Страница:
Последнее обстоятельство навело меня на некоторые размышления. Вокруг не наблюдалось ни единого кусочка дерева. Следов кораблекрушения на берегу также не было. Никаких признаков, указывающих на знакомство мертвеца с мореплаванием, я не обнаружил. Труп принадлежал либо примитивному человеку, либо высокоразвитой обезьяне. В любом случае версия о мореходной расе отпадала. Таким образом, оставался единственный вывод - погибшее существо было уроженцем Капроны и упало или сброшено с возвышающихся скал. Отсюда следовало, что Капрона обитаема или, по крайней мере, пригодна для обитания. Но вот как добраться до этого пригодного для обитания места? Этот вопрос оставался открытым. Более близкое, чем с мостика лодки, изучение утесов только подтвердило мое убеждение в том, что ни один смертный не в состоянии преодолеть эти отвесные высоты, на чьей поверхности нельзя было найти ни малейшей опоры для рук и ног.
Акулы не тронули нас с Нобом и на обратном пути к субмарине. Мой рассказ породил массу теорий и домыслов и вселил в души надежду и решимость. Общий ход мыслей примерно соответствовал моему, выводы тоже, но от этого воды у нас не прибавилось. Жажда давала о себе знать все ощутимее.
Остаток дня прошел все в том же скрупулезном и бесплодном поиске. Ни единого прохода, ни намека на него не находилось в неприступно-хмурых скалах, даже крошечной полоски пляжа мы больше не встретили. По мере приближения захода солнца падало и настроение. Я попытался было снова объясниться с Лиз, но она уклонилась от разговора, так что кроме жажды меня угнетала еще и эта проблема. Настроение поднялось только с восходом, вселившим новые надежды после бессонной ночи. Впрочем, утренние поиски этих надежд не оправдали. Капрона оставалась неприступной - таково было всеобщее убеждение; и все же мы упорно шли вперед. Было где-то две склянки по полудню когда Брэдли обратил внимание на ветку дерева с листвой, плавающую в море.
- Может быть, ее вынесла какая-то река, - предположил он.
- Да, может быть, - ответил я, - а может быть, она упала или была сброшена с одного из этих утесов.
Лицо у Брэдли вытянулось.
- Я тоже подумал об этом, - признался он, - но так хочется, чтобы было по-другому.
- Правильно! - воскликнул я. - Мы должны верить в лучшее, пока не убедимся в обратном. Мы не можем позволить себе потерять присутствие духа, когда оно нам так необходимо. Ветку вынесла река, и мы найдем эту реку! - Я даже ударил кулаком по раскрытой ладони, стараясь подчеркнуть свою решимость, к сожалению, ничем не подкрепленную. И вдруг...
- Погляди, Брэдли! Ты видишь? - и я указал на воду около берега. - Ты видишь? Там!
Какие-то цветы, трава и еще ветка с листьями плыли навстречу нам. Мы оба уставились на воду. Брэдли, очевидно, что-то обнаружил и крикнул вниз, чтобы ему подали бачок и веревку; когда требуемые предметы были переданы, он спустил бачок за борт и вытянул наверх полным. Затем он попробовал содержимое на вкус и, выпрямившись, торжествующе поглядел на меня, как бы утверждая: "А что я говорил!"
- Вода теплая, - объявил он, - и пресная!
Я выхватил у него бачок и тоже попробовал. Вода была очень теплой, она была пресной, но на вкус весьма неприятной.
- Вам когда-нибудь приходилось пить воду из стоячего пруда, полного головастиков? - спросил Брэдли.
- Точно! - воскликнул я. - Тот самый вкус, хотя последний раз я пробовал нечто подобное еще в детстве; непонятно только, каким образом проточная вода может иметь такой привкус и какого черта она такая теплая? В ней 70-80° по Фаренгейту, если не больше.
- Да, - согласился Брэдли, - я бы сказал, что больше, а главное, откуда она вытекает?
- Ну это мы легко обнаружим, - ответил я. - Источник не может находиться в океане, значит, он на суше, так что нам остается только идти по течению, пока не доберемся до истока.
Мы были достаточно близко к берегу, но тем не менее я приказал повернуть "У-33" носом к суше. Двигаясь черепашьим шагом, постоянно черпая и пробуя воду, чтобы не выйти из границ потока пресной воды, мы приблизились к берегу почти вплотную. Слабый ветер и спокойный прибой позволяли сделать это без особой опасности. Промеры по-прежнему не достигали дна, на берегу не наблюдалось никаких признаков не только реки, но даже крохотного ручейка, а ведь соленая океанская вода была вытеснена пресной не менее чем на две сотни ярдов от берега! Был час отлива. Это, а также сильное подводное течение предохраняли нас от столкновения со скалами. Мы находились не более чем в двадцати пяти футах от возвышающихся отвесных скал. Ни единого отверстия, сплошной монолит. Пока мы недоуменно вглядывались то в воду, то в скалы, у Ольсона появилась мысль, что пресная вода поступает из подводного гейзера и это объясняет ее высокую температуру, но в тот самый момент, когда он высказывал ее на поверхность всплыл целый куст, покрытый листьями и цветами, и закачался на волнах слева по борту подлодки.
- Цветущие кусты не растут в подземных пустотах, из которых бьют гейзеры, - заметил Брэдли.
- Ну тогда я не знаю, - покачал головой Ольсон.
- Я знаю! - воскликнул я. - Смотрите! - И указал на основание утеса прямо перед нами, обнаженное продолжающимся отливом. Теперь уже все увидели то, что первым увидел я, - край темного отверстия в стене, через которое изливался пресноводный поток.
- Это же русло подземной реки! - вскричал я. - Где-то она течет по поверхности, покрытой растительностью, освещаемой солнцем. Нигде под землей не растут такие виды флоры, которые мы встретили. Следовательно, за стеной скал лежат плодородные земли, есть пресная вода и, может быть, дичь.
- Да, сэр, - согласился Ольсон, - там, за стеной! Вы верно выразились, сэр, - там за стеной!
Брэдли засмеялся, хотя и не слишком весело.
- С тем же успехом, сэр, вы могли бы обратить наше внимание на тот факт, что на Марсе, по последним научным данным, тоже есть пресная вода и растительность.
- Ничего подобного, - парировал я, - подводная лодка не приспособлена к передвижению в космосе, а вот для плавания под водой вполне годится.
- Так вы собираетесь сунуться в эту черную дыру? - спросил Ольсон.
- Собираюсь, Ольсон, - ответил я. - Если мы не найдем пищи и воды на Капроне, у нас нет и одного шанса, чтобы выжить. Хотя эта вода, что вытекает из стены, пресная, для питья она не годится, но вполне логично допустить наличие на поверхности достаточно чистых протоков, а также травы, фруктов и дичи. Так неужели мы останемся на месте и погибнем от голода и жажды, когда страна изобилия находится от нас, может быть, в сотне ярдов? У нас есть все возможности для плавания по подземной реке. Разве мы так трусливы, что даже не попытаемся их использовать?
- Я готов, - сказал Ольсон.
Не прошло и минуты, как палуба опустела, люки были задраены и "У-33" начала погружение - может быть, последнее. У меня было именно такое чувство; думаю, что и большинство остальных ощущало то же самое. После погружения я занял свое место в рубке. Луч прожектора слабо освещал путь. Погружались мы очень медленно, стараясь удерживать нос лодки в нужном направлении. Наконец я увидел прямо по ходу темное отверстие в стене. Размеры его позволяли пройти не только одной, а целой дюжине подлодок одновременно. Отверстие было почти правильной круглой формы - и темным, как преисподняя.
- Я тоже согласен рискнуть, - присоединился Брэдли.
- Ну так вперед, ура и с нами Бог! - воскликнул молодой матрос, побывавший на фронте.
- Все по местам. К погружению приготовиться! - скомандовал я.
Отдав, наконец, команду "самый малый вперед", я не мог не почувствовать какой-то смутной тревоги. Куда мы движемся? Что ждет нас на выходе из этой гигантской клоаки? Не распрощались ли мы навеки со светом и жизнью, и не подстерегают ли нас впереди еще большие, чем прежде, опасности?
Я попытался отвлечься от этих мрачных мыслей, громко сообщая столпившейся внизу команде обо всем увиденном. В этот момент я был глазами всех своих товарищей и старался по мере сил держать их в курсе. Мы продвинулись почти на сотню ярдов, когда встретились с первым препятствием. Прямо по ходу туннель круто поворачивал вправо. Я видел в свете прожектора, как мощное течение с силой швыряет о стену влекомые потоком ветки и прочий мусор, и не без оснований опасался за безопасность "У-33" при столь резком повороте. Но выхода не было. Я намеренно ни о чем не предупредил остальных, это вызвало бы только лишние переживания. Ведь врежься мы в стену, конец был бы неотвратим. Отдав команду "полный вперед", я направил судно навстречу опасности. Чтобы вписаться в поворот, мне пришлось вплотную приблизиться к левой стене туннеля и надеяться, что двигатели не подведут. Что ж, мы проскочили, но еле-еле. В развернутом положении силой течения корму лодки все же ударило о скалу; раздался глухой удар, а затем противный скрежет металла корпуса по камню. Я приготовился уже к тому, что вода вот-вот ворвется внутрь корабля, но вскоре наблюдатели в трюме сообщили, что все в порядке. Еще через пятьдесят ярдов нас ждал новый поворот, на этот раз левый, но он оказался не таким крутым, как предыдущий, и мы преодолели его без особых затруднений. В дальнейшем плавание протекало спокойно, хотя я и был в постоянном напряжении, каждую секунду ожидая неприятностей. После второго поворота полторы или две сотни ярдов мы шли практически по прямой. Внезапно впереди посветлело. На душе у меня сразу стало легче, Я крикнул вниз, что вижу свет, и услышал благодарные возгласы стоявших внизу матросов. Мгновение спустя мы оказались в пронизанной солнцем воде; я немедленно поднял перископ и обвел взглядом самый удивительный ландшафт из всех виденных мною прежде.
Мы оказались посреди широкой и теперь уже медленной реки, берега которой были покрыты гигантскими древовидными папоротниками, раскинувшими свои могучие листья на пятьдесят, сто, двести футов. Рядом с лодкой что-то всплыло на поверхность и набросилось на перископ. Передо мной мелькнула широкая разверстая пасть, потом вдруг наступила темнота. Корпус лодки задрожал под рывками чудовищных челюстей. Секундой позже все прекратилось, и я снова мог рассматривать открывшийся нам незнакомый мир. Над деревьями в поле моего зрения взмыло огромное, не меньше кита, существо с крыльями, как у летучей мыши. Тело его напоминало ящерицу. Затем кто-то снова набросился на перископ, и изображение пропало. Не скрою, что давая команду к всплытию, я не мог прийти в себя. В какую невероятную страну забросила нас судьба!
Не успела палуба подняться из воды, как я уже, раздраив люк рубки, выпрыгнул на нее. Минутой позже открылся основной люк, и все свободные от вахты высыпали наружу. Ольсон под мышкой тащил наверх Ноба. Несколько минут никто не решался заговорить; я полагаю, что все, как впрочем и я сам, были настолько поражены, что ни у кого просто не поворачивался язык. Окружающее нас было столь странно и непривычно, как если бы мы вдруг оказались на другой планете, каким-то чудом переброшенные туда сквозь эфирную бездну. Даже трава на ближайшем от нас берегу была неземной - пышная, высокая, каждая травинка увенчана ярким цветком, фиолетовым или желтым, красным или голубым, образующей изумительный газон, превосходящий в своем великолепии любую человеческую фантазию, А животный мир! Жизнь вокруг просто кишела. Древовидные папоротники были усеяны обезьянами, змеями и ящерицами. Огромные насекомые наполняли воздух гудением и жужжанием. Могучие формы двигались среди прибрежных джунглей, вода в реке буквально кипела от живых существ, в воздухе парили гигантские существа, вымершие, если верить тому, чему нас учили, бесчисленное множество веков тому назад.
- Гляньте-ка! - воскликнул Ольсон. - К нам со дна в гости идет жираф.
Мы все повернулись в сторону Ольсона и увидели, как над поверхностью реки поднимается длинная блестящая шея, увенчанная маленькой головкой. Затем появилась спина чудовища, коричневая и блестящая от воды. Повернувшись, оно уставилось на нас, открыло пасть, похожую на пасть ящерицы, испустило хриплое шипение и двинулось в нашу сторону, В длину существо имело шестнадцать или восемнадцать футов и близко напоминало нижнеюрского плезиозавра, чье изображение я когда-то видел. Оно напало на нас с яростью бешеного быка. Можно было подумать, что оно собирается в одиночку сожрать подводную лодку, хотя, может быть, такая мысль действительно была в его голове.
Мы медленно продвигались против течения в момент атаки. Разинув пасть, вытянув шею на всю длину, чудовище быстро приближалось, работая всеми своими четырьмя мощными плавниками. Достигнув борта, оно сомкнуло челюсти на одном из стояков палубного ограждения и выдернуло его из гнезда с такой легкостью, как если бы это была зубочистка. При столь впечатляющей демонстрации титанической силы все мы невольно отступили на шаг назад, а Брэдли выхватил револьвер и выстрелил. Пуля попала в основание шеи, но вместо того, чтобы утихомирить, только еще больше разъярила ящера. Его шипение перешло в хриплый вопль, передняя часть туловища поднялась из воды и плезиозавр предпринял попытку взобраться по крутому борту на палубу с явным намерением закусить нами. С нашей стороны раздалось полдюжины выстрелов, но чудовище, хотя и пораженное в нескольких местах, не собиралось сдаваться и все дальше наползало на палубу.
Заметив, что неподалеку от меня находится Лиз, я попытался силой заставить ее спуститься в люк, чтобы избавить от угрожавшей опасности. К этому времени мы уже несколько дней не разговаривали, да и сейчас не произнесли ни слова; смерив меня презрительным и весьма красноречивым взглядом, она вырвалась у меня из рук. Поняв, что я ничего не смогу с ней поделать, не применяя насилия, я повернулся к ней спиной и постарался занять такую позицию, чтобы загородить ее в случае появления ящера на палубе. В этот же момент я увидел, как чудовище, перекинув через поручни один из своих плавников, сделало молниеносное движение головой и схватило одного из бошей. Я бросился вперед, на ходу расстреливая магазин своего пистолета в тело животного в попытке заставить его выпустить свою добычу, но с тем же успехом я мог бы палить в солнце.
С вопящим от боли и ужаса германцем в пасти, чудовище сползло с палубы и, очутившись в воде, сразу же нырнуло вместе со своей жертвой. Мы были потрясены этой кошмарной сценой. Тем не менее Ольсон заметил, что теперь баланс сил находится в нужном соотношении. В самом деле, после смерти Бенсона нас было девять на девять - девять германцев и девять "союзников", как мы себя называли, теперь же их оставалось только восемь. Впрочем, Лиз мы не причисляли ни к одной из сторон, хотя и убедились уже, что она - наша.
Таким образом, реплика Ольсона несколько разрядила атмосферу, по крайней мере для "союзников", и наше внимание вновь обратилось на реку, поскольку вокруг нас возник настоящий бедлам из шипящих, вопящих и беснующихся рептилий, абсолютно бесстрашных, голодных и злых. Они карабкались, заползали, протискивались на палубу, постепенно оттесняя нас все дальше и дальше, невзирая на непрерывную пистолетную стрельбу. Нас окружали твари всех форм и видов - страшные, огромные, чудовищные существа - настоящий мезозойский кошмар. Я проследил, чтобы Лиз как можно быстрее спустилась вниз; она прихватила с собой Ноба - бедняга долаялся чуть не до истерики. Я думаю, что он впервые со щенячьего возраста был так сильно напуган. Вслед за Лиз я отослал вниз Брэдли, затем наших и, наконец, германцев, находящихся на палубе - фон Шенворц в это время был все еще в кандалах под арестом.
Мерзкие твари уже наседали, когда я скатился вниз по трапу и, захлопнув люк, приказал "полный вперед", надеясь оставить нападавших позади, но это ни к чему не привело. Мало того, что каждая из рептилий могла легко догнать и перегнать нашу субмарину, их, чем выше по течению мы поднимались, становилось все больше. В конце концов, опасаясь серьезного столкновения с этими тварями на такой скорости в незнакомых водах, я приказал убавить ход, и дальше мы продвигались уже медленнее, с трудом пробиваясь сквозь буквально кишащую массу извивающихся тел. Я благодарил Бога за то, что мы проникли в Капрону именно на подводной лодке, а не на каком-либо другом судне, поскольку теперь живо представлял себе, что могло бы случиться с предприимчивыми мореплавателями, рискнувшими посетить этот затерянный мир, и почему до сих пор о Капроне никто ничего не слышал. Уверяю вас, только на субмарине человек имеет шанс достичь верховьев этой реки живым.
До темноты мы успели подняться вверх по реке миль на сорок. Я опасался лечь на грунт на ночь, поскольку лодку могло затянуть донным илом; якоря у нас не было, так что я подогнал лодку ближе к берегу, и во время одной из передышек от нападения ящеров мы закрепили ее за большое дерево. Кроме того, мы зачерпнули из реки немного воды, оказавшейся более подходящей на вкус, хотя все еще слишком теплой. Таким образом, у нас теперь была вода, но нам страшно хотелось свежего мяса. Мы не видели его уже несколько недель, а вид резвящихся вокруг пресмыкающихся навел меня на мысль о том, что бифштекс-другой из них может оказаться неплохим блюдом. Так что, прихватив винтовку, я выбрался на палубу. При виде меня огромная тварь также вскарабкалась на палубу. Я отступил на вершину рубки и, когда голова чудовища оказалась на одном уровне с площадкой, на которой я стоял, всадил ему пулю прямо между глаз.
Ящер остановился, поглядел на меня секунду удивленно, как бы говоря про себя: "Эта козявка кусается. Надо быть осторожней", раскрыл пасть и попытался меня схватить. Но меня на площадке уже не было. К этому моменту я уже скатился внутрь рубки, чуть не сломав при этом шею. Взглянув вверх, я обнаружил, что маленькая головка на длинной шее следует за мной; пришлось ретироваться еще ниже, пока я не растянулся на полу центрального отсека.
Глянув вверх, Ольсон бросился за топором, схватил его, забрался на лестницу и принялся усердно рубить эту ужасную морду. Микроскопический мозг пресмыкающегося мог вместить в себя не больше одной-единственной мысли. Весь изрубленный и с пулей между глаз, ящер упорно продолжал свои попытки проникнуть внутрь и сожрать Ольсона, несмотря на то, что его туловище было во много раз больше диаметра люка. Чудовище продолжало упорствовать в своих намерениях до тех пор, пока Ольсону не удалось отсечь ему голову. После этого двое матросов поднялись на палубу через главный люк. Один из них прикрывал второго, вырезавшего ляжку из плезиозавра Ольсона", как тут же окрестил его Брэдли. Ольсон тем временем отрубил длинную шею, уверяя, что из нее получится прекрасный суп. К тому времени, как следы крови в рубке были убраны, бифштексы и бульон, готовившиеся на камбузе, наполнили воздух божественным ароматом, а нас всех восхищением перед "plesiosaurus Olsoni" и всеми его сородичами.
Глава V
Бифштексы, оказавшиеся отменными на вкус, мы съели за ужином, а на следующее утро попробовали суп из плезиозавра. Было как-то непривычно употреблять в пищу мясо животного, вымершего, по меркам палеонтологов, несколько миллионов лет тому назад. Необычность новой диеты действовала несколько угнетающе на психику, но никак не затрагивала наш аппетит. Ольсон ел так, что я испугался, как бы он не лопнул.
Этим вечером Лиз ужинала вместе с нами в маленькой офицерской кают-компании сразу за торпедным отсеком. К разложенному узкому столу были придвинуты четыре стула, на которые мы и уселись впервые за несколько дней для совместной трапезы. На протяжении недель мы не видели другой пищи, кроме урезанных корабельных рационов из скудных запасов субмарины; сегодня на столе наконец-то присутствовало праздничное разнообразие. Нобу, сидевшему между Лиз и мною, доставались кусочки бифштекса из плезиозавра; я скармливал их ему с риском навсегда испортить его манеры. Да и он сам все время виновато поглядывал на меня, прекрасно понимая, что ни один хорошо воспитанный пес не будет попрошайничать за столом. Однако бедолага был настолько худ от скудной кормежки, что мне просто кусок не полез бы в горло, не раздели я его с Нобом по-братски, да к тому же и Лиз нравилось кормить его. А здесь я уже был бессилен.
Лиз была холодно вежлива со мной и подчеркнуто любезна с Брэдли и Ольсоном. Я знал, что у нее сдержанная натура, так что на многое не рассчитывал. И был благодарен за те редкие знаки внимания, которые мне доставались. Ужин протекал весьма приятно, за исключением только одного момента, когда Ольсон вдруг высказал предположение, что зверь, которого мы едим, возможно, тот самый, утащивший одного из германцев. Нам стоило немалых трудов и времени убедить Лиз продолжать еду, но в конце концов Брэдли уговорил ее, указав, что мы поднялись по реке более чем на сорок миль от того места, где был утянут под воду несчастный бош, и что за это время нам на глаза попались буквально тысячи этих речных обитателей, так что шансы на то, что мы едим того самого плезиозавра, весьма невелики.
- К тому же, - заключил он, - Ольсон наверняка сказал нарочно, чтобы самому съесть все бифштексы.
За столом мы обсуждали планы на будущее, но все эти разговоры носили чисто теоретический характер: мы пока имели слишком мало информации. Если вся эта страна населена такими или похожими чудовищами, то оставаться долгое время здесь невозможно, так что мы решили продолжать исследование ровно столько, сколько нужно, чтобы найти свежую воду и запастись мясом и фруктами, а затем вернуться тем же путем через туннель под скалами в открытое море.
И вот, наконец, мы улеглись на наши узкие койки с надеждой в душе, счастливые и умиротворенные, с полными желудками и проснулись наутро отдохнувшими и с зарядом оптимизма. Нам неожиданно легко удалось отчалить как мы позже узнали, ящеры выходят на охоту ближе к полудню. С полудня до полуночи они проявляют наибольшую активность, а с рассвета примерно до девяти часов утра - наименьшую. По правде говоря, за все то время, что мы готовились к отплытию, мы не увидели ни одного из них, но я все-таки предусмотрительно приказал занять свои места орудийному расчету на случай возможного нападения. Я надеялся, хотя и без полной уверенности, что снаряды смогут отпугнуть чудовищ. Деревья были усеяны обезьянами всех размеров и расцветок, а один раз нам показалось, что из глубины чащи за нами наблюдает какая-то человекоподобная фигура.
Вскоре после того как мы возобновили наше движение вверх по течению, справа по борту, с южной стороны, показалось устье одного из притоков нашей реки, и почти сразу за ним мы наткнулись на большой остров, пяти или шести миль в длину, а на пятидесятой примерно миле еще на один приток, более крупный, текущий с северо-запада; направление движения основного русла к этому времени изменилось с юго-западного на северо-восточное. Поверхность воды была свободна от пресмыкающихся, да и растительность по берегам стала, другой более редкой. Эвкалипты и акации перемежались с древовидными папоротниками, как будто две разные геологические формации наложились одна на другую. Трава стала менее пышной, хотя отдельные островки цветов пестрели среди зеленого ковра. Животных заметно поубавилось.
Шестью или семью милями дальше река значительно расширилась; перед нами открылось огромное водное пространство, судя по всему - внутреннее море, поскольку береговая линия стала недоступна взгляду. Окружающие нас воды были полны жизни. Попадались и рептилии в небольшом количестве, но в основном вода кишела мириадами рыб.
Вода внутреннего моря была очень теплой, почти горячей; горяча и удушлива была атмосфера над поверхностью моря.
Казалось странным, что за неприступными стенами Капроны плавали айсберги и дул обжигающий холодом южный ветер. Здесь же только легкий теплый и влажный ветерок овевал эти полные жизни воды. Мало-помалу мы начали освобождаться от лишней одежды, оставив на себе лишь самый минимум для соблюдения приличий. Причем нельзя сказать, что тепло исходило от солнца, скорее это было тепло водяной бани.
Мы продвигались вдоль северо-западного берега внутреннего моря, постоянно делая промеры. Море оказалось глубоким, дно его было каменистым и постепенно понижалось по направлению к центру; когда же я попробовал измерить глубину на большом удалении от берега, дна достичь не удалось. Через попадавшиеся на берегу прогалины можно было разглядеть отдаленную скалистую гряду, почти столь же неприступную с виду, как и та, что окружала Капрону с океанской стороны. У меня есть теория, что в далеком прошлом Капрона представляла собой гигантскую гору - возможно, самую большую в мире, - и что в результате вулканического катаклизма вершина горы взорвалась, образовав огромный кратер. Затем, с течением времени, весь массив постепенно опустился на дно моря, оставив на поверхности лишь вершину разрушенной взрывом горы. Окружающие Капрону кольцом скалы, центральное море-озеро, горячие ручьи, питающие его, - все указывало на высокую вероятность подобной гипотезы, да и животный и растительный мир служили веским доказательством материкового происхождения Капроны.
В продолжение нашего плавания вдоль берега лесные заросли перемежались открытыми пространствами, на которых мы видели пасущихся животных. Через подзорную трубу я разглядел большого красного оленя, несколько видов антилоп, стадо травоядных, напоминающих лошадь, а однажды увидел косматую тушу, более всего схожую с бизоном чудовищных размеров. В изобилии здесь было и дичи. Похоже, участь погибнуть от голода нам не угрожала. Однако, завидев нас, животные на берегу тут же умчались прочь, увлекая за собой и тех, что паслись дальше от воды, пока все они не скрылись в мареве отдаленного леса. Лишь гигантский косматый бык остался на месте. Нагнув голову, он следил за нами, пока мы проплывали мимо, а затем продолжил свою "трапезу".
Акулы не тронули нас с Нобом и на обратном пути к субмарине. Мой рассказ породил массу теорий и домыслов и вселил в души надежду и решимость. Общий ход мыслей примерно соответствовал моему, выводы тоже, но от этого воды у нас не прибавилось. Жажда давала о себе знать все ощутимее.
Остаток дня прошел все в том же скрупулезном и бесплодном поиске. Ни единого прохода, ни намека на него не находилось в неприступно-хмурых скалах, даже крошечной полоски пляжа мы больше не встретили. По мере приближения захода солнца падало и настроение. Я попытался было снова объясниться с Лиз, но она уклонилась от разговора, так что кроме жажды меня угнетала еще и эта проблема. Настроение поднялось только с восходом, вселившим новые надежды после бессонной ночи. Впрочем, утренние поиски этих надежд не оправдали. Капрона оставалась неприступной - таково было всеобщее убеждение; и все же мы упорно шли вперед. Было где-то две склянки по полудню когда Брэдли обратил внимание на ветку дерева с листвой, плавающую в море.
- Может быть, ее вынесла какая-то река, - предположил он.
- Да, может быть, - ответил я, - а может быть, она упала или была сброшена с одного из этих утесов.
Лицо у Брэдли вытянулось.
- Я тоже подумал об этом, - признался он, - но так хочется, чтобы было по-другому.
- Правильно! - воскликнул я. - Мы должны верить в лучшее, пока не убедимся в обратном. Мы не можем позволить себе потерять присутствие духа, когда оно нам так необходимо. Ветку вынесла река, и мы найдем эту реку! - Я даже ударил кулаком по раскрытой ладони, стараясь подчеркнуть свою решимость, к сожалению, ничем не подкрепленную. И вдруг...
- Погляди, Брэдли! Ты видишь? - и я указал на воду около берега. - Ты видишь? Там!
Какие-то цветы, трава и еще ветка с листьями плыли навстречу нам. Мы оба уставились на воду. Брэдли, очевидно, что-то обнаружил и крикнул вниз, чтобы ему подали бачок и веревку; когда требуемые предметы были переданы, он спустил бачок за борт и вытянул наверх полным. Затем он попробовал содержимое на вкус и, выпрямившись, торжествующе поглядел на меня, как бы утверждая: "А что я говорил!"
- Вода теплая, - объявил он, - и пресная!
Я выхватил у него бачок и тоже попробовал. Вода была очень теплой, она была пресной, но на вкус весьма неприятной.
- Вам когда-нибудь приходилось пить воду из стоячего пруда, полного головастиков? - спросил Брэдли.
- Точно! - воскликнул я. - Тот самый вкус, хотя последний раз я пробовал нечто подобное еще в детстве; непонятно только, каким образом проточная вода может иметь такой привкус и какого черта она такая теплая? В ней 70-80° по Фаренгейту, если не больше.
- Да, - согласился Брэдли, - я бы сказал, что больше, а главное, откуда она вытекает?
- Ну это мы легко обнаружим, - ответил я. - Источник не может находиться в океане, значит, он на суше, так что нам остается только идти по течению, пока не доберемся до истока.
Мы были достаточно близко к берегу, но тем не менее я приказал повернуть "У-33" носом к суше. Двигаясь черепашьим шагом, постоянно черпая и пробуя воду, чтобы не выйти из границ потока пресной воды, мы приблизились к берегу почти вплотную. Слабый ветер и спокойный прибой позволяли сделать это без особой опасности. Промеры по-прежнему не достигали дна, на берегу не наблюдалось никаких признаков не только реки, но даже крохотного ручейка, а ведь соленая океанская вода была вытеснена пресной не менее чем на две сотни ярдов от берега! Был час отлива. Это, а также сильное подводное течение предохраняли нас от столкновения со скалами. Мы находились не более чем в двадцати пяти футах от возвышающихся отвесных скал. Ни единого отверстия, сплошной монолит. Пока мы недоуменно вглядывались то в воду, то в скалы, у Ольсона появилась мысль, что пресная вода поступает из подводного гейзера и это объясняет ее высокую температуру, но в тот самый момент, когда он высказывал ее на поверхность всплыл целый куст, покрытый листьями и цветами, и закачался на волнах слева по борту подлодки.
- Цветущие кусты не растут в подземных пустотах, из которых бьют гейзеры, - заметил Брэдли.
- Ну тогда я не знаю, - покачал головой Ольсон.
- Я знаю! - воскликнул я. - Смотрите! - И указал на основание утеса прямо перед нами, обнаженное продолжающимся отливом. Теперь уже все увидели то, что первым увидел я, - край темного отверстия в стене, через которое изливался пресноводный поток.
- Это же русло подземной реки! - вскричал я. - Где-то она течет по поверхности, покрытой растительностью, освещаемой солнцем. Нигде под землей не растут такие виды флоры, которые мы встретили. Следовательно, за стеной скал лежат плодородные земли, есть пресная вода и, может быть, дичь.
- Да, сэр, - согласился Ольсон, - там, за стеной! Вы верно выразились, сэр, - там за стеной!
Брэдли засмеялся, хотя и не слишком весело.
- С тем же успехом, сэр, вы могли бы обратить наше внимание на тот факт, что на Марсе, по последним научным данным, тоже есть пресная вода и растительность.
- Ничего подобного, - парировал я, - подводная лодка не приспособлена к передвижению в космосе, а вот для плавания под водой вполне годится.
- Так вы собираетесь сунуться в эту черную дыру? - спросил Ольсон.
- Собираюсь, Ольсон, - ответил я. - Если мы не найдем пищи и воды на Капроне, у нас нет и одного шанса, чтобы выжить. Хотя эта вода, что вытекает из стены, пресная, для питья она не годится, но вполне логично допустить наличие на поверхности достаточно чистых протоков, а также травы, фруктов и дичи. Так неужели мы останемся на месте и погибнем от голода и жажды, когда страна изобилия находится от нас, может быть, в сотне ярдов? У нас есть все возможности для плавания по подземной реке. Разве мы так трусливы, что даже не попытаемся их использовать?
- Я готов, - сказал Ольсон.
Не прошло и минуты, как палуба опустела, люки были задраены и "У-33" начала погружение - может быть, последнее. У меня было именно такое чувство; думаю, что и большинство остальных ощущало то же самое. После погружения я занял свое место в рубке. Луч прожектора слабо освещал путь. Погружались мы очень медленно, стараясь удерживать нос лодки в нужном направлении. Наконец я увидел прямо по ходу темное отверстие в стене. Размеры его позволяли пройти не только одной, а целой дюжине подлодок одновременно. Отверстие было почти правильной круглой формы - и темным, как преисподняя.
- Я тоже согласен рискнуть, - присоединился Брэдли.
- Ну так вперед, ура и с нами Бог! - воскликнул молодой матрос, побывавший на фронте.
- Все по местам. К погружению приготовиться! - скомандовал я.
Отдав, наконец, команду "самый малый вперед", я не мог не почувствовать какой-то смутной тревоги. Куда мы движемся? Что ждет нас на выходе из этой гигантской клоаки? Не распрощались ли мы навеки со светом и жизнью, и не подстерегают ли нас впереди еще большие, чем прежде, опасности?
Я попытался отвлечься от этих мрачных мыслей, громко сообщая столпившейся внизу команде обо всем увиденном. В этот момент я был глазами всех своих товарищей и старался по мере сил держать их в курсе. Мы продвинулись почти на сотню ярдов, когда встретились с первым препятствием. Прямо по ходу туннель круто поворачивал вправо. Я видел в свете прожектора, как мощное течение с силой швыряет о стену влекомые потоком ветки и прочий мусор, и не без оснований опасался за безопасность "У-33" при столь резком повороте. Но выхода не было. Я намеренно ни о чем не предупредил остальных, это вызвало бы только лишние переживания. Ведь врежься мы в стену, конец был бы неотвратим. Отдав команду "полный вперед", я направил судно навстречу опасности. Чтобы вписаться в поворот, мне пришлось вплотную приблизиться к левой стене туннеля и надеяться, что двигатели не подведут. Что ж, мы проскочили, но еле-еле. В развернутом положении силой течения корму лодки все же ударило о скалу; раздался глухой удар, а затем противный скрежет металла корпуса по камню. Я приготовился уже к тому, что вода вот-вот ворвется внутрь корабля, но вскоре наблюдатели в трюме сообщили, что все в порядке. Еще через пятьдесят ярдов нас ждал новый поворот, на этот раз левый, но он оказался не таким крутым, как предыдущий, и мы преодолели его без особых затруднений. В дальнейшем плавание протекало спокойно, хотя я и был в постоянном напряжении, каждую секунду ожидая неприятностей. После второго поворота полторы или две сотни ярдов мы шли практически по прямой. Внезапно впереди посветлело. На душе у меня сразу стало легче, Я крикнул вниз, что вижу свет, и услышал благодарные возгласы стоявших внизу матросов. Мгновение спустя мы оказались в пронизанной солнцем воде; я немедленно поднял перископ и обвел взглядом самый удивительный ландшафт из всех виденных мною прежде.
Мы оказались посреди широкой и теперь уже медленной реки, берега которой были покрыты гигантскими древовидными папоротниками, раскинувшими свои могучие листья на пятьдесят, сто, двести футов. Рядом с лодкой что-то всплыло на поверхность и набросилось на перископ. Передо мной мелькнула широкая разверстая пасть, потом вдруг наступила темнота. Корпус лодки задрожал под рывками чудовищных челюстей. Секундой позже все прекратилось, и я снова мог рассматривать открывшийся нам незнакомый мир. Над деревьями в поле моего зрения взмыло огромное, не меньше кита, существо с крыльями, как у летучей мыши. Тело его напоминало ящерицу. Затем кто-то снова набросился на перископ, и изображение пропало. Не скрою, что давая команду к всплытию, я не мог прийти в себя. В какую невероятную страну забросила нас судьба!
Не успела палуба подняться из воды, как я уже, раздраив люк рубки, выпрыгнул на нее. Минутой позже открылся основной люк, и все свободные от вахты высыпали наружу. Ольсон под мышкой тащил наверх Ноба. Несколько минут никто не решался заговорить; я полагаю, что все, как впрочем и я сам, были настолько поражены, что ни у кого просто не поворачивался язык. Окружающее нас было столь странно и непривычно, как если бы мы вдруг оказались на другой планете, каким-то чудом переброшенные туда сквозь эфирную бездну. Даже трава на ближайшем от нас берегу была неземной - пышная, высокая, каждая травинка увенчана ярким цветком, фиолетовым или желтым, красным или голубым, образующей изумительный газон, превосходящий в своем великолепии любую человеческую фантазию, А животный мир! Жизнь вокруг просто кишела. Древовидные папоротники были усеяны обезьянами, змеями и ящерицами. Огромные насекомые наполняли воздух гудением и жужжанием. Могучие формы двигались среди прибрежных джунглей, вода в реке буквально кипела от живых существ, в воздухе парили гигантские существа, вымершие, если верить тому, чему нас учили, бесчисленное множество веков тому назад.
- Гляньте-ка! - воскликнул Ольсон. - К нам со дна в гости идет жираф.
Мы все повернулись в сторону Ольсона и увидели, как над поверхностью реки поднимается длинная блестящая шея, увенчанная маленькой головкой. Затем появилась спина чудовища, коричневая и блестящая от воды. Повернувшись, оно уставилось на нас, открыло пасть, похожую на пасть ящерицы, испустило хриплое шипение и двинулось в нашу сторону, В длину существо имело шестнадцать или восемнадцать футов и близко напоминало нижнеюрского плезиозавра, чье изображение я когда-то видел. Оно напало на нас с яростью бешеного быка. Можно было подумать, что оно собирается в одиночку сожрать подводную лодку, хотя, может быть, такая мысль действительно была в его голове.
Мы медленно продвигались против течения в момент атаки. Разинув пасть, вытянув шею на всю длину, чудовище быстро приближалось, работая всеми своими четырьмя мощными плавниками. Достигнув борта, оно сомкнуло челюсти на одном из стояков палубного ограждения и выдернуло его из гнезда с такой легкостью, как если бы это была зубочистка. При столь впечатляющей демонстрации титанической силы все мы невольно отступили на шаг назад, а Брэдли выхватил револьвер и выстрелил. Пуля попала в основание шеи, но вместо того, чтобы утихомирить, только еще больше разъярила ящера. Его шипение перешло в хриплый вопль, передняя часть туловища поднялась из воды и плезиозавр предпринял попытку взобраться по крутому борту на палубу с явным намерением закусить нами. С нашей стороны раздалось полдюжины выстрелов, но чудовище, хотя и пораженное в нескольких местах, не собиралось сдаваться и все дальше наползало на палубу.
Заметив, что неподалеку от меня находится Лиз, я попытался силой заставить ее спуститься в люк, чтобы избавить от угрожавшей опасности. К этому времени мы уже несколько дней не разговаривали, да и сейчас не произнесли ни слова; смерив меня презрительным и весьма красноречивым взглядом, она вырвалась у меня из рук. Поняв, что я ничего не смогу с ней поделать, не применяя насилия, я повернулся к ней спиной и постарался занять такую позицию, чтобы загородить ее в случае появления ящера на палубе. В этот же момент я увидел, как чудовище, перекинув через поручни один из своих плавников, сделало молниеносное движение головой и схватило одного из бошей. Я бросился вперед, на ходу расстреливая магазин своего пистолета в тело животного в попытке заставить его выпустить свою добычу, но с тем же успехом я мог бы палить в солнце.
С вопящим от боли и ужаса германцем в пасти, чудовище сползло с палубы и, очутившись в воде, сразу же нырнуло вместе со своей жертвой. Мы были потрясены этой кошмарной сценой. Тем не менее Ольсон заметил, что теперь баланс сил находится в нужном соотношении. В самом деле, после смерти Бенсона нас было девять на девять - девять германцев и девять "союзников", как мы себя называли, теперь же их оставалось только восемь. Впрочем, Лиз мы не причисляли ни к одной из сторон, хотя и убедились уже, что она - наша.
Таким образом, реплика Ольсона несколько разрядила атмосферу, по крайней мере для "союзников", и наше внимание вновь обратилось на реку, поскольку вокруг нас возник настоящий бедлам из шипящих, вопящих и беснующихся рептилий, абсолютно бесстрашных, голодных и злых. Они карабкались, заползали, протискивались на палубу, постепенно оттесняя нас все дальше и дальше, невзирая на непрерывную пистолетную стрельбу. Нас окружали твари всех форм и видов - страшные, огромные, чудовищные существа - настоящий мезозойский кошмар. Я проследил, чтобы Лиз как можно быстрее спустилась вниз; она прихватила с собой Ноба - бедняга долаялся чуть не до истерики. Я думаю, что он впервые со щенячьего возраста был так сильно напуган. Вслед за Лиз я отослал вниз Брэдли, затем наших и, наконец, германцев, находящихся на палубе - фон Шенворц в это время был все еще в кандалах под арестом.
Мерзкие твари уже наседали, когда я скатился вниз по трапу и, захлопнув люк, приказал "полный вперед", надеясь оставить нападавших позади, но это ни к чему не привело. Мало того, что каждая из рептилий могла легко догнать и перегнать нашу субмарину, их, чем выше по течению мы поднимались, становилось все больше. В конце концов, опасаясь серьезного столкновения с этими тварями на такой скорости в незнакомых водах, я приказал убавить ход, и дальше мы продвигались уже медленнее, с трудом пробиваясь сквозь буквально кишащую массу извивающихся тел. Я благодарил Бога за то, что мы проникли в Капрону именно на подводной лодке, а не на каком-либо другом судне, поскольку теперь живо представлял себе, что могло бы случиться с предприимчивыми мореплавателями, рискнувшими посетить этот затерянный мир, и почему до сих пор о Капроне никто ничего не слышал. Уверяю вас, только на субмарине человек имеет шанс достичь верховьев этой реки живым.
До темноты мы успели подняться вверх по реке миль на сорок. Я опасался лечь на грунт на ночь, поскольку лодку могло затянуть донным илом; якоря у нас не было, так что я подогнал лодку ближе к берегу, и во время одной из передышек от нападения ящеров мы закрепили ее за большое дерево. Кроме того, мы зачерпнули из реки немного воды, оказавшейся более подходящей на вкус, хотя все еще слишком теплой. Таким образом, у нас теперь была вода, но нам страшно хотелось свежего мяса. Мы не видели его уже несколько недель, а вид резвящихся вокруг пресмыкающихся навел меня на мысль о том, что бифштекс-другой из них может оказаться неплохим блюдом. Так что, прихватив винтовку, я выбрался на палубу. При виде меня огромная тварь также вскарабкалась на палубу. Я отступил на вершину рубки и, когда голова чудовища оказалась на одном уровне с площадкой, на которой я стоял, всадил ему пулю прямо между глаз.
Ящер остановился, поглядел на меня секунду удивленно, как бы говоря про себя: "Эта козявка кусается. Надо быть осторожней", раскрыл пасть и попытался меня схватить. Но меня на площадке уже не было. К этому моменту я уже скатился внутрь рубки, чуть не сломав при этом шею. Взглянув вверх, я обнаружил, что маленькая головка на длинной шее следует за мной; пришлось ретироваться еще ниже, пока я не растянулся на полу центрального отсека.
Глянув вверх, Ольсон бросился за топором, схватил его, забрался на лестницу и принялся усердно рубить эту ужасную морду. Микроскопический мозг пресмыкающегося мог вместить в себя не больше одной-единственной мысли. Весь изрубленный и с пулей между глаз, ящер упорно продолжал свои попытки проникнуть внутрь и сожрать Ольсона, несмотря на то, что его туловище было во много раз больше диаметра люка. Чудовище продолжало упорствовать в своих намерениях до тех пор, пока Ольсону не удалось отсечь ему голову. После этого двое матросов поднялись на палубу через главный люк. Один из них прикрывал второго, вырезавшего ляжку из плезиозавра Ольсона", как тут же окрестил его Брэдли. Ольсон тем временем отрубил длинную шею, уверяя, что из нее получится прекрасный суп. К тому времени, как следы крови в рубке были убраны, бифштексы и бульон, готовившиеся на камбузе, наполнили воздух божественным ароматом, а нас всех восхищением перед "plesiosaurus Olsoni" и всеми его сородичами.
Глава V
Бифштексы, оказавшиеся отменными на вкус, мы съели за ужином, а на следующее утро попробовали суп из плезиозавра. Было как-то непривычно употреблять в пищу мясо животного, вымершего, по меркам палеонтологов, несколько миллионов лет тому назад. Необычность новой диеты действовала несколько угнетающе на психику, но никак не затрагивала наш аппетит. Ольсон ел так, что я испугался, как бы он не лопнул.
Этим вечером Лиз ужинала вместе с нами в маленькой офицерской кают-компании сразу за торпедным отсеком. К разложенному узкому столу были придвинуты четыре стула, на которые мы и уселись впервые за несколько дней для совместной трапезы. На протяжении недель мы не видели другой пищи, кроме урезанных корабельных рационов из скудных запасов субмарины; сегодня на столе наконец-то присутствовало праздничное разнообразие. Нобу, сидевшему между Лиз и мною, доставались кусочки бифштекса из плезиозавра; я скармливал их ему с риском навсегда испортить его манеры. Да и он сам все время виновато поглядывал на меня, прекрасно понимая, что ни один хорошо воспитанный пес не будет попрошайничать за столом. Однако бедолага был настолько худ от скудной кормежки, что мне просто кусок не полез бы в горло, не раздели я его с Нобом по-братски, да к тому же и Лиз нравилось кормить его. А здесь я уже был бессилен.
Лиз была холодно вежлива со мной и подчеркнуто любезна с Брэдли и Ольсоном. Я знал, что у нее сдержанная натура, так что на многое не рассчитывал. И был благодарен за те редкие знаки внимания, которые мне доставались. Ужин протекал весьма приятно, за исключением только одного момента, когда Ольсон вдруг высказал предположение, что зверь, которого мы едим, возможно, тот самый, утащивший одного из германцев. Нам стоило немалых трудов и времени убедить Лиз продолжать еду, но в конце концов Брэдли уговорил ее, указав, что мы поднялись по реке более чем на сорок миль от того места, где был утянут под воду несчастный бош, и что за это время нам на глаза попались буквально тысячи этих речных обитателей, так что шансы на то, что мы едим того самого плезиозавра, весьма невелики.
- К тому же, - заключил он, - Ольсон наверняка сказал нарочно, чтобы самому съесть все бифштексы.
За столом мы обсуждали планы на будущее, но все эти разговоры носили чисто теоретический характер: мы пока имели слишком мало информации. Если вся эта страна населена такими или похожими чудовищами, то оставаться долгое время здесь невозможно, так что мы решили продолжать исследование ровно столько, сколько нужно, чтобы найти свежую воду и запастись мясом и фруктами, а затем вернуться тем же путем через туннель под скалами в открытое море.
И вот, наконец, мы улеглись на наши узкие койки с надеждой в душе, счастливые и умиротворенные, с полными желудками и проснулись наутро отдохнувшими и с зарядом оптимизма. Нам неожиданно легко удалось отчалить как мы позже узнали, ящеры выходят на охоту ближе к полудню. С полудня до полуночи они проявляют наибольшую активность, а с рассвета примерно до девяти часов утра - наименьшую. По правде говоря, за все то время, что мы готовились к отплытию, мы не увидели ни одного из них, но я все-таки предусмотрительно приказал занять свои места орудийному расчету на случай возможного нападения. Я надеялся, хотя и без полной уверенности, что снаряды смогут отпугнуть чудовищ. Деревья были усеяны обезьянами всех размеров и расцветок, а один раз нам показалось, что из глубины чащи за нами наблюдает какая-то человекоподобная фигура.
Вскоре после того как мы возобновили наше движение вверх по течению, справа по борту, с южной стороны, показалось устье одного из притоков нашей реки, и почти сразу за ним мы наткнулись на большой остров, пяти или шести миль в длину, а на пятидесятой примерно миле еще на один приток, более крупный, текущий с северо-запада; направление движения основного русла к этому времени изменилось с юго-западного на северо-восточное. Поверхность воды была свободна от пресмыкающихся, да и растительность по берегам стала, другой более редкой. Эвкалипты и акации перемежались с древовидными папоротниками, как будто две разные геологические формации наложились одна на другую. Трава стала менее пышной, хотя отдельные островки цветов пестрели среди зеленого ковра. Животных заметно поубавилось.
Шестью или семью милями дальше река значительно расширилась; перед нами открылось огромное водное пространство, судя по всему - внутреннее море, поскольку береговая линия стала недоступна взгляду. Окружающие нас воды были полны жизни. Попадались и рептилии в небольшом количестве, но в основном вода кишела мириадами рыб.
Вода внутреннего моря была очень теплой, почти горячей; горяча и удушлива была атмосфера над поверхностью моря.
Казалось странным, что за неприступными стенами Капроны плавали айсберги и дул обжигающий холодом южный ветер. Здесь же только легкий теплый и влажный ветерок овевал эти полные жизни воды. Мало-помалу мы начали освобождаться от лишней одежды, оставив на себе лишь самый минимум для соблюдения приличий. Причем нельзя сказать, что тепло исходило от солнца, скорее это было тепло водяной бани.
Мы продвигались вдоль северо-западного берега внутреннего моря, постоянно делая промеры. Море оказалось глубоким, дно его было каменистым и постепенно понижалось по направлению к центру; когда же я попробовал измерить глубину на большом удалении от берега, дна достичь не удалось. Через попадавшиеся на берегу прогалины можно было разглядеть отдаленную скалистую гряду, почти столь же неприступную с виду, как и та, что окружала Капрону с океанской стороны. У меня есть теория, что в далеком прошлом Капрона представляла собой гигантскую гору - возможно, самую большую в мире, - и что в результате вулканического катаклизма вершина горы взорвалась, образовав огромный кратер. Затем, с течением времени, весь массив постепенно опустился на дно моря, оставив на поверхности лишь вершину разрушенной взрывом горы. Окружающие Капрону кольцом скалы, центральное море-озеро, горячие ручьи, питающие его, - все указывало на высокую вероятность подобной гипотезы, да и животный и растительный мир служили веским доказательством материкового происхождения Капроны.
В продолжение нашего плавания вдоль берега лесные заросли перемежались открытыми пространствами, на которых мы видели пасущихся животных. Через подзорную трубу я разглядел большого красного оленя, несколько видов антилоп, стадо травоядных, напоминающих лошадь, а однажды увидел косматую тушу, более всего схожую с бизоном чудовищных размеров. В изобилии здесь было и дичи. Похоже, участь погибнуть от голода нам не угрожала. Однако, завидев нас, животные на берегу тут же умчались прочь, увлекая за собой и тех, что паслись дальше от воды, пока все они не скрылись в мареве отдаленного леса. Лишь гигантский косматый бык остался на месте. Нагнув голову, он следил за нами, пока мы проплывали мимо, а затем продолжил свою "трапезу".