В пять часов доктор Джордан прибыл на аэроскутере на космодром. Доктора провожал весь штат сотрудников лаборатории. Они усыпали его каюту цветами и подарками. Они засыпали его самого бурными изъявлениями благодарности, и когда, набирая скорость, звездолет устремился к четвертому спутнику Юпитера, доктор ощущал приятное сознание, что он принес пользу науке и ни единым словом не нанес вреда своему щедрому и благородному патрону, мистеру Бенджамену Ричу.

 
   В гостиной Барбара старательно училась ползать. Ее недавно покормили, и она перемазалась в желтке.
   — Та-та-та-та-та-та, — говорила она. — Тата.
   «Мэри! Мэри! Где же ты? Иди скорей сюда. Она говорит!»
   «Не может быть!» — Мэра вбежала в комнату. — «Что она сказала?»
   «Она назвала меня „папа“.
   — Тата, — сказала Барбара. — Та-та-та-та-та-та.
   Мэри облила его презрением.
   «Ишь что придумал. Ничего она не говорит, просто лопочет: „Та-та-та“.
   Мэри направилась в кухню.
   «Она хотела сказать „папа“. Она ведь еще маленькая, и ей трудно выговаривать слова».
   Пауэл наклонился к Барбаре:
   — Скажи «папа», детка. Папа. Папа. Скажи «па-па».
   — Та-та, — милым детским голоском протяжно отозвалась Барбара.
   Пауэл капитулировал. Минуя уровень сознания, он, как прежде, обратился к подсознанию:
   «Здравствуй, Барбара».
   — Это снова ты?
   «Ты меня помнишь?»
   — Не знаю.
   «Конечно, помнишь. Я тот малый, что без спросу лазит к тебе в душу, чтобы помочь тебе унять ее смятение».
   — Значит, нас только двое?
   «Только двое. Ты знаешь, кто ты? Хочешь, я расскажу тебе, как получилось, что ты совсем одна и бесконечно далека от всех?»
   — Я ничего не знаю. Расскажи.
   «Слушай, милое мое дитя, когда-то давным-давно все это с тобой уже было — тогда ты тоже просто-напросто существовала. Потом ты родилась. У тебя была мать, был отец. Ты выросла и стала красивой, стройной, грациозной девушкой с белокурыми волосами и темными глазами. Ты прилетела с Марса на Землю вместе с отцом, и вы…»
   — Неправда. Кроме тебя, нет никого другого. Нас только двое в темноте.
   «Нет, Барбара, у тебя был отец».
   — Никого у меня не было. Никого нет.
   «Прости, милая. Мне очень жаль, но мы опять должны пройти через эту муку. Мне нужно кое-что узнать».
   — Нет. Нет, прошу тебя. Нас с тобой только двое. Дух, миленький, прошу тебя, не надо.
   «Мы и будем вдвоем. Иди сюда, моя хорошая. Твой отец в другой комнате… в комнате, похожей ни цветок… и вдруг мы слышим…»
   Пауэл глубоко вздохнул и крикнул:
   — Помощь, Барбара! Помощь!
   И они замерли, напряженно прислушиваясь. Прикосновение постельного белья. Холодный пол под босыми ногами… нескончаемый коридор… а потом, добежав до комнаты, похожей на орхидею, они врываются в дверь, с криком шарахаются прочь от страшного Бена Рича, который что-то прикладывает к губам отца. Что он к ним приложился Задержи этот образ. Сфотографируй. О господи! Как ужасен был этот приглушенный взрыв! Голова проломлена, и тот, который вызывает столько нежности, почтения, любви, неестественно скорчившись, падает на пол, и сердце надрывается от боли, и нужно доползти и выхватить из помертвевших губ этот зловещий стальной цветок…
   «Встань, Линк! Ты с ума сошел!»
   Мари Нойес, возмущенная и негодующая, силилась поставить его на ноги.
   «Идиот! Тебя нельзя оставить даже на минуту».
   «Я очень долго простоял здесь на коленях, Мэри?»
   «Не меньше получаса. Вхожу из кухни, и нате вам, любуйтесь!»
   «Ты знаешь, Мэри, я нашел то, что искал. Это был револьвер. Старинное огнестрельное оружие. Я его очень отчетливо видел. Вот, взгляни…»
   «М-м-м. Это и есть револьвер?»
   «Да».
   «Где Рич мог его достать? В музее?»
   «Сомневаюсь. Я хочу рискнуть, попробую одним выстрелом убить двух зайцев. Пожалуйста, стань так, чтобы тебя не было видно на экране».
   Подойдя к видеофону, Пауэл набрал ВД-12,232. Почти тотчас на экране возникло перекошенное лицо Черча.
   — Привет, Джерри.
   — Здравствуйте… Пауэл.
   Черч держался крайне настороженно.
   — Гас Тэйт покупал у вас какой-то револьвер?
   — Револьвер?
   — Да, огнестрельное оружие. Образца двадцатого столетия. Тот самый, что был пущен в ход при убийстве де Куртнэ.
   — Не покупал.
   — Неправда. Джерри, я уверен, что убийца — Гас Тэйт. Мне казалось, что пистолет приобретен у вас. Я сейчас приеду к вам и покажу, как выглядит тот револьвер, а вы мне скажете, прав я или нет. — Поколебавшись, Пауэл тихо, но веско добавил: — Вы нам очень поможете, Джерри, и я буду чрезвычайно признателен. Чрезвычайно. Ждите меня. Я буду у вас через полчаса.
   Пауэл отключил видеофон. Взглянул на Мэри. Образ подмигивающего глаза.
   «За полчаса малютка Гас должен успеть домчаться до ссудной кассы Черча».
   «Но почему вдруг Гас? Я думала, Бен Рич…» — Мэри перехватила схему, в общих чертах составленную Пауэлом для себя еще в доме Экинсов.
   «Ага, понятно. Ловушка и для Тэйта, и для Черча сразу. Черч продал Ричу револьвер».
   «Возможно. Наверняка, конечно, знать нельзя. И все-таки ссудная касса
   — это почти то же, что музей».
   «Ну а Тэйт, выходит, помогал Ричу осуществить убийство? Не могу поверить».
   «В этом почти нет сомнений».
   «Ты хочешь натравить двух этих щупачей друг на друга?»
   «И обоих на Рича. В качестве следователей мы потерпели полный крах. Попробую их общупачить».
   «Но если ты не сможешь натравить этих двоих па Рича? Что, если они сразу вызовут его в ломбард?»
   «Его нет в городе. Мы его выманили. Запугали Кено Киззарда так, что он кинулся в бега, а Рич пытается его перехватить, пока Кено не проболтался».
   «Да ты и правда жулик, Линк. Держу пари, что не кто иной, как ты, украл погоду».
   «Нет», — ответил он, — «не я, а Нечестивый Эйб».
   Покраснев, он поцеловал Мэри, поцеловал Барбару, снова покраснел и, сконфуженный, вышел из дома.

 


11


   В ссудной кассе было темно. Горела только лампа на прилавке, отбрасывая круг неяркого света. В световом пятне время от времени появлялись лица и руки трех собеседников, то наклонявшихся друг к другу в пылу разговора, то распрямлявшихся и тут же исчезавших в темноте.
   — Нет, — твердо сказал Пауэл. — Я не намерен вас прощупывать. Мне нужен откровенный разговор. Вам двоим как щупачам может показаться обидным, что я обращаюсь к вам вслух, но я поступаю так в знак доверия. Я не могу одновременно разговаривать и прощупывать.
   — Ой ли? — сказал Тэйт, и в круге света появилось настороженное личико гнома. — Вы и не на такие фокусы способны.
   — Только не сейчас. Если угодно, проверьте. И хочу поговорить с вами в открытую. Вы сами знаете, я веду следствие по делу об убийстве. Прощупывание мне здесь не поможет.
   — Что вам нужно, Пауэл? — вмешался Черч.
   — Вы продали револьвер Гасу Тэйту?
   — Ничего подобного, — ответил Тэйт.
   — Тогда зачем вы здесь?
   — Вам кажется, я должен был оставить без внимания ваше чудовищное обвинение?
   — Черч вызвал вас сюда, так как продал вам револьвер и отлично знает, как он был использован.
   В круге возникло лицо Черча.
   — Никаких револьверов я не продавал и понятия не имею, кто и как ими пользовался: съели?!
   — Съел, — ответил, усмехнувшись, Пауэл. — Я сам прекрасно знаю, что вы не продавали револьвера Гасу. Вы его продали Бену Ричу.
   В световом круге снова появилась физиономия Тэйта:
   — Тогда почему же вы…
   — Почему? — Пауэл пристально взглянул ему в глаза. — Мне нужно было вызвать вас сюда для разговора. Но подождите минуту. Я закончу с Джерри. — Он повернулся к Черчу. — В вашей кассе был револьвер. Не могло не быть. Рич пришел сюда за ним. Единственное место, куда он мог прийти. Вы с ним уже обделывали делишки. Я не забыл ваших упражнений на бирже…
   — Будьте вы прокляты! — выкрикнул Черч.
   — В результате этих упражнений вы и вылетели вон из Лиги, — продолжал Пауэл. — Рискнули всем и потеряли все только потому, что Рич вас попросил покопаться в мыслях у четырех биржевиков и сообщить ему, что вы узнаете. Он нажил миллион и пальцем не пошевельнув, просто нашел дегенерата щупача, готового к услугам.
   — Он заплатил мне за услугу! — крикнул Черч.
   — А я вас просто-напросто прошу ответить на вопрос о револьвере.
   — Чем вы заплатите?
   — Не глупите, Джерри. Я вас выставил из Лиги, потому что я ханжа и чистоплюй, ведь так? Стану ли я вступать в сомнительные сделки?
   — Значит, вы ничего не обещаете?
   — Ничего. Доверьтесь мне, рискните ответить честно. Только никаких посулов вы от меня не дождетесь.
   — А от других дождался, — пробормотал Черч.
   — Вот как? Должно быть, от Бена Рича. Обещать-то он горазд. Вот выполняет не всегда. Ну что ж, решайте, кому довериться — мне или Ричу… Так что вы знаете о револьвере?
   Черч откинулся назад, и голова его скрылась в тени. Немного погодя из темноты раздался его голос:
   — Никаких револьверов я не продавал и понятия не имею, кто и как ими пользовался. Вот вам мои честные и беспристрастные показания.
   — Спасибо, Джерри. — Пауэл с улыбкой пожал плечами и повернулся к Тэйту. — Я хочу задать вам только один вопрос, Гас. Мы не будем говорить о том, что вы сообщник Бена Рича… что по его заданию вы расспрашивали Сэма Экинса о де Куртнэ… не будем говорить о том, что вы отправились вместе с Ричем на вечеринку в Бомон Хауз, где прикрывали его и блокировали, и что такие же услуги вы продолжаете ему оказывать…
   «Одну минуту…»
   — Не паникуйте, Гас. Я лишь одно хочу узнать: правильно ли я угадал, чем Рич вас купил. Деньгами вас не подкупишь — вы слишком много зарабатываете. Не подкупишь и положением — вы достигли самых вершин. Власть — вот что он вам предложил. Я не ошибся?
   Тэйт судорожно его прощупывал и, натыкаясь на спокойную уверенность Пауэла, приходил все в большее и большее волнение. Когда же он убедился, что Пауэл знает о его вине, нимало в ней не сомневается и даже не удивлен, его волнение перешло в панику. Он заразил ею и Черча. Пауэл на это и рассчитывал, чтобы использовать их смятение в нужный момент.
   — Рич мог предложить вам власть в своем мире, в мире бизнеса, — рассуждал между тем Пауэл, — но это сомнительно. Он вряд ли поступился бы частью своего могущества, да и вам оно ни к чему. Скорее он вам предложил власть в мире эсперов. Может он это осуществить? Он финансирует Союз эспер-патриотов. Наверное, он собирался действовать через Союз… устроить переворот? Сделать вас диктатором Эспер Лиги? Возможно, вы уже состоите в Союзе.
   «Слушайте, Пауэл…»
   — Таковы мои предположения, Гас, — сухо сказал Пауэл, — и что-то мне подсказывает, что я сумею их подтвердить. Неужели вы вообразили, что мы позволим вам с Ричем так запросто уничтожить Лигу?
   «Вам не удастся доказать…»
   — Что доказать?
   «Ваши обвинения голословны. Я…»
   — Вы недоумок. Разве вы никогда не видели, как у нас судят щупачей? Мы не прибегаем к судебной процедуре, состоящей в том, что все клянутся говорить правду, а присяжным нужно выяснить, кто же все-таки врет. У нас это иначе, крошка Гас. Вас будет инспектировать комиссия, а состоит она только из эсперов первой ступени. Вы тоже первый, Гас. Пожалуй, вам удастся блокировать двоих… Возможно, и троих. Но не всех же. Говорю вам, вы погибли.
   «Погодите, Пауэл, прошу вас… погодите!» — Бесстрастное личико манекена передергивалось от ужаса. — «Лига принимает во внимание, если виновный признает свою вину. Если он добровольно сознается в ней. Я вам все расскажу. Все до последнего слова. Сам не знаю, что на меня нашло. Но сейчас я выздоровел. Скажите это в Лиге. Когда имеешь дело с таким психопатом, как Рич, то невозможно сохранить свою индивидуальность. Вы невольно себя с ним отождествляете. Но сейчас с этим покончено. Так и скажите в Лиге. Читайте, вот вам вся история. Он жаловался на кошмары, в которых ему снился Человек Без Лица. Он…»
   «Он к вам пришел в качестве пациента?»
   «Да. Так он заманил меня в ловушку. Принудил стать его сообщником! Но это уже позади. Скажите в Лиге, что я с вами. Я от него отрекаюсь. Я расскажу вам все чистосердечно. Пусть Черч будет свидетелем…»
   — Не буду я свидетелем! — крикнул Черч. — Трус паршивый! После того, как Бен Рич обещал…
   — Да заткнитесь вы. По-вашему, я хочу стать на всю жизнь отщепенцем вроде вас? Слуга покорный. Только такой сумасшедший, как вы, мог с ним спутаться. А я пока еще в своем уме.
   — Вы ничтожество и трус. Надеетесь, что спасете свою шкуру? Надеетесь…
   — Плевать мне на все! — взвизгнул Тэйт. — Пропадать, так хоть не в одиночку. Я сперва утоплю Рича. Я приду в суд свидетелем и сделаю там все, что сумею, чтобы помочь вам, Пауэл. Скажите это в Лиге, Линк. Скажите им…
   — Ни в какой суд вы не пойдете! — рявкнул Пауэл.
   — Как так?
   — Вас воспитала Лига. Вы пока что состоите в ней. Слыхали вы когда-нибудь, чтобы щупач донес на пациента?
   — Но у меня ведь все улики!
   — Ну и что? Пусть и останутся при вас. А я не допущу, чтобы щупач трепался на суде и марал честь своих собратьев.
   — Но если вы не уличите Рича, вы рискуете своим местом.
   — Пес с ним. Мне было бы жаль расстаться со своей работой, жаль упустить Рича, но такой ценой я платить не собираюсь. При ясном солнышке легко не сбиться с курса, а в ненастье — гораздо трудней. Вы не устояли против непогоды, Гас. И глядите теперь, до чего докатились!
   — Но я хочу помочь вам, Пауэл.
   — Вы мне не можете помочь. Во всяком случае, не такой ценой.
   — Но я же сообщник убийцы! — крикнул Тэйт. — По-вашему, этично отпускать меня подобру-поздорову? По-вашему…
   — Смотрите на него, — засмеялся Пауэл. — Ишь как он рвется навстречу Разрушению! Нет, Гас. Мы вас возьмем вместе с Ричем. Но я его разоблачу, не прибегая к вашей помощи. Я сыграю так, чтобы не нарушить Клятву Эспера.
   Пауэл повернулся и вышел из светового круга, скрывшись в темноте. Приближаясь к входным дверям, он ждал: возьмет ли Черч приманку? Вся эта сцена была разыграна лишь для него, чтобы в последнюю секунду… За крючок пока никто не дергал.
   Когда Пауэл распахнул дверь и в комнату хлынул с улицы холодный серебристый свет, Черч вдруг окликнул его:
   — Погодите-на!
   Темный силуэт Пауэла замер на пороге:
   — Да?
   — О чем это вы толковали Тэйту?
   — О Клятве Эспера. Вам следовало бы ее помнить.
   — Дайте-ка мне вас прощупать.
   — Валяйте. Я открыт.
   Пауэл снял почти все блоки. То, чего Черчу знать не следовало, было тщательно замаскировано и затемнено тангенциальными ассоциациями и калейдоскопом телепатем, в которых эсперу второй ступени было не под силу разобраться.
   — Не знаю, — произнес наконец Черч. — Сам не знаю, как быть.
   — О чем вы, Джерри? Объясните вслух — я ведь вас сейчас не прощупываю.
   — Да обо всей этой истории с револьвером. Бог вас знает. Хоть вы ханжа и чистоплюй, а может, мне и в самом деле следовало бы довериться вам.
   — Вот этот разговор мне уже по душе. Вы помните, я вам сказал, что ничего не обещаю?
   — Помню. Но, может быть, вы из таких, с кем и не нужно загодя сговариваться. Может быть, мое горе в том и состоит, что я всегда старался сторговаться загодя и не…
   В это мгновение недремлющий локатор Пауэла уловил на улице смерть. Мгновенно отскочив назад, Пауэл захлопнул дверь.
   «Не стойте на полу! Скорей куда-нибудь взбирайтесь!»
   В три больших шага оказавшись у прилавка, Пауэл вспрыгнул на него.
   «Сюда, ко мне! Джерри! Гас! Живей же, дурни!»
   Комната затряслась противной тошнотворной дрожью: вибрация усиливалась, наращивая темп. Пауэл сбросил ногой лампу. Свет погас.
   «Прыгайте вверх и цепляйтесь за люстру. Это гармонический дезинтегратор. Прыгайте!»
   Судорожно глотнув воздух, Черч прыгнул вверх, в темноту. Пауэл схватил Тэйта за руку; рука дрожала.
   «Боитесь не допрыгнуть, Гас? Высоковато для вас… Вытяните руки, я вас подброшу».
   Он кинул Тэйта вверх и следом прыгнул сам. Вцепившись в стальные паучьи лапы люстры, Тэйт, Пауэл и Черч повисли в воздухе, спасаясь от смертоносной вибрации, которая создавала гармонию распада во всем, что находилось на полу или с ним соприкасалось. Стекло, металл, камень, пластик… все это со скрежетом разлеталось на куски. Слышно было, как потрескивает пол, глухо рокочет потолок. Тэйт застонал.
   «Держитесь крепче, Гас. Это наемные убийцы Киззарда. Отчаянная шайка. Один раз чуть было меня не укокошили».
   У Тэйта отключилось сознание. Он автоматически продолжал цепляться за люстру, но его связи с окружающим все больше и больше терялись, и Пауэл, почувствовав это, обратился к подсознанию.
   «Держаться! Держаться! Держаться! Не отпускать! Не отпускать! Не отпускать!»
   В подсознании Тэйта так явственно обозначилась обреченность, что Пауэл понял: никакими мерами Лига не смогла бы уже спасти его. Он неуклонно двигался навстречу гибели. Последние остатки чувства самосохранения иссякли, руки маленького щупача разжались, и он упал на пол. Вибрация затихла сразу после того, как, глухо шмякнувшись об пол, распалось тело. Черч тоже слышал этот звук и вскрикнул.
   «Тише, Джерри! Еще не кончено. Держитесь».
   «В-вы это слышали? Вы слышали ЕГО?»
   «Слышал. Мы еще в опасности. Держитесь!»
   Дверь ссудной кассы приоткрылась. Острый, как бритва, луч пробежал по полу. Задержавшись на три секунды там, где размазалось страшное месиво, луч мигнул и исчез. Дверь закрылась.
   «Отлично, Джерри. Эти молодчики опять решили, что со мной разделались. Теперь вопите на здоровье».
   «Я не могу спрыгнуть, Пауэл. Я не могу на это наступить…»
   «Еще бы, Джерри, я вас понимаю».
   Повиснув на одной руке, Пауэл схватил другой Черча за плечо и подтолкнул к прилавку. Черч спрыгнул. Пауэл последовал за ним. Их обоих мутило.
   «Так вы говорите, что это кто-то из молодчиков Киззарда?»
   «Конечно. У него целая банда психопатов. Не успеем выловить и спровадить в Кингстон одних, а Киззард уже подбирает новых. Он их приманивает наркотиками».
   «Но что они имеют против вас?»
   «Неужели не ясно, Джерри? Они работают на Бена. А Бен начал паниковать».
   «Бен? Бен Рич? Но ведь они явились в мою кассу. Я мог здесь оказаться».
   «Вы и оказались здесь. Что это меняет, скажите на милость?»
   «Как что меняет? Рич не позволил бы им подвергать мою жизнь опасности».
   «Вы в этом уверены?» — Образ улыбающейся кошки.
   Черч остолбенел. Потом вдруг вскрикнул, охваченный яростью:
   — Ах сукин сын! Ах распроклятый сукин сын!
   — Не стоит горячиться, Джерри. Рич спасает собственную жизнь. Едва ли от него можно ждать сейчас особой щепетильности.
   — Ну что же, если он спасает свою жизнь, то я займусь спасением своей, и пусть не жалуется на меня, подлец… Готовьтесь, Пауэл. Я ничего не утаю, коль скоро уж я раскололся.

 
   После страшной гибели Тэйта, беседы с Черчем и очередного посещения полиции приятно было, возвратясь домой, встретить белокурую озорницу малышку. В правой руке у Барбары был черный карандаш, в левой — красный. Высунув язык и скосив темные глаза от усердия, она что-то старательно малевала на стенах.
   — Бари! — строго воскликнул Пауэл. — Ты что это делаешь?
   — Рисоваю картиноцки, — отозвалась Барбара, — славные картиноцки для папы.
   — Спасибо, душенька, — сказал он. — Превосходная идея. Теперь пойди сюда и посиди с папой.
   — Не-е, — ответила она, продолжая рисовать.
   — Ты моя девочка?
   — Дя.
   — А разве моя девочка бывает непослушной? Мэри спутается папу.
   Барбара взвесила в уме этот довод.
   — Дя, — ответила она, сунула карандаши в карман и села рядом с Пауэлом на тахту, взяв его за руки своими выпачканными в мелу ручонками.
   — Право же, Барбара, — пробормотал он, — твоя шепелявость начинает меня беспокоить. Может быть, тебе нужно надеть пластиночку на зубы?
   Он сказал это полусерьезно. Как-то забывалось, то рядом с ним сидит взрослая девушка. Он заглянул в темные глубокие глава, сверкающие и пустые, как не наполненный вином бокал.
   Медленно пробираясь сквозь верхние слои ее сознания, он приближался к густо затянутому покровом туч взбаламученному подсознанию. Слабый проблеск света там, за тучами, одинокий и трогательный, стал уже чем-то мил ему. Но сейчас его встретил не робкий проблеск, а острие луча, который мог бы исходить разве что от пышущей грозным жаром новой звезды.
   «Здравствуй, Барбара. Ты, кажется…»
   Откликом был такой взрыв страсти, что Пауэл поспешно отступил.
   — Эй, Мэри! — крикнул он. — Скорей сюда!
   Из кухни выскочила Мэри Нойес.
   — Новые осложнения?
   — Пока еще нет. Но скоро будут. Наша пациентка пошла на поправку.
   — Я не заметила в ней перемен.
   — Загляни вместе со мной внутрь. В ней ожили глубокие инстинкты. Где-то в самой, в самой глубине. Мне чуть мозги не выжгло.
   — А при чем тут я? Потребовалась компаньонка? Охранять секреты девичьего сердца?
   — Ты шутишь? Это меня нужно охранить. Протянуть руку помощи.
   — Барбара держит тебя за обе руки.
   — Я выразился фигурально, — Пауэл смущенно посмотрел на спокойное кукольное личико, прохладные пальцы, вяло прикасавшиеся к его рукам. — Ну, пошли.
   Снова вглубь по темным переходам к пылающему в ней — к пылающему в каждом из людей — горнилу, вечному источнику душевных сил и психической энергии; безжалостной, безрассудной, алчной. Он чувствовал, как Мэри Нойес на цыпочках пробирается следом за вам. На этот раз он остановился поодаль.
   «Привет, Барбара».
   — Убирайся!
   «Это же я, дух».
   Его полоснуло ненавистью.
   «Ты меня помнишь?»
   Ненависть перешла в смятение, потом прихлынула жаркая волна страсти.
   «Линк, спасайся, пока не поздно. Затянет в омут, потом не вырвешься».
   «Мне нужно кое-что найти».
   «Что ты найдешь? Там только страсть и смерть, во всей своей неприкрытой примитивности».
   «Я хочу узнать об ее отношениях с отцом. Почему он чувствовал себя виноватым перед ней?»
   «Делай как знаешь. Я ухожу».
   Новая вспышка. Мэри убежала.
   То отходя, то приближаясь, Пауэл двинулся в поход, настороженный и собранный, как электрик, который ищет среда нескольких оголенных проводов один — обесточенный. Где-то близко полыхнул разряд. Пауэл потянулся в ту сторону, отступил, оглушенный, и сразу почувствовал, как его облепил покров инстинкта самосохранения. Собравшись с духом, он погрузился в водоворот ее ассоциаций и начал их классифицировать. Вокруг бушевал такой хаос энергии, что Пауэлу не без усилия удалось оградить свое сознание от внешних воздействий.
   Сигнализация соматических клеток — топливо всего этого котла. Реакции несметных биллионов клеток; их органические вопли; приглушенное гудение мышечных тонов; циркуляция крови и колебаний ее кислотности; все это пенилось и бурлило в неустойчивом равновесии, составлявшем душевный мир девушки. То тут, то там проскальзывали искаженные образы, полусимволы, незавершенные ассоциативные связи… Ионизированные атомы мысли.
   Вот это вроде бы напоминает взрывной согласный звук… Пауэл проследил его до буквы «п»… и до сенсорной ассоциации с поцелуем, а дальше путем перекрестной связи перешел к сосательному рефлексу грудного младенца, к младенческим воспоминаниям о… матери? Нет, о кормилице. Сюда же вкраплено общение с родителями — отрицательная величина. Мать со знаком минус. Пауэла чуть не опалила вспышка детской обиды и гнева (комплекс заброшенности), но ему удалось уклониться. Снова подобрав «п», он подыскал соотносящееся с ним «па», потом «папа» и в конце концов «отец».
   Неожиданно он оказался лицом к лицу с самим собой.
   Уставившись на этот образ, Пауэл только ценою огромных усилий сумел удержаться на грани вменяемости.
   «Да кто же ты такой, черт тебя побери?»
   С чарующей улыбкой образ скрылся.
   «П»… «па»… «папа»… «Отец». Жар преданности и любви, связанных с… Он снова оказался лицом к лицу со своим образом. На этот раз он обнаженный, могучий; он излучает ток желания и любви; он протягивает руки.
   «Я потерялся. Ты сбиваешь меня с толку».
   Образ исчез. «Влюбилась она в меня, что ли?»
   — Здравствуй, дух.
   Так вот, оказывается, какой видит себя Барбара, — умилительно карикатурной: белесые патлы, темные кляксы глаз, угловатая, нескладная фигура… Образ расплылся… и снова неудержимым потоком хлынул, обрушился, все вытеснил собой Пауэл — могучий и нежный защитник. На сей раз он не отступил перед своим двойником. Стиснул зубы, но удержался и принялся его разглядывать. Образ оказался двуликим: спереди, как в зеркале, он видел свое лицо: а сзади — лицо де Куртнэ. Сверкнула цепь двойных ассоциаций: бог Янус, двойник, копия, парный, соединенный и вдруг… Рич? Невозмож… Да, в самом деле, Бен Рич и карикатурный образ Барбары срослись боками, как сиамские близнецы. Брат и сестра. Барбара и Бен. Единство крови. Единство…
   «Линк!»
   Оклик раздался где-то очень далеко. Непонятно откуда.
   «Линкольн!»
   Пусть немного погодит. С этим Ричем придется…
   «Линкольн Пауэл! Я здесь, идиот!»
   «Мэри?»
   «Не могу тебя найти».
   «Через несколько минут буду с тобой».
   «Линк, я уже третий раз пытаюсь тебя обнаружить. Если ты сейчас не выйдешь, ты пропал».
   «Третий раз?»
   «За три часа. Линк, ну пожалуйста… пока я еще в силах».