Еще до отъезда Лэнс договорился с Родни, что тот встретит его в аэропорту по возвращении. И вот сейчас кузен, заметив его, радостно шагнул навстречу.
   – Рад тебя видеть, старина! Хотя ты, вероятно, предпочел бы, чтобы тебя встретила Челси.
   Лэнс остановился так внезапно, что человек, шедший за ним, чуть не налетел на него.
   – Кто-о? Челси?
   – Ну да. Честно говоря, известие о том, что вы встречаетесь, наделало немало шуму. Еще бы, мужчина из Трэворов женится на женщине из Эппентайров… Викки тоже Эппентайр, но она, по крайней мере, не прямой потомок Сомерсета Эппентайра. Хотел бы я видеть физиономию Сомерсета, когда ему сообщили новость! Мэриэнн говорит, что старик велел вам обоим явиться на предстоящий прием.
   Быстро переварив информацию, Лэнс зловеще спросил:
   – Уж не хочешь ли ты сказать что весь город?..
   – Знает о том, что вы с Челси встречаетесь? Да, боюсь, что так, – неохотно согласился Родни. – Что поделать, таковы издержки принадлежности к большой семье. На твоем месте я бы даже не пытался что-то отрицать. – Родни усмехнулся. – Женская половина клана уже готовится совершить набег на риксетерские магазины в поисках свадебных подарков. Какая жалость, что вы купили квартиры до того, как осознали свои чувства друг к другу! Боюсь, Челси будет нелегко таскать детскую коляску по лестнице парадного входа, особенно если гадалка ошиблась и вместо мальчика у нее родятся близнецы. – Родни лукаво усмехнулся и добавил с притворно глубокомысленным видом: – В конце концов, должен же кто-то произвести на свет очередное поколение близнецов Эппентайр.
   Лэнс нахмурился.
   – Близнецов?
   – Ну да, двойняшек, как Челси и Селина. По словам Мэриэнн, именно Селина выведала у Челси правду о ваших отношениях. Я могу тебя понять, – продолжал Родни, – мы с Викки полюбили друг друга с первого взгляда.
   – Мелинда знает? – перебил его Лэнс.
   – Э-э-э… нет, она ушла в поход с одноклассниками.
   Лэнс не мог понять, что происходит. Что за игру Челси затеяла? Может, она решила таким изощренным способом наказать его – и за что, за то, что он всего лишь поцеловал ее? Может, она нарочно рассказала всем и каждому, что они встречаются, чтобы затем прилюдно послать его ко всем чертям? В конце концов, она принадлежит к семье Эппентайр, которые испокон веку считали себя выше простых смертных, а он – Трэвор то есть, относится к семье, члены которой – тоже испокон веку – считались чуть ли не отбросами общества.
   Час спустя Родни высадил Лэнса перед домом, где тот снимал квартиру. Был поздний вечер. Лэнс открыл дверь, подобрал с коврика почту. Он устал, был раздражен, ему хотелось поскорее принять душ, но больше всего ему не терпелось…
   Лэнс стремительно прошел в спальню и быстро разделся. В Канаде стояла сухая жаркая погода, и, хотя Лэнс большую часть времени проводил в помещении, он все же успел загореть, и его от природы смуглая кожа стала еще темнее.
   Приняв душ, он вернулся в гостиную и просмотрел почту. Ничего интересного, если не считать короткой записки от Уилла, сообщавшего, что отделка квартиры закончена и Лэнс может въезжать.
   Лэнс нахмурился. Самое разумное – это перекусить и лечь спать. Но вместо этого он оделся, взял ключи от машины и вышел из дома. Лэнс не мог понять самого себя: из-за разницы во времени между Канадой и Англией его биологические часы сбились, из-за этого – а еще от усталости – он как минимум до следующего утра будет не в состоянии рассуждать логично и действовать спокойно, так почему же он садится за руль и едет по направлению к своей новой квартире, зная, что Челси уже поселилась по соседству? В конце концов Лэнс объяснил собственное поведение так: он имеет право потребовать от нее объяснений и потребует прямо сейчас.

9

   У Челси был трудный день. Один из клиентов сильно опоздал на встречу, поэтому весь ее рабочий график сместился и в результате она осталась без обеденного перерыва, не успела даже выпить чашечку кофе. Позже случилась еще одна неприятность: придя на заседание суда, Челси обнаружила, что в деле недостает нескольких необходимых документов. Пришлось просить судью перенести слушание. В довершение всего по дороге из Риксетера в Блэксхэм в баке кончился бензин, и Челси едва дотянула до ближайшей заправки.
   Добравшись наконец до квартиры, она мечтала только о том, чтобы остаться одной в тишине и пораньше лечь спать.
   Челси лежала в теплой ванне, пытаясь расслабиться, когда в дверь позвонили. Недоумевая, кто бы это мог быть, и недовольно ворча себе под нос, Челси вылезла из воды и, шлепая мокрыми босыми ступнями по полу, поплелась к двери. Включив свет, она негостеприимно пробурчала в переговорное устройство:
   – Кто там?
   – Лэнс Трэвор.
   Лэнс вернулся! От волнения у Челси перехватило дыхание, она на несколько секунд лишилась дара речи.
   – Челси! – В голосе Лэнса слышалось с трудом сдерживаемая ярость.
   – Я уже собиралась лечь спать, – солгала Челси.
   Она понимала, что избрала трусливый путь, и что в сложившейся ситуации правильнее всего было бы встретиться с Лэнсом и объяснить, что произошло. Объяснить… Как будто это так легко! Она зажмурилась и открыла глаза, только когда снова услышала голос Лэнса:
   – Лечь спать? – переспросил он. – Что ж, это очень кстати… учитывая наши… гм… отношения.
   Значит, он уже в курсе. Впрочем, это было ясно с самого начала, уже по его тону. Челси вздохнула. Ничего не поделаешь, придется с ним встретиться.
   – Я могу все объяснить, – пролепетала Челси в переговорное устройство, – но не сейчас… лучше завтра.
   – Сейчас! – рявкнул Лэнс. – Или вы предпочитаете, чтобы я позвонил вашим родителям и сообщил, что их дочь…
   – Нет-нет, не надо, я сейчас открою.
   Она нажала кнопку, открывающую замок на двери подъезда. Через минуту, услышав, как с тихим жужжанием раздвинулись двери лифта, Челси отперла дверь в свою квартиру и чуть-чуть приоткрыла ее.
   Лэнс решительно шагнул в прихожую. Вид у него был такой же свирепый, как и голос, а темнеющая на щеках щетина делала его вид еще более угрожающим. Но, вместо того чтобы с порога обрушить на нее свой гнев, как ожидала Челси, Лэнс окинул ее долгим, подчеркнуто неторопливым взглядом. Только тут Челси спохватилась, что, выскакивая из ванны, даже не накинула халат, а просто завернулась в полотенце.
   – Я… я пойду оденусь, – промямлила она.
   Говорить стало еще труднее: тело ее, не подчиняясь ни воле, ни разуму, мгновенно отреагировало на оценивающий взгляд Лэнса точно так же, как когда-то реагировало на его поцелуи и прикосновения. Ей стало жарко, но румянец, выступивший на щеках, не имел никакого отношения к застенчивости.
   Как завороженная, Челси медленно подняла взгляд и посмотрела в глаза Лэнсу, Дыхание ее вдруг стало частым и поверхностным. Казалось, вместо крови по венам заструился жидкий огонь. Челси еще пыталась внушить себе, что ее обостренная реакция на Лэнса объясняется напряжением последних дней, но под его пристальным взглядом ей стало трудно даже мыслить.
   Она моргнула, не в силах оторвать взгляд от его глаз, которые, казалось, прожигали ее насквозь. Что со мной происходит? – недоумевала Челси. Почему мое тело трепещет в предвкушении неизвестно чего, откуда взялась эта странная сосущая боль внутри? Почему меня так внезапно охватило желание, мощное и неуправляемое, как ураган?
   – Я все объясню, – хрипло пробормотала она.
   Челси сама не знала толком, что именно собирается объяснять: как случилось, что все считают их женихом и невестой, или почему она чувствует то, что чувствует. Но ей и не пришлось ничего объяснять. Лэнс шагнул к ней и тихо сказал:
   – Не трудитесь, Челси, я передумал. Мне нужны не объяснения.
   – Не нужны объяснения? – тупо переспросила она.
   Челси смотрела на него расширенными глазами, инстинктивно предчувствуя, что произойдет дальше. Но она не могла ни рассердиться на Лэнса, ни даже испугаться, она ощущала только лихорадочное возбуждение, перед которым отступила ее природная осторожность.
   – Нет.
   Лэнс стоял на расстоянии вытянутой руки от нее; не сводя глаз с его лица, Челси попятилась. Лэнс двинулся на нее – Челси сделала шаг назад. Так продолжалось до тех пор, пока она не уперлась спиной в стену.
   – Лэнс… – дрожащим голоском пролепетала Челси.
   Он уперся ладонями в стену, и Челси оказалась между его руками словно в ловушке.
   – Насколько я понял, весь Блэксхэм уже знает, что вы и я… что мы вместе.
   Лэнс говорил тихо, но четко отделял одно слово от другого. Челси чувствовала на щеке тепло его дыхания. Помолчав, Лэнс выразился еще конкретнее:
   – Что мы любовники.
   – Нет… нет!
   – Да. А поскольку нас ими считают…
   Он склонил голову и поцеловал Челси. Поцелуй, в котором смешались страсть и желание, приправленные гневом, лишил ее дара речи. Губы Лэнса обжигали, он как будто наказывал Челси, терзая жаром своего рта, а поцелуй все не заканчивался…
   И вдруг древняя как мир врожденная мудрость женщины подсказала Челси, что под гневом скрывается нечто другое, и от этой даже не мысли, а некоего знания, не передаваемого словами, жар охватил уже не только рот, а все самые чувствительные места ее тела. Ощущения слились воедино и образовали мощную волну неконтролируемого отклика. Независимо от разума тело Челси само знало, что делать, как разжечь страсть Лэнса, чтобы его гнев сгорел дотла и на его месте осталась только страсть, почти непереносимая в своем яростном накале.
   И ей это удалось. Губы Челси приоткрылись под натиском его языка, у нее немного кружилась голова, и она не поняла, а почувствовала, что ей удалось довести Лэнса до такой степени возбуждения, что непреодолимое желание ослепляло его подобно раскаленному добела металлу, заставляя забыть о реальности, и одновременно провоцировало ее, побуждало откликнуться на его страсть с равным пылом.
   В конце концов, разве она не такая же, как все нормальные женщины? Она так же способна испытывать желание, ей так же хочется утолить чувственную жажду, сжигающую ее изнутри. Возбуждение Челси нарастало, стремительно вырываясь из-под контроля, вскоре все ее существо было охвачено одной-единственной потребностью, которая заглушила доводы логики и голос разума, еще пытавшегося возразить, что все это не должно произойти.
   Чего ради ей сдерживаться, чего ей еще ждать? Зачем лишать себя сексуального удовлетворения, которое для большинства женщин ее возраста в порядке вещей? Зачем замыкаться в своей неопытности и в застенчивом невежестве?
   Челси задавала себе все эти вопросы и не находила убедительного ответа. Неужели безответная любовь к Спенсеру – все, что ей остается? Неужели она так и останется на всю жизнь нетронутой, не испытает чувственного наслаждения, не познает собственную сексуальность? Сегодняшний вечер с Лэнсом давал ей шанс испытать то, в чем она долго себе отказывала, она могла наконец стать женщиной во всех смыслах этого слова. С Лэнсом она могла…
   Мысли Челси приняли опасное направление, какая-то часть ее сознания, самая здравомыслящая, забила тревогу, но тело, казалось, совершенно перестало подчиняться командам мозга. Оно бесстрашно шло собственным путем. Язык Челси сначала робко, потом все смелее вступил в чувственную игру с языком Лэнса, и Лэнс мгновенно откликнулся на это молчаливое поощрение. Убрав руки со стены, он положил их на плечи Челси, прижимаясь своим твердым телом к ее – мягкому, податливому. Челси почувствовала не только гулкое биение сердца Лэнса, но и другую, куда более интимную пульсацию его тела.
   Казалось, их движениями управляла некая внешняя сила. Челси обняла Лэнса, а его руки двинулись вниз, пока не легли на ее ягодицы. Лэнс отодвинул Челси от стены и еще крепче прижал к себе в самом интимном из объятий.
   Ни он, ни она не произнесли ни слова, слова были не нужны. Оба и так знали, что произойдет дальше, к чему ведут страстные поцелуи, которые являются лишь прелюдией.
   Лэнс оторвался от губ Челси, чтобы покрыть поцелуями нежную кожу ее шеи, ключицу, плечо. Челси не сделала ни малейшей попытки его остановить, она даже не скрывала откровенно страстный отклик своего тела на его ласки. Глаза ее были открыты, она наблюдала за каждым прикосновением рук и губ Лэнса к ее телу, и все ее ощущения мгновенно отражались на лице.
   Челси охватил такой жар, словно внутри нее разгорелся костер, и в этом жару она, казалось, распадалась на отдельные составные части. В то время как одна ее часть была шокирована тем, что происходит, тем, что вытворяет сама Челси, другая бесстрашно продолжала идти тем же путем.
   За несколько мгновений до того, как сорвать с нее полотенце, Лэнс чуть отстранился, застыл неподвижно и заглянул Челси в глаза.
   Она понимала, что ей следует остановить Лэнса. Челси осознавала, что ее первый сексуальный опыт будет бесконечно далек от нежности и счастья, которые познала в свою первую ночь любви ее сестра. Но ее колебание было недолгим, разгоревшееся желание сожгло и этот последний барьер на своем пути.
   Я не Селина, сказала себе Челси, и Спенсер никогда меня не полюбит, я никогда не познаю его теплоты и нежности, поэтому мне следует избрать другой, более темный и опасный путь, на который меня увлекает Лэнс.
   Лэнс все еще наблюдал за ее лицом, словно ожидая от Челси какого-то сигнала. Она посмотрела ему в глаза. Мысленно Челси уже перешла Рубикон, и пути назад не было. Очень спокойно, не отводя взгляда от глаз Лэнса, она развязала узел на полотенце и позволила ему упасть на пол.
   На секунду Челси показалось, что Лэнс не собирается делать следующий шаг. Он все еще смотрел ей в глаза, вместо того чтобы, как ожидала Челси, опустить взгляд на ее обнаженное тело. Но потом она заметила, что у него дергается щека, и поняла, ценой каких усилий дается Лэнсу эта неподвижность. Тогда Челси отвела взгляд от его лица и нарочито медленно перевела его на красноречивую выпуклость под молнией брюк.
   Этот взгляд словно зарядил Лэнса энергией: Он порывисто шагнул к Челси и подхватил ее на руки.
   Ночник озарял спальню мягким розоватым светом. Плотные шелковые занавеси цвета слоновой кости на окнах, отгораживающие спальню от внешнего мира, кремовое стеганное шелковое покрывало на кровати создавали ощущение уюта и придавали спальне сходство с мягким коконом.
   Челси ожидала, что Лэнс сразу отнесет ее в кровать, но он, немного не дойдя до изголовья, поставил ее на ноги, привлек к себе и снова стал целовать. На этот раз его поцелуи были другими: поначалу нежные, они с каждой секундой становились все более страстными. Челси стало казаться, что воздух вокруг них раскаляется до взрывоопасной температуры. Но еще больше, чем яростная страсть Лэнса, Челси поразила собственная реакция на нее.
   Давным-давно, в другой жизни, другая Челси была бы шокирована откровенностью, даже распутством, с которыми новая Челси прижималась своим обнаженным телом к Лэнсу, тем, с каким страстным нетерпением она подставляла губы его поцелуям. Их языки встретились, переплелись в эротическом танце, лаская друг друга так же, как очень скоро – Челси это знала – переплетутся и сольются их тела. Кожа к коже, плоть к плоти.
   Челси слышала какое-то негромкое постанывание в такт движениям языка Лэнса, но не осознавала, что издает эти звуки сама. Она знала только одно: что именно для этого она родилась. Чувство, охватившее ее, было острым, всепоглощающим, и казалось необходимой, совершенно неотъемлемой частью ее существа, Челси могла только удивляться, как жила до сих пор, не зная его.
   Руки Лэнса стали двигаться вверх и вниз по ее спине от плеч до ягодиц, затем он одной рукой обхватил затылок Челси, другая рука накрыла упругую грудь. По сравнению с нежной кожей ее набухших и ставших необычайно чувствительными сосков его пальцы казались шершавыми, но их прикосновение порождало целый фейерверк восхитительных, изысканных в своей остроте ощущений. Челси хотелось, чтобы эти ласки никогда не прекращались, и одновременно она жаждала большего. Все ее тело пело от примитивного наслаждения, казалось, Лэнс каким-то образом открыл и затронул некую чувствительную струну внутри нее, до сих пор скрытую так глубоко, что Челси даже не подозревала о ее существовании, пробудил и выпустил на свободу некую до сих пор дремавшую силу. От наплыва небывалых ощущений у Челси закружилась голова.
   Даже самые легкие прикосновения пальцев Лэнса к соскам вызывали внутри нее вспышки слепящего огня, каждое малейшее их движение поднимало возбуждение Челси еще на одну ступеньку. И вот уже она потеряла контроль над собой, ею руководил только один мощный древний как мир инстинкт. Он направлял ее движения, заставлял ее выгибаться навстречу ласкам Лэнса, подставлять свое тело его рукам и губам…
   Челси не узнавала себя в этой новой женщине. Что случилось с ее мечтой о нежном, бережном любовнике, о мужчине, который обращался бы с ней, как с хрупкой драгоценной фарфоровой вазой? Раньше в ней жил страх, заставлявший ее внутренне съёживаться при одной только мысли о том, что она может играть не совсем пассивную роль в любовном соитии, так куда же девался этот страх? Разве еще недавно могла она представить, что способна испытывать такой острый сексуальный голод, заставляющий ее стать не только активной, но даже агрессивной в своем женском стремлении к мужчине?
   Лэнс понимал желания Челси без слов. Обхватив ее груди руками, он склонил к ним голову. Челси закрыла глаза, содрогаясь от остроты новых ощущений. Одного только тепла его дыхания, согревающего ее грудь, было достаточно, чтобы все ее тело затрепетало, но, когда Лэнс стал кончиком языка обводить круги вокруг ее соска, Челси показалось, что она потеряет сознание от нового, еще более острого наслаждения.
   Она инстинктивно обхватила голову Лэнса руками, еще более приближая ее к своей груди, и громко застонала, без слов умоляя его прекратить эту сладкую пытку. Вняв ее бессловесной мольбе, Лэнс медленно втянул ее сосок в рот, словно высасывая из него мучительную боль желания. И все же, сделав так, он не только не удовлетворил голод Челси, а, наоборот, обострил его. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Челси вцепилась в рубашку Лэнса и стала торопливо, едва не обрывая пуговицы, расстегивать ее, сгорая от желания прикоснуться к его обнаженной коже.
   Лэнс пришел ей на помощь – продолжая ласкать Челси, он ухитрился одновременно сбросить с себя одежду. Но Челси едва сознавала это, постанывая от удовольствия, когда ее пальцы наконец коснулись его обнаженной кожи и принялись ее жадно ощупывать, словно это могло помочь утолить чувственный голод. Но тело Лэнса и впрямь было для ее истосковавшихся по ощущениям пальцев чем-то вроде пышного пира для голодающего. Челси хотелось видеть его, прикасаться к нему, ощущать его аромат, попробовать на вкус, насытить им все органы чувств, какие только у нее есть.
   В затуманенном сознании Челси мелькнула мысль, что ее должны ужасать собственные чувства и поступки. Все, что она делала сейчас, совершенно не вязалось с ее прежними представлениями о самой себе, собственные желания были ей незнакомы. Но у Челси не было ни времени, ни силы воли прислушиваться к предупреждениям разума. Напротив, она чувствовала, что только сейчас стала настоящей, стала самой собой. Ей казалось, что она бабочка, вырывающаяся на свободу из тесного кокона, чтобы расправить крылья и взлететь.
   Лэнс уложил ее на кровать. Челси приподнялась и поцеловала его в плечо – и закрыла глаза от удовольствия, ощутив солоноватый вкус его кожи, вдохнув запах разгоряченного мужского тела.
   – Ты так хорошо пахнешь, – хрипло прошептала она. – Мне нравится твой вкус…
   Ее слова, казалось, разорвали последние нити, на которых еще держался самоконтроль Лэнса. Он издал низкий стон, и этот звук возбудил Челси еще сильнее, если такое вообще было возможно. Лэнс обнял ее и приподнял так, что все тело Челси стало открытым для самых интимных ласк. Под умелыми прикосновениями его пальцев, горячего влажного языка волны возбуждения накатывали на Челси одна за другой, и вскоре она уже тонула в собственном желании, в непреодолимой потребности принадлежать Лэнсу до конца. Страх, сомнения, колебания – все было сметено набирающим силу ураганом желания, который все глубже и глубже втягивал ее в свой горячий водоворот. У Челси шумело в ушах, она слышала только гулкие удары сердца Лэнса да собственные томные стоны.
   Когда Лэнс наконец соединил их тела воедино, Челси не почувствовала ни боли, ни даже неудобства, все затмило наслаждение от полного слияния их тел и удивление сродни благоговению оттого, как бурно откликается ее естество на малейшее движение Лэнса.
   Казалось, они были самой природой созданы друг для друга – настолько хорошо их тела подходили одно другому. Они двигались в едином ритме, созвучном самой гармонии жизни. Все это было настолько удивительно, настолько совершенно, что Челси казалось, будто ее несет таинственная сила, столь же духовная, сколь и чувственная, земная.
   То, что чувствовала Челси, невозможно передать словами. Казалось, не только ее тело, но и разум, сердце, все ее существо перешли в иное измерение. Потоки этой неведомой силы словно приливные волны несли ее все выше и выше к последнему пределу, а затем бережно опустили в тихое место по другую сторону рубежа, который она миновала. Дыхание Челси стало выравниваться, веки отяжелели. Она дотронулась пальцами до щеки Лэнса и улыбнулась новой улыбкой – улыбкой женщины, познавшей блаженство любви.
   Однако Лэнс не улыбнулся в ответ. Его темные глаза оставались непроницаемыми, лицо напряженно застыло. Когда он заговорил, в его голосе слышался с трудом сдерживаемый гнев.
   – Почему ты мне не сказала… не предупредила?
   Не в силах выдержать его испытующий взгляд и вдруг застеснявшись, Челси отвела глаза, ее эйфория вмиг испарилась.
   – Ведь это было с тобой в первый раз, я не ошибся? – резко спросил Лэнс.
   Отрицать очевидное было бессмысленно.
   – Да, в первый, – тихо сказала она.
   Лэнс выругался вполголоса, но с такой злостью, что Челси поморщилась.
   – Надо было предупредить, тогда…
   Челси набралась храбрости спросить:
   – Тогда что? – Губы ее слегка дрожали, и, чтобы это скрыть, она улыбнулась, но улыбка вышла кривой. – Ты остановился бы?
   Темный румянец на щеках Лэнса показал ей, что он догадался о подтексте вопроса: он был так же не в состоянии остановиться, как Челси – завести разговор о своей невинности.
   – А зачем мне было тебе говорить? – спросила Челси и, глядя Лэнсу в глаза, призналась: – Все равно лучше чем было, быть просто не могло, и…
   Лэнс чертыхнулся и в сердцах воскликнул:
   – Но ты была девственницей, а я…
   – Ты занимался со мной любовью так, как будто я женщина, а не девушка, – продолжила за него Челси. – Может, я потому тебе ничего и не сказала, что хотела, чтобы ты обращался со мной, как с женщиной, как с равной…
   – Неправда, ты лжешь! – резко возразил Лэнс. – Ни одна женщина твоего возраста и твоей внешности не будет так долго ждать, не имея на то особой причины. И уж конечно такая умная, рассудительная женщина, как ты, никогда не допустит, чтобы столь важное событие в ее жизни произошло случайно… Нет, ты наверняка чего-то или кого-то ждала…
   Лэнс так близко подошел к разгадке, что Челси в тревоге затаила дыхание. Только бы Лэнс не понял, что… Что он мог понять? Что у нее сложилось совершенно ложное представление о собственной сексуальности? Что она потеряла впустую годы, мечтая о придуманной интимной близости, которая, как показала сегодняшняя ночь, не имела ничего общего с истинными потребностями ее тела?
   Сегодня Челси поняла, насколько велика была пропасть между тем, чего, как ей казалось, она хотела, и тем, что ей было нужно на самом деле. Она не понимала саму себя! Та девушка, какой она себя считала до сегодняшнего вечера, никогда не почувствовала бы, не пожелала того, что она чувствовала и желала сегодня с Лэнсом, не получила бы от этого такого наслаждения!
   Челси знала, что ей следовало бы стыдиться того, что произошло, но она не стыдилась. Она, правда, ни под каким видом не могла бы обсудить случившееся с сестрой, но вовсе не потому, что стеснялась. Трудно представить, как бы отреагировала Селина, если бы узнала, что Челси была настолько захвачена сексуальным влечением, что практически умоляла Лэнса овладеть ею. Лэнса, мужчину, которого не любила! Челси в смятении осознала, что стремилась именно к тому, что произошло, более того – желала испытать это именно с Лэнсом, с мужчиной, совершенно не похожим на Спенсера. – Почему, Челси? – со странным напряжением в голосе спросил Лэнс. – Почему ты пошла на это именно сейчас? Почему со мной?
   Прежде чем Челси успела ему помешать, он взял ее за плечи, усадил и развернул лицом к себе.
   – Челси, что происходит? Я возвращаюсь из Канады и узнаю, что нас уже все вокруг считают парой, хотя мы оба знаем, что это не так… или не было так до недавнего времени, – мрачно уточнил он.
   – Это произошло случайно, – быстро ответила Челси. – Я никогда бы…
   Она замолчала и закусила губу, но тут же поморщилась: после поцелуев Лэнса ее губы вспухли и стали очень чувствительными. Челси попыталась высвободиться из его рук, но тут боль в другой части тела напомнила ей, что поцелуями дело не ограничилось. Челси покраснела.