— Не торопись, Фе. Я не поспеваю за тобой. Это выше моего разумения.
   — И всякое другое электронное устройство способно разговаривать с Экстро и слушать Экстро. Используя Секвойю в качестве передатчика. Вот почем мы должны быть предельно осторожны. Электронные машины образуют сплоченную сеть и доносят обо всем, что подслушают. Не исключено, что они проникают даже в наши мысли.
   — Они все доносят Экстро?
   — Да.
   — Через Вождя?
   — Да. Он как бы распределительный щит.
   — Ты уверена на все сто?
   — Нет. Похоже, ты так и не понял. Гинь, как устроена моя воспринимающая система. Я беспрерывно улавливаю пересекающиеся потоки информации буквально на всех частотах. Одни сигналы слышу громко и отчетливо, другие едва-едва, к тому же с помехами. Сигналы, идущие к Вождю и от него, я слышу урывками, бессвязными кусочками. Так что я ни в чем не уверена.
   — Теперь понятно. Цены тебе нет, дорогая Фе. Спасибо, милая.
   — Если я такая бесценная, отчего же ты не помог мне справиться с охранниками? Вместе мы бы их запросто вырубили.
   — Возможно. Почему мы этого не сделали — объясню в другое время и в другом месте. А пока скажу просто: не могли. И не дуйся. Теперь, голубушка, иди к Секвойе и хорошенько заботься о нем. Мне же надо пораскинуть мозгами над тем, что я услышал.
   Тут мне вспомнилось, как в моей голове мелькнула мысль, что Секвойя одержим дьяволом. Я попал пальцем в небо, говоря о подспудной страсти, которая порой завладевает человеком. Страсть оказалась ни при чем. Компьютеру страсти не знакомы. Только холодная логика, к тому же заранее вложенная в него жесткой программой. Итак, суть проблемы в следующем. Если Фе не ошибается и Экстро на самом деле вселился в сознание профессора Угадая, получив контроль и над ним и над всей электроникой планеты, каким будет планируемый результат этого необычного комменсализма, или сотрудничества, или симбиоза — или, вероятнее всего, паразитизма? Кто нагреет на этом руки? Вот ключевой вопрос, на который у меня не было даже приблизительного ответа.
   Сегмент пузыря открылся, и вошел тюремщик с закрытой тележкой, в которой оказалось съестное.
   — Мини! — весело провозгласил он.
   В наши дни завтраки, обеды и ужины упразднены. Теперь прием пищи именуют Мини, Полу, Четверть, Миди и Макси.
   — Кушать подано, проходимцы. Наваливайтесь на еду, покуда на вас не навалился совет директоров. Говорят, даже перед казнью аппетит не пропадает.
   Тут до меня наконец дошло, что тюремщик тараторит на двадцатке, и я узнал Гудини.
   — Гарри! — воскликнул я.
   Он хитро подмигнул.
   — Насыщайте свою утробушку. Остальное предоставьте мне.
   — Но что ты тут делаешь?
   — Как что? Получил срочную депешу и явился на зов.
   — Что за депеша? От кого?
   — Это сейчас не самое главное. Заставь снимателя скальпов поесть. Не люблю иметь дело с дохляками. — И исчез, затворив за собой сегмент.
   Гарри Гудини — величайший мастер по исчезанию. Он работает с мафией с самого дня ее возникновения. Был один великий художник в Китае. Так вот, он потрясающе расписал стену императорского дворца в Пекине. После того, как он снял занавес и показал свою картину собранию дворцовой знати, он открыл нарисованную дверь — и навсегда исчез. Если вам не ясно, как он это проделал, — спросите у Гарри. Он откалывает фокусы и почище.
   — Не желаю помирать. Я слишком молод, чтобы окочуриться, — весело промурлыкал я и набросился на еду.
   Поулос присоединился ко мне.
   — Знаешь, Гинь, если нам приспичит, мы можем прогрызть выход из этой милой фосфоресцирующей темницы — вот только будем светиться после этого, как светлячки. Что в графине?
   — По-моему, бургундское.
   — Э, нет. Это аргентинское вино. «Trapiche viejo». Ничего винцо, но не изысканное.
   — А ты-то откуда знаешь?
   — Потому что аргентинские виноградники — мои. Дружище, уговори профессора Угадая выпить немного вина и съесть ромштекс. Нам следует позаботиться о восстановлении его сил. Гинь, я всегда очень скептически относился к твоей теории, что все эпилептики — люди талантливые и необычные. Я и сам страдаю припадками — ну, ты знаешь, находят на меня затмения, — но это как раз опровергает твою теорию. Я отнюдь не считаю себя выдающимся умом. А ты что скажешь обо мне — только положа руку на сердце!
   — Что ты талантлив и своеобычен.
   — Ха! Любишь позолотить пилюлю…
   Это был дурацкий спор. Как-то нелепо убеждать котяру, который владеет четвертой частью мировых богатств, что он умница и неординарная личность. Большинство членов Команды в материальном отношении устроены неплохо — тут и время сыграло свою роль, и финансовые советы Грека, но чтобы владеть четвертью мира!.. Решив прибегнуть к фланговой атаке, я позвал Фе:
   — Душечка, иди сюда и отведай чего-нибудь.
   Душечка не замедлила присоединиться к нам.
   — Фе, позволь рассказать тебе короткую занимательную историю про жизненные метаморфозы одного члена нашей Команды. Давным-давно он возглавил крестьянское восстание в Каппадокии.
   Синдикат слегка напрягся, но не более того. Искусство держать себя в руках освоено им до тонкости.
   — Однако восставшие крестьяне плохо повиновались своим предводителям и натворили много бессмысленных преступлений. Он не мог остановить своих товарищей. И когда крестьянский бунт был подавлен, знать придумала для предводителя жесточайшую казнь. Они усадили его на раскаленный до красна трон, надели ему на голову корону из раскаленного металла и дали в руки раскаленный скипетр. Он вынес пытку с непередаваемым достоинством.
   Фе содрогнулась от ужаса.
   — И что же спасло его?
   — Одно из землетрясений, которые и по сей день исправно отправляют людей на тот свет тысячами. От дворца остались одни руины — когда наш герой очнулся, то не мог поверить, что он жив. Он оказался под горой погибших вельмож — своими телами они закрыли его от каменных обломков потолка.
   Фе — девочка сообразительная и уставилась на Поулоса с почтительным восхищением.
   — Вы самый удивительный человек в мире, — выдохнула она.
   — Ну, Грек, выиграл я наш спор?
   Он насмешливо передернул плечами.
   — Но эти пытки, — спросила Фе, — разве они не оставили следов — скажем, шрамов, ожогов?
   — Еще бы не оставили! — воскликнул Синдикат. — Любого, кто глядел на меня, невольно мутило. Это было одной из причин, отчего я стал профессиональным игроком. Играли по ночам, а в то время единственным освещением были свечи. Но даже появляясь при этом неверном свете, я, как говорят, послужил прообразом графа Дракулы. Партнеры звали меня граф Дракон. А вы сами знаете, как выглядят драконы на картинках. Существа, мягко говоря, малосимпатичные.
   — Но ведь теперь вы такой импозантный мужчина!
   — Благодаря многочисленным пересадкам кожи и костным протезам, моя дорогая, а также бескорыстному искусству великой Лукреции Борджиа. Возможно, вас позабавит тот факт, что в реконструкции моего лица принимал участие сам Леонардо да Винчи — я имею в виду нашего бессмертного приятеля Леона. Он говорил, что перестанет себя уважать, если доверится костолому в вопросах эстетики. Борджиа по сей день не простила ему этих слов.
   В пузырь-камеру вошли через шлюз пять охранников в громоздких белых скафандрах — похожие на снежных людей. По жесту своего начальника четверо охранников сбросили скафандры и остались в чем мать родила, явив нам безупречные мускулистые тела.
   — Одевайтесь, — приказал Гарри Гудини.
   Мы проворно натянули скафандры. Я не задавал никаких вопросов. Гарри вопросов не любит.
   Когда мы выбрались из пузыря и оказались вне помещения с фосфоресцирующим газом, Гудини приказал:
   — Пошли.
   — Куда? — раздался голос Вождя.
   — К вертолету.
   — Нет. Вначале к криокапсулам.
   — Вы — Угадай?
   — Да, я профессор Угадай.
   — Гинь, ты где?
   — Я тут, — отозвался я из скафандра.
   — Должен ли я слушаться Угадая?
   — Если это исполнимо, тогда делай, как он просит.
   — Для меня нет неисполнимого. Вперед.
   Гарри повел нас мимо постов. Очевидно, он давал руками правильные кодовые сигналы, потому что нас пропускали без задержки. Одна из неуклюжих фигур в скафандрах приблизилась ко мне, робко прижалась к моему боку и тихонько произнесла:
   — Гинь, мне страшно.
   — Мне тоже, но крепись. Объедфонд не нанимает в охранники гомиков, так что худшего не случится.
   Шутки шутками, но у входа в зал, где находилась взлетно-посадочная платформа и космический аппарат, нас поджидал отвратительный сюрприз. Эти сволочи установили вибрационный щит перед двойной дверью. Никаких шансов прорваться. Вот такой хреновиной Лейкемие Лавалье защищать бы свой украденный карбункул!
   — Новая модель, — сказал Гарри.
   — Откуда ты знаешь?
   — Впервые вижу подобную переливчатую штуковину.
   — Можно преодолеть?
   — Спрашиваешь! Но мне нужно какое-то время, чтобы понять принцип работы этого щита. А у нас, к сожалению, времени кот наплакал. Что решим?
   — Сваливаем отсюда, — сказал я. — Разумеется, если ты знаешь способ свалить отсюда.
   Но Гарри тот еще тип! Конечно же, у нас не оказалось проблем при выходе. Он опять делал верные знаки у каждого поста, и нас пропускали беспрекословно. Не хочу поставить под сомнение изобретательность Гудини, но сдается мне, что он тратит миллионы в год на подкуп всех караулов и всех стражей по всему миру — просто на всяких случай. Это очень помогает проходить сквозь стены и творить разные прочие чудеса.
   Мы прилетели к моему бывшему дому, по дороге сбросив с себя скафандры. В доме нас встретил Джимми Валентайн, а также моя женушка, без нитки на теле, зато разрисованная кубическими картинами Пикассо (голубой период). М'банту смущенно улыбался.
   — Это последний крик моды, — сказал он мне. — И, кажется, по эту сторону добра и зла.
   — Говори спасибо, что Вождь так ослабел, что не реагирует.
   После того, как я обстоятельно поприветствовал Натому, она с озабоченным видом бросилась к Фе и Секвойе. Я повернулся к Валентайну.
   — А тебя каким ветром сюда занесло, Джимми? Когда ты нужен, никогда не дозовешься!
   — Странный вопрос! Я был занят делом в Ванкувере — и тут получил просьбу от тебя немедленно приехать.
   Быть может, вы уже догадались по прозвищу моего друга, что Джимми был на протяжении веков «вором в законе» — подлинным гением в деле проникновения в чужие дома и квартиры. Подобно всем великим авторитетам воровского мира внешне — это бесцветный человечек с невыразительной физиономией. Но зато человек чести. Ни разу ничего не упер у членов Команды.
   — Фе, Натома, уложите Вождя в постель. М'банту, постарайся найти Борджиа и привести ее сюда. Гарри, Джимми, отвечайте мне, как духу: кто направил вам просьбу явиться сюда?
   — Ты.
   — Каким образом?
   — Радиограммой.
   — И что в ней говорилось?
   — Что тебе необходима помощь весьма специфического рода.
   — Уточнялось, какая именно?
   — В моей, — сказал Гарри, — было написано, что ты угодил в кутузку Объедфонда и не хотел бы там засиживаться.
   — А в моей, — сказал Джимми, — говорилось, что ты хотел бы попасть внутрь объекта Объедфонда.
   — Безмерно благодарен вам, ребята, за поддержку, но я очень озадачен. Ведь я не посылал никаких радиограмм.
   Оба отмахнулись от меня.
   — Что за препятствие? — спросил Джимми у Гарри.
   — Вибрационный щит. Таких я сроду не видел.
   — Линейный? Сетчатый? Типа жалюзи?
   — Переливчатый.
   — М-да. Это новейшая мослеровская модель К-12-FK. Появилась несколько месяцев назад.
   — Сможешь прорваться через нее?
   — Глупый вопрос. Надо только повозиться с индуктором и электропроводкой. Делов на двадцать минут. У меня инструмент с собой — покажу, чего и как.
   — Неужели ты так уверен в себе?
   Валентайн оскорбленно поджал губы.
   — Не уважаешь. Гинь, из тебя никогда не получится хорошего вора. Как только переливчатый вибрационный щит появился на рынке, я его тут же купил. В первый же день. И неделю изучал его, пока не допетрил, где там уязвимые места. Теперь гастролирую, а компания Мослера после каждого моего дела вносит улучшения в свое изделие. Норовит поспеть за мной. Этим я и занят в Ванкувере.
   Вот так-то, господа! Еще один профессионал высшего класса. Но кто же рассылает приглашения асам нашей Команды? Не подсказывайте мне. Я и сам знаю, да только еще не готов посмотреть прямо в лицо данному факту.
   Тут в дом вошел совершенно незнакомый мне человек в белом лабораторном халате. Невежа.
   — Не извиняюсь за неожиданное вторжение, — сказал он на испангле. — Срочное дело, парни. Профессор Угадай здесь?
   — Вы кто?
   — Из Юнион Карбида.
   — Что у вас такого срочного?
   — Да вот с Экстро беда. Вроде как шизонулся.
   — Только что?
   — Нет, часов десять назад. Совсем рехнулся. Мы сбились с ног — искали профессора Угадая. Чтоб доложить. Может, он опять поможет починить. У него получается.
   — У него и на этот раз получится. Только позже. Сейчас он занят. Я ему передам. Подождите на улицы. Давай-давай, на улицу!
   Когда университетский лаборант выкатился вон, Поулос задумчиво констатировал:
   — Приступ у профессора Угадая случился именно десять часов назад.
   — Слушай, Грек, что тебе известно?
   — Все, что тебе нашептывала эта юная особа. У меня отменный слух.
   — Получается, что Угадай воздействует на Экстро в той же мере, в какой компьютер воздействует на него.
   — Думаю, умозаключение верное.
   — И это Экстро направил радиограммы Гарри и Валентайну.
   — Вне сомнения. Через свою электронную сеть.
   — Нас и сейчас подслушивают?
   — Вероятно. Причем, не исключаю, что не только слова, но и мысли.
   — Получается, мы вроде как с жучками в голове!
   — Да, в определенном смысле именно так. Тогда, когда профессор Угадай в сознании и владеет всеми своими чувствами. Однако он не единственный человек, помогающий компьютеру.
   — Что-о-о?
   — Один из членов Команды осуществляет кровную месть. Ведет свою войну против Команды.
   — Боже мой! Поулос, кто? Почему? И чего он добивается?
   — Не знаю. Просто делаю вывод, что это кто-то из нашей Команды.
   — Да бросьте!
   — Чего ж тут бросать. Среди Молекулярных людей появился предатель.
   — Невозможно!
   — В жизни и не такое случается.
   — Чтобы Молекулярный мужчина обратился против своих?
   — Это может быть и женщина. А почему ты так удивляешься? Разве между некоторыми членами Команды не существует застарелой вражды? Они даже мстили друг другу — были такие факты. Так что мы имеем хоть и совсем особый, но лишь очередной случай.
   — Что привело тебя к подобному выводу?
   — Подложные послания к Гудини и Валентайну.
   — Их же направил Экстро.
   — Верно. Но откуда он проведал об их существовании и об их уникальных способностях? И как он их нашел?
   — Он мог… э-э… М-да, ты прав. Впрочем, он мог узнать все это от Вождя.
   — А разве Вождь знал о Гудини и Валентайне? Он и недели не провел в качестве члена Команды. Он видел полдюжины наших — но, разумеется, не Гарри и Джимми. И никто про них не говорил. Так что Экстро получил эту информацию не от Секвойи.
   — Боже мой. Боже мой! Боюсь, ты совершенно прав. По всему выходит, что ты прав. Один из наших! Но почему ты утверждаешь, что он затевает что-то именно против нас?
   — Потому что он на стороне Экстро, который доказал свою полную враждебность по отношению к нам.
   — Господи! Иуда в нашей среде — какая пошлость!
   — И этот предатель — могучий враг. С богатым многовековым опытом. Внушительный противник.
   — У тебя есть догадки, кто он?
   — Понятия не имею.
   — Его мотивы?
   — Ненависть. Причины могут быть разными.
   — Он ненавидит всех нас или кого-то конкретно?
   — Можно лишь гадать.
   — Ну и как он или она выходит на связь с Экстро?
   — Это проще простого. Снимает трубку любого типа телефона и говорит в нее. А электронная сеть уже сама доводит сведения до Экстро — в том случае, если их живой передатчик находится в сознании.
   — Поулос, это может стать катастрофой для Команды! Я уже сейчас готов бежать куда глаза глядят и забиться в какую-нибудь щель!
   — Отчего же. Гинь? Это же грандиозный вызов — о таком только мечтать можно! Первая серьезная угроза за многие столетия существования Команды!
   — Согласен, вот только чем это кончится для нас?
   — Кончится перелетом на Цереру. Не бегством, а мерами по обеспечению безопасности Угадая и сохранности криокапсул. А затем мы начнем борьбу всерьез.
   Гарри и Джимми совершенно не слушали нас, погруженные в свой сугубо профессиональный разговор, и сыпали такими словечками как ватты, амперы, частотные характеристики, индукция и прочая фигукция. В моем прошлом взломщики толковали о нитроглицерине и сверлах с алмазной головкой. Прогресс. Когда мы с Поулосом замолчали, они тоже умолкли и уставились на нас.
   — Когда? — спросил Джимми. Говорил он как обычно — тихо, под сурдинку, заставляя прислушиваться к себе.
   — Как только краснокожий окончательно придет в себя. Вам нужно провести внутрь объекта его одного.
   — Надо бы дождаться времени минимального потребления электроэнергии.
   — Не получится, — сказал Гарри. — У Лаборатории свои независимые генераторы.
   — Тогда любое время подойдет, — сказал Джимми. — Я тороплюсь в Токио.
   — Погляжу, как там Вождь, — сказал я.
   Вождь чувствовал себя неплохо. Фе заботливо порхала вокруг него, а сам он на черокском языке распекал Натому за то, что она изменила высоким моральным принципам резервации Эри. Натома только посмеивалась.
   — Гадкая шовинста к жещщинам! — сказала она мне на двадцатке. Видно, М'банту успел научить ее многому, преображая в женщину, идущую в ногу со временем.
   — Команда готова провести тебя к криокапсулам, — сказал я. — А ты готов?
   — Да, — ответил Секвойя, вставая с постели. — Стало быть, я обратил тебя в свою веру.
   — Черта с два! Я ни на грош не верю в то, что двуполость спасет человечество. Просто среди членов Команды развита взаимовыручка.
   — Это напоминает мне вольтеровскую позицию: «Мне не нравится то, что вы говорите, но я готов насмерть стоять за ваше право выражать свое мнение».
   — Тоска утверждает, что ничего подобного Вольтер никогда не говорил. Пошли вниз.
   Он несколько секунд к чему-то прислушивался. И теперь я знал, к чему.
   — Ты прав, как всегда. Гинь, — произнес наконец Вождь. — Это выражение только приписывается Вольтеру, но процитировал я его точно.
   В вертолете лежали пять скафандров. Для Джимми и Гарри, для Вождя и Фе. А пятый? Четверка вопросительно смотрела на меня.
   — Нетушки, — сказал я. — Я желаю уединиться в своем вигваме с женушкой, которая уже извелась от тоски по мне.
   — Давай с нами, Гинь!
   — Чего ради?
   — Это ты приобрел Угадая для Команды. Кому как не тебе следить за развитием событий.
   — За развитием — до какой точки? Я понятия не имею, куда катится вся эта история и когда ей будет конец! Натома, возвращаемся в вигвам?
   — Заботиться о брата. Хинь, — сказала Натома. — Ты идти. Я ждать.
   Ну я и «идти». В последний момент М'банту привел Борджиа — слишком поздно. Так что пришлось извиниться за беспокойство и расстаться с ней. Пока вертолет летел к Лаборатории, а мы надевали легкие скафандры — чтобы охрана нас не узнала (при нынешнем загрязнении атмосферы многие время от времени пользуются легкими скафандрами, так что они удивления не вызовут), я осведомился у лучшего сына резервации Эри:
   — Какие у тебя планы?
   — Не очень ясные. Но дерзкие. Цель одна — вырваться из-под власти Объедфонда. Поднять аппарат в воздух и увести его с территории Лаборатории при помощи вспомогательных двигателей. Надеюсь, топлива хватит.
   — Там полные баки. При нас техники накачали, чтобы Объедфонд мог осуществить свои подлые планы.
   — Это большой плюс, но единственный. Крутая переделка. Смогу ли я выкрасть космический аппарат? Мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь хотя бы попытался сделать подобное.
   — Помощь вора в законе упростит твою задачу.
   — Ладно, украду. Но ведь его в карман не положишь. Куда с ним деваться? Удрать на орбитальный циклотрон? Или на Цереру — в объятия «Фарбен Индустри»? Или забраться в шахту к Греку? Пока я ничего не решил. Надо все хорошенько взвесить. Так или иначе, без знания результатов анализа, который проводит Эдисон, я как в тумане. Вероятней всего, если мне удастся спереть этот аппарат, я просто поставлю его на стационарную орбиту — до принятия окончательного решения.
   — А как на это посмотрит Экстро? Согласится?
   Вождь пытливо уставился на меня.
   — Почему ты задал подобный вопрос?
   — Я все знаю. Фе-Пять изложила мне весь сценарий событий.
   — Слишком большие у нее уши, — раздраженно буркнул Вождь и опять замкнулся в молчании.
   Гарри провел нашу компанию в Лабораторию — делая все те же условные знаки охране.
   — Никудышная система безопасности, — ворчал он. — Кодовые сигналы надо менять каждые четыре часа!
   Возле двойной двери с вибрационным щитом, за которой находилась взлетно-посадочная платформа, мы остановились, и за дело взялся Джимми Валентайн. После внимательного осмотра объекта работы он выбрался из скафандра и стал выгружать инструменты из карманов своего комбинезона — похоже, таких же бездонных, как саквояж Секвойи.
   — Засекайте время: максимум двадцать минут, — сказал Джимми. — Стойте на шухере и вырубайте всех любопытных.
   Он приступил к работе. По тщательности и искусности это напоминало то, как Резерфорд проникал в секреты атома. Гарри подглядывал из-за его плеча, и они деловито обменивались ученой тарабарщиной. Эдисон составил бы им отличную компанию, но с другой стороны, он бы непременно затеял дискуссию, и двадцать минут обратились бы в пятьдесят. Словом, опять я маялся без дела в ожидании.
   Охранник в форме появился в конце широкого коридора и рассеянно посмотрел на нас. Людьми в скафандрах местных стражей не удивишь. Он дружелюбно кивнул нам, но тут его внимание приковала деятельность Джимми. Охранник напрягся и быстрым шагом направился к двойной двери. Сперва я подумал, не попросить ли его показать мне свои новые часы, но вместо этого я шепнул Секвойе на двадцатке:
   — Вождь! Помни о канцелепре. Используй индейскую хитрость.
   Я медленно двинулся в сторону охранника, сжимая в кармане разводной ключ, однако Секвойя опередил меня. Тигриным прыжком он бросился на охранника, охватил его обеими руками за шею, а колено просунул ему между ног. Со стороны это выглядело, как ласковые объятия двух педиков, но колено ударило раз, и еще раз — и охранник рухнул на пол. Вождь проворно обыскал парня и протянул мне его оружие. Джимми и Гарри даже не оглянулись.
   — Это и есть индейская хитрость? — спросил я.
   — Мы — племя миролюбивое, — сказал Вождь. — Но если тряхнуть стариной, много чего можно вспомнить.
   — Ты убил его? — спросила Фе придушенным голосом.
   — Нет.
   — Просто лишил беднягу на время проклятой сексуальной озабоченности,
   — весело сказал я, чтобы успокоить ее.
   В этот момент переливчатый вибрационный щит внезапно стал одноцветным, затем прекратил дрожать и начал съеживаться, пока не превратился в округлое пятно — но и оно вскоре исчезло.
   — Дорога открыта! — объявил Джимми.
   — Пятнадцать минут, — сказал Гарри. — Джимми, тебе говорили, что ты гений?
   — Неоднократно. Руководство Английского банка. И все полицейские сводки. А теперь мне надо в Токио. Тамошние банки и особняки заждались меня. Я отстаю от гастрольного графика.
   — Подожди еще несколько минут. Пусть Вождь заберет свою штуковину, после чего я выведу тебя отсюда. Собирай инструмент и надевай скафандр.
   Тем временем Фе и Вождь открыли двойные двери и вошли в амфитеатр, где находилась взлетно-посадочная платформа. Тут Секвойя взял командование в свои руки. Он протянул Фе электронную карточку.
   — Вставь в прорезь на панели управления.
   Фе так и сделала. На панели вспыхнули лампочки. Теперь она подчинялась всем командам. Вождь открыл люк аппарата и заглянул внутрь. Затем, удовлетворенно сияя, захлопнул его и задраил. Гарри, Джимми и я с интересом наблюдали за действиями профессора.
   — Впервые помогаю стырить космический аппарат, — признался Гарри.
   — Я тоже, — кивнул Джимми. — Впервые ворую без денежного интереса.
   — Фе! Внимание! — резко приказал Секвойя.
   — Да, Вождь.
   — Открывай купол.
   Она нажала нужные кнопки, и створы купола стали медленно раздвигаться.
   Угадай подошел к панели управления и принял командование на себя, жестом послав Фе к платформе. Она опустилась на колени и стала подавать сигналы: выше, ниже, вперед, влево. Хоть она была в скафандре, я представлял, как она от напряжения и рвения высунула язычок и прикусила его зубками. Мало-помалу Фе и Секвойя на пару вывели аппарат почти к самому куполу. Фе так и осталась на коленях и, запрокинув голову, провожала глазами темную полусферу. Со стороны казалось, что она молится. Но аппарат внезапно остановился и завис в воздухе — так и не миновав отверстия в куполе.
   — Это что за чертовщина! — воскликнул Угадай и заколотил пальцами по кнопкам. Прежде чем мы успели ахнуть, аппарат повело в сторону, а затем он всей массой рухнул вниз — прямо на Фе — и превратил ее в лепешку.