Страница:
Мейбл оставалось только гадать: то ли ее страхи беспочвенны, то ли Одри поняла ее совершенно неправильно, и от всей души надеяться, что верно первое. Она принялась убирать со стола.
– Мам, давай я помою посуду, – предложила Одри.
Ричард спустился вскоре после того, как часы пробили восемь. Одри тут же предложила отправиться втроем в местный паб и выпить по стаканчику, но Мейбл поспешно отказалась, сославшись на дела. Интуиция подсказывала ей, что Одри, возможно, и рада пригласить мать, но вряд ли Ричард разделяет чувства своей возлюбленной. Правда, он ничем не выдавал недовольства перспективой присутствия третьего лица, но это свидетельствует лишь о том, что мистер Барраклоу хорошо умеет скрывать свои мысли. Даже слишком хорошо, с тревогой думала Мейбл, продолжая отбиваться от уговоров дочери.
Настойчивости Одри Мейбл нашла два объяснения, но не знала, какое ближе к истине. Или этой парочке недостает остроты чувств, которая, в представлении Мейбл, должна быть свойственна влюбленным, или же их отношения настолько устоялись, что Одри и Ричард больше не испытывают потребности как можно чаще оставаться наедине. Кроме того, Одри восприняла проживание в отдельных комнатах как должное. У Мейбл неожиданно разболелась голова, и женщина потерла виски.
– Вам нехорошо?
Мейбл оглянулась и встретила сочувственный взгляд Ричарда.
– Ничего страшного, просто легкое недомогание.
– Тогда вам следует пойти с нами. Свежий воздух будет вам на пользу.
– Спасибо, я… я устала. Пожалуй, лучше пораньше лягу спать.
Одри побежала наверх за пальто. По какой-то необъяснимой причине к глазам Мейбл подступили слезы. Наверное, все дело в шоке и эмоциональном напряжении, решила она.
А еще я не привыкла чувствовать себя хрупкой и ранимой, слышать участие в голосе мужчины. Как бы то ни было, наверняка мне все это просто почудилось. Действительно, с какой стати Ричарду Барраклоу обо мне заботиться? Похоже, я превращаюсь в одну из тех дурочек, которые, боясь приближающейся старости, тешат себя фантазиями и начинают видеть в каждом встречном чуть ли не поклонника. Какая гадость! – мысленно содрогнулась Мейбл.
К тому времени, когда Одри и Ричард вернулись, Мейбл уже больше часа как легла. Она слышала, как они поднимаются по лестнице, как остановились в нескольких футах от ее двери. Ричард негромко сказал:
– Может быть, тебе следует заглянуть к матери? Она…
Мейбл затаилась под одеялом. Но, к ее величайшему облегчению, Одри, не дав другу договорить, возразила:
– Господи, зачем? Мама терпеть не может, когда вокруг нее суетятся, особенно если она неважно себя чувствует. К тому же она наверняка уже спит. Спокойной ночи, Ричард.
Последовала пауза, в течение которой Мейбл старалась мысленно не представлять себе, как ее дочь и Ричард сплетаются в страстном объятии, целуя друг друга. Страстное или нет, но объятие оказалось очень недолгим. Едва Мейбл успела зажмуриться, чтобы прогнать непрошеное видение – сильные руки Ричарда обвивают гибкую девичью фигурку, великолепно очерченные чувственные мужские губы впиваются в губы Одри, – как хлопнула дверь в комнату Ричарда, и звук легких шагов Одри стих в конце коридора.
Теперь Мейбл могла спать, но сон не шел. Почти всю ночь она проворочалась в постели. Едва сомкнув веки, Мейбл тут же начинала напряженно вслушиваться в тишину, пытаясь различить предательский скрип половицы или дверных петель.
Господи, что я делаю? – со слезами на глазах спрашивала себя Мейбл. Разумеется, она хотела бы уберечь дочь от страданий, но при чем тут образы, лихорадочно проносящиеся перед ее мысленным взором? Она, которая никогда не жаждала иметь любовника, вдруг к собственному стыду поймала себя на том, что томится по ласкам мужчины, и не какого-то абстрактного мужчины, а любовника собственной дочери!
3
– Мам, давай я помою посуду, – предложила Одри.
Ричард спустился вскоре после того, как часы пробили восемь. Одри тут же предложила отправиться втроем в местный паб и выпить по стаканчику, но Мейбл поспешно отказалась, сославшись на дела. Интуиция подсказывала ей, что Одри, возможно, и рада пригласить мать, но вряд ли Ричард разделяет чувства своей возлюбленной. Правда, он ничем не выдавал недовольства перспективой присутствия третьего лица, но это свидетельствует лишь о том, что мистер Барраклоу хорошо умеет скрывать свои мысли. Даже слишком хорошо, с тревогой думала Мейбл, продолжая отбиваться от уговоров дочери.
Настойчивости Одри Мейбл нашла два объяснения, но не знала, какое ближе к истине. Или этой парочке недостает остроты чувств, которая, в представлении Мейбл, должна быть свойственна влюбленным, или же их отношения настолько устоялись, что Одри и Ричард больше не испытывают потребности как можно чаще оставаться наедине. Кроме того, Одри восприняла проживание в отдельных комнатах как должное. У Мейбл неожиданно разболелась голова, и женщина потерла виски.
– Вам нехорошо?
Мейбл оглянулась и встретила сочувственный взгляд Ричарда.
– Ничего страшного, просто легкое недомогание.
– Тогда вам следует пойти с нами. Свежий воздух будет вам на пользу.
– Спасибо, я… я устала. Пожалуй, лучше пораньше лягу спать.
Одри побежала наверх за пальто. По какой-то необъяснимой причине к глазам Мейбл подступили слезы. Наверное, все дело в шоке и эмоциональном напряжении, решила она.
А еще я не привыкла чувствовать себя хрупкой и ранимой, слышать участие в голосе мужчины. Как бы то ни было, наверняка мне все это просто почудилось. Действительно, с какой стати Ричарду Барраклоу обо мне заботиться? Похоже, я превращаюсь в одну из тех дурочек, которые, боясь приближающейся старости, тешат себя фантазиями и начинают видеть в каждом встречном чуть ли не поклонника. Какая гадость! – мысленно содрогнулась Мейбл.
К тому времени, когда Одри и Ричард вернулись, Мейбл уже больше часа как легла. Она слышала, как они поднимаются по лестнице, как остановились в нескольких футах от ее двери. Ричард негромко сказал:
– Может быть, тебе следует заглянуть к матери? Она…
Мейбл затаилась под одеялом. Но, к ее величайшему облегчению, Одри, не дав другу договорить, возразила:
– Господи, зачем? Мама терпеть не может, когда вокруг нее суетятся, особенно если она неважно себя чувствует. К тому же она наверняка уже спит. Спокойной ночи, Ричард.
Последовала пауза, в течение которой Мейбл старалась мысленно не представлять себе, как ее дочь и Ричард сплетаются в страстном объятии, целуя друг друга. Страстное или нет, но объятие оказалось очень недолгим. Едва Мейбл успела зажмуриться, чтобы прогнать непрошеное видение – сильные руки Ричарда обвивают гибкую девичью фигурку, великолепно очерченные чувственные мужские губы впиваются в губы Одри, – как хлопнула дверь в комнату Ричарда, и звук легких шагов Одри стих в конце коридора.
Теперь Мейбл могла спать, но сон не шел. Почти всю ночь она проворочалась в постели. Едва сомкнув веки, Мейбл тут же начинала напряженно вслушиваться в тишину, пытаясь различить предательский скрип половицы или дверных петель.
Господи, что я делаю? – со слезами на глазах спрашивала себя Мейбл. Разумеется, она хотела бы уберечь дочь от страданий, но при чем тут образы, лихорадочно проносящиеся перед ее мысленным взором? Она, которая никогда не жаждала иметь любовника, вдруг к собственному стыду поймала себя на том, что томится по ласкам мужчины, и не какого-то абстрактного мужчины, а любовника собственной дочери!
3
Мейбл, совершенно измученная, заснула лишь перед рассветом и, как и следовало ожидать, проспала. Ее разбудил стук в дверь – по-видимому, Одри пришла узнать, почему мать до сих пор не появилась. Мейбл нехотя открыла глаза и сонно буркнула:
– Входи.
Дверь открылась, но на пороге стояла не Одри, а Ричард.
– Надеюсь, я вас не разбудил, – извиняющимся тоном проговорил он, – вот, принес вам чай.
В первый момент Мейбл от неожиданности потеряла дар речи. Ричард был одет в джинсы и свежую рубашку, несколько верхних пуговиц которой были расстегнуты. Волосы его влажно поблескивали. Когда он подошел ближе, Мейбл уловила слабый аромат мыла.
Ричард поставил чашку с чаем на столик возле кровати и озабоченно спросил:
– Как ваша голова?
Мейбл недоуменно заморгала. При чем тут голова? Ни одна мигрень не сравнится с тем, что вытворяет сейчас ее сердце. Оно билось так громко и суматошно, что Мейбл машинально положила руку на грудь поверх ночной рубашки, словно это могло успокоить сердцебиение.
– П-прошла.
Боже правый, что происходит? Она не привыкла, чтобы мужчина являлся по утрам к ней в спальню, приносил чай, интересовался здоровьем… Тем более такой интересный мужчина.
Мейбл вдруг устыдилась своей простенькой ночной рубашки, которая когда-то принадлежала Одри, и спутанных волос. К тому же солнечный свет, льющийся в окно, словно нарочно освещал и то, и другое с беспощадностью софита.
Интересно, отнес ли Ричард чашку чаю Одри? Если да, то теперь он, вероятно, сравнивает свежесть молодой девушки с утренней бледностью ее матери. В чью пользу и думать не надо.
Ричард не спешил уходить. Более того – непринужденно уселся на кровать.
– Одри сказала, что вы художник-иллюстратор.
Нашел время для светской беседы! – чертыхнулась про себя Мейбл, но вслух вежливо ответила:
– Гм… да, я иллюстрирую детские книжки.
– Вы сейчас над чем-нибудь работаете?
– Да, я только что получила новый заказ, но еще не приступала.
Ричард нахмурился.
– Вам не помешает мое присутствие?
Несколько мгновений в душе Мейбл преданность дочери боролась с честностью. В конце концов, победила преданность.
– Вовсе нет, – солгала Мейбл. – Я очень рада. В издательстве наверняка начнут расспрашивать меня о вас.
Боже правый, да что со мной стряслось? Что я несу? Ну совершенная идиотка!
– Мама?
Мейбл с облегчением увидела в дверном проеме Одри.
– Надеюсь, я не помешала? – многозначительно спросила девушка, входя в спальню.
Мейбл покраснела.
– Честное слово, Одри, я…
– Мама, я просто пошутила. Ого, чай в постель! Везет же некоторым. А вот обо мне никто не позаботился. Почему, интересно?
– Вероятно, потому что ты этого не заслужила, – сухо заметил Ричард.
Мейбл удивилась его тону. Чего он добивается? Пытается спровоцировать ревность Одри? К собственной матери? Но это же нелепо. Не может быть.
– Я… Пожалуй, пора вставать, – неловко пробормотала Мейбл.
– Хорошая мысль, – согласилась Одри. – Мам, чем мы сегодня займемся? Наверное, Ричард с удовольствием осмотрел бы окрестности. Как считаешь, может, свозить его в Госворт?
– По-моему, неплохо придумано, – одобрила Мейбл. – Вы уедете на весь день или вернетесь к ланчу?
Одри выглядела озадаченной.
– По-моему, об этом нужно спросить у тебя. Имелось в виду, что в Госворт с Ричардом поедешь ты, а не я. История скорее твой конек. Кроме того, вчера в магазине я столкнулась с Дебби и пообещала, что сегодня загляну к ней обсудить последние новости. Мам, ты ведь не против, правда? Тебе же нравится ездить в Госворт? Помню, ты всегда говорила, что черпаешь там вдохновение, и он тебе никогда не надоедает.
Мейбл растерялась. Одри смотрела почти умоляюще, взглядом заклиная: согласись. Но почему? По логике вещей ей бы следовало стремиться самой поехать с Ричардом. Или у них что-то неладно, может, поссорились? Не из-за того ли, что я поселила их в разных комнатах? Возможно, Ричард пытался настаивать, чтобы Одри провела с ним ночь, а Одри, щадя мои материнские чувства, посчитала своим долгом отказаться. Если это так, то я просто обязана сделать то, что хочет дочь.
Поэтому, проглотив возражения, Мейбл неуверенно начала:
– Ну, если мистер… если Ричард не возражает, чтобы его гидом была я, то я с удовольствием побываю в Госворте еще раз.
Мейбл как раз недавно подумывала о том, чтобы наведаться в это поместье. Она любила нарядный черно-белый фасад старинного здания, его уютные комнаты, знала его историю и не раз черпала в Госворте вдохновение. Но Мейбл была уверена, что Ричарда отнюдь не прельщает перспектива посетить Госворт в ее обществе, и поэтому немного помолчала, ожидая возражений гостя. Однако, к немалому изумлению Мейбл, Ричард повернулся к ней и сказал вполне искренне:
– Буду очень рад, если вы сможете уделить мне время. Одри отрекомендовала вас большим знатоком местной истории. Я подозреваю, что в ближайшие месяцы мне не раз пригодятся ваши знания. Смею надеяться, я не надоем вам и вы не пожалеете, что сдали мне комнату.
– Вот и славно, вопрос решен, – радостно воскликнула Одри. – Поскольку чай мне не предлагают, я пошла одеваться.
С этими словами девушка направилась к двери. Ричард поднялся с кровати, при этом одеяло съехало, и, к ужасу Мейбл, взору мужчины открылась совершенно непрезентабельная ночная рубашка в веселенькую бело-розовую полоску, украшенная большой яркой аппликацией, изображающей кота. Вряд ли сие одеяние можно считать подходящим для женщины элегантного возраста. К тому же, хотя Мейбл осталась по-девичьи стройной, ей все же далеко не восемнадцать, и облегающая рубашка слишком откровенно обрисовывала ее пышную грудь.
Мейбл потянулась за одеялом, чтобы прикрыться, и одновременно Ричард наклонился сделать то же самое. На миг их пальцы случайно соприкоснулись, Мейбл поспешно отдернула руку. Кожа горела, как от ожога, щеки залились алым румянцем, и, как назло, Ричард именно в этот момент посмотрел на нее.
Быть может, он всего лишь собирался извиниться, а может, и вовсе ничего не думал говорить, но каковы бы ни были его намерения, он тут же забыл о них. Внезапное и необъяснимое напряжение так явственно читалось в его глазах, что Мейбл инстинктивно проследила направление его взгляда, чтобы выяснить, что же привлекло внимание гостя.
Лучше бы она этого не делала и тогда бы не обнаружила, что его взгляд прикован к ее груди, отчетливо выступающей под детской рубашкой. Хуже того, Мейбл с ужасом заметила, что соски – этот безошибочный индикатор женского возбуждения – предательски напряглись и самым распутным образом выступают из-под тонкой хлопчатобумажной ткани, словно умоляя прикоснуться к ним, поцеловать…
Мейбл ничего не могла поделать. Содрогнувшись от стыда и отвращения к себе, она закрыла глаза, перевернулась на живот и, уткнувшись лицом в подушку, глухо пробормотала:
– Уходите, прошу вас.
Еще долго после ухода Ричарда ее била дрожь.
О небо, как же я теперь смогу одеться, спуститься в гостиную и вести себя так, словно ничего не произошло? А что, если Ричард расскажет об этом Одри? От отчаяния и презрения к себе Мейбл тихонько застонала. Больше всего ей хотелось закрыть глаза, с головой укрыться одеялом и никогда не выходить из спальни, но она понимала, что не может себе этого позволить. В конце концов, она не подросток, а взрослая женщина и должна вести себя соответствующим образом.
Мейбл встала, приняла душ и оделась. Надев поверх простой черной юбки и кремовой блузки кардиган, связанный из толстой пряжи, она застегнула его на все пуговицы, так что теперь, если тело снова предаст ее, об этом никто не узнает.
Подняв с пола злополучную ночную рубашку, Мейбл дала себе обещание, что в понедельник первым делом съездит в магазин и купит что-нибудь более чопорное, соответствующее возрасту, да чтобы ткань была поплотнее. И тогда Ричард, как бы близко ни оказался, не сможет догадаться о неприличной реакции ее тела на его близость.
Впрочем, это тоже глупо, одернула себя Мейбл, потому что сегодняшняя утренняя неловкая сцена наверняка навсегда отобьет у Ричарда охоту приносить мне чай в постель. Да мне этого и не хочется, и вообще, в происшедшем виноват только он один. Он не имел права врываться в мою спальню. То, что мистер Барраклоу любовник Одри, еще не дает ему права заходить ко мне в комнату и усаживаться на кровать.
И все же… Все же, как ни трудно в этом признаться, оказалось очень приятно хотя бы ненадолго почувствовать себя женщиной, которую холят и лелеют и которой приносят чай в постель. Возможно, все дело в том, что никогда еще ни один мужчина не заботился обо мне таким образом, с затаенной болью подумала Мейбл. Так же, как ни один мужчина не касался рукой моих грудей, не ласкал их, не целовал, дразня губами чувствительные соски, пока они не напрягутся от возбуждения… Пока от возбуждения не затрепещет все мое тело.
Мейбл ужаснулась и мысленно приказала себе прекратить. Она не имеет права на подобные мысли, абсолютно никакого права.
Спустившись на кухню, хозяйка дома обнаружила, что стол уже накрыт к завтраку, более того, в кухне витает восхитительный запах свежесваренного кофе. Больше всего ее обрадовал тот факт, что Ричарда здесь нет, только Одри. Мейбл с удовольствием вдохнула бодрящий аромат.
– Ты молодец, милая, спасибо, что приготовила завтрак. Не знаю, что со мной случилось, но я здорово проспала.
Она надеялась, что дочь, которая в это время доставала что-то из буфета, не оглянется и не заметит выражения ее глаз. Ричард принадлежит Одри, и Мейбл чувствовала себя виноватой, словно своей реакцией на него предавала дочь.
– Не благодари меня, – улыбнулась Одри, доставая пачку своих любимых бисквитов. – Это была идея Ричарда. Ты не представляешь, какой он деспот. Заявил, что меня, видите ли, слишком долго баловали, и пришло время кому-нибудь немного позаботиться и о тебе.
У Мейбл буквально отвисла челюсть, она густо покраснела. Что за игру затеял этот Ричард? Он не похож на неуверенного в себе мужчину, прибегающего к разного рода уловкам, чтобы завоевать внимание женщины. Хотя, с другой стороны, коль скоро он в таком возрасте связался с молоденькой девушкой, у него определенно есть серьезные психологические проблемы.
И все же мистер Барраклоу производит впечатление вполне зрелого человека, способного прекрасно справляться и с окружающими, и с самим собой.
Возможно, так оно и есть, и Ричард – из тех мужчин, которые любят контролировать чувства других, а кто может для этого быть более удобным объектом, чем только что вышедшая из-под родительской опеки девушка? К примеру, зрелой женщиной управлять гораздо труднее, а некоторыми так и вовсе невозможно, потому что у них за плечами немалый жизненный опыт.
– Кстати, где наш гость? – спросила Мейбл, пытаясь привести в порядок мысли.
– Отправился в магазин купить писчей бумаги. Скоро должен вернуться.
Мейбл достала хлеб и положила на доску.
– Мам, ты собираешься поджарить тосты? – спросила Одри. – Я бы не отказалась и от яичницы-болтуньи.
– В таком случае вставай к плите, – произнес от дверей мужской голос. – Знаете, вы слишком избаловали дочь, – обратился Ричард к Мейбл, входя в кухню. Не дав женщине возможности возразить, он взял у нее из рук кухонный нож. – Пусть Одри готовит завтрак, а вы садитесь.
Мейбл машинально повиновалась. Она ничего не понимала. Ричард обращался с Одри не как с любовницей, а как с ребенком. Да, она знала, что была склонна баловать Одри, но зато дед был чересчур требователен к девочке. Отец Мейбл придерживался старомодных взглядов, считал, что женщина должна ходить перед мужчиной на задних лапках. Как-то само собой вышло, что, уступая отцу, Мейбл стала так же вести себя и с Одри, хотя, конечно, позаботилась, чтобы дочь усвоила хотя бы азы домоводства и умела себя обслужить.
– Прости, мама. Ричард прав. Ты действительно меня избаловала, – сказала Одри. Взяв ломоть хлеба, только что отрезанный Ричардом, она с восхищением воскликнула: – О, домашний хлеб! Здорово! Знаешь, в университете я очень тосковала по твоей стряпне. – Обратившись к Ричарду, она пояснила: – Мама отлично готовит. Честно говоря, она все делает отлично. – Девушка порывисто обняла мать и чмокнула в лоб. – Кстати, мам, можно позаимствовать твою машину? Если ты поедешь с Ричардом, она тебе не понадобится, а мне, наоборот, очень пригодится, раз я собираюсь навестить Дебби. Мейбл нехотя кивнула.
– Бери, но только обращайся с ней бережно и не вздумай истратить весь бензин и вернуть мне машину с пустым баком, а также…
– Верни сиденье в прежнее положение, – закончила Одри. – Разве я виновата, что мои ноги длиннее твоих? Ну хорошо, хорошо, я все поняла.
– Поняла – да, но вот восприняла ли? – лукаво поинтересовалась Мейбл.
– Если Одри – типичный представитель своей возрастной группы, то на последний вопрос ответ отрицательный, – подсказал Ричард. Он поставил на стол тарелку с аппетитно подрумянившимися тостами и пояснил: – У меня четверо племянников-подростков: у одной сестры двое девятнадцатилетних близнецов, у другой – одному ребенку девятнадцать, второму – пятнадцать. Вероятно, в отрочестве и юности все мы без исключения бываем эгоистами, но когда становимся старше, об этом забываешь.
– Вы только послушайте этого дедулю, – поддразнила Одри. – Я и не знала, Ричард, что у тебя есть племянники. А много у тебя еще родни? – Она намазала тост толстым слоем масла и облизала пальцы. Иногда Одри вела себя как маленькая.
– Не очень. Родители умерли, у меня есть обычный набор кузенов и кузин, пара дядюшек и все.
– Странно, что ты до сих пор не женат, – заметила Одри.
Мейбл невольно ахнула и всплеснула руками, но дочь и бровью не повела. По-видимому, в современных взаимоотношениях тактичность не считается важным элементом.
Странно, подумала Мейбл, мне бы следовало радоваться, что самолюбию Ричарда нанесен удар, пусть и непреднамеренный, так почему же я испытываю потребность щадить чувства Ричарда? Ведь поначалу, узнав о большой разнице в возрасте между Ричардом и Одри, я очень волновалась за дочь и стремилась оградить ее от страданий. Чтобы удержаться и не одернуть Одри вслух за бестактность, Мейбл снова прикусила губу, болевшую еще со вчерашнего дня.
– Ты находишь это странным? Наверное, я просто не встретил подходящую женщину в подходящее время. По молодости я не стремился остепениться, слишком много всего хотелось сделать, прежде чем связывать себя женой и детьми, а потом… Что ж, вероятно, правду говорят, будто с возрастом человек становится все более разборчивым и уже не согласен довольствоваться абы чем.
Что это: простая констатация факта или скрытое предостережение для Одри, чтобы она не рассчитывала на прочные отношения, на брак?
Слова Ричарда принесли Мейбл странное облегчение, и, пытаясь оправдаться перед собственной совестью, она сказала себе, что печется исключительно об интересах Одри, а все остальное ее вовсе не интересует.
Когда они, наконец, были готовы отправиться в дорогу, время уже близилось к полудню. Одри для визита к подруге выбрала непритязательный наряд: джемпер из меланжевой пряжи, старенькие джинсы, ладно сидевшие на ее стройных длинных ножках, и шерстяные гетры – и при всем при том ухитрилась выглядеть сногсшибательно.
Мейбл с завистью проводила дочь взглядом. Когда ей было столько лет, сколько сейчас Одри, у нее не было и десятой доли этой уверенности в себе. Да что вспоминать юность, у нее и сейчас нет и десятой доли уверенности в себе, которой обладает Одри. Она мысленно сравнила одежду Одри с собственным скромным, но практичным нарядом. Что греха таить, рядом с дочерью она выглядит уныло и скучно, как серый воробышек рядом с яркой тропической птицей.
Интересно, Ричард тоже сейчас сравнивает нас, мысленно негодуя, что Одри бросила его на мать? От этой мысли Мейбл внутренне поежилась, ее так и подмывало встать и сказать, что никуда она с ним не поедет, однако хорошие манеры, настойчиво привитые отцом и миссис Бигли, взяли свое, и женщина сдержалась.
Надо признать, если Ричарда и раздражало, что Одри решила оставить его в обществе матери, то внешне он никак этого не выказал.
По всем приметам зима в этом году обещала быть ранней. Конечно, резкое похолодание и пронизывающий ветер казались особенно неприятными после сухого жаркого лета, но только поначалу. Мейбл любила осень, любила бодрящий воздух морозного утра, неброские, пастельные тона бледно-голубого неба, по-осеннему поблекшие краски, неяркое солнце. Скоро облетят листья, и на фоне отдаленных холмов, покрытых первым снегом, будут с графической четкостью вырисовываться силуэты голых деревьев.
– Брр, какой холод! – Одри поежилась, выйдя из дома. – Это вам не лето!
Ричард проводил девушку насмешливым взглядом и подождал, пока она заберется в маленькую машину Мейбл.
– Лето им, видите ли, подавай! – заметил он. – Почему молодежь не умеет ценить самое удивительное? Лично я предпочитаю как раз это время года, когда пейзаж предстает во всей своей неприкрытой обнаженной сущности. В голых деревьях и полях есть какая-то гордая строгость, чего никогда не увидишь летом.
Его слова настолько точно вторили ее собственным мыслям, что Мейбл невольно улыбнулась Ричарду, не сознавая, как преобразилось при этом ее лицо. Стоило ей чуть ослабить жесткий самоконтроль, как маска скованности исчезла, открыв лицо хрупкой, уязвимой женщины, во многих отношениях казавшейся едва ли не моложе и невиннее собственной дочери.
Наблюдая за ее преображением, Ричард задавался вопросом: намеренно эта женщина старается держаться в тени и возводит вокруг себя множество барьеров или делает это инстинктивно, по неосознанной укоренившейся привычке. Когда Одри в своей безыскусной манере впервые рассказала ему о матери, у Ричарда были серьезные сомнения, стоит ли принимать приглашение. Но теперь…
Когда Одри отъехала от дома, Ричард повернулся к Мейбл. Та провожала дочь взглядом, в котором сквозила чуть ли не тоска. Он открыл дверь своего «бентли».
– Боюсь, вам придется побыть штурманом. Далеко отсюда до Госворта?
– Нет, всего десять-двенадцать миль.
Устраиваясь на обитом кожей сиденье дорогого автомобиля, Мейбл тихонько вздохнула с оттенком легкой зависти. Интересно, каково быть владельцем такой роскошной игрушки?
– Отличная машина, – заметила она, когда Ричард сел за руль и завел мотор.
– Да, я очень ею доволен, хотя, признаться, цена немилосердно вздута. Однако, когда я занимаюсь исследовательской работой, мне нужен надежный автомобиль, на который всегда можно положиться и в котором можно путешествовать с относительным комфортом. Вот и пришлось выбрать дорогую марку.
Возле развилки, откуда отходила дорога на Госворт, Мейбл показала Ричарду, куда сворачивать.
– Почему вы решили, что действие новой книги должно разворачиваться именно в Чешире? – неуверенно спросила Мейбл, не зная, как он отнесется к расспросам о работе.
Она слышала, что, когда дело касается их труда, писатели порой бывают капризны, хотя по отношению к Ричарду само это понятие казалось ей не применимым. Мистер Барраклоу производит впечатление человека уравновешенного, уверенного в себе и своих целях, хотя, с другой стороны, будь он такой зрелой личностью, каковой кажется, разве стал бы для самоутверждения выбирать в любовницы молоденькую девушку вроде ее дочери?
– Все началось с рыцаря Хьюго. Это вымышленный персонаж из моей последней книги, родственник графа Честера…
– Да, я помню, – радостно перебила Мейбл. – Он получился у вас как живой! Читая книгу, я поймала себя на мысли, что мне хочется узнать об этом человеке побольше. И ваша новая книга будет о нем же? Это замечательно… – Почувствовав на себе любопытный взгляд, женщина внезапно замолчала и густо покраснела.
– Одри говорила, что вы восторгаетесь моими книгами, однако я расценил эти слова как попытку польстить моему писательскому самолюбию. Но теперь вижу, что она сказала правду. Да, я с вами согласен. Я обнаружил, что Хьюго развился в более сложный образ, чем я задумывал, он как бы требовал к себе внимания. Честно говоря, я уже пообещал прочесть в университете курс лекций и не собирался пока начинать новую книгу, но Хьюго не давал мне покоя. Вот и пришлось срочно искать, где поселиться, пока собирается материал для новой книги. Я уже кое-что прочел о здешних краях, вероятно, дом Хьюго будет похож на Госворт.
Они еще некоторое время разговаривали, пока Мейбл не указала на очередной поворот, после чего оба замолчали, словно по обоюдному согласию. Мейбл откинулась на спинку сиденья и стала молча наслаждаться комфортом роскошной машины и живописными окрестностями.
В Госворте оказалось немноголюдно, летний наплыв посетителей схлынул, и дом с обширным парком оказались почти в полном распоряжении Мейбл и Ричарда.
Они молча переходили из комнаты в комнату, Ричард – впервые открывая для себя Госворт, Мейбл – в который раз с удовольствием рассматривая знакомые интерьеры и как всегда погружаясь в неповторимую атмосферу старинного дома. Когда они все так же в полном молчании закончили осмотр второго этажа, Мейбл неуверенно заметила:
– Дом не так уж велик, возможно, вы представляли его иначе.
– Он прекрасен, – тихо откликнулся Ричард. – И вы – идеальный спутник. Немногие способны молчать, позволяя дому, предметам говорить самим за себя.
– Входи.
Дверь открылась, но на пороге стояла не Одри, а Ричард.
– Надеюсь, я вас не разбудил, – извиняющимся тоном проговорил он, – вот, принес вам чай.
В первый момент Мейбл от неожиданности потеряла дар речи. Ричард был одет в джинсы и свежую рубашку, несколько верхних пуговиц которой были расстегнуты. Волосы его влажно поблескивали. Когда он подошел ближе, Мейбл уловила слабый аромат мыла.
Ричард поставил чашку с чаем на столик возле кровати и озабоченно спросил:
– Как ваша голова?
Мейбл недоуменно заморгала. При чем тут голова? Ни одна мигрень не сравнится с тем, что вытворяет сейчас ее сердце. Оно билось так громко и суматошно, что Мейбл машинально положила руку на грудь поверх ночной рубашки, словно это могло успокоить сердцебиение.
– П-прошла.
Боже правый, что происходит? Она не привыкла, чтобы мужчина являлся по утрам к ней в спальню, приносил чай, интересовался здоровьем… Тем более такой интересный мужчина.
Мейбл вдруг устыдилась своей простенькой ночной рубашки, которая когда-то принадлежала Одри, и спутанных волос. К тому же солнечный свет, льющийся в окно, словно нарочно освещал и то, и другое с беспощадностью софита.
Интересно, отнес ли Ричард чашку чаю Одри? Если да, то теперь он, вероятно, сравнивает свежесть молодой девушки с утренней бледностью ее матери. В чью пользу и думать не надо.
Ричард не спешил уходить. Более того – непринужденно уселся на кровать.
– Одри сказала, что вы художник-иллюстратор.
Нашел время для светской беседы! – чертыхнулась про себя Мейбл, но вслух вежливо ответила:
– Гм… да, я иллюстрирую детские книжки.
– Вы сейчас над чем-нибудь работаете?
– Да, я только что получила новый заказ, но еще не приступала.
Ричард нахмурился.
– Вам не помешает мое присутствие?
Несколько мгновений в душе Мейбл преданность дочери боролась с честностью. В конце концов, победила преданность.
– Вовсе нет, – солгала Мейбл. – Я очень рада. В издательстве наверняка начнут расспрашивать меня о вас.
Боже правый, да что со мной стряслось? Что я несу? Ну совершенная идиотка!
– Мама?
Мейбл с облегчением увидела в дверном проеме Одри.
– Надеюсь, я не помешала? – многозначительно спросила девушка, входя в спальню.
Мейбл покраснела.
– Честное слово, Одри, я…
– Мама, я просто пошутила. Ого, чай в постель! Везет же некоторым. А вот обо мне никто не позаботился. Почему, интересно?
– Вероятно, потому что ты этого не заслужила, – сухо заметил Ричард.
Мейбл удивилась его тону. Чего он добивается? Пытается спровоцировать ревность Одри? К собственной матери? Но это же нелепо. Не может быть.
– Я… Пожалуй, пора вставать, – неловко пробормотала Мейбл.
– Хорошая мысль, – согласилась Одри. – Мам, чем мы сегодня займемся? Наверное, Ричард с удовольствием осмотрел бы окрестности. Как считаешь, может, свозить его в Госворт?
– По-моему, неплохо придумано, – одобрила Мейбл. – Вы уедете на весь день или вернетесь к ланчу?
Одри выглядела озадаченной.
– По-моему, об этом нужно спросить у тебя. Имелось в виду, что в Госворт с Ричардом поедешь ты, а не я. История скорее твой конек. Кроме того, вчера в магазине я столкнулась с Дебби и пообещала, что сегодня загляну к ней обсудить последние новости. Мам, ты ведь не против, правда? Тебе же нравится ездить в Госворт? Помню, ты всегда говорила, что черпаешь там вдохновение, и он тебе никогда не надоедает.
Мейбл растерялась. Одри смотрела почти умоляюще, взглядом заклиная: согласись. Но почему? По логике вещей ей бы следовало стремиться самой поехать с Ричардом. Или у них что-то неладно, может, поссорились? Не из-за того ли, что я поселила их в разных комнатах? Возможно, Ричард пытался настаивать, чтобы Одри провела с ним ночь, а Одри, щадя мои материнские чувства, посчитала своим долгом отказаться. Если это так, то я просто обязана сделать то, что хочет дочь.
Поэтому, проглотив возражения, Мейбл неуверенно начала:
– Ну, если мистер… если Ричард не возражает, чтобы его гидом была я, то я с удовольствием побываю в Госворте еще раз.
Мейбл как раз недавно подумывала о том, чтобы наведаться в это поместье. Она любила нарядный черно-белый фасад старинного здания, его уютные комнаты, знала его историю и не раз черпала в Госворте вдохновение. Но Мейбл была уверена, что Ричарда отнюдь не прельщает перспектива посетить Госворт в ее обществе, и поэтому немного помолчала, ожидая возражений гостя. Однако, к немалому изумлению Мейбл, Ричард повернулся к ней и сказал вполне искренне:
– Буду очень рад, если вы сможете уделить мне время. Одри отрекомендовала вас большим знатоком местной истории. Я подозреваю, что в ближайшие месяцы мне не раз пригодятся ваши знания. Смею надеяться, я не надоем вам и вы не пожалеете, что сдали мне комнату.
– Вот и славно, вопрос решен, – радостно воскликнула Одри. – Поскольку чай мне не предлагают, я пошла одеваться.
С этими словами девушка направилась к двери. Ричард поднялся с кровати, при этом одеяло съехало, и, к ужасу Мейбл, взору мужчины открылась совершенно непрезентабельная ночная рубашка в веселенькую бело-розовую полоску, украшенная большой яркой аппликацией, изображающей кота. Вряд ли сие одеяние можно считать подходящим для женщины элегантного возраста. К тому же, хотя Мейбл осталась по-девичьи стройной, ей все же далеко не восемнадцать, и облегающая рубашка слишком откровенно обрисовывала ее пышную грудь.
Мейбл потянулась за одеялом, чтобы прикрыться, и одновременно Ричард наклонился сделать то же самое. На миг их пальцы случайно соприкоснулись, Мейбл поспешно отдернула руку. Кожа горела, как от ожога, щеки залились алым румянцем, и, как назло, Ричард именно в этот момент посмотрел на нее.
Быть может, он всего лишь собирался извиниться, а может, и вовсе ничего не думал говорить, но каковы бы ни были его намерения, он тут же забыл о них. Внезапное и необъяснимое напряжение так явственно читалось в его глазах, что Мейбл инстинктивно проследила направление его взгляда, чтобы выяснить, что же привлекло внимание гостя.
Лучше бы она этого не делала и тогда бы не обнаружила, что его взгляд прикован к ее груди, отчетливо выступающей под детской рубашкой. Хуже того, Мейбл с ужасом заметила, что соски – этот безошибочный индикатор женского возбуждения – предательски напряглись и самым распутным образом выступают из-под тонкой хлопчатобумажной ткани, словно умоляя прикоснуться к ним, поцеловать…
Мейбл ничего не могла поделать. Содрогнувшись от стыда и отвращения к себе, она закрыла глаза, перевернулась на живот и, уткнувшись лицом в подушку, глухо пробормотала:
– Уходите, прошу вас.
Еще долго после ухода Ричарда ее била дрожь.
О небо, как же я теперь смогу одеться, спуститься в гостиную и вести себя так, словно ничего не произошло? А что, если Ричард расскажет об этом Одри? От отчаяния и презрения к себе Мейбл тихонько застонала. Больше всего ей хотелось закрыть глаза, с головой укрыться одеялом и никогда не выходить из спальни, но она понимала, что не может себе этого позволить. В конце концов, она не подросток, а взрослая женщина и должна вести себя соответствующим образом.
Мейбл встала, приняла душ и оделась. Надев поверх простой черной юбки и кремовой блузки кардиган, связанный из толстой пряжи, она застегнула его на все пуговицы, так что теперь, если тело снова предаст ее, об этом никто не узнает.
Подняв с пола злополучную ночную рубашку, Мейбл дала себе обещание, что в понедельник первым делом съездит в магазин и купит что-нибудь более чопорное, соответствующее возрасту, да чтобы ткань была поплотнее. И тогда Ричард, как бы близко ни оказался, не сможет догадаться о неприличной реакции ее тела на его близость.
Впрочем, это тоже глупо, одернула себя Мейбл, потому что сегодняшняя утренняя неловкая сцена наверняка навсегда отобьет у Ричарда охоту приносить мне чай в постель. Да мне этого и не хочется, и вообще, в происшедшем виноват только он один. Он не имел права врываться в мою спальню. То, что мистер Барраклоу любовник Одри, еще не дает ему права заходить ко мне в комнату и усаживаться на кровать.
И все же… Все же, как ни трудно в этом признаться, оказалось очень приятно хотя бы ненадолго почувствовать себя женщиной, которую холят и лелеют и которой приносят чай в постель. Возможно, все дело в том, что никогда еще ни один мужчина не заботился обо мне таким образом, с затаенной болью подумала Мейбл. Так же, как ни один мужчина не касался рукой моих грудей, не ласкал их, не целовал, дразня губами чувствительные соски, пока они не напрягутся от возбуждения… Пока от возбуждения не затрепещет все мое тело.
Мейбл ужаснулась и мысленно приказала себе прекратить. Она не имеет права на подобные мысли, абсолютно никакого права.
Спустившись на кухню, хозяйка дома обнаружила, что стол уже накрыт к завтраку, более того, в кухне витает восхитительный запах свежесваренного кофе. Больше всего ее обрадовал тот факт, что Ричарда здесь нет, только Одри. Мейбл с удовольствием вдохнула бодрящий аромат.
– Ты молодец, милая, спасибо, что приготовила завтрак. Не знаю, что со мной случилось, но я здорово проспала.
Она надеялась, что дочь, которая в это время доставала что-то из буфета, не оглянется и не заметит выражения ее глаз. Ричард принадлежит Одри, и Мейбл чувствовала себя виноватой, словно своей реакцией на него предавала дочь.
– Не благодари меня, – улыбнулась Одри, доставая пачку своих любимых бисквитов. – Это была идея Ричарда. Ты не представляешь, какой он деспот. Заявил, что меня, видите ли, слишком долго баловали, и пришло время кому-нибудь немного позаботиться и о тебе.
У Мейбл буквально отвисла челюсть, она густо покраснела. Что за игру затеял этот Ричард? Он не похож на неуверенного в себе мужчину, прибегающего к разного рода уловкам, чтобы завоевать внимание женщины. Хотя, с другой стороны, коль скоро он в таком возрасте связался с молоденькой девушкой, у него определенно есть серьезные психологические проблемы.
И все же мистер Барраклоу производит впечатление вполне зрелого человека, способного прекрасно справляться и с окружающими, и с самим собой.
Возможно, так оно и есть, и Ричард – из тех мужчин, которые любят контролировать чувства других, а кто может для этого быть более удобным объектом, чем только что вышедшая из-под родительской опеки девушка? К примеру, зрелой женщиной управлять гораздо труднее, а некоторыми так и вовсе невозможно, потому что у них за плечами немалый жизненный опыт.
– Кстати, где наш гость? – спросила Мейбл, пытаясь привести в порядок мысли.
– Отправился в магазин купить писчей бумаги. Скоро должен вернуться.
Мейбл достала хлеб и положила на доску.
– Мам, ты собираешься поджарить тосты? – спросила Одри. – Я бы не отказалась и от яичницы-болтуньи.
– В таком случае вставай к плите, – произнес от дверей мужской голос. – Знаете, вы слишком избаловали дочь, – обратился Ричард к Мейбл, входя в кухню. Не дав женщине возможности возразить, он взял у нее из рук кухонный нож. – Пусть Одри готовит завтрак, а вы садитесь.
Мейбл машинально повиновалась. Она ничего не понимала. Ричард обращался с Одри не как с любовницей, а как с ребенком. Да, она знала, что была склонна баловать Одри, но зато дед был чересчур требователен к девочке. Отец Мейбл придерживался старомодных взглядов, считал, что женщина должна ходить перед мужчиной на задних лапках. Как-то само собой вышло, что, уступая отцу, Мейбл стала так же вести себя и с Одри, хотя, конечно, позаботилась, чтобы дочь усвоила хотя бы азы домоводства и умела себя обслужить.
– Прости, мама. Ричард прав. Ты действительно меня избаловала, – сказала Одри. Взяв ломоть хлеба, только что отрезанный Ричардом, она с восхищением воскликнула: – О, домашний хлеб! Здорово! Знаешь, в университете я очень тосковала по твоей стряпне. – Обратившись к Ричарду, она пояснила: – Мама отлично готовит. Честно говоря, она все делает отлично. – Девушка порывисто обняла мать и чмокнула в лоб. – Кстати, мам, можно позаимствовать твою машину? Если ты поедешь с Ричардом, она тебе не понадобится, а мне, наоборот, очень пригодится, раз я собираюсь навестить Дебби. Мейбл нехотя кивнула.
– Бери, но только обращайся с ней бережно и не вздумай истратить весь бензин и вернуть мне машину с пустым баком, а также…
– Верни сиденье в прежнее положение, – закончила Одри. – Разве я виновата, что мои ноги длиннее твоих? Ну хорошо, хорошо, я все поняла.
– Поняла – да, но вот восприняла ли? – лукаво поинтересовалась Мейбл.
– Если Одри – типичный представитель своей возрастной группы, то на последний вопрос ответ отрицательный, – подсказал Ричард. Он поставил на стол тарелку с аппетитно подрумянившимися тостами и пояснил: – У меня четверо племянников-подростков: у одной сестры двое девятнадцатилетних близнецов, у другой – одному ребенку девятнадцать, второму – пятнадцать. Вероятно, в отрочестве и юности все мы без исключения бываем эгоистами, но когда становимся старше, об этом забываешь.
– Вы только послушайте этого дедулю, – поддразнила Одри. – Я и не знала, Ричард, что у тебя есть племянники. А много у тебя еще родни? – Она намазала тост толстым слоем масла и облизала пальцы. Иногда Одри вела себя как маленькая.
– Не очень. Родители умерли, у меня есть обычный набор кузенов и кузин, пара дядюшек и все.
– Странно, что ты до сих пор не женат, – заметила Одри.
Мейбл невольно ахнула и всплеснула руками, но дочь и бровью не повела. По-видимому, в современных взаимоотношениях тактичность не считается важным элементом.
Странно, подумала Мейбл, мне бы следовало радоваться, что самолюбию Ричарда нанесен удар, пусть и непреднамеренный, так почему же я испытываю потребность щадить чувства Ричарда? Ведь поначалу, узнав о большой разнице в возрасте между Ричардом и Одри, я очень волновалась за дочь и стремилась оградить ее от страданий. Чтобы удержаться и не одернуть Одри вслух за бестактность, Мейбл снова прикусила губу, болевшую еще со вчерашнего дня.
– Ты находишь это странным? Наверное, я просто не встретил подходящую женщину в подходящее время. По молодости я не стремился остепениться, слишком много всего хотелось сделать, прежде чем связывать себя женой и детьми, а потом… Что ж, вероятно, правду говорят, будто с возрастом человек становится все более разборчивым и уже не согласен довольствоваться абы чем.
Что это: простая констатация факта или скрытое предостережение для Одри, чтобы она не рассчитывала на прочные отношения, на брак?
Слова Ричарда принесли Мейбл странное облегчение, и, пытаясь оправдаться перед собственной совестью, она сказала себе, что печется исключительно об интересах Одри, а все остальное ее вовсе не интересует.
Когда они, наконец, были готовы отправиться в дорогу, время уже близилось к полудню. Одри для визита к подруге выбрала непритязательный наряд: джемпер из меланжевой пряжи, старенькие джинсы, ладно сидевшие на ее стройных длинных ножках, и шерстяные гетры – и при всем при том ухитрилась выглядеть сногсшибательно.
Мейбл с завистью проводила дочь взглядом. Когда ей было столько лет, сколько сейчас Одри, у нее не было и десятой доли этой уверенности в себе. Да что вспоминать юность, у нее и сейчас нет и десятой доли уверенности в себе, которой обладает Одри. Она мысленно сравнила одежду Одри с собственным скромным, но практичным нарядом. Что греха таить, рядом с дочерью она выглядит уныло и скучно, как серый воробышек рядом с яркой тропической птицей.
Интересно, Ричард тоже сейчас сравнивает нас, мысленно негодуя, что Одри бросила его на мать? От этой мысли Мейбл внутренне поежилась, ее так и подмывало встать и сказать, что никуда она с ним не поедет, однако хорошие манеры, настойчиво привитые отцом и миссис Бигли, взяли свое, и женщина сдержалась.
Надо признать, если Ричарда и раздражало, что Одри решила оставить его в обществе матери, то внешне он никак этого не выказал.
По всем приметам зима в этом году обещала быть ранней. Конечно, резкое похолодание и пронизывающий ветер казались особенно неприятными после сухого жаркого лета, но только поначалу. Мейбл любила осень, любила бодрящий воздух морозного утра, неброские, пастельные тона бледно-голубого неба, по-осеннему поблекшие краски, неяркое солнце. Скоро облетят листья, и на фоне отдаленных холмов, покрытых первым снегом, будут с графической четкостью вырисовываться силуэты голых деревьев.
– Брр, какой холод! – Одри поежилась, выйдя из дома. – Это вам не лето!
Ричард проводил девушку насмешливым взглядом и подождал, пока она заберется в маленькую машину Мейбл.
– Лето им, видите ли, подавай! – заметил он. – Почему молодежь не умеет ценить самое удивительное? Лично я предпочитаю как раз это время года, когда пейзаж предстает во всей своей неприкрытой обнаженной сущности. В голых деревьях и полях есть какая-то гордая строгость, чего никогда не увидишь летом.
Его слова настолько точно вторили ее собственным мыслям, что Мейбл невольно улыбнулась Ричарду, не сознавая, как преобразилось при этом ее лицо. Стоило ей чуть ослабить жесткий самоконтроль, как маска скованности исчезла, открыв лицо хрупкой, уязвимой женщины, во многих отношениях казавшейся едва ли не моложе и невиннее собственной дочери.
Наблюдая за ее преображением, Ричард задавался вопросом: намеренно эта женщина старается держаться в тени и возводит вокруг себя множество барьеров или делает это инстинктивно, по неосознанной укоренившейся привычке. Когда Одри в своей безыскусной манере впервые рассказала ему о матери, у Ричарда были серьезные сомнения, стоит ли принимать приглашение. Но теперь…
Когда Одри отъехала от дома, Ричард повернулся к Мейбл. Та провожала дочь взглядом, в котором сквозила чуть ли не тоска. Он открыл дверь своего «бентли».
– Боюсь, вам придется побыть штурманом. Далеко отсюда до Госворта?
– Нет, всего десять-двенадцать миль.
Устраиваясь на обитом кожей сиденье дорогого автомобиля, Мейбл тихонько вздохнула с оттенком легкой зависти. Интересно, каково быть владельцем такой роскошной игрушки?
– Отличная машина, – заметила она, когда Ричард сел за руль и завел мотор.
– Да, я очень ею доволен, хотя, признаться, цена немилосердно вздута. Однако, когда я занимаюсь исследовательской работой, мне нужен надежный автомобиль, на который всегда можно положиться и в котором можно путешествовать с относительным комфортом. Вот и пришлось выбрать дорогую марку.
Возле развилки, откуда отходила дорога на Госворт, Мейбл показала Ричарду, куда сворачивать.
– Почему вы решили, что действие новой книги должно разворачиваться именно в Чешире? – неуверенно спросила Мейбл, не зная, как он отнесется к расспросам о работе.
Она слышала, что, когда дело касается их труда, писатели порой бывают капризны, хотя по отношению к Ричарду само это понятие казалось ей не применимым. Мистер Барраклоу производит впечатление человека уравновешенного, уверенного в себе и своих целях, хотя, с другой стороны, будь он такой зрелой личностью, каковой кажется, разве стал бы для самоутверждения выбирать в любовницы молоденькую девушку вроде ее дочери?
– Все началось с рыцаря Хьюго. Это вымышленный персонаж из моей последней книги, родственник графа Честера…
– Да, я помню, – радостно перебила Мейбл. – Он получился у вас как живой! Читая книгу, я поймала себя на мысли, что мне хочется узнать об этом человеке побольше. И ваша новая книга будет о нем же? Это замечательно… – Почувствовав на себе любопытный взгляд, женщина внезапно замолчала и густо покраснела.
– Одри говорила, что вы восторгаетесь моими книгами, однако я расценил эти слова как попытку польстить моему писательскому самолюбию. Но теперь вижу, что она сказала правду. Да, я с вами согласен. Я обнаружил, что Хьюго развился в более сложный образ, чем я задумывал, он как бы требовал к себе внимания. Честно говоря, я уже пообещал прочесть в университете курс лекций и не собирался пока начинать новую книгу, но Хьюго не давал мне покоя. Вот и пришлось срочно искать, где поселиться, пока собирается материал для новой книги. Я уже кое-что прочел о здешних краях, вероятно, дом Хьюго будет похож на Госворт.
Они еще некоторое время разговаривали, пока Мейбл не указала на очередной поворот, после чего оба замолчали, словно по обоюдному согласию. Мейбл откинулась на спинку сиденья и стала молча наслаждаться комфортом роскошной машины и живописными окрестностями.
В Госворте оказалось немноголюдно, летний наплыв посетителей схлынул, и дом с обширным парком оказались почти в полном распоряжении Мейбл и Ричарда.
Они молча переходили из комнаты в комнату, Ричард – впервые открывая для себя Госворт, Мейбл – в который раз с удовольствием рассматривая знакомые интерьеры и как всегда погружаясь в неповторимую атмосферу старинного дома. Когда они все так же в полном молчании закончили осмотр второго этажа, Мейбл неуверенно заметила:
– Дом не так уж велик, возможно, вы представляли его иначе.
– Он прекрасен, – тихо откликнулся Ричард. – И вы – идеальный спутник. Немногие способны молчать, позволяя дому, предметам говорить самим за себя.