джени — в другой. Теперь возьмите их слейте в один образ. А теперь скажите ей, чтобы она втолкнула новый образ в свое тело и интегрировала его. теперь попросите ее взять этот уже интегрированный образ и слить его со следующим». Так вы можете вылечить множественную личность за один раз.
Многие не задают множественным личностям вопросов. Я всегда расспрашиваю их, чтобы узнать, как они функционируют. Конкретный опыт множественности в каждом случае может очень сильно отличаться.
Одна женщина, с которой я работал, описывала каждую часть своей личности, как фазы одного и того же процесса. Она была очень и очень визуальной, у нее были ясные зрительные образы каждой из частей своей личности. Где-то там, в глубине ее психики были кулисы и за кулисами сидели все эти женщины, полируя ногти и болтая друг с другом. На сцену они выходили только по одной. Когда одна их них выходила, то отождествлялась с телом этой пациентки. Некоторые из этих женщин знали, что делают другие, т. к. подсматривали сквозь дырочки в занавесе. Я загипнотизировал ее, зашел за кулисы и проделал технику визуального смешения.
Метод визуального смешивания очень эффективен, если вы хотите интегрировать последовательную во времени неконгруэнтность, делая эти последовательные состояния симультанными в диссоциированном состоянии.
Если вы сталкиваетесь с последовательной неконгруэнтностью, то достичь симультанности можно только в визуальной системе. Очень трудно, например, в аудиальной системе иметь два голоса одновременно, не противопоставляя их, и людям трудно слить их кинестетически. Но временную неконгруэнтность можно превратить в симультанность посредством.
Я не понимаю, какое значение имеет движение рук при визуальном смешивании, но если вы будете это делать без рук, то прием не сработает. И я совсем не знаю, почему. Я пробовал делать без рук, и обнаружил, что если человек не держит руки перед собой вот так, и не сводит их сталкивая образы, то у него ничего не выходит. Для того, чтобы вылечиться от множественной личности — обязательно. Логически это не имеет для меня никакого смысла, но это факт. Если бы я должен был сделать обобщение, я сделал бы скорее противоположное. Но я нашел это посредством опыта.
Мы в большей степени склонны идти против своей интуиции, нежели большинство людей. Когда человека озаряет сильная интуитивная догадка, то он обычно следует ней. Когда такая догадка появляется у нас, мы склонны насиловать ее, чтобы посмотреть, что произойдет, особенно тогда, когда мы имеем дело с пациентом, с которым у нас контакт длительный и мы знаем, что он будет продолжаться, чтобы мы могли справиться с последствиями. Такое экспериментирование привело нас к открытию многих полезных стереотипов.
Одна женщина, имевшая в течении многих лет гомосексуальные наклонности, влюбилась в мужчину. Она стояла перед очень жесткой дилеммой.
Одна и очень сильная часть хотела стать теперь гетеросексуальной.
Другая же часть боялась, что если произойдет, то она умрет. Мы применили прием визуального смешивания. Она держала руки перед собой, никак не могла свести их вместе и при этом кричала: «Я не могу! Я не могу сделать этого! Я не могу сделать ничего подобного! « Она сидела между мной и Ричардом. Мы посмотрели друг на друга и вдруг каждый из нас взял ту руку пациентки, которая была ближе к нему и мы быстро свели их вместе. Изменения, которые произошли с этой женщиной, были фантастическими! Вы, конечно, можете производить изменения, не действуя при этом элегантно и безупречно. Я думаю, что большинство из нас именно так и поступает. Но последствия, которые может иметь это вмешательство, непредсказуемы, а предсказуемость — это нечто, что мы всегда стараемся развивать. Мы просто вколотили в нее изменения и она изменилась.
Она получила то, что хотела, и это было устойчивым. Я знаю это наверняка, так как потом долгое время наблюдал эту женщину и встречаюсь с ней до сих пор. Но я не знаю, каковы были побочные эффекты нашего вмешательства. Она не весьма состоятельна во многих областях своей жизни, и я не знаю, насколько это связано с тем, что мы тогда с ней сделали.
Определенно, ей стало лучше. Но мы действительно хотим знать до конца, что же тогда произошло.
Когда вы начнете вводить в свою работу, более изощренные элементы и тщательно с ними обращаться, то будете работать чище и элегантнее, и при этом более точно знать, что произойдет в результате данного вашего вмешательства. Ваши вмешательства станут более проникающими и всеохватывающими, что, я думаю, очень важно. Если вы совершите маленькое, крошечное вмешательство и получите тот результат, который и намеривались получить, то он генерализуется и произведет все изменения, в которых была необходимость, но о которой не было и речи. Чем незначительней будет вмешательство, но чем точнее для него будет выбрано место, тем сильнее будет генерализация на другие содержания и контексты, причем это произойдет естественным путем. Именно поэтому мы так подчеркиваем необходимость элегантности в работе, и точности — если вы занимаетесь психотерапией, будьте точны.
Если же вы обучаете людей определенным навыкам, то это совсем другая игра. Люди бизнеса обычно заинтересованы только в использовании стратегий. Если вы тренируете продавцов, то вам достаточно знать, какие стратегии, с вашей точки зрения, они должны иметь и как вы можете их вмонтировать. Если тренер — нейро-лингвистический программист, то он говорит: «ОК. Мы хотим сделать из этого человека продавца, он тоже хочет этого. Чтобы этого достигнуть, он должен иметь вот эти три стратегии».
Затем он может вмонтировать эти стратегии и закрепить их так, чтобы ничто не мешало их использованию. Эти стратегии не должны распространяться в другие области жизни человека. В этом нет необходимости с точки зрения бизнеса. Это может быть желательным, но не является необходимым.
Если что-то в личной жизни тренирующихся мешает использованию этих стратегий, вы можете поставить барьер между этими сферами, чтобы сохранить эти стратегии в их отдельности. Как человек бизнеса вы должны добиться множества различных результатов, но это множество отчетливо ограничено.
Если вы — юрист, то ваше дело -использовать стратегии. Вы не должны лишь использовать готовую стратегию, чтобы добиться нужных результатов: заставлять свидетеля выглядеть дураком, возбудить в клиенте доверие к вам и т. п.
Однажды я работал с юристом, вполне достойным доверия — но никто не доверял ему. Его невербальные реакции были ужасны. Они практически в каждом человеке возбуждали подозрительность. Его проблема состояла в том, чтобы заставить клиента доверять ему, чтобы он, в свою очередь, мог представлять его интересы. В половине случаев суд назначал его определенному клиенту, что еще больше ухудшало дело. В чем он действительно нуждался — так это в полной перестройке своих невербальных диалогов. Но я просто научил его простому ритуалу. Он садится рядом со своим клиентом и говорит: «Если я ваш юрист, то важно, чтобы вы мне доверяли. Здесь очень важный вопрос состоит в следующем: как вы решаете, что этому человеку вы доверяете? „ Дальше он спрашивает: «Доверяли ли вы кому-нибудь полностью в свой жизни? « — и устанавливает якорь, когда клиенту становится доступным чувство доверия. Потом он спрашивает: «Как вы приняли это решение? « Затем все, что он должен сделать это внимательно выслушать описание стратегий принятия этого решения: «Ну, я сначала это вижу, потом слышу, как это он говорит, потом я чувствую“. Затем юрист должен формировать информацию, подаваемую клиенту следующим образом: «Хорошо, теперь я хочу, чтобы вы увидели та-таттат-та, а затем я скажу вам ля-ля-ля, но я не знаю, почувствуете ли вы ба-ба-ба — и включает якорь, закрепленный на чувстве доверия. Я обучил его этому ритуалу, чего оказалось достаточно.
Но между этим результатом, и тем, к которому вы стремитесь, как терапевт, существует большая разница. Терапия — гораздо более техническое дело в смысле изменений. Как терапевт вы вовсе не нуждаетесь в такой гибкости в плане применения стратегий, как например, юрист.
Юрист должен быть мастером высокого класса в искусстве применения стратегий. Вы же должны делать еще очень много других вещей в плане вызывания реакций. Вы должны суметь сделать так, чтобы двенадцать человек реагировали сходным образом. Подумайте об этом. Представьте, что у вас есть двенадцать клиентов и вы должны сделать так, чтобы они пришли к согласию тогда, когда вас не будет в этой комнате, где они сидят. Вот какое мастерство вам потребуется.
Одна из вещей, которую вы можете здесь делать — это выделить одного, двух или нескольких инвалидов, которые могут благодаря собственным стратегиям убедить остальных следовать за ними. Конечно же вся семейная терапия исходит из этого. Все взаимодействия происходят в системе. Я не интересуюсь тем, что она работает четко определенным образом. Я стараюсь определить, кто из членов семьи наиболее часто вызывает реакции у других членов семьи. Потому что если я добьюсь того, что кто-то из членов семьи будет выполнять мою работу, то все пойдет очень легко. Очень часто таким членом семьи бывает тот, кто говорит не очень много. Вот сын что-то говорит. Это его внешнее поведение. В ответ на это вы видите интенсивный внутренний ответ его матери. Несмотря на то, что ее внешне поведенческие реакции минимальны, подобны намекам, на них реагирует каждый член семьи. На внешнюю поведенческую реакцию отца, отвечает только ребенок, и больше ничего не происходит. Когда кто-то воспитывает дочь, то реакция может обнаружиться как здесь так и там.
Я хочу знать также, кто в данной семье может всегда заставить реагировать данного ее члена. Скажем, мать всегда реагирует на сына, когда тот дает внешнюю поведенческую реакцию. Если я могу предсказать, что произойдет, то могу и произвести небольшое изменение в реакции сына, тогда мать отреагирует на это, чем заставит каждого члена семьи реагировать на меня. Обычно я трачу около 50% что-нибудь безобидное и пытаюсь предсказать, что произойдет в результате этого. Я заставляю систему прокручиваться несколько раз, чтобы убедиться в том, что если я произведу изменения в ребенке, это изменит поведение матери таким образом, что это заставит измениться всех членов семьи. В результате этого создается новая стабильная система. В ином случае вы получите несбалансированную систему или же они проявят изменения только в кабинете, а дома все пойдет по старому. Я же хочу сделать такое, что было бы действительно перенесено в реальную жизнь и было бы очень и очень устойчиво.
Если я могу создать новую стабильную систему с помощью только одного изменения, то такое изменение будет проникающим и охватывающим всю семью как систему. Я считаю, что основной ошибкой семейных терапевтов является то, что они стараются сделать слишком много за один сеанс. Если вы работаете с индивидом, то можете сделать с ним тысячу вещей, но они будут держаться до момента его возвращения домой. Один из первых вопросов, которые я задаю клиенту, это вопрос о том, с кем он живет, поскольку я должен знать, как много якорей он оставил дома.
Если он живет еще с одним человеком, то это не так плохо. Вы должны быть внимательны на предмет вторичной выгоды: поведение, которое клиент хочет изменить, дома может вознаграждаться.
Мужчина: Насколько сильная зависимость возникает при использовании ваших методов? Одна из тех вещей, к которым мы в нашей работе стремимся — это уверенность, что мы полностью используем перенос и контрперенос для того, чтобы достигнуть раппорта, затем уверенность в том, что мы не используем его после этого. После достижения раппорта мы не нуждаемся в переносе. Но вы не должны сидеть передо мной и рассказывать мне свои проблемы, так что я не стану вашим лучшим другом. Реальный риск в терапии, затрагивающий содержание и заключается в том, что они начинают платить деньги вам за то, что вы сидите рядом с ними и выслушиваете длинные рассказы о всяких неприятностях в их жизни— ведь никто больше не хочет этого для них делать. Мы не создаем большую зависимость, в частности, потому, что обучаем наших клиентов технике, которую они могут использовать в работе с собой. Это техника — переформирование.
Его мы рассмотрим завтра.
Если вы сейчас спросите тех людей, с которыми мы здесь производили изменения с целью демонстрации, то обнаружите, что они нам приписывают минимальную ответственность за происшедшее — гораздо меньшую, чем при любом виде содержательно ориентировочной терапии. Это — одно из преимуществ тайной терапии. Отношений зависимости она не создает.
Вместе с тем, наши клиенты доверяют нам, они чувствуют, что мы знаем, что делаем. Или же они могут уходить с чувством ярости на нас, но с изменениями, добиться которых они сами хотели. И, конечно мы работаем очень быстро, что снижает вероятность образования отношений зависимости.
В настоящее время в нашей частной практике, которая сильно сократилась, так как мы занялись моделированием в других областях деятельности, мы рассказываем нашим клиентам истории. Человек приходит ко мне, но я не хочу, чтобы он мне что-то рассказывал. Я просто рассказываю ему разные истории. Тут мы используем из всех полезных стереотипов только метафоры. Вы можете прочесть об этом в прекрасной книге Давида Гордона «Терапевтические метафоры». Я не должен выслушивать длинные рассказы о несчастьях клиента — я рассказываю ему очень занимательные истории, рассказы. Клиент обычно озадачен или разъярен тем, что платит мне деньги за то, чтобы выслушать анекдоты. Но нужные им изменения все равно возникают — конечно, не благодаря мне, что прекрасно.
Это другой способ уединиться, что отношений зависимости не возникает.
Вы действуете настолько скрыто, что у клиента не возникает ни малейшей мысли о том, что вы действительно делаете. Изменения же, к которым он стремиться, возникают сами по себе.
Если здесь кто-нибудь, кто был у Милтона Эриксона? Он рассказывал вам истории, верно? И через шесть, восемь или двенадцать месяцев вы обнаружили в себе изменения, которые были как-то связаны с этими историями? Мужчина: Да.
Это типичный самоотчет. Через полгода человек внезапно замечает, что он изменился, но как это получилось, он совершенно не представляет.
Потом он вспоминает о Милтоне, который рассказывал о висконсинской ферме или о чем-то еще. Когда вы были у Эриксона, переживали ли вы чувства легкой дезориентации, какого-то очарования, зачарованность его речью? Мужчина: Мне было скучно.
Милтон использует скуку как одно из самых мощных средств. Если бы он был здесь, то, вероятно, первое, что бы он сделал, это утомил бы вас до слез. Вы бы впали в полусонное состояние и оказались бы в его власти. Я сам начинаю скучать слишком быстро, поэтому эту тактику не использую. Семидесятишестилетний Милтон, сидя в своем инвалидном кресле, мало заботиться о том, сколько времени это у него занимает. И он делает это превосходно.
В течении этих двух дней мы преуспели в том, что постарались максимально загрузить ваше сознание, использовать до конца ваши сознательные ресурсы, перегрузить их. Это была наша сознательная цель, так как мы понимаем, что обучение и изменение происходит на подсознательном уровне. Мы открыто обращались и к сознанию и к подсознанию каждого из вас, чтобы ваше подсознание образовало соответствующие репрезентации, необходимые для вашего обучения. Через несколько недель или месяцев вы будете приятно удивлены тем, что в вашем поведении появилось что-то новое.
И мы хотим внушить вашему подсознанию, чтобы оно использовало естественные ресурсы сна и сновидений для того, чтобы рассмотреть каждое переживание, возникшее у вас в течении этих двух дней и выделить те вещи, которые как считает ваше подсознание, вам нужно знать и все будет происходить, пока вы будете сладко и спокойно спать, чтобы по прошествию дней, недель, месяцев, вы обнаружили, что способны делать такое, о чем не знали, что обучались этому на нашем семинаре, чтобы на подсознательном уровне постоянно возрастал и расширялся ваш репертуар реакций на людей, которые обращаются к вам за помощью…
И вы даже не будете знать, что ваши реакции возникли здесь.
Когда я последний раз видел Милтона Эриксона, он мне кое-что сказал. Пока я сидел там, напротив него, это не имело никакого смысла.
Многие из его скрытых метафор не имели для меня смысла. Но одно его высказывание я разгадывал очень долго. Милтон сказал мне: «Вы не считаете себя терапевтом, но вы — терапевт». Я ответил: «Ну, это не совсем так». Он тогда сказал: «Хорошо, давайте предположим, что вы — терапевт, который работает с людьми. Наиболее важно здесь то,… если вы претендуете на это… что надо понять… что в действительности вы не терапевт… вы просто претендуете… Но если вы будете претендовать на это действительно хорошо, то люди, с которыми вы работаете, будут претендовать на то, чтобы совершать изменения. Но они забудут о том, что они претендуют… на всю оставшуюся жизнь. Но пусть вас это не обманывает., не давайте себя одурачивать».
Потом он посмотрел на меня и сказал: «До свидания».
Мы заинтересовались множественными личностями несколько лет назад и написали письмо одному человеку, автору обширной работы, посвященной этой теме. Он пригласил нас к себе, чтобы познакомить с одной из таких личностей, которую звали Элен. У нее было около двенадцати личностей и общее имя для всех было Элен. Самым удивительным было то, что каждая из ее личностей была более интересной, чем она сама.
Ее терапевт имел весьма разработанную модель для всех этих личностей. Среди них была организаторская часть, исполняющая секретарскую и подобную работу. Я попросил показать мне одну из двенадцати личностей.
Терапевт вел себя очень экспансивно, вербально и невербально. Он встал и крикнул: «Джойс! Выходи Джойс! « и ударил ее по лбу. Бам! И она прошла через все эти изменения. Б-р-р-р! Это было как в кино, просто фантастично. Этот парень практикует экзорсизм и он считается уважаемым психиатром — и это считают те люди, которые видят в нас странных! В каком-то смысле этот терапевт был эффективным из-за своей экспрессивности, но я не думаю, чтобы он понимал все разветвленные последствия того, что он делал. Он постоянно имел среди своих пациентов 12-16 множественных личностей, и не мог понять, почему остальные члены психотерапевтического общества не осознают прямо-таки эпидемии множественности личности.
Появилась организационная часть этой личности и я представился.
Потом я сказал: «Большинство всех наших личностей забывают или просто не знают, что происходит в жизни других личностей. Вы же, как организационная личность, наверное, успеваете быть в курсе всех событий, которые с ними со всеми случаются? „. „О, да, я конечно, нахожусь в курсе всего“. „Как же вы управляетесь с таким большим количеством людей? « И она мне ответила: «Раньше было так, как будто много различных частей меня было насажено на один колышек, вокруг которого они крутились, а когда я встретила доктора такого-то, то он этот колышек выдернул и все они разлетелись в разные стороны“. Вот что, почти дословно сказала мне эта женщина, не имеющая даже высшего образования. Кстати, она вовсе не думала, что это плохо. Она считала, что после того, как колышек выдернут, все эти части стали проявляться более отчетливо как отдельные личности. А сейчас она собралась снова собрать и слить их воедино. Трагизм ситуации заключается в том, что когда попытка интеграции этому терапевту удалась, то пациент — позабыла все свою предыдущую жизнь. Эти все ее части продолжали существовать. Одна из них была замечательно сексуальная, другая умела остроумно шутить, третья была загадочна неприступна, но когда он ее «вылечивал“, то та забывала всю свою предыдущую жизнь, и не один из этих ресурсов не был ей доступен.
Она была совершенно пуста. Сейчас, я думаю, что начисто стереть какие-то части личности невозможно. Когда я называю имя какой части, что я получаю явный невербальный подсознательный ответ. Все эти личности оставались в ней, но были полностью ей не доступны. Чтобы сделать действительно хорошую работу с множественной личностью, вы должны, как я считаю, знать модель терапевта, согласно которой он эту личность сотворил. У некоторых терапевтов модель такова: есть все эти части и подсознание, которое управляет ходом событий. Это очень распространенная модель. Путь, которым вы пойдете желая интегрировать такую личность, весьма отличен от пути, который бы понадобился в случае другой модели.
Модель же этого психотерапевта заключалась в том, что у трех личностей было свое подсознание эти три части делились на две и у них тоже было свое подсознание и у этих двух подсознаний тоже было свое подсознание и т. д. Там было действительно очень много уровней. Когда вы интегрируете, то должны делать на том же самом логическом уровне. Я догадываюсь, что он так не делал и поэтому получил явно выраженную амнезию памяти. При работе с множественной личностью вы можете также использовать прием, который мы называем «визуальное смешивание». Это визуальный метод интеграции использование визуальных якорей. Вы вытягиваете руки перед собой и визуализируете одну часть себя левой руке, другую на правой, смотрите на них, слушайте их. Затем вы медленно сближаете образы и видите, как они сливаются в один, а затем смотрите, как выглядит новый образ. Если он вам нравится, то вы то же самое делаете на кинестетическом уровне, сближая и соединяя руки. Затем вы вталкиваете проинтегрированный образ в свое тело(сливаете его со своим телом).
На это мы натолкнулись случайно. Сначала это казалось странным, пока мы немного больше не узнали о неврологии. «Неврология» — хорошая метафора для того, что тут происходит. А если вы не согласны, что неврология — эта метафора, то я хочу сказать вам, что вы наивны. Но как бы там не было, их метафоры и наши метафоры весьма схожи. Если вы попробуете применить этот прием, то увидите, что это будет весьма драматично. Это очень мощный прием.
Однажды я вылечил множественную личность только с помощью этого приема. Я прошел по всем уровням один за другим и смешал все личности вместе.
Однажды мне позвонил один терапевт со среднего запада. Он сказал, что прочел мою книгу, в которой не было ничего про множественную личность, да он и не верил в нее, но вот сейчас такая личность сидит у него в кабинете и что же он должен делать сейчас? В течении 40 минут я давал ему инструкцию по телефону и вылечил эту пациентку.
«ОК, сейчас попросите ее руки перед собой. Попросите ее визуализировать Мэри в одной руке, а Джени — в другой. Теперь возьмите их слейте в один образ. А теперь скажите ей, чтобы она втолкнула новый образ в свое тело и интегрировала его. теперь попросите ее взять этот уже интегрированный образ и слить его со следующим». Так вы можете вылечить множественную личность за один раз.
Многие не задают множественным личностям вопросов. Я всегда расспрашиваю их, чтобы узнать, как они функционируют. Конкретный опыт множественности в каждом случае может очень сильно отличаться.
Одна женщина, с которой я работал, описывала каждую часть своей личности, как фазы одного и того же процесса. Она была очень и очень визуальной, у нее были ясные зрительные образы каждой из частей своей личности. Где-то там, в глубине ее психики были кулисы и за кулисами сидели все эти женщины, полируя ногти и болтая друг с другом. На сцену они выходили только по одной. Когда одна их них выходила, то отождествлялась с телом этой пациентки. Некоторые из этих женщин знали, что делают другие, т. к. подсматривали сквозь дырочки в занавесе. Я загипнотизировал ее, зашел за кулисы и проделал технику визуального смешения.
Метод визуального смешивания очень эффективен, если вы хотите интегрировать последовательную во времени неконгруэнтность, делая эти последовательные состояния симультанными в диссоциированном состоянии.
Если вы сталкиваетесь с последовательной неконгруэнтностью, то достичь симультанности можно только в визуальной системе. Очень трудно, например, в аудиальной системе иметь два голоса одновременно, не противопоставляя их, и людям трудно слить их кинестетически. Но временную неконгруэнтность можно превратить в симультанность посредством.
Я не понимаю, какое значение имеет движение рук при визуальном смешивании, но если вы будете это делать без рук, то прием не сработает. И я совсем не знаю, почему. Я пробовал делать без рук, и обнаружил, что если человек не держит руки перед собой вот так, и не сводит их сталкивая образы, то у него ничего не выходит. Для того, чтобы вылечиться от множественной личности — обязательно. Логически это не имеет для меня никакого смысла, но это факт. Если бы я должен был сделать обобщение, я сделал бы скорее противоположное. Но я нашел это посредством опыта.
Мы в большей степени склонны идти против своей интуиции, нежели большинство людей. Когда человека озаряет сильная интуитивная догадка, то он обычно следует ней. Когда такая догадка появляется у нас, мы склонны насиловать ее, чтобы посмотреть, что произойдет, особенно тогда, когда мы имеем дело с пациентом, с которым у нас контакт длительный и мы знаем, что он будет продолжаться, чтобы мы могли справиться с последствиями. Такое экспериментирование привело нас к открытию многих полезных стереотипов.
Одна женщина, имевшая в течении многих лет гомосексуальные наклонности, влюбилась в мужчину. Она стояла перед очень жесткой дилеммой.
Одна и очень сильная часть хотела стать теперь гетеросексуальной.
Другая же часть боялась, что если произойдет, то она умрет. Мы применили прием визуального смешивания. Она держала руки перед собой, никак не могла свести их вместе и при этом кричала: «Я не могу! Я не могу сделать этого! Я не могу сделать ничего подобного! « Она сидела между мной и Ричардом. Мы посмотрели друг на друга и вдруг каждый из нас взял ту руку пациентки, которая была ближе к нему и мы быстро свели их вместе. Изменения, которые произошли с этой женщиной, были фантастическими! Вы, конечно, можете производить изменения, не действуя при этом элегантно и безупречно. Я думаю, что большинство из нас именно так и поступает. Но последствия, которые может иметь это вмешательство, непредсказуемы, а предсказуемость — это нечто, что мы всегда стараемся развивать. Мы просто вколотили в нее изменения и она изменилась.
Она получила то, что хотела, и это было устойчивым. Я знаю это наверняка, так как потом долгое время наблюдал эту женщину и встречаюсь с ней до сих пор. Но я не знаю, каковы были побочные эффекты нашего вмешательства. Она не весьма состоятельна во многих областях своей жизни, и я не знаю, насколько это связано с тем, что мы тогда с ней сделали.
Определенно, ей стало лучше. Но мы действительно хотим знать до конца, что же тогда произошло.
Когда вы начнете вводить в свою работу, более изощренные элементы и тщательно с ними обращаться, то будете работать чище и элегантнее, и при этом более точно знать, что произойдет в результате данного вашего вмешательства. Ваши вмешательства станут более проникающими и всеохватывающими, что, я думаю, очень важно. Если вы совершите маленькое, крошечное вмешательство и получите тот результат, который и намеривались получить, то он генерализуется и произведет все изменения, в которых была необходимость, но о которой не было и речи. Чем незначительней будет вмешательство, но чем точнее для него будет выбрано место, тем сильнее будет генерализация на другие содержания и контексты, причем это произойдет естественным путем. Именно поэтому мы так подчеркиваем необходимость элегантности в работе, и точности — если вы занимаетесь психотерапией, будьте точны.
Если же вы обучаете людей определенным навыкам, то это совсем другая игра. Люди бизнеса обычно заинтересованы только в использовании стратегий. Если вы тренируете продавцов, то вам достаточно знать, какие стратегии, с вашей точки зрения, они должны иметь и как вы можете их вмонтировать. Если тренер — нейро-лингвистический программист, то он говорит: «ОК. Мы хотим сделать из этого человека продавца, он тоже хочет этого. Чтобы этого достигнуть, он должен иметь вот эти три стратегии».
Затем он может вмонтировать эти стратегии и закрепить их так, чтобы ничто не мешало их использованию. Эти стратегии не должны распространяться в другие области жизни человека. В этом нет необходимости с точки зрения бизнеса. Это может быть желательным, но не является необходимым.
Если что-то в личной жизни тренирующихся мешает использованию этих стратегий, вы можете поставить барьер между этими сферами, чтобы сохранить эти стратегии в их отдельности. Как человек бизнеса вы должны добиться множества различных результатов, но это множество отчетливо ограничено.
Если вы — юрист, то ваше дело -использовать стратегии. Вы не должны лишь использовать готовую стратегию, чтобы добиться нужных результатов: заставлять свидетеля выглядеть дураком, возбудить в клиенте доверие к вам и т. п.
Однажды я работал с юристом, вполне достойным доверия — но никто не доверял ему. Его невербальные реакции были ужасны. Они практически в каждом человеке возбуждали подозрительность. Его проблема состояла в том, чтобы заставить клиента доверять ему, чтобы он, в свою очередь, мог представлять его интересы. В половине случаев суд назначал его определенному клиенту, что еще больше ухудшало дело. В чем он действительно нуждался — так это в полной перестройке своих невербальных диалогов. Но я просто научил его простому ритуалу. Он садится рядом со своим клиентом и говорит: «Если я ваш юрист, то важно, чтобы вы мне доверяли. Здесь очень важный вопрос состоит в следующем: как вы решаете, что этому человеку вы доверяете? „ Дальше он спрашивает: «Доверяли ли вы кому-нибудь полностью в свой жизни? « — и устанавливает якорь, когда клиенту становится доступным чувство доверия. Потом он спрашивает: «Как вы приняли это решение? « Затем все, что он должен сделать это внимательно выслушать описание стратегий принятия этого решения: «Ну, я сначала это вижу, потом слышу, как это он говорит, потом я чувствую“. Затем юрист должен формировать информацию, подаваемую клиенту следующим образом: «Хорошо, теперь я хочу, чтобы вы увидели та-таттат-та, а затем я скажу вам ля-ля-ля, но я не знаю, почувствуете ли вы ба-ба-ба — и включает якорь, закрепленный на чувстве доверия. Я обучил его этому ритуалу, чего оказалось достаточно.
Но между этим результатом, и тем, к которому вы стремитесь, как терапевт, существует большая разница. Терапия — гораздо более техническое дело в смысле изменений. Как терапевт вы вовсе не нуждаетесь в такой гибкости в плане применения стратегий, как например, юрист.
Юрист должен быть мастером высокого класса в искусстве применения стратегий. Вы же должны делать еще очень много других вещей в плане вызывания реакций. Вы должны суметь сделать так, чтобы двенадцать человек реагировали сходным образом. Подумайте об этом. Представьте, что у вас есть двенадцать клиентов и вы должны сделать так, чтобы они пришли к согласию тогда, когда вас не будет в этой комнате, где они сидят. Вот какое мастерство вам потребуется.
Одна из вещей, которую вы можете здесь делать — это выделить одного, двух или нескольких инвалидов, которые могут благодаря собственным стратегиям убедить остальных следовать за ними. Конечно же вся семейная терапия исходит из этого. Все взаимодействия происходят в системе. Я не интересуюсь тем, что она работает четко определенным образом. Я стараюсь определить, кто из членов семьи наиболее часто вызывает реакции у других членов семьи. Потому что если я добьюсь того, что кто-то из членов семьи будет выполнять мою работу, то все пойдет очень легко. Очень часто таким членом семьи бывает тот, кто говорит не очень много. Вот сын что-то говорит. Это его внешнее поведение. В ответ на это вы видите интенсивный внутренний ответ его матери. Несмотря на то, что ее внешне поведенческие реакции минимальны, подобны намекам, на них реагирует каждый член семьи. На внешнюю поведенческую реакцию отца, отвечает только ребенок, и больше ничего не происходит. Когда кто-то воспитывает дочь, то реакция может обнаружиться как здесь так и там.
Я хочу знать также, кто в данной семье может всегда заставить реагировать данного ее члена. Скажем, мать всегда реагирует на сына, когда тот дает внешнюю поведенческую реакцию. Если я могу предсказать, что произойдет, то могу и произвести небольшое изменение в реакции сына, тогда мать отреагирует на это, чем заставит каждого члена семьи реагировать на меня. Обычно я трачу около 50% что-нибудь безобидное и пытаюсь предсказать, что произойдет в результате этого. Я заставляю систему прокручиваться несколько раз, чтобы убедиться в том, что если я произведу изменения в ребенке, это изменит поведение матери таким образом, что это заставит измениться всех членов семьи. В результате этого создается новая стабильная система. В ином случае вы получите несбалансированную систему или же они проявят изменения только в кабинете, а дома все пойдет по старому. Я же хочу сделать такое, что было бы действительно перенесено в реальную жизнь и было бы очень и очень устойчиво.
Если я могу создать новую стабильную систему с помощью только одного изменения, то такое изменение будет проникающим и охватывающим всю семью как систему. Я считаю, что основной ошибкой семейных терапевтов является то, что они стараются сделать слишком много за один сеанс. Если вы работаете с индивидом, то можете сделать с ним тысячу вещей, но они будут держаться до момента его возвращения домой. Один из первых вопросов, которые я задаю клиенту, это вопрос о том, с кем он живет, поскольку я должен знать, как много якорей он оставил дома.
Если он живет еще с одним человеком, то это не так плохо. Вы должны быть внимательны на предмет вторичной выгоды: поведение, которое клиент хочет изменить, дома может вознаграждаться.
Мужчина: Насколько сильная зависимость возникает при использовании ваших методов? Одна из тех вещей, к которым мы в нашей работе стремимся — это уверенность, что мы полностью используем перенос и контрперенос для того, чтобы достигнуть раппорта, затем уверенность в том, что мы не используем его после этого. После достижения раппорта мы не нуждаемся в переносе. Но вы не должны сидеть передо мной и рассказывать мне свои проблемы, так что я не стану вашим лучшим другом. Реальный риск в терапии, затрагивающий содержание и заключается в том, что они начинают платить деньги вам за то, что вы сидите рядом с ними и выслушиваете длинные рассказы о всяких неприятностях в их жизни— ведь никто больше не хочет этого для них делать. Мы не создаем большую зависимость, в частности, потому, что обучаем наших клиентов технике, которую они могут использовать в работе с собой. Это техника — переформирование.
Его мы рассмотрим завтра.
Если вы сейчас спросите тех людей, с которыми мы здесь производили изменения с целью демонстрации, то обнаружите, что они нам приписывают минимальную ответственность за происшедшее — гораздо меньшую, чем при любом виде содержательно ориентировочной терапии. Это — одно из преимуществ тайной терапии. Отношений зависимости она не создает.
Вместе с тем, наши клиенты доверяют нам, они чувствуют, что мы знаем, что делаем. Или же они могут уходить с чувством ярости на нас, но с изменениями, добиться которых они сами хотели. И, конечно мы работаем очень быстро, что снижает вероятность образования отношений зависимости.
В настоящее время в нашей частной практике, которая сильно сократилась, так как мы занялись моделированием в других областях деятельности, мы рассказываем нашим клиентам истории. Человек приходит ко мне, но я не хочу, чтобы он мне что-то рассказывал. Я просто рассказываю ему разные истории. Тут мы используем из всех полезных стереотипов только метафоры. Вы можете прочесть об этом в прекрасной книге Давида Гордона «Терапевтические метафоры». Я не должен выслушивать длинные рассказы о несчастьях клиента — я рассказываю ему очень занимательные истории, рассказы. Клиент обычно озадачен или разъярен тем, что платит мне деньги за то, чтобы выслушать анекдоты. Но нужные им изменения все равно возникают — конечно, не благодаря мне, что прекрасно.
Это другой способ уединиться, что отношений зависимости не возникает.
Вы действуете настолько скрыто, что у клиента не возникает ни малейшей мысли о том, что вы действительно делаете. Изменения же, к которым он стремиться, возникают сами по себе.
Если здесь кто-нибудь, кто был у Милтона Эриксона? Он рассказывал вам истории, верно? И через шесть, восемь или двенадцать месяцев вы обнаружили в себе изменения, которые были как-то связаны с этими историями? Мужчина: Да.
Это типичный самоотчет. Через полгода человек внезапно замечает, что он изменился, но как это получилось, он совершенно не представляет.
Потом он вспоминает о Милтоне, который рассказывал о висконсинской ферме или о чем-то еще. Когда вы были у Эриксона, переживали ли вы чувства легкой дезориентации, какого-то очарования, зачарованность его речью? Мужчина: Мне было скучно.
Милтон использует скуку как одно из самых мощных средств. Если бы он был здесь, то, вероятно, первое, что бы он сделал, это утомил бы вас до слез. Вы бы впали в полусонное состояние и оказались бы в его власти. Я сам начинаю скучать слишком быстро, поэтому эту тактику не использую. Семидесятишестилетний Милтон, сидя в своем инвалидном кресле, мало заботиться о том, сколько времени это у него занимает. И он делает это превосходно.
В течении этих двух дней мы преуспели в том, что постарались максимально загрузить ваше сознание, использовать до конца ваши сознательные ресурсы, перегрузить их. Это была наша сознательная цель, так как мы понимаем, что обучение и изменение происходит на подсознательном уровне. Мы открыто обращались и к сознанию и к подсознанию каждого из вас, чтобы ваше подсознание образовало соответствующие репрезентации, необходимые для вашего обучения. Через несколько недель или месяцев вы будете приятно удивлены тем, что в вашем поведении появилось что-то новое.
И мы хотим внушить вашему подсознанию, чтобы оно использовало естественные ресурсы сна и сновидений для того, чтобы рассмотреть каждое переживание, возникшее у вас в течении этих двух дней и выделить те вещи, которые как считает ваше подсознание, вам нужно знать и все будет происходить, пока вы будете сладко и спокойно спать, чтобы по прошествию дней, недель, месяцев, вы обнаружили, что способны делать такое, о чем не знали, что обучались этому на нашем семинаре, чтобы на подсознательном уровне постоянно возрастал и расширялся ваш репертуар реакций на людей, которые обращаются к вам за помощью…
И вы даже не будете знать, что ваши реакции возникли здесь.
Когда я последний раз видел Милтона Эриксона, он мне кое-что сказал. Пока я сидел там, напротив него, это не имело никакого смысла.
Многие из его скрытых метафор не имели для меня смысла. Но одно его высказывание я разгадывал очень долго. Милтон сказал мне: «Вы не считаете себя терапевтом, но вы — терапевт». Я ответил: «Ну, это не совсем так». Он тогда сказал: «Хорошо, давайте предположим, что вы — терапевт, который работает с людьми. Наиболее важно здесь то,… если вы претендуете на это… что надо понять… что в действительности вы не терапевт… вы просто претендуете… Но если вы будете претендовать на это действительно хорошо, то люди, с которыми вы работаете, будут претендовать на то, чтобы совершать изменения. Но они забудут о том, что они претендуют… на всю оставшуюся жизнь. Но пусть вас это не обманывает., не давайте себя одурачивать».
Потом он посмотрел на меня и сказал: «До свидания».
В ПОИСКАХ НОВЫХ ПУТЕЙ
Существует несколько организующих положений, которые мы используем для того, чтобы привести себя в состояние, необходимое для занятия терапевтическими видами деятельности. Первое положение о том, что лучше иметь выбор, ежели его не иметь. Второе положение о том, что лучше иметь подсознательный выбор. Третье — о том, что люди уже имеют ресурс, необходимый им для того, чтобы измениться, если им помочь в обеспечении доступа к этим ресурсам в соответствующем контексте. И четвертое — это положение о том, что любой и каждый фрагмент поведения имеет свою позитивную функцию в определенном контексте.
С нашей стороны было бы просто безответственно изменять поведение человека, не учитывая такое важное явление, как «вторичная выгода».
Мы полагаем, что определенный поведенческий стереотип является наиболее походящей реакцией в определенной ситуации, каким бы странным он ни казался.
Контекст или ситуация, на которую реагирует клиент на девять десятых состоит из внутреннего опыта и лишь на одну десятую — из внешнего. Таким образом, если фрагмент поведения выглядит или звучит странно для вас, то это является надежным индикатором того, что большая часть контекста, на который реагирует клиент, не доступна для вас в вашем непосредственном сенсорном опыте. Он реагирует на кого-то или что-то в его внутреннем представлении: на мать, отца, какое-то событие и т. п. Очень часто то внутреннее представление находится вне сознания.
Линда и Тамми могут подтвердить, что реакции которые они здесь при работе с нами изменили, являлись реакциями на события, которые произошли когда-то в прошлом.
Все это вряд ли удивило кого-либо из вас. Я уверен, что у каждого из вас был опыт, подтверждающий наше положение. Особенностью же нашей реакции на это положение является понимание и осознание того, что все мы являемся сходными сбалансированными организмами. Один из способов учесть эту сложность, если вы собираетесь помочь кому-то измениться, является прием, который мы называем ПЕРЕФОРМИРОВАНИЕ. Переформирование — это специфический способ контакта с определенной порцией или частью за неимением лучшего термина личности, которая или порождает или блокирует определенное поведение. Мы делаем это, чтобы найти вторичную выгоду из данного фрагмента поведения, и позаботиться о нем как об интегральной части процесса, порождающего изменения в данной области поведения.
С нашей стороны было бы просто безответственно изменять поведение человека, не учитывая такое важное явление, как «вторичная выгода».
Мы полагаем, что определенный поведенческий стереотип является наиболее походящей реакцией в определенной ситуации, каким бы странным он ни казался.
Контекст или ситуация, на которую реагирует клиент на девять десятых состоит из внутреннего опыта и лишь на одну десятую — из внешнего. Таким образом, если фрагмент поведения выглядит или звучит странно для вас, то это является надежным индикатором того, что большая часть контекста, на который реагирует клиент, не доступна для вас в вашем непосредственном сенсорном опыте. Он реагирует на кого-то или что-то в его внутреннем представлении: на мать, отца, какое-то событие и т. п. Очень часто то внутреннее представление находится вне сознания.
Линда и Тамми могут подтвердить, что реакции которые они здесь при работе с нами изменили, являлись реакциями на события, которые произошли когда-то в прошлом.
Все это вряд ли удивило кого-либо из вас. Я уверен, что у каждого из вас был опыт, подтверждающий наше положение. Особенностью же нашей реакции на это положение является понимание и осознание того, что все мы являемся сходными сбалансированными организмами. Один из способов учесть эту сложность, если вы собираетесь помочь кому-то измениться, является прием, который мы называем ПЕРЕФОРМИРОВАНИЕ. Переформирование — это специфический способ контакта с определенной порцией или частью за неимением лучшего термина личности, которая или порождает или блокирует определенное поведение. Мы делаем это, чтобы найти вторичную выгоду из данного фрагмента поведения, и позаботиться о нем как об интегральной части процесса, порождающего изменения в данной области поведения.