– Очень разумно! – возликовала Серена. – Я бы послала объявление в газету «Морнинг пост» прямо сейчас, но думаю, что лучше воздержаться и сделать это после бала.
   – Как вам будет угодно, – сказал граф с заметным оттенком отчаяния в голосе. Аманда восхищенно следила, с какой выдержкой он спокойно высвобождает рукав из цепких пальцев Серены.
   – У меня через несколько минут назначена встреча, и я должен вас покинуть, дамы, наедине с вашими планами, – и, обращаясь к Аманде, сказал:
   – Полагаю, вы, как и я, собираетесь на будущей неделе присутствовать на балу у Марчфордов; буду польщен, если позволите мне сопровождать вас.
   – Ох, Аманда, ты непременно должна туда поехать, – вмешалась Серена, – ведь там будет весь высший свет.
   – Посмотрим, – уклончиво ответила Аманда, воздерживаясь от уведомления, что всего через сутки у нее не будет ни Бриджей, ни графа, ни свадебных хлопот.
   – В день бала приходите к нам обедать, – поспешно пригласила Серена графа, повернувшегося к двери. Тот поблагодарил с мрачной учтивостью и вышел. Проводив его до парадного, Аманда глянула на него из-под своих роскошных ресниц и сказала:
   – Вы спрашивали меня, уверена ли я, что мне по душе ваше предложение о замужестве, милорд. Теперь я хочу вас спросить – а вы, сами по-прежнему готовы выполнить взятые на себя обязательства?
   Граф обернулся к ней, лицо его передернулось, и на нем появилось выражение тревоги:
   – Можно было предположить, что реакция вашей матери на помолвку ее старшей дочери будет столь... э-э... эмоциональной, – начал он сухо, – и поэтому, само собой разумеется, что мое самое искреннее стремление – поступать должным образом, отвечая ее ожиданиям.
   – Разумеется, – пробормотала Аманда.
   – Всего доброго, мисс Бридж, увидимся на будущей неделе, – граф откланялся и спустился к ожидавшей его одноколке. Аманда несколько секунд провожала его взглядом, потом повернулась и вошла в дом.
   Спустя приблизительно час Аш с наслаждением погрузился в одно из глубоких кресел старейшего клуба консерваторов «Уайте». В соседнем кресле сидел Джеймс Уинканон, добрый друг и товарищ по оружию. Пристально посмотрев на графа, он спросил:
   – Значит, свершилось?
   – Да, друг мой. Перед тобой жених. – Граф взял со стола бокал с бренди и сделал большой глоток.
   – А сказано столь мрачно, будто тебя признали виновным в убийстве.
   Аш усмехнулся:
   – Скорее – приговорили без права освобождения под залог.
   – Но ведь девица Бридж красива, и пусть ее отец из городских обывателей, но... ты же слышал – чем дальше, тем больше представителей высшего света вступает в браки...
   – Да, понимаю, я должен чувствовать себя осчастливленным. Мисс Бридж – действительно бриллиант чистой воды. Уверяю тебя, когда познакомишься с ней ближе, увидишь, что это весьма достойная девушка. Однако раньше я всегда надеялся, что смогу выбрать невесту по собственной воле.
   – Но, Аш, – заметил грустно его друг, – ты забываешь о своем высоком положении в обществе. Люди твоего круга сами никогда не выбирали себе невест.
   Аш мрачно улыбнулся:
   – Забываю о моем положении в обществе? Да под моим именем и ломаного гроша не числится!
   – Да... Но зато титул – со времен Вильгельма Завоевателя! Ведь в вашем роду были советники королей, не говоря уж о первых воинах королевства и им подобных.
   – Это было давно, в далеком прошлом.
   Джеймс кинул на него проницательный взгляд:
   – Но гордость осталась все та же, верно, дружище? Я всегда говорил, что у тебя ее хватит на двоих, а то и на троих. Будь начеку, поберегись, не то она тебя задушит.
   – Ох, ради Бога! Я же...
   – Итак, продолжу свою мысль – осталась и слава. Не надо забывать, что еще есть Поместье. А дом в усадьбе – одно из крупнейших зданий королевства, но только его надо восстановить. Этого вполне достаточно, чтобы многие девицы из высшего света жаждали стать леди Ашиндон. К сожалению, среди них нету таких, у кого хватило бы звонкой монеты, чтобы компенсировать твою бедность.
   – Да, это так, Джейми. – И Аш печально уставился на свои длинные ноги. – Но что бы изменилось? Даже если я женился бы на светской девушке?
   – Ну, Аш... Ночью все кошки серы.
   – Вот именно, кошки. – И Аш поморщился.Быть может, и ты прав... Но кошка кошке рознь. А Бридж – еще котеночек и, согласись, весьма привлекательного вида. Потом, сковать себя узами еще не значит выбрать жалкий жребий. Я не говорю о взаимной любви, – поправился он поспешно, – но мало ли, вдруг она тебе начнет нравится. По-твоему, разве такое немыслимо?
   – Любовь! – хмыкнул Аш. – Просто радужный бред писак, авторов скверных романчиков! Самое большее, что следует ожидать от брака, это лишь – возможности наладить такие дружелюбные отношения между супругами, при которых каждый из них живет своей жизнью, разумно подстраиваясь друг под друга. А относительно того, что она начнет мне нравиться... – и он замолчал. Вопреки странному сегодняшнему поведению мисс Бридж, он готов был признать, что благодаря ей могут сбыться даже некоторые его мечты. Ее красивое лицо украсит его дом, а ее прекрасные деньги спасут этот дом от аукциона. Но уже в следующее мгновение его мысли невольно перекинулись на соблазнительные формы Аманды, на золотистые кудри, небрежно ниспадающие над загадочными, бездонными голубыми глазами. – Как знать, может быть, ты и не ошибаешься в своих предположениях, Джейми, – пробормотал он задумчиво, – вполне может быть.
   Сделав глоток, Джеймс поиграл моноклем и, наконец, проговорил:
   – Кстати, я слышал, что утром в городе появилась леди Ашиндон.
   Аш резко выпрямился:
   – Ли... Приехала, говоришь, Лиана? Господи, а я ничего об этом не знаю!
   – Я так и думал. Она остановилась в доме своих родителей.
   Аш долго молчал. После смерти Гранта его вдова-красавица жила настоящей затворницей в поместье своего отца, которое граничит с Поместьем Ашиндон. В памяти возник образ смешливой девочки, с которой они росли вместе, и у него засосало под ложечкой. Нет! Он стиснул кулаки. Целых три года он боролся с тяжелыми воспоминаниями, избавился от них. Она и теперь недоступна, как была в день венчания с Грантом в часовне Поместья. Он снова обратился к другу:
   – М-да... Полагаю, что скоро предложит нанести ей визит.
   – Да, вероятно, – согласился Джеймс, понимающе посмотрел на друга и снова взялся за бренди.
   В тот вечер обед у Бриджей превратился, как и следовало ожидать, в настоящий праздник. Добросердечности атмосферы способствовало еще и то, по мнению Аманды, что дома не было Джереми, который опять обедал где-то на стороне. Серена, восседая во главе стола, радостно бурлила, рассуждая о «Свадьбе», которая все-таки была на втором по важности и мест после «Объявления о бале».
   – На прошлой неделе, Аманда, я видела в журнале «Все для красавиц» потрясающее платье. К нему придается нижняя юбка из светло-синего атласа и жакетик из серебряной нити. Ты в нем будешь великолепна!
   – Хорошо, – безразлично произнесла Аманда, которой хотелось бы поговорить на более интересную тему. Откинувшись к спинке стула, она снова стала размышлять о сложности сновидения, которое сама же выдумала Сначала – подлинная принадлежность к девятнадцатому веку всего в районе Мейфэр, а теперь эта семья, словно сошедшая с телевизионного экрана из какого-то исторического сериала.
   Тишина не долго царствовала в столовой. Лучезарное настроение не давало покоя Серене, и зазвучала следующая важная тема – «Приданое».
   – Наверное, его сиятельство еще не обсуждал с тобой ваше свадебное путешествие? – спросила она настороженно. – По-моему, нет, – ответила она сама на свой вопрос, помахав рукою. – Слишком рано. Но будь уверена, дорогая, папа оплатит наличными поездку в Рим или куда-нибудь еще в этом роде. И нам нужно все продумать заранее. Начнем с нижнего белья, потому что оно всегда одинаково в любом климате.
   Весь остаток этого бесконечного вечера Аманда просидела, стиснув зубы; и когда тьма лишь затронула небо, она сразу, ссылаясь на головную боль, запросилась в спальню.
   – Конечно, детка, – согласилась Серена с мягкой улыбкой. – Я скажу Хатчингз, чтобы она отнесла тебе в постель горячего молока с сахаром и пряностями. Уверена, что к утру тебе станет намного лучше.
   То же думала и Аманда и со вздохом облегчения отправилась к кровати под балдахином. Молча она позволила Хатчингз обрядить себя в ночную сорочку из жатого батиста, расшитую птичками и цветочками. С Божьей помощью все это наваждение скоро кончится. Она хорошенько выспится и утром встанет в здравом рассудке. Придется самой аккуратно заштопать дырявый рукав судьбы, из которого она сюда выпала, и утром она вернется в Лондон двадцатого века, а все эти типы, с которыми пришлось общаться сегодня, превратятся в отголоски растаявшего сновидения. Одна личность удержится в памяти, конечно, дольше других, но об этом – потом, и зарылась поглубже в подушки. Трудно было уснуть, находясь под впечатлением странных событий прошедшего дня, но то ли от усталости, то ли от тех пряностей, что Хатчингз напихала в горячее молоко, Аманда вскоре забылась глубоким сном без сновидений и проснулась через много часов от гомона птиц и нечленораздельного гвалта. Осторожно приоткрыв один глаз, она сразу увидела как свет утреннего солнца играет на ненавистных розовых шелковых занавесках, свисающих изящными фестонами с балдахина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Аманда села очень прямо и настороженно оглядела комнату. Туалетный столик, шифоньер, маленькое бюро – все вещи были на своих местах, где она впервые увидела их вчера. «Нет! – возопило ее сознание. – Этого не может быть!» Неужели она вправду сошла с ума? Неужели она впрямь угодила в ловушку этого кокона из розового шелка и ей суждено оставаться здесь до конца своих дней? Откинув одеяло, она бросилась к окну и выглянула на улицу. Орды уличных торговцев носились по булыжной мостовой, расхваливая свои товары. Вот точильщик налетел на молочницу, и та расплескала молоко из ведер, висевших на коромысле. Вот человек несет высоченную стопу плетеных корзин, балансирует ею, чтобы не развалилась, обгоняя другого, который согнулся вдвое под тяжестью своего груза в кожаных сумах, привязанных к поясу. Вот продавец горячих лепешек раздает злобные оплеухи ватаге мальчишек, которые, видно, хотели полакомиться на дармовщинку. И все это людское скопление издает оглушающий шум. «Боже правый, разве поспишь здесь после рассвета?» – подумала Аманда в полной растерянности. Подбежав к туалетному столику, глянула в зеркало и даже это простейшее деяние явило ей в отражении безупречный абрис лица молоденькой Аманды Бридж. Галлюцинация продолжалась во всей своей полноте. «Господи, что же мне делать?» Добрела до постели и зарылась в подушках. Мысли, словно зайцы, удирающие от гончих собак, бешено метались туда-сюда, в тщетных попытках найти хоть какую-то логическую нить в этой дикой ситуации. Существует ли всему этому еще какое-то объяснение, которое упущено по недосмотру? Существует ли вообще надежда – независимо от характера помрачения ума – найти путь в свою привычную среду? Быть может, расстроенному рассудку просто нужно больше времени, чтобы он сам пришел в норму. Или – Аманда даже села рывком – она сама должна подтолкнуть его, помочь ему прийти в норму. Часовня! Надо вернуться в часовню Гросвенор. Посидеть там в тишине и темноте, сосредоточиться и – вернуться туда, откуда прибыла. Никаких оснований, что этот план даст желаемый результат, не было, но она старалась успокоить себя хотя бы тем, что решила действовать, совершить какой-то поступок, пусть и незначительный.
   Откинувшись на подушки, закрыла глаза и стала думать об обитателях своих видений. Любопытно, почему свои фантазии она заселила такими странными персонажами, как Бриджи и лорд Ашиндон? Будь она предельно честна перед собой, призналась бы, что его сиятельство соответствует хранимому в тайниках души представлению о желанном мужчине, хотя он и не похож на тех, к которым ее обычно влечет. Она не была склонна к девичьим мечтаниям, но если была бы, то выдумала бы кого-нибудь типа Мела Гибсона. Его сиятельство не того типа: слишком высок, да и заносчив не в меру, а уж про нос – и говорить нечего.
   Вздохнула. Долго еще ей общаться с этими людьми? Галлюцинация затянулась дольше, чем она ожидала, хотя устанавливать временные пределы галлюцинациям – бессмысленное занятие. Еще одно соображение – однажды оно приходило ей в голову – опять закралось в сознание, и вновь его пришлось подавить. Глупо даже думать о том, что она каким-то образом перенеслась во времени и вселилась в тело молоденькой Аманды Бридж. Она, слава Богу, не обитает на страницах какого-нибудь научно-фантастического крутого чтива. Нет, рано или поздно, но она обязана вернуться в нормальное состояние, и приложит все силы, сделает все возможное, чтобы это случилось как можно раньше.
   Поворачивалась и так и сяк, но ничего не выходило – не могла снова уснуть: мешал городской шум, который неуклонно нарастал.
   Собралась встать, но в дверь тихо постучали и вошла Хатчингз с подносом, на котором стояли тарелка с парой сдобных изделий и чашка с пышущим паром горячим напитком.
   – Что это? – спросила Аманда, подозрительно принюхиваясь, когда Хатчингз ставила поднос на столик у кровати.
   – Как – что? Ваш утренний шоколад и бисквиты, мисс.
   Аманда взяла чашку, сделала осторожный глоток и укоризненно посмотрела на служанку:
   – Это разве шоколад?
   Хатчингз нервно мотнула головой.
   – Ты ошибаешься, Хатчингз. Это не шоколад. Пахнет шоколадом, но вид не тот, а вкус просто жуткий. Из чего ты это сделала?
   – Как из чего, барышня? Наскоблила шоколада, залила горячей водой, добавила молока и немножко сахару – сделала так, как вы любите.
   – Неправда, Хатчингз, я так не люблю. Ты в самом деле добавляла молоко? А сахару там меньше, чем можно больному диабетом, – Аманда сокрушенно вздохнула, а Хатчингз опять затрясла головой, ничего не понимая. – Ладно, не переживай. Лучше скажи – далеко отсюда до часовни Гросвенор? Вчера, когда меня везли сюда, я была не очень-то наблюдательна.
   – Часовня Гросвенор, барышня? – переспросила Хатчингз, и ее простодушное лицо не смогло скрыть самых скверных предчувствий. – Ох, барышня, вы же не собираетесь...
   – Как раз собираюсь. Хочу опять сходить туда. – От этих слов Хатчингз тихо застонала.
   – Нельзя, барышня! Ваш батюшка... Ваша мамаша... Посадят вас под замок... Не выпустят, пока вам не стукнет лет тридцать... А меня выгонят! – закончила она, чуть не плача.
   – Ничего подобного, – заверила ее Аманда. – Я же не собираюсь там встречаться с этим – как его?.. Просто пойду в часовню и... займусь там... ну... самосозерцанием.
   – Самосозерцанием! – охнула Хатчингз и, наверно, представила себе, как ее госпожа сама раздевается донага посреди церковного придела.
   – Да, – твердо произнесла Аманда, стараясь придать своему голову побольше уверенности. – Мне нужно спокойное, тихое место. Я что-то запуталась, Хатчингз, – продолжала она, а служанка совсем оторопела и стояла недвижно, словно приросла к полу. – Мне нужно восстановить память, вот я и пробую разные способы, – Аманда грустно улыбнулась, и Хатчингз немного расслабилась, приняв менее напряженную позу.
   – Ох, горемычная вы моя... вот беда-то... Ладно, может, как-нибудь, – начала Хатчингз с сомнением в голосе, и вдруг лицо ее прояснилось: – Но в церковь-то не попасть, барышня, – выговорила она с явным облегчением, – потому как заперта.
   – А как же вчера Аман... то есть я, туда попала?
   Так это все мистер Саттерли устроил: заплатил церковному ключарю, а тот и отпер.
   – Мистер Саттер... ах да, мой друг. Кстати, куда он пропал? Не помню, чтобы он был в церкви. И здесь, по-моему, не показывался, или был?
   – Не был, барышня. Мистер Саттерли не смеет прийти сюда. Ваш батюшка еще несколько недель назад запретил ему приходить – сразу после того, как он просил вашей руки.
   – А-а, – промолвила Аманда. – «Значит, пара несчастных влюбленных. Все та же мелодрама – словно по сценарию старомодного фильма. Златокудрую героиню принуждают выйти за нелюбого ей злодея, недобрый отец угрожающе щелкает плетью, злодей скалит зубы и подкручивает усы. За исключением того, что отец Аманды постоянно проявляет отцовскую заботу и доброту, а лорда Ашиндона из-за смуглого лица с грубыми чертами хотя и можно было бы взять на роль злодея, но у него нет усов и он настолько выдержан, что никогда не позволит себе скалить зубы».
   – Ладно, все это неважно, – бросила Аманда. – Сами найдем ключаря, и он отопрет часовню.
   Хатчингз, засомневавшись, насупилась:
   – Не понравится это вашей мамаше.
   – А ей незачем знать об этом. Согласна?
   – По моему разумению, барышня, после вчерашнего, вам без ее ведома и в отхожее место на заднем дворе сходить не удастся.
   Аманда вздохнула с тоской:
   – Ну, а как насчет покупок? Аман... то есть я люблю пройтись по магазинам?
   Хатчингз хмыкнула:
   – А то! Вас хлебом не корми, только дай...
   – Ну вот! Вместе с тобой и пойдем, а если мама нас поймает, мы ей скажем, что идем на... на...
   – Оксфорд-стрит. Но все это не так-то просто, барышня. Вам сначала надо сойти вниз и позавтракать. Потом приказать подать карету, а еще послать вперед лакея, чтоб заранее растолкал да вытащил из постели ключаря. – Прекрасно. Вот ты и позаботься обо всем этом, а через час жди меня в холле.
   Хатчингз еще долго сопротивлялась осуществлению задуманного плана, выискивая все новые причины, но, когда она обрядила свою госпожу в платье из светло-голубого люстрина, украшенное рядами кружевных рюшей по вороту и рукавам, Аманде удалось укротить поток возражений, и служанка нехотя согласилась помочь ей.
   Аманда спустилась по длинной изогнутой лестнице вниз и вошла в столовую, где, к ее радости, никого не было, кроме лакея. Парень стоял «по стойке смирно» перед буфетом, уставленном горячими блюдами, от которых исходил вкусный пар. Он тут же наполнил для нее тарелку, налил кофе в чашку и предупредительно поставил кофейник поблизости на столе. Аманда позавтракала в тишине, поразмышляла – благо никто не мешал – и в назначенное время поспешила в холл, где ее уже дожидалась Хатчингз, держа в руках длинную мантилью, капор, перчатки и ридикюль. Спешно одевшись, Аманда бросилась к дверям и готова уже была переступить порог, но вдруг резкий окрик откуда-то сверху заставил ее замешкаться.
   – Аманда! Что же ты делаешь?! Куда это ты собралась?!
   Аманда обернулась и изобразила приветливую улыбку:
   – Ох, мама! Доброе утро! Такой чудный денек! Вот решила пройтись по магазинам.
   – По магазинам? – и мать подозрительно прищурилась. – Перестань хитрить, Аманда. Марш в свою комнату сию же минуту! И отдыхай там, пока у нас не начнутся визиты.
   – Визиты?
   – Разумеется, – удрученно вздохнула Серена. – Слуги наверняка уже все разболтали, и новость о твоем... недомогании уже гуляет по всему району Мейфэр. Поэтому не стоит сомневаться, что к нам вот-вот повалят визитеры и тебе придется принимать их.
   – Но как же я буду это делать, если никого из них не знаю?
   – Уверена, что, увидев их лица, ты всех узнаешь, да и я буду рядом с тобой – для моральной поддержки. В конце концов, ты же не можешь вечно прятаться.
   Хотя Аманда и не очень надеялась, что будет прок от поддержки Серены, но поняла, что та в общем права. Ведь неизвестно, сколько еще продлится эта галлюцинация, и надо быть готовой встречать лицом к лицу все что угодно или кого угодно.
   – Хорошо, мама, я скоро вернусь, и сама буду встречать всех. Кстати, когда начнется их наплыв?
   – После ланча, не раньше, но...
   – В таком случае у меня уйма времени, – и взмахнув на прощание рукой, Аманда вышла из дому.
   – Аманда! Я требую, чтобы ты вернулась к себе в комнату! – понеслось ей вдогонку, но тщетно, потому что Аманда, схватив Хатчингз за руку, вытащила ее наружу и плотно закрыла дверь. Когда карета отъехала, Аманда обернулась и весело помахала Серене, выбежавшей на крыльцо. Во всех линиях пышного тела матери застыло замешательство оттого, что разгон, учиненный дочери, не возымел должного действия.
   Через несколько минут Аманда уже стояла перед входом в часовню Гросвенор. Это оказалось довольно скромное, как все англиканские церкви, прямоугольное строение из кирпича, переходящее в высокую колокольню строгой пирамидальной формы, как у церквей в Новой Англии. Внутри часовни было вовсе не темно – белые стены и множество окон. По интерьеру она напоминала церковь прихода Брутон в Уильямсбурге. Опять в часовне никого не было. Велев Хатчингз и лакею подождать снаружи, Аманда прошла к скамье, на которой сидела тогда, когда с ней произошел тот самый «эпизод», как выражаются медики. Робко села на скамью, склонилась, прислонилась лбом к гладкой темной доске и закрыла глаза.
   «Так, хорошо. Расслабься. Избавься от посторонних мыслей. Думай только о возвращении в то время и место, где надлежит тебе пребывать. Ты облако. Ты...»
   Вдруг за спиной ее грохнула входная дверь, она испуганно открыла глаза, потом услышала как кто-то огромными шагами идет по боковому приделу.
   – Ну, и за каким дьяволом вы снова здесь? – Аманда обернулась к говорящему и от изумления разинула рот.
   – Лорд Ашиндон! – воскликнула она.
   – Вам следует знать, что бесполезно передо мной разыгрывать святую простоту! – он оглядел церковь. – Опять он обманул ваши ожидания? – язвительно спросил граф.
   Аманда, готовая уже приветливо улыбнуться ему и объяснить все, вскочила, как ужаленная:
   – Да как вы смеете со мной так разговаривать, чурбан несносный! Куда я хожу и зачем – не ваше дело! А ну проваливайте отсюда!
   Граф оторопел. Плесни она ему в лицо горячим кофе – он меньше был бы поражен. Но в мгновение ока он справился и с этим демаршем:
   – Имею полное право так разговаривать с вами. Я ваш жених и...
   – Наша помолвка не дает вам права бранить меня, вы мне не родитель. И вообще, как вы здесь оказались?
   Он вымученно улыбнулся:
   – Как? Просто – исполнял долг прилежного жениха, ехал к вам с утренним визитом. И был изумлен, узрев, как моя невеста стремглав уносится от дома. И был не меньше изумлен, когда понял, что она снова направляется на место условленной встречи.
   – Вздор, – сухо заметила Аманда. – Не для того я здесь, чтобы с кем-то встречаться. Просто хотела заняться самосозер... то есть найти тихое и покойное место и попытаться привести в порядок мой... расстроенный рассудок.
   От недоверия брови у лорда Ашиндона поднялись.
   – Угу... Конечно, иной личности для уединения нужна именно незнакомая отдаленная церквушка, а не своя спальня или одинокая прогулка по парку.
   – Да, нужна, – отпарировала Аманда. – Особенно, если эта личность пытается воссоздать ту обстановку, в которой впервые утратила здравый рассудок. А теперь, если вы покинете эту личность и оставите ее в покое, она вам будет очень признательна.
   К ее удивлению, граф оглушительно хохотнул:
   – Ну нет, и не подумаю! Судя по негодующему виду вашей мамы, застывшей на крыльце дома, вас ждет изрядная головомойка. Поэтому вам лучше вернуться в моем сопровождении, – и, не дожидаясь ответа, подсунул руку под локоть Аманды, приподнял ее и безо всяких усилий поставил на ноги, а потом невинным тоном спросил: – Кстати, вам удалось добиться седативного эффекта?
   – Седатив... Ах, нет. Не удалось. Ведь я только села, как сразу ворвались вы. Поэтому благодарю вас за готовность сопровождать меня, но я еще не собираюсь домой. – Однако, заметив, как упрямо напряглись его скулы, уступила: – Ладно, будь по-вашему. Вижу – мне здесь покоя не будет. Придется уйти, но, простите, без вас. Хочу пройтись по магазинам.
   – Великолепно, и я с вами пройдусь. – И не давая возможности ей воспротивиться, Аш выпроводил ее из церкви и усадил в свой экицаж. Распорядился, чтобы Хатчингз и лакей отправлялись домой и передали миссис Бридж, что ее дочь в надежных руках жениха, и тронул лошадей.
   – Так куда едем? – спросил он.
   – Понятия не имею, – резко ответила Аманда. – Среди всех известных мне своевольных зануд, которых я встречала немало, вы, несомненно, занимаете первое место, милорд.
   – Зануд? – повторил Аш. – Мне незнакомо это слово, но думаю не стоит обольщаться, что это комплимент.
   – Правильно думаете, – бросила Аманда.
   Повернув с улицы Северная Одли-стрит на Оксфорд-стрит, Аш остановил лошадей.
   – Поскольку у вас нет ничего на примете, предлагаю пройтись пешком. Поглазеем на витрины, как деревенские увальни; быть может, что-то поразит ваше воображение, тогда и будем думать о покупке.
   – Хорошо, – вяло согласилась Аманда. – Но у меня нет денег.
   Аш медленно смерил ее взглядом.
   – Неужели? Дочь Толстосума Бриджа – с пустой сумочкой? – он вдруг умолк и стал помогать ей сойти на землю, крепко взяв за руки. – Извините меня, пожалуйста, – произнес он отрывисто. – Не понимаю, откуда у меня такая непростительная бестактность, – но Аш сознавал, что его голосом управляло скрытое недовольство самим собой, однако от этого произнесенные слова о Бридже не прозвучали менее обидно. К его удивлению, она нисколько не смутилась, а просто поежилась, стараясь высвободить руки из его стиснутых пальцев. Наконец вырвалась, вскрикнув.
   – Значит, его именно так называют? – спросила она так холодно, будто водой окатила накал его терзаний. Он неохотно кивнул. – До чего же метко, – сказала она кратко, и Аш вытаращил глаза. Та Аманда, какую он знал, уже бы свалилась в обморок от приступа негодования, вызванного таким грубым оскорблением ее родителя.