На место погибших эсис слали тысячи и тысячи новичков, совершенно не знакомых с обстановкой и способных лишь на такие же, будто по лекалу вычерченные, однобокие действия – в конечном итоге, в пространстве война для нас приняла характер охоты. Но так было, увы, не везде. На некоторых, малоизвестных широкой публике, театрах мы до последнего дня сражались с полнейшим напряжением всех сил, беспрестанно оказываясь в нештатных, непредусмотренных уставами ситуациях, которые вынуждали нас к импровизациям. По сути говоря, нам приходилось то и дело выкручиваться, часто выбирая между привычными нравственными нормами нашей расы и жестокой военной необходимостью.»
   Генерал Ланкастер вздохнул и отключил мемориблок. Он не знал, удастся ли ему когда-нибудь опубликовать эту свою работу, но был твердо уверен: написать ее он должен. Слишком многое прошло перед его глазами за последние годы, слишком большой опыт, необходимый грядущим поколениям, он получил. Будучи, по сути, ученым до мозга костей, Ланкастер хорошо понимал, что такое обобщение и систематизация информации – тем более, что его опыт был в немалой мере уникален. Будущие контрразведчики еще скажут ему спасибо…
   Дверь его кабинета требовательно загудела. Ланкастер бросил взгляд на часы, недоверчиво улыбнулся и протянул руку к сенсору открытия.
   – Господин генерал! Полковник Томор явился для прохождения службы согласно приказа…
   – Здравствуйте, – мягкий голос Ланкастера заставил вошедшего сбиться на полуслове. Командир дивизиона клацнул зубами и осторожно опустил правую руку. – Садитесь, Томор, я не могу разговаривать с вами стоя.
   Виктор указал вошедшему на ворсистое синее кресло в углу кабинета и прошелся вдоль стены, оправляя на себе китель. Полковник молчал, провожая его глазами, – Ланкастер, чуть заметно щурясь, крался по толстому ковру: он остановился тогда, когда первое мнение о командире противодесантного усиления сформировалось в его голове окончательно.
   – Хоть вы-то понимаете, чего ради вас засунули в такую дичь, да еще и прицепом к особому легиону? – в упор спросил он.
   – О том, что вы «особый», я узнал только вчера, – Томор сложил свои тонкие губы сердечком и покачал головой, будто сожалея о чем-то. – А вот насчет понимания…
   – Откровеннее, Томор, иначе нам тут не сработаться. Я, например, кое-что понимаю, но чем больше об этом думаю, тем сильнее запутываюсь.
   – Либо мы «подсадные», либо здесь какие-то игры.
   – Браво! – Ланкастер скользнул в свое кресло, пошарил рукой в тумбе массивного деревянного стола и достал бутылку: – Виски будете?
   – Буду, – серьезно ответил Томор. – А почему вы проверяли меня на идиотизм?
   – А потому что я боюсь идиотов, – признался генерал. – И еще… ваше – именно ваше лично, – назначение развеяло кое-какие мои сомнения. Другие, правда, остались, но сейчас я о них не буду. Всему свое время, договорились? Как вас зовут, кстати?
   – Вы же знаете, – хмыкнул комдив. – Антал Томор, всегда к услугам вашей милости. Бывший унтер-офицер Кассанданской Территориальной гвардии, выслужил майорский чин, потом закончил заочную академию десантных сил, специализировался на мобильных зенитных системах, четыре высадки, два ранения, по собственному желанию оставлен в кадрах…
   – Я не знал, что вы из унтеров, – искренне удивился Ланкастер. – Только не подумайте, что это уменьшает мое к вам уважение!
   – Я социотехник по образованию. Занимался финансовыми прогнозами и все такое… на уровне среднего бизнеса, не более, к биржам меня не подпускали. А лейтенанта я получил после первой же высадки эсис на Кассандану – помните?
   «Я в то время был дьявольски далеко от Кассанданы, – подумал Ланкастер, – и она меня, по совести, не слишком интересовала.»
   – Помню, – сказал он. – Теперь понятно. Вы их просто в блин раскатали, они долго очухивались… да, было.
   – Я стоял на южном полюсе. Всем выжившим дали офицерские чины. И рядовым тоже – правда, мало кто войну пережил.
   Внешность Томора производила странное впечатление – при том, что он то и дело шевелил губами и втягивал щеки, верхняя часть лица оставалась почти неподвижной, словно заледенелой; водянистые зеленые глаза и тонкие брови только углубляли это ощущение. Определить его возраст было практически невозможно, полковник замер между тридцатью и шестьюдесятью – Ланкастер знал, отчего это. Таких, как он, в армии оставляли весьма охотно – вот только осталось их и в самом деле не много…
   – Какой у вас был приказ? – спросил Виктор, выставляя на стол приплюснутую красную бутыль.
   – Ничего особенного, если, опять-таки, не слишком задумываться, – Томор, щурясь, рассматривал угощение. – Расквартироваться, оборудовать позиции, используя при этом территории старой имперской базы, и держать готовность два. При этом одна рота должна быть мобильна для переброски на другую сторону планеты. Довольно стандартно – так, как будто мне следует удерживать плацдарм до прибытия основных сил. Или отбиваться от очень слабого контингента. Одним дивизионом, даже таким, как у меня, планету не удержишь.
   – Может быть, держать следует только базу? – Ланкастер присел на край своего стола и поднял серебряный бокальчик.
   – У меня почти восемьдесят процентов ветеранов, – ухмыльнулся в ответ Томор, – которые понимают не хуже меня, что удержание одной только базы не имеет никакого стратегического смысла. Или мы ждем подкреплений, или нас будут атаковать самоубийцы. Подавить мой дивизион чертовски сложно, а я зато могу расстрелять целый десантный легион.
   – При условии, что он идет без оперативного прикрытия, – понимающе кивнул Ланкастер.
   – Да, конечно. Но где вы такое видели?
   – Я, Антал, и не такое видел…
   Они выпили, и Томор, вопросительно глянув на командира, потащил из кармана кителя сигару. Ланкастер придвинул поближе к нему чашеобразную пепельницу на длинной деревянной ножке, щелкнул своим портсигаром, сосредоточенно понюхал его содержимое, потом подцепил ногтем длинную черную сигарету.
   Томор негромко кашлянул.
   – Я хотел бы задать вам один вопрос…
   – Да?..
   – Мне до сих пор непонятно, как события на Виоле могли просочиться наружу?.. неужели это было сделано намеренно? Честно говоря, мне не всегда понятны резоны командования, выставляющего напоказ наши с вами грязные носки.
   – А, это… – махнул рукой Ланкастер, – Там все довольно просто. В штабе местного гарнизона нашлись политически активные люди, хорошо понимавшие, что война когда-нибудь закончится, и надо зарабатывать свои э-ээ, дивиденды. Пока мы носились как очумелые под огнем, совсем, кстати, не представляя, что же нам делать, они пили коньяк и радостно потирали руки.
   – Неужели вот так прямо? – едва не оторопел Томор.
   – Бывает и хуже. Они ведь и предполагать не могли, что вся эта возня с общественным обвинением станет для нас поистине благословением божьим – прикроет нас от настоящего скандала, до которого, поверьте, оставалось очень немного. Мы действовали так потому, что у нас не было другого выхода. Но виноваты в этом люди из верхних эшелонов, совершенно просравшие оперативные планы эсис.
   – Значит, эсис там все-таки были? Я приблизительно так и думал.
   – Да, они там были. Но мы не знали где, а на разведку уже не было времени, нас выбросили на третий день мятежа, многие города к тому времени полностью перешли под власть вождей мятежников, там резали семьи наших чиновников и комиссаров, да вообще всех не местных, даже врачей… в гарнизоне абсолютно не понимали, с чем именно они имеют дело – в общем, там было просрано все, что только можно. Главную ошибку допустили на самом верху, в стратегических службах. Тамошние умники поняли: очередной «вариант просачивания» произойдет на одном из Айоранских миров. Но они были убеждены, что это будет Рогнар!
   – Да с чего вдруг? – совершенно изумился Томор. – Рогнар с нами чуть ли не тысячу лет, там никто и не думает отделять себя от остального человечества!
   – Верно. Случайно открытый Трайтеллар всерьез не воспринимался, эсис о нем просто не знали. А Рогнар выбрали потому, что к нему проще подобраться – я имею в виду, технически. Система хорошо завалена всякими мелкими телами, наблюдать за ней очень сложно, масс-детекторы не в состоянии отследить перемещение небольшого корабля, тем более, вы, наверное, слышали, что в системах их скауты идут в коконе холодной плазмы, исключающей стандартный поиск лучами Холла. В итоге рогнарские территориалы стояли буквально на ушах, контрразведка проводила повальные аресты религиозных ортодоксов и обследовала чуть ли не каждый метеорит, упавший на поверхность. Обшаривалось все, вплоть до океанов. А каста «воспитателей» оказалась куда лучше подкована с точки зрения ксенопсихологии. Они побывали на Виоле еще лет за десять до войны – и это мы тоже не заметили, как потом выяснилось. И просчитали они все до мелочей. Религиозный фанатизм большинства населения, наши приходы-уходы, когда триста лет там ни один корабль не появлялся, наша финансовая политика туда же… недовольных там было много, а уж «обращать» эту публику эсис умели, как никто другой – вспомните, сколько тысячелетий они «воспитывали» целых три расы? В итоге полыхнула едва не треть планеты. И остановить их методами убеждения было, поверьте мне на слово, невозможно.
   – Но зачем вас вообще бросили туда? Война шла к концу, восстание так или иначе увяло бы само собой.
   – А кто в тот момент предполагал, что через одиннадцать месяцев эсис уберутся восвояси? Вспомните прогнозы: генштаб собирался воевать еще лет пять, не меньше, до полного посинения противника. Вы знаете, как раз в тот период наши генералы от промышленности доложили на самый верх: Конфедерация может драться практически до бесконечности – вся экономика переведена на военные заказы, ресурсов хватало, и кадровых пока тоже… ну, по крайней мере лет на двадцать точно? Какое уж тут увядание? А создание оперативного форпоста прямо у нас под носом? Тем более, вы все время забываете про политику. Нет, терять Виолу было нельзя, даже на короткое время. Но мы опять оказались не готовы… и, самое главное, не готовы к некоторым новинкам, с которыми раньше не слишком сталкивались. Я воевал с толпой зомби – вы понимаете, что это такое?
   – Лучевое воздействие? – захлопал глазами Томор. – Или биохимическое? Но это же так сложно!..
   – Все гораздо проще, Антал. Психотехники, разработанные специально для человека с особым складом мышления – специально для среднего жителя Виолы, с детства нафанатизированного до полной потери здравого смысла и привыкшего исполнять чужую волю. Я же сказал, эсис «воспитывали» других несколько тысячелетий. И если они ошиблись в главном – то есть в отношении нас с вами, то в мелочах, поверьте, работали безукоризненно. Вообще каста «воспитателей» даже внешне отличалась от тех недоносков, что сидели в звездолетах. Они умели и работать и воевать не хуже нас. Поэтому остановить толпу мог только инстинкт самосохранения. Он у всех разный… кто-то продолжал стрелять и после того, как я повесил всю его общину, а большинство, поняв, что их ждет, предпочли все-таки сдаться. Одновременно мы нашли и накрыли огнем три опорных пункта «воспитателей», а чуть позже – все их корабли, пытавшиеся удрать с планеты. У меня вообще был четкий приказ никого из спецкоманды живьем не отпускать. Наши маршалы, как вы понимаете, не очень любят, когда их тыкают носом в собственное недоумство. Так что тот скандальчик, который мне все-таки устроили, пришелся очень даже кстати – под него все острые углы сгладились сами собой, и никто ничего не вспомнил. Сейчас, разумеется, выкопать хоть часть правды уже совершенно невозможно. Да и кто, собственно, поверит?
   – Главное, она уже никому не нужна, – поддакнул Томор. – Война позади, теперь у нас поголовно все герои, даже чемпионы по художественному бегу вперед задницей, и разбираться в чьих-то «совершенно секретных» ошибках совсем не с руки.
   – Не совсем так, контрразведка как раз тщательно анализирует все ошибки и неудачи, но широкой публике до этого, конечно, дела нет. Тем более что эпизод на Виоле – не самый еще интересный. Каста «воспитателей» – любопытнейший феномен, никогда ранее нам не встречавшийся. Профессиональные боги, понимаете? Тысячелетиями повелевающие и навострившиеся в этом деле не хуже, чем мы, к примеру – в искусстве дезинформации. Всякий раз, когда инициатива находилась на нашей стороне, мы достигали полнейшей внезапности. Почему? А потому что они свято верили: ну не могут какие-то «молодые» так изощренно маскировать свои истинные намерения. Если куда-то идет большой флот, значит, именно там нас и будут атаковать. Если строят базу, значит, будет очередной ключевой пункт обороны. А в итоге, когда целые армии попадали в ловушки и изничтожались чуть ли не до последнего бойца, они искренне недоумевали: ну как же так, ведь мы же видели…
   – Или манера атаковать старые планеты с многоэшелонной обороной и воинственным да плюс крайне обозленным населением – ну, долетят до поверхности процентов двадцать десантников, и дальше что? – полковник с удовольствием пронаблюдал, как Ланкастер, не слезая со стола, вновь наполняет бокалы и тихонько цыкнул зубом. – Потом за ними чуть ли не бабушки с фамильными бластерами бегают – когда территориалы прилетают, спасать уже некого. А они, бедные, жалуются – что ж это вы, гады такие, мы вам истину принесли, а вы в нас палите из чего ни попадя. У меня на Ламине в огневой зоне батареи две капсулы плюхнулись, прозевали мы их. Пока я собрал людей, местные жители всех до единого перестреляли: там городок был в горах, тысяч на пятьдесят, не больше, так вот охоту они устроили первосортную – даже деды двухсотлетние повыскакивали, и все поголовно с оружием. Эти-то идиоты прямо возле ратуши хлопнулись: специально, наверное. Они, как потом говорили, даже разбежаться не успели – а куда ты разбежишься, когда весь город смотрел, как они садятся и спешил скорее в кладовки из излучателями. Ясное дело, где еще так поохотишься? Ратушу, правда, спалили, но кого это волновало? Мэр потом орден получил…
   – Посмертно? – скривился Ланкастер.
   – Нет, чего, живьем. Мы когда примчались, он там честь мне отдавал, анекдот ходячий – левой рукой, зато с жуткой древней пушкой на шее.
   – Да, наша испытанная политика – поощрять вооружение населения, часто приносит свои плоды. Трудно воспитывать расу, у которой даже старухи держат излучатель, а младенцы могут подавать магазины. Ладно, Антал, – генерал скользнул глазами по хронометру и протянул комдиву ладонь: – теперь я уверен, что мы с вами отлично сработаемся. Кстати: раза три в неделю я устраиваю обеды со своим штабом – считайте, что вы в его составе. Это приказ.
   – Слушаюсь! – сдвинул брови Томор. – Разрешите идти?
   – Давайте… если у меня появятся новые соображения, я вас тотчас же вызову.
   Ланкастер посмотрел, как за спиной командира усиления закрылась дверь, и потянулся к селектору:
   – Барталана и Лемфордера ко мне. Полковник Рауф еще не прибыл?..
2.
   Плоский стереоэкран занимал целую стену его кабинета. Сейчас на чуть фосфоресцирующей поверхности висело четкое, казавшееся неестественно ярким изображение – широкая долина реки, по берегам которой теснились сотни похожих строений с круглыми крышами, покрытыми чем-то вроде черепицы. На узеньких, мощеных камнем улочках можно было разглядеть крохотные фигурки людей.
   – Интересно, сколько тут населения? – почесался Ланкастер. – Никаких данных, хоть стреляйся. Наши предшественники даже этого, элементарного, и то не сделали.
   – Это уже наш снимок? – с любопытством вытянул шею начопер полковник Лемфордер.
   – Это еще их, – вздохнул генерал. – Я для сравнения. Наши, в сущности, пока не намного лучше – сейчас надо разобраться, что нам, собственно, смотреть. Представляешь, геологи не имеют планов разведмаршрутов даже на следующую неделю.
   – Как это?
   – Говорят, опираются на спутниковую информацию… просто шаманство какое-то! Правда, лично я с ними еще не общался, но первое впечатленьице у меня самое поносное. Непонятно, почему они вообще не могут использовать для разведки орбитальную группировку? Зачем нужно лазить по этим горам, чтоб они все провалились? В общем, дурдом полнейший. Наведем мы здесь порядок, как же! С другой стороны, – Ланкастер поднялся из кресла, прошел мимо распахнутого окна и остановился перед экраном, – других вариантов у нас не предусмотрено. Что делать будем, господа офицеры?
   – Просто охранять не получится, – скривился Барталан. – Если загнать в горы целый дивизион… проблематично. Люди не поймут.
   – Понять-то они, может, и поймут, – фыркнул Ланкастер, – но толку с того? Нужно бороться с проблемой, а не с ее следствием. Руки у меня развязаны, никакая политика устрашения мне карьеры не испортит: полномочия… Но не вешать же всех подряд? Вот если бы четко отслеживать, кто именно, из какого клана напал на очередную партию – а потом уже устрашить, тогда да, хм-м. Но как? Постоянно снимать весь континент?
   – Нереально, – ответил Барталан. – Техники не хватит. Можем постоянно снимать один азимут относительно той или иной исследовательской группы и рассчитывать на везение. И то я гарантирую луч не длиннее трех тысяч километров с раствором в пятнадцать градусов.
   – А если этот луч крутить? Какую частоту ты сможешь мне дать?
   – Относительно фокуса? Об этом я не думал… можно попробовать, но мне нужно пару суток, чтобы я успел поэкспериментировать с настройками. Теоретически, такое возможно. Орбитер ставится в точку, и начинаем крутить – да, попробовать стоит. Только там все равно облачность, а в разломах холлметр не сработает.
   – Попробуй масс-детекторы.
   – А на что мне их настраивать? И потом, где гарантия, что они не свихнутся от этих самых руд? Они ж тут едва не на поверхности!
   Ланкастер звонко щелкнул пальцами, что означало некоторую степень раздражения.
   – На каком дерьме приходится работать, а?
   – Не в дерьме дело, – возразил Лемфордер, – а условия такие. Была б равнина – ну какие проблемы? А с таким рельефом… хочешь плачь, хочешь, смейся.
   – Это, как известно, к Моне, – рассеянно улыбнулся в ответ генерал. – Ну, хорошо. Сейчас я покажу вам один матерьялец, доставшийся по отчету от наших героических предшественников. Интересная картинка, вот увидите.
   Сперва на экране возникла величественная горная вершина, укрытая, словно колпаком, искрящимся снегом. Ниже, среди черных провалов и изломов каменной кручи, снега почти не было. Через несколько секунд записывающая головка опустилась, наконец, вниз, и стало видно небольшое каменистое плато: снег лежал редкими сероватыми проплешинами, кое-где виднелись пятна растительности.
   – Это запись со шлема командира взвода охраны, – пояснил Ланкастер. – Видите, он стоит на возвышенности… любуется.
   Генерал провел в воздухе рукой, изменяя фокус обработки, плато приблизилось. На краю его, почти повиснув над пропастью, громоздилась неряшливая туша стотонного атмосферного носителя, который доставил геологам технику. Сами научники, сбившись в кучу, копошились возле уже установленного комбибура, широко раскинувшего во все стороны многосуставчатые лапы опор. Поодаль виднелись три временных пенных модуля, на круглых крышах был снег – очевидно, их установили заранее, и они уже успели почувствовать на себе ледяное дыхание гор.
   – А где охрана? – удивился Барталан. – В засаде, что ли?
   – Сейчас он покрутит башкой, – ответил Ланкастер. – Вот, смотри.
   Дверь кабинета снова взвыла. Генерал удовлетворенно хмыкнул, коснулся сенсора открытия и улыбнулся:
   – Это Рауф…
   Лемфордер дернул плечом и поскреб в ухе, всем своим видом давая понять, что прибытие начальника штаба его никак не касается. В кабинете тем временем появился невысокий мужчина в кожаной куртке с полковничьими погонами. Его лицо выглядело неприятно-хищным: узкое, с сильным загаром, тонкие морщинки от уголков рта к подбородку делали его еще злее. Из-под черных чуть вьющихся волос, неряшливо падавших на лоб, смотрели темные блестящие глаза.
   – Я опоздал, командир, – без всякого выражения произнес вошедший.
   – Садись, – отозвался Ланкастер. – Сейчас будут чудеса…
   Замершая было картинка ожила. Офицер, со шлема которого велась запись, осторожно двинулся вниз по склону, и в это момент люди возле бура неестественно заметались, пытаясь отбежать в сторону носителя – и они падали на бегу, один за другим, быстро окрашивая снег в красное. Офицер скачками бросился вниз, изображение задергалось, становясь трудным для глаза. Плато принялось дергаться, как на горизонтальном маятнике – смотревшие с трудом различали уже группу солдат, полосующих голубоватыми молниями склон ближайшей горы, – как вдруг все – и снег, и черный паук комбибура, и черные же тела, раскоряченные в алых пятнах, все кувыркнулось вверх, а на экране поплыли низкие серые облака.
   – Убит? – поинтересовался Рауф.
   – Насколько я помню, не летален, – Ланкастер выключил запись. – Вот так. Там было три трупа. Гражданских!
   – М-мерзость, – комментировал увиденное Барталан. – Оцепления нет. Командир бродит, грибы собирает. Наблюдения с воздуха нет. Случись беда – эвакуироваться на чем? На грузовике? Пока он поднимется, пока дойдет да базы, там все окочурятся.
   – Все так, – вздохнул Виктор. – Есть еще кое-что: долго не могли понять, откуда эти додики появляются.
   – Кэк это? – изумился Лемфордер.
   – А вот тэк, – в тон ему ответил командир. – Не могли понять! Причем, в сущности, не новобранцы тут служили. Да, простые егеря, но ведь и они кой-какие засады видывали. Вот не могли понять, и все. Потом, когда в двадцатый раз обшарили местность вокруг одной из таких вот походных баз, нашли щель. Совсем рядом, но без сканера не заметишь. Мимо пройдешь – не увидишь. Харкнешь туда – хрен поймешь, что это. Н-да: решили лезть… а она переходит в лабиринт пещер, все глубже и глубже, и тянется просто в бесконечность! Все эти горы изрыты миллионами ходов. Масса естественных каверн, соединенная лазами и норами – все это вырыто многими поколениями. В те еще времена, когда они тут от драконов прятались. Там, внизу – все, что хочешь: вода, относительное тепло даже без огня, грибы, слизни съедобные, еще и рыба в озерах водится. Одна умная голова из штаба наших предшественников высказала мысль, что в некоторых местах торчат дозорные, которые чуют бур на огромных расстояниях. И не только чуют, а четко определяют азимут. Потом собирается диверсионная группа – сутки, может двое, на дорогу – и пожалуйте.
   – Диверсионная, – саркастически повторил Рауф. – Наблюдение с воздуха они организовать пытались?
   – Пытались. Катер был сбит. Точнее, поврежден.
   – Чем?! Пулей?
   – Ох, Рафаэль, если бы пулей! Имперским излучателем. Документы читал?
   – Читал, – помрачнел начштаба.
   – А ты читал, что они вырезали имперский дивизион не целиком? Что большинство женщин увели с собой в горы? И пользоваться оружием, соответственно их научили… я сразу подумал, что в дивизион они проникли не просто так. Не было в те времена такого разложения, чтобы банда зверюг с самопалами могла запросто войти в периметр и покрошить почти тысячу бойцов.
   – Там темная история.
   – Темная, не спорю. Но в результате арсенал у них – бож-же мой. Какое-то количество выстрелов, они, разумеется, за эти столетия потратили, какие-то стволы пришли в негодность, но боеприпасов им достались тонны, а стволов – тысячи. Они вообще, кажется, берегли все это барахло на черный день. Нас ждали. Вот результат. «Беркут» подожжен и еле доплелся до базы: висел он невысоко, и по нему отработали из какой-то носимой зенитной системы. После этого никакие атмосферные машины над лагерем уже не вывешивали. Кому охота? Холлметры, повторяю, на таком рельефе почти бесполезны. Да, они дают обработку, а толку? Ни один вычислитель не отличит глубокую расщелину от входа в лабиринт. Расщелина может, опять-таки, изгибаться, и вход – там, внизу, под тоннами и тоннами породы. А кругом суперсплит – под поверхностью! – да плюс трансуранитовые трубы. Картинка просто плющится. Для того, чтобы отработать все возмущения и дать ясную графику, нужен, наверное, корабельный мозг!
   – Договориться с ними пытались? Я имею в виду не тогда, а – сейчас. Пытались?