Страница:
После провала кавалерийской атаки на капитал руководство СССР и Коминтерна пришло к выводу, что в силу неравномерности развития капитализма, его «неизбежная гибель» будет происходить в результате новых войн путем отпадения и советизации отдельных стран. Задачей Советского Союза является всемерное «укрепление обороноспособности», неуклонное повышение мощи Красной Армии с тем, чтобы в нужный момент, когда «империалисты» вцепятся друг другу в горло, протянуть руку помощи заграничному пролетариату и принести-таки ему счастье.
В соответствии с этой стратегической установкой последовали изменения в тактике: постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) была свернута «активная разведка» на чужой территории, из приграничной зоны отозваны и распущены террористические боевые группы и «повстанческие отряды», с рядом стран установлены дипломатические, консульские и торговые отношения. Одновременно был взят курс на тайное финансирование зарубежных компартий, поддержку профсоюзных и антивоенных движений, создание на территории «вероятных противников» разведывательных резидентур, внедрение агентов в аппарат иностранных правительств, военные и полицейские структуры. Правда, получалось довольно неуклюже, трудновато было вдруг и сразу отказаться от подрывной деятельности, уж больно заманчивые перспективы открывались в связи с китайской революцией или грандиозной стачкой, парализовавшей британскую промышленность.
Тесные контакты, завязавшиеся между советскими профсоюзами и английскими тред-юнионами, привели к созданию в сентябре 1925 года Англо-Русского комитета единства, поставившего себе задачей «согласование действий профессионального движения обеих стран в их борьбе за международное единство профессионального движения», без которого «невозможна защита интересов рабочего класса против наступления капитала». Председатель Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьев планировал посредством таких комитетов «революционизировать» рабочий класс и «обезвредить реформизм в Европе» – заменить «реакционное» руководство профсоюзов на что-нибудь «прогрессивное», научить рабочих на Западе «драться со своей буржуазией по-русски». Надо сказать, что Англия, превратившаяся из мирового кредитора в должника, довольно долго оправлялась от последствий мировой войны, а пролетарии всех стран в те годы испытывали большую симпатию к «первому государству рабочих и крестьян».
1 мая 1926 года в ответ на решение Ассоциации шахтовладельцев снизить заработную плату и установить восьмичасовой рабочий день вместо семичасового либо объявить полный локаут около миллиона английских горняков решились на забастовку. С 4 мая по призыву Генерального Совета тред-юнионов к ней присоединились железнодорожники, водники, печатники, металлурги, строители, машиностроители, представители других профессий. Стачка стала всеобщей и вместе с горняками охватила около 6 миллионов человек. Буквально на следующий день в Москве озаботились тяжелым положением английского пролетариата, и ВЦСПС начал перевод Генеральному совету денег, «собранных рабочими СССР». Эти средства по замыслу «кремлевских мечтателей» должны были пойти на ведение пропаганды, закупку винтовок и создания отрядов Красной гвардии. Английская компартия, получавшая советское золото нелегально и по отдельной ведомости, призвала трудящихся вооружаться и переводить борьбу в политическую плоскость. В ответ на ноту британского правительства, выразившего протест против финансирования забастовки Кремлем, Народный комиссариат иностранных дел ответил, что советское правительство не может лишить своих граждан права переводить за границу денежные суммы для оказания поддержки профессиональным союзам других стран (граждане СССР только и знали из выступлений председателя ЦИК М.И. Калинина, что восьмичасовой рабочий день – величайшее достижение Советской власти, «в то время как повсюду в Европе, не исключая и Англию», эксплуататоры заставляют работяг вкалывать по десять часов).
Англия очутилась на пороге пролетарской революции, в подготовке которой «реакционные круги» прямо обвиняли СССР и британских профсоюзных лидеров. 10 мая Уинстон Черчилль и его сторонники в кабинете министров потребовали принятия самых крутых мер: ареста Генсовета и местных стачечных комитетов, мобилизации армейских резервов и проведения через парламент закона, дающего правительству право конфискации денежных фондов тред-юнионов. Испугавшись ответственности и размаха движения, Генеральный совет, изначально не планировавший вооруженного восстания с захватом мостов и телеграфов, штурмом Вестминстерского дворца и последующей гражданской войной – все это англичане «проходили» еще в XVII веке, – категорически отказался принять советские деньги и всякую иную помощь Советского Союза и пошел на соглашение с правительством консерваторов. Как отметил по этому поводу И.В. Сталин, «руководители рабочего класса оказались не на высоте задач рабочего класса». 12 мая было объявлено о прекращении всеобщей забастовки. Упертые шахтеры продержались еще почти семь месяцев и, хотя специально созданный фонд ВЦСПС переправил «английским товарищам» 11,5 миллиона рублей, в конце концов вынуждены были принять условия работодателей.
На другом краю Евразийского континента лидер Гоминьдана генерал Чан Кайши в мае 1926 года, выступая на III съезде объединенных профсоюзов в Гуанчжоу, провозгласил милый сердцу большевиков лозунг «Да здравствует мировая революция!» и двинул Национально-революционную армию Китая в Северный поход против «проанглийских милитаристских клик». Советское руководство обеспечивало эту кампанию поставками оружия, самолетов, военных специалистов, В.К. Блюхера и безоговорочной поддержкой китайских коммунистов. 10 октября гоминьдановские войска заняли один из крупнейших экономических центров страны Ухань, а 22—23 марта 1927 года – Шанхай и Нанкин, победы над «контрреволюцией» сопровождались ликвидацией британских концессий и погромом иностранных представительств. В Москве наиболее горячие головы предлагали незамедлительно устанавливать в освобожденных районах Советскую власть и начать раздачу земли крестьянам. Однако уже в апреле Чан Кайши, возглавивший Национальное правительство Китайской республики, объявил о разрыве с КПК и под флагом «кампании за наведение порядка и чистоты в собственном доме» начал массовый отстрел коммунистов; коминтерновские советчики спешно эвакуировались на родину. С точки зрения марксистов, китайская революция 1925—1927 гг. потерпела поражение. А Лондон укрепился во мнении, что Москва слишком много себе позволяет.
Вышеизложенные события значительно ухудшили отношения Советского Союза с рядом европейских стран, особенно с Англией, где «враждебные СССР силы развязали антисоветскую кампанию». 23 февраля 1927 года министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен направил Советскому правительству ноту с требованием прекратить «антианглийскую пропаганду» и военную поддержку Гоминьдана:
«Правительство Его Величества считает необходимым самым серьезным образом предостеречь СССР, что есть границы терпения английского общественного мнения, которые опасно переходить, и продолжение таких актов, как те, на которые мы приносим жалобу в этой ноте, должно рано или поздно сделать неизбежным аннулирование торгового соглашения, положения которого были так бесцеремонно нарушены, и даже повести к разрыву обычных дипломатических отношений».
Ответ Москвы от 26 февраля «был проникнут спокойствием, выдержкой и чувством достоинства». В нем указывалось: «Угрозы в отношении Союза ССР не могут запугать кого бы то ни было в Советском Союзе». 12 мая лондонская полиция ворвалась в здание, в котором размещались торгпредство СССР и англо-советское акционерное общество АРКОС и в ходе четырехдневного обыска очистила все сейфы и шкафы. Захваченные и опубликованные в «Белой книге» документы, по мнению Министерства внутренних дел, свидетельствовали о том, что советским представительством «направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи».
26 мая после бурных дебатов Палата общин приняла решение о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. Одновременно Британский конгресс тред-юнионов прекратил деятельность Англо-Русского комитета единства.
Так начиналась «военная тревога» 1927 года.
Из репродукторов бодро звучало: «Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», а несознательное население лихорадочно скупало соль, муку, керосин и спички. Информационный отдел ОГПУ в сводке от 15 февраля 1927 года сообщал:
«После опубликования в прессе речей т.т. Ворошилова и Бухарина на XV Московской губпартконференции среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение… Крестьяне пограничных районов стараются обменять советские деньги на золото. Местами золотая пятирублевка ходит за 10—12 червонных рублей. Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сократился подвоз этих товаров на рынок».
Комментируя речь Н.И. Бухарина, заявившего: «У нас нет гарантий, что на нас не пападут», британский дипломат отмечал:
«С каждым днем становится все очевиднее, что существующая ныне паника, которая слышится в каждом публичном выступлении и читается в каждой статье партийных лидеров, не «поддельная»… а на самом деле отражает чувства и эмоции Коммунистической партии и Советского правительства, и эта нервозность успешно передается всему народу».
Впервые большевики серьезно задумались не о раздувании «мирового пожара», а о собственной обороноспособности в период «частичной стабилизации капитализма».
По подсчетам Штаба РККА, в случае мобилизации ближайшие соседи на западной границе могли выставить 113 стрелковых дивизий и 77 кавалерийских полков общей численностью более 2,5 миллиона человек; они располагали 5746 полевыми орудиями, 1157 боевыми самолетами, 483 танками. Это только первый эшелон, за которым должны подтянуться французские, британские, не исключено, итальянские «легионы». Красная Армия в случае войны могла развернуть 92 стрелковые дивизии и 74 кавалерийских полка общей численностью 1,2 миллиона человек, 5640 полевых орудий, 698 боевых самолетов, 60 танков, 99 бронеавтомобилей и 42 бронепоезда.
Начальник Штаба М.Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 декабря 1926 года сообщал: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы… Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады)».
Разрыв дипломатических отношений с Великобританией многими был воспринят как подготовка против СССР «крестового похода», в котором единым фронтом выступят Малая (Польша, государства Прибалтики, Румыния, Финляндия) и Большая (Англия, Франция и США) Антанты, вкупе с Японией, Персией, Турцией и недобитой белогвардейщиной – короче, «весь мир насилья», что еще более способствовало нарастанию военного психоза.
1 июня 1927 года ЦК ВКП(б) выступил с обращением «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в котором призвал советский народ быть готовым к отражению империалистической агрессии, еще более усилить работу на всех участках советской и хозяйственной деятельности: «Война может быть нам навязана, несмотря на все наши усилия сохранить мир. К этому худшему случаю нужно готовиться всем трудящимся».
27 июня Политбюро признало необходимым «опубликовать обращение ЦК в связи с возросшей опасностью войны и попытками белогвардейщины дезорганизовать наш тыл» и рекомендовало превратить объявленную Осоавиахимом и назначенную с 10 по 17 июля «Неделю обороны» в большую политическую кампанию.
Газета «Правда» писала: «Проведем «Неделю обороны» по-большевистски. Пусть каждый сделает практически все нужное и все возможное в интересах укрепления военной мощи государства свободных рабочих и крестьян. Будем крепить социалистическую индустрию – фундамент пролетарской борьбы! Коммунисты и комсомольцы пусть станут в первые шеренги, пусть покажут пример…
Если империалисты начнут открытое нападение на нашу страну, – они развяжут всеевропейскую войну, которая неизбежно повлечет за собой громадные классовые битвы. В этих битвах сгорит капитализм Европы, и диктатура фашистской буржуазии сменится в конечном счете диктатурой пролетарских Советов».
Пропаганда всех уровней не уставала напоминать о «враждебном окружении», раздувала народное движение для отпора «агрессивным планам Англии и ее приспешников поработить первое Советское государство». «По инициативе трудящихся» 9 июня был создан фонд для сбора средств на постройку эскадрильи самолетов – «Наш ответ Чемберлену». Трубадуры сочиняли на злобу дня:
Президент М.И. Калинин на пальцах разъяснял работницам и крестьянкам, откуда у «буржуев» такая патологическая ненависть к Стране Советов: «Не успел Христос родиться, как уже господствующие классы позаботились его убить. Что означает эта легенда? Она означает, что народ еще в древнейший период своей истории подметил, как господствующие классы стремятся беспощадно подавить даже в самом зародыше его попытку свергнуть иго этих классов. Поэтому вполне естественно, что все буржуазные государства открыли жестокую кампанию против Советского Союза». Аналогичным образом стращал заводских пролетариев нарком К.Е. Ворошилов: «Вся правда заключается в том, что мы вступаем сейчас в такую полосу истории, когда наши классовые враги неизбежно навяжут нам войну… Буржуазия всего мира живет одной мечтой, что мы будем рано или поздно уничтожены. Не только одна Англия, а весь капиталистический мир считает, что мы, как государство с совершенно новой социальной структурой, как государство строящегося социализма, не имеем права на существование, должны сойти со сцены».
Вот это параноидальное отношение ко всему окружающему миру и лежало в основе важнейших политических решений Советского правительства.
Председателю СНК СССР А.И. Рыкову поручили «в закрытых заседаниях Совнаркомов СССР и РСФСР поставить вопрос о немедленной разработке в Наркоматах (каждому по своей линии) мероприятий, способствующих поднятию обороны страны, и мероприятий, обеспечивающих усиленный темп всей работы и быстрое устранение наиболее существенных недочетов, особенно нетерпимых в настоящих условиях».
Вопрос был поставлен – предложения поступили. Наркомат путей сообщения составил планы повышения пропускной способности железных дорог и проведения чистки аппарата с удалением неблагонадежных. Наркомат торговли предложил создать государственный хлебный фонд, обеспечивающий потребности Красной Армии и важнейших городских центров на два месяца, а также государственный фонд сельскохозяйственного сырья для промышленности. В Наркомате почты и телеграфа додумались до строительства телефонно-телеграфных линий и оперативных узлов связи для вероятных театров военных действий. Наркомат финансов приступил к разработке «системы мероприятий, связанных с мобилизацией народного хозяйства и приведением в готовность всего административного аппарата и аппарата, обслуживающего армию». Для оказания помощи ВСНХ в деле разработки мобилизационных мероприятий и выяснения полной и объективной картины на 235 военных и гражданских предприятий были направлены уполномоченные товарищи, установившие, что «положение с подготовкой военной промышленности находится в тяжелом и совершенно неудовлетворительном состоянии», поскольку до сих пор в отношении ее существовали демобилизационные и пацифистские настроения.
В резолюции объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) от 9 августа, в частности, указывалось:
«Опасность контрреволюционной войны против СССР есть самая острая проблема текущего периода. Обострение противоречий между СССР и его капиталистическим окружением является главной тенденцией настоящего периода…
Если внутренние противоречия между различными империалистическими государствами чреваты крупнейшими конфликтами между ними, то, с другой стороны, не исключен и временный блок этих государств против СССР, т.е. прямая военная или финансовая поддержка сил, непосредственно ведущих операции против государства рабочего класса. Яростная пропаганда разрыва отношений с СССР во Франции; поворот значительной части германской прессы в сторону враждебности против СССР; японская политика на Дальнем Востоке и т.д. и т.п. сигнализируют реальную возможность этой опасности…
Вышесказанным определяется политика СССР. Это прежде всего политика мира. При невозможности «предсказать» сроки военного наступления против СССР и при всей необходимости подготовки к этому наступлению СССР должен вести решительную и последовательную политику мира, которая усиливает с каждым годом и каждым месяцем позицию пролетарского государства. В целях борьбы за мир правительство СССР должно идти на хозяйственно целесообразные связи с капиталистическими государствами. В то же время СССР будет всеми мерами защищать основы своей пролетарской и государственной конституции, которые являются одновременно и основами ее бытия как пролетарского государства».
Об этом же в декабре на съезде партии говорил И.В. Сталин:
«Усиление интервенционистских тенденций в лагере империалистов и угроза войны (в отношении СССР) есть один из основных факторов нынешнего положения…
Если года два назад можно было и нужно было говорить о периоде некоторого равновесия и «мирного сожительства» между СССР и капиталистическими странами, то теперь мы имеем все основания утверждать, что период «мирного сожительства» отходит в прошлое, уступая место периоду империалистических наскоков и подготовки интервенции против СССР…
Отсюда задача – учесть противоречия в лагере империалистов, оттянуть войну, «откупившись» от капиталистов, и принять все меры к сохранению мирных отношений.
Мы не можем забыть слов Ленина о том, что очень многое в деле нашего строительства зависит от того, удастся ли нам оттянуть войну с капиталистическим миром, которая неизбежна, но которую можно оттянуть либо до того момента, пока не вызреет пролетарская революция в Европе, либо до того момента, пока не назреют вполне колониальные революции, либо, наконец, до того момента, пока капиталисты не передерутся между собой из-за дележа колоний.
Основа наших отношений с капиталистическими странами состоит в допущении сосуществования двух противоположных систем».
Именно в 1927 году СССР начал примерять на себя личину пламенного борца за мир во всем мире и поборника «коллективной безопасности». Советским руководством был предпринят ряд шагов на внешнеполитической арене с целью нормализации отношений с европейскими странами, сворачиванию подрывной деятельности своих доморощенных эмиссаров, которых с удручающей регулярностью хватали за руку полиция и спецслужбы, улучшению имиджа страны.
Вот несколько выдержек из секретных постановлений Политбюро:
5 мая 1927 года: «Обязать ИККИ, ОГПУ и Разведупр в целях конспирации принять меры к тому, чтобы товарищи, посылаемые этими организациями за границу по линии Наркоминдела и Наркомвнешторга, не выделялись в своей официальной работе из общей массы сотрудников полпредств и торгпредств».
28 мая: «Совершенно выделить из полпредств и торгпредств представительства ИНО ОГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, КИМа, МОПРа…
Привести в порядок финансовые операции Госбанка по обслуживанию революционного движения в других странах с точки зрения максимальной конспирации».
7 июля: «Всякие связи Коминтерна с другими полпредствами безусловно в течение июля заканчиваются и впредь не производятся».
30 ноября 1927 года на первом заседании IV сессии Подготовительной комиссии Конференции по разоружению в Женеве глава советской делегации, заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов от имени «единственного Правительства, которое на деле доказало свою волю к миру и разоружению», огласил декларацию, в которой предлагалось, не размениваясь на мелочные «детали», решить вопрос глобально, а именно, всем государствам(!) одновременно и полностью разоружиться(!!) за один(!!!), в крайнем случае четыре года: распустить вооруженные силы, отправить на переплавку танки, корабли и пулеметы, самолеты распилить, крепости взорвать, утилизировать боеприпасы и средства химической борьбы, ликвидировать военные производства и военные ведомства, запретить изобретать средства истребления, а также учить молодежь военному делу. И все! Мир на земле и в человецех благоволение: «…я утверждаю, что сама по себе проблема разоружения не представляет никаких трудностей и может быть разрешена быстро и легко».
Остальные участники сессии признали сей план утопическим, хотя и «отвечающим интересам человечества», и даже не стали его обсуждать, в чем сами декларанты, не будучи идиотами, нисколько не сомневались. Зато теперь можно было заявлять со всех трибун: «Общий итог нашего участия в работах Женевы состоит в том, что впервые перед всем миром поставлена во всей серьезности и конкретности проблема действительного разоружения. Правительство Советского Союза всеми мерами боролось за мир, против поджигателей войны».
2 декабря там же, в Женеве, Литвинов подписал декларацию о присоединении СССР к протоколу «О запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств». Документ был ратифицирован 9 марта 1928 года, а 7 апреля Реввоенсовет создал Институт химической обороны со следующим уставом: «Задача ИХО в области химического нападения – искать новые ОВ на основе разведупровских материалов и тактических заданий, быстро их изготовлять в достаточных для полигонных испытаний количествах и проводить все необходимые проверочные испытания для представления образца в РВС для ввода на вооружение». Деньги на строительство здания института взяли из добровольного фонда «Наш ответ Чемберлену».
Тем временем внутри партии и страны искусственно поддерживалось состояние истерии. Искусственно, потому что кто-кто, но прагматичный Сталин, читая донесения дипломатов и разведчиков, с достаточной степенью достоверности понимал, что угроза «крестового похода» минимальна: нет на Западе никакого «единого фронта» и не существует «Малой Антанты», а есть на деле «противоречие интересов в лагере империалистов, заинтересованность некоторых стран в экономических связях с СССР».
Литва в те поры де-юре находилась в состоянии войны с Польшей, которая в любой момент могла стать «де-фактом». Польша, которую в 1926 году снова возглавил Юзеф Пилсудский (и о которой тогда же Сталин писал: «Польское государство вступило в фазу полного разложения, финансы летят в трубу. Злотый падает. Промышленность парализована…»), была не прочь радикально выяснить отношения с литовцами и уговаривала Германию присоединиться к разборке и забрать себе Мемель. Немцы, тесно сотрудничавшие с Советами, втайне считавшие польскую государственность историческим недоразумением, не имели вооруженных сил, способных вести наступательную войну. Победоносная Франция, вполне удовлетворенная Версальским миром, полагавшая себя главным гарантом европейской стабильности, воевать не желала, пресекала любые намеки на возможность усиления Германии, держала за фалды Польшу в литовском вопросе и заявляла о неизменности своей политики в отношении СССР. Советско-французские отношения стали гораздо теплее после того, как в мае 1927 года Москва изъявила готовность погасить большую часть царских долгов. 2 июня были подписаны торговый договор и таможенная конвенция между Советским Союзом и Латвией. Деловые круги Англии, не преодолевшей еще внутриполитический кризис, руководствуясь принципом Ллойд Джорджа «торговать можно и с людоедами», предпочитали осваивать необъятный «русский рынок», чем финансировать новые военные расходы. Меморандум британского Министерства иностранных дел, направленный правительству в 1926 году, констатировал:
«У нас нет территориальных устремлений или желания расширяться. Мы получили все, чего желали, и, наверное, даже больше. Наша единственная цель состоит в том, чтобы удержать то, что нам нужно, и жить в мире… Реальность такова, что война и слухи о войне, вражда и конфликты в любом уголке мира означают потери и ущерб британским коммерческим и денежным интересам…
В соответствии с этой стратегической установкой последовали изменения в тактике: постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) была свернута «активная разведка» на чужой территории, из приграничной зоны отозваны и распущены террористические боевые группы и «повстанческие отряды», с рядом стран установлены дипломатические, консульские и торговые отношения. Одновременно был взят курс на тайное финансирование зарубежных компартий, поддержку профсоюзных и антивоенных движений, создание на территории «вероятных противников» разведывательных резидентур, внедрение агентов в аппарат иностранных правительств, военные и полицейские структуры. Правда, получалось довольно неуклюже, трудновато было вдруг и сразу отказаться от подрывной деятельности, уж больно заманчивые перспективы открывались в связи с китайской революцией или грандиозной стачкой, парализовавшей британскую промышленность.
Тесные контакты, завязавшиеся между советскими профсоюзами и английскими тред-юнионами, привели к созданию в сентябре 1925 года Англо-Русского комитета единства, поставившего себе задачей «согласование действий профессионального движения обеих стран в их борьбе за международное единство профессионального движения», без которого «невозможна защита интересов рабочего класса против наступления капитала». Председатель Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьев планировал посредством таких комитетов «революционизировать» рабочий класс и «обезвредить реформизм в Европе» – заменить «реакционное» руководство профсоюзов на что-нибудь «прогрессивное», научить рабочих на Западе «драться со своей буржуазией по-русски». Надо сказать, что Англия, превратившаяся из мирового кредитора в должника, довольно долго оправлялась от последствий мировой войны, а пролетарии всех стран в те годы испытывали большую симпатию к «первому государству рабочих и крестьян».
1 мая 1926 года в ответ на решение Ассоциации шахтовладельцев снизить заработную плату и установить восьмичасовой рабочий день вместо семичасового либо объявить полный локаут около миллиона английских горняков решились на забастовку. С 4 мая по призыву Генерального Совета тред-юнионов к ней присоединились железнодорожники, водники, печатники, металлурги, строители, машиностроители, представители других профессий. Стачка стала всеобщей и вместе с горняками охватила около 6 миллионов человек. Буквально на следующий день в Москве озаботились тяжелым положением английского пролетариата, и ВЦСПС начал перевод Генеральному совету денег, «собранных рабочими СССР». Эти средства по замыслу «кремлевских мечтателей» должны были пойти на ведение пропаганды, закупку винтовок и создания отрядов Красной гвардии. Английская компартия, получавшая советское золото нелегально и по отдельной ведомости, призвала трудящихся вооружаться и переводить борьбу в политическую плоскость. В ответ на ноту британского правительства, выразившего протест против финансирования забастовки Кремлем, Народный комиссариат иностранных дел ответил, что советское правительство не может лишить своих граждан права переводить за границу денежные суммы для оказания поддержки профессиональным союзам других стран (граждане СССР только и знали из выступлений председателя ЦИК М.И. Калинина, что восьмичасовой рабочий день – величайшее достижение Советской власти, «в то время как повсюду в Европе, не исключая и Англию», эксплуататоры заставляют работяг вкалывать по десять часов).
Англия очутилась на пороге пролетарской революции, в подготовке которой «реакционные круги» прямо обвиняли СССР и британских профсоюзных лидеров. 10 мая Уинстон Черчилль и его сторонники в кабинете министров потребовали принятия самых крутых мер: ареста Генсовета и местных стачечных комитетов, мобилизации армейских резервов и проведения через парламент закона, дающего правительству право конфискации денежных фондов тред-юнионов. Испугавшись ответственности и размаха движения, Генеральный совет, изначально не планировавший вооруженного восстания с захватом мостов и телеграфов, штурмом Вестминстерского дворца и последующей гражданской войной – все это англичане «проходили» еще в XVII веке, – категорически отказался принять советские деньги и всякую иную помощь Советского Союза и пошел на соглашение с правительством консерваторов. Как отметил по этому поводу И.В. Сталин, «руководители рабочего класса оказались не на высоте задач рабочего класса». 12 мая было объявлено о прекращении всеобщей забастовки. Упертые шахтеры продержались еще почти семь месяцев и, хотя специально созданный фонд ВЦСПС переправил «английским товарищам» 11,5 миллиона рублей, в конце концов вынуждены были принять условия работодателей.
На другом краю Евразийского континента лидер Гоминьдана генерал Чан Кайши в мае 1926 года, выступая на III съезде объединенных профсоюзов в Гуанчжоу, провозгласил милый сердцу большевиков лозунг «Да здравствует мировая революция!» и двинул Национально-революционную армию Китая в Северный поход против «проанглийских милитаристских клик». Советское руководство обеспечивало эту кампанию поставками оружия, самолетов, военных специалистов, В.К. Блюхера и безоговорочной поддержкой китайских коммунистов. 10 октября гоминьдановские войска заняли один из крупнейших экономических центров страны Ухань, а 22—23 марта 1927 года – Шанхай и Нанкин, победы над «контрреволюцией» сопровождались ликвидацией британских концессий и погромом иностранных представительств. В Москве наиболее горячие головы предлагали незамедлительно устанавливать в освобожденных районах Советскую власть и начать раздачу земли крестьянам. Однако уже в апреле Чан Кайши, возглавивший Национальное правительство Китайской республики, объявил о разрыве с КПК и под флагом «кампании за наведение порядка и чистоты в собственном доме» начал массовый отстрел коммунистов; коминтерновские советчики спешно эвакуировались на родину. С точки зрения марксистов, китайская революция 1925—1927 гг. потерпела поражение. А Лондон укрепился во мнении, что Москва слишком много себе позволяет.
Вышеизложенные события значительно ухудшили отношения Советского Союза с рядом европейских стран, особенно с Англией, где «враждебные СССР силы развязали антисоветскую кампанию». 23 февраля 1927 года министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен направил Советскому правительству ноту с требованием прекратить «антианглийскую пропаганду» и военную поддержку Гоминьдана:
«Правительство Его Величества считает необходимым самым серьезным образом предостеречь СССР, что есть границы терпения английского общественного мнения, которые опасно переходить, и продолжение таких актов, как те, на которые мы приносим жалобу в этой ноте, должно рано или поздно сделать неизбежным аннулирование торгового соглашения, положения которого были так бесцеремонно нарушены, и даже повести к разрыву обычных дипломатических отношений».
Ответ Москвы от 26 февраля «был проникнут спокойствием, выдержкой и чувством достоинства». В нем указывалось: «Угрозы в отношении Союза ССР не могут запугать кого бы то ни было в Советском Союзе». 12 мая лондонская полиция ворвалась в здание, в котором размещались торгпредство СССР и англо-советское акционерное общество АРКОС и в ходе четырехдневного обыска очистила все сейфы и шкафы. Захваченные и опубликованные в «Белой книге» документы, по мнению Министерства внутренних дел, свидетельствовали о том, что советским представительством «направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи».
26 мая после бурных дебатов Палата общин приняла решение о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. Одновременно Британский конгресс тред-юнионов прекратил деятельность Англо-Русского комитета единства.
Так начиналась «военная тревога» 1927 года.
Из репродукторов бодро звучало: «Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», а несознательное население лихорадочно скупало соль, муку, керосин и спички. Информационный отдел ОГПУ в сводке от 15 февраля 1927 года сообщал:
«После опубликования в прессе речей т.т. Ворошилова и Бухарина на XV Московской губпартконференции среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение… Крестьяне пограничных районов стараются обменять советские деньги на золото. Местами золотая пятирублевка ходит за 10—12 червонных рублей. Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сократился подвоз этих товаров на рынок».
Комментируя речь Н.И. Бухарина, заявившего: «У нас нет гарантий, что на нас не пападут», британский дипломат отмечал:
«С каждым днем становится все очевиднее, что существующая ныне паника, которая слышится в каждом публичном выступлении и читается в каждой статье партийных лидеров, не «поддельная»… а на самом деле отражает чувства и эмоции Коммунистической партии и Советского правительства, и эта нервозность успешно передается всему народу».
Впервые большевики серьезно задумались не о раздувании «мирового пожара», а о собственной обороноспособности в период «частичной стабилизации капитализма».
По подсчетам Штаба РККА, в случае мобилизации ближайшие соседи на западной границе могли выставить 113 стрелковых дивизий и 77 кавалерийских полков общей численностью более 2,5 миллиона человек; они располагали 5746 полевыми орудиями, 1157 боевыми самолетами, 483 танками. Это только первый эшелон, за которым должны подтянуться французские, британские, не исключено, итальянские «легионы». Красная Армия в случае войны могла развернуть 92 стрелковые дивизии и 74 кавалерийских полка общей численностью 1,2 миллиона человек, 5640 полевых орудий, 698 боевых самолетов, 60 танков, 99 бронеавтомобилей и 42 бронепоезда.
Начальник Штаба М.Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 декабря 1926 года сообщал: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы… Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады)».
Разрыв дипломатических отношений с Великобританией многими был воспринят как подготовка против СССР «крестового похода», в котором единым фронтом выступят Малая (Польша, государства Прибалтики, Румыния, Финляндия) и Большая (Англия, Франция и США) Антанты, вкупе с Японией, Персией, Турцией и недобитой белогвардейщиной – короче, «весь мир насилья», что еще более способствовало нарастанию военного психоза.
1 июня 1927 года ЦК ВКП(б) выступил с обращением «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в котором призвал советский народ быть готовым к отражению империалистической агрессии, еще более усилить работу на всех участках советской и хозяйственной деятельности: «Война может быть нам навязана, несмотря на все наши усилия сохранить мир. К этому худшему случаю нужно готовиться всем трудящимся».
27 июня Политбюро признало необходимым «опубликовать обращение ЦК в связи с возросшей опасностью войны и попытками белогвардейщины дезорганизовать наш тыл» и рекомендовало превратить объявленную Осоавиахимом и назначенную с 10 по 17 июля «Неделю обороны» в большую политическую кампанию.
Газета «Правда» писала: «Проведем «Неделю обороны» по-большевистски. Пусть каждый сделает практически все нужное и все возможное в интересах укрепления военной мощи государства свободных рабочих и крестьян. Будем крепить социалистическую индустрию – фундамент пролетарской борьбы! Коммунисты и комсомольцы пусть станут в первые шеренги, пусть покажут пример…
Если империалисты начнут открытое нападение на нашу страну, – они развяжут всеевропейскую войну, которая неизбежно повлечет за собой громадные классовые битвы. В этих битвах сгорит капитализм Европы, и диктатура фашистской буржуазии сменится в конечном счете диктатурой пролетарских Советов».
Пропаганда всех уровней не уставала напоминать о «враждебном окружении», раздувала народное движение для отпора «агрессивным планам Англии и ее приспешников поработить первое Советское государство». «По инициативе трудящихся» 9 июня был создан фонд для сбора средств на постройку эскадрильи самолетов – «Наш ответ Чемберлену». Трубадуры сочиняли на злобу дня:
Трудовые коллективы в решениях и резолюциях выражали свой гнев и глубокое возмущение провокационными действиями империалистов и заявляли о готовности дать вооруженный отпор сторонникам интервенции.
Сегодня советской силы показ:
В ответ на гнев чемберленский
В секунду наденем противогаз,
Штыки рассияем в блеске.
Президент М.И. Калинин на пальцах разъяснял работницам и крестьянкам, откуда у «буржуев» такая патологическая ненависть к Стране Советов: «Не успел Христос родиться, как уже господствующие классы позаботились его убить. Что означает эта легенда? Она означает, что народ еще в древнейший период своей истории подметил, как господствующие классы стремятся беспощадно подавить даже в самом зародыше его попытку свергнуть иго этих классов. Поэтому вполне естественно, что все буржуазные государства открыли жестокую кампанию против Советского Союза». Аналогичным образом стращал заводских пролетариев нарком К.Е. Ворошилов: «Вся правда заключается в том, что мы вступаем сейчас в такую полосу истории, когда наши классовые враги неизбежно навяжут нам войну… Буржуазия всего мира живет одной мечтой, что мы будем рано или поздно уничтожены. Не только одна Англия, а весь капиталистический мир считает, что мы, как государство с совершенно новой социальной структурой, как государство строящегося социализма, не имеем права на существование, должны сойти со сцены».
Вот это параноидальное отношение ко всему окружающему миру и лежало в основе важнейших политических решений Советского правительства.
Председателю СНК СССР А.И. Рыкову поручили «в закрытых заседаниях Совнаркомов СССР и РСФСР поставить вопрос о немедленной разработке в Наркоматах (каждому по своей линии) мероприятий, способствующих поднятию обороны страны, и мероприятий, обеспечивающих усиленный темп всей работы и быстрое устранение наиболее существенных недочетов, особенно нетерпимых в настоящих условиях».
Вопрос был поставлен – предложения поступили. Наркомат путей сообщения составил планы повышения пропускной способности железных дорог и проведения чистки аппарата с удалением неблагонадежных. Наркомат торговли предложил создать государственный хлебный фонд, обеспечивающий потребности Красной Армии и важнейших городских центров на два месяца, а также государственный фонд сельскохозяйственного сырья для промышленности. В Наркомате почты и телеграфа додумались до строительства телефонно-телеграфных линий и оперативных узлов связи для вероятных театров военных действий. Наркомат финансов приступил к разработке «системы мероприятий, связанных с мобилизацией народного хозяйства и приведением в готовность всего административного аппарата и аппарата, обслуживающего армию». Для оказания помощи ВСНХ в деле разработки мобилизационных мероприятий и выяснения полной и объективной картины на 235 военных и гражданских предприятий были направлены уполномоченные товарищи, установившие, что «положение с подготовкой военной промышленности находится в тяжелом и совершенно неудовлетворительном состоянии», поскольку до сих пор в отношении ее существовали демобилизационные и пацифистские настроения.
В резолюции объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) от 9 августа, в частности, указывалось:
«Опасность контрреволюционной войны против СССР есть самая острая проблема текущего периода. Обострение противоречий между СССР и его капиталистическим окружением является главной тенденцией настоящего периода…
Если внутренние противоречия между различными империалистическими государствами чреваты крупнейшими конфликтами между ними, то, с другой стороны, не исключен и временный блок этих государств против СССР, т.е. прямая военная или финансовая поддержка сил, непосредственно ведущих операции против государства рабочего класса. Яростная пропаганда разрыва отношений с СССР во Франции; поворот значительной части германской прессы в сторону враждебности против СССР; японская политика на Дальнем Востоке и т.д. и т.п. сигнализируют реальную возможность этой опасности…
Вышесказанным определяется политика СССР. Это прежде всего политика мира. При невозможности «предсказать» сроки военного наступления против СССР и при всей необходимости подготовки к этому наступлению СССР должен вести решительную и последовательную политику мира, которая усиливает с каждым годом и каждым месяцем позицию пролетарского государства. В целях борьбы за мир правительство СССР должно идти на хозяйственно целесообразные связи с капиталистическими государствами. В то же время СССР будет всеми мерами защищать основы своей пролетарской и государственной конституции, которые являются одновременно и основами ее бытия как пролетарского государства».
Об этом же в декабре на съезде партии говорил И.В. Сталин:
«Усиление интервенционистских тенденций в лагере империалистов и угроза войны (в отношении СССР) есть один из основных факторов нынешнего положения…
Если года два назад можно было и нужно было говорить о периоде некоторого равновесия и «мирного сожительства» между СССР и капиталистическими странами, то теперь мы имеем все основания утверждать, что период «мирного сожительства» отходит в прошлое, уступая место периоду империалистических наскоков и подготовки интервенции против СССР…
Отсюда задача – учесть противоречия в лагере империалистов, оттянуть войну, «откупившись» от капиталистов, и принять все меры к сохранению мирных отношений.
Мы не можем забыть слов Ленина о том, что очень многое в деле нашего строительства зависит от того, удастся ли нам оттянуть войну с капиталистическим миром, которая неизбежна, но которую можно оттянуть либо до того момента, пока не вызреет пролетарская революция в Европе, либо до того момента, пока не назреют вполне колониальные революции, либо, наконец, до того момента, пока капиталисты не передерутся между собой из-за дележа колоний.
Основа наших отношений с капиталистическими странами состоит в допущении сосуществования двух противоположных систем».
Именно в 1927 году СССР начал примерять на себя личину пламенного борца за мир во всем мире и поборника «коллективной безопасности». Советским руководством был предпринят ряд шагов на внешнеполитической арене с целью нормализации отношений с европейскими странами, сворачиванию подрывной деятельности своих доморощенных эмиссаров, которых с удручающей регулярностью хватали за руку полиция и спецслужбы, улучшению имиджа страны.
Вот несколько выдержек из секретных постановлений Политбюро:
5 мая 1927 года: «Обязать ИККИ, ОГПУ и Разведупр в целях конспирации принять меры к тому, чтобы товарищи, посылаемые этими организациями за границу по линии Наркоминдела и Наркомвнешторга, не выделялись в своей официальной работе из общей массы сотрудников полпредств и торгпредств».
28 мая: «Совершенно выделить из полпредств и торгпредств представительства ИНО ОГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, КИМа, МОПРа…
Привести в порядок финансовые операции Госбанка по обслуживанию революционного движения в других странах с точки зрения максимальной конспирации».
7 июля: «Всякие связи Коминтерна с другими полпредствами безусловно в течение июля заканчиваются и впредь не производятся».
30 ноября 1927 года на первом заседании IV сессии Подготовительной комиссии Конференции по разоружению в Женеве глава советской делегации, заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов от имени «единственного Правительства, которое на деле доказало свою волю к миру и разоружению», огласил декларацию, в которой предлагалось, не размениваясь на мелочные «детали», решить вопрос глобально, а именно, всем государствам(!) одновременно и полностью разоружиться(!!) за один(!!!), в крайнем случае четыре года: распустить вооруженные силы, отправить на переплавку танки, корабли и пулеметы, самолеты распилить, крепости взорвать, утилизировать боеприпасы и средства химической борьбы, ликвидировать военные производства и военные ведомства, запретить изобретать средства истребления, а также учить молодежь военному делу. И все! Мир на земле и в человецех благоволение: «…я утверждаю, что сама по себе проблема разоружения не представляет никаких трудностей и может быть разрешена быстро и легко».
Остальные участники сессии признали сей план утопическим, хотя и «отвечающим интересам человечества», и даже не стали его обсуждать, в чем сами декларанты, не будучи идиотами, нисколько не сомневались. Зато теперь можно было заявлять со всех трибун: «Общий итог нашего участия в работах Женевы состоит в том, что впервые перед всем миром поставлена во всей серьезности и конкретности проблема действительного разоружения. Правительство Советского Союза всеми мерами боролось за мир, против поджигателей войны».
2 декабря там же, в Женеве, Литвинов подписал декларацию о присоединении СССР к протоколу «О запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств». Документ был ратифицирован 9 марта 1928 года, а 7 апреля Реввоенсовет создал Институт химической обороны со следующим уставом: «Задача ИХО в области химического нападения – искать новые ОВ на основе разведупровских материалов и тактических заданий, быстро их изготовлять в достаточных для полигонных испытаний количествах и проводить все необходимые проверочные испытания для представления образца в РВС для ввода на вооружение». Деньги на строительство здания института взяли из добровольного фонда «Наш ответ Чемберлену».
Тем временем внутри партии и страны искусственно поддерживалось состояние истерии. Искусственно, потому что кто-кто, но прагматичный Сталин, читая донесения дипломатов и разведчиков, с достаточной степенью достоверности понимал, что угроза «крестового похода» минимальна: нет на Западе никакого «единого фронта» и не существует «Малой Антанты», а есть на деле «противоречие интересов в лагере империалистов, заинтересованность некоторых стран в экономических связях с СССР».
Литва в те поры де-юре находилась в состоянии войны с Польшей, которая в любой момент могла стать «де-фактом». Польша, которую в 1926 году снова возглавил Юзеф Пилсудский (и о которой тогда же Сталин писал: «Польское государство вступило в фазу полного разложения, финансы летят в трубу. Злотый падает. Промышленность парализована…»), была не прочь радикально выяснить отношения с литовцами и уговаривала Германию присоединиться к разборке и забрать себе Мемель. Немцы, тесно сотрудничавшие с Советами, втайне считавшие польскую государственность историческим недоразумением, не имели вооруженных сил, способных вести наступательную войну. Победоносная Франция, вполне удовлетворенная Версальским миром, полагавшая себя главным гарантом европейской стабильности, воевать не желала, пресекала любые намеки на возможность усиления Германии, держала за фалды Польшу в литовском вопросе и заявляла о неизменности своей политики в отношении СССР. Советско-французские отношения стали гораздо теплее после того, как в мае 1927 года Москва изъявила готовность погасить большую часть царских долгов. 2 июня были подписаны торговый договор и таможенная конвенция между Советским Союзом и Латвией. Деловые круги Англии, не преодолевшей еще внутриполитический кризис, руководствуясь принципом Ллойд Джорджа «торговать можно и с людоедами», предпочитали осваивать необъятный «русский рынок», чем финансировать новые военные расходы. Меморандум британского Министерства иностранных дел, направленный правительству в 1926 году, констатировал:
«У нас нет территориальных устремлений или желания расширяться. Мы получили все, чего желали, и, наверное, даже больше. Наша единственная цель состоит в том, чтобы удержать то, что нам нужно, и жить в мире… Реальность такова, что война и слухи о войне, вражда и конфликты в любом уголке мира означают потери и ущерб британским коммерческим и денежным интересам…