Берроуз Эдгар Райс. Пеллюсидар

   Вид этого мира, такого близкого и такого недостижимого, поднял во мне бурю мыслей. Вопросы рождались и оставались без ответа.
   Живет ли там кто-нибудь? А если да, то кто? Были ли люди, населяющие, возможно, этот мир, карликами, пропорционально самому миру, или они были великанами, благодаря меньшей силе притяжения?
   Пока я думал так, я неотрывно смотрел вверх и заметил, что этот огромный шар вращается вокруг своей оси, расположенной параллельно поверхности Пеллюсидара. Таким образом, одна часть этой планеты была повернута в мою сторону, а другая в это самое время согревалась жарким полуденным солнцем. В этом мире было то, чего был лишен Пеллюсидар, день и ночь, а значит и время.
   Тут мне пришла в голову идея, как дать Пеллюсидару возможность отсчитывать время. Надо построить обсерваторию, с которой, используя эти дневные часы, не нуждающиеся в подзаводке, один раз в день передавать по радио точное время во все концы Империи.
   Тут я спохватился. Я должен был продолжить свой путь. Некоторое время я шел в тени, следуя течению реки. Наконец, я достиг места ее впадения в Соджар-Аз и повернул на юг, туда, где, по моим сведениям, была Турия.
   Отойдя от устья реки на некоторое расстояние, я разглядел вдалеке огромный остров. По всей видимости, это и был оплот Худжи. Сердце мое забилось сильнее. У меня не было сомнений в том, что именно там находится сейчас моя Диан.
   Идти было довольно тяжело, и я продвигался медленно, ибо мне приходилось все время карабкаться по холмам, изрезанным фиордами, преодоление которых требовало немало сил и времени. Если провести прямую линию от устья реки до Турий, не будет и двадцати миль, но я прошел лишь половину этого расстояния и чувствовал себя крайне изнуренным. Кроме того, я был сильно голоден - на скалах не росло знакомых мне фруктовых деревьев, и не знаю, что бы я делал, если бы откуда ни возьмись на меня не выскочил заяц. Луком воспользоваться я не успел (я захватил его для экономии патронов), и заяц уже спокойно прыгал в сотне ярдов от меня. Я плюнул на экономию и, достав револьвер, уложил зверька на месте. Быстро освежевав тушку, я приготовил себе обед, который получился на славу.
   Поев, я улегся и заснул, а проснувшись, был так доволен собой, что не сразу заметил стоящих передо мной с высунутыми языками и оскаленными зубами нескольких похожих на волков собак, которых Перри упорно называл гиенодонами. Впрочем, мне не было никакого дела до их названия - я обнаружил, что все мое оружие исчезло.
   Стая хищников приготовилась к нападению.
   Глава VII
   Из огня да в полымя
   Я как-то уже говорил, что плохо бегаю. Собственно говоря, я просто ненавижу это занятие, но если и существовал человек, побивший все мировые рекорды, то это был я в тот день, когда несся по узкой скалистой тропинке, спасаясь от ужасных тварей, преследовавших меня. Мне некуда было деваться, и я бежал в сторону моря. Едва я достиг скалистого утеса, один из гиенодонов прыгнул мне на спину и вонзил зубы в мое плечо. Я не устоял под тяжестью его тела, пошатнулся, и минутой позже мы летели вниз с отвесного обрыва. В падении мы еще раз ударились о камни и с шумом рухнули в соленую воду. Лишь в этот момент гиенодон отцепился от меня.
   Вынырнув на поверхность и отдышавшись, я осмотрелся в надежде найти какой-нибудь уступ, за который я мог бы уцепиться и прийти в себя. Утес, как я уже говорил, был отвесен и почти гладок, и я поплыл к устью фиорда.
   Там я увидел, что вода вымыла достаточное количество породы, и в результате образовалось что-то вроде каменистого пляжа. Туда-то я и поплыл, напрягая последние силы. Несмотря на то, что лишние движения сильно ослабляли меня, я часто оглядывался, опасаясь нападения. В конце концов я добрался до берега и выбрался на пляж. Теперь у меня была возможность относительно спокойно осмотреться. Гиенодон медленно и с большими усилиями плыл в мою сторону.
   Я долго наблюдал за ним и удивлялся, что столь похожее на собаку животное так плохо плавает. Когда он поравнялся со мной, я заметил, что гиенодон быстро слабеет. Я подготовился к продолжению схватки и набрал побольше крупных камней, но они мне не пригодились. Было очевидно, что он либо не приспособлен к плаванию, либо получил тяжелые увечья во время нашего падения: он почти не продвигался, ему даже было трудно держать голову над поверхностью воды.
   Вдруг гиенодон ушел под воду. Я подождал и через несколько мгновений увидел, что ему удалось вынырнуть. Необъяснимое чувство сострадания охватило меня. Я мог хорошо рассмотреть его глаза - он был не больше, чем в пятидесяти ярдах он меня. В них читался ужас, и они были похожи на глаза моего колли Раджи. Я забыл о том, что передо мной кровожадный, опасный хищник, а думал только о том, что сейчас он больше всего похож на несчастную, страдающую собаку, а собак я люблю.
   Я не раздумывал больше, очертя голову бросился в воду и поплыл к тонущему зверю. При моем приближении он оскалил зубы, но у нас не было возможности выяснить отношения, так как он немедленно ушел под воду во второй раз, и мне пришлось нырять за ним.
   Я ухватил гиенодона за шкирку и, хотя он был тяжел, как шотландский пони, умудрился доплыть с ним до берега и вытащить на пляж. Там я обнаружил, что одна из его передних лап сломана.
   К этому времени у утопленника пропала всякая охота к борьбе, и я, подобрав несколько веток, упавших с чахлых деревьев, росших в трещинах скал, вернулся к нему и наложил на его лапу фиксирующую повязку. На бинты мне пришлось пустить собственную рубашку. После этого я сел рядом и начал поглаживать лохматую голову и говорить с ним так, как люди обычно разговаривают с собаками.
   Когда он выздоровеет, думал я, возможно, он попытается напасть и сожрать меня. И на всякий случай я насобирал обломков камней и приступил к изготовлению каменного ножа. На этом пляже мы были изолированы от остального мира больше, чем если бы сидели в тюрьме: с одной стороны перед нами плескалось море, с трех других нас окружали неприступные скалы. К счастью, с одной из скал стекал маленький ручеек пресной воды, так что смерть от жажды нам не грозила. Я набрал воды в одну из больших раковин, валявшихся среди обломков породы, и поставил ее перед гиенодоном.
   С едой у нас тоже не было проблем благодаря обилию крабов. Время от времени мне удавалось подбить какую-нибудь неосторожную птицу, ловко бросив камень, - в школе я хорошо научился бросать в цель всякие подходящие и не очень подходящие для этого предметы.
   Вскоре гиенодон смог вставать и ковылять потихоньку на трех лапах. Никогда не забуду, с каким интересом я впервые наблюдал эту картину. Рядом со мной лежала горка камней. Гиенодон медленно поднялся и с трудом утвердился на трех здоровых лапах. С трудом он наклонился, жадно попил воды, посмотрел на меня, а затем медленно заковылял к утесу.
   Он трижды обходил участок суши, на котором мы ютились, пытаясь, по всей видимости, найти какую-нибудь лазейку. Не обнаружив выхода, он вернулся ко мне, обнюхал мои ботинки, обмотки, руки и, прохромав чуть дальше, снова улегся на землю.
   Теперь, когда он более или менее свободно мог перемещаться, я начал сомневаться в разумности своего порыва великодушия. Как я могу спать спокойно, когда этот дикий зверь находится в непосредственной близости от меня? Где гарантия, что в один прекрасный день я не проснусь от того, что могучие челюсти сомкнутся у меня на шее? По меньшей мере, я чувствовал себя неуютно.
   У меня был довольно большой опыт общения с животными, и я не тешил себя, подобно многим, мыслями о чувстве благодарности, якобы присущем и бессловесным тварям. Я верю в то, что некоторые животные любят своих хозяев, но сомневаюсь, что это чувство проистекает из благодарности.
   И все-таки я заснул. Природа брала свое. Я просто отключился, хотя и был в сидячем положении. Это понятно - я был ужасно измотан. Проснулся я, почувствовав, что на меня навалилось тяжелое тело. В первую минуту я решил, что это гиенодон, но когда я окончательно стряхнул с себя сон и попытался подняться, то увидел человека. Впрочем, если быть точнее, я увидел четверых людей, но лишь один из них навалился на меня, а остальные стояли чуть поодаль.
   Без ложной скромности должен сказать, что я не слабак и никогда им не был. Суровая жизнь в Пеллюсидаре закалила меня, и даже такой силач, как Гак Волосатый, был высокого мнения о моих возможностях. Впрочем, к моей природной силе добавлялось то, чего были лишены эти дикие люди, - знание.
   Напавший на меня человек неловко обхватил меня, так неловко, что этим было грех не воспользоваться. Поднимаясь на ноги, я, прежде чем нападающий успел опомниться, обхватил его и бросил через себя. Он упал на камни и остался лежать там недвижимым.
   Когда я вскочил, то заметил гиенодона, спящего у большого валуна. Его шкура по цвету сливалась с камнем, и пришельцы его не заметили.
   Едва я расправился с одним из этой теплой компании, остальные накинулись на меня. Теперь не было смысла таиться и молчать, и они разразились дикими криками. Это было их ошибкой. Судя по тому, что нападавшие не доставали оружия, они хотели взять меня живым, но я отбивался так, как если бы мне угрожала немедленная смерть.
   Битва была короткой, ибо как только дикари огласили своими криками ущелье, на их спины обрушилась огромная мохнатая масса.
   Это был гиенодон! В мгновение ока он повалил одного из людей и, легко встряхнув его, сломал ему шею. Расправившись с одним, тут же накинулся на другого. Пытаясь отделаться от разъяренного зверя, дикари позабыли обо мне, чем я и воспользовался, вытащив нож у поверженного мной человека. Из двух оставшихся один рухнул, как подкошенный, под ударом моего ножа, другой почти одновременно был загрызен моим четвероногим союзником.
   Бой был окончен - если только почуявший залах крови зверь не считал и меня подходящей добычей. Я выждал несколько минут, держа наготове нож и подобранную мной дубину, но гиенодон, не обращая на меня ни малейшего внимания, принялся пожирать один из трупов.
   Животное не пострадало во время схватки; поев, оно улеглось и стало рвать бинт зубами. Я сидел чуть поодаль и внимательно следил за ним, поедая краба. Эта пища, кстати говоря, мне смертельно надоела.
   Гиенодон встал и подошел ко мне. Я не шевелился. Он остановился передо мной и, подняв свою перевязанную лапу, ткнул меня в колено. Его действия были не менее понятны, чем слова - он хотел, чтобы я снял повязку.
   Я взял огромную лапу одной рукой, а другой размотал бинт и снял ветки. После этого я ощупал ее. Было похоже, что кость полностью срослась. Сустав, по всей видимости, немного закостенел, и когда я попытался согнуть лапу в колене, зверь вздрогнул, но не зарычал и не отдернул ее. В течение нескольких минут я осторожно массировал сустав и, в конце концов, отпустил мохнатую лапу.
   Гиенодон несколько раз прошелся вокруг меня, потом лег рядом. Его шкура приятно щекотала мое голое тело. Я положил руку ему на голову. Зверь не пошевелился. Осторожно я начал почесывать его за ушами и под нижней челюстью. Гиенодон лишь чуть приподнял голову, чтобы я мог лучше ласкать его.
   Этого было достаточно! С этого момента я преисполнился доверием к Радже, как я немедленно назвал гиенодона. Неожиданно чувство одиночества покинуло меня - у меня была собака! Мне никогда не приходило в голову, чего именно не хватало в Пеллюсидаре. В нем не было домашних животных.
   Люди еще не дошли до той стадии, когда у них появилось бы время заниматься приручением диких зверей. По крайней мере, так обстояло дело в племенах, с жизнью которых я был знаком лучше всего. А вот жители Турий, например, используют лиди и на спинах этих животных пересекают свои бескрайние равнины. Это племя обрабатывает землю, а земледелие, по моему глубокому убеждению, первый шаг к цивилизации. Приручение диких животных - второй.
   Перри утверждает, что дикие собаки были впервые одомашнены для охоты, но я с ним не согласен. Я уверен, что если это не было делом случая, как в истории с моим зверем, то приручить дикую собаку первыми должны были племена, занимающиеся, скажем, птицеводством: им просто был необходим грозный сторож для охраны их птиц. Впрочем, я более склонен к теории случая.
   Тем временем я сидел на берегу и с отвращением пережевывал единственное и неизменное блюдо своего меню. Меня сильно интересовало, каким образом четыре дикаря сумели пробраться ко мне - ведь я не нашел ни одной лазейки, ведущей на волю. Я огляделся в поисках ответа. Вскоре я обнаружил нос каноэ, упиравшийся в огромный валун, наполовину лежащий в воде.
   Сделав это неожиданное открытие, я так внезапно поднялся, что Раджа зарычал, оскалил зубы и начал озираться в поисках врага. Меня его рычание больше не беспокоило. Он увидел, куда я иду, догнал меня и затрусил рядом.
   Каноэ почти не отличалось от тех, что я видел у мезонов. Надо ли говорить, какую радость я ощутил при виде этого утлого суденышка, - ведь это была прямая дорога к освобождению из моей природной тюрьмы.
   Я столкнул лодку в воду и, забравшись туда, позвал Раджу. Вначале он, казалось, не понимал, чего я хочу, но когда я отгреб на несколько ярдов от берега, он спохватился, прыгнул в воду и поплыл. Когда он поравнялся со мной, я перегнулся через борт и, рискуя оказаться в воде и перевернуть лодку, затащил его в каноэ. Раджа отряхнулся и пристроился рядом со мной.
   Выбравшись из фиорда, я направился вдоль побережья на юг, где огромные утесы сменялись более равнинной местностью. Там должно было находиться главное селение Турий. Через некоторое время я заметил вдалеке строения, похожие на хижины, и быстро причалил в первом же месте, которое мне показалось подходящим. Сделал я это из осторожности: хотя у меня и был с собой знак, данный мне Колком, я не знал, что из себя представляют люди, к которым я иду, и какой прием они мне окажут. В любом случае мне хотелось быть уверенным, что мое каноэ надежно спрятано.
   В месте, где я причалил, берег был довольно низкий. У самой воды рос кустарник. В нем-то я и укрыл свою лодку, а неподалеку сложил пирамиду из камней, чтобы отметить это место. Затем я отправился в селение.
   Пока шел, я думал о том, каковы будут действия Раджи, когда мы окажемся среди людей. Зверь мягко ступал рядом со мной, зорко оглядывался по сторонам и принюхивался к незнакомым запахам. Я не хотел, чтобы Раджа напал на людей, от которых так много зависело для меня и чьей дружбы я собирался добиться. Боялся я и того, что люди могут убить его.
   Мне пришла в голову мысль о поводке. Когда он шел рядом со мной, его голова была на уровне моего бедра. Я положил руку на его затылок, и он немедленно повернулся ко мне, открыв пасть и высунув язык, в точности так, как это сделала бы собака.
   - Ну что, старина? Всю жизнь только и ждал, чтобы тебя кто-нибудь приручил и любил, а? - спросил я. - Ты просто замечательный пес, а того, кто обозвал тебя гиеной, следовало бы посадить за клевету.
   Раджа распахнул свою пасть еще шире, обнажив свои мощные клыки, и лизнул меня в руку.
   - Да ты еще смеешься, мошенник этакий! - с изумлением воскликнул я. -Попробуй только сказать, что это не так, и я съем тебя вместе со шкурой. Ставлю вчерашний пирожок на то, что ты всего-навсего комнатная собака какого-нибудь маленького мальчика и только притворяешься настоящим людоедом.
   Раджа заурчал. Так мы и шли в сторону Турий - я нес всякую ахинею, а Раджа бежал рядом и наслаждался моей компанией, судя по всему, ничуть не меньше, чем я его. Может, все это и выглядело странно, но попробуйте сами в одиночестве побродить по Пеллюсидару и вы будете рады и не такому обществу. Мне значительно веселее было идти в компании вымершего во внешнем мире гиенодона, который охотился на огромного ыка во времена, когда мастодонт свободно ходил по огромному континенту, а Британские острова еще не были островами.
   Раджа внезапно зарычал, затем замер на месте, шерсть на его спине встала дыбом. Взгляд его был устремлен в джунгли, справа от нас. Я опустил руку ему на шею и посмотрел в ту сторону. Вначале я ничего не заметил, но затем легкое покачивание ветвей кустарника привлекло мое внимание. Я подумал, что это хищник, и был рад, что у меня с собой было хоть какое-то оружие. Присмотревшись, я заметил два глаза, внимательно следящие за мной. Но едва я успел сделать шаг в направлении зарослей, как оттуда выскочил юноша и стремительно помчался в сторону селения. Раджа рванулся с места, но я крепко держал его, и это ему не понравилось. Он повернулся ко мне, оскалил зубы и глухо зарычал. Это был подходящий момент, чтобы определить, насколько сильна его привязанность ко мне. Сейчас должно было решиться, кто из нас хозяин. Раджа продолжал рычать. Я поднял руку и резко хлестнул его по носу, он дернулся и зарычал громче. Я хлестнул его еще раз, думая, что он бросится на меня, но ой заскулил и жалобно заморгал. Раджа подчинился! Я нагнулся и приласкал его. В моем снаряжении был кусок крепкой веревки, я достал его и, соорудив поводок, надел на покорного Раджу.
   После этого мы продолжили свой путь. Юноша, которого мы встретили, был, вне всяких сомнений, местным жителем. Когда мы приблизились к селению настолько, что были уже хорошо различимы отдельные предметы, я понял, что он не терял времени зря и уже предупредил туземцев о моем появлении. Это была настоящая деревня, зрелище тем более удивительное, что я впервые видел такие строения, сделанные людьми Пеллюсидара. Дома были огорожены частоколом из бревен, в котором не было ворот - жители перелезали через него по лестницам, убирающимся внутрь на ночь.
   Перед частоколом стояло несколько вооруженных мужчин, а головы любопытных выглядывали из-за забора. Чуть поодаль виднелись огромные лиди, покачивающие своими длинными шеями. Как я уже говорил, Жители Турий используют лиди в качестве вьючных животных. Эти огромные четвероногие существа обладают длинной гибкой шеей и крошечной головкой. Передвигаются они с большим достоинством, но, тем не менее, очень быстро.
   Перри говорил как-то, что лиди почти не отличаются от диплодока юрского периода. Я в этом ничего не понимаю и верю ему на слово, впрочем, это не имеет особого значения.
   Когда воины заметили меня, поднялся большой шум. Такая бурная реакция, по всей видимости, была вызвана не только странной, на их взгляд, одеждой, но и тем, что меня сопровождал джалок (так обитатели Пеллюсидара называли гиенодонов).
   Раджа заметался на своем поводке, грозно рыча и скаля зубы. Было очевидно, что он просто изнывает от желания накинуться на стоящих перед нами людей, и мне стоило большого труда удержать его одной рукой, так как вторую я держал высоко над головой в знак своих мирных намерений.
   В первых рядах стоял мальчик, преисполненный чувства собственной значимости, я узнал его - это он сообщил о нашем появлении. Воины Турий были красивы, как и все представители человеческой расы Пеллюсидара, разве что немного приземистее, чем жители Сари и Амоза. Цвет их кожи бледнее, чем у представителей других племен, по всей видимости, из-за вечной тени, царящей на их земле.
   Немного впереди остальных стоял невысокий бородатый человек, чья одежда отличалась особенной пышностью. Я без труда догадался, что это и был вождь племени Турий, отец Колка - Гурк. К нему я и обратился.
   - Я Дэвид, Император Объединенных Королевств Пеллюсидара, - сказал я, думаю, что ты слышал обо мне?
   Он неспешно кивнул.
   - Я пришел из Сари, - продолжал я, - где и встретился с Колком, сыном Гурка. Он дал мне знак для своего отца...
   Воин вновь кивнул головой и произнес:
   - Я Гурк. Где знак?
   - Здесь, - ответил я и засунул руку в ягдташ, где хранил полученный от Колка обломок кости.
   Вдруг сердце у меня провалилось куда-то вниз - ягдташ был пуст, знака не было. Его украли вместе с моим оружием!
   Глава VIII
   Пленник
   Когда Гурк и его люди поняли, что у меня нет знака, они дружно накинулись на меня: "Тебя послал не Колк! Ты шпион Проныры! Убирайся, пока мы не вышибли из тебя дух!"
   Я попытался было объяснить, что меня обокрали, но они даже не стали слушать. Кто-то заметил, что мое оружие украшено так, как это делают люди Худжи, после этого мне просто не дали сказать ни слова. Они кричали, что хорошие люди не водят компанию с джалоками, и распалялись еще больше от собственного оранья.
   Я видел, что это не воинственный народ, поскольку они предпочли просто прогнать меня из своей деревни, и меня сильно порадовало то, что на их месте не оказались жители Сари, которые сначала пускают стрелы, а потом задают вопросы.
   Похоже было, что Раджа чувствовал накаленность обстановки, ибо он натягивал поводок и не переставал рычать. Его вид явно пугал воинов, и они старались держаться от него на безопасном расстоянии. На их лицах было удивление - они не могли понять, почему этот дикий зверь не сожрет меня.
   Я потратил много времени, пытаясь урезонить Гурка, но он был непреклонен. Он лишь согласился дать мне небольшой запас продуктов и указать место на острове, куда можно было причалить. В конце концов, я ушел из Турий. Я был сильно обескуражен, так как рассчитывал набрать там отряд, достаточный, чтобы разбить Худжу и освободить Диан. Мы с Раджой медленно брели обратно к спрятанному каноэ. Когда мы, наконец, достигли места, к которому причалили несколько раньше, я совершенно выбился из сил - сказалось напряжение последних дней. Я рухнул на песок и тут же заснул, чувствуя себя в безопасности под охраной Раджи, примостившегося рядом.
   Сон сильно освежил меня. Проснувшись, я заметил, что Раджа пристально на меня смотрит. Увидев, что я встал, он тоже вскочил, потянулся и, внезапно сорвавшись с места, побежал в джунгли. Какое-то время было слышно, как он продирается сквозь густой кустарник, потом все стихло.
   Я подумал, что Раджа вернулся к своим диким сородичам, и вспомнил поговорку о волке, который всегда смотрит в лес. Но это не принесло мне никакого облегчения - я чувствовал себя ужасно одиноким, более одиноким, чем когда-либо. Со вздохом я пошел извлекать каноэ из укрытия. Навстречу мне выскочил заяц, и я его прикончил метким ударом копья. Только сейчас я понял, насколько голоден. Я уселся рядом с лодкой и наскоро перекусил. Закончив с едой, я занялся подготовкой к путешествию на остров.
   Я не знал наверняка, находилась ли там Диан, но мне очень хотелось верить в это. Не думал я и о препятствиях, которые могут мне помешать освободить ее. Подтащив каноэ к воде, я еще некоторое время побродил по берегу в надежде, что Раджа вернется, но я не мог ждать его вечно и, столкнув свою лодку в воду, залез в нее и отправился в путь.
   Я был сильно опечален потерей своего нового друга, хотя и пытался успокоить себя, говоря, что трудно было ожидать чего-либо другого. Я очень привык к нему, он спас мне жизнь или, по крайней мере, свободу, так же, как я спас его. Надо сказать, что особенно сильно привязываешься к существам, которые обязаны тебе чем-то. Впрочем, вздохнул я, что было - того не вернешь.
   Путешествие на остров прошло без приключений. Я был рад снова оказаться на солнце, пройдя полпути; меня ужасно утомил вечный полумрак Турий. Лучи солнца сильно подняли мой дух - на мой взгляд, нет ничего более угнетающего, нем отсутствие солнечного света.
   Вскоре я доплыл до того места на юго-западе, которое мне Гурк указал, как наиболее редко посещаемое островитянами, - он ни разу не видел, чтобы оттуда отплыла лодка. Я очень быстро понял, почему туземцы не использовали эту часть острова. Подход к ней был затруднен большим рифом, а берега были высокие и каменистые. Впрочем, через некоторое время, вымокнув до нитки, я умудрился причалить лодку и вскарабкаться на береговой утес.
   Вдали виднелась гряда не очень высоких гор, вид которых напомнил мне ландшафт Нью-Мехико. Все было очень красиво и дышало покоем. Я насчитал не менее дюжины ручейков, сливающихся в чудесную реку, текущую на северо-восток, в глубь острова.
   Вдруг я заметил какое-то шевеление на вершине отдаленного холма. Я напряг свое зрение, но не смог с уверенностью определить, был ли то зверь или человек. В любом случае это было живое существо, и я решил начать поиски селения Худжи в этом направлении. Спуск в долину не составил особого труда, и я продолжил свой путь среди трав и невиданных цветов. В руке я крепко сжимал дубину, копье тоже было под рукой, и я чувствовал себя готовым к любым опасностям и неожиданностям.
   Я прошел немного и вступил в небольшой лесок, раскинувшийся у подножья одного из холмов, когда почувствовал, что за мной следят. Годы, проведенные в Пеллюсидаре, сильно обострили мои чувства и возродили к жизни первобытные инстинкты, почти утерянные в цивилизованном мире. Я был уверен, что за мной наблюдают, хотя и не заметил ни одного живого существа, кроме ярких птиц и обезьян, резвящихся в ветвях деревьев.
   Вам может показаться, что это ощущение было плодом воспаленного воображения и было порождено любопытными взглядами обезьян. Мне трудно объяснить разницу между чувствами, которые вызывают случайный взгляд и пристальное наблюдение. Вы ничего не испытаете, если на вас будет смотреть овца, но если вы не совсем лишены инстинкта самосохранения, то взгляд тигра, притаившегося в засаде, заставит вас обернуться и посеет в вашей душе необъяснимый, казалось бы, ужас.
   Именно это и происходило сейчас со мной. Я покрепче сжал дубину и поудобнее перехватил копье. Я постоянно озирался по сторонам, но так ничего и не заметил. Внезапно мои плечи, руки и шею обвили веревки. В мгновение ока я был буквально спеленут ими. Одна из веревок сползла мне на колени, и кто-то рванул за нее с такой силой, что я немедленно перевернулся лицом вниз. В ту же секунду кто-то тяжелый и мохнатый оказался у меня на спине. Я попытался было достать свой нож, но мой противник выкрутил мне руки и связал их у меня за спиной. Так же быстро и ловко были связаны и мои ноги. После окончания этой неприятной операции я оказался на спине, и у меня, наконец, появилась возможность увидеть лица своих противников.