Страница:
Благодаря разведке удалось выяснить, что итальянцы не переставили мины по-зимнему. Часть из них вмерзла в грунт, остальные под слоем снега оказались схвачены ледяной коркой. И хотя возможность взрыва отдельных экземпляров не исключалась, в целом минное поле серьезной опасности не представляло. И в этом тоже итальянцы не приспособились к русской зиме».
Когда в середине декабря 1942 года четыре советских танковых корпуса взломали линейную, без оперативных резервов, оборону 8-й армии на Среднем Дону, итальянцы, так и не сумев «акклиматизироваться», побежали, бросая склады с имуществом и все, что могло снизить скорость, распространяя в тыл панику, «для которой все было уже готово» (правда, мины, хоть и установленные «по-летнему», нормально сработали, когда прямо по ним традиционно двинули танки. Но такие «глупости» наших генералов никогда не смущали. Представитель Ставки Н.Н. Воронов приказал «усилить нажим» на врага, заявив: «Назад для нас хода нет! Пусть мы потеряем еще столько же танков, но зато наши подвижные соединения завтра вырвутся на оперативный простор». Мне нравится вороновское «для нас», сам-то он не в танке сидел).
Лейтенант Эудженио Корти из дивизии «Пасубио» вспоминал: «Русские танки вызвали бегство всех тылов. Мы были еще на передовой, а далеко позади нас уже бежали охваченные невообразимой паникой. Люди висли на бортах грузовиков и, потеряв силы, падали под колеса. Солдаты старались остановить автомашины, преградив дорогу, но машины сбивали их, не сбрасывая газ, потому что лишний груз мог лишить их возможности спастись. Один двадцатилетний шофер из Кома рассказывал мне, что, сбив подряд несколько человек, стоявших на пути, он обнаружил у себя в кабине чью-то оторванную руку... Штабов больше не существовало. Наш командир корпуса бежал вместе со штабом до начала окружения, затем вернулся к своим войскам и, наконец, когда кольцо стало замыкаться, вновь пытался бежать. Среди нас был офицер, который клялся, что видел, как генерал бросился вперед с автоматом в руках и пал от пуль русских. Однако через несколько недель, выйдя из окружения, мы увидели, что он не только жив, но и прекрасно себя чувствует. Ясно, что беспорядок в этих условиях достиг апогея». На этом фоне разительным контрастом выделялись отходившие немецкие части: «Разница сразу же бросалась в глаза. Немцы были в белых маскхалатах, на ногах у них – валенки. Их машины имели горючее. Кроме того, у них было много саней, запряженных одной или двумя лошадьми, на которых по очереди ехало по 8 – 10 солдат. Там же лежали оружие и ранцы. Немцы отступали в порядке... Печальное явление: итальянцы несли потери главным образом из-за беспорядка, потери уверенности в себе».
Когда граф Чиано, находившийся в это время с визитом в ставке Гитлера, поинтересовался сведениями о потерях итальянских частей, ему ответили: «Никаких потерь нет: они просто бегут». Правда, удалось это не всем. В ходе операции «Малый Сатурн» были разгромлены 6 дивизий и 3 бригады, то есть две трети армии «италов». Из 120 тысяч солдат наиболее пострадавших 35-го и 2-го корпусов спаслось 40 тысяч.
Волна советского наступления не задела лишь левофланговый Альпийский корпус (горные дивизии «Тридентина», «Кунеензе», «Джулия» и охранная дивизия «Виченца»), которым командовал генерал Габриэле Наски.
Но именно в его зоне ответственности и примкнувшего справа 24-го танкового корпуса, подчинившего себе все сохранившие боеспособность немецкие части, планировалось теперь ввести в сражение 530 танков генерала П.С. Рыбалко.
Удары войск Воронежского фронта должны были развиваться по трем сходящимся направлениям. Северная группировка с плацдарма в районе Первое Сторожевое главными силами 40-й армии генерал-лейтенанта К.С. Москаленко, поворачивая по дуге на юг, прорывалась на Алексеевку, чтобы соединиться с южной группировкой фронта, а частью сил наступала на Острогожск. Успех главных сил должен был обеспечить 4-й танковый корпус генерал-майора А.Г. Кравченко.
Южная группа – 3-я танковая армия и 7-й кавалерийский корпус генерал-майора С.В. Соколова – наносила глубокий охватывающий удар от Кантемировки в северо-западном направлении навстречу 40-й армии.
В центре 18-й отдельный стрелковый корпус генерал-майора П.М. Зыкова, действуя со Щучьенского плацдарма в расходящихся направлениях, должен был рассечь оборону венгров и соединиться с «северными» и «южными» у Острогожска и Карпенково.
В результате предполагалось окружить не менее 15 вражеских дивизий.
От 60-й армии генерал-майора И.Д. Черняховского требовалось активными действиями связать силы противника в районе Воронежа и прикрыть армию Москаленко от возможного контрудара в правый фланг.
6-я армия Юго-Западного фронта, содействуя войскам Ф.И. Голикова, ударяла на Белолуцк, Покровское.
Конкретная подготовка к операции, начало которой назначили на 12 января 1943 года, развернулась с 25 декабря, по возвращении командующего фронтом из Москвы. В первую очередь – в 40-й армии, поскольку 18-й стрелковый корпус только формировался из правофланговых дивизий 6-й армии, а 3-я танковая армия едва начала грузиться в эшелоны где-то в районе Калуги. Причем этот процесс занял 15 дней, ввиду несвоевременной подачи эшелонов на одни станции, опоздания частей на другие и «отсутствия достаточного опыта в погрузке у ряда командиров».
Для генерала Москаленко проблема состояла в том, что всю первую половину декабря его войска, обеспечивая интересы Юго-Западного фронта, в целях дезинформации противника изображали подготовку крупного наступления именно со сторожевского плацдарма: проделывали проходы в минных полях, тянули ходы сообщения к своему переднему краю и апроши к окопам противника, проводили рекогносцировки, сооружали укрытия, командные пункты и позиции для артиллерии, прокладывали дороги и дополнительные ледовые переправы через Дон.
Теперь задача командарма изменилась диаметрально противоположным образом – чтобы добиться внезапности, следовало убедить неприятеля в том, что данное направление является ложным, а в действительности 40-я армия будет наступать в сторону Воронежа.
Поэтому, не прекращая работ на плацдарме, в армии развернули бурную деятельность на своем правом фланге. Здесь к передовой двигались пешие колонны, дымили полевые кухни, саперы «скрытно» проводили разминирование, артиллеристы пристреливали ориентиры, по ночам мелькали фары автомобилей и ревели двигатели танков. Одновременно велось интенсивное обучение войск, заготавливались сани и деревянные лопаты – наступать предстояло по глубокому снегу. Пока запасные и резервные полки, имитируя сосредоточение войск на воронежском направлении, днем маршировали «туда», а ночью «обратно», Москаленко удалось скрытно сосредоточить на участке прорыва почти всю свою армию и всю артиллерию.
Остальные 75 километров фронта прикрывали учебные батальоны, полковые группы и армейские курсы младших лейтенантов, имевшие в общей сложности 57 орудий и минометов.
3 января с целью оказания методической и организационной помощи в штаб Ф.И. Голикова в качестве представителей Ставки прибыли два самых крупнокалиберных стратега Красной Армии – товарищи Константинов и Михайлов – заместитель Сталина генерал армии Жуков и начальник Генерального штаба генерал-полковник Василевский. Куратором отдельного стрелкового корпуса назначили начальника Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанта А.И. Антонова. Проверяющие установили, что «лучше других и наиболее грамотно оказались отработанными решения и план действий у товарища Москаленко», а товарищ Рыбалко, едва прибывший малой скоростью вместе со своим штабом, – «человек подготовленный и в обстановке разбирается неплохо». (Начальник штаба фронта генерал М.И. Казаков немало пенял: «Штаб Рыбалко занимался отправкой войск по железной дороге, а затем сам вместе с командармом погрузился в эшелон и двинулся в район Кантемировки. Он потратил на дорогу пять драгоценных суток, хотя мог бы прибыть на место за сутки на автомашинах и за несколько часов – на самолетах».)
Зато сосредоточение войск шло безобразно: пятнадцать эшелонов 3-й танковой армии и десять эшелонов кавалерийского корпуса 7 января еще находились на пути к станциям выгрузки – Таловая, Бутурлиновка, Калач. На преодоление расстояния от мест погрузки – в среднем 750 километров – составам понадобилось от семи до пятнадцати суток. После чего соединения преодолевали еще 200 километров до Кантемировки своим ходом. В связи с этим представители Ставки попросили «товарища Васильева» Иосифа Виссарионовича лично пропесочить начальника тыла Красной Армии товарища А.В. Хрулева за исключительно плохую работу. Все участники событий дружно отмечают, что сия жалоба возымела должное действие, железнодорожные перевозки «резко улучшились», но дату начала операции все равно пришлось отодвинуть на двое суток.
После чего «товарищ Константинов» убыл на северо-западное направление – контролировать штурм Великих Лук и операцию «Искра».
Тем временем на Воронежский фронт потоком прибывали эшелоны с пополнением, боевой техникой, горючим, боеприпасами.
На главных направлениях были созданы мощные ударные группировки, плотность артиллерии на участках прорыва, имевших ширину 10 – 13 км, довели до 120 – 170 стволов, а танков сопровождения пехоты – 10 – 12 машин на километр фронта. Кроме того, каждая группировка поддерживалась значительным количеством «катюш». Так, в распоряжении командующего 40-й армией, наряду с 10-й артиллерийской дивизией, имелись четыре отдельных полка реактивной артиллерии, один отдельный дивизион и 4-я гвардейская минометная дивизия – это 250 боевых машин БМ-13 и 576 пусковых станков М-30. В полосе 3-й танковой армии к артподготовке привлекались 682 орудия, 911 минометов и 287 реактивных установок.
Как вспоминает К.С. Москаленко, профессиональный артиллерист: «Те наступательные операции, в которых мне раньше пришлось участвовать, никогда не имели такого мощного артиллерийского обеспечения». А участвовал Кирилл Семенович в самых жарких делах, начиная с 23 июня 1941 года, когда его 1-я моторизованная противотанковая бригада встала на пути танкового клина фон Клейста.
Не знаю, исходя из какой арифметики, А.М. Василевский, а вслед за ним М.И. Казаков утверждали, что «мы превосходили врага лишь в танках и артиллерии, но в личном составе и авиации соотношение сил было не в нашу пользу». Дескать, не числом воевали, а умением. Но даже на карте видно, что на каждый корпус противника у наших полководцев наличествовала полнокровная армия. (Традицию заложили древние греки, которые и придумали Историю. «Отец» всех историков Геродот, сообщая доверчивым читателям о невероятном численном преимуществе персов и тем самым еще более превознося воинское искусство и героизм греков, насчитал в армии царя Ксеркса более 4 миллионов человек. На самом деле, учитывая качественное превосходство в бою профессионального воина-кочевника над крестьянином-ополченцем, дело должно обстоять с точностью до наоборот. Но историю пишут победители.) Правда, к установленному сроку не успели прибыть 4-й танковый корпус, 111-я стрелковая, одна зенитная дивизия, лыжные и две танковые бригады 15-го корпуса, а армия Рыбалко по ходу марша в район сосредоточения потеряла из-за поломок 120 танков (всего на первом этапе наступления в 3-й гвардейской танковой армии насчитывалось 70 тысяч человек личного состава и 306 танков, перед ее фронтом оборонялись восемь немецких пехотных батальонов).
10 января в войска поступил приказ штаба фронта за двое суток до начала операции провести разведку боем. Согласно учебникам, разведка боем обычно проводится в случаях с целью уточнения переднего края обороны противника и выявления его системы огня, когда другими способами получить необходимые сведения не удается. И делается это за сутки или за несколько часов до начала наступления. И обязательно – на нескольких направлениях, чтобы не дать противнику возможности разгадать ваши намерения и времени – на принятие мер к отражению удара. Такая задача могла быть поставлена прибывающим на театр соединениям Рыбалко. Но Москаленко сидел в обороне с сентября 1942 года, в его штабе «знали организационную структуру каждой пехотной дивизии, ее вооружение, боевой и численный состав, места расположения командных и наблюдательных пунктов дивизий полков и батальонов, расположение огневых позиций артиллерии и минометов, даже фамилии командиров частей и соединений». Кроме того, 40-я армия к 10 января уже закончила сосредоточение в районе Сторожевского плацдарма и не имела возможности организовать разведку боем на других участках, где плотность советских войск составляла 50 бойцов, 2 пулемета и «полствола» на километр.
Таким образом, генералу Москаленко совершенно не нужна была разведка боем, за двое суток до операции раскрывающая все его хитроумные планы: «Но сколько я ни доказывал это командующему фронтом Ф.И. Голикову и его штабу, ничего не помогло. Разговор был короткий: «Выполняйте распоряжение». Пришлось, разумеется, выполнять».
Петр Первый как-то сказал: «Не придерживайся Устава, яко слепой стены». Но в данном случае дело было не в уставе, а в указаниях «самого великого полководца», который неустанно учил генералов военному делу. Штабы Юго-Западного и Воронежского фронтов получили очередное откровение Верховного Главнокомандующего о том, как следует готовить наступление:
«Так как немцы знают о наших М-30, взрывающих весь передний край обороны, они усвоили поэтому тактику следующую: оставляют на переднем крае только охранение, а сам передний край обороны относят в глубину на 4 – 5 км. Этой тактике немцев мы должны противопоставлять свою контртактику, а она заключается в том, что нам нужно раньше, чем перейти в наступление, делать боевую разведку с целью вскрытия переднего края обороны, и надо во что бы то ни стало добраться до переднего края обороны противника. Провести ряд активных разведок, взять пленных и через них все узнать, с тем чтобы напрасно не израсходовать боеприпасы. Разведку провести боем, отдельными батальонами за два дня до начала операции».
Потому Голиков, в натуре которого всегда преобладала комиссарская жилка, принял руководящее указание к неукоснительному исполнению. За это не наказывают. Но и грамотнейший Василевский промолчал, прекрасно понимая бессмысленность сталинской «контртактики» в данной конкретной ситуации.
12 сентября в полосах наступления 18-го стрелкового корпуса и 3-й танковой армии была проведена стандартная разведка боем: батальоны сходили в атаку, положили энное количество бойцов и отошли на исходные позиции. Наблюдатели кое-что засекли и нанесли на карты.
Командарм-40 вместо разведки решил предпринять натуральное наступление с задачей не просто выяснить начертание вражеского переднего края, но захватить опорные пункты противника и создать условия для дальнейшего продвижения вперед. Не посвящая в подробности штаб фронта, генерал Москаленко приказал четырем дивизиям первого эшелона занять исходные районы и в полдень, после часовой артподготовки, нанес сильный удар передовыми батальонами, поддержанными двумя танковыми бригадами и штурмовой авиационной дивизией. Венгерская 7-я пехотная дивизия дрогнула и, оставив занимаемые рубежи, в беспорядке отступила более чем на три километра.
На следующий день после еще более мощной артиллерийской подготовки (после ее окончания бойцы шли в атаку в полный рост) в двухэшелонном построении двинулись на запад главные силы 40-й армии – 25-гвардейская, 141, 107, 340-я и 305-я стрелковые дивизии, 253-я стрелковая бригада, укомплектованная курсантами военных училищ, 86, 116, 150-я танковые бригады – 133 танка). В третьем эшелоне находились еще две дивизии, составлявшие резерв фронта. Им противостояли три пехотные дивизии венгров (6, 20, 7-я), которые стали отступать чуть ли не с первых минут боя. К исходу 14 января их оборона была прорвана на 50 км по фронту и на 17 км в глубину. Еще через сутки в полосе 2-й венгерской армии зияла 100-километровая брешь, в которую хлынули советские войска.
С утра 14 января перешли в наступление южная и центральная группировки, а также 6-я армия генерал-майора Ф.М. Харитонова.
18-й отдельный стрелковый корпус (309, 161, 219-я стрелковые дивизии,129-я стрелковая и две танковые бригады) к исходу 15 января также преодолел тактическую зону обороны 7-го венгерского корпуса (12, 19, 23-я пехотные дивизии) и начал «сворачивать» ее в обе стороны и одновременно развивать прорыв в глубину.
Атака стрелковых дивизий, следовавших в первом эшелоне 3-й танковой армии, была отбита немцами, но ввод в бой трехсот танков 12-го и 15-го корпусов резко изменил обстановку. К вечеру танкисты продвинулись на 12 – 23 км, разгромив в районе Жилина штабы 24-го танкового корпуса, 385-й и 387-й пехотных дивизий, и с утра 15 января развернули наступление в северном и северо-западном направлениях. 106-я танковая бригада ворвалась в Россошь, к крайнему удивлению обосновавшегося в городе и ни о чем не подозревавшего штаба Альпийского корпуса.
7-й кавалерийский корпус взял курс на Ровеньки, Валуйки.
16 января 12-й танковый корпус почти беспрепятственно продвигался в глубокий тыл итальянских войск и частей 24-го танкового корпуса, отступавших за реку Черная Калитва. 15-й танковый корпус стремительным броском овладел Ольховаткой и выходил к Алекссевке с юга.
17 января левофланговые дивизии армии Москаленко достигли района Острогожска, где встретились с частями 18-го стрелкового корпуса, а к исходу 18 января 305-я стрелковая дивизия 40-й армии и 15-й танковый корпус соединились в районе Иловайское – Алексеевка. «Котел» замкнулся. К этому времени 12-й танковый корпус вышел в район Карпенково и установил связь с пехотой генерала Зыкова, расчленив окруженную группировку противника на две части.
Одновременно создавался внешний фронт окружения. На севере он был образован правофланговыми соединениями 40-й армии, на юге – 7-м кавалерийским корпусом, соединения которого 19 января овладели важным железнодорожным узлом Валуйки, захватив в неприкосновенности богатые продовольственные склады. К этому времени 6-я армия, отбрасывая арьергарды противника, вышла на реку Айдар.
Войска гитлеровских сателлитов, менее мобильные и хуже подготовленные, оказались не способны ничего противопоставить этому натиску: «Дивизии союзников были оснащены слабее немецких, особенно им недоставало противотанкового оружия. Их артиллерия не имела современных тяжелых систем, как немецкая или русская, а недостаточное количество средств связи и плохая подготовка не позволяли им осуществлять внезапное массирование огня... Румыны, итальянцы и венгры вели бой главным образом живой силой, и в борьбе против русских их ресурсы быстро таяли». Между тем советские генералы, целенаправленно нанося удары по «слабым звеньям», постарались сполна использовать весь оплаченный большой кровью опыт. Танковые соединения устремлялись в прорыв и, обходя опорные пункты, преодолевали по 50 – 70 километров в день. За ними следовали стрелковые дивизии, закреплявшие успех. На флангах немедленно выставлялись истребительные и противотанковые бригады. Артиллерия, по воспоминаниям Москаленко, работала выше всяких похвал, действуя синхронно с пехотой и танками: «Примерно треть артиллерии, находясь в боевых порядках позади пехотных цепей, сопровождала атаку пехоты и танков. Она уничтожала противотанковые средства противника и огневые точки, мешавшие продвижению пехоты. Другая треть огнем с закрытых позиций расчищала дальнейший путь пехоте и танкам, а последняя, меняя огневые позиции, приближалась к атакующим. Управление артиллерией мы централизовали, сосредоточив его в руках командующего артиллерией. В его распоряжении была хорошо налаженная связь – проволочная и радио. Благодаря этому имелась возможность в нужный момент организовать массированный огонь по местам сосредоточения противника как на переднем крае, так и в глубине обороны. Создавая таким образом перевес мощных огневых средств, мы могли влиять на исход боя, обеспечивать войскам армии непрерывное продвижение вперед». Москаленко был из тех генералов, кто не стеснялся признавать ошибки и учиться, и к этому времени, по оценке Василевского, он «заметно вырос как полководец».
Результаты можно смело назвать блестящими. Всего за пять дней удалось окружить 13 немецких, венгерских и итальянских дивизий. Из Москвы пролился настоящий «звездный дождь». Командующий 3-й танковой армией получил звание генерал-лейтенанта, Ф.И. Голиков стал генерал-полковником, начальник штаба фронта М.И. Казаков – генерал-лейтенантом, А.М. Василевский – генералом армии. Кавалерийский корпус Соколова был переименован в 6-й гвардейский. Наконец, Г.К. Жуков стал первым маршалом Великой Отечественной войны. Днем раньше, в соответствии с Указом «Об установлении дополнительных воинских званий для высшего командного состава авиации, артиллерии и бронетанковых войск», генералу Н.Н. Воронову присвоили звание маршала артиллерии.
Альпийский корпус получил от штаба армии «добро» на отход слишком поздно, когда все основные пути были перехвачены советскими механизированными частями. 17 января генерал Наски отдал приказ итальянским дивизиям собираться в Подгорном и прорываться в направлении на Валуйки. Однако вскоре Гарибольди велел отходить через Николаевку. Последнее указание дошло только до дивизии «Тридентина», к которой присоединились уцелевшие части 24-го танкового корпуса, а большая часть альпийцев, потеряв связь с высшим командованием и не ведая об изменении маршрута, сбив советский заслон, огромной беспорядочной толпой, с каждым километром все более утрачивая подобие хоть какой-то организации и дисциплины, мародерствуя в деревнях в поисках пищи и теплых вещей, убивая местных жителей и устилая путь собственными трупами, двинулась к Валуйкам.
«Пожары. Грабежи. Беспорядочное и лихорадочное движение автомашин... – рассказывает командир полка дивизии «Виченца». – Отсутствие продуктов, невероятная усталость вызывают тревожные вопросы: «Куда мы идем? Сколько нам еще осталось шагать? Выдержим ли мы?»
Понемногу ручейки частей, отходящих с фронта, сливаются в одну реку, образуя огромную колонну: это увеличивает опасность и затрудняет марш. Колонны саней, которые стали врагом пехотинца, месящего рыхлый снег, вызывают проклятья. Перегруженные людьми и материалами, они сшибают с ног тех, кто не уступает им дороги. Сколько стычек, сколько яростных схваток, чтобы заставить слабого уступить! Все лихорадочно спешат, стараются уйти от опасности».
Представавшие их глазам фрагменты «работы» ушедшего к Алексеевке 15-го танкового корпуса лишь добавляли лихорадочности: «Вновь ужасное зрелище: по бокам дороги видны трупы, изуродованные самым страшным и невероятным образом, который я когда-либо видел. Венгерские, немецкие и итальянские солдаты без голов, без ног, сломанные пополам, с половиной лица, превращенные в кровавые лепешки, из которых торчали кости, неописуемые кучи тряпья. Зрелище, которое невозможно описать. Бог мой! Как это страшно! Здесь прошла танковая колонна. Особенно сильное впечатление производят туловища без голов. Мы идем по дороге, проделанной среди трупов, и постепенно привыкаем к этому зрелищу».
Наконец, утром 20 января колонна, которой номинально руководил командир дивизии «Куэнеензе» генерал Баттисти, приблизилась к Валуйкам, но здесь была встречена кавалеристами Соколова. 11-я гвардейская дивизия, после залпа «катюш», атаковала итальянцев в конном строю: «Случилось это в яркий солнечный день. Кавалеристы мчались по снежному полю в своих черных бурках с развевающимися башлыками. Блеск клинков, крики «ура», скачущие лошади – все это окончательно деморализовало итальянцев». Порубав от души почти полторы тысячи человек, конники приступили к сбору пленных.
Колонна дивизии «Тридентина», с которой следовал штаб Альпийского и 24-го танкового корпусов, во время отступления сохранила наибольшую боеспособность, если можно так выразиться.
«За пять дней марша, – пишет Д. Фуско, – к колонне «Тридентины» присоединились пять или шесть тысяч безоружных и отчаявшихся людей, которые не шевельнули бы пальцем, чтобы помочь головному отряду пробиться через заградительные отряды русских, но были готовы убить друг друга ножом, палкой или зубами из-за полбуханки твердого, как камень, хлеба, куска одеяла или нескольких сантиметров пола в углу избы. Это были итальянцы, венгры, пруссаки, австрийцы, баварцы, бежавшие в одиночку или группами из русских «котлов», был даже отряд «донских казаков» и сотня румын, очутившихся за 350 км от расположения своих войск... Колонна генерала Наши разбухала на глазах, как река в половодье. Марш людей утяжеляли санки, телеги, самодельные волокуши, которые тащили за веревки, как это делали в доисторические времена кочевников. В снеговых вихрях среди людей мелькали силуэты лошадей, превратившихся в скелеты мулов и медлительных волов, украденных у крестьян. Они шли вперед, опустив голову, обессиленные от голода и усталости. Время от времени они падают в снег. Последняя дрожь сотрясала их иссохшую кожу. На них сразу же набрасывались люди, громко споря на всех языках и вступая в драку из-за наиболее съедобных кусков...
Когда в середине декабря 1942 года четыре советских танковых корпуса взломали линейную, без оперативных резервов, оборону 8-й армии на Среднем Дону, итальянцы, так и не сумев «акклиматизироваться», побежали, бросая склады с имуществом и все, что могло снизить скорость, распространяя в тыл панику, «для которой все было уже готово» (правда, мины, хоть и установленные «по-летнему», нормально сработали, когда прямо по ним традиционно двинули танки. Но такие «глупости» наших генералов никогда не смущали. Представитель Ставки Н.Н. Воронов приказал «усилить нажим» на врага, заявив: «Назад для нас хода нет! Пусть мы потеряем еще столько же танков, но зато наши подвижные соединения завтра вырвутся на оперативный простор». Мне нравится вороновское «для нас», сам-то он не в танке сидел).
Лейтенант Эудженио Корти из дивизии «Пасубио» вспоминал: «Русские танки вызвали бегство всех тылов. Мы были еще на передовой, а далеко позади нас уже бежали охваченные невообразимой паникой. Люди висли на бортах грузовиков и, потеряв силы, падали под колеса. Солдаты старались остановить автомашины, преградив дорогу, но машины сбивали их, не сбрасывая газ, потому что лишний груз мог лишить их возможности спастись. Один двадцатилетний шофер из Кома рассказывал мне, что, сбив подряд несколько человек, стоявших на пути, он обнаружил у себя в кабине чью-то оторванную руку... Штабов больше не существовало. Наш командир корпуса бежал вместе со штабом до начала окружения, затем вернулся к своим войскам и, наконец, когда кольцо стало замыкаться, вновь пытался бежать. Среди нас был офицер, который клялся, что видел, как генерал бросился вперед с автоматом в руках и пал от пуль русских. Однако через несколько недель, выйдя из окружения, мы увидели, что он не только жив, но и прекрасно себя чувствует. Ясно, что беспорядок в этих условиях достиг апогея». На этом фоне разительным контрастом выделялись отходившие немецкие части: «Разница сразу же бросалась в глаза. Немцы были в белых маскхалатах, на ногах у них – валенки. Их машины имели горючее. Кроме того, у них было много саней, запряженных одной или двумя лошадьми, на которых по очереди ехало по 8 – 10 солдат. Там же лежали оружие и ранцы. Немцы отступали в порядке... Печальное явление: итальянцы несли потери главным образом из-за беспорядка, потери уверенности в себе».
Когда граф Чиано, находившийся в это время с визитом в ставке Гитлера, поинтересовался сведениями о потерях итальянских частей, ему ответили: «Никаких потерь нет: они просто бегут». Правда, удалось это не всем. В ходе операции «Малый Сатурн» были разгромлены 6 дивизий и 3 бригады, то есть две трети армии «италов». Из 120 тысяч солдат наиболее пострадавших 35-го и 2-го корпусов спаслось 40 тысяч.
Волна советского наступления не задела лишь левофланговый Альпийский корпус (горные дивизии «Тридентина», «Кунеензе», «Джулия» и охранная дивизия «Виченца»), которым командовал генерал Габриэле Наски.
Но именно в его зоне ответственности и примкнувшего справа 24-го танкового корпуса, подчинившего себе все сохранившие боеспособность немецкие части, планировалось теперь ввести в сражение 530 танков генерала П.С. Рыбалко.
Удары войск Воронежского фронта должны были развиваться по трем сходящимся направлениям. Северная группировка с плацдарма в районе Первое Сторожевое главными силами 40-й армии генерал-лейтенанта К.С. Москаленко, поворачивая по дуге на юг, прорывалась на Алексеевку, чтобы соединиться с южной группировкой фронта, а частью сил наступала на Острогожск. Успех главных сил должен был обеспечить 4-й танковый корпус генерал-майора А.Г. Кравченко.
Южная группа – 3-я танковая армия и 7-й кавалерийский корпус генерал-майора С.В. Соколова – наносила глубокий охватывающий удар от Кантемировки в северо-западном направлении навстречу 40-й армии.
В центре 18-й отдельный стрелковый корпус генерал-майора П.М. Зыкова, действуя со Щучьенского плацдарма в расходящихся направлениях, должен был рассечь оборону венгров и соединиться с «северными» и «южными» у Острогожска и Карпенково.
В результате предполагалось окружить не менее 15 вражеских дивизий.
От 60-й армии генерал-майора И.Д. Черняховского требовалось активными действиями связать силы противника в районе Воронежа и прикрыть армию Москаленко от возможного контрудара в правый фланг.
6-я армия Юго-Западного фронта, содействуя войскам Ф.И. Голикова, ударяла на Белолуцк, Покровское.
Конкретная подготовка к операции, начало которой назначили на 12 января 1943 года, развернулась с 25 декабря, по возвращении командующего фронтом из Москвы. В первую очередь – в 40-й армии, поскольку 18-й стрелковый корпус только формировался из правофланговых дивизий 6-й армии, а 3-я танковая армия едва начала грузиться в эшелоны где-то в районе Калуги. Причем этот процесс занял 15 дней, ввиду несвоевременной подачи эшелонов на одни станции, опоздания частей на другие и «отсутствия достаточного опыта в погрузке у ряда командиров».
Для генерала Москаленко проблема состояла в том, что всю первую половину декабря его войска, обеспечивая интересы Юго-Западного фронта, в целях дезинформации противника изображали подготовку крупного наступления именно со сторожевского плацдарма: проделывали проходы в минных полях, тянули ходы сообщения к своему переднему краю и апроши к окопам противника, проводили рекогносцировки, сооружали укрытия, командные пункты и позиции для артиллерии, прокладывали дороги и дополнительные ледовые переправы через Дон.
Теперь задача командарма изменилась диаметрально противоположным образом – чтобы добиться внезапности, следовало убедить неприятеля в том, что данное направление является ложным, а в действительности 40-я армия будет наступать в сторону Воронежа.
Поэтому, не прекращая работ на плацдарме, в армии развернули бурную деятельность на своем правом фланге. Здесь к передовой двигались пешие колонны, дымили полевые кухни, саперы «скрытно» проводили разминирование, артиллеристы пристреливали ориентиры, по ночам мелькали фары автомобилей и ревели двигатели танков. Одновременно велось интенсивное обучение войск, заготавливались сани и деревянные лопаты – наступать предстояло по глубокому снегу. Пока запасные и резервные полки, имитируя сосредоточение войск на воронежском направлении, днем маршировали «туда», а ночью «обратно», Москаленко удалось скрытно сосредоточить на участке прорыва почти всю свою армию и всю артиллерию.
Остальные 75 километров фронта прикрывали учебные батальоны, полковые группы и армейские курсы младших лейтенантов, имевшие в общей сложности 57 орудий и минометов.
3 января с целью оказания методической и организационной помощи в штаб Ф.И. Голикова в качестве представителей Ставки прибыли два самых крупнокалиберных стратега Красной Армии – товарищи Константинов и Михайлов – заместитель Сталина генерал армии Жуков и начальник Генерального штаба генерал-полковник Василевский. Куратором отдельного стрелкового корпуса назначили начальника Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанта А.И. Антонова. Проверяющие установили, что «лучше других и наиболее грамотно оказались отработанными решения и план действий у товарища Москаленко», а товарищ Рыбалко, едва прибывший малой скоростью вместе со своим штабом, – «человек подготовленный и в обстановке разбирается неплохо». (Начальник штаба фронта генерал М.И. Казаков немало пенял: «Штаб Рыбалко занимался отправкой войск по железной дороге, а затем сам вместе с командармом погрузился в эшелон и двинулся в район Кантемировки. Он потратил на дорогу пять драгоценных суток, хотя мог бы прибыть на место за сутки на автомашинах и за несколько часов – на самолетах».)
Зато сосредоточение войск шло безобразно: пятнадцать эшелонов 3-й танковой армии и десять эшелонов кавалерийского корпуса 7 января еще находились на пути к станциям выгрузки – Таловая, Бутурлиновка, Калач. На преодоление расстояния от мест погрузки – в среднем 750 километров – составам понадобилось от семи до пятнадцати суток. После чего соединения преодолевали еще 200 километров до Кантемировки своим ходом. В связи с этим представители Ставки попросили «товарища Васильева» Иосифа Виссарионовича лично пропесочить начальника тыла Красной Армии товарища А.В. Хрулева за исключительно плохую работу. Все участники событий дружно отмечают, что сия жалоба возымела должное действие, железнодорожные перевозки «резко улучшились», но дату начала операции все равно пришлось отодвинуть на двое суток.
После чего «товарищ Константинов» убыл на северо-западное направление – контролировать штурм Великих Лук и операцию «Искра».
Тем временем на Воронежский фронт потоком прибывали эшелоны с пополнением, боевой техникой, горючим, боеприпасами.
На главных направлениях были созданы мощные ударные группировки, плотность артиллерии на участках прорыва, имевших ширину 10 – 13 км, довели до 120 – 170 стволов, а танков сопровождения пехоты – 10 – 12 машин на километр фронта. Кроме того, каждая группировка поддерживалась значительным количеством «катюш». Так, в распоряжении командующего 40-й армией, наряду с 10-й артиллерийской дивизией, имелись четыре отдельных полка реактивной артиллерии, один отдельный дивизион и 4-я гвардейская минометная дивизия – это 250 боевых машин БМ-13 и 576 пусковых станков М-30. В полосе 3-й танковой армии к артподготовке привлекались 682 орудия, 911 минометов и 287 реактивных установок.
Как вспоминает К.С. Москаленко, профессиональный артиллерист: «Те наступательные операции, в которых мне раньше пришлось участвовать, никогда не имели такого мощного артиллерийского обеспечения». А участвовал Кирилл Семенович в самых жарких делах, начиная с 23 июня 1941 года, когда его 1-я моторизованная противотанковая бригада встала на пути танкового клина фон Клейста.
Не знаю, исходя из какой арифметики, А.М. Василевский, а вслед за ним М.И. Казаков утверждали, что «мы превосходили врага лишь в танках и артиллерии, но в личном составе и авиации соотношение сил было не в нашу пользу». Дескать, не числом воевали, а умением. Но даже на карте видно, что на каждый корпус противника у наших полководцев наличествовала полнокровная армия. (Традицию заложили древние греки, которые и придумали Историю. «Отец» всех историков Геродот, сообщая доверчивым читателям о невероятном численном преимуществе персов и тем самым еще более превознося воинское искусство и героизм греков, насчитал в армии царя Ксеркса более 4 миллионов человек. На самом деле, учитывая качественное превосходство в бою профессионального воина-кочевника над крестьянином-ополченцем, дело должно обстоять с точностью до наоборот. Но историю пишут победители.) Правда, к установленному сроку не успели прибыть 4-й танковый корпус, 111-я стрелковая, одна зенитная дивизия, лыжные и две танковые бригады 15-го корпуса, а армия Рыбалко по ходу марша в район сосредоточения потеряла из-за поломок 120 танков (всего на первом этапе наступления в 3-й гвардейской танковой армии насчитывалось 70 тысяч человек личного состава и 306 танков, перед ее фронтом оборонялись восемь немецких пехотных батальонов).
10 января в войска поступил приказ штаба фронта за двое суток до начала операции провести разведку боем. Согласно учебникам, разведка боем обычно проводится в случаях с целью уточнения переднего края обороны противника и выявления его системы огня, когда другими способами получить необходимые сведения не удается. И делается это за сутки или за несколько часов до начала наступления. И обязательно – на нескольких направлениях, чтобы не дать противнику возможности разгадать ваши намерения и времени – на принятие мер к отражению удара. Такая задача могла быть поставлена прибывающим на театр соединениям Рыбалко. Но Москаленко сидел в обороне с сентября 1942 года, в его штабе «знали организационную структуру каждой пехотной дивизии, ее вооружение, боевой и численный состав, места расположения командных и наблюдательных пунктов дивизий полков и батальонов, расположение огневых позиций артиллерии и минометов, даже фамилии командиров частей и соединений». Кроме того, 40-я армия к 10 января уже закончила сосредоточение в районе Сторожевского плацдарма и не имела возможности организовать разведку боем на других участках, где плотность советских войск составляла 50 бойцов, 2 пулемета и «полствола» на километр.
Таким образом, генералу Москаленко совершенно не нужна была разведка боем, за двое суток до операции раскрывающая все его хитроумные планы: «Но сколько я ни доказывал это командующему фронтом Ф.И. Голикову и его штабу, ничего не помогло. Разговор был короткий: «Выполняйте распоряжение». Пришлось, разумеется, выполнять».
Петр Первый как-то сказал: «Не придерживайся Устава, яко слепой стены». Но в данном случае дело было не в уставе, а в указаниях «самого великого полководца», который неустанно учил генералов военному делу. Штабы Юго-Западного и Воронежского фронтов получили очередное откровение Верховного Главнокомандующего о том, как следует готовить наступление:
«Так как немцы знают о наших М-30, взрывающих весь передний край обороны, они усвоили поэтому тактику следующую: оставляют на переднем крае только охранение, а сам передний край обороны относят в глубину на 4 – 5 км. Этой тактике немцев мы должны противопоставлять свою контртактику, а она заключается в том, что нам нужно раньше, чем перейти в наступление, делать боевую разведку с целью вскрытия переднего края обороны, и надо во что бы то ни стало добраться до переднего края обороны противника. Провести ряд активных разведок, взять пленных и через них все узнать, с тем чтобы напрасно не израсходовать боеприпасы. Разведку провести боем, отдельными батальонами за два дня до начала операции».
Потому Голиков, в натуре которого всегда преобладала комиссарская жилка, принял руководящее указание к неукоснительному исполнению. За это не наказывают. Но и грамотнейший Василевский промолчал, прекрасно понимая бессмысленность сталинской «контртактики» в данной конкретной ситуации.
12 сентября в полосах наступления 18-го стрелкового корпуса и 3-й танковой армии была проведена стандартная разведка боем: батальоны сходили в атаку, положили энное количество бойцов и отошли на исходные позиции. Наблюдатели кое-что засекли и нанесли на карты.
Командарм-40 вместо разведки решил предпринять натуральное наступление с задачей не просто выяснить начертание вражеского переднего края, но захватить опорные пункты противника и создать условия для дальнейшего продвижения вперед. Не посвящая в подробности штаб фронта, генерал Москаленко приказал четырем дивизиям первого эшелона занять исходные районы и в полдень, после часовой артподготовки, нанес сильный удар передовыми батальонами, поддержанными двумя танковыми бригадами и штурмовой авиационной дивизией. Венгерская 7-я пехотная дивизия дрогнула и, оставив занимаемые рубежи, в беспорядке отступила более чем на три километра.
На следующий день после еще более мощной артиллерийской подготовки (после ее окончания бойцы шли в атаку в полный рост) в двухэшелонном построении двинулись на запад главные силы 40-й армии – 25-гвардейская, 141, 107, 340-я и 305-я стрелковые дивизии, 253-я стрелковая бригада, укомплектованная курсантами военных училищ, 86, 116, 150-я танковые бригады – 133 танка). В третьем эшелоне находились еще две дивизии, составлявшие резерв фронта. Им противостояли три пехотные дивизии венгров (6, 20, 7-я), которые стали отступать чуть ли не с первых минут боя. К исходу 14 января их оборона была прорвана на 50 км по фронту и на 17 км в глубину. Еще через сутки в полосе 2-й венгерской армии зияла 100-километровая брешь, в которую хлынули советские войска.
С утра 14 января перешли в наступление южная и центральная группировки, а также 6-я армия генерал-майора Ф.М. Харитонова.
18-й отдельный стрелковый корпус (309, 161, 219-я стрелковые дивизии,129-я стрелковая и две танковые бригады) к исходу 15 января также преодолел тактическую зону обороны 7-го венгерского корпуса (12, 19, 23-я пехотные дивизии) и начал «сворачивать» ее в обе стороны и одновременно развивать прорыв в глубину.
Атака стрелковых дивизий, следовавших в первом эшелоне 3-й танковой армии, была отбита немцами, но ввод в бой трехсот танков 12-го и 15-го корпусов резко изменил обстановку. К вечеру танкисты продвинулись на 12 – 23 км, разгромив в районе Жилина штабы 24-го танкового корпуса, 385-й и 387-й пехотных дивизий, и с утра 15 января развернули наступление в северном и северо-западном направлениях. 106-я танковая бригада ворвалась в Россошь, к крайнему удивлению обосновавшегося в городе и ни о чем не подозревавшего штаба Альпийского корпуса.
7-й кавалерийский корпус взял курс на Ровеньки, Валуйки.
16 января 12-й танковый корпус почти беспрепятственно продвигался в глубокий тыл итальянских войск и частей 24-го танкового корпуса, отступавших за реку Черная Калитва. 15-й танковый корпус стремительным броском овладел Ольховаткой и выходил к Алекссевке с юга.
17 января левофланговые дивизии армии Москаленко достигли района Острогожска, где встретились с частями 18-го стрелкового корпуса, а к исходу 18 января 305-я стрелковая дивизия 40-й армии и 15-й танковый корпус соединились в районе Иловайское – Алексеевка. «Котел» замкнулся. К этому времени 12-й танковый корпус вышел в район Карпенково и установил связь с пехотой генерала Зыкова, расчленив окруженную группировку противника на две части.
Одновременно создавался внешний фронт окружения. На севере он был образован правофланговыми соединениями 40-й армии, на юге – 7-м кавалерийским корпусом, соединения которого 19 января овладели важным железнодорожным узлом Валуйки, захватив в неприкосновенности богатые продовольственные склады. К этому времени 6-я армия, отбрасывая арьергарды противника, вышла на реку Айдар.
Войска гитлеровских сателлитов, менее мобильные и хуже подготовленные, оказались не способны ничего противопоставить этому натиску: «Дивизии союзников были оснащены слабее немецких, особенно им недоставало противотанкового оружия. Их артиллерия не имела современных тяжелых систем, как немецкая или русская, а недостаточное количество средств связи и плохая подготовка не позволяли им осуществлять внезапное массирование огня... Румыны, итальянцы и венгры вели бой главным образом живой силой, и в борьбе против русских их ресурсы быстро таяли». Между тем советские генералы, целенаправленно нанося удары по «слабым звеньям», постарались сполна использовать весь оплаченный большой кровью опыт. Танковые соединения устремлялись в прорыв и, обходя опорные пункты, преодолевали по 50 – 70 километров в день. За ними следовали стрелковые дивизии, закреплявшие успех. На флангах немедленно выставлялись истребительные и противотанковые бригады. Артиллерия, по воспоминаниям Москаленко, работала выше всяких похвал, действуя синхронно с пехотой и танками: «Примерно треть артиллерии, находясь в боевых порядках позади пехотных цепей, сопровождала атаку пехоты и танков. Она уничтожала противотанковые средства противника и огневые точки, мешавшие продвижению пехоты. Другая треть огнем с закрытых позиций расчищала дальнейший путь пехоте и танкам, а последняя, меняя огневые позиции, приближалась к атакующим. Управление артиллерией мы централизовали, сосредоточив его в руках командующего артиллерией. В его распоряжении была хорошо налаженная связь – проволочная и радио. Благодаря этому имелась возможность в нужный момент организовать массированный огонь по местам сосредоточения противника как на переднем крае, так и в глубине обороны. Создавая таким образом перевес мощных огневых средств, мы могли влиять на исход боя, обеспечивать войскам армии непрерывное продвижение вперед». Москаленко был из тех генералов, кто не стеснялся признавать ошибки и учиться, и к этому времени, по оценке Василевского, он «заметно вырос как полководец».
Результаты можно смело назвать блестящими. Всего за пять дней удалось окружить 13 немецких, венгерских и итальянских дивизий. Из Москвы пролился настоящий «звездный дождь». Командующий 3-й танковой армией получил звание генерал-лейтенанта, Ф.И. Голиков стал генерал-полковником, начальник штаба фронта М.И. Казаков – генерал-лейтенантом, А.М. Василевский – генералом армии. Кавалерийский корпус Соколова был переименован в 6-й гвардейский. Наконец, Г.К. Жуков стал первым маршалом Великой Отечественной войны. Днем раньше, в соответствии с Указом «Об установлении дополнительных воинских званий для высшего командного состава авиации, артиллерии и бронетанковых войск», генералу Н.Н. Воронову присвоили звание маршала артиллерии.
Альпийский корпус получил от штаба армии «добро» на отход слишком поздно, когда все основные пути были перехвачены советскими механизированными частями. 17 января генерал Наски отдал приказ итальянским дивизиям собираться в Подгорном и прорываться в направлении на Валуйки. Однако вскоре Гарибольди велел отходить через Николаевку. Последнее указание дошло только до дивизии «Тридентина», к которой присоединились уцелевшие части 24-го танкового корпуса, а большая часть альпийцев, потеряв связь с высшим командованием и не ведая об изменении маршрута, сбив советский заслон, огромной беспорядочной толпой, с каждым километром все более утрачивая подобие хоть какой-то организации и дисциплины, мародерствуя в деревнях в поисках пищи и теплых вещей, убивая местных жителей и устилая путь собственными трупами, двинулась к Валуйкам.
«Пожары. Грабежи. Беспорядочное и лихорадочное движение автомашин... – рассказывает командир полка дивизии «Виченца». – Отсутствие продуктов, невероятная усталость вызывают тревожные вопросы: «Куда мы идем? Сколько нам еще осталось шагать? Выдержим ли мы?»
Понемногу ручейки частей, отходящих с фронта, сливаются в одну реку, образуя огромную колонну: это увеличивает опасность и затрудняет марш. Колонны саней, которые стали врагом пехотинца, месящего рыхлый снег, вызывают проклятья. Перегруженные людьми и материалами, они сшибают с ног тех, кто не уступает им дороги. Сколько стычек, сколько яростных схваток, чтобы заставить слабого уступить! Все лихорадочно спешат, стараются уйти от опасности».
Представавшие их глазам фрагменты «работы» ушедшего к Алексеевке 15-го танкового корпуса лишь добавляли лихорадочности: «Вновь ужасное зрелище: по бокам дороги видны трупы, изуродованные самым страшным и невероятным образом, который я когда-либо видел. Венгерские, немецкие и итальянские солдаты без голов, без ног, сломанные пополам, с половиной лица, превращенные в кровавые лепешки, из которых торчали кости, неописуемые кучи тряпья. Зрелище, которое невозможно описать. Бог мой! Как это страшно! Здесь прошла танковая колонна. Особенно сильное впечатление производят туловища без голов. Мы идем по дороге, проделанной среди трупов, и постепенно привыкаем к этому зрелищу».
Наконец, утром 20 января колонна, которой номинально руководил командир дивизии «Куэнеензе» генерал Баттисти, приблизилась к Валуйкам, но здесь была встречена кавалеристами Соколова. 11-я гвардейская дивизия, после залпа «катюш», атаковала итальянцев в конном строю: «Случилось это в яркий солнечный день. Кавалеристы мчались по снежному полю в своих черных бурках с развевающимися башлыками. Блеск клинков, крики «ура», скачущие лошади – все это окончательно деморализовало итальянцев». Порубав от души почти полторы тысячи человек, конники приступили к сбору пленных.
Колонна дивизии «Тридентина», с которой следовал штаб Альпийского и 24-го танкового корпусов, во время отступления сохранила наибольшую боеспособность, если можно так выразиться.
«За пять дней марша, – пишет Д. Фуско, – к колонне «Тридентины» присоединились пять или шесть тысяч безоружных и отчаявшихся людей, которые не шевельнули бы пальцем, чтобы помочь головному отряду пробиться через заградительные отряды русских, но были готовы убить друг друга ножом, палкой или зубами из-за полбуханки твердого, как камень, хлеба, куска одеяла или нескольких сантиметров пола в углу избы. Это были итальянцы, венгры, пруссаки, австрийцы, баварцы, бежавшие в одиночку или группами из русских «котлов», был даже отряд «донских казаков» и сотня румын, очутившихся за 350 км от расположения своих войск... Колонна генерала Наши разбухала на глазах, как река в половодье. Марш людей утяжеляли санки, телеги, самодельные волокуши, которые тащили за веревки, как это делали в доисторические времена кочевников. В снеговых вихрях среди людей мелькали силуэты лошадей, превратившихся в скелеты мулов и медлительных волов, украденных у крестьян. Они шли вперед, опустив голову, обессиленные от голода и усталости. Время от времени они падают в снег. Последняя дрожь сотрясала их иссохшую кожу. На них сразу же набрасывались люди, громко споря на всех языках и вступая в драку из-за наиболее съедобных кусков...