Страница:
Когда Джал Хад не смог найти принцессу внутри дворца и никакие угрозы и пытки не смогли вырвать признания о ее местопребывании, он приказал каждую женщину из дворца схватить и доставить в Амор, чтобы держать их заложницами, пока принцесса Дахора не сдастся и не выйдет за него замуж. Все мы, следовательно, были забраны и помещены на военный корабль, который был послан обратно в Амор. Когда корабль, сопровождаемый конвоем, покрыл около четырех или пяти хаадов, разделявших Дахор от Амор, он был замечен флотом Фандала, немедленно атаковавшим его. Конвойные корабли были выведены из строя, а тот, на котором находились мы, был захвачен. Нас доставили в Фандал для аукциона, где меня купил один из агентов Рас Тавас. Остальное ты знаешь.
– А что стало с принцессой? – спросил я.
– Возможно, она умерла – партию женщин, в которой она была, разделили в Фандале – лишь смерть могла помешать ей вернуться в Дахор. Принцесса Дахора, видимо, никогда больше не увидит свою страну.
– Но ты можешь! – вскричал я, – внезапно мне в голову пришел план действий. – Где Дахор?
– Ты пойдешь туда?
– Да!
– Ты сошел с ума, друг мой, – сказала она. – Дахор в семи тысячах восьмистах хаадах от Тунола, за одетыми в снега Артлианскими горами. Ты чужеземец, ты одинок, ты никогда не сможешь достичь его, потому что на пути лежат Тунолианские топи, дикие орды, свирепые звери и воинственные города. Ты лишь бесполезно погибнешь на первой дюжине хаадов, даже если убежишь с острова, на котором стоит лаборатория Рас Таваса; и какие причины побуждают тебя к этому бессмысленному жертвоприношению?
Я не мог сказать. Я не мог смотреть на это отвратительное лицо и на эту иссохшую фигуру и говорить: «Это потому, что я люблю тебя, Валла Дайя!» Лишь это, увы, было единственной причиной. Постепенно, по мере того, как я молчаливо открывал в ней удивительную красоту ума и души, в сердце мое вкрадывалось сознание любви к ней, и тем не менее, не могу этого объяснить, мне не по себе было говорить ей такие слова, этой безобразной старой ведьме! Я видел великолепное жилище, которое должно было приютить равно чудесную душу реальной Валлы Дайи – которую я мог любить, но не мог я любить тело Заксы.
Раздирали меня также другие противоречия, вызывающие большие сомнения
– может ли Валла Дайя ответить на мою любовь? Обитающая в теле Заксы, не имеющая других друзей и поклонников, она могла бы из благодарности и чувства полного одиночества потянуться ко мне. Но если бы она еще раз стала Валлой Дайей, прекрасной девушкой, возвращенной во дворец ее королевства, окруженной великими пэрами Дахона, откроются ли тогда ее глаза и сердце для одинокого и не имеющего друзей изгнанника из другого мира? Я сомневался в этом, и еще в том, что это удержит меня от решимости до конца, насколько позволит рок, осуществить сумасшедший проект, заполнивший все мои мысли.
– Ты не ответил на мой вопрос, Вад Варс, – прервала она его мысли. – Почему ты хочешь это сделать.
– Исправить несправедливость по отношению к тебе, Валла Дайя!
Она глубоко вздохнула.
– Не надо браться за это, пожалуй, – попросила она. – Ты лишь украдешь у меня единственного друга, общение с которым – последний источник счастья, оставшегося у меня. Я ценю твое великодушие и твою верность, даже если не могу понять их. Твое бескорыстное желание услужить мне с таким самоубийственным риском волнует меня сильней, чем я могу высказать, и это добавляет еще больше к тому, чем я тебе обязана, но ты не должен браться за это. Не должен!
– Если это беспокоит тебя, Валла Дайя, – ответил я, – не будем говорить об этом, но знай – у меня всегда останется это в мыслях. Однажды я найду путь, даже если план, который я теперь имею, потерпит неудачу.
Дни шли и шли, великолепные марсианские ночи, наполненные мчащимися лунами, следовали одна за другой. Рас Тавас проводил все больше времени со мной, управляя моей работой по трансплантации мозга. Давным-давно я должен был стать специалистом, и я понял, что время, когда Рас Тавас почувствует, что сможет вверить без доли риска моим рукам и мастерству свою жизнь и знания, быстро приближается. Он должен будет всецело быть в моей власти, и он знал, что я знаю это. Я мог убить его, я мог позволить ему навсегда остаться в сохраняющих объятиях анабиоза или я мог обмануть его, дав ему то, что я выберу, даже тело калота или часть мозга обезьяны. Но он должен был сделать выбор, и, как мне известно, как можно быстрее, потому что силы его убывали с каждым днем. Уже почти совершенно слепой, видящий только благодаря удивительным очкам, которые он сам изобрел для себя, он использовал искусственные слуховые аппараты, а теперь и сердце его начало проявлять симптомы утомления, которые он больше не мог игнорировать.
Однажды утром я был вызван рабом в его спальню. Я нашел старого хирурга лежащим – сморщенная жалкая груда иссохшей кожи и костей.
– Мы должны поторопиться, Вад Варс, – сказал он несколько талов тому назад. Это было, когда я послал за тобой. – Он указал на двери, ведущие из его комнаты. Здесь, за этой дверью, ты найдешь все, что нужно, и тело, которое я для себя выбрал. В лаборатории, давно построенной для этой цели, ты совершишь величайшую хирургическую операцию, которая когда-либо была известна во вселенной, перенеся ее наиболее гениальный мозг в самое красивое и совершенное тело, когда-либо представшее перед этими старыми глазами. Ты найдешь голову уже приготовленной, чтобы принять мой мозг. Мозг объекта был вынут и разрушен – полностью уничтожен огнем. Как я мог допустить существование мозга, желающего и планирующего вернуть свое тело! Но я разрушил его! Зови рабов и прикажи им перенести меня на плиту!
– Это не нужно, – сказал я ему, и, подняв его сморщенное тело, как если бы он был ребенком, я перенес его в соседнюю комнату, где нашел отлично освещенную и отлично оборудованную лабораторию, содержавшую два операционных стола, на одном из которых лежало тело человека. На поверхность второго, бывшего свободным, я положил Рас Таваса, затем повернулся, чтобы посмотреть на новую оболочку, которую он выбрал. Никогда, поверьте, не видел я такой совершенной формы, такого красивого лица. Рас Тавас в самом деле выбрал отлично!
Затем я повернулся к старому хирургу. Ловко, как он учил меня, я сделал два разреза и подсоединил трубки. Мой палец лег на кнопку мотора, который должен был накачать вместо крови его удивительную анестезию.
Тогда я заговорил:
– Рас Тавас! – сказал я ему. – Ты долго обучал меня для этого дела. Я неутомимо работал, чтобы не было ни малейшего опасения за его результат. Ты меня учил, чтобы каждое мое действие было основано только на бескорыстии. Следовательно, ты будешь удовлетворен, что я делаю это не для тебя и не потому, что ты мне нравишься, не потому, что я чувствую дружбу к тебе. Ты думаешь, предложил мне достаточно, предложив возможность бессмертия?
– Оставим в стороне то, чему ты меня учил, боюсь, что есть во мне что-то от сентиментальности. Я страстно желаю исправления несправедливости! Я хочу дружбы и любви! Цена, которую ты мне предлагаешь, недостаточна. Ты хочешь заплатить больше, чтобы эта операция закончилась успешно?
Он смотрел на меня непоколебимо в течение долгой минуты.
– Что ты хочешь? – спросил он.
Я видел, что он дрожал от гнева, но не повышал голоса.
– Помнишь 4296-Е-2631-Н? – спросил я.
– Объект с телом Заксы? Да, помню это дело, что из этого?
– Я желаю вернуть ей ее тело. Это цена, которую ты должен заплатить за операцию!
Он свирепо посмотрел на меня.
– Это невозможно! Тело у Заксы. Даже если я отважусь сделать это, я никогда не смогу получить его обратно. Приступай к операции!
– Так ты обещаешь мне? – настаивал я.
– Я не могу обещать невозможное – я не смогу добыть Заксу. Попроси что-нибудь еще. Я готов согласиться на любую разумную просьбу.
– Это все, что я желаю – только это! Но я не настаиваю, чтобы тело добыл ты. Если принесу Заксу я, ты сделаешь операцию?
– Это означает войну между Фандалом и Тунолом, – взволновался он.
– Это меня не интересует, – ответил я. – Быстро! Давай достигнем соглашения. Через пять талов я нажму кнопку. Если ты пообещаешь, что я прошу, ты очнешься в новом прекрасном теле. Откажешься – навечно замрешь здесь в подобии смерти!
– Обещаю, – сказал он тихо, что когда ты принесешь тело Заксы, я перенесу в это тело любой мозг, который ты выберешь среди наших объектов.
– Хорошо! – воскликнул я и нажал кнопку.
– А что стало с принцессой? – спросил я.
– Возможно, она умерла – партию женщин, в которой она была, разделили в Фандале – лишь смерть могла помешать ей вернуться в Дахор. Принцесса Дахора, видимо, никогда больше не увидит свою страну.
– Но ты можешь! – вскричал я, – внезапно мне в голову пришел план действий. – Где Дахор?
– Ты пойдешь туда?
– Да!
– Ты сошел с ума, друг мой, – сказала она. – Дахор в семи тысячах восьмистах хаадах от Тунола, за одетыми в снега Артлианскими горами. Ты чужеземец, ты одинок, ты никогда не сможешь достичь его, потому что на пути лежат Тунолианские топи, дикие орды, свирепые звери и воинственные города. Ты лишь бесполезно погибнешь на первой дюжине хаадов, даже если убежишь с острова, на котором стоит лаборатория Рас Таваса; и какие причины побуждают тебя к этому бессмысленному жертвоприношению?
Я не мог сказать. Я не мог смотреть на это отвратительное лицо и на эту иссохшую фигуру и говорить: «Это потому, что я люблю тебя, Валла Дайя!» Лишь это, увы, было единственной причиной. Постепенно, по мере того, как я молчаливо открывал в ней удивительную красоту ума и души, в сердце мое вкрадывалось сознание любви к ней, и тем не менее, не могу этого объяснить, мне не по себе было говорить ей такие слова, этой безобразной старой ведьме! Я видел великолепное жилище, которое должно было приютить равно чудесную душу реальной Валлы Дайи – которую я мог любить, но не мог я любить тело Заксы.
Раздирали меня также другие противоречия, вызывающие большие сомнения
– может ли Валла Дайя ответить на мою любовь? Обитающая в теле Заксы, не имеющая других друзей и поклонников, она могла бы из благодарности и чувства полного одиночества потянуться ко мне. Но если бы она еще раз стала Валлой Дайей, прекрасной девушкой, возвращенной во дворец ее королевства, окруженной великими пэрами Дахона, откроются ли тогда ее глаза и сердце для одинокого и не имеющего друзей изгнанника из другого мира? Я сомневался в этом, и еще в том, что это удержит меня от решимости до конца, насколько позволит рок, осуществить сумасшедший проект, заполнивший все мои мысли.
– Ты не ответил на мой вопрос, Вад Варс, – прервала она его мысли. – Почему ты хочешь это сделать.
– Исправить несправедливость по отношению к тебе, Валла Дайя!
Она глубоко вздохнула.
– Не надо браться за это, пожалуй, – попросила она. – Ты лишь украдешь у меня единственного друга, общение с которым – последний источник счастья, оставшегося у меня. Я ценю твое великодушие и твою верность, даже если не могу понять их. Твое бескорыстное желание услужить мне с таким самоубийственным риском волнует меня сильней, чем я могу высказать, и это добавляет еще больше к тому, чем я тебе обязана, но ты не должен браться за это. Не должен!
– Если это беспокоит тебя, Валла Дайя, – ответил я, – не будем говорить об этом, но знай – у меня всегда останется это в мыслях. Однажды я найду путь, даже если план, который я теперь имею, потерпит неудачу.
Дни шли и шли, великолепные марсианские ночи, наполненные мчащимися лунами, следовали одна за другой. Рас Тавас проводил все больше времени со мной, управляя моей работой по трансплантации мозга. Давным-давно я должен был стать специалистом, и я понял, что время, когда Рас Тавас почувствует, что сможет вверить без доли риска моим рукам и мастерству свою жизнь и знания, быстро приближается. Он должен будет всецело быть в моей власти, и он знал, что я знаю это. Я мог убить его, я мог позволить ему навсегда остаться в сохраняющих объятиях анабиоза или я мог обмануть его, дав ему то, что я выберу, даже тело калота или часть мозга обезьяны. Но он должен был сделать выбор, и, как мне известно, как можно быстрее, потому что силы его убывали с каждым днем. Уже почти совершенно слепой, видящий только благодаря удивительным очкам, которые он сам изобрел для себя, он использовал искусственные слуховые аппараты, а теперь и сердце его начало проявлять симптомы утомления, которые он больше не мог игнорировать.
Однажды утром я был вызван рабом в его спальню. Я нашел старого хирурга лежащим – сморщенная жалкая груда иссохшей кожи и костей.
– Мы должны поторопиться, Вад Варс, – сказал он несколько талов тому назад. Это было, когда я послал за тобой. – Он указал на двери, ведущие из его комнаты. Здесь, за этой дверью, ты найдешь все, что нужно, и тело, которое я для себя выбрал. В лаборатории, давно построенной для этой цели, ты совершишь величайшую хирургическую операцию, которая когда-либо была известна во вселенной, перенеся ее наиболее гениальный мозг в самое красивое и совершенное тело, когда-либо представшее перед этими старыми глазами. Ты найдешь голову уже приготовленной, чтобы принять мой мозг. Мозг объекта был вынут и разрушен – полностью уничтожен огнем. Как я мог допустить существование мозга, желающего и планирующего вернуть свое тело! Но я разрушил его! Зови рабов и прикажи им перенести меня на плиту!
– Это не нужно, – сказал я ему, и, подняв его сморщенное тело, как если бы он был ребенком, я перенес его в соседнюю комнату, где нашел отлично освещенную и отлично оборудованную лабораторию, содержавшую два операционных стола, на одном из которых лежало тело человека. На поверхность второго, бывшего свободным, я положил Рас Таваса, затем повернулся, чтобы посмотреть на новую оболочку, которую он выбрал. Никогда, поверьте, не видел я такой совершенной формы, такого красивого лица. Рас Тавас в самом деле выбрал отлично!
Затем я повернулся к старому хирургу. Ловко, как он учил меня, я сделал два разреза и подсоединил трубки. Мой палец лег на кнопку мотора, который должен был накачать вместо крови его удивительную анестезию.
Тогда я заговорил:
– Рас Тавас! – сказал я ему. – Ты долго обучал меня для этого дела. Я неутомимо работал, чтобы не было ни малейшего опасения за его результат. Ты меня учил, чтобы каждое мое действие было основано только на бескорыстии. Следовательно, ты будешь удовлетворен, что я делаю это не для тебя и не потому, что ты мне нравишься, не потому, что я чувствую дружбу к тебе. Ты думаешь, предложил мне достаточно, предложив возможность бессмертия?
– Оставим в стороне то, чему ты меня учил, боюсь, что есть во мне что-то от сентиментальности. Я страстно желаю исправления несправедливости! Я хочу дружбы и любви! Цена, которую ты мне предлагаешь, недостаточна. Ты хочешь заплатить больше, чтобы эта операция закончилась успешно?
Он смотрел на меня непоколебимо в течение долгой минуты.
– Что ты хочешь? – спросил он.
Я видел, что он дрожал от гнева, но не повышал голоса.
– Помнишь 4296-Е-2631-Н? – спросил я.
– Объект с телом Заксы? Да, помню это дело, что из этого?
– Я желаю вернуть ей ее тело. Это цена, которую ты должен заплатить за операцию!
Он свирепо посмотрел на меня.
– Это невозможно! Тело у Заксы. Даже если я отважусь сделать это, я никогда не смогу получить его обратно. Приступай к операции!
– Так ты обещаешь мне? – настаивал я.
– Я не могу обещать невозможное – я не смогу добыть Заксу. Попроси что-нибудь еще. Я готов согласиться на любую разумную просьбу.
– Это все, что я желаю – только это! Но я не настаиваю, чтобы тело добыл ты. Если принесу Заксу я, ты сделаешь операцию?
– Это означает войну между Фандалом и Тунолом, – взволновался он.
– Это меня не интересует, – ответил я. – Быстро! Давай достигнем соглашения. Через пять талов я нажму кнопку. Если ты пообещаешь, что я прошу, ты очнешься в новом прекрасном теле. Откажешься – навечно замрешь здесь в подобии смерти!
– Обещаю, – сказал он тихо, что когда ты принесешь тело Заксы, я перенесу в это тело любой мозг, который ты выберешь среди наших объектов.
– Хорошо! – воскликнул я и нажал кнопку.
5. ОПАСНОСТЬ
Рас Тавас пробудился от анестезии новым и прекрасным существом – молодость его была такой удивительной красоты, что казалась скорее божественного, чем мирского происхождения; но в этой красивой голове был мозг сурового и холодного мастера хирургии. Когда он открыл глаза, то посмотрел на меня холодно.
– Ты сделал хорошо, – сказал он.
– То, что сделал – для дружбы, возможно, и для любви, – сказал я. – Итак, ты можешь благодарить сентиментализм, который не признавал нужным для успеха операции.
Он не ответил.
– А теперь, – продолжал я, – посмотри, что ты делаешь для выполнения данного мне обещания.
– Когда принесешь тело Заксы, я пересажу в него мозг любого из моих объектов, что бы ты ни выбрал, – сказал он, – но будь я на твоем месте, я бы не рисковал жизнью в таком невозможном предприятии. Ты не можешь добиться успеха. Выбери любое другое тело – есть много прекрасных – и я дам ему мозг 4296-Е-2631-Н.
– Никто, кроме тела, нынче принадлежащего Заксе, не удовлетворит меня, – сказал я.
Он пожал плечами, а на губах его появилась холодная улыбка.
– Прекрасно, – сказал он. – Сходи за Заксой. Когда отправляешься?
– Я еще не готов. Я дам тебе знать, когда.
– Хорошо, а сейчас убирайся! Нет, подожди! Сначала сходи в офис и посмотри, какие дела ждут моего личного внимания и соответствуют твоим знаниям и мастерству, выполни их сам.
Когда я уходил от него, я заметил хитрую улыбку удовлетворения на его губах. Что ее вызвало? Мне она не понравилась, и когда я шел от него, то старался вообразить, что происходит в этом изумительном мозгу, вызывая такую отвратительную улыбку. Проходя через дверь в коридоре, я слышал, как он вызвал личного раба и телохранителя Ямдора, гиганта-парня, чью верность он обеспечивал наградами и бесчисленными благосклонностями. Он был так силен, что все боялись его, к тому же одно слово хозяину, вылетевшее из уст Ямдора, могло легко послать любого из бесчисленных рабов на плиту навечно. Ходили слухи, что он был результатом противоестественного эксперимента, при котором совместили мозг женщины с телом мужчины. Было в его поступках много характерного, что подтверждало эту общую уверенность. Его движения, когда он работал около хозяина, были нежны и легки, его походка грациозна, его манеры вежливы, но ум был ревнив, мстителен и злопамятен.
Я был уверен в том, что он не любит меня, ревнуя к власти, которой я добился среди окружения Рас Таваса, так как был его заместителем, а не рабом. Тем не менее он всегда соглашался со мной с величайшим уважением. Однако он был второстепенным зубром в механизме огромного института, управляемого высокомерным разумом Рас Таваса, и как таковому я не мог не придавать ему некоторое, правда, весьма малое значение. Так я думал, направляясь в офис.
Я прошел лишь немного, когда вспомнил о важном деле, по которому мне необходимо было немедленно получить инструкции Рас Таваса; итак, я повернулся и пошел обратно по пройденному пути к его комнате. Через открытую дверь я услышал, когда приблизился, новый голос мастера хирургии. Рас Тавас говорил скорее в крикливых тонах, вызванных отражением в его голосе деспотичного характера или не прошедшей полностью привычкой в глухоте – не знаю, но теперь сквозь свежие голосовые связки его нового тела слова звучали ясно и отчетливо, так что в коридоре у его комнаты все было слышно.
– Ты, следовательно, пойдешь, Ямдор, – были его слова, – сейчас же, и, отобрав двух рабов, в молчании и благоразумии которых ты можешь не сомневаться, возьмешь объект из апартаментов Вад Варс и уничтожишь его – пусть не останется и следов от тела и мозга. Немедленно после этого ты приведешь этих рабов в лабораторию Ф-30-Л, не позволяя им ни с кем разговаривать, а я предназначу им молчание и забывчивость навсегда.
Вад Варс обнаруживает отсутствие объекта и передаст дело мне. Во время расследования ты признаешься, что помог объекту убежать, и что ты не имеешь понятия, куда она намеревалась бежать. Я приговорю тебя к смерти в наказание, но, в конце концов, объяснив, что я настоятельно нуждаюсь в твоих услугах и, ввиду твоего торжественного обещания никогда больше не нарушать закон, отложу казнь на условиях твоего хорошего поведения в дальнейшем. Ты понял весь план? До конца?
– Да, хозяин, – ответил Ямдор.
– Тогда сейчас же отправляйся и выбери двух рабов, чтобы они помогли тебе.
Молча я поспешил по коридору, пока первое пересечение не позволило укрыться от взгляда кого-либо, кто вздумал бы просто пройти в комнаты Рас Таваса. Затем я прошел прямо в комнату Валлы Дайи. Отперев дверь, я распахнул ее и поманил девушку, чтобы она вышла.
– Быстро, Валла Дайя! – крикнул я. – Ни минуты не должно быть потеряно. Пытаясь спасти тебя, я лишь поставил тебя под угрозу полного уничтожения! Сперва мы должны найти укрытие для тебя, а сразу после этого
– строить планы на будущее.
Место, которое попалось мне первым, было полузабытым подвалом в углублениях под лабораториями, отвечавшее всем требованиям, которые можно было предъявить к тайному убежищу. Туда я торопил Валлу Дайю. По дороге я поведал ей все случившееся и она не упрекала меня снова. Она лишь сказала, как ничтожна благодарность, которой она могла бы отплатить за мою бескорыстную дружбу. Неудача, уверяла она меня, не была пятном на мне. Она настаивала на том, что согласна скорее умереть, зная, что имеет такого друга, чем жить одиноко в неопределенности.
Мы пришли, наконец, в комнату, которую я искал – подвал Л-42-Х в здании 4-Д-21, где покоились тела обезьяны и человека, каждый из которых обладал половиной мозга другого. Я был вынужден оставить здесь Валлу Дайю на некоторое время, чтобы поспешить в офис и выполнить обязанности, возложенные на меня Рас Тавасом – я не должен был вызвать его подозрений, когда Ямдор доложит, что нашел комнату пустой.
По дороге в офис я не встретил никого, кто мог бы доложить об этом Рас Тавасу, и он бы не обнаружил, что я нахожусь в пути слишком долго. В офисе я обнаружил, к своему огромному облегчению, что дел не имеется. Не проявляя какой-либо поспешности, я, тем не менее, скоро нашел предлог уйти, и сразу устремился к собственному жилищу, двигаясь в неторопливой и беспечной манере, мурлыкая по обыкновению (привычка, которая больше всего раздражала Рас Таваса) обрывки песенки, популярной в те времена, когда я покинул Землю.
Я был занят этим, когда встретил Ямдора, торопливо идущего по коридору со стороны моих комнат с двумя рабами-мужчинами. Я приветствовал его вежливо, как обычно, и он ответил на приветствие, но в глазах его было выражение страха и подозрения. Я сразу же пошел в свое помещение, открывая дверь, ведущую в комнату, которую раньше занимала Валла Дайя, а затем немедленно отправился к апартаментам Рас Таваса, где нашел его, беседующим с Ямдором.
– Рас Тавас! – крикнул я. – Что ты сделал с 4296-Е-2631-Н? Она исчезла! Ее комната пуста, а когда я подходил к ней, то встретил Ямдора, идущего оттуда с двумя рабами. – Затем я повернулся к Ямдору и обвиняюще показал на него пальцем. – Ямдор! – вскричал я. – Что ты сделал с этой женщиной?
Оба – и Рас Тавас, и Ямдор – казалось, были неподдельно озадачены, и я поздравил себя с тем, что таким образом замел следы. Мастер хирургии заявил, что немедленно проведет расследование и сразу же прикажет обыскать все здание и остров за оградой. Ямдор отрицал, что знает что-либо о женщине, и, по крайней мере, сознавал искренность его протестов, не то, что Рас Тавас. Я увидел намек на подозрение в его глазах, когда он допрашивал своего телохранителя: он, очевидно, не мог вообразить мотивов для подобной изменнической акции со стороны Ямдора, который должен был быть исполнителем в похищении женщины, а результат – явное невыполнение им приказа – был налицо.
Расследование Рас Таваса не обнаружило ничего. Думаю, что по ходу дела он все стремительнее накапливал подозрения, что я могу знать об исчезновении Валлы Дайи гораздо больше, чем показывала занимаемая мною позиция. На это указывало то, что я стал замечать за собой слежку. А ведь теперь мне нужно было каждую ночь доставлять контрабандой еду Валле Дайе, когда Рас Тавас удалялся в свои апартаменты. Однажды я случайно обнаружил, что за мной следят, и, вместо того, чтобы идти в подвал, пошел в офис, где добавил некоторые наблюдения к отчету о деле, которым в тот день занимался. Возвращаясь в свое жилище, я промурлыкал несколько тактов из «Вот та…», чтобы мысль о моей беззаботности была подчеркнута. Все время, когда я находился вне своего помещения, я был уверен, что за мной наблюдают чьи-то любопытные глаза. Что делать? Валла Дайя должна иметь пищу, без нее она умрет, но если бы я последовал в ее тайное убежище с едой, она тоже умерла бы. Рас Тавас позаботился об этом.
Полночи я лежал, бодрствуя, и изнурил свой мозг в поисках решения проблемы. Казалось, был только один путь – я должен отвязаться от шпионов. Даже если я смогу сделать это один единственный раз, то окажусь в состоянии довести до конца свой план, пришедший мне на ум, а он, я думаю, был единственно возможным из всех, которые приводили, в конце концов, к воскрешению Валлы Дайи в ее собственном теле. Путь был долгим, риск огромным; но я был молод; я любил, и был поэтому крайне безрассудным, я плевал на последствия, если они касались только меня. Но я не мог рисковать слишком сильно из-за Валлы Дайи, разве что только вынужденно, под давлением обстоятельств. Ну хорошо, давление это существовало, я должен был, значит, рискнуть, даже если рисковал жизнью.
Задача была сформулирована, и я лежал без сна на шелках и мехах в темноте комнаты, ожидая, когда я смогу приступить к ее выполнению. Мое окно на третьем этаже открывалось в огромный двор, на газоне которого я сделал свой первый шаг по Барсуму. Через оконное стекло я видел Курос, дальний спутник Марса, ползущий тихо и неторопливо по своей небесной дороге. Он уже садился, за ним Сурия, его неуловимая любовница, стрелой неслась по небесам. Через пять ксетов (около пятнадцати минут) она должна была закатиться, а затем три – три с половиной часа небеса будут темными, исключая свет звезд. В коридоре, возможно, таились бдительные глаза и уши. Я молил бога, чтобы их не оказалось в нужном мне месте, когда Сурия спустится за горизонт и я, наконец, смогу повиснуть на выступе окна, а в руке моей будет веревка, сплетенная мной из вырванных шелковых нитей, пока я ждал заката лун. Один конец я прикрепил к тяжелой сорапусовой скамье, подтащив ее к самому окну. Другой конец я сбросил вниз и начал спускаться. Земные мускулы настолько были не проверены в подобных испытаниях, что я не совсем верил в то, что смогу вернуться на подоконник одним прыжком, когда кончу все дела. Я вообще-то чувствовал, что смогу, но не знал, точно ли это. Слишком многое зависело от успеха всего предприятия, чтобы рисковать там, где не было необходимости. Итак, я приготовил веревку.
Заметили ли меня, не знаю. Я должен был делать все так, как если бы никто не шпионил за мной. Менее чем через четыре часа Сурия вернется, и в этот промежуток времени мне надо было добраться до Валлы Дайи, убедить ее в необходимости моего плана и, выполнив его детально, возвратиться в комнату до того, как Сурия откроет меня какому-нибудь случайному наблюдателю. С собой я взял оружие, и в сердце моем обитала неуклонная решимость убить любого, кто встанет поперек дороги, как бы ни был он безвреден для выполнения моего намерения.
Ночь, если исключить обычные далекие звуки, которые, как мне казалось, являлись криками свирепых хищников, была удивительно тихая. Однажды спросил Рас Таваса об этих животных, но он был в дурном расположении духа и не ответил на мой вопрос. Я быстро достиг почвы и без колебания двинулся к ближайшей двери здания, предварительно запомнив дорогу, по которой должен был возвращаться. Никого не было видно; я был уверен в успехе, когда, наконец, добрался до двери здания необнаруженным. Валла Дайя была так счастлива увидеть меня снова, что слезы счастья выступили у нее на глазах.
– Я думала, что с тобой что-то случилось, – воскликнула она. – Я знала, что ты не оставишь меня так долго в одиночестве по своему собственному желанию.
Я рассказал ей о своей уверенности в слежке за мной и о том, что нет возможности в дальнейшем носить ей еду без того, чтобы не быть обнаруженным, а это повлечет за собой немедленную смерть для Валлы Дайи.
– Есть единственная возможность, – сказал я, – которую я даже боюсь предложить, но другого пути нет. Тебя следует надежно спрятать на долгое время, пока не ослабнут подозрения Рас Таваса, ведь если он приказал наблюдать за мной, то я не смогу осуществить задуманное мною твое возвращение и освобождение – возвращение тебе твоего тела и доброго пути в Дахор.
– Твое желание – закон для меня, Вад Варс.
Я покачал головой.
– Это для тебя тяжелее, чем ты полагаешь.
– Что это за путь? – спросила она.
Я указал ей на верхний стол.
– Ты должна пройти через это тяжкое испытание, чтобы я смог спрятать тебя в этом подвале, пока не созреет время для осуществления моих замыслов. Ты вынесешь это?
Она улыбнулась.
– Почему нет? – спросила она. – Это только сон. Пусть он длится вечно. Это было бы благоразумнее.
Я был удивлен, что она не содрогается от этой идеи, и был счастлив, так как знал, что это единственное средство, при котором имеются шансы на успех. Не прибегая к моей помощи, она расположилась на плите.
– Я готова, Вад Варс, – произнесла она храбро, – но сперва обещай, что не будешь рисковать в этом сумасшедшем предприятии. Ты тогда не сможешь добиться успеха. Закрывая глаза я знаю, что это надолго, поскольку оно зависит от успеха самой безумной авантюры из всех, которые когда-либо задумывал человек; и еще я счастлива, так как знаю, что поступок этот вдохновлен величайшей дружбой, которая когда-либо делала счастливой смертную женщину.
Пока она говорила, я прилаживал трубки, и теперь стоял позади нее, держа пальцы на кнопке мотора.
– Прощай, Вад Варс! – прошептала она.
– Не прощай, Валла Дайя. Ты только увидишь нежный сон. Тебе покажется, что ты лишь закрыла глаза и открыла их снова. Я буду стоять, как сейчас, на том самом месте, как будто никуда и не уходил. Я – последний, кого ты видишь этой ночью, прежде чем закроешь глаза, и я буду первым, кого ты увидишь, когда откроешь их в то новое и прекрасное утро, но глаза эти не будут глазами Заксы. Ты будешь смотреть на мир сквозь прозрачную глубину твоих собственных прекрасных очей.
Она улыбнулась и покачала головой. Две слезинки скользнули по ее щекам. Я сжал ее руку в своей и нажал на кнопку.
– Ты сделал хорошо, – сказал он.
– То, что сделал – для дружбы, возможно, и для любви, – сказал я. – Итак, ты можешь благодарить сентиментализм, который не признавал нужным для успеха операции.
Он не ответил.
– А теперь, – продолжал я, – посмотри, что ты делаешь для выполнения данного мне обещания.
– Когда принесешь тело Заксы, я пересажу в него мозг любого из моих объектов, что бы ты ни выбрал, – сказал он, – но будь я на твоем месте, я бы не рисковал жизнью в таком невозможном предприятии. Ты не можешь добиться успеха. Выбери любое другое тело – есть много прекрасных – и я дам ему мозг 4296-Е-2631-Н.
– Никто, кроме тела, нынче принадлежащего Заксе, не удовлетворит меня, – сказал я.
Он пожал плечами, а на губах его появилась холодная улыбка.
– Прекрасно, – сказал он. – Сходи за Заксой. Когда отправляешься?
– Я еще не готов. Я дам тебе знать, когда.
– Хорошо, а сейчас убирайся! Нет, подожди! Сначала сходи в офис и посмотри, какие дела ждут моего личного внимания и соответствуют твоим знаниям и мастерству, выполни их сам.
Когда я уходил от него, я заметил хитрую улыбку удовлетворения на его губах. Что ее вызвало? Мне она не понравилась, и когда я шел от него, то старался вообразить, что происходит в этом изумительном мозгу, вызывая такую отвратительную улыбку. Проходя через дверь в коридоре, я слышал, как он вызвал личного раба и телохранителя Ямдора, гиганта-парня, чью верность он обеспечивал наградами и бесчисленными благосклонностями. Он был так силен, что все боялись его, к тому же одно слово хозяину, вылетевшее из уст Ямдора, могло легко послать любого из бесчисленных рабов на плиту навечно. Ходили слухи, что он был результатом противоестественного эксперимента, при котором совместили мозг женщины с телом мужчины. Было в его поступках много характерного, что подтверждало эту общую уверенность. Его движения, когда он работал около хозяина, были нежны и легки, его походка грациозна, его манеры вежливы, но ум был ревнив, мстителен и злопамятен.
Я был уверен в том, что он не любит меня, ревнуя к власти, которой я добился среди окружения Рас Таваса, так как был его заместителем, а не рабом. Тем не менее он всегда соглашался со мной с величайшим уважением. Однако он был второстепенным зубром в механизме огромного института, управляемого высокомерным разумом Рас Таваса, и как таковому я не мог не придавать ему некоторое, правда, весьма малое значение. Так я думал, направляясь в офис.
Я прошел лишь немного, когда вспомнил о важном деле, по которому мне необходимо было немедленно получить инструкции Рас Таваса; итак, я повернулся и пошел обратно по пройденному пути к его комнате. Через открытую дверь я услышал, когда приблизился, новый голос мастера хирургии. Рас Тавас говорил скорее в крикливых тонах, вызванных отражением в его голосе деспотичного характера или не прошедшей полностью привычкой в глухоте – не знаю, но теперь сквозь свежие голосовые связки его нового тела слова звучали ясно и отчетливо, так что в коридоре у его комнаты все было слышно.
– Ты, следовательно, пойдешь, Ямдор, – были его слова, – сейчас же, и, отобрав двух рабов, в молчании и благоразумии которых ты можешь не сомневаться, возьмешь объект из апартаментов Вад Варс и уничтожишь его – пусть не останется и следов от тела и мозга. Немедленно после этого ты приведешь этих рабов в лабораторию Ф-30-Л, не позволяя им ни с кем разговаривать, а я предназначу им молчание и забывчивость навсегда.
Вад Варс обнаруживает отсутствие объекта и передаст дело мне. Во время расследования ты признаешься, что помог объекту убежать, и что ты не имеешь понятия, куда она намеревалась бежать. Я приговорю тебя к смерти в наказание, но, в конце концов, объяснив, что я настоятельно нуждаюсь в твоих услугах и, ввиду твоего торжественного обещания никогда больше не нарушать закон, отложу казнь на условиях твоего хорошего поведения в дальнейшем. Ты понял весь план? До конца?
– Да, хозяин, – ответил Ямдор.
– Тогда сейчас же отправляйся и выбери двух рабов, чтобы они помогли тебе.
Молча я поспешил по коридору, пока первое пересечение не позволило укрыться от взгляда кого-либо, кто вздумал бы просто пройти в комнаты Рас Таваса. Затем я прошел прямо в комнату Валлы Дайи. Отперев дверь, я распахнул ее и поманил девушку, чтобы она вышла.
– Быстро, Валла Дайя! – крикнул я. – Ни минуты не должно быть потеряно. Пытаясь спасти тебя, я лишь поставил тебя под угрозу полного уничтожения! Сперва мы должны найти укрытие для тебя, а сразу после этого
– строить планы на будущее.
Место, которое попалось мне первым, было полузабытым подвалом в углублениях под лабораториями, отвечавшее всем требованиям, которые можно было предъявить к тайному убежищу. Туда я торопил Валлу Дайю. По дороге я поведал ей все случившееся и она не упрекала меня снова. Она лишь сказала, как ничтожна благодарность, которой она могла бы отплатить за мою бескорыстную дружбу. Неудача, уверяла она меня, не была пятном на мне. Она настаивала на том, что согласна скорее умереть, зная, что имеет такого друга, чем жить одиноко в неопределенности.
Мы пришли, наконец, в комнату, которую я искал – подвал Л-42-Х в здании 4-Д-21, где покоились тела обезьяны и человека, каждый из которых обладал половиной мозга другого. Я был вынужден оставить здесь Валлу Дайю на некоторое время, чтобы поспешить в офис и выполнить обязанности, возложенные на меня Рас Тавасом – я не должен был вызвать его подозрений, когда Ямдор доложит, что нашел комнату пустой.
По дороге в офис я не встретил никого, кто мог бы доложить об этом Рас Тавасу, и он бы не обнаружил, что я нахожусь в пути слишком долго. В офисе я обнаружил, к своему огромному облегчению, что дел не имеется. Не проявляя какой-либо поспешности, я, тем не менее, скоро нашел предлог уйти, и сразу устремился к собственному жилищу, двигаясь в неторопливой и беспечной манере, мурлыкая по обыкновению (привычка, которая больше всего раздражала Рас Таваса) обрывки песенки, популярной в те времена, когда я покинул Землю.
Я был занят этим, когда встретил Ямдора, торопливо идущего по коридору со стороны моих комнат с двумя рабами-мужчинами. Я приветствовал его вежливо, как обычно, и он ответил на приветствие, но в глазах его было выражение страха и подозрения. Я сразу же пошел в свое помещение, открывая дверь, ведущую в комнату, которую раньше занимала Валла Дайя, а затем немедленно отправился к апартаментам Рас Таваса, где нашел его, беседующим с Ямдором.
– Рас Тавас! – крикнул я. – Что ты сделал с 4296-Е-2631-Н? Она исчезла! Ее комната пуста, а когда я подходил к ней, то встретил Ямдора, идущего оттуда с двумя рабами. – Затем я повернулся к Ямдору и обвиняюще показал на него пальцем. – Ямдор! – вскричал я. – Что ты сделал с этой женщиной?
Оба – и Рас Тавас, и Ямдор – казалось, были неподдельно озадачены, и я поздравил себя с тем, что таким образом замел следы. Мастер хирургии заявил, что немедленно проведет расследование и сразу же прикажет обыскать все здание и остров за оградой. Ямдор отрицал, что знает что-либо о женщине, и, по крайней мере, сознавал искренность его протестов, не то, что Рас Тавас. Я увидел намек на подозрение в его глазах, когда он допрашивал своего телохранителя: он, очевидно, не мог вообразить мотивов для подобной изменнической акции со стороны Ямдора, который должен был быть исполнителем в похищении женщины, а результат – явное невыполнение им приказа – был налицо.
Расследование Рас Таваса не обнаружило ничего. Думаю, что по ходу дела он все стремительнее накапливал подозрения, что я могу знать об исчезновении Валлы Дайи гораздо больше, чем показывала занимаемая мною позиция. На это указывало то, что я стал замечать за собой слежку. А ведь теперь мне нужно было каждую ночь доставлять контрабандой еду Валле Дайе, когда Рас Тавас удалялся в свои апартаменты. Однажды я случайно обнаружил, что за мной следят, и, вместо того, чтобы идти в подвал, пошел в офис, где добавил некоторые наблюдения к отчету о деле, которым в тот день занимался. Возвращаясь в свое жилище, я промурлыкал несколько тактов из «Вот та…», чтобы мысль о моей беззаботности была подчеркнута. Все время, когда я находился вне своего помещения, я был уверен, что за мной наблюдают чьи-то любопытные глаза. Что делать? Валла Дайя должна иметь пищу, без нее она умрет, но если бы я последовал в ее тайное убежище с едой, она тоже умерла бы. Рас Тавас позаботился об этом.
Полночи я лежал, бодрствуя, и изнурил свой мозг в поисках решения проблемы. Казалось, был только один путь – я должен отвязаться от шпионов. Даже если я смогу сделать это один единственный раз, то окажусь в состоянии довести до конца свой план, пришедший мне на ум, а он, я думаю, был единственно возможным из всех, которые приводили, в конце концов, к воскрешению Валлы Дайи в ее собственном теле. Путь был долгим, риск огромным; но я был молод; я любил, и был поэтому крайне безрассудным, я плевал на последствия, если они касались только меня. Но я не мог рисковать слишком сильно из-за Валлы Дайи, разве что только вынужденно, под давлением обстоятельств. Ну хорошо, давление это существовало, я должен был, значит, рискнуть, даже если рисковал жизнью.
Задача была сформулирована, и я лежал без сна на шелках и мехах в темноте комнаты, ожидая, когда я смогу приступить к ее выполнению. Мое окно на третьем этаже открывалось в огромный двор, на газоне которого я сделал свой первый шаг по Барсуму. Через оконное стекло я видел Курос, дальний спутник Марса, ползущий тихо и неторопливо по своей небесной дороге. Он уже садился, за ним Сурия, его неуловимая любовница, стрелой неслась по небесам. Через пять ксетов (около пятнадцати минут) она должна была закатиться, а затем три – три с половиной часа небеса будут темными, исключая свет звезд. В коридоре, возможно, таились бдительные глаза и уши. Я молил бога, чтобы их не оказалось в нужном мне месте, когда Сурия спустится за горизонт и я, наконец, смогу повиснуть на выступе окна, а в руке моей будет веревка, сплетенная мной из вырванных шелковых нитей, пока я ждал заката лун. Один конец я прикрепил к тяжелой сорапусовой скамье, подтащив ее к самому окну. Другой конец я сбросил вниз и начал спускаться. Земные мускулы настолько были не проверены в подобных испытаниях, что я не совсем верил в то, что смогу вернуться на подоконник одним прыжком, когда кончу все дела. Я вообще-то чувствовал, что смогу, но не знал, точно ли это. Слишком многое зависело от успеха всего предприятия, чтобы рисковать там, где не было необходимости. Итак, я приготовил веревку.
Заметили ли меня, не знаю. Я должен был делать все так, как если бы никто не шпионил за мной. Менее чем через четыре часа Сурия вернется, и в этот промежуток времени мне надо было добраться до Валлы Дайи, убедить ее в необходимости моего плана и, выполнив его детально, возвратиться в комнату до того, как Сурия откроет меня какому-нибудь случайному наблюдателю. С собой я взял оружие, и в сердце моем обитала неуклонная решимость убить любого, кто встанет поперек дороги, как бы ни был он безвреден для выполнения моего намерения.
Ночь, если исключить обычные далекие звуки, которые, как мне казалось, являлись криками свирепых хищников, была удивительно тихая. Однажды спросил Рас Таваса об этих животных, но он был в дурном расположении духа и не ответил на мой вопрос. Я быстро достиг почвы и без колебания двинулся к ближайшей двери здания, предварительно запомнив дорогу, по которой должен был возвращаться. Никого не было видно; я был уверен в успехе, когда, наконец, добрался до двери здания необнаруженным. Валла Дайя была так счастлива увидеть меня снова, что слезы счастья выступили у нее на глазах.
– Я думала, что с тобой что-то случилось, – воскликнула она. – Я знала, что ты не оставишь меня так долго в одиночестве по своему собственному желанию.
Я рассказал ей о своей уверенности в слежке за мной и о том, что нет возможности в дальнейшем носить ей еду без того, чтобы не быть обнаруженным, а это повлечет за собой немедленную смерть для Валлы Дайи.
– Есть единственная возможность, – сказал я, – которую я даже боюсь предложить, но другого пути нет. Тебя следует надежно спрятать на долгое время, пока не ослабнут подозрения Рас Таваса, ведь если он приказал наблюдать за мной, то я не смогу осуществить задуманное мною твое возвращение и освобождение – возвращение тебе твоего тела и доброго пути в Дахор.
– Твое желание – закон для меня, Вад Варс.
Я покачал головой.
– Это для тебя тяжелее, чем ты полагаешь.
– Что это за путь? – спросила она.
Я указал ей на верхний стол.
– Ты должна пройти через это тяжкое испытание, чтобы я смог спрятать тебя в этом подвале, пока не созреет время для осуществления моих замыслов. Ты вынесешь это?
Она улыбнулась.
– Почему нет? – спросила она. – Это только сон. Пусть он длится вечно. Это было бы благоразумнее.
Я был удивлен, что она не содрогается от этой идеи, и был счастлив, так как знал, что это единственное средство, при котором имеются шансы на успех. Не прибегая к моей помощи, она расположилась на плите.
– Я готова, Вад Варс, – произнесла она храбро, – но сперва обещай, что не будешь рисковать в этом сумасшедшем предприятии. Ты тогда не сможешь добиться успеха. Закрывая глаза я знаю, что это надолго, поскольку оно зависит от успеха самой безумной авантюры из всех, которые когда-либо задумывал человек; и еще я счастлива, так как знаю, что поступок этот вдохновлен величайшей дружбой, которая когда-либо делала счастливой смертную женщину.
Пока она говорила, я прилаживал трубки, и теперь стоял позади нее, держа пальцы на кнопке мотора.
– Прощай, Вад Варс! – прошептала она.
– Не прощай, Валла Дайя. Ты только увидишь нежный сон. Тебе покажется, что ты лишь закрыла глаза и открыла их снова. Я буду стоять, как сейчас, на том самом месте, как будто никуда и не уходил. Я – последний, кого ты видишь этой ночью, прежде чем закроешь глаза, и я буду первым, кого ты увидишь, когда откроешь их в то новое и прекрасное утро, но глаза эти не будут глазами Заксы. Ты будешь смотреть на мир сквозь прозрачную глубину твоих собственных прекрасных очей.
Она улыбнулась и покачала головой. Две слезинки скользнули по ее щекам. Я сжал ее руку в своей и нажал на кнопку.
6. ПОДОЗРЕНИЯ
Насколько мне известно, я достиг своей комнаты незамеченным. Спрятав веревку на место, где, как я был уверен, ее никто не обнаружит, я разыскал свои спальные шелка и меха и скоро заснул.
На следующее утро, когда я вышел из комнаты, взгляд мой поймал мелькание чьей-то фигуры в близлежащем коридоре, и с этого момента у меня появилось реальное доказательство, что Рас Тавас подозревал меня. Сразу же, по привычке, я пошел в его помещение. Он казался неутомимым и обеспокоенным, но не высказывал мне ни малейшего подозрения в том, что уверен в моей виновности в исчезновении Валлы Дайи. Я думаю, что он был все же далек от уверенности в этом. Просто анализ событий указывал на тот факт, что я был единственным, кто мог бы иметь какую-то причину для вмешательства в судьбу этого объекта. Он приказал наблюдать за мной, чтобы доказать или отвергнуть эту возникшую у него мысль. Свое беспокойство он объяснил мне сам.
– Я часто изучаю реакции подвергнувшихся пересадке мозга, – сказал он, – и поэтому я не совсем удивлен своей собственной. Энергия моего мозга пробуждается, ведя в растущей выработке психологической энергии, но я чувствую еще, как влияет на меня молодая ткань нового тела. Влияние это происходит путем, который мои эксперименты еще полностью не раскрыли, и который, как я теперь вижу, должен быть тщательно исследован, чтобы можно было разобраться в нем. Мои мысли, мои наклонности, даже мои стремления изменились, или, по крайней мере, искажены пересадкой. Требуется некоторое время, чтобы найти себя.
Несмотря на отсутствие интереса, я слушал вежливо, пока он не кончил, а затем переменил тему разговора.
– Ты узнал местопребывание пропавшей безвести женщины? – спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
– Ты должен понять, Рас Тавас, – произнес я, – я абсолютно уверен, что ты знаешь: устранение или уничтожение этой женщины полностью сорвет мой замысел. Ты здесь хозяин. Здесь ничто не происходит без твоего ведома.
– Ты имеешь ввиду, что я ответственен за исчезновение этой женщины? – спросил он.
– Да. Это очевидно. Я требую, чтобы она была возвращена.
Он вышел из себя.
– Ты кто, чтобы требовать? – кричал он. – Ты никто! Лишь раб! Умерь свою наглость, или я сотру тебя – сотру! Как будто ты никогда и не существовал!
На следующее утро, когда я вышел из комнаты, взгляд мой поймал мелькание чьей-то фигуры в близлежащем коридоре, и с этого момента у меня появилось реальное доказательство, что Рас Тавас подозревал меня. Сразу же, по привычке, я пошел в его помещение. Он казался неутомимым и обеспокоенным, но не высказывал мне ни малейшего подозрения в том, что уверен в моей виновности в исчезновении Валлы Дайи. Я думаю, что он был все же далек от уверенности в этом. Просто анализ событий указывал на тот факт, что я был единственным, кто мог бы иметь какую-то причину для вмешательства в судьбу этого объекта. Он приказал наблюдать за мной, чтобы доказать или отвергнуть эту возникшую у него мысль. Свое беспокойство он объяснил мне сам.
– Я часто изучаю реакции подвергнувшихся пересадке мозга, – сказал он, – и поэтому я не совсем удивлен своей собственной. Энергия моего мозга пробуждается, ведя в растущей выработке психологической энергии, но я чувствую еще, как влияет на меня молодая ткань нового тела. Влияние это происходит путем, который мои эксперименты еще полностью не раскрыли, и который, как я теперь вижу, должен быть тщательно исследован, чтобы можно было разобраться в нем. Мои мысли, мои наклонности, даже мои стремления изменились, или, по крайней мере, искажены пересадкой. Требуется некоторое время, чтобы найти себя.
Несмотря на отсутствие интереса, я слушал вежливо, пока он не кончил, а затем переменил тему разговора.
– Ты узнал местопребывание пропавшей безвести женщины? – спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
– Ты должен понять, Рас Тавас, – произнес я, – я абсолютно уверен, что ты знаешь: устранение или уничтожение этой женщины полностью сорвет мой замысел. Ты здесь хозяин. Здесь ничто не происходит без твоего ведома.
– Ты имеешь ввиду, что я ответственен за исчезновение этой женщины? – спросил он.
– Да. Это очевидно. Я требую, чтобы она была возвращена.
Он вышел из себя.
– Ты кто, чтобы требовать? – кричал он. – Ты никто! Лишь раб! Умерь свою наглость, или я сотру тебя – сотру! Как будто ты никогда и не существовал!