Страница:
Впрочем, если действовать тактично, это будет не слишком трудно. К тому же, вполне вероятно, она приняла происшедшее слишком близко к сердцу, слишком резко отреагировала на обыкновенное проявление дружелюбия. Ведь Николас не сказал и не сделал ничего, что позволило бы предположить обратное, а у нее и без этого есть чем заняться. К примеру, своим магазином.
Еще несколько дней, и его можно будет открыть. Трейси почувствовала, что ее переполняет возбуждение и нетерпеливое ожидание. Она широко разрекламировала это событие в местной прессе и прекрасно рассчитала время – в общем, сделала все, чтобы обеспечить успех. Остальное было в руках Божьих, и оставалось только надеяться на то, что он будет к ней благосклонен…
Бросив последний одобрительный взгляд на витрину, Трейси повернулась и открыла дверь магазина. Уже закрывая ее за собой, она вдруг увидела мужчину, входящего вслед за ней, и на какое-то мгновение, взглянув в его хмурое лицо, ощутила в душе холодок нехорошего предчувствия.
Совершенно незнакомый ей человек был одет весьма непритязательно, в потертые синие джинсы и клетчатую рубашку с короткими рукавами – явное свидетельство теплого летнего дня. Его темные волосы были растрепаны, на щеках и подбородке проступала темная щетина, но, несмотря на это, мужчину словно окружал ореол властности и мужественной силы. Трейси не сразу нашлась, что ему сказать. Прошла, наверное, пара минут, прежде чем она сумела выговорить:
– Извините, но магазин еще не работает. Открытие состоится в воскресенье.
– Я это знаю. – Голос звучал холодно, немного скрипуче и напряженно, как будто незнакомец был очень зол, но сдерживался.
Взглянув на него повнимательней, Трейси увидела, что так оно и есть, это было заметно по холодку в серых глазах и плотно сжатым губам. От предчувствия беды сердце замерло.
– Кроме того, я вовсе не собираюсь покупать у вас обувь, мисс Картер.
Не собирается? В таком случае что ему надо? Может быть, это местный чиновник? Не нарушила ли она ненароком какое-нибудь правило организации торговли?
Обеспокоено нахмурившись, Трейси неуверенно спросила:
– Но тогда… тогда… зачем вы сюда пришли?
– А вот это, – резко ответил он, – я хотел бы обсудить с вами наедине!
Наедине. Сердце ее дрогнуло. Когда-то, давным-давно, другой мужчина тоже захотел обсудить с ней кое-что наедине. В результате этого «обсуждения» на свет появилась Люси, и хотя смешно было предполагать, что у неожиданного посетителя на уме то же самое, Трейси не смогла сдержать испуганной дрожи.
– Боюсь… боюсь, что это невозможно, – торопливо проговорила она. – Видите ли, я как раз собиралась забрать свою дочь… Может быть, если мы договоримся о следующей встрече…
Он хрипло рассмеялся.
– О, вам только этого и надо, не правда ли? Интересно, что творится сейчас в вашей хитроумной головке, мисс Картер? Что ж, извините, но у меня нет времени на заигрывания с женщинами. Я хочу от вас только одного – заверения в том, что с этого дня вы прекратите всякие отношения с моим зятем.
Трейси от удивления даже открыла рот. Этот человек явно пришел не по адресу… А может, он просто сумасшедший. Гнев пересилил страх.
– Извините, но ничем не могу вам помочь! – резко ответила она.
Действительно, о чем он говорит? Должно быть, просто перепутал ее с кем-нибудь. Столь необычное поведение можно было объяснить только этим.
Но тут ничего не понимающая Трейси увидела, как мужчина вытащил из заднего кармана джинсов чековую книжку и, презрительно скривившись, открыл ее.
– Понятно, – протянул он. – Что ж, надеюсь, это поможет убедить вас. Как видите, я готов ко всему, мисс Картер. Разумеется, я не предполагал, что вы прекратите эту постыдную любовную связь из одной сердечной доброты, которой, уверен, у вас нет. Десяти тысяч фунтов хватит?
– Десяти тысяч фунтов… – Она почувствовала головокружение.
– Вам этого мало? Что ж, назовите свою цену.
Трейси заметила промелькнувшее в его глазах гадливое выражение, и крайнее изумление уступило место ярости.
– Вон отсюда! – потребовала она. – Вон, пока… пока я не вызвала полицию!
Слишком много эмоций, досадливо подумала Трейси, это может быть опасным. Мужчина явно не в себе. Кто знает, что способно прийти такому в голову, если она будет угрожать ему?
– Весьма эффектно, но едва ли убедительно. Да и что вы им можете сказать? Что я предложил вам десять тысяч фунтов с целью предотвратить крушение семьи моей сестры? Они решат, что с вами поступили вполне честно. В нашем городе людям небезразлична судьба соседа. Даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы обдумать мое предложение. А после этого… Что ж, так или иначе, но я собираюсь остановить вас.
Не в состоянии вымолвить ни слова, Трейси молча наблюдала за тем, как он открывает дверь и выходит из магазина. Она так и стояла на том же месте вся в холодном поту от пережитого, когда несколько минут спустя в магазине появилась Энн Филдинг, ведущая за руку Люси.
– Что тут мог делать Джеймс Уоррен? – поинтересовалась она. – Он всегда проявляет нечто вроде патриархального интереса ко всему, что делается в округе, – наверное, потому, что принадлежит к семье основателей города. Но никогда бы не подумала, что его сможет заинтересовать магазин детской обуви. Если только… – Она внимательно посмотрела на Трейси и озабочено воскликнула: – Трейси… что с вами? Люси, сбегай наверх и принеси маме стакан воды. Кажется, она плохо себя чувствует.
– Вы не можете повторить это еще раз, Энн? – с трудом выговорила Трейси.
– Повторить что? – с удивлением спросила ее приятельница.
– Скажите еще раз, кто сейчас вышел из магазина.
Энн нахмурилась.
– Пожалуйста… Джеймс Уоррен, разумеется.
– Джеймс Уоррен. – Губы Трейси скривились в горькой усмешке.
Все ясно. Теперь не надо гадать, чьи права так страстно защищал неожиданный посетитель. Оставалось только выяснить, с чего он взял, будто она проявляет интерес к Николасу Форбсу или к его семье. Если уж на то пошло, если его действительно волнует судьба сестры, то надо было обращаться к ней самой, потому что именно ее поступки, ее поведение, ее стремление всюду выставлять себя напоказ и подчеркивать разницу между братом и мужем – именно это больше всего угрожало ее браку.
– В чем дело, – продолжала беспокоиться Энн. – Когда я вошла, вы выглядели такой бледной, как будто вот-вот упадете в обморок.
Быстро ухватившись за неосознанно предложенное Энн объяснение своего состояния, Трейси с готовностью согласилась:
– Да, мне стало дурно. Думаю, это все из-за жары.
– Конечно, вам пришлось нелегко. Я знаю это по собственному опыту. Когда-то мы с Томом тоже начинали свое дело. Но уверена, у вас будет все хорошо, раз уж сам Джеймс Уоррен решил взять вас под свое крыло…
Трейси невесело рассмеялась.
– Я совершенно не нуждаюсь в покровительстве человека, воображающего себя местным лордом… Спасибо, что привели Люси, – быстро сменила она тему, ясно давая понять, что хочет побыть одна, и Энн, попрощавшись, тактично удалилась.
Оставшись одна, Трейси задумчиво уставилась в пустое пространство перед собой.
Джеймс Уоррен. Так, значит, это был могущественный сводный брат Клариссы Форбс. Весьма внушительного вида джентльмен, но ее он не запугает. И стоит ему вновь появиться здесь со своими смехотворными обвинениями, она ясно даст ему понять всю их абсурдность.
Как только он осмелился предположить такое?.. Как только осмелился?.. Трейси нахмурилась. Но откуда ему пришла в голову мысль о том, что у нее могут быть какие-то иные отношения с Николасом, помимо чисто деловых?
Выяснить это можно было только одним способом. Когда всемогущий Уоррен заявится сюда со своими угрозами в следующий раз, она должна быть во всеоружии. Надо позвонить Николасу Форбсу и разузнать, с чего это его шурин решил, будто бы они состоят в любовной связи. Более того, это следовало сделать прямо сейчас, прежде чем ее гнев остынет и верх возьмет разумное начало.
2
Еще несколько дней, и его можно будет открыть. Трейси почувствовала, что ее переполняет возбуждение и нетерпеливое ожидание. Она широко разрекламировала это событие в местной прессе и прекрасно рассчитала время – в общем, сделала все, чтобы обеспечить успех. Остальное было в руках Божьих, и оставалось только надеяться на то, что он будет к ней благосклонен…
Бросив последний одобрительный взгляд на витрину, Трейси повернулась и открыла дверь магазина. Уже закрывая ее за собой, она вдруг увидела мужчину, входящего вслед за ней, и на какое-то мгновение, взглянув в его хмурое лицо, ощутила в душе холодок нехорошего предчувствия.
Совершенно незнакомый ей человек был одет весьма непритязательно, в потертые синие джинсы и клетчатую рубашку с короткими рукавами – явное свидетельство теплого летнего дня. Его темные волосы были растрепаны, на щеках и подбородке проступала темная щетина, но, несмотря на это, мужчину словно окружал ореол властности и мужественной силы. Трейси не сразу нашлась, что ему сказать. Прошла, наверное, пара минут, прежде чем она сумела выговорить:
– Извините, но магазин еще не работает. Открытие состоится в воскресенье.
– Я это знаю. – Голос звучал холодно, немного скрипуче и напряженно, как будто незнакомец был очень зол, но сдерживался.
Взглянув на него повнимательней, Трейси увидела, что так оно и есть, это было заметно по холодку в серых глазах и плотно сжатым губам. От предчувствия беды сердце замерло.
– Кроме того, я вовсе не собираюсь покупать у вас обувь, мисс Картер.
Не собирается? В таком случае что ему надо? Может быть, это местный чиновник? Не нарушила ли она ненароком какое-нибудь правило организации торговли?
Обеспокоено нахмурившись, Трейси неуверенно спросила:
– Но тогда… тогда… зачем вы сюда пришли?
– А вот это, – резко ответил он, – я хотел бы обсудить с вами наедине!
Наедине. Сердце ее дрогнуло. Когда-то, давным-давно, другой мужчина тоже захотел обсудить с ней кое-что наедине. В результате этого «обсуждения» на свет появилась Люси, и хотя смешно было предполагать, что у неожиданного посетителя на уме то же самое, Трейси не смогла сдержать испуганной дрожи.
– Боюсь… боюсь, что это невозможно, – торопливо проговорила она. – Видите ли, я как раз собиралась забрать свою дочь… Может быть, если мы договоримся о следующей встрече…
Он хрипло рассмеялся.
– О, вам только этого и надо, не правда ли? Интересно, что творится сейчас в вашей хитроумной головке, мисс Картер? Что ж, извините, но у меня нет времени на заигрывания с женщинами. Я хочу от вас только одного – заверения в том, что с этого дня вы прекратите всякие отношения с моим зятем.
Трейси от удивления даже открыла рот. Этот человек явно пришел не по адресу… А может, он просто сумасшедший. Гнев пересилил страх.
– Извините, но ничем не могу вам помочь! – резко ответила она.
Действительно, о чем он говорит? Должно быть, просто перепутал ее с кем-нибудь. Столь необычное поведение можно было объяснить только этим.
Но тут ничего не понимающая Трейси увидела, как мужчина вытащил из заднего кармана джинсов чековую книжку и, презрительно скривившись, открыл ее.
– Понятно, – протянул он. – Что ж, надеюсь, это поможет убедить вас. Как видите, я готов ко всему, мисс Картер. Разумеется, я не предполагал, что вы прекратите эту постыдную любовную связь из одной сердечной доброты, которой, уверен, у вас нет. Десяти тысяч фунтов хватит?
– Десяти тысяч фунтов… – Она почувствовала головокружение.
– Вам этого мало? Что ж, назовите свою цену.
Трейси заметила промелькнувшее в его глазах гадливое выражение, и крайнее изумление уступило место ярости.
– Вон отсюда! – потребовала она. – Вон, пока… пока я не вызвала полицию!
Слишком много эмоций, досадливо подумала Трейси, это может быть опасным. Мужчина явно не в себе. Кто знает, что способно прийти такому в голову, если она будет угрожать ему?
– Весьма эффектно, но едва ли убедительно. Да и что вы им можете сказать? Что я предложил вам десять тысяч фунтов с целью предотвратить крушение семьи моей сестры? Они решат, что с вами поступили вполне честно. В нашем городе людям небезразлична судьба соседа. Даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы обдумать мое предложение. А после этого… Что ж, так или иначе, но я собираюсь остановить вас.
Не в состоянии вымолвить ни слова, Трейси молча наблюдала за тем, как он открывает дверь и выходит из магазина. Она так и стояла на том же месте вся в холодном поту от пережитого, когда несколько минут спустя в магазине появилась Энн Филдинг, ведущая за руку Люси.
– Что тут мог делать Джеймс Уоррен? – поинтересовалась она. – Он всегда проявляет нечто вроде патриархального интереса ко всему, что делается в округе, – наверное, потому, что принадлежит к семье основателей города. Но никогда бы не подумала, что его сможет заинтересовать магазин детской обуви. Если только… – Она внимательно посмотрела на Трейси и озабочено воскликнула: – Трейси… что с вами? Люси, сбегай наверх и принеси маме стакан воды. Кажется, она плохо себя чувствует.
– Вы не можете повторить это еще раз, Энн? – с трудом выговорила Трейси.
– Повторить что? – с удивлением спросила ее приятельница.
– Скажите еще раз, кто сейчас вышел из магазина.
Энн нахмурилась.
– Пожалуйста… Джеймс Уоррен, разумеется.
– Джеймс Уоррен. – Губы Трейси скривились в горькой усмешке.
Все ясно. Теперь не надо гадать, чьи права так страстно защищал неожиданный посетитель. Оставалось только выяснить, с чего он взял, будто она проявляет интерес к Николасу Форбсу или к его семье. Если уж на то пошло, если его действительно волнует судьба сестры, то надо было обращаться к ней самой, потому что именно ее поступки, ее поведение, ее стремление всюду выставлять себя напоказ и подчеркивать разницу между братом и мужем – именно это больше всего угрожало ее браку.
– В чем дело, – продолжала беспокоиться Энн. – Когда я вошла, вы выглядели такой бледной, как будто вот-вот упадете в обморок.
Быстро ухватившись за неосознанно предложенное Энн объяснение своего состояния, Трейси с готовностью согласилась:
– Да, мне стало дурно. Думаю, это все из-за жары.
– Конечно, вам пришлось нелегко. Я знаю это по собственному опыту. Когда-то мы с Томом тоже начинали свое дело. Но уверена, у вас будет все хорошо, раз уж сам Джеймс Уоррен решил взять вас под свое крыло…
Трейси невесело рассмеялась.
– Я совершенно не нуждаюсь в покровительстве человека, воображающего себя местным лордом… Спасибо, что привели Люси, – быстро сменила она тему, ясно давая понять, что хочет побыть одна, и Энн, попрощавшись, тактично удалилась.
Оставшись одна, Трейси задумчиво уставилась в пустое пространство перед собой.
Джеймс Уоррен. Так, значит, это был могущественный сводный брат Клариссы Форбс. Весьма внушительного вида джентльмен, но ее он не запугает. И стоит ему вновь появиться здесь со своими смехотворными обвинениями, она ясно даст ему понять всю их абсурдность.
Как только он осмелился предположить такое?.. Как только осмелился?.. Трейси нахмурилась. Но откуда ему пришла в голову мысль о том, что у нее могут быть какие-то иные отношения с Николасом, помимо чисто деловых?
Выяснить это можно было только одним способом. Когда всемогущий Уоррен заявится сюда со своими угрозами в следующий раз, она должна быть во всеоружии. Надо позвонить Николасу Форбсу и разузнать, с чего это его шурин решил, будто бы они состоят в любовной связи. Более того, это следовало сделать прямо сейчас, прежде чем ее гнев остынет и верх возьмет разумное начало.
2
Устроив Люси в их маленькой гостиной и выслушав ее оживленный рассказ о событиях дня, Трейси прошла в комнату, которую отвела под свой кабинет, и сняла трубку телефона.
Когда она попросила соединить ее с мистером Форбсом, секретарша несколько замялась, и Трейси нахмурилась – ей не понравилась перемена в поведении девушки. Обычно тон ее был приветлив, время от времени они даже обменивались несколькими вежливыми фразами.
Однако сам Николас, судя по голосу, был рад слышать ее. Не желая из осторожности обсуждать визит Джеймса Уоррена по телефону, Трейси спросила, не сможет ли он приехать к ней для разговора.
– Боюсь, дело не терпит отлагательства, – сказала Трейси.
– Нет проблем. Буду у вас минут через десять. Кларисса собирается устроить вечером небольшую вечеринку, и я обещал не опаздывать. Джеймс только что вернулся из Штатов и тоже присоединится к нам.
Повесив трубку, Трейси подумала, что, если бы она прислуживала за столом, то непременно положила бы в тарелку Уоррена полную ложку чего-нибудь горького. Как только он посмел явиться сюда, угрожать ей, обвинять в чем-то… да еще основываясь на самых нелепых предположениях?
В ожидании Николаса Трейси сердито мерила шагами свой маленькой кабинет.
А ведь она столь многого ждала от новой жизни, была так счастлива. И вот внезапно ее счастье померкло, как солнце, прикрытое темным облаком, хотя ее вины в том, что ее угораздило ввязаться в конфликт с самым богатым и влиятельным жителем Эплфорта, нет.
Что ж, неважно, сказала Трейси сама себе, гордо подняв голову. Пусть только попробует. Когда все узнают, что Джеймс Уоррен пытался подкупить ее, ни в чем не виновную женщину, приписав ей несуществующую любовную связь с мужчиной, являющимся лишь ее поверенным в делах, пострадает в первую очередь он сам. Его репутация человека, достойного всяческого уважения…
Николас действительно приехал через десять минут. Проведя его через магазин, Трейси направилась наверх, в свой кабинет. Для этого им пришлось пройти через гостиную, и Люси, обернувшись, просияла.
Николас был добр с детьми, и они отвечали ему тем же. Увидев, что девочка принялась возбужденно рассказывать ему о том, как провела день, Трейси ощутила болезненный укол в сердце. Люси должна была иметь это по праву – отца, которому могла бы поверять свои маленькие радости и проблемы.
Хотя у самой Трейси никогда не возникало ощущения, что в жизни им не хватает мужчины, она понимала: чувства ребенка могут быть совсем иными. Вопрос отсутствия отца редко вставал между ними. В большой городской школе, где раньше училась Люси, дети без отцов составляли чуть ли не большинство учащихся.
Трейси сочла нужным как можно более спокойно и обстоятельно рассказать дочери об обстоятельствах ее появления на свет, естественно, отредактировав свое повествование таким образом, чтобы оно было понятно маленькому ребенку. Чуткая Люси, по всей видимости, уловила, что мать предпочитает не касаться этой темы, и больше ни о чем не спрашивала.
Внезапно с болью в сердце Трейси поняла: полагая, что они с дочерью живут содержательной и цельной жизнью, она смотрела на ситуацию только со своей точки зрения. Никогда раньше ей не приходило в голову, что Люси может не хватать отца, хотя едва ли девочка сама осознавала это.
И теперь, глядя на дочь, весело болтающую с подшучивающим над ней Николасом, Трейси чувствовала, как ее охватывают неуверенность и опасения. Неужели Люси действительно втайне лелеет мысль о мужчине в доме? Об отце?
– Что случилось? – спросил Николас, когда они очутились наедине в кабинете. – По телефону вы показались мне озабоченной.
– Озабоченная – это слишком мягко сказано, – раздраженно возразила Трейси. – Сегодня меня навестил ваш шурин. Он почему-то решил, что у нас с вами роман, и явился сюда с требованием, чтобы мы перестали встречаться. За это он предложил мне десять тысяч фунтов.
– Десять тысяч! – Николас присвистнул. – Вы их взяли?
Трейси взглянула на него с недоумением. Он улыбался, но за улыбкой таилась неуверенность, может быть, даже вина.
– Нет, не взяла. Но я просила вас приехать совсем не поэтому. Мне хочется понять, с чего это ему взбрело в голову, что мы с вами любовники, не говоря уже о попытке запугать и подкупить меня.
Повернувшись к ней спиной, Николас взял с ее стола пресс-папье и нервным движением взвесил его на ладони.
– Николас, что творится? – настойчиво продолжила Трейси, заметив его желание уйти от ответа. – И, пожалуйста, не говорите, что не знаете, – добавила она, отнимая у него пресс-папье. – Ведь совершенно очевидно, что это не так.
Немного помедлив, он пожал плечами и, испытывая явную неловкость, признался:
– По всей видимости, вина тут моя… Хотя у меня не было намерения… то есть я никак не предполагал, что Кларисса способна на такое…
– Подождите минуточку, – нахмурившись, прервала его Трейси. – Вы хотите сказать, что о нашем воображаемом романе Уоррену рассказала Кларисса? Но как подобная чушь могла прийти ей в голову? Все знают, насколько вы привязаны к ней и…
– В этом-то все и дело, – с горечью вставил Николас. – Слишком долго я позволял ей вытирать об меня ноги. Меня тошнит от ее придирок, постоянных упреков и насмешек… попыток выставить меня идиотом. Я уже говорил Клариссе, что, если она больше не любит меня, то нам надо разойтись. Хотя ради детей… Как бы то ни было, Кларисса этого не хочет… во всяком случае, так она мне заявила.
Тогда я подумал, не попробовать ли возбудить в ней ревность, заставив поверить в то, будто мною заинтересовалась другая женщина… Женщина, которая не презирает меня и не сравнивает постоянно с другим мужчиной. Кларисса всегда была очень ревнива… и, видимо, затея сработала лучше, чем я мог предположить.
Трейси не верила своим ушам.
– Вы хотите сказать, будто намеренно дали ей понять, что у нас с вами любовная связь, несмотря на то, что в этом нет ни крупицы правды? – в ужасе спросила она.
К чести Николаса, он выглядел искренне смущенным.
– Мне и в голову не могло прийти, что дело зайдет настолько далеко. К тому же я вовсе не говорил Клариссе, что у нас с вами роман, а просто рассказывал ей о вас, восхищался вами… Ну, вы сами знаете… Разве мог я предположить, что она обратится к Джеймсу… хотя следовало бы. Кларисса всегда бежит к брату со всеми своими проблемами. Он для нее важнее, чем я…
Покраснев, он замолчал, и Трейси поняла, что от ревности страдала ни одна Кларисса. Вся эта история казалась ей все более и более неприятной.
– Вам придется сказать ей всю правду, – решительно объявила она. – И вашему шурину тоже!
Николас побледнел и отвел взгляд.
– Я это сделаю, – пообещал он. – Но не сейчас. Если мне удастся заставить ее понять…
– Нет! – запротестовала Трейси; она была вне себя от гнева. Как только он посмел использовать ее подобным образом, не дав ей знать, не спросив согласия? – Я могу понять ваше желание сохранить семью, – твердо продолжила она. – Но не думаю, что выбранный вами путь верен. Почему бы вам просто не поговорить с Клариссой откровенно? Скажите, что любите ее и вас обижает постоянное сравнение с шурином. Что вы хотите сделать ваш брак счастливым. Ведь для этого есть все основания. Наверняка вы вступили в брак по любви… У вас двое прекрасных детей…
– Один из которых был зачат еще до свадьбы, – сказал Николас, несказанно удивив ее подобной откровенностью… – О, разумеется, я хотел жениться на ней, был безумно влюблен, но Кларисса… Понимаете, я так до сих пор и не знаю, почему она вышла за меня. Потому ли, что любила, или из-за беременности? Иногда у меня даже возникает сомнение, мой ли сын Алек. Видите ли, когда мы впервые познакомились, Кларисса встречалась с другим мужчиной, женатым мужчиной. Она воспользовалась мной, чтобы отвлечь внимание Джеймса. Он весьма строг в подобных вещах, настоящий моралист.
Слушать все это было крайне неприятно. Трейси испытывала к Николасу чувство жалости с примесью презрения. Что же касается Клариссы…
– Вы должны рассказать жене правду, Николас, – стояла она на своем. – Ваш шурин дал мне двадцать четыре часа на то, чтобы обдумать его предложение. И заверил меня, что, если я откажусь, он найдет способ заставить меня сделать это. Мистер Уоррен пользуется в этом городе большим влиянием, и я не могу позволить себе стать его врагом, каково бы ни было мое мнение о человеке, который верит обвинениям, выдвигаемым против других, даже не пытаясь проверить их. Боюсь, что ничем не могу помочь вам с вашими проблемами. Более того, если вы не скажете ему правду, то скажу я.
– Сделаю что смогу, – согласно кивнул Николас. – Но разубедить Клариссу будет нелегко.
– Неужели? – холодно возразила Трейси. – Вы меня удивляете. По-моему, уверить ее в том, что у нас с вами роман, вам удалось с легкостью. Разве труднее будет сказать ей правду?
– Сделаю что смогу, – повторил Николас.
Однако, провожая его, Трейси чувствовала, что хотела бы иметь больше уверенности в его решимости раскрыть Клариссе истинное положение вещей и помочь разобраться в сложившейся ситуации. Когда он уселся за руль, она спросила еще раз:
– Так я могу не сомневаться в том, что ваша жена все узнает, Николас?
Его улыбка была болезненной и вымученной, но Трейси не имела возможности позволить себе такую роскошь, как жалость. Он ведь не думал о ней, когда легкомысленно, не предупредив, втянул ее в эту авантюру. Кроме того, он и Кларисса, по всей видимости, стоят друг друга. Она не уважала взрослых людей, с детской бездумной жестокостью играющих чувствами друг друга.
Без сомнения, любой счастливый брак и вообще любые достойные уважения человеческие отношения подразумевают полное доверие, преданность, взаимную искренность и честность… Если, конечно, чувство, которое люди называют любовью, существует.
Если же то, что связывает Николаса и Клариссу, принято считать любовью, стоит только радоваться, что ей не пришлось это пережить.
Но тут она вспомнила о Люси. Люси, которую Трейси, пусть даже не по своей вине, лишила очень важной составляющей жизни. Не будет ли ее дочь, повзрослев, испытывать сложности в отношениях с мужчинами? Не приведут ли в будущем отсутствие отца, недостаток мужского воспитания к эмоциональным проблемам и нервным срывам?
Эта мысль ей не понравилась, и Трейси постаралась поскорее забыть о ней. Но позднее, слушая рассказ Люси о дне, проведенном у Филдингов, о том, как Том спрашивал совета Сузан при перекраске стен ее спальни, она уловила в голосе дочери нотку тоскливой зависти. Хотя новая комната Люси не шла ни в какое сравнение с тесной и сырой спальней в их прежней городской квартире, стены ее тоже требовали обновления. Из-за необходимости открыть магазин до начала учебного года у Трейси не было времени заняться квартирой. Когда дело наладится, она обязательно приведет их жилище в божеский вид.
У нее была масса идей, множество планов, и, выкинув из головы Джеймса Уоррена и его угрозы, Трейси начала обсуждать с Люси детали будущей отделки ее новой комнаты.
После того как девочка приняла ванну и отправилась спать, Трейси оглядела гостиную, мысленно представляя себе стены, окрашенными в солнечно-желтый цвет. Красивый бордюр поверху прибавит комнате индивидуальности.
За последние годы Трейси научилась массе вещей. Вот и сейчас, взглянув на удобную кушетку, которую когда-то купила на распродаже, она решила, что пришла пора обтянуть ее заново, на этот раз, может быть, настоящей камкой. Люси подросла, и требования к тому, чтобы на материи не были видны пятна, отпали. Покойная бабушка наотрез отказывалась от каких-либо усовершенствований, и в комнатах до сих пор сохранились камины со старинными экранами.
– Они стоят кучу денег, – с легкой завистью сказала ей Энн Филдинг, впервые перешагнув порог ее дома. – Не мешало бы их оставить.
Кроме двух приличного размера спален, гостиной, маленькой комнаты, которую она превратила в свой кабинет, и ванной, была еще кухня, она же столовая. В будущем Трейси надеялась сделать пристройку к первому этажу с большими, до самого пола, открывающимися окнами, чтобы летом они с дочерью могли за едой любоваться маленьким садиком.
Но это в будущем. Что же касается настоящего… Трейси угрюмо смотрела в окно, не замечая расстилающегося перед ней чудесного сельского пейзажа.
Она страшно злилась на то, что Николас впутал ее в свои личные дела, и совершенно не понимала, как Кларисса могла быть настолько глупа, чтобы поверить в его откровенную ложь. Должна же эта женщина понимать, что муж любит ее до безумия… Правда, если она патологически ревнива, как это описал Николас, то… Трейси нахмурилась. Сложившаяся ситуация вызывала у нее отвращение, особенно отношения Клариссы со своим сводным братом. Ее зависимость от него казалась болезненной.
Неужели Джеймс Уоррен, как более старший и опытный человек, не видит всей опасности сложившейся ситуации? Неужели не понимает, что должен мягко и ненавязчиво добиваться того, чтобы сестра обращалась со своими эмоциональными проблемами к мужу, а не к нему? Не пора ли ему осторожно и безболезненно установить между ними надлежащую дистанцию?..
А может быть, Трейси просто столкнулась с очередным проявлением мужского тщеславия и слабости? Не доставляет ли Джеймсу Уоррену удовольствие столь явное обожание Клариссы?
По-прежнему ощущая беспокойство, Трейси отошла от окна. Через двадцать четыре часа… Через двадцать четыре часа он вернется, чтобы узнать ее решение. Интересно, подумала она, извинится ли Джеймс за свои несправедливые обвинения, когда узнает правду. Лично Трейси в этом сильно сомневалась. Не тот он человек, чтобы признаться в совершенной ошибке.
Утомленная событиями дня и напряженным ожиданием предстоящей презентации магазина, она легла в постель рано. О неудаче не хотелось и думать, все должно было окончиться успешно. Хотя бы ради Люси. Трейси уже заметила, как поздоровела и повеселела дочь в новом окружении. И как все больше и больше отдаляется от нее…
При виде того как охотно Люси проводит время у Филдингов, сердце ее невольно сжималось. Но Трейси напоминала себе, какую изолированную жизнь они вели прежде и как беспокоилась она по этому поводу, как хотела для дочери счастья, уверенности в себе и обеспеченной жизни.
Уснуть удалось не сразу и, проснувшись, Трейси обнаружила, что не только проспала, но чувствует все признаки приближающейся мигрени.
Мысленно проклиная Джеймса Уоррена и всю его семейку, она торопливо прошла в ванную. И тут оказалось, что единственные таблетки, которые помогали ей хоть как-то справиться с болью, закончились, а из собственного горького опыта Трейси знала – стоит только головной боли начаться, ее уже нельзя будет снять ничем.
К счастью, на соседней улице жил аптекарь, сочувственно выслушавший столь ранний звонок и согласившийся снабдить Трейси нужным лекарством. Ее отсутствие дома продлилось дольше, чем она предполагала, аптекарь оказался человеком общительным и любителем поболтать с покупателями. Услышав, кто она такая, он дружелюбно заявил:
– Ах да, конечно. Моя жена только вчера говорила, как это удачно, что у нас открывается приличный магазин детской обуви. Она всегда с ужасом ждет того дня, когда придется ехать с детьми в торговый центр, чтобы купить все нужное к школе. Настоящий кошмар, по ее выражению, так что полагаю, вы увидите ее у себя после открытия.
Трейси, разумеется, понимала, что не может прервать разглагольствования потенциального клиента без риска обидеть его, поэтому прошло добрых полчаса, прежде чем она наконец-то освободилась.
Поднимаясь по лестнице в квартиру, она вдруг поняла, что в доме стоит необычная тишина. Трейси все время твердила Люси, чтобы та без нее никогда никуда не ходила, не разговаривала с незнакомыми людьми, а тем более ничего не брала у них и вообще на все спрашивала позволения.
Выкрикивая имя дочери, она ворвалась в гостиную и замерла как вкопанная при виде стоящей в дверях кухни плачущей Люси.
– В чем дело, дорогая? – с беспокойством спросила Трейси, опускаясь на колени и обнимая дочь.
В серых детских глазах застыло виноватое и испуганное выражение. Взглянув через плечо Люси, Трейси увидела на полу кухни осколки фарфора.
– Прости меня. Я только хотела тебе помочь…
Один из осколков показался знакомым. Недавно, поддавшись соблазну, она купила очень красивый чайный сервиз, выглядевший просто роскошно среди ее дешевой, приобретенной на распродажах посуды.
– Я хотела приготовить тебе чашку чаю, – со слезами в голосе сказала Люси, – а чайник почему-то выскользнул из рук.
Заварочный чайник. Ну конечно, по-другому и не могло быть, самая дорогая вещь в сервизе. Хорошо еще, что он был без кипятка.
– Ничего страшного, – сказала Трейси как можно более утешающим тоном. – Такое может со всяким случиться.
Но все же, хотя она и постаралась успокоить дочь, а заодно и саму себя, твердя, что это был всего лишь кусок фарфора, сожаление по поводу потерянных денег не исчезало. И не то чтобы она была скупа и тряслась над каждым пенсом, просто не могла себе позволить… Трейси негромко вздохнула. Хотя, может быть, она сама виновата в случившемся… Люси сейчас находится как раз в таком возрасте, когда хочется чувствовать себя взрослой, помощницей матери. Надо было предвидеть это и немного подождать, а не делать столь дорогостоящие покупки.
Когда она попросила соединить ее с мистером Форбсом, секретарша несколько замялась, и Трейси нахмурилась – ей не понравилась перемена в поведении девушки. Обычно тон ее был приветлив, время от времени они даже обменивались несколькими вежливыми фразами.
Однако сам Николас, судя по голосу, был рад слышать ее. Не желая из осторожности обсуждать визит Джеймса Уоррена по телефону, Трейси спросила, не сможет ли он приехать к ней для разговора.
– Боюсь, дело не терпит отлагательства, – сказала Трейси.
– Нет проблем. Буду у вас минут через десять. Кларисса собирается устроить вечером небольшую вечеринку, и я обещал не опаздывать. Джеймс только что вернулся из Штатов и тоже присоединится к нам.
Повесив трубку, Трейси подумала, что, если бы она прислуживала за столом, то непременно положила бы в тарелку Уоррена полную ложку чего-нибудь горького. Как только он посмел явиться сюда, угрожать ей, обвинять в чем-то… да еще основываясь на самых нелепых предположениях?
В ожидании Николаса Трейси сердито мерила шагами свой маленькой кабинет.
А ведь она столь многого ждала от новой жизни, была так счастлива. И вот внезапно ее счастье померкло, как солнце, прикрытое темным облаком, хотя ее вины в том, что ее угораздило ввязаться в конфликт с самым богатым и влиятельным жителем Эплфорта, нет.
Что ж, неважно, сказала Трейси сама себе, гордо подняв голову. Пусть только попробует. Когда все узнают, что Джеймс Уоррен пытался подкупить ее, ни в чем не виновную женщину, приписав ей несуществующую любовную связь с мужчиной, являющимся лишь ее поверенным в делах, пострадает в первую очередь он сам. Его репутация человека, достойного всяческого уважения…
Николас действительно приехал через десять минут. Проведя его через магазин, Трейси направилась наверх, в свой кабинет. Для этого им пришлось пройти через гостиную, и Люси, обернувшись, просияла.
Николас был добр с детьми, и они отвечали ему тем же. Увидев, что девочка принялась возбужденно рассказывать ему о том, как провела день, Трейси ощутила болезненный укол в сердце. Люси должна была иметь это по праву – отца, которому могла бы поверять свои маленькие радости и проблемы.
Хотя у самой Трейси никогда не возникало ощущения, что в жизни им не хватает мужчины, она понимала: чувства ребенка могут быть совсем иными. Вопрос отсутствия отца редко вставал между ними. В большой городской школе, где раньше училась Люси, дети без отцов составляли чуть ли не большинство учащихся.
Трейси сочла нужным как можно более спокойно и обстоятельно рассказать дочери об обстоятельствах ее появления на свет, естественно, отредактировав свое повествование таким образом, чтобы оно было понятно маленькому ребенку. Чуткая Люси, по всей видимости, уловила, что мать предпочитает не касаться этой темы, и больше ни о чем не спрашивала.
Внезапно с болью в сердце Трейси поняла: полагая, что они с дочерью живут содержательной и цельной жизнью, она смотрела на ситуацию только со своей точки зрения. Никогда раньше ей не приходило в голову, что Люси может не хватать отца, хотя едва ли девочка сама осознавала это.
И теперь, глядя на дочь, весело болтающую с подшучивающим над ней Николасом, Трейси чувствовала, как ее охватывают неуверенность и опасения. Неужели Люси действительно втайне лелеет мысль о мужчине в доме? Об отце?
– Что случилось? – спросил Николас, когда они очутились наедине в кабинете. – По телефону вы показались мне озабоченной.
– Озабоченная – это слишком мягко сказано, – раздраженно возразила Трейси. – Сегодня меня навестил ваш шурин. Он почему-то решил, что у нас с вами роман, и явился сюда с требованием, чтобы мы перестали встречаться. За это он предложил мне десять тысяч фунтов.
– Десять тысяч! – Николас присвистнул. – Вы их взяли?
Трейси взглянула на него с недоумением. Он улыбался, но за улыбкой таилась неуверенность, может быть, даже вина.
– Нет, не взяла. Но я просила вас приехать совсем не поэтому. Мне хочется понять, с чего это ему взбрело в голову, что мы с вами любовники, не говоря уже о попытке запугать и подкупить меня.
Повернувшись к ней спиной, Николас взял с ее стола пресс-папье и нервным движением взвесил его на ладони.
– Николас, что творится? – настойчиво продолжила Трейси, заметив его желание уйти от ответа. – И, пожалуйста, не говорите, что не знаете, – добавила она, отнимая у него пресс-папье. – Ведь совершенно очевидно, что это не так.
Немного помедлив, он пожал плечами и, испытывая явную неловкость, признался:
– По всей видимости, вина тут моя… Хотя у меня не было намерения… то есть я никак не предполагал, что Кларисса способна на такое…
– Подождите минуточку, – нахмурившись, прервала его Трейси. – Вы хотите сказать, что о нашем воображаемом романе Уоррену рассказала Кларисса? Но как подобная чушь могла прийти ей в голову? Все знают, насколько вы привязаны к ней и…
– В этом-то все и дело, – с горечью вставил Николас. – Слишком долго я позволял ей вытирать об меня ноги. Меня тошнит от ее придирок, постоянных упреков и насмешек… попыток выставить меня идиотом. Я уже говорил Клариссе, что, если она больше не любит меня, то нам надо разойтись. Хотя ради детей… Как бы то ни было, Кларисса этого не хочет… во всяком случае, так она мне заявила.
Тогда я подумал, не попробовать ли возбудить в ней ревность, заставив поверить в то, будто мною заинтересовалась другая женщина… Женщина, которая не презирает меня и не сравнивает постоянно с другим мужчиной. Кларисса всегда была очень ревнива… и, видимо, затея сработала лучше, чем я мог предположить.
Трейси не верила своим ушам.
– Вы хотите сказать, будто намеренно дали ей понять, что у нас с вами любовная связь, несмотря на то, что в этом нет ни крупицы правды? – в ужасе спросила она.
К чести Николаса, он выглядел искренне смущенным.
– Мне и в голову не могло прийти, что дело зайдет настолько далеко. К тому же я вовсе не говорил Клариссе, что у нас с вами роман, а просто рассказывал ей о вас, восхищался вами… Ну, вы сами знаете… Разве мог я предположить, что она обратится к Джеймсу… хотя следовало бы. Кларисса всегда бежит к брату со всеми своими проблемами. Он для нее важнее, чем я…
Покраснев, он замолчал, и Трейси поняла, что от ревности страдала ни одна Кларисса. Вся эта история казалась ей все более и более неприятной.
– Вам придется сказать ей всю правду, – решительно объявила она. – И вашему шурину тоже!
Николас побледнел и отвел взгляд.
– Я это сделаю, – пообещал он. – Но не сейчас. Если мне удастся заставить ее понять…
– Нет! – запротестовала Трейси; она была вне себя от гнева. Как только он посмел использовать ее подобным образом, не дав ей знать, не спросив согласия? – Я могу понять ваше желание сохранить семью, – твердо продолжила она. – Но не думаю, что выбранный вами путь верен. Почему бы вам просто не поговорить с Клариссой откровенно? Скажите, что любите ее и вас обижает постоянное сравнение с шурином. Что вы хотите сделать ваш брак счастливым. Ведь для этого есть все основания. Наверняка вы вступили в брак по любви… У вас двое прекрасных детей…
– Один из которых был зачат еще до свадьбы, – сказал Николас, несказанно удивив ее подобной откровенностью… – О, разумеется, я хотел жениться на ней, был безумно влюблен, но Кларисса… Понимаете, я так до сих пор и не знаю, почему она вышла за меня. Потому ли, что любила, или из-за беременности? Иногда у меня даже возникает сомнение, мой ли сын Алек. Видите ли, когда мы впервые познакомились, Кларисса встречалась с другим мужчиной, женатым мужчиной. Она воспользовалась мной, чтобы отвлечь внимание Джеймса. Он весьма строг в подобных вещах, настоящий моралист.
Слушать все это было крайне неприятно. Трейси испытывала к Николасу чувство жалости с примесью презрения. Что же касается Клариссы…
– Вы должны рассказать жене правду, Николас, – стояла она на своем. – Ваш шурин дал мне двадцать четыре часа на то, чтобы обдумать его предложение. И заверил меня, что, если я откажусь, он найдет способ заставить меня сделать это. Мистер Уоррен пользуется в этом городе большим влиянием, и я не могу позволить себе стать его врагом, каково бы ни было мое мнение о человеке, который верит обвинениям, выдвигаемым против других, даже не пытаясь проверить их. Боюсь, что ничем не могу помочь вам с вашими проблемами. Более того, если вы не скажете ему правду, то скажу я.
– Сделаю что смогу, – согласно кивнул Николас. – Но разубедить Клариссу будет нелегко.
– Неужели? – холодно возразила Трейси. – Вы меня удивляете. По-моему, уверить ее в том, что у нас с вами роман, вам удалось с легкостью. Разве труднее будет сказать ей правду?
– Сделаю что смогу, – повторил Николас.
Однако, провожая его, Трейси чувствовала, что хотела бы иметь больше уверенности в его решимости раскрыть Клариссе истинное положение вещей и помочь разобраться в сложившейся ситуации. Когда он уселся за руль, она спросила еще раз:
– Так я могу не сомневаться в том, что ваша жена все узнает, Николас?
Его улыбка была болезненной и вымученной, но Трейси не имела возможности позволить себе такую роскошь, как жалость. Он ведь не думал о ней, когда легкомысленно, не предупредив, втянул ее в эту авантюру. Кроме того, он и Кларисса, по всей видимости, стоят друг друга. Она не уважала взрослых людей, с детской бездумной жестокостью играющих чувствами друг друга.
Без сомнения, любой счастливый брак и вообще любые достойные уважения человеческие отношения подразумевают полное доверие, преданность, взаимную искренность и честность… Если, конечно, чувство, которое люди называют любовью, существует.
Если же то, что связывает Николаса и Клариссу, принято считать любовью, стоит только радоваться, что ей не пришлось это пережить.
Но тут она вспомнила о Люси. Люси, которую Трейси, пусть даже не по своей вине, лишила очень важной составляющей жизни. Не будет ли ее дочь, повзрослев, испытывать сложности в отношениях с мужчинами? Не приведут ли в будущем отсутствие отца, недостаток мужского воспитания к эмоциональным проблемам и нервным срывам?
Эта мысль ей не понравилась, и Трейси постаралась поскорее забыть о ней. Но позднее, слушая рассказ Люси о дне, проведенном у Филдингов, о том, как Том спрашивал совета Сузан при перекраске стен ее спальни, она уловила в голосе дочери нотку тоскливой зависти. Хотя новая комната Люси не шла ни в какое сравнение с тесной и сырой спальней в их прежней городской квартире, стены ее тоже требовали обновления. Из-за необходимости открыть магазин до начала учебного года у Трейси не было времени заняться квартирой. Когда дело наладится, она обязательно приведет их жилище в божеский вид.
У нее была масса идей, множество планов, и, выкинув из головы Джеймса Уоррена и его угрозы, Трейси начала обсуждать с Люси детали будущей отделки ее новой комнаты.
После того как девочка приняла ванну и отправилась спать, Трейси оглядела гостиную, мысленно представляя себе стены, окрашенными в солнечно-желтый цвет. Красивый бордюр поверху прибавит комнате индивидуальности.
За последние годы Трейси научилась массе вещей. Вот и сейчас, взглянув на удобную кушетку, которую когда-то купила на распродаже, она решила, что пришла пора обтянуть ее заново, на этот раз, может быть, настоящей камкой. Люси подросла, и требования к тому, чтобы на материи не были видны пятна, отпали. Покойная бабушка наотрез отказывалась от каких-либо усовершенствований, и в комнатах до сих пор сохранились камины со старинными экранами.
– Они стоят кучу денег, – с легкой завистью сказала ей Энн Филдинг, впервые перешагнув порог ее дома. – Не мешало бы их оставить.
Кроме двух приличного размера спален, гостиной, маленькой комнаты, которую она превратила в свой кабинет, и ванной, была еще кухня, она же столовая. В будущем Трейси надеялась сделать пристройку к первому этажу с большими, до самого пола, открывающимися окнами, чтобы летом они с дочерью могли за едой любоваться маленьким садиком.
Но это в будущем. Что же касается настоящего… Трейси угрюмо смотрела в окно, не замечая расстилающегося перед ней чудесного сельского пейзажа.
Она страшно злилась на то, что Николас впутал ее в свои личные дела, и совершенно не понимала, как Кларисса могла быть настолько глупа, чтобы поверить в его откровенную ложь. Должна же эта женщина понимать, что муж любит ее до безумия… Правда, если она патологически ревнива, как это описал Николас, то… Трейси нахмурилась. Сложившаяся ситуация вызывала у нее отвращение, особенно отношения Клариссы со своим сводным братом. Ее зависимость от него казалась болезненной.
Неужели Джеймс Уоррен, как более старший и опытный человек, не видит всей опасности сложившейся ситуации? Неужели не понимает, что должен мягко и ненавязчиво добиваться того, чтобы сестра обращалась со своими эмоциональными проблемами к мужу, а не к нему? Не пора ли ему осторожно и безболезненно установить между ними надлежащую дистанцию?..
А может быть, Трейси просто столкнулась с очередным проявлением мужского тщеславия и слабости? Не доставляет ли Джеймсу Уоррену удовольствие столь явное обожание Клариссы?
По-прежнему ощущая беспокойство, Трейси отошла от окна. Через двадцать четыре часа… Через двадцать четыре часа он вернется, чтобы узнать ее решение. Интересно, подумала она, извинится ли Джеймс за свои несправедливые обвинения, когда узнает правду. Лично Трейси в этом сильно сомневалась. Не тот он человек, чтобы признаться в совершенной ошибке.
Утомленная событиями дня и напряженным ожиданием предстоящей презентации магазина, она легла в постель рано. О неудаче не хотелось и думать, все должно было окончиться успешно. Хотя бы ради Люси. Трейси уже заметила, как поздоровела и повеселела дочь в новом окружении. И как все больше и больше отдаляется от нее…
При виде того как охотно Люси проводит время у Филдингов, сердце ее невольно сжималось. Но Трейси напоминала себе, какую изолированную жизнь они вели прежде и как беспокоилась она по этому поводу, как хотела для дочери счастья, уверенности в себе и обеспеченной жизни.
Уснуть удалось не сразу и, проснувшись, Трейси обнаружила, что не только проспала, но чувствует все признаки приближающейся мигрени.
Мысленно проклиная Джеймса Уоррена и всю его семейку, она торопливо прошла в ванную. И тут оказалось, что единственные таблетки, которые помогали ей хоть как-то справиться с болью, закончились, а из собственного горького опыта Трейси знала – стоит только головной боли начаться, ее уже нельзя будет снять ничем.
К счастью, на соседней улице жил аптекарь, сочувственно выслушавший столь ранний звонок и согласившийся снабдить Трейси нужным лекарством. Ее отсутствие дома продлилось дольше, чем она предполагала, аптекарь оказался человеком общительным и любителем поболтать с покупателями. Услышав, кто она такая, он дружелюбно заявил:
– Ах да, конечно. Моя жена только вчера говорила, как это удачно, что у нас открывается приличный магазин детской обуви. Она всегда с ужасом ждет того дня, когда придется ехать с детьми в торговый центр, чтобы купить все нужное к школе. Настоящий кошмар, по ее выражению, так что полагаю, вы увидите ее у себя после открытия.
Трейси, разумеется, понимала, что не может прервать разглагольствования потенциального клиента без риска обидеть его, поэтому прошло добрых полчаса, прежде чем она наконец-то освободилась.
Поднимаясь по лестнице в квартиру, она вдруг поняла, что в доме стоит необычная тишина. Трейси все время твердила Люси, чтобы та без нее никогда никуда не ходила, не разговаривала с незнакомыми людьми, а тем более ничего не брала у них и вообще на все спрашивала позволения.
Выкрикивая имя дочери, она ворвалась в гостиную и замерла как вкопанная при виде стоящей в дверях кухни плачущей Люси.
– В чем дело, дорогая? – с беспокойством спросила Трейси, опускаясь на колени и обнимая дочь.
В серых детских глазах застыло виноватое и испуганное выражение. Взглянув через плечо Люси, Трейси увидела на полу кухни осколки фарфора.
– Прости меня. Я только хотела тебе помочь…
Один из осколков показался знакомым. Недавно, поддавшись соблазну, она купила очень красивый чайный сервиз, выглядевший просто роскошно среди ее дешевой, приобретенной на распродажах посуды.
– Я хотела приготовить тебе чашку чаю, – со слезами в голосе сказала Люси, – а чайник почему-то выскользнул из рук.
Заварочный чайник. Ну конечно, по-другому и не могло быть, самая дорогая вещь в сервизе. Хорошо еще, что он был без кипятка.
– Ничего страшного, – сказала Трейси как можно более утешающим тоном. – Такое может со всяким случиться.
Но все же, хотя она и постаралась успокоить дочь, а заодно и саму себя, твердя, что это был всего лишь кусок фарфора, сожаление по поводу потерянных денег не исчезало. И не то чтобы она была скупа и тряслась над каждым пенсом, просто не могла себе позволить… Трейси негромко вздохнула. Хотя, может быть, она сама виновата в случившемся… Люси сейчас находится как раз в таком возрасте, когда хочется чувствовать себя взрослой, помощницей матери. Надо было предвидеть это и немного подождать, а не делать столь дорогостоящие покупки.