Бэрбор Энн. Шаг во времени

   «Не тревожься обо мне, любовь моя, первая и единственная любовь моя, – прошептала она тогда, а в зеленых ее очах застыли кристаллики слез. – Я буду жить здесь до конца моих дней в затворничестве и одиночестве, но тебя никогда не забуду».
   Скорбно прощаясь, она поцеловала его только один раз – в щеку – и поспешно скрылась в доме своих родителей. Разумеется, он понимал, что она не останется там навеки. Затворническая да одинокая жизнь монашенки не для таких жизнелюбивых и склонных к удовольствиям женщин, как Лиана Уэксфорд, графиня Ашиндон, урожденная Боннер.
   Тяжело вздохнул. Надо ответить, сообщить графине, что не имеет возможности постоянно быть при ней, но всегда готов оказать ей любую услугу. Ваш и т. д. и т. п.
   Несмотря на столь похвальное намерение, сформулированное в уме, он приказал опять подать коляску и всего через полчаса, держа шляпу в руке, уже стучался в дверь дома номер три на площади Кавендиша. Его проводили в дальнюю часть дома, в маленькую гостиную с занавешенными окнами, с какой-то тяжелой, будто затхлой, атмосферой. Лиана была в комнате одна, сидела у камина в небольшом кресле с полосатой атласной обивкой.
   – Лиана, – невольно вырвалось у него.
   Она повернула голову, и у него возникло ощущение, что она часами сидит здесь недвижно, как часть мебели этой комнатки, как приросшие к каминной доске часы в золоченом корпусе, и что ожила она лишь от звука его голоса.
   Но это ощущение мгновенно развеялось – Лиана легко вскочила и бросилась ему навстречу. Обеими руками она схватила его руку. Он всмотрелся в ее полное жизни лицо, мало изменившееся за прошедший год, и сердце его сбилось с ритма.
   Она была такая же утонченная и изящная, нежный овал лица обрамляло облако черных волос. Над высокими скулами весело сияли зеленые глаза с экзотическим разрезом и проникновенно вглядывались в глубину его глаз.
   – Аш! Я так рада, что ты пришел! Если бы ты знал, как я устала от своего одиночества!..
   Она усадила его на диванчик у окна.
   – Расскажи мне все, что ты делал в городе. Я была потрясена, услышав, что ты продал городской дом Ашиндонов. Где ты теперь живешь? – Она тоже села, суетливо поправила юбку серо-голубого утреннего платья и жестом предложила Ашу сесть поближе к ней. Он неохотно подвинулся.
   – Пойми, вынужден был продать все, что можно – как с тонущего корабля выбрасывают за борт все, кроме необходимого для спасения.
   – Ох, Аш, неужели дела обстоят столь скверно? – и уголки подвижных ее губ печально опустились. – Я, конечно, знала, что Грант тратил свое состояние, но представления не имела, насколько...
   – К тому времени, когда Грант принялся за состояние, его уже почти не было. Понимаешь, дядя ничего не смыслил в делах, но считал себя финансовым магом, – и Аш вымученно улыбнулся. – Наследство Гранта сильно поубавилось, хотя... – и он умолк.
   – Хотя, – подхватила Лиана, горько усмехнувшись, – он мог бы все наладить, не усугуби он все сам своим беспутным образом жизни. Очень жаль. Прости, Аш, – закончила она дрожащим шепотом.
   Пытаясь поправить ее настроение, Аш деланно рассмеялся и сказал:
   – Но я приехал сюда не для того, чтобы разглагольствовать о моих затруднениях. Ты-то как, у тебя все в порядке? Ведь твоя вдовья доля наследства уцелела. И тебе всего хватает, не так ли?
   – Хватает? – Лиана горестно улыбнулась. – Ах да, конечно, – и она многозначительно повела головой, давая понять, как много не сказано. Аш решил сменить тему.
   – Чем я могу помочь тебе, Лиана?
   – Мне? – она озадаченно сдвинула брови, но чело ее тут же разгладилось. – Ты о моей записке? Прости, мой друг, я не имела в виду ничего особенного. Просто подумала, что ты не знаешь о моем приезде, а узнав, вдруг соизволишь скрасить времяпрепровождение одинокой вдовы.
   Столь драматической концовке совсем не соответствовала озорная улыбка вдовы, и он произнес не очень уверенно:
   – Трудно поверить, что красавица Лиана может провести в одиночестве больше пяти минут. Только не рассказывай мне, что с тех пор, как ты приехала в город, ваш дверной молоток все время молчит.
   – Ох, эти денди и самодовольные щеголи, – она небрежно отмахнулась. – Только шепни словечко, что в городе объявилась новая женщина, они тут же налетят, как тополиный пух. Да еще сплетницы и дармоеды. Ох, Аш, но... – ее длинные черные ресницы призывно встрепенулись, – я так истосковалась по настоящему человеку, с которым можно поговорить по душам. Который меня действительно знает и с которым мне хорошо и спокойно, – она подняла руку, и Аш не думая бережно заключил ее в свои ладони.
   – Понимаю, – произнес он, и в его голосе прорезалась досада, – при данных обстоятельствах мой удел быть только другом, но боюсь, что... – но Лиана вдруг отдернула руку и отвернулась.
   – Пожалуйста, прости меня, Аш! Я знаю, что не имею морального права просить тебя о таком. Знаю, что между нами все кончено, – и она всхлипнула.
   – То было так давно, Лиана, – Аш говорил с трудом, ощущая, будто комок застрял в горле. – Все было кончено в тот день, когда ты приняла предложение моего двоюродного брата. И не тебе...
   – О Боже, Аш! – И на фоне бледного лица ее глаза засверкали темными смарагдами. – Ты же знаешь, что я ничего не могла поделать. Отец бы отрекся от меня... Не могла я идти против его воли и против воли матери тоже.
   – Знаю, – вдруг мягким тоном проговорил Аш, – знаю, – и погладил ее нежную руку, которую она положила себе на колено, потом глубоко и прерывисто вздохнул. – Конечно, я останусь твоим другом. Ведь я им был всегда и им, как видно, останусь навсегда.
   Лиана облегченно вдохнула и широко улыбнулась, как напроказивший ребенок, которому удалось избежать наказания.
   – Дорогой мой, я тебе расскажу, как много это значит для меня. Позволь только я попрошу принести нам чего-нибудь перекусить. И еще надо сообщить тетушке Бидди, что ты у нас. Ведь ты ее помнишь?
   Аш отлично помнил грозную женщину внушительных размеров, приходившуюся родной сестрой сквайру Боннеру. Он мысленно воскресил ее облик – копна стальных волос над длинной физиономией с крупными чертами, невольно вызывающей представление о норовистой кобыле. Беатриса Боннер была той силой, с которой в доме Боннеров весьма считались, и Лиана правильно поступила, убедив ее стать своей компаньонкой.
   Лиана встала и, плавно двигаясь, подошла к шнуру звонка. Обернувшись к Ашу, она, как бы между прочим, спросила:
   – Ты собираешься на бал к Марчфордам? Как я понимаю, там будет весь высший свет вплоть до его ослов. – Аш утвердительно кивнул. Тогда она плавно перешла к основному вопросу: – Раз ты заявляешь, что ты мне друг, ловлю тебя на слове и дерзаю просить сопровождать нас на этот бал. В конце концов ничего нет предосудительного в появлении на балу в компании чьей-то тетушки, – и ее мелодичный смех зазвенел колокольчиками, но Аш внутренне сжался.
   – Боюсь, что это невозможно, – медленно проговорил он и, заметив в ее глазах смесь удивления с недоверием, спешно добавил: – Я уже обещал кое-кого сопровождать на этот бал.
   – Кое-кого? – Выражение лица ее стало на мгновение жестким, но она тут же улыбнулась и лукаво спросила: – Я знаю ее?
   – Вряд ли, – ответил он сухо. – Ее зовут Аманда Бридж.
   – Нет, это имя мне незнакомо. – Глаза Лианы спрятались под шелковистой сенью ресниц. – Следует ли мне узнать еще о чем-нибудь, друг мой? – спросила она игриво.
   Он тяжело вздохнул:
   – Пожалуй. Я сделал ей предложение, Лиана.
   Ее глаза широко распахнулись и уставились на него, и весь ее облик свидетельствовал о потрясении.
   – Предложение? – прошептала она и прижала ладонь к горлу. – Ах, Аш, как же ты мог?
   После этих слов Аш резко поднялся.
   – Как я мог? На что ты намекаешь? – с горечью спросил он. – Ты полагала, что я уйду в монастырь?
   – Нет же, разумеется, нет. Я только думала, что...
   – Но я же обязан жениться. Мой долг – произвести на свет наследника, не говоря уж об обязанности восстановить Поместье. Кроме того, на мне Доротея и Эндрю. Эндрю учится на юриста, а Доротея уехала жить к дяде Бревертону с женой, и в Поместье теперь нет никого.
   Лиана резко выдохнула, и этот слабый звук породил эхо в нависшей тишине.
   – Эта мисс... э-э... Бридж, очевидно, богата? – произнесла она едва слышно.
   – Ее отец – владелец фабрики и в сотню других дел руку запустил. По-моему, он мог бы купить даже само «яблоко раздора», и не было бы Троянской войны.
   – Понятно, – произнесла Лиана, кривя губы в подобие улыбки. – Опять приходится просить у тебя прощения, поскольку у меня меньше, чем у кого бы то ни было, права порицать тебя за выгодный брак. Однако мне бы хотелось... – она взмахнула рукою и прикоснулась к его рукаву, а он тут же накрыл ее своей ладонью. Невольно он шагнул навстречу, и она внезапно оказалась в кольце его объятий.
   – Ох, Аш, – выговорила она с придыханием, – я не вынесу этого! – она прильнула головой к его плечу, и на черных ресницах сверкнули слезы и покатились по щекам. – Но ведь должна же быть и у нас хоть какая-то надежда!
   Аш непроизвольно сжал ее в своих объятиях и склонился к ее лицу. Губы у нее были все такие же мягкие и теплые, какими он когда-то запомнил их, и его охватил знакомый приступ желания. Поцелуй его стал жарче и требовательней. Податливое тело Лианы ответно содрогнулось, и под напором его губ ее губы послушно раздвинулись. Рука его скользнула по ее спине вниз, но тут же замерла, потому что за дверью гостиной послышались шаги. Он резко отпустил Лиану, и она отпрянула от него, пристально глядя широко открытыми глазами. Только успела она поправить прическу и прийти в себя, как дверь отворилась и вошел дворецкий.
   – Можете подавать, Хоббз, и, пожалуйста, сообщите тетушке, что у нас гость.
   У Аша гул собственного сердца отдавался в ушах, и дышал он так прерывисто, что первое мгновение не мог и слова вымолвить, лишь предупредительно поднял руку.
   – Не надо, – наконец проговорил он. – Не стоит беспокоиться, Лиана. Я не могу остаться. Мне пора уходить, – и он попятился из комнаты. – Надеюсь увидеться на балу у Марчфордов.
   Лиана и не пыталась его удержать. Напротив, протянула руку непривычно официальным жестом и голосом, не более ровным, чем его, произнесла:
   – Разумеется, милорд. Признательна вам за столь своевременный визит. Приходите к нам снова и побудьте у нас подольше, ибо я знаю, что тетушка Бидди захочет повидаться с вами.
   Он скованно откланялся, сумел найти дорогу к холлу, забрал там шляпу и перчатки и выбрался на улицу уже в довольно сносном состоянии. Схватившись за чугунные перила крохотного крылечка, набрал полные легкие воздуха, будто вырвался из горящего дома Добрался до экипажа словно на ватных ногах, сел и поехал, не разбирая дороги, бесцельно блуждая по каким-то улицам, названий которых и не замечал.
   Господи, случилось немыслимое. Его чуть не застали в самый разгар любовной сцены между ним и вдовой его брата. Он громко застонал. Ведь мог бы предвидеть, что не удержится и обнимет ее. Он же говорил себе, что больше не любит ее, но за несколько минут общения с нею от этого убеждения не осталось и следа.
   «А с чего могло быть иначе?» – подумал он с отчетливой ясностью. Ведь он любил Лиану Боннер с тех пор, как осознал себя живущим в этом мире. А в детстве они были неразлучными друзьями по играм. Он непрестанно опекал ее с тех дней, когда она научилась самостоятельно ходить. А когда она подросла и из милой девочки начала превращаться, как и предполагалось, в красавицу, он стал безнадежно боготворить ее. Но она откликнулась на его любовь, и после первого застенчивого поцелуя в старом яблоневом саду они принялись строить планы супружеской жизни.
   Затем недобрый рок вмешался в их роман и все надежды рухнули. Однажды на каникулы из Оксфорда приехал Грант. В Лиане, которой исполнилось шестнадцать, уже проступали, как в раскрывающемся бутоне роскошного цветка, все задатки утонченной женственности, и Грант, прежде едва замечавший девушку, вдруг бешено увлекся ею. Лорд Ашиндон, питавший надежды на более приемлемую партию для своего наследника, не возражал – раз Гранту нужна Лиана, пусть так и будет. Сквайру Боннеру и его супруге, осведомленным о шатком финансовом положении Поместья и уже проявившейся склонности наследника к мотовству, идея выдать доченьку за графа все-таки пришлась по душе.
   Многие месяцы Аш клял судьбу и сетовал на неумолимое решение дяди. Грант проявлял добродушное сочувствие к его страданиям, но уверял младшего кузена, что это пройдет.
   – Кроме того, – однажды подытожил он с ленивым смешком, – если я женюсь по любви, то тебе придется жениться на деньгах, старик.
   Юный Уильям с трудом удержался тогда, чтобы не отдубасить Гранта до бесчувствия. Он запросто мог это сделать, потому что даже в свои восемнадцать был выше и сильнее своего двоюродного брата, к тому же был жилист, как плеть.
   У возлюбленных оставался единственный выход – сбежать, и хотя Лиана страстно изъявляла готовность удрать с Уильямом за границу, она не могла решиться поступить столь ужасно со своими родными.
   – Не думаю, что из-за этого у мамы остановится сердце, – говорила она, рыдая у него на груди, и ее ароматные волосы струились под его подбородком, – но я же лишу моих сестер возможности быть представленными в лондонском свете и найти там достойных мужей. И наоборот, вообрази, как богатые женихи начнут толпами съезжаться в усадьбу Ашиндонов, когда мы с Грантом... Ох, Уильям! Я не то хотела сказать, но я всего лишь женщина, воспитанная с представлениями о долге.
   Уильяма очень удивили слова Лианы. Не из-за отношения к сердечной хвори матери: они давно уже пришли к выводу, что частые приступы у миссис Боннер – просто отработанный способ держать мужа в узде. Его поразило сострадание, прозвучавшее в завершающей фразе. Разумеется, Лиана всегда ставила интересы семьи выше своих личных.
   Итак, чуть больше года спустя Уильям присутствовал на свадьбе кузена и как-то пережил последующие празднества. В тот жуткий день Лиана лишь раз взглянула прямо ему в глаза, вызывающе усмехнулась и отвернулась внезапно.
   Военная карьера не привлекала его прежде, даже когда дядя однажды обсуждал ее с ним, но теперь он с готовностью принял жизнь в униформе, как спасительное убежище. Почти сразу после приобретения ему чина его отправили на Пиренейский полуостров. В частых письмах тетя ему сообщала все новости о Гранте и его молодой жене и свои переживания по поводу непрекращающихся расточительности и беспутства Гранта. Он не смог приехать на похороны тети, а через несколько лет и на похороны дяди. И только после смерти Гранта он вновь увиделся с Лианой.
   Он до глубины души был потрясен ее видом – так мало она изменилась. Она стала, пожалуй, чуть более хрупкой, но жизнеспособность ее не уменьшилась. Его визит к ней, в доме ее родителей, был краток, ибо он не в силах был держаться спокойно в ее присутствии. Попрощавшись с нею за оградой усадьбы Боннеров, он погнал коней с такой скоростью, будто его по пятам преследовали бесы.
   С тех пор он не видел Лианы, графини Ашиндон. Провел несколько месяцев в Поместье Ашиндон, предпринимая тщетные попытки наладить расстроенное хозяйство и постоянно противясь настойчивому и почти неудержимому желанию встретиться с нею. В тот период он почти ни к кому не ездил в гости, посещал те немногие рауты, на которых, как он знал, ее не будет. Накануне отъезда в Лондон отправил ей формальное послание, ставя ее в известность о намерениях изыскать дополнительное финансирование и обещая помощь в случае необходимости. Он пустился в путь рано утром, унося в сердце ее образ, какой ему запомнился в тот день, когда она объявила о своей верности крепости отчего дома.
   А теперь она опять в Лондоне, и как ему вести себя? Решил, что будет по-прежнему избегать ее, хотя это и трудно при ее светских обязанностях и его долге выезжать с невестой в свет.
   К концу дня он пришел к единственному решению – при любых обстоятельствах воздержаться на некоторое время от визитов к Лиане и уклоняться от роли галантного кавалера Аманды Бридж. Как можно расточать банальные комплименты золотистым кудряшкам и голубеньким глазкам, если в сердце навеки запечатлелись локоны цвета воронова крыла и изумрудные очи? До бала у Марчфордов почти неделя – есть время собраться с силами для выполнения своих обязанностей. Но эти несколько дней он позволит себе роскошь одиночества. А потом он вновь возникнет не так, как бабочка из куколки, а как вполне сносное подобие счастливого жениха.
   Аманда про себя отметила долгое отсутствие графа, но с домочадцами это не обсуждала. Она действительно несколько удивилась и призналась себе, что соскучилась по нему. С ним она могла быть более или менее самой собою. О том, что ей не хватало насмешливо-язвительного поблескивания серых глаз, вида мускулистых плеч, затянутых в элегантно пошитый пиджак, она избегала даже думать.
   Отвлекая себя от подобных мыслей, старалась занять себя. Упражнялась в игре на фортепиано, совершала длительные прогулки по пленительным улицам Лондона. Серена настояла, чтобы во время этих экскурсий ее сопровождали Хатчингз и пара лакеев, что ее раздражало, но и к этому она старалась привыкнуть. Несколько раз ходила в часовню Гроувенор, невзирая на запреты Серены, но, как и прежде, безрезультатно. Никак не могла усвоить, что на самом деле совершила путешествие во времени. Все изыскивала иное объяснение. Тогда само собой выходило, что она окончательно спятила, но это ей казалось еще менее приемлемым.
   Тем временем она заметила, что почти никогда теперь не проходит мимо зеркала, не взглянув на свое отражение с легким восторгом. Предположила, что в конце концов привыкнет к ослепительной красоте молоденькой Аманды Бридж, но пока решила покупаться в ее лучах. Наслаждаясь силой ног, несколько раз в одиночку уходила гораздо дальше тех мест, что значились в черном списке Серены.
   Поразмыслив, вынуждена была пересмотреть свое прежнее неблагоприятное мнение о матери Аманды, Серене, этой раздражающей бестолковой балаболке, была присуща врожденная доброта, и за интересы дочери она болела всем сердцем. И она ведь не виновата, что ее представления о благе для дочери сильно расходились с мнениями Аманды.
   Основным недостатком этой женщины была ее абсолютная и бездумная подчиненность мужу. Аманда понимала, что такая линия поведения нормальна для этого времени, но для себя решила, что сколько бы не оставалась в этой эпохе, она приложит все силы, чтобы прежде всего освободить Серену от пагубной зависимости, даже если ее «мать» – всего лишь иллюзия. Она уже принялась за исполнение своих планов и купила Серене «Абидосскую невесту» Байрона, чтение которой было строжайше запрещено ей, судя по одному из разговоров с Джереми. Когда Аманда рассказала об этом Ашу, тот расхохотался и предложил эту книгу подарить Серене от его имени.
   – Потому что наверняка ваш достойный папа, – и в глубине его глаз засверкали веселые огоньки, – не сможет отказаться принять подарок от человека, который – должен вам сказать – тот самый вожделенный зять.
   Все дни были очень насыщенными. Светская жизнь поглощала поразительно много времени: визиты, прогулки в парк, а вечерами – посещение небольших приемов. Несмотря на бессодержательность бесед во время светских встреч, Аманду они развлекали. Хатчингз продолжала ее инструктировать, и она уже почти не допускала промахов из-за незнания прошлого молоденькой Аманды.
   Она даже совершила налет на кухню, чем очень удивила, но ничуть не обескуражила младших слуг, и научила Хатчингз готовить чашку приличного какао. Это оказалось не так-то просто, потому что порошка какао еще, очевидно, не делали, а жидкий шоколад стряпали, отламывая куски от глыбы твердого и горького шоколада, которые потом перемалывали в специальной мельнице. Проделав все это, Аманда научила Хатчингз растворять полученные гранулы в малом количестве горячей воды. Потом добавила туда «непомерное»-по мнению Хатчингз – количество сахару и влила весьма приличную порцию молока. В итоге вышло очень вкусно, особенно когда Хатчингз бросила туда щепотку толченых стручков ванили.
   – На следующей неделе мы наготовим груду помадок, – пообещала, заважничав, Аманда.
   – Хорошо, барышня, – без энтузиазма согласилась Хатчингз.
   Дни летели, и Аманда с тревогой убеждалась, что достоверность ее пребывания в Лондоне Регентства все нарастает. Некоторые события легко объяснялись былой глубиной ее проникновения в печатные труды, но как исследователь она ведь никогда не занималась бытовыми неудобствами начала девятнадцатого столетия. Ничего хуже, чем загрязнение воздуха от тысяч угольных печей, она никогда не встречала в свое время. И с грустью интересовалась – когда же наконец изобретут туалетную бумагу?
   И вот однажды утром Серена объявила Аманде сразу по окончании завтрака:
   – Сегодня – никаких прогулок по парку, милочка. Соизволь остаться дома и отдыхать, – и в ответ на смущенный взгляд Аманды добавила с оттенком возмущения:
   – Не говори мне, что ты забыла о бале у Марчфордов! Сегодня вечером! И я хочу, чтобы ты выглядела наилучшим образом.
   На мгновение Аманда впала в панику – ведь это первый ее официальный выход в свет. Заставила себя расслабиться. Пока-то все шло хорошо, роль удавалась. Никто из ее молодых знакомых не заподозрил, что с нею что-то неладно, кроме небольших провалов в памяти из-за ушиба головы. «А бал, – подбодрила она себя, – как лакомый кусочек торта».
   Но в этом-то она, как оказалось, сильно ошибалась.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   В этот день Хатчингз, чтобы подготовить барышню к вечернему празднику, потратила на обслуживание больше времени, чем обычно. Наконец служанка со всем управилась, Аманда всмотрелась в свое отражение и не поверила собственным глазам. Неужели этот чудный призрак в зеркале действительно мог некогда быть той Амандой Маговерн – с заурядным лицом и кривым телом? Видение было наряжено в парадное платье из небесно-голубого атласа, поверх которого струилась плавными линиями накидка из серебряной сеточки. Изящную шею окаймляли бусы из сапфиров, окрас которых точно совпадал с цветом глаз. Золотистые волосы, искусно уложенные высокой копной, охватывала хрупкая диадема с такими же камнями. Выбившиеся невесомые пряди прелестно изгибались, обрамляя лицо с классическими чертами. «Боже, – подумала Аманда, – раньше я не вполне понимала, что означает «сногсшибательная красавица», а теперь до меня дошло», – и, обернувшись к служанке, сказала:
   – Сегодня ты просто превзошла себя. Спасибо, Хатчингз.
   – Приятно наряжать такую красивую леди, как вы, – и девушка улыбнулась. – Вы оказываете мне честь, барышня.
   Аманда в ответ тоже улыбнулась, но как бы извиняясь, и сказала:
   – Надеюсь, папа хорошо тебе платит за то, что ты так умело ухаживаешь за мною. Ты же по моему зову и даже по мановению руки всегда тут как тут в любой момент. А на себя-то у тебя остается время?
   – А как же, барышня! – с удивлением воскликнула Хатчингз. – Каждый четверг после полудня и по воскресеньям всех слуг отпускают в церковь. Я хожу в очень хорошую христианскую общину. А здесь мне платят больше, чем почти любой другой служанке, – весело добавила она, – двенадцать фунтов в год, да бесплатная кормежка и отдельная комната.
   – Боже мой, – вздохнула Аманда, – меньше двадцати долларов!
   – Ну, это мне не понять, барышня, но я получаю больше многих служанок разных дам, и мне это нравится. Да еще вы отдаете мне платья, которые перестаете носить – я ведь на одежду не трачусь, разве что на рабочую форму.
   Аманда посмотрела на нее с недоумением, но ничего больше не сказала. Хатчингз вопросительно подняла брови, и Аманда жестом отпустила ее. Служанка вышла, а Аманда продолжала сидеть, подперев подбородок ладонью. Взгляд ее снова вернулся к зеркалу – к сверкающему отображению каменьев на шее и в прическе. На туалетном столике стояла коробка, переполненная ужасно дорогими безделушками, накупленными дочери Джереми Бриджем для ублажения его же собственного тщеславия. А тем временем, сколько тысяч других, типа Хатчингз, едва сводят концы с концами, борясь за существование? Аманда вдруг ощутила потребность вырваться отсюда, выбежать на улицу и кричать, протестуя против такого ужасающего неравенства. И у двадцатого века немало проблем, но он далеко ушел хотя бы от подобных злодеяний.
   Аманда посмотрела на часы, стоящие на столике у кровати. С минуты на минуту прибудет лорд Ашиндон. Почему он так давно не появлялся у Бриджей? Или скудный источник его пыла совсем иссяк? Будет ли он настаивать на своем предложении? Ведь сделал он его весьма неохотно. Как ни странно, граф не казался ей обычным охотником за приданым. Человек, которому гордость и надменность столь же присущи, как рыцарю доспехи, вряд ли похож на типа, пресмыкающегося ради руки дочери богатея. Пожала плечами – какое имеет значение, права она в своих оценках или нет. Подавив волнение, от которого уже начинало покалывать под ложечкой, аккуратно расправила юбку из голубого атласа и вышла из комнаты.
   Она начала спускаться по лестнице как Ра в тот момент, когда Аш вошел в дом. Вручив дворецкому пальто, шляпу и перчатки, он повернулся и посмотрел на нее. Глаза его расширились, и она ощутила прилив греховной радости.