– Ты хочешь, чтобы мы одни, ночью, пошли через лес? – испуганно прошептала Наоми. – Подумай о львах!
– Я уже думала о них, но я думала и о жирном противном султане. Не знаю, кто из них хуже.
– Ох, как все ужасно! Ну зачем, зачем я покинула Голливуд!
– Знаешь, Наоми! Все-таки забавно, что женщина должна бояться себе подобных больше, чем диких животных джунглей. И если тут не произошло ошибки, то очень странно, что божественный разум мог сотворить по образу и подобию своему нечто такое, что превосходило бы по грубости и жестокости все другие создания. Это в некоторой степени объясняет, почему древние поклонялись змеям, быкам и птицам. Сдается мне, они были умнее нас.
На окраине лагеря Этеви присел на корточки рядом с Аидом.
– Я бы не отказался от одной из этих девушек, Аид, – шепнул он. – Такое же желание я прочитал и в твоих глазах.
Аид, прищурившись, взглянул на него.
– А кто бы отказался? – с вызовом спросил он. – Или я не мужчина?
– Но ты не получишь ни одной. Шейх решил забрать их обеих себе. Так что тебе ничего не достанется, если…
– Если что? – спросил Аид.
– Если Абд аль-Хрэниэм не погибнет вдруг в результате несчастного случая. И ты не получишь много алмазов, потому что доля шейха составляет четвертую часть любой добычи. Если бы с шейхом что-нибудь случилось, нам досталось бы гораздо больше.
– Да ты просто шайтан, – воскликнул Аид.
– Возможно, мною и будут разжигать огонь черти, – ответил Этеви, – но когда я запылаю, небесам станет жарко.
– А что ты хочешь взамен? – спросил Аид после короткого молчания.
У Этеви вырвался невольный вздох облегчения: Аид попался на удочку.
– Ничего. Я хочу только получить свою долю алмазов и одну из девушек.
– С шейхом могут произойти несчастные случаи так же, как и с простыми смертными, – философски изрек Аид.
Он завернулся в одеяло и приготовился ко сну. На лагерь арабов опустилась тьма. Одинокий часовой сидел у костра и клевал носом. Остальные арабы спали. Не спала только Ронда. Она лежала, прислушиваясь к звукам лагеря.
Она слышала храп спящих, видела часового, сидевшего к ним спиной. Девушка приблизила губы к уху Наоми и шепнула:
– Слушай, но не шевелись и не шуми. Когда я встану, следуй за мной. Это все, что от тебя требуется. Только не шуми.
– Что ты собираешься делать? Голос Наоми заметно дрожал.
– Замолчи и делай, что тебе говорят. Ронда Терри до мелочей продумала сценарий той драмы, которая должна была разыграться. Она протянула руку и взяла толстое полено, приготовленное для костра.
Медленно и бесшумно, словно кошка, она выскользнула из-под одеяла. Дрожащая Наоми безропотно последовала за ней.
С поленом в руке Ронда выпрямилась.
Она подкралась сзади к ничего не подозревающему часовому и занесла полено над его головой…
– Я уже думала о них, но я думала и о жирном противном султане. Не знаю, кто из них хуже.
– Ох, как все ужасно! Ну зачем, зачем я покинула Голливуд!
– Знаешь, Наоми! Все-таки забавно, что женщина должна бояться себе подобных больше, чем диких животных джунглей. И если тут не произошло ошибки, то очень странно, что божественный разум мог сотворить по образу и подобию своему нечто такое, что превосходило бы по грубости и жестокости все другие создания. Это в некоторой степени объясняет, почему древние поклонялись змеям, быкам и птицам. Сдается мне, они были умнее нас.
На окраине лагеря Этеви присел на корточки рядом с Аидом.
– Я бы не отказался от одной из этих девушек, Аид, – шепнул он. – Такое же желание я прочитал и в твоих глазах.
Аид, прищурившись, взглянул на него.
– А кто бы отказался? – с вызовом спросил он. – Или я не мужчина?
– Но ты не получишь ни одной. Шейх решил забрать их обеих себе. Так что тебе ничего не достанется, если…
– Если что? – спросил Аид.
– Если Абд аль-Хрэниэм не погибнет вдруг в результате несчастного случая. И ты не получишь много алмазов, потому что доля шейха составляет четвертую часть любой добычи. Если бы с шейхом что-нибудь случилось, нам досталось бы гораздо больше.
– Да ты просто шайтан, – воскликнул Аид.
– Возможно, мною и будут разжигать огонь черти, – ответил Этеви, – но когда я запылаю, небесам станет жарко.
– А что ты хочешь взамен? – спросил Аид после короткого молчания.
У Этеви вырвался невольный вздох облегчения: Аид попался на удочку.
– Ничего. Я хочу только получить свою долю алмазов и одну из девушек.
– С шейхом могут произойти несчастные случаи так же, как и с простыми смертными, – философски изрек Аид.
Он завернулся в одеяло и приготовился ко сну. На лагерь арабов опустилась тьма. Одинокий часовой сидел у костра и клевал носом. Остальные арабы спали. Не спала только Ронда. Она лежала, прислушиваясь к звукам лагеря.
Она слышала храп спящих, видела часового, сидевшего к ним спиной. Девушка приблизила губы к уху Наоми и шепнула:
– Слушай, но не шевелись и не шуми. Когда я встану, следуй за мной. Это все, что от тебя требуется. Только не шуми.
– Что ты собираешься делать? Голос Наоми заметно дрожал.
– Замолчи и делай, что тебе говорят. Ронда Терри до мелочей продумала сценарий той драмы, которая должна была разыграться. Она протянула руку и взяла толстое полено, приготовленное для костра.
Медленно и бесшумно, словно кошка, она выскользнула из-под одеяла. Дрожащая Наоми безропотно последовала за ней.
С поленом в руке Ронда выпрямилась.
Она подкралась сзади к ничего не подозревающему часовому и занесла полено над его головой…
XIII. ПРИВИДЕНИЕ
Орман и Билл Уэст двигались по лесу, которому, казалось, не будет конца. День за днем шли они по тропе, по которой убежали арабы, но вскоре потеряли ее. Ни один из преследователей не был опытным следопытом. Наконец они вышли к большому ручью, но на противоположной стороне следов не было видно.
Предположив, что арабы некоторое время шли либо вверх, либо вниз по течению прежде, чем выйти на берег, они обыскали чуть ли не всю речушку, но безрезультатно.
Небольшой запас провианта, который они захватили с собой из лагеря, катастрофически уменьшался. Правда, им удалось подстрелить несколько обезьян и на время отодвинуть голод, но будущее не сулило им ничего хорошего. Прошло уже одиннадцать дней, а они так никого и не нашли.
– Самое плохое то, – сказал Орман, – что мы заблудились и потеряли дорогу. Мы так далеко ушли от места, где обрывались следы, что теперь не сможем отыскать тропу.
– А я и не собираюсь искать тропу, – заявил Билл. – Пока не найду Ронду, ни за что не вернусь назад.
– Боюсь, мы уже ничем не сможем им помочь, Билл.
– Тогда хоть всажу в этих предателей пару зарядов свинца!
– У меня тоже руки чешутся, но я обязан подумать и о других членах экспедиции. Во что бы то ни стало нужно вывести их из этой проклятой страны. Я думал, что мы за несколько дней сумеем догнать Абд аль-Хрэниэма и вскоре вернуться в лагерь. Но я все испортил. Две мои сумки виски обошлись слишком дорого, и одному Богу известно, кому из участников экспедиции снова удастся увидеть Голливуд. Подумать только, Билл, – майор Уайт, Нойс, Бейн, Оброски, не говоря об арабах и неграх. Иногда мне кажется, что я сойду с ума.
Уэст ничего не ответил. Он уже не раз думал об этом, думал и о том дне, когда Орману придется встретиться в Голливуде с женами и возлюбленными этих людей. Тем не менее, Уэст жалел Ормана.
После небольшой паузы постановщик заговорил снова.
– Если бы ситуация не была такой напряженной, я бы с радостью пустил себе пулю в лоб, и это намного легче того, что меня ожидает дома.
Разговаривая, они медленно шли по тропе, которая вывела их на другую, совсем уже незнакомую. Они поняли, что заблудились окончательно.
– Мы ничего не добьемся, если будем сидеть сложа руки. Давай пойдем вперед, может куда-нибудь и выберемся.
Вдруг Уэст оглянулся.
– Знаешь, – сказал он тихо, – может, мне померещилось, но, кажется, я что-то слышал.
Орман проследил за взглядом своего спутника.
– Во всяком случае, нет смысла возвращаться назад или стоять на месте, – согласился Орман.
– Он уже долго идет за нами, – продолжал Уэст. – Я слышал его и раньше, но только сейчас понял, кто это.
– Надеюсь, мы ему не мешаем, – неуклюже пошутил Орман.
– Как ты думаешь, почему он преследует нас? – спросил Билл.
– Вероятно, он голоден.
– Боюсь, что ты прав.
– Местечко тут очень удобное для нападения: тропа сужается, по обеим сторонам густые заросли, так что мы даже и не заметим засады. И деревья, как нарочно, такие толстые, что взобраться на них невозможно.
– Может, попробуем подстрелить его, – предложил Орман после некоторого молчания, – но я не уверен в нашем оружии. Уайт говорил, что калибр винтовок слабоват для крупной дичи, и если не удастся свалить его с первого выстрела, нам конец.
– Давай, я выстрелю вслепую, – сказал Уэст. – Может, я и не попаду в него, так хоть напугаю.
– Не стоит, он ведь не приближается. Пошли вперед, посмотрим, что будет дальше.
Они двинулись по тропе, постоянно бросая назад настороженные взгляды. Винтовки держали наготове. Частые крутые повороты скрывали преследователя, идущего за ними по пятам.
– Они выглядят здесь по-другому, не так ли? – заметил Уэст.
– Свирепые и неукротимые, как расплата или смерть, – отозвался Орман. – Особенно смерть! Они моментально отбивают желание чувствовать себя царем природы. Когда я руководил съемками, то иногда считал дрессировщиков нудными ребятами, но сейчас очень бы хотел, чтобы из зарослей вышел Чарли Гей и скомандовал: «Лежать, Слэтс!»
– Слушай, а тебе не кажется, что он немного похож на Слэтса. Такие же умные глаза.
Пока они переговаривались таким образом, тропа вывела их на небольшую поляну, густо поросшую кустарником. Не успели они сделать по поляне и нескольких шагов, как преследовавший их хищник ускорил бег и через мгновение показался за поворотом тропы.
На короткий миг он застыл, размахивая хвостом и скаля огромные клыки. Нагнув голову, он угрожающе смотрел на них своими желто-зелеными глазами, затем припал к земле и пополз в их сторону.
– Надо стрелять, Билл, – воскликнул Орман. – Он явно собирается нападать!
Постановщик выстрелил первым, и пуля попала льву прямо в голову. Уэст от волнения промахнулся. Лев со страшным ревом ярости и боли бросился на людей. Уэст передернул затвор. Орман успел выстрелить второй раз в тот момент, когда лев был уже в нескольких футах, затем схватил винтовку за ствол, чтобы использовать ее как дубинку. Огромная лапа легко отбросила оружие в сторону, а следом полетел и Орман.
Уэст стоял как вкопанный, сжимая в руках бесполезную винтовку. Он видел, как лев готовится к прыжку.
Но тут он увидел такое, что заставило его раскрыть рот от изумления и страха.
Он увидел, как почти обнаженный человек спрыгнул с дерева прямо на спину льву.
Могучая рука обхватила шею зверя, который не ожидал нападения сверху. Загорелые ноги сжали туловище хищника. Лезвие большого кинжала раз за разом вонзалось в тело льва.
Нума бросался из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя человека.
Рев раненого зверя, казалось, сотрясал землю.
Орман с трудом поднялся на ноги. Двое американцев, словно завороженные, наблюдали за схваткой гигантов. Они слышали, как рычание льва сливается с рычанием человека, и от этой сцены у них кровь стыла в жилах. Наконец лев подпрыгнул вверх, упал на землю и затих. Человек встал, внимательно осмотрел льва и, убедившись, что тот мертв, поставил на его тело свою ногу. Подняв лицо к небу, человек издал такой ужасающий крик, что американцы едва не потеряли сознание от страха.
Когда последний отзвук его крика растворился в лесу, незнакомец, даже не взглянув на тех, кого он спас от верной гибели, ухватился за низко свисавшую ветку и через мгновение исчез в густой листве.
Орман, бледный, как полотно, повернулся к Уэсту, у которого в лице тоже не было ни кровинки.
– Ты видел то, что видел я, Билл? – спросил постановщик дрожащим голосом.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, но думаю, что видел, хотя видеть этого я не мог, – сумбурно ответил Уэст.
– Билл, ты веришь в привидения?
– Не знаю. Не хочешь ли ты сказать…
– Ты, как и я, прекрасно знаешь, что он не мог здесь появиться. Значит, это был его дух.
– Но ведь у нас не было точных доказательств, что Оброски мертв.
– Теперь они есть!
Предположив, что арабы некоторое время шли либо вверх, либо вниз по течению прежде, чем выйти на берег, они обыскали чуть ли не всю речушку, но безрезультатно.
Небольшой запас провианта, который они захватили с собой из лагеря, катастрофически уменьшался. Правда, им удалось подстрелить несколько обезьян и на время отодвинуть голод, но будущее не сулило им ничего хорошего. Прошло уже одиннадцать дней, а они так никого и не нашли.
– Самое плохое то, – сказал Орман, – что мы заблудились и потеряли дорогу. Мы так далеко ушли от места, где обрывались следы, что теперь не сможем отыскать тропу.
– А я и не собираюсь искать тропу, – заявил Билл. – Пока не найду Ронду, ни за что не вернусь назад.
– Боюсь, мы уже ничем не сможем им помочь, Билл.
– Тогда хоть всажу в этих предателей пару зарядов свинца!
– У меня тоже руки чешутся, но я обязан подумать и о других членах экспедиции. Во что бы то ни стало нужно вывести их из этой проклятой страны. Я думал, что мы за несколько дней сумеем догнать Абд аль-Хрэниэма и вскоре вернуться в лагерь. Но я все испортил. Две мои сумки виски обошлись слишком дорого, и одному Богу известно, кому из участников экспедиции снова удастся увидеть Голливуд. Подумать только, Билл, – майор Уайт, Нойс, Бейн, Оброски, не говоря об арабах и неграх. Иногда мне кажется, что я сойду с ума.
Уэст ничего не ответил. Он уже не раз думал об этом, думал и о том дне, когда Орману придется встретиться в Голливуде с женами и возлюбленными этих людей. Тем не менее, Уэст жалел Ормана.
После небольшой паузы постановщик заговорил снова.
– Если бы ситуация не была такой напряженной, я бы с радостью пустил себе пулю в лоб, и это намного легче того, что меня ожидает дома.
Разговаривая, они медленно шли по тропе, которая вывела их на другую, совсем уже незнакомую. Они поняли, что заблудились окончательно.
– Мы ничего не добьемся, если будем сидеть сложа руки. Давай пойдем вперед, может куда-нибудь и выберемся.
Вдруг Уэст оглянулся.
– Знаешь, – сказал он тихо, – может, мне померещилось, но, кажется, я что-то слышал.
Орман проследил за взглядом своего спутника.
– Во всяком случае, нет смысла возвращаться назад или стоять на месте, – согласился Орман.
– Он уже долго идет за нами, – продолжал Уэст. – Я слышал его и раньше, но только сейчас понял, кто это.
– Надеюсь, мы ему не мешаем, – неуклюже пошутил Орман.
– Как ты думаешь, почему он преследует нас? – спросил Билл.
– Вероятно, он голоден.
– Боюсь, что ты прав.
– Местечко тут очень удобное для нападения: тропа сужается, по обеим сторонам густые заросли, так что мы даже и не заметим засады. И деревья, как нарочно, такие толстые, что взобраться на них невозможно.
– Может, попробуем подстрелить его, – предложил Орман после некоторого молчания, – но я не уверен в нашем оружии. Уайт говорил, что калибр винтовок слабоват для крупной дичи, и если не удастся свалить его с первого выстрела, нам конец.
– Давай, я выстрелю вслепую, – сказал Уэст. – Может, я и не попаду в него, так хоть напугаю.
– Не стоит, он ведь не приближается. Пошли вперед, посмотрим, что будет дальше.
Они двинулись по тропе, постоянно бросая назад настороженные взгляды. Винтовки держали наготове. Частые крутые повороты скрывали преследователя, идущего за ними по пятам.
– Они выглядят здесь по-другому, не так ли? – заметил Уэст.
– Свирепые и неукротимые, как расплата или смерть, – отозвался Орман. – Особенно смерть! Они моментально отбивают желание чувствовать себя царем природы. Когда я руководил съемками, то иногда считал дрессировщиков нудными ребятами, но сейчас очень бы хотел, чтобы из зарослей вышел Чарли Гей и скомандовал: «Лежать, Слэтс!»
– Слушай, а тебе не кажется, что он немного похож на Слэтса. Такие же умные глаза.
Пока они переговаривались таким образом, тропа вывела их на небольшую поляну, густо поросшую кустарником. Не успели они сделать по поляне и нескольких шагов, как преследовавший их хищник ускорил бег и через мгновение показался за поворотом тропы.
На короткий миг он застыл, размахивая хвостом и скаля огромные клыки. Нагнув голову, он угрожающе смотрел на них своими желто-зелеными глазами, затем припал к земле и пополз в их сторону.
– Надо стрелять, Билл, – воскликнул Орман. – Он явно собирается нападать!
Постановщик выстрелил первым, и пуля попала льву прямо в голову. Уэст от волнения промахнулся. Лев со страшным ревом ярости и боли бросился на людей. Уэст передернул затвор. Орман успел выстрелить второй раз в тот момент, когда лев был уже в нескольких футах, затем схватил винтовку за ствол, чтобы использовать ее как дубинку. Огромная лапа легко отбросила оружие в сторону, а следом полетел и Орман.
Уэст стоял как вкопанный, сжимая в руках бесполезную винтовку. Он видел, как лев готовится к прыжку.
Но тут он увидел такое, что заставило его раскрыть рот от изумления и страха.
Он увидел, как почти обнаженный человек спрыгнул с дерева прямо на спину льву.
Могучая рука обхватила шею зверя, который не ожидал нападения сверху. Загорелые ноги сжали туловище хищника. Лезвие большого кинжала раз за разом вонзалось в тело льва.
Нума бросался из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя человека.
Рев раненого зверя, казалось, сотрясал землю.
Орман с трудом поднялся на ноги. Двое американцев, словно завороженные, наблюдали за схваткой гигантов. Они слышали, как рычание льва сливается с рычанием человека, и от этой сцены у них кровь стыла в жилах. Наконец лев подпрыгнул вверх, упал на землю и затих. Человек встал, внимательно осмотрел льва и, убедившись, что тот мертв, поставил на его тело свою ногу. Подняв лицо к небу, человек издал такой ужасающий крик, что американцы едва не потеряли сознание от страха.
Когда последний отзвук его крика растворился в лесу, незнакомец, даже не взглянув на тех, кого он спас от верной гибели, ухватился за низко свисавшую ветку и через мгновение исчез в густой листве.
Орман, бледный, как полотно, повернулся к Уэсту, у которого в лице тоже не было ни кровинки.
– Ты видел то, что видел я, Билл? – спросил постановщик дрожащим голосом.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, но думаю, что видел, хотя видеть этого я не мог, – сумбурно ответил Уэст.
– Билл, ты веришь в привидения?
– Не знаю. Не хочешь ли ты сказать…
– Ты, как и я, прекрасно знаешь, что он не мог здесь появиться. Значит, это был его дух.
– Но ведь у нас не было точных доказательств, что Оброски мертв.
– Теперь они есть!
XIV. НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНИЕ
Когда чернокожие свалили Стенли Оброски на землю, за всем происходящим из густой листвы наблюдал незнакомый белый человек, одетый лишь в набедренную повязку. В руке он держал сплетенную из трав веревку, а в уголках рта пряталась мрачноватая усмешка.
Внезапно петля скользнула вниз и обвилась вокруг тела Рангулы, крепко прижав его руки к туловищу. Крик удивления и ужаса вырвался из груди вождя и его соплеменников, когда он почувствовал, а они увидели, как Рангула взмыл вверх и исчез в густой листве, словно его унесла сверхъестественная сила.
Могучая рука подхватила вождя и усадила на ветку. Рангула был страшно перепуган, так как решил, что пришел его конец. Внизу под деревом воцарилась напряженная тишина. Удивленные и напуганные таинственным исчезновением вождя, бансуто забыли про своего пленника.
Оброски встал на ноги и замер, с изумлением озираясь вокруг. В пылу схватки он не заметил загадочного исчезновения Рангулы. А сейчас он видел, что взгляды всех чернокожих устремлены на дерево, раскинувшее свои ветви над хижиной вождя. Он был ошарашен и не понимал, что случилось. Ему стало даже интересно узнать, что же они там рассматривают.
Но ничего необычного он увидеть не смог. Единственное, что он вспомнил, это испуганный крик Рангулы, когда вокруг его тела обвилась веревка, но причины этого объяснить не сумел.
Рангула же неожиданно услышал голос, говоривший на языке бансуто.
– Взгляни на меня!
Рангула повернул испуганный взгляд на того, кто говорил и кто держал его.
Свет костров пробивался сквозь листву, позволяя различить очертания человека, стоявшего перед ним. Рангула присмотрелся и в ужасе отшатнулся.
– Валумбе! – испуганно прошептал он.
– Нет, я не Валумбе, – ответил Тарзан. – Я не бог смерти. Но я могу убить тебя так же быстро, как Валумбе. Я Тарзан из племени обезьян.
– Что вы хотите? – вымолвил Рангула. Он стучал от страха зубами.
– Я испытывал тебя, чтобы узнать, каков ты и твой народ. Я превратился в двух людей, и одного из них послал туда, где его могли взять в плен твои воины. Я хотел посмотреть, что ты будешь делать с незнакомцем, который не причинил тебе никакого вреда. Теперь я знаю.
За твое преступление ты должен умереть. Что ты на это скажешь?
– Вы здесь? – спросил дрожащий Рангула. – И там, внизу, тоже вы?
Он кивнул головой в сторону Оброски, стоявшего посреди растерянных дикарей.
– Тогда вы, должно быть, демон. А что я могу сказать демону? Я могу дать вам много девушек, которые будут готовить вам пищу, таскать воду и рубить дрова, девушек с широкими бедрами и крепкими спинами. Все это я могу дать вам, если вы сохраните мне жизнь и уйдете от нас.
– Не нужны мне твои девушки. Если хочешь остаться в живых, от тебя потребуется только одно.
– Приказывайте, о, повелитель.
– Обещай, что ты больше никогда не пойдешь войной на белых, и если они будут проходить по твоей стране, ты не будешь убивать их, а будешь им помогать и указывать путь.
– Клянусь, мой повелитель!
– Теперь прикажи своим людям отворить ворота и выпустить пленника.
Рангула громким голосом выкрикнул распоряжение своим людям. Чернокожие отошли от Оброски и бросились открывать ворота.
Оброски услышал голос вождя, донесшийся с высоты, и впал в столбняк от изумления.
Не меньше удивило его и поведение чернокожих. Он начал подозревать подвох и коварство. Почему они вдруг оставили его, хотя всего несколько минут назад пытались повалить его и связать? Почему они открыли ворота? Оброски не мог взять в толк. Он решил, что его провоцируют на побег, имея в виду какой-то злой умысел.
Неожиданно с дерева донесся голос, обратившийся к нему по-английски:
– Уходи из деревни в лес. Они не тронут тебя. Я присоединюсь к тебе в джунглях.
Оброски недоумевал, но звучание английской речи придало ему уверенности, и он, круто развернувшись, бросился к воротам.
Тарзан освободил Рангулу от петли, легко перескочил с дерева на крышу хижины и спрыгнул на землю. Держась так, чтобы хижина заслоняла его от жителей деревни, он быстро добежал до края деревни, перемахнул через забор и побежал по опушке леса к воротам, через которые должен был выйти Оброски.
Тот не слышал ни малейшего звука приближения Тарзана, будто его вообще не существовало в природе. Только что Оброски был один, как вдруг совсем рядом раздался голос:
– Следуй за мной!
Оброски завертел головой, но в лесной чащобе он лишь смутно различил фигуру человека примерно одного с ним роста.
– Кто вы? – спросил он.
– Я Тарзан из племени обезьян.
Оброски ошеломленно замолчал. Он много слышал о Тарзане из племени обезьян, но воспринимал его скорее как мифическую личность, рожденную фантазией туземного фольклора. Ему очень хотелось увидеть лицо этого человека и узнать, какие намерения имеет его спаситель.
Тарзан из племени обезьян углублялся в чащу. Лишь однажды он обернулся и повторил свой приказ:
– Следуй за мной!
– Я даже не успел поблагодарить вас за то, что вы вытащили меня оттуда, – сказал Оброски. Он послушно шел вслед за незнакомцем.
– Вы поступили благородно, если бы не ваше вмешательство, меня давно бы уже не было в живых.
Но Тарзан не отвечал, молча двигаясь вперед. Тишина угнетающе действовала Оброски на нервы. Ему показалось, что этот человек не совсем нормальный, не такой, как все остальные. Нормальный человек, встретив незнакомца при таких невероятных обстоятельствах, засыпал бы его градом вопросов.
Надо признать, что Оброски был недалек от истины. Тарзан, действительно, сильно отличался от обычных людей. Долгая жизнь в джунглях наложила на его поведение особый отпечаток. Для него было время говорить, и было время молчать. Глубокой ночью, когда все хищники заняты охотой, болтовне нет места. Кроме того, Тарзан любил разговаривать с незнакомыми людьми, глядя им в лицо, так как выражение их глаз могло сказать ему больше, чем произнесенные вслух слова.
Так, в глубоком молчании шли они сквозь джунгли.
Оброски семенил вслед за Тарзаном, но в какой-то момент потерял его из виду.
Вдруг впереди раздалось рычание льва, и американец с испугом подумал, что теперь предпримет незнакомец, свернет ли в сторону или поищет убежища на дереве.
Но Тарзан не сделал ни того, ни другого.
Он как шел, так и продолжал двигаться в прежнем направлении.
Время от времени рычание повторялось, постепенно приближаясь.
Оброски, безоружный и почти обнаженный, почувствовал себя абсолютно беспомощным. Не успел он собраться с духом, как из горла его спасителя вырвался страшный полукрик-полурычание.
После этого голоса льва некоторое время не было слышно. Затем, видимо, совсем рядом раздалось тихое урчание.
Оброски охватило непреодолимое желание вскарабкаться на ближайшее дерево, но он пересилил себя и продолжал двигаться вслед за своим проводником.
Наконец они вышли на небольшую поляну около лесного ручья. Взошла луна. Ее молочный свет пролился на поляну, обозначив густые тени под кронами деревьев.
Но Оброски воспринимал окружающую красоту, словно через объектив кинокамеры. Потом ее вообще заслонила фигура огромного, освещенного луной льва.
Оброски видел развевающуюся под слабым ночным ветерком гриву, сияние желтовато-золотистых глаз. Неожиданно позади льва возникла еще и львица. Она зарычала.
Незнакомец повернулся к Оброски и сказал:
– Оставайтесь на месте. Я не знаю этой Сабор, а она может оказаться свирепой.
Оброски с радостью подчинился приказу и заметил, что стоит как раз под деревом. Ему очень хотелось иметь в руках винтовку, чтобы спасти этого сумасшедшего.
Теперь он услышал голос человека, называвшего себя Тарзаном из племени обезьян, но не понял ни одного слова.
– Тармангани йо. Джад-бал-джа манд бундоло, Сабор манд бундоло!
Сумасшедший разговаривал со львами.
Оброски задрожал от страха, заметив, что тот все ближе и ближе подходит к хищникам.
Львица поднялась и сделала шаг вперед.
– Кричча Сабор! – воскликнул человек. Лев повернулся и, рыча, принялся отталкивать львицу, заставляя ее отступить назад. Некоторое время лев еще рычал на нее, а затем подошел к человеку. Сердце Оброски замерло.
Он увидел, как человек положил руку на гриву льва.
– Теперь можете спокойно подойти, – сказал Тарзан Оброски, – Это Джад-бал-джа, он запомнит ваш запах. После этого он не нападет на вас, если я не прикажу ему сделать это.
Оброски был до смерти напуган. Ему хотелось немедленно убежать, взобраться на дерево, сделать что-нибудь, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, но он боялся оставить человека, который спас его. Не чувствуя под собой ног от страха, он медленно подошел к Тарзану, который вполне оценил его мужество.
– Положите руку ему на голову, – сказал человек-обезьяна. – Даже если вам очень страшно, не показывайте вида.
Американец сделал так, как приказал Тарзан. Затем Повелитель джунглей опять что-то сказал Джад-бал-джа, и тот, вернувшись к львице, улегся рядом с ней.
Только теперь Оброски смог рассмотреть своего спасителя при свете луны. У него вырвался непроизвольный крик испуга и удивления. Он словно смотрелся в зеркало.
Тарзан улыбнулся одной из своих своеобразных улыбок.
– Невероятно, не так ли?
– Уму непостижимо, – ответил Оброски.
– Думаю, именно поэтому я и спас вас от бансуто, потому что это было очень похоже на присутствие на собственных похоронах.
– Уверен, что вы в любом случае пришли бы мне на помощь.
Человек-обезьяна пожал плечами.
– С какой стати? Я же вас совсем не знаю. Он лег и вытянулся на мягкой траве.
– Переночуем здесь, – сказал Тарзан.
Оброски бросил быстрый взгляд на львиную пару, лежащую всего в нескольких ярдах, и Тарзан словно прочитал его мысли.
– Не волнуйтесь. Джад-бал-джа позаботится о том, чтобы с нами ничего не случилось. Но будьте осторожны со львицей, когда его не будет рядом. Она еще не подружилась со мной, и вряд ли когда подружится. А теперь расскажите мне, что вы делали в этой стране.
Оброски вкратце обрисовал ситуацию. Тарзан молча выслушал его.
– Если бы я знал, что вы из этой экспедиции, то, возможно, позволил бы бансуто убить вас, – заметил Тарзан.
– Почему? Чем мы вам не угодили?
– Я видел, как ваш начальник бил носильщиков кнутом.
Некоторое время оба молчали. Оброски понял, что этот Тарзан из племени обезьян – человек необыкновенный и что в этом диком краю от него зависит очень много. Иметь такого друга было бы очень кстати, но его сила и власть вызывали и некоторое опасение. Он мог сорвать съемки фильма, так как судьба Ормана во многом зависела от него.
Оброски ненавидел Ормана. На это у него были свои причины. Одной из них была Наоми Мэдисон. Но кроме личной неприязни существовали и другие вещи: вложенные в картину деньги, карьера его друзей-артистов, наконец, карьера самого Оброски. Что ни говори, а Орман был талантливым постановщиком.
Оброски объяснил все это Тарзану, естественно, не упоминая личных мотивов.
– Орман, – говорил он, – был пьян, когда бил носильщиков. К тому же его трепала лихорадка, да проблем навалилась целая куча. Те, кто его знает, утверждают, что ему такое поведение вообще-то не свойственно.
Тарзан ничего не ответил, и Оброски замолчал. Он лежал под большой луной и думал. Он думал о Наоми и удивлялся. Что было в ней такого, за что он полюбил ее? Она была избалованной, ветренной, взбалмошной.
Ее характер не шел ни в какое сравнение с характером Ронды Терри.
В конце концов он пришел к выводу, что его привлекли имя и слава Наоми. Отбросив все это, он понял, что не чувствует к ней ничего особенного, кроме влечения к стройному телу и смазливому личику. Он вспомнил своих товарищей по экспедиции, и ему было интересно, что они думают о нем и что бы сказали, если бы увидели его рядом с дикарем в компании диких львов.
Улыбнувшись, он потянулся и уснул. Он уже не видел, как львица поднялась и пересекла поляну. Около нее величественно шагал Джад-бал-джа.
Внезапно петля скользнула вниз и обвилась вокруг тела Рангулы, крепко прижав его руки к туловищу. Крик удивления и ужаса вырвался из груди вождя и его соплеменников, когда он почувствовал, а они увидели, как Рангула взмыл вверх и исчез в густой листве, словно его унесла сверхъестественная сила.
Могучая рука подхватила вождя и усадила на ветку. Рангула был страшно перепуган, так как решил, что пришел его конец. Внизу под деревом воцарилась напряженная тишина. Удивленные и напуганные таинственным исчезновением вождя, бансуто забыли про своего пленника.
Оброски встал на ноги и замер, с изумлением озираясь вокруг. В пылу схватки он не заметил загадочного исчезновения Рангулы. А сейчас он видел, что взгляды всех чернокожих устремлены на дерево, раскинувшее свои ветви над хижиной вождя. Он был ошарашен и не понимал, что случилось. Ему стало даже интересно узнать, что же они там рассматривают.
Но ничего необычного он увидеть не смог. Единственное, что он вспомнил, это испуганный крик Рангулы, когда вокруг его тела обвилась веревка, но причины этого объяснить не сумел.
Рангула же неожиданно услышал голос, говоривший на языке бансуто.
– Взгляни на меня!
Рангула повернул испуганный взгляд на того, кто говорил и кто держал его.
Свет костров пробивался сквозь листву, позволяя различить очертания человека, стоявшего перед ним. Рангула присмотрелся и в ужасе отшатнулся.
– Валумбе! – испуганно прошептал он.
– Нет, я не Валумбе, – ответил Тарзан. – Я не бог смерти. Но я могу убить тебя так же быстро, как Валумбе. Я Тарзан из племени обезьян.
– Что вы хотите? – вымолвил Рангула. Он стучал от страха зубами.
– Я испытывал тебя, чтобы узнать, каков ты и твой народ. Я превратился в двух людей, и одного из них послал туда, где его могли взять в плен твои воины. Я хотел посмотреть, что ты будешь делать с незнакомцем, который не причинил тебе никакого вреда. Теперь я знаю.
За твое преступление ты должен умереть. Что ты на это скажешь?
– Вы здесь? – спросил дрожащий Рангула. – И там, внизу, тоже вы?
Он кивнул головой в сторону Оброски, стоявшего посреди растерянных дикарей.
– Тогда вы, должно быть, демон. А что я могу сказать демону? Я могу дать вам много девушек, которые будут готовить вам пищу, таскать воду и рубить дрова, девушек с широкими бедрами и крепкими спинами. Все это я могу дать вам, если вы сохраните мне жизнь и уйдете от нас.
– Не нужны мне твои девушки. Если хочешь остаться в живых, от тебя потребуется только одно.
– Приказывайте, о, повелитель.
– Обещай, что ты больше никогда не пойдешь войной на белых, и если они будут проходить по твоей стране, ты не будешь убивать их, а будешь им помогать и указывать путь.
– Клянусь, мой повелитель!
– Теперь прикажи своим людям отворить ворота и выпустить пленника.
Рангула громким голосом выкрикнул распоряжение своим людям. Чернокожие отошли от Оброски и бросились открывать ворота.
Оброски услышал голос вождя, донесшийся с высоты, и впал в столбняк от изумления.
Не меньше удивило его и поведение чернокожих. Он начал подозревать подвох и коварство. Почему они вдруг оставили его, хотя всего несколько минут назад пытались повалить его и связать? Почему они открыли ворота? Оброски не мог взять в толк. Он решил, что его провоцируют на побег, имея в виду какой-то злой умысел.
Неожиданно с дерева донесся голос, обратившийся к нему по-английски:
– Уходи из деревни в лес. Они не тронут тебя. Я присоединюсь к тебе в джунглях.
Оброски недоумевал, но звучание английской речи придало ему уверенности, и он, круто развернувшись, бросился к воротам.
Тарзан освободил Рангулу от петли, легко перескочил с дерева на крышу хижины и спрыгнул на землю. Держась так, чтобы хижина заслоняла его от жителей деревни, он быстро добежал до края деревни, перемахнул через забор и побежал по опушке леса к воротам, через которые должен был выйти Оброски.
Тот не слышал ни малейшего звука приближения Тарзана, будто его вообще не существовало в природе. Только что Оброски был один, как вдруг совсем рядом раздался голос:
– Следуй за мной!
Оброски завертел головой, но в лесной чащобе он лишь смутно различил фигуру человека примерно одного с ним роста.
– Кто вы? – спросил он.
– Я Тарзан из племени обезьян.
Оброски ошеломленно замолчал. Он много слышал о Тарзане из племени обезьян, но воспринимал его скорее как мифическую личность, рожденную фантазией туземного фольклора. Ему очень хотелось увидеть лицо этого человека и узнать, какие намерения имеет его спаситель.
Тарзан из племени обезьян углублялся в чащу. Лишь однажды он обернулся и повторил свой приказ:
– Следуй за мной!
– Я даже не успел поблагодарить вас за то, что вы вытащили меня оттуда, – сказал Оброски. Он послушно шел вслед за незнакомцем.
– Вы поступили благородно, если бы не ваше вмешательство, меня давно бы уже не было в живых.
Но Тарзан не отвечал, молча двигаясь вперед. Тишина угнетающе действовала Оброски на нервы. Ему показалось, что этот человек не совсем нормальный, не такой, как все остальные. Нормальный человек, встретив незнакомца при таких невероятных обстоятельствах, засыпал бы его градом вопросов.
Надо признать, что Оброски был недалек от истины. Тарзан, действительно, сильно отличался от обычных людей. Долгая жизнь в джунглях наложила на его поведение особый отпечаток. Для него было время говорить, и было время молчать. Глубокой ночью, когда все хищники заняты охотой, болтовне нет места. Кроме того, Тарзан любил разговаривать с незнакомыми людьми, глядя им в лицо, так как выражение их глаз могло сказать ему больше, чем произнесенные вслух слова.
Так, в глубоком молчании шли они сквозь джунгли.
Оброски семенил вслед за Тарзаном, но в какой-то момент потерял его из виду.
Вдруг впереди раздалось рычание льва, и американец с испугом подумал, что теперь предпримет незнакомец, свернет ли в сторону или поищет убежища на дереве.
Но Тарзан не сделал ни того, ни другого.
Он как шел, так и продолжал двигаться в прежнем направлении.
Время от времени рычание повторялось, постепенно приближаясь.
Оброски, безоружный и почти обнаженный, почувствовал себя абсолютно беспомощным. Не успел он собраться с духом, как из горла его спасителя вырвался страшный полукрик-полурычание.
После этого голоса льва некоторое время не было слышно. Затем, видимо, совсем рядом раздалось тихое урчание.
Оброски охватило непреодолимое желание вскарабкаться на ближайшее дерево, но он пересилил себя и продолжал двигаться вслед за своим проводником.
Наконец они вышли на небольшую поляну около лесного ручья. Взошла луна. Ее молочный свет пролился на поляну, обозначив густые тени под кронами деревьев.
Но Оброски воспринимал окружающую красоту, словно через объектив кинокамеры. Потом ее вообще заслонила фигура огромного, освещенного луной льва.
Оброски видел развевающуюся под слабым ночным ветерком гриву, сияние желтовато-золотистых глаз. Неожиданно позади льва возникла еще и львица. Она зарычала.
Незнакомец повернулся к Оброски и сказал:
– Оставайтесь на месте. Я не знаю этой Сабор, а она может оказаться свирепой.
Оброски с радостью подчинился приказу и заметил, что стоит как раз под деревом. Ему очень хотелось иметь в руках винтовку, чтобы спасти этого сумасшедшего.
Теперь он услышал голос человека, называвшего себя Тарзаном из племени обезьян, но не понял ни одного слова.
– Тармангани йо. Джад-бал-джа манд бундоло, Сабор манд бундоло!
Сумасшедший разговаривал со львами.
Оброски задрожал от страха, заметив, что тот все ближе и ближе подходит к хищникам.
Львица поднялась и сделала шаг вперед.
– Кричча Сабор! – воскликнул человек. Лев повернулся и, рыча, принялся отталкивать львицу, заставляя ее отступить назад. Некоторое время лев еще рычал на нее, а затем подошел к человеку. Сердце Оброски замерло.
Он увидел, как человек положил руку на гриву льва.
– Теперь можете спокойно подойти, – сказал Тарзан Оброски, – Это Джад-бал-джа, он запомнит ваш запах. После этого он не нападет на вас, если я не прикажу ему сделать это.
Оброски был до смерти напуган. Ему хотелось немедленно убежать, взобраться на дерево, сделать что-нибудь, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, но он боялся оставить человека, который спас его. Не чувствуя под собой ног от страха, он медленно подошел к Тарзану, который вполне оценил его мужество.
– Положите руку ему на голову, – сказал человек-обезьяна. – Даже если вам очень страшно, не показывайте вида.
Американец сделал так, как приказал Тарзан. Затем Повелитель джунглей опять что-то сказал Джад-бал-джа, и тот, вернувшись к львице, улегся рядом с ней.
Только теперь Оброски смог рассмотреть своего спасителя при свете луны. У него вырвался непроизвольный крик испуга и удивления. Он словно смотрелся в зеркало.
Тарзан улыбнулся одной из своих своеобразных улыбок.
– Невероятно, не так ли?
– Уму непостижимо, – ответил Оброски.
– Думаю, именно поэтому я и спас вас от бансуто, потому что это было очень похоже на присутствие на собственных похоронах.
– Уверен, что вы в любом случае пришли бы мне на помощь.
Человек-обезьяна пожал плечами.
– С какой стати? Я же вас совсем не знаю. Он лег и вытянулся на мягкой траве.
– Переночуем здесь, – сказал Тарзан.
Оброски бросил быстрый взгляд на львиную пару, лежащую всего в нескольких ярдах, и Тарзан словно прочитал его мысли.
– Не волнуйтесь. Джад-бал-джа позаботится о том, чтобы с нами ничего не случилось. Но будьте осторожны со львицей, когда его не будет рядом. Она еще не подружилась со мной, и вряд ли когда подружится. А теперь расскажите мне, что вы делали в этой стране.
Оброски вкратце обрисовал ситуацию. Тарзан молча выслушал его.
– Если бы я знал, что вы из этой экспедиции, то, возможно, позволил бы бансуто убить вас, – заметил Тарзан.
– Почему? Чем мы вам не угодили?
– Я видел, как ваш начальник бил носильщиков кнутом.
Некоторое время оба молчали. Оброски понял, что этот Тарзан из племени обезьян – человек необыкновенный и что в этом диком краю от него зависит очень много. Иметь такого друга было бы очень кстати, но его сила и власть вызывали и некоторое опасение. Он мог сорвать съемки фильма, так как судьба Ормана во многом зависела от него.
Оброски ненавидел Ормана. На это у него были свои причины. Одной из них была Наоми Мэдисон. Но кроме личной неприязни существовали и другие вещи: вложенные в картину деньги, карьера его друзей-артистов, наконец, карьера самого Оброски. Что ни говори, а Орман был талантливым постановщиком.
Оброски объяснил все это Тарзану, естественно, не упоминая личных мотивов.
– Орман, – говорил он, – был пьян, когда бил носильщиков. К тому же его трепала лихорадка, да проблем навалилась целая куча. Те, кто его знает, утверждают, что ему такое поведение вообще-то не свойственно.
Тарзан ничего не ответил, и Оброски замолчал. Он лежал под большой луной и думал. Он думал о Наоми и удивлялся. Что было в ней такого, за что он полюбил ее? Она была избалованной, ветренной, взбалмошной.
Ее характер не шел ни в какое сравнение с характером Ронды Терри.
В конце концов он пришел к выводу, что его привлекли имя и слава Наоми. Отбросив все это, он понял, что не чувствует к ней ничего особенного, кроме влечения к стройному телу и смазливому личику. Он вспомнил своих товарищей по экспедиции, и ему было интересно, что они думают о нем и что бы сказали, если бы увидели его рядом с дикарем в компании диких львов.
Улыбнувшись, он потянулся и уснул. Он уже не видел, как львица поднялась и пересекла поляну. Около нее величественно шагал Джад-бал-джа.
XV. УЖАС
В тот миг, когда Ронда Терри занесла палку над головой склоненного человека, тот неожиданно оглянулся и увидел ее.
Мгновенно оценив ситуацию, часовой порывисто приподнялся, и в ту же секунду палка опустилась ему на голову. Из-за встречного движения удар оказался столь сильным, что часовой без чувств рухнул на землю, не успев издать ни звука.
Девушка поспешно огляделась по сторонам. Никто в лагере не проснулся. Она велела дрожавшей Наоми следовать за ней и бросилась туда, где арабы хранили конскую упряжь. Взяв по седлу и уздечке, они волоком подтащили свою ношу к коновязи.
Здесь Ронде пришлось одной седлать обеих лошадей, так как Наоми ничего в этом не смыслила, а сама Ронда мысленно похвалила себя за любознательность, благодаря которой выучилась у арабов седлать лошадей.
Наоми вскочила в седло, и Ронда подала ей уздечку своего коня.
– Держи ее крепче, смотри не выпусти, – прошептала она.
Затем девушка подбежала к оставшимся лошадям и стала отвязывать их одну за другой. Если хоть кто-нибудь из арабов сейчас проснется, то их снова схватят, но если все обойдется, то можно не опасаться скорой погони. Ради этого стоило рискнуть.
Оказавшись на свободе, животные принялись скакать, словно ошалелые, грозя разбудить арабов и тем самым сорвать план беглянок.
Ронда подбежала к своей лошади и вскочила в седло.
– Нужно отогнать лошадей от лагеря, – прошептала она. – Если удастся, мы спасены.
Стараясь не производить шума, они стали теснить табун за пределы лагеря. Ронде казалось невероятным, что до сих пор никто из арабов не проснулся, но, видимо, усталость и алкоголь сделали свое дело.
Лошади сгрудились на северном краю лагеря, и пришлось гнать их на север, хотя девушкам требовалось совсем в другую сторону. Ронда надеялась обогнуть лагерь арабов после того, как они отгонят животных на достаточно большое расстояние.
Лошади медленно, неохотно приближались к лесу, оставляя позади поляну с душистой травой. Вот они отошли на сто футов, на двести, на триста…
Они почти достигли опушки, как вдруг в лагере поднялся невообразимый шум. Оттуда доносились разгневанные голоса, извергавшие потоки брани и проклятий.
Стояла ясная, звездная ночь. Ронда знала, что их могут заметить. Обернувшись назад, она увидела бегущих за ними вдогонку арабов. Девушка издала ковбойский крик, пришпорила коня и понеслась на идущий впереди табун, который от испуга перешел на рысь.
– Кричи как можно громче, Наоми! – бросила она Мэдисон. – Сделай так, чтобы они испугались и поскакали галопом.
Мэдисон старалась изо всех сил. От ее криков, а также криков самих арабов лошади занервничали.
Тут сзади раздался выстрел. Пуля пролетела над самыми головами девушек и животных. Лошади мгновенно перешли на галоп и скрылись в лесу вместе с девушками.
Вожак табуна устремился вперед по тропе, увлекая за собой остальных. Для беглянок наступили критические минуты. Теперь все зависело от того, сумеют ли они уберечься от низко свисающих веток и не упадет ли, оступившись, лошадь под ними. Это было бы равнозначно катастрофе. И все же они не сбавляли скорости, поскольку понимали, что самое плохое – это вновь оказаться в руках старого шейха.
Постепенно голоса арабов стихли вдали, и Ронда перевела своего коня на шаг.
– Ура! Мы их обставили! – ликующе воскликнула она, – Держу пари, что этот старикашка Хрэниэм устроит хорошую взбучку своим пьяницам. Как самочувствие, Наоми?
Мгновенно оценив ситуацию, часовой порывисто приподнялся, и в ту же секунду палка опустилась ему на голову. Из-за встречного движения удар оказался столь сильным, что часовой без чувств рухнул на землю, не успев издать ни звука.
Девушка поспешно огляделась по сторонам. Никто в лагере не проснулся. Она велела дрожавшей Наоми следовать за ней и бросилась туда, где арабы хранили конскую упряжь. Взяв по седлу и уздечке, они волоком подтащили свою ношу к коновязи.
Здесь Ронде пришлось одной седлать обеих лошадей, так как Наоми ничего в этом не смыслила, а сама Ронда мысленно похвалила себя за любознательность, благодаря которой выучилась у арабов седлать лошадей.
Наоми вскочила в седло, и Ронда подала ей уздечку своего коня.
– Держи ее крепче, смотри не выпусти, – прошептала она.
Затем девушка подбежала к оставшимся лошадям и стала отвязывать их одну за другой. Если хоть кто-нибудь из арабов сейчас проснется, то их снова схватят, но если все обойдется, то можно не опасаться скорой погони. Ради этого стоило рискнуть.
Оказавшись на свободе, животные принялись скакать, словно ошалелые, грозя разбудить арабов и тем самым сорвать план беглянок.
Ронда подбежала к своей лошади и вскочила в седло.
– Нужно отогнать лошадей от лагеря, – прошептала она. – Если удастся, мы спасены.
Стараясь не производить шума, они стали теснить табун за пределы лагеря. Ронде казалось невероятным, что до сих пор никто из арабов не проснулся, но, видимо, усталость и алкоголь сделали свое дело.
Лошади сгрудились на северном краю лагеря, и пришлось гнать их на север, хотя девушкам требовалось совсем в другую сторону. Ронда надеялась обогнуть лагерь арабов после того, как они отгонят животных на достаточно большое расстояние.
Лошади медленно, неохотно приближались к лесу, оставляя позади поляну с душистой травой. Вот они отошли на сто футов, на двести, на триста…
Они почти достигли опушки, как вдруг в лагере поднялся невообразимый шум. Оттуда доносились разгневанные голоса, извергавшие потоки брани и проклятий.
Стояла ясная, звездная ночь. Ронда знала, что их могут заметить. Обернувшись назад, она увидела бегущих за ними вдогонку арабов. Девушка издала ковбойский крик, пришпорила коня и понеслась на идущий впереди табун, который от испуга перешел на рысь.
– Кричи как можно громче, Наоми! – бросила она Мэдисон. – Сделай так, чтобы они испугались и поскакали галопом.
Мэдисон старалась изо всех сил. От ее криков, а также криков самих арабов лошади занервничали.
Тут сзади раздался выстрел. Пуля пролетела над самыми головами девушек и животных. Лошади мгновенно перешли на галоп и скрылись в лесу вместе с девушками.
Вожак табуна устремился вперед по тропе, увлекая за собой остальных. Для беглянок наступили критические минуты. Теперь все зависело от того, сумеют ли они уберечься от низко свисающих веток и не упадет ли, оступившись, лошадь под ними. Это было бы равнозначно катастрофе. И все же они не сбавляли скорости, поскольку понимали, что самое плохое – это вновь оказаться в руках старого шейха.
Постепенно голоса арабов стихли вдали, и Ронда перевела своего коня на шаг.
– Ура! Мы их обставили! – ликующе воскликнула она, – Держу пари, что этот старикашка Хрэниэм устроит хорошую взбучку своим пьяницам. Как самочувствие, Наоми?