Полураздетый, очертя голову, он влетел в лабораторию, сбив с ног доктора Кресчета, придворного химика. Когда тот попытался подняться, оказалось, что его держат весьма болезненной удушающей хваткой.
— Нагучи! — воскликнул Формайл. — Эй, Нагучи! Я изобрел новый захват!
Формайл встал, поднял пол у за душе иного химика и джантировал с ним на маты. Инструктор дзю-до, маленький японец, посмотрел на захват и покачал головой.
— Нет, посалуйста, — вежливо просвистел он. — Фссс. Васэ давление на дыхательное горло не есть верно. Фссс. Я покасу вам, посалуйста. — Он схватил ошеломленного химика, крутанул его в воздухе и с треском припечатал к мату в позиции вечного самоудавления. — Смотрисе, посалуйста, Формайл?
К тому времени Формайл был уже в библиотеке и дубасил библиотекаря толстенной «Das Sexual Leben» Блоха, потому что у несчастного не оказалось трудов о производстве вечных двигателей. Он кинулся в физическую лабораторию, где испортил дорогостоящий хронометр, чтобы поэкспериментировать с шестеренками. Джантировал в оркестр. Схватил там дирижерскую палочку и расстроил игру музыкантов. Одел коньки и упал в парфюмированный пруд, откуда был вытащен изрыгающим страшные проклятья по поводу отсутствия льда. Наконец, он выразил желание побыть в одиночестве.
— Хочу пообщаться с собой, — заявил Формайл, щедро наделяя слуг оплеухами, и храпел, не успел еще последний из них доковылять до двери и закрыть ее за собой.
Храп прекратился. Фойл поднялся на ноги.
— На сегодня им хватит. — Он подошел к зеркалу. Глубоко вздохнул и задержал дыхание, внимательно наблюдая за своим лицом. По истечении одной минуты оно оставалось чистым. Он продолжал сдерживать дыхание, жестко контролируя пульс и мышечный тонус, сохраняя железное спокойствие. Через две минуты двадцать секунд на лице появилось кроваво-красное клеймо. Фойл выпустил воздух. Тигриная маска исчезла.
— Лучше — пробормотал он. — Гораздо лучше. Прав был старый факир — мне поможет лишь йога. Контроль. Пульс, дыхание, желудок, мозг.
Он разделся и осмотрел свое тело. Фойл был в великолепной форме. На коже от шеи до лодыжек до сих пор виднелась сеть тонких серебристых швов. Как будто кто-то вырезал на теле схему нервной системы. То были следы операции. Они еще не прошли.
Операция обошлась в 200 000 Кр. Столько заплатил Фойл главному хирургу Марсианской диверсионно-десантной бригады, бригады Коммандос, чтобы превратить себя в несравнимую боевую машину. Каждый его нервный центр перестроили. В кости и мускулы вживили микроскопические транзисторы и трансформаторы. К незаметному выходу на спине подсоединили батарею размером с блоху и включили ее. Во всем его теле запульсировали электрические токи.
— Скорее машина, чем человек, — подумал Фойл. Он сменил экстравагантное облачение Формайла с Цереса на скромное черное платье.
Фойл джантировал в одинокое здание среди висконсинских сосен в квартиру Робин Уэднесбери, Это была истинная причина прибытия Пятимильного Цирка в Грин Бэй. Он джантировал, очутился во тьме и осознал: падает. — О, боже! — мелькнула мысль. — Ошибся? — Ударившись о торчащий конец разбитой балки, он свалился на полуразложившийся труп.
Фойл брезгливо отпрянул, сохраняя ледяное спокойствие, и нажал языком на верхний правый коренник. (Операция, превратившая его тело в электрический аппарат, расположила систему управления им во рту). Тотчас внешний слой клеток сетчатки возбудился до испускания мягкого света. Он взглянул двумя бледными лучами на останки человека. Поднял глаза вверх и увидел проваленный пол квартиры Робин Уэднесбери.
— Разграблено, — прошептал Фойл. — Все разграблено. Что же случилось?
Эпоха джантации сплавила бродяг, попрошаек, бездельников, весь сброд в новый класс. Они кочевали вслед за ночью, с востока на запад, всегда в темноте, всегда в поисках добычи, остатков бедствий, катастроф, в поисках падали. Как стервятники набрасываются на мертвечину, как мухи облепляют гниющие трупы, так они наводняли сгоревшие дома или вскрытые взрывами магазины. Называли они себя не иначе, как джек-джантерами. Это были настоящие шакалы.
Фойл вскарабкался на этаж выше. Там располагались лагерем джек-джантеры. На вертеле жарилась туша теленка. Искры костра через дыру в крыше вылетали высоко в небо. Вокруг огня сидели с дюжину мужчин и три женщины — оборванные, грязные, страшные. Они переговаривались на кошмарном рифмованном слэнге шакалов и сосали картофельное пиво из хрустальных бокалов.
Грозное рычание ярости и ужаса встретило появление Фойла, когда он, весь в черном, испуская из бездонных глаз бледные лучи света, спокойно шел к квартире Робин Уэднесбери. Железное самообладание, вошедшее в привычку, придавало ему отрешенный вид.
— Если она мертва, — думал он, — мне конец. Без нее я пропал. Если она мертва…
Квартира Робин, как и весь дом, была буквально выпотрошена. В полу гостиной зияла огромная рваная дыра. Фойл искал тело. На постели в спальне возились женщина и двое мужчин. Женщина закричала. Мужчины взревели и бросились на Фойла. Он отступил назад и нажал языком на верхние резцы. Нервные цепи взвыли. Все чувства обострились. Все реакции ускорились в пять раз.
В результате окружающий мир мгновенно застыл. Звук превратился в басовитое урчание. Цвета сместились по спектру в красную сторону. Двое атакующих плыли с сонной медлительностью. Фойл расплылся в молниеносно двигающееся пятно. Уклонился от застывших кулаков, обошел мужчин сзади и по одному швырнул их в дыру. Они медленно опускались вниз, разверзнутые рты испускали утробное рычание.
Фойл смерчем обернулся к сжавшейся на постели женщине.
— Здблтл? — взвыло расплывчатое пятно.
Женщина завизжала.
Фойл снова нажал языком на верхние резцы. Окружающий мир резко ожил. Звук и цвет скачком вернулись на свои места. Тела двух шакалов исчезли в дыре и с грохотом упали на пол этажом ниже.
— Здесь было тело? — мягко повторил Фойл. — Тело молодой негритянки?
Женщина казалась невменяемой. Он схватил ее за волосы и встряхнул. Затем кинул в дыру — В это время из коридора появилась толпа с факелами и импровизированным оружием. Джек-джантеры не были профессиональными убийцами. Они всего лишь мучили беззащитные жертвы до смерти. — Не досаждайте мне, — тихо предупредил Фойл, роясь в груде мебели и одежды в поисках ключа к судьбе Робин.
Толпа подвинулась ближе, подстрекаемая головорезом в норковом манто и воодушевляемая доносящимися снизу проклятьями. Предводитель швырнул в Фойла факел. Фойл снова ускорился. Джек-джантеры превратились в живые статуи. Фойл взял ножку стула и спокойно стал бить едва двигающиеся фигуры. Повалил бандита в норке и прижал его к полу. Потом нажал на верхние зубы.
Мир ожил. Шакалы попадали. Их предводитель ревел.
— Здесь было тело, — с окаменевшей улыбкой проговорил Фойл. — Тело негритянки. Высокой. Красивой. Бандит корчился, извивался, пытаясь дотянуться до глаз Фойла.
— Я знаю, что вы обращаете на это внимание, — терпеливо продолжал Фойл. — Некоторым из вас мертвые девушки нравятся больше живых. Здесь было тело? Не получив удовлетворительного ответа, он схватил пылающий факел и поджег норковое манто. Потом поднялся и стал наблюдать с отрешенным интересом. Бандит с воем вскочил, споткнулся у края дыры и, охваченный пламенем, полетел в темноту.
— Так было тело? — проводив его взглядом, тихо спросил Фойл и покачал головой над ответом. — Не очень искусно, — пробормотал он. — Надо уметь извлекать информацию. Дагенхем мог бы кое-чему меня научить.
Фойл джантировал и появился в Грин Бэй, так явственно воняя палеными волосами и обугленной кожей, что ему пришлось зайти в местный магазин Престейна (камни, украшения, косметика, парфюмерия) за дезодорантом. Местный мистер Престо очевидно лицезрел прибытие Пятимильного Цирка и узнал его. Мгновенно Фойл сбросил отрешенное спокойствие и превратился в эксцентричного Формайла с Цереса. Он паясничал и кривлялся, скакал и гримасничал, купил десятиунцевый флакон «N5» по 100 Кр за унцию и опрокинул его на себя к вящему удовольствию мистера Престо.
Старший клерк в Архиве ничего не знал, поэтому был упрям и несговорчив.
— Нет, сэр. Документы Архива не разрешается просматривать без надлежащего ордера. Это мое последнее слово.
Фойл посмотрел на него остро, но беззлобно. Астеничный тип, определил он. Худой, тонкокостный, немощный. Эгоист. Недалек. Педантичен. Сух. Неподкупен. Слишком сдержан и нетерпим. Это брешь в его броне. ### Через час в Архиве появились шесть лиц женского пола, щедро наделенных пороками. Через два часа, одурманенный и соблазненный плотью и дьяволом, клерк выдал нужную информацию. Жилой дом открыли джек-джантеры после взрыва газа пару недель назад. Всех квартирантов переселили. Робин Уэднесбери находится на принудительном лечении в госпитале милосердия близ Железной Горы.
— Принудительное лечение? — недоумевал Фойл. — Почему? Что она сделала?
Организация Рожественского Бардака в Пятимильном Цирке заняла тридцать, минут. В нем приняли участие музыканты, певцы, актеры и толпа — все, кто знал координаты Железной Горы. Ведомые своим главным фигляром, они джантировали с шумом, фейерверками, горячительными и дарами. Прошествовали через город с безудержным весельем и плясками. Ворвались в госпиталь милосердия вслед за Санта Клаусом, ревущим и скачущим с отрешенным спокойствием печального слона. Санта Клаус перецеловал сестер, напоил сиделок, щедро одарил пациентов, забросал пол деньгами из большого мешка, висящего за спиной, и внезапно исчез, когда дикий разгул достиг таких высот, что прибыла полиция. Впоследствии обнаружилось: исчезла также одна пациентка, несмотря на то, что была оглушена наркотиками и не могла джантировать. Собственно говоря, она покинула госпиталь в мешке Санта Клауса.
Фойл джантировал вместе с ней на госпитальный двор и там, в укрытии сосновых крон под морозным небом, помог ей выбраться из мешка. В белом грубом больничном белье она была прекрасна. Фойл, сбросивший свой шутовской наряд, смотрел на нее, не отрывая глаз.
Девушка была озадачена и встревожена, ее мысли метались как языки раздуваемого ветром костра. «Боже мой! Что произошло? Снова шакалы? Музыка. Буйство. Почему в мешке? Что ему от меня надо? Кто он?»
— Я Формайл с Цереса, — сказал Фойл.
— «Что? Кто? Формайл с… Да, конечно, понимаю. Шут. Паяц. Вульгарность. Непристойность. Слабоумие. Пятимильный Цирк.» О, Господи! Я опять не сдерживаюсь. Вы слышите меня?
— Я слышу вас, мисс Уэднесбери, — тихо проговорил Фойл.
— Зачем вы это сделали? Что вам от меня нужно? Как…
— Я хочу, чтобы вы на меня посмотрели.
— «Бонжур, мадам. В мешок, мадам. Оп! Посмотрите на меня». Я смотрю, — сказала Робин, пытаясь справиться с круговертью мыслей. Она вглядывалась в него и не узнавала. «Это лицо. Я видела такое множество ему подобных. Лица мужчин. О, Господи! Черты мужественности. На уме одна случка».
— Мой брачный период уже позади, мисс Уэднесбери.
— Простите. Я просто напугана… Вы знаете меня?
— Я знаю вас.
— Мы встречались? — Она внимательно его изучала и не могла узнать. Глубоко внутри Фойл возликовал. Уж если эта женщина не вспомнила его, он в полной безопасности — при условии, что будет держать себя в руках.
— Мы никогда не встречались, — сказал он. — Но я слышал о вас. Мне кое-что нужно. Мы здесь — для разговора. Если мое предложение вам не понравится, можете вернуться в госпиталь.
— Вам что-то надо? Но у меня ничего нет… ничего, ничего. Ничего не осталось, кроме позора и… О, Господи, почему я выжила? Почему не сумела…
— Вы пытались покончить с собой? — мягко перебил ее Фойл. — Так вот откуда взрыв газа… И принудительное лечение. Вы не пострадали во время взрыва?
— Там много погибло. Но не я. Должно быть, я невезучая. Мне не везло всю жизнь.
— Почему вы решились на самоубийство?
— Я устала. Я конченный человек. Я все потеряла. Мое имя в черных списках… за мной следят. Мне не доверяют. Нет работы. Нет семьи. Нет… Почему решилась на самоубийство? О, Господи, что же еще?!
— Вы можете работать у меня.
— Я могу… что вы сказали?
— Я хочу взять вас на работу, мисс Уэднесбери.
Она истерически засмеялась.
— Еще одна Шлюха Вавилонская. Работать у вас, Формайл?
— У вас на уме порочные мысли, — упрекнул Фойл. — Я не ищу шлюх. Как правило, они ищут меня.
— Простите. Я помешалась на чудовище, которое меня уничтожило… Вы украли меня из госпиталя, чтобы предложить работу. Вы слышали обо мне. Значит, вам нужно что-то особенное.
— Обаяние.
— Что?
— Я хочу купить ваше обаяние, мисс Уэднесбери.
— Не понимаю.
— Ну как же, — терпеливо сказал Фойл. — Вам должно быть ясно. Я — паяц. Сама вульгарность, непристойность, слабоумие. С этим надо покончить. Я хочу нанять вас в качестве светского секретаря.
— Думаете, я вам поверю? Вы в состоянии нанять сотню секретарей, тысячу… C вашими деньгами. Хотите мне внушить, что вам подхожу только я? Что вам специально пришлось похитить меня?
Фойл кивнул.
— Верно, секретарей тысячи, но не все могут передавать мысли.
— При чем тут это?
— Вы будете вентрологом. Я стану вашей куклой. Я не знаю жизни высшего общества — вы знаете. У них своя речь, свои шутки, свои манеры. Тот, кто хочет быть принятым этим обществом, обязан говорить на их языке. Я не могу, вы — можете. Вы будете говорить за меня, моим ртом…
— Вы могли бы сами научиться…
— Нет. Слишком долго. И потом обаянию не научишься. Я собираюсь купить ваше очарование, мисс Уэднесбери. Теперь о плате. Я предлагаю вам тысячу в месяц.
Ее глаза расширились.
— Вы очень щедры, Формайл.
— Я удалю из вашего личного дела всякое упоминание о попытке самоубийства. Гарантирую, что вас вычеркнут из черного списка. У вас будут деньги и чистое прошлое.
Губы Робин задрожали. Она плакала, всхлипывала и дрожала. Фойл обнял ее за плечи и успокоил. — Ну? — спросил он. — Вы согласны?
Она кивнула. — Вы так добры. Это… Я отвыкла от доброты.
Донесся звук отдаленного взрыва. Фойл оцепенел.
— Боже! — воскликнул он в панике. — Чертов-джант. Я…
— Нет, — возразила Робин. — Не знаю, что такое чертов-джант, но это просто испытания на полигоне. Там… — Она взглянула на лицо. Фойла и закричала. Потрясение от неожиданного взрыва и яркая цепочка ассоциаций лишили его самообладания. Под кожей выступили багровые рубцы татуировки. Робин кричала, не в силах отвести глаз.
Он прыгнул на нее и зажал рот.
— Что, проявилось? — проскрежетал он, страшно оскалясь. — Потерял контроль. Показалось, что я опять в Жофре Мартель. Да, я Фойл — чудовище, которое тебя уничтожило. Ты все равно бы узнала рано или поздно. Я, Фойл, снова вернулся. Ты будешь слушать меня?
Она отчаянно замотала головой, пытаясь вырваться. Фойл хладнокровно ударил ее в подбородок. Робин обмякла. Фойл подхватил ее, завернул в пальто и стал ждать возвращения сознания. Вскоре ее ресницы вздрогнули.
— Чудовище… зверь…
— Я мог сделать не так, — заговорил Фойл. Мог шантажировать тебя. Мне известно, что твоя мать и сестры на Каллисто. Это автоматически заносит тебя в черный список, ipso facto.
Верно? Ipso facto. Самим фактом. Латынь. Нельзя доверять гипнообучению. Мне стоило лишь донести, и ты была бы не просто на подозрении… — Он почувствовал ее дрожь. — Но я так не поступлю. Скажу тебе правду, потому что хочу, чтобы ты стала моим другом. Твоя мать на Внутренних Планетах. На Внутренних Планетах, — повторил он. — Она может прибыть на Землю.
— Невредима? — прошептала Робин.
— Не знаю.
— Отпусти меня.
— Ты замерзнешь.
— Отпусти меня.
Он опустил ее на землю.
— Однажды ты меня уничтожил, — сдавленно произнесла она. — Теперь пытаешься снова?
— Нет. Ты будешь слушать?
Она кивнула.
— Я был брошен в космосе. Гнил шесть месяцев. Пролетал корабль, который мог бы спасти меня. Он прошел мимо. «Ворга». «Ворга-Т. 1339». Его название тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— Джиз Мак Куин, мой друг, она мертва, как-то посоветовала мне выяснить, почему меня оставили подыхать. Тогда я узнал, кто отдал этот приказ. И начал покупать информацию о «Ворге». Любую информацию.
— При чем тут моя мать?
— Слушай. Эту информацию оказалось довольно трудно раздобыть. Все документы «Ворги» исчезли из архивов. Я сумел установить три имени… Трое членов команды. Из шестнадцати. Никто ничего не знал или не хотел говорить. И я нашел это. — Фойл протянул Робин серебряный медальон. — Он был заложен одним членом экипажа. Вот все, что мне удалось обнаружить.
Робин охнула и дрожащими пальцами взяла медальон. Внутри находилась ее фотография и фотография еще двух девушек. Когда медальон открылся, объемные фотографии прошептали:
— Маме, с любовью от Робин… Маме, с любовью от Холли…
— Маме, с любовью от Венды.
— Медальон мамы… — со слезами на глазах проговорила Робин. — Это… Она… Ради бога, где она?! Что с ней?
— Не знаю, — твердо сказал Фойл. — Но догадываюсь. Я думаю, что твоя мать выбралась из этого концентрационного лагеря… Так или иначе.
— И сестры тоже. Она бы никогда их не оставила.
— Может быть, и сестры. Полагаю, что беженцев с Каллисто заставляли платить — деньгами или драгоценностями, — чтобы попасть на борт «Ворги».
— Где они теперь?
— Не имею никакого понятия. Возможно, брошены на Марсе или на Венере. Скорее всего, проданы в трудовой лагерь на Луне, и поэтому не могут разыскать тебя. Я не знаю, где они, но «Ворга» знает.
— Ты лжешь? Обманываешь меня?
— Разве медальон — ложь?… Я хочу выяснить, почему меня обрекли на смерть, по чьей вине. Человек, который отдал приказ, знает, где твоя семья. Он скажет тебе… перед тем, как я его убью. У него хватит времени. Он будет умирать медленно.
Робин, как завороженная, в ужасе смотрела на Фойла. От обуявшей его страсти вновь появилось кровавое клеймо. Он превратился в тигра, сжавшегося перед смертельным прыжком.
— Я не ограничен в средствах… Неважно, откуда они. У меня есть три месяца. Я достаточно овладел математикой, чтобы рассчитать вероятность. Через три месяца поймут: Формайл с Цереса — Гулли Фойл. Девяносто дней. От Нового Года до 1 апреля. Ты со мной?
— С тобой? — с отвращением воскликнула Робин. — С тобой?!
— Пятимильный Цирк — всего лишь камуфляж. Шут вне подозрений. Все это время я учился, работал, готовился. Теперь мне нужна ты.
— Зачем?
— Я не знаю, куда может завести мой поиск… В высшее общество или в трущобы. Нужно быть готовым и к тому, и к другому. С трущобами я справлюсь сам. Для общества мне нужна ты. Поможешь мне найти «Воргу» и своих родных?
— Я ненавижу тебя, — яростно прошептала Робин. — Презираю тебя. Ты испорчен, ты гадишь, крушишь, уничтожаешь все на своем пути. Когда-нибудь я отомщу тебе.
— Но с Нового Года до 1 апреля мы работем вместе?
— Да. Мы работаем вместе.
— Нагучи! — воскликнул Формайл. — Эй, Нагучи! Я изобрел новый захват!
Формайл встал, поднял пол у за душе иного химика и джантировал с ним на маты. Инструктор дзю-до, маленький японец, посмотрел на захват и покачал головой.
— Нет, посалуйста, — вежливо просвистел он. — Фссс. Васэ давление на дыхательное горло не есть верно. Фссс. Я покасу вам, посалуйста. — Он схватил ошеломленного химика, крутанул его в воздухе и с треском припечатал к мату в позиции вечного самоудавления. — Смотрисе, посалуйста, Формайл?
К тому времени Формайл был уже в библиотеке и дубасил библиотекаря толстенной «Das Sexual Leben» Блоха, потому что у несчастного не оказалось трудов о производстве вечных двигателей. Он кинулся в физическую лабораторию, где испортил дорогостоящий хронометр, чтобы поэкспериментировать с шестеренками. Джантировал в оркестр. Схватил там дирижерскую палочку и расстроил игру музыкантов. Одел коньки и упал в парфюмированный пруд, откуда был вытащен изрыгающим страшные проклятья по поводу отсутствия льда. Наконец, он выразил желание побыть в одиночестве.
— Хочу пообщаться с собой, — заявил Формайл, щедро наделяя слуг оплеухами, и храпел, не успел еще последний из них доковылять до двери и закрыть ее за собой.
Храп прекратился. Фойл поднялся на ноги.
— На сегодня им хватит. — Он подошел к зеркалу. Глубоко вздохнул и задержал дыхание, внимательно наблюдая за своим лицом. По истечении одной минуты оно оставалось чистым. Он продолжал сдерживать дыхание, жестко контролируя пульс и мышечный тонус, сохраняя железное спокойствие. Через две минуты двадцать секунд на лице появилось кроваво-красное клеймо. Фойл выпустил воздух. Тигриная маска исчезла.
— Лучше — пробормотал он. — Гораздо лучше. Прав был старый факир — мне поможет лишь йога. Контроль. Пульс, дыхание, желудок, мозг.
Он разделся и осмотрел свое тело. Фойл был в великолепной форме. На коже от шеи до лодыжек до сих пор виднелась сеть тонких серебристых швов. Как будто кто-то вырезал на теле схему нервной системы. То были следы операции. Они еще не прошли.
Операция обошлась в 200 000 Кр. Столько заплатил Фойл главному хирургу Марсианской диверсионно-десантной бригады, бригады Коммандос, чтобы превратить себя в несравнимую боевую машину. Каждый его нервный центр перестроили. В кости и мускулы вживили микроскопические транзисторы и трансформаторы. К незаметному выходу на спине подсоединили батарею размером с блоху и включили ее. Во всем его теле запульсировали электрические токи.
— Скорее машина, чем человек, — подумал Фойл. Он сменил экстравагантное облачение Формайла с Цереса на скромное черное платье.
Фойл джантировал в одинокое здание среди висконсинских сосен в квартиру Робин Уэднесбери, Это была истинная причина прибытия Пятимильного Цирка в Грин Бэй. Он джантировал, очутился во тьме и осознал: падает. — О, боже! — мелькнула мысль. — Ошибся? — Ударившись о торчащий конец разбитой балки, он свалился на полуразложившийся труп.
Фойл брезгливо отпрянул, сохраняя ледяное спокойствие, и нажал языком на верхний правый коренник. (Операция, превратившая его тело в электрический аппарат, расположила систему управления им во рту). Тотчас внешний слой клеток сетчатки возбудился до испускания мягкого света. Он взглянул двумя бледными лучами на останки человека. Поднял глаза вверх и увидел проваленный пол квартиры Робин Уэднесбери.
— Разграблено, — прошептал Фойл. — Все разграблено. Что же случилось?
Эпоха джантации сплавила бродяг, попрошаек, бездельников, весь сброд в новый класс. Они кочевали вслед за ночью, с востока на запад, всегда в темноте, всегда в поисках добычи, остатков бедствий, катастроф, в поисках падали. Как стервятники набрасываются на мертвечину, как мухи облепляют гниющие трупы, так они наводняли сгоревшие дома или вскрытые взрывами магазины. Называли они себя не иначе, как джек-джантерами. Это были настоящие шакалы.
Фойл вскарабкался на этаж выше. Там располагались лагерем джек-джантеры. На вертеле жарилась туша теленка. Искры костра через дыру в крыше вылетали высоко в небо. Вокруг огня сидели с дюжину мужчин и три женщины — оборванные, грязные, страшные. Они переговаривались на кошмарном рифмованном слэнге шакалов и сосали картофельное пиво из хрустальных бокалов.
Грозное рычание ярости и ужаса встретило появление Фойла, когда он, весь в черном, испуская из бездонных глаз бледные лучи света, спокойно шел к квартире Робин Уэднесбери. Железное самообладание, вошедшее в привычку, придавало ему отрешенный вид.
— Если она мертва, — думал он, — мне конец. Без нее я пропал. Если она мертва…
Квартира Робин, как и весь дом, была буквально выпотрошена. В полу гостиной зияла огромная рваная дыра. Фойл искал тело. На постели в спальне возились женщина и двое мужчин. Женщина закричала. Мужчины взревели и бросились на Фойла. Он отступил назад и нажал языком на верхние резцы. Нервные цепи взвыли. Все чувства обострились. Все реакции ускорились в пять раз.
В результате окружающий мир мгновенно застыл. Звук превратился в басовитое урчание. Цвета сместились по спектру в красную сторону. Двое атакующих плыли с сонной медлительностью. Фойл расплылся в молниеносно двигающееся пятно. Уклонился от застывших кулаков, обошел мужчин сзади и по одному швырнул их в дыру. Они медленно опускались вниз, разверзнутые рты испускали утробное рычание.
Фойл смерчем обернулся к сжавшейся на постели женщине.
— Здблтл? — взвыло расплывчатое пятно.
Женщина завизжала.
Фойл снова нажал языком на верхние резцы. Окружающий мир резко ожил. Звук и цвет скачком вернулись на свои места. Тела двух шакалов исчезли в дыре и с грохотом упали на пол этажом ниже.
— Здесь было тело? — мягко повторил Фойл. — Тело молодой негритянки?
Женщина казалась невменяемой. Он схватил ее за волосы и встряхнул. Затем кинул в дыру — В это время из коридора появилась толпа с факелами и импровизированным оружием. Джек-джантеры не были профессиональными убийцами. Они всего лишь мучили беззащитные жертвы до смерти. — Не досаждайте мне, — тихо предупредил Фойл, роясь в груде мебели и одежды в поисках ключа к судьбе Робин.
Толпа подвинулась ближе, подстрекаемая головорезом в норковом манто и воодушевляемая доносящимися снизу проклятьями. Предводитель швырнул в Фойла факел. Фойл снова ускорился. Джек-джантеры превратились в живые статуи. Фойл взял ножку стула и спокойно стал бить едва двигающиеся фигуры. Повалил бандита в норке и прижал его к полу. Потом нажал на верхние зубы.
Мир ожил. Шакалы попадали. Их предводитель ревел.
— Здесь было тело, — с окаменевшей улыбкой проговорил Фойл. — Тело негритянки. Высокой. Красивой. Бандит корчился, извивался, пытаясь дотянуться до глаз Фойла.
— Я знаю, что вы обращаете на это внимание, — терпеливо продолжал Фойл. — Некоторым из вас мертвые девушки нравятся больше живых. Здесь было тело? Не получив удовлетворительного ответа, он схватил пылающий факел и поджег норковое манто. Потом поднялся и стал наблюдать с отрешенным интересом. Бандит с воем вскочил, споткнулся у края дыры и, охваченный пламенем, полетел в темноту.
— Так было тело? — проводив его взглядом, тихо спросил Фойл и покачал головой над ответом. — Не очень искусно, — пробормотал он. — Надо уметь извлекать информацию. Дагенхем мог бы кое-чему меня научить.
Фойл джантировал и появился в Грин Бэй, так явственно воняя палеными волосами и обугленной кожей, что ему пришлось зайти в местный магазин Престейна (камни, украшения, косметика, парфюмерия) за дезодорантом. Местный мистер Престо очевидно лицезрел прибытие Пятимильного Цирка и узнал его. Мгновенно Фойл сбросил отрешенное спокойствие и превратился в эксцентричного Формайла с Цереса. Он паясничал и кривлялся, скакал и гримасничал, купил десятиунцевый флакон «N5» по 100 Кр за унцию и опрокинул его на себя к вящему удовольствию мистера Престо.
Старший клерк в Архиве ничего не знал, поэтому был упрям и несговорчив.
— Нет, сэр. Документы Архива не разрешается просматривать без надлежащего ордера. Это мое последнее слово.
Фойл посмотрел на него остро, но беззлобно. Астеничный тип, определил он. Худой, тонкокостный, немощный. Эгоист. Недалек. Педантичен. Сух. Неподкупен. Слишком сдержан и нетерпим. Это брешь в его броне. ### Через час в Архиве появились шесть лиц женского пола, щедро наделенных пороками. Через два часа, одурманенный и соблазненный плотью и дьяволом, клерк выдал нужную информацию. Жилой дом открыли джек-джантеры после взрыва газа пару недель назад. Всех квартирантов переселили. Робин Уэднесбери находится на принудительном лечении в госпитале милосердия близ Железной Горы.
— Принудительное лечение? — недоумевал Фойл. — Почему? Что она сделала?
Организация Рожественского Бардака в Пятимильном Цирке заняла тридцать, минут. В нем приняли участие музыканты, певцы, актеры и толпа — все, кто знал координаты Железной Горы. Ведомые своим главным фигляром, они джантировали с шумом, фейерверками, горячительными и дарами. Прошествовали через город с безудержным весельем и плясками. Ворвались в госпиталь милосердия вслед за Санта Клаусом, ревущим и скачущим с отрешенным спокойствием печального слона. Санта Клаус перецеловал сестер, напоил сиделок, щедро одарил пациентов, забросал пол деньгами из большого мешка, висящего за спиной, и внезапно исчез, когда дикий разгул достиг таких высот, что прибыла полиция. Впоследствии обнаружилось: исчезла также одна пациентка, несмотря на то, что была оглушена наркотиками и не могла джантировать. Собственно говоря, она покинула госпиталь в мешке Санта Клауса.
Фойл джантировал вместе с ней на госпитальный двор и там, в укрытии сосновых крон под морозным небом, помог ей выбраться из мешка. В белом грубом больничном белье она была прекрасна. Фойл, сбросивший свой шутовской наряд, смотрел на нее, не отрывая глаз.
Девушка была озадачена и встревожена, ее мысли метались как языки раздуваемого ветром костра. «Боже мой! Что произошло? Снова шакалы? Музыка. Буйство. Почему в мешке? Что ему от меня надо? Кто он?»
— Я Формайл с Цереса, — сказал Фойл.
— «Что? Кто? Формайл с… Да, конечно, понимаю. Шут. Паяц. Вульгарность. Непристойность. Слабоумие. Пятимильный Цирк.» О, Господи! Я опять не сдерживаюсь. Вы слышите меня?
— Я слышу вас, мисс Уэднесбери, — тихо проговорил Фойл.
— Зачем вы это сделали? Что вам от меня нужно? Как…
— Я хочу, чтобы вы на меня посмотрели.
— «Бонжур, мадам. В мешок, мадам. Оп! Посмотрите на меня». Я смотрю, — сказала Робин, пытаясь справиться с круговертью мыслей. Она вглядывалась в него и не узнавала. «Это лицо. Я видела такое множество ему подобных. Лица мужчин. О, Господи! Черты мужественности. На уме одна случка».
— Мой брачный период уже позади, мисс Уэднесбери.
— Простите. Я просто напугана… Вы знаете меня?
— Я знаю вас.
— Мы встречались? — Она внимательно его изучала и не могла узнать. Глубоко внутри Фойл возликовал. Уж если эта женщина не вспомнила его, он в полной безопасности — при условии, что будет держать себя в руках.
— Мы никогда не встречались, — сказал он. — Но я слышал о вас. Мне кое-что нужно. Мы здесь — для разговора. Если мое предложение вам не понравится, можете вернуться в госпиталь.
— Вам что-то надо? Но у меня ничего нет… ничего, ничего. Ничего не осталось, кроме позора и… О, Господи, почему я выжила? Почему не сумела…
— Вы пытались покончить с собой? — мягко перебил ее Фойл. — Так вот откуда взрыв газа… И принудительное лечение. Вы не пострадали во время взрыва?
— Там много погибло. Но не я. Должно быть, я невезучая. Мне не везло всю жизнь.
— Почему вы решились на самоубийство?
— Я устала. Я конченный человек. Я все потеряла. Мое имя в черных списках… за мной следят. Мне не доверяют. Нет работы. Нет семьи. Нет… Почему решилась на самоубийство? О, Господи, что же еще?!
— Вы можете работать у меня.
— Я могу… что вы сказали?
— Я хочу взять вас на работу, мисс Уэднесбери.
Она истерически засмеялась.
— Еще одна Шлюха Вавилонская. Работать у вас, Формайл?
— У вас на уме порочные мысли, — упрекнул Фойл. — Я не ищу шлюх. Как правило, они ищут меня.
— Простите. Я помешалась на чудовище, которое меня уничтожило… Вы украли меня из госпиталя, чтобы предложить работу. Вы слышали обо мне. Значит, вам нужно что-то особенное.
— Обаяние.
— Что?
— Я хочу купить ваше обаяние, мисс Уэднесбери.
— Не понимаю.
— Ну как же, — терпеливо сказал Фойл. — Вам должно быть ясно. Я — паяц. Сама вульгарность, непристойность, слабоумие. С этим надо покончить. Я хочу нанять вас в качестве светского секретаря.
— Думаете, я вам поверю? Вы в состоянии нанять сотню секретарей, тысячу… C вашими деньгами. Хотите мне внушить, что вам подхожу только я? Что вам специально пришлось похитить меня?
Фойл кивнул.
— Верно, секретарей тысячи, но не все могут передавать мысли.
— При чем тут это?
— Вы будете вентрологом. Я стану вашей куклой. Я не знаю жизни высшего общества — вы знаете. У них своя речь, свои шутки, свои манеры. Тот, кто хочет быть принятым этим обществом, обязан говорить на их языке. Я не могу, вы — можете. Вы будете говорить за меня, моим ртом…
— Вы могли бы сами научиться…
— Нет. Слишком долго. И потом обаянию не научишься. Я собираюсь купить ваше очарование, мисс Уэднесбери. Теперь о плате. Я предлагаю вам тысячу в месяц.
Ее глаза расширились.
— Вы очень щедры, Формайл.
— Я удалю из вашего личного дела всякое упоминание о попытке самоубийства. Гарантирую, что вас вычеркнут из черного списка. У вас будут деньги и чистое прошлое.
Губы Робин задрожали. Она плакала, всхлипывала и дрожала. Фойл обнял ее за плечи и успокоил. — Ну? — спросил он. — Вы согласны?
Она кивнула. — Вы так добры. Это… Я отвыкла от доброты.
Донесся звук отдаленного взрыва. Фойл оцепенел.
— Боже! — воскликнул он в панике. — Чертов-джант. Я…
— Нет, — возразила Робин. — Не знаю, что такое чертов-джант, но это просто испытания на полигоне. Там… — Она взглянула на лицо. Фойла и закричала. Потрясение от неожиданного взрыва и яркая цепочка ассоциаций лишили его самообладания. Под кожей выступили багровые рубцы татуировки. Робин кричала, не в силах отвести глаз.
Он прыгнул на нее и зажал рот.
— Что, проявилось? — проскрежетал он, страшно оскалясь. — Потерял контроль. Показалось, что я опять в Жофре Мартель. Да, я Фойл — чудовище, которое тебя уничтожило. Ты все равно бы узнала рано или поздно. Я, Фойл, снова вернулся. Ты будешь слушать меня?
Она отчаянно замотала головой, пытаясь вырваться. Фойл хладнокровно ударил ее в подбородок. Робин обмякла. Фойл подхватил ее, завернул в пальто и стал ждать возвращения сознания. Вскоре ее ресницы вздрогнули.
— Чудовище… зверь…
— Я мог сделать не так, — заговорил Фойл. Мог шантажировать тебя. Мне известно, что твоя мать и сестры на Каллисто. Это автоматически заносит тебя в черный список, ipso facto.
Верно? Ipso facto. Самим фактом. Латынь. Нельзя доверять гипнообучению. Мне стоило лишь донести, и ты была бы не просто на подозрении… — Он почувствовал ее дрожь. — Но я так не поступлю. Скажу тебе правду, потому что хочу, чтобы ты стала моим другом. Твоя мать на Внутренних Планетах. На Внутренних Планетах, — повторил он. — Она может прибыть на Землю.
— Невредима? — прошептала Робин.
— Не знаю.
— Отпусти меня.
— Ты замерзнешь.
— Отпусти меня.
Он опустил ее на землю.
— Однажды ты меня уничтожил, — сдавленно произнесла она. — Теперь пытаешься снова?
— Нет. Ты будешь слушать?
Она кивнула.
— Я был брошен в космосе. Гнил шесть месяцев. Пролетал корабль, который мог бы спасти меня. Он прошел мимо. «Ворга». «Ворга-Т. 1339». Его название тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— Джиз Мак Куин, мой друг, она мертва, как-то посоветовала мне выяснить, почему меня оставили подыхать. Тогда я узнал, кто отдал этот приказ. И начал покупать информацию о «Ворге». Любую информацию.
— При чем тут моя мать?
— Слушай. Эту информацию оказалось довольно трудно раздобыть. Все документы «Ворги» исчезли из архивов. Я сумел установить три имени… Трое членов команды. Из шестнадцати. Никто ничего не знал или не хотел говорить. И я нашел это. — Фойл протянул Робин серебряный медальон. — Он был заложен одним членом экипажа. Вот все, что мне удалось обнаружить.
Робин охнула и дрожащими пальцами взяла медальон. Внутри находилась ее фотография и фотография еще двух девушек. Когда медальон открылся, объемные фотографии прошептали:
— Маме, с любовью от Робин… Маме, с любовью от Холли…
— Маме, с любовью от Венды.
— Медальон мамы… — со слезами на глазах проговорила Робин. — Это… Она… Ради бога, где она?! Что с ней?
— Не знаю, — твердо сказал Фойл. — Но догадываюсь. Я думаю, что твоя мать выбралась из этого концентрационного лагеря… Так или иначе.
— И сестры тоже. Она бы никогда их не оставила.
— Может быть, и сестры. Полагаю, что беженцев с Каллисто заставляли платить — деньгами или драгоценностями, — чтобы попасть на борт «Ворги».
— Где они теперь?
— Не имею никакого понятия. Возможно, брошены на Марсе или на Венере. Скорее всего, проданы в трудовой лагерь на Луне, и поэтому не могут разыскать тебя. Я не знаю, где они, но «Ворга» знает.
— Ты лжешь? Обманываешь меня?
— Разве медальон — ложь?… Я хочу выяснить, почему меня обрекли на смерть, по чьей вине. Человек, который отдал приказ, знает, где твоя семья. Он скажет тебе… перед тем, как я его убью. У него хватит времени. Он будет умирать медленно.
Робин, как завороженная, в ужасе смотрела на Фойла. От обуявшей его страсти вновь появилось кровавое клеймо. Он превратился в тигра, сжавшегося перед смертельным прыжком.
— Я не ограничен в средствах… Неважно, откуда они. У меня есть три месяца. Я достаточно овладел математикой, чтобы рассчитать вероятность. Через три месяца поймут: Формайл с Цереса — Гулли Фойл. Девяносто дней. От Нового Года до 1 апреля. Ты со мной?
— С тобой? — с отвращением воскликнула Робин. — С тобой?!
— Пятимильный Цирк — всего лишь камуфляж. Шут вне подозрений. Все это время я учился, работал, готовился. Теперь мне нужна ты.
— Зачем?
— Я не знаю, куда может завести мой поиск… В высшее общество или в трущобы. Нужно быть готовым и к тому, и к другому. С трущобами я справлюсь сам. Для общества мне нужна ты. Поможешь мне найти «Воргу» и своих родных?
— Я ненавижу тебя, — яростно прошептала Робин. — Презираю тебя. Ты испорчен, ты гадишь, крушишь, уничтожаешь все на своем пути. Когда-нибудь я отомщу тебе.
— Но с Нового Года до 1 апреля мы работем вместе?
— Да. Мы работаем вместе.
Глава 9
В канун Нового Года Джеффри Формайл с Цереса атаковал высшее общество. Сперва, за час до полуночи, он появился в Канберре, на балу у губернатора. Это было пышное зрелище, помпезное и сверкающее красками, ибо традиция требовала, чтобы члены клана носили одежду, модную в год основания клана или патентования его торговой марки.
Мужчины клана Морзе (телефон и телеграф) носили, например, сюртуки, дамы — викторианские фижмы. Шкоды (порох и огнестрельное оружие) вели свои истоки с восемнадцатого века и щеголяли колготками и юбками на кринолине. Дерзкие Пенемюиде (ракеты и реакторы) ходили в смокингах начала XX столетия, а их женщины бесстыдно обнажали ноги, плечи и шеи.
Формайл с Цереса появился в вечернем туалете очень современном и очень черном. Его сопровождала Робин в ослепительно белом платье. Туго схватывающий тонкую талию китовый ус подчеркивал стройность ее прямой спины и грациозную походку.
Черно-белый контраст немедленно приковал к себе всеобщее внимание.
— Формайл? Паяц?
— Да. Пятимильный Цирк.
— Тот самый?
— Не может быть. Он похож на человека.
Сливки общества окружили Формайла, любопытствующие и настороженные.
— Начинается, — пробормотал Фойл.
— Успокойся. Покажи им утонченные манеры.
— Вы — тот самый ужасный Формайл из цирка?
— Конечно. Улыбайся.
— Да, мадам. Можете меня потрогать.
— Ох, да вы, кажется, горды? Вы гордитесь своим дурным вкусом?
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус.
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус. Пожалуй, я удачлив.
— Удачливы, но не пристойны.
— Непристоин, но не скучен.
— Ужасны, но очаровательны.
— Я «под влиянием», мадам.
— О, боже! Вы пьяны? Я леди Шрапнель. Когда вы протрезвитесь?
— Я под вашим влиянием, леди Шрапнель.
— А, вы испорченный молодой человек! Чарлз! Чарлз! Иди сюда и спасай Формайла. Я гублю его.
— Это Виктор из «Эр-Си-Эй».
— Формайл? Рад. Сколько стоит ваш антураж?
— Скажи правду.
— Сорок тысяч, Виктор.
— Боже всемогущий! В неделю?
— В день.
— Зачем вы тратите такие деньги?
— Правду!
— Ради рекламы, Виктор.
— Ха! Вы серьезно?
— Я говорила тебе, он испорчен, Чарлз.
— Чертовски приятно. Клаус! Послушай. Этот нахальный молодой человек тратит сорок тысяч в день ради рекламы.
— Шкода из Шкода.
— Добрый вечер, Формайл. Меня весьма интересует история вашего имени. Полагаю, вы потомок основателей компании «Церес. Inc.»?
— Правду.
— Нет, Шкода. Я купил компанию и титул— Я выскочка.
— Отлично.
— Честное слово, Формайл, вы откровенны!
— Я же говорил, что он нахален. Свежая струя. Выскочек хватает. Элизабет, познакомься с Формайлом с Цереса.
— Формайл! Мне до смерти хотелось вас видеть!
— Леди Элизабет Ситроен.
— Правда, что вы путешествуете с передвижным колледжем?
— С институтом, леди Элизабет.
— Но с какой стати, Формайл?
— О, мадам, так трудно тратить деньги в наши дни. Приходится выискивать самые глупые предлоги. Пора кому-нибудь придумать новое сумасбродство.
— Вам следует путешествовать с изобретателем, Формайл.
— У меня он есть, да, Робин? Он тратит время на вечный двигатель. А мне требуется настоящий мот. Никакой из ваших кланов не мог бы ссудить мне младшего сына?
— Стало быть, вам нужен вечный расточитель?
— Нет. Это постыдная трата денег. Весь смак экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак, чувствовать себя дураком и наслаждаться этим. Где изюминка вечного движения? Есть ли экстравагантность в энтропии? Миллионы на чепуху, но ни гроша на энтропию — вот мой девиз.
Все рассмеялись. Обступившая Формайла толпа росла. У них появилась новая игрушка.
Большие часы возвестили наступление Нового Года. Собравшиеся приготовились джантировать вслед за полночью вокруг света.
— Идем с нами на Яву, Формайл. Реггис Шеффилд устраивает восхитительный вечер. Мы будем играть «Судья-трезвенник».
— В Гонконг, Формайл!
— В Токио, Формайл! В Гонконге дождь. Давайте в Токио и захватите свой цирк.
— Нет, благодарю вас. Я в Шанхай. Встретимся все через два часа. Готова, Робин?
— Не джантируй. Дурные манеры. Выйди. Медленно. Сейчас высший шик
— в томности. Засвидетельствуй почтение губернатору… Уполномоченному… их дамам… Не забудь дать на чай прислуге. Не ему, идиот! Это вице-губернатор… Ну хорошо, экзамен выдержан. Тебя приняли. Что теперь?
— Теперь то, зачем мы в Канберре.
— Разве не ради бала?
— Ради бала и человека по имени Форрест.
— Кто это?
— Бен Форрест, бывший член экипажа «Ворги». У меня есть три нити к тому, кто дал приказ бросить меня умирать. Три имени. В Риме — повар Погги. В Шанхае — знахарь Орель. И этот человек Форрест. У нас два часа, чтобы расколоть его. Ты знаешь координаты Аусси?
— Я не желаю принимать участие в твоей мести. Я ищу семью.
Он так посмотрел на нее, что она вздрогнула и сразу джантировала. Когда Фойл появился в Пятимильном Цирке, она уже переодевалась в дорожное платье. Хотя Фойл и заставил ее жить с ним в одном шатре по соображениям безопасности, он никогда больше не трогал ее. Робин поймала его взгляд и застыла.
Фойл покачал головой.
— Мой брачный сезон позади.
— Как интересно. Ты отказался от насилия?
— Одевайся, — отрезал он. — И передай, что я даю два часа на переезд лагеря в Шанхай.
В ноль тридцать Фойла и Робин встретил сам мэр Аусси.
— С Новым Годом! — пропел он и втолкнул их в вертолет. — Счастье! Счастье! Позвольте мне показать вам город. Сегодня у нас масса гостей. Вот наш ледяной дворец… слева бассейны… Большой купол — лыжный трамплин. Снег круглый год. Тропический сад под стеклянной крышей. Пальмы, попугаи, орхидеи, фрукты… Наш рынок-театр… своя телевизионная компания. Взгляните на футбольный стадион. Двое наших парней вошли в сборную. Да, сэр, у нас имеется все. Абсолютно все. Вам не надо джантировать по всему свету в поисках развлечений. Наш город — маленькая вселенная. Самая счастливая маленькая вселенная в мире… Форрест, вы говорите? Вот.
Он высадил их перед особняком в швейцарском стиле и сразу взлетел. Фойл и Робин ступили на крыльцо. Вдруг дверь перед ними вспыхнула красным и мертвенно-белым огнем засияли на ней череп и кости. Раздался механический голос: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЭТОТ ДОМ ЗАЩИЩЕН ОТ ВТОРЖЕНИЯ СИСТЕМОЙ ШВЕДСКОЙ КОМПАНИИ „ОБОРОНА“. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»
Мужчины клана Морзе (телефон и телеграф) носили, например, сюртуки, дамы — викторианские фижмы. Шкоды (порох и огнестрельное оружие) вели свои истоки с восемнадцатого века и щеголяли колготками и юбками на кринолине. Дерзкие Пенемюиде (ракеты и реакторы) ходили в смокингах начала XX столетия, а их женщины бесстыдно обнажали ноги, плечи и шеи.
Формайл с Цереса появился в вечернем туалете очень современном и очень черном. Его сопровождала Робин в ослепительно белом платье. Туго схватывающий тонкую талию китовый ус подчеркивал стройность ее прямой спины и грациозную походку.
Черно-белый контраст немедленно приковал к себе всеобщее внимание.
— Формайл? Паяц?
— Да. Пятимильный Цирк.
— Тот самый?
— Не может быть. Он похож на человека.
Сливки общества окружили Формайла, любопытствующие и настороженные.
— Начинается, — пробормотал Фойл.
— Успокойся. Покажи им утонченные манеры.
— Вы — тот самый ужасный Формайл из цирка?
— Конечно. Улыбайся.
— Да, мадам. Можете меня потрогать.
— Ох, да вы, кажется, горды? Вы гордитесь своим дурным вкусом?
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус.
— Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус. Пожалуй, я удачлив.
— Удачливы, но не пристойны.
— Непристоин, но не скучен.
— Ужасны, но очаровательны.
— Я «под влиянием», мадам.
— О, боже! Вы пьяны? Я леди Шрапнель. Когда вы протрезвитесь?
— Я под вашим влиянием, леди Шрапнель.
— А, вы испорченный молодой человек! Чарлз! Чарлз! Иди сюда и спасай Формайла. Я гублю его.
— Это Виктор из «Эр-Си-Эй».
— Формайл? Рад. Сколько стоит ваш антураж?
— Скажи правду.
— Сорок тысяч, Виктор.
— Боже всемогущий! В неделю?
— В день.
— Зачем вы тратите такие деньги?
— Правду!
— Ради рекламы, Виктор.
— Ха! Вы серьезно?
— Я говорила тебе, он испорчен, Чарлз.
— Чертовски приятно. Клаус! Послушай. Этот нахальный молодой человек тратит сорок тысяч в день ради рекламы.
— Шкода из Шкода.
— Добрый вечер, Формайл. Меня весьма интересует история вашего имени. Полагаю, вы потомок основателей компании «Церес. Inc.»?
— Правду.
— Нет, Шкода. Я купил компанию и титул— Я выскочка.
— Отлично.
— Честное слово, Формайл, вы откровенны!
— Я же говорил, что он нахален. Свежая струя. Выскочек хватает. Элизабет, познакомься с Формайлом с Цереса.
— Формайл! Мне до смерти хотелось вас видеть!
— Леди Элизабет Ситроен.
— Правда, что вы путешествуете с передвижным колледжем?
— С институтом, леди Элизабет.
— Но с какой стати, Формайл?
— О, мадам, так трудно тратить деньги в наши дни. Приходится выискивать самые глупые предлоги. Пора кому-нибудь придумать новое сумасбродство.
— Вам следует путешествовать с изобретателем, Формайл.
— У меня он есть, да, Робин? Он тратит время на вечный двигатель. А мне требуется настоящий мот. Никакой из ваших кланов не мог бы ссудить мне младшего сына?
— Стало быть, вам нужен вечный расточитель?
— Нет. Это постыдная трата денег. Весь смак экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак, чувствовать себя дураком и наслаждаться этим. Где изюминка вечного движения? Есть ли экстравагантность в энтропии? Миллионы на чепуху, но ни гроша на энтропию — вот мой девиз.
Все рассмеялись. Обступившая Формайла толпа росла. У них появилась новая игрушка.
Большие часы возвестили наступление Нового Года. Собравшиеся приготовились джантировать вслед за полночью вокруг света.
— Идем с нами на Яву, Формайл. Реггис Шеффилд устраивает восхитительный вечер. Мы будем играть «Судья-трезвенник».
— В Гонконг, Формайл!
— В Токио, Формайл! В Гонконге дождь. Давайте в Токио и захватите свой цирк.
— Нет, благодарю вас. Я в Шанхай. Встретимся все через два часа. Готова, Робин?
— Не джантируй. Дурные манеры. Выйди. Медленно. Сейчас высший шик
— в томности. Засвидетельствуй почтение губернатору… Уполномоченному… их дамам… Не забудь дать на чай прислуге. Не ему, идиот! Это вице-губернатор… Ну хорошо, экзамен выдержан. Тебя приняли. Что теперь?
— Теперь то, зачем мы в Канберре.
— Разве не ради бала?
— Ради бала и человека по имени Форрест.
— Кто это?
— Бен Форрест, бывший член экипажа «Ворги». У меня есть три нити к тому, кто дал приказ бросить меня умирать. Три имени. В Риме — повар Погги. В Шанхае — знахарь Орель. И этот человек Форрест. У нас два часа, чтобы расколоть его. Ты знаешь координаты Аусси?
— Я не желаю принимать участие в твоей мести. Я ищу семью.
Он так посмотрел на нее, что она вздрогнула и сразу джантировала. Когда Фойл появился в Пятимильном Цирке, она уже переодевалась в дорожное платье. Хотя Фойл и заставил ее жить с ним в одном шатре по соображениям безопасности, он никогда больше не трогал ее. Робин поймала его взгляд и застыла.
Фойл покачал головой.
— Мой брачный сезон позади.
— Как интересно. Ты отказался от насилия?
— Одевайся, — отрезал он. — И передай, что я даю два часа на переезд лагеря в Шанхай.
В ноль тридцать Фойла и Робин встретил сам мэр Аусси.
— С Новым Годом! — пропел он и втолкнул их в вертолет. — Счастье! Счастье! Позвольте мне показать вам город. Сегодня у нас масса гостей. Вот наш ледяной дворец… слева бассейны… Большой купол — лыжный трамплин. Снег круглый год. Тропический сад под стеклянной крышей. Пальмы, попугаи, орхидеи, фрукты… Наш рынок-театр… своя телевизионная компания. Взгляните на футбольный стадион. Двое наших парней вошли в сборную. Да, сэр, у нас имеется все. Абсолютно все. Вам не надо джантировать по всему свету в поисках развлечений. Наш город — маленькая вселенная. Самая счастливая маленькая вселенная в мире… Форрест, вы говорите? Вот.
Он высадил их перед особняком в швейцарском стиле и сразу взлетел. Фойл и Робин ступили на крыльцо. Вдруг дверь перед ними вспыхнула красным и мертвенно-белым огнем засияли на ней череп и кости. Раздался механический голос: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЭТОТ ДОМ ЗАЩИЩЕН ОТ ВТОРЖЕНИЯ СИСТЕМОЙ ШВЕДСКОЙ КОМПАНИИ „ОБОРОНА“. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»