Бейли Джессика. Неопровержимое доказательство

   Он дотронулся до ее сосков, наблюдая, как они заострились, превращаясь в коралловые бугорки. На его щеке дернулся мускул.
   Его слова поразили ее. Она вздрогнула, ее тело заявляло о своем желании. Грегор продолжал играть с ее сосками, пока у Джина не вырвался стон.
   Его взгляд спустился к шелковистым кудряшкам, и пальцы двинулись следом, нежно поглаживая ее кожу. Положив руку на пушистый холмик, он с вызовом посмотрел на нее.
   Она глубоко вздохнула. Необъяснимое блаженство охватило ее и разлилось по всему телу.
   — Никто не прикасался ко мне с тех пор, как мы расстались, — прошептала Джина, молясь, чтобы он поверил ей, хотя и опасалась, что поспешила сказать это.
   Грегор замер. Его острый подозрительный взгляд больно ранил ее. Он все еще сомневался в ее искренности. Джина знала, что он считает ее лгуньей, но она не стала умолять его поверить ей.
   Обхватив ее руками, Грегор наклонился и стал ласкать ее живот. Он касался губами кожи, выписывая языком замысловатые линии, заставляя ее вздрагивать. Его длинные волосы щекотали ее.
   Она стала перебирать их, запустив пальцы в его гриву, но когда умелые губы добрались до груди, ее руки в изнеможении повисли. Джина едва могла дышать.
   Грегор выпрямился. Она молча лежала. Любовь помогала ей обрести выдержку и спокойствие в общении с бывшим мужем, имеющим такой сложный характер и скептическое отношение ко всему на свете.
   — Ни у кого нет такого тела, — заметил он.
   — Почему же, — прошептала она.
   — Ты — само искушение.
   Она не смогла сдержать улыбки.
   — Мне это известно, милый. Но такое признание из твоих уст — это мед и вино. Да что там, сама музыка!
   Он положил руки на ее живот. Жест говорил красноречивее глаз.
   — Я хотел этого, — произнес Грегор.
   — Да, — прошептала Джина. Она чувствовала истому, сладостную печаль. Это было связано с откровенностью мужа. Она протянула руки. Он взял их и поцеловал.
   Они сидели, упираясь коленями друг в друга. Грегор закрыл глаза и стал головой совершать круговые движения. Джина в ожидании наблюдала за ним, трепеща от желания. Она признавала за Грегором инициативу в их любовных делах, ей хотелось, чтобы он задавал тон.
   Наконец, Грегор посмотрел в ее глаза. Руки заскользили по ее бедрам. Он ласкал ее, пробуждая в ней жажду более острых ощущений.
   — Я не ожидал, что так сильно буду желать тебя, — признался он. — Я думал, это ушло, думал, что я покончил с прошлой жизнью и со всем, что осталось там, по ту сторону свободы.
   Джина накрыла ладонями его руки, отзываясь на его искренность.
   — Ты не обязан оправдываться за то, что случилось между нами, Грегор. Кроме того, я понимаю, что все это значит.
   — И что же это значит? — резко спросил он. Это секс, Джина, только и всего!
   Прежде, чем ответить, она собралась с духом.
   — Это твоя игра и ты устанавливаешь правила. Если я их принимаю, не спрашивая ни о чем, я играю в нее, пока тебе не надоест.
   — Не понимаю.
   Джина нашла слабое утешение для себя, увидев изумление на его лице.
   — Ты поймешь, конечно, если захочешь.
   — Ты — не та женщина, на которой я женился восемь лет назад.
   — А ты — не тот мужчина, которого я потеряла шесть лет назад. Не ставит ли это нас в равные условия? — спросила она. — Не значит ли это, что мы должны принять, как должное, перемены, произошедшие в нас, если собираемся проводить время вместе?
   — Ты слишком упрощаешь.
   Она взяла его руку и поднесла к своей груди.
   — Единственное, что просто между нами, так это то, что ты хочешь меня, а я — тебя.
   — Но ты же говорила, будто я использую тебя. Грегор нежно ласкал ее. Его чувственные прикосновения противоречили его грубым словам и опровергали их.
   — Ах, все это маскарад, — решила Джина. И я сорву с тебя маски, милый.
   Джина таяла, как воск в его руках. Она едва сдерживалась, чтобы не броситься со стоном в объятия Грегора, но не двигалась и продолжала поддерживать нить его размышлений.
   — Я знаю, что так устроен мир. Люди используют друг друга, выживают сильнейшие.
   — Я удивлен.
   — Не удивляйся. Я жила в твоем мире, с тех пор, как мы расстались. Это огромная разница с тем миром, в котором мы жили вместе. Я могу по-разному относиться к нему, от этого он не исчезнет.
   — Мы были наивны и глупы. Мы заблуждались, думая, что можем избежать темной стороны жизни.
   Джина возразила.
   — Нет, мы любим друг друга.
   — Любовь, как и прочие иллюзии, не помогает идти вперед. Хочешь знать, что я думаю? Любовь — это слабость.
   Но и твоя жестокость тоже. Ты используешь ее, чтобы оградить себя от внешнего мира, но это заслоняет от тебя все то хорошее, что есть в жизни.
   Он резко выдохнул.
   — Я не желаю муссировать эту нудную тему!
   — Значит, не будем, — мягко согласилась она, и нежно покусывая его подбородок, потянулась к молнии на его джинсах.
   Грегор освободился из ее рук, вскочил и разделся донага. Возвратившись на коврик, он взял ее руки и поднес к своей пульсирующей плоти. Джина осыпала поцелуями его лицо и нежно поглаживала его твердый фаллос, предвкушая, как он войдет в ее тайные глубины. Грегор неторопливо исследовал влажное лоно и так поцеловал ее в губы, что она впервые за долгие годы почувствовала себя любимой. Желание обладать друг другом, затмило все вокруг. Они молча предавались любви. Сладострастное путешествие навстречу удовлетворению было бесконечной эротической прелюдией к воссозданию их отношений.

ГЛАВА 8

   Наконец после полудня гроза прекратилась. Вместе с ярким солнечным светом и нежным ветерком пришло лето. Угроза повторного наводнения отступила. Природа постепенно приходила в себя. Птицы хлопотали у своих гнезд, подсыхали лужи, пели ручейки. Дружная семья енотов копошилась на краю поляны.
   У Джины и Грегора установился определенный распорядок дня. Несмотря на неловкость и напряженность в их отношениях, им все же удавалось как-то сосуществовать. По утрам Грегор отправлялся восстанавливать мост через овраг.
   На джипе с прицепом он перевозил бревна, хранившиеся под навесом за домом и инструменты, необходимые в работе.
   На расспросы жены Грегор объяснил, что собирается перекинуть через овраг несколько длинных толстых бревен и закрепить их вместе с уцелевшим каркасом старого моста. Если все получится, то он сможет отвести ее к машине.
   Она предложила свою помощь, но Грегор только весело расхохотался и потрепал ее по розовой щеке. Она оставалась в неведении насчет другой дороги, Грегор не говорил о ней, рассудив, что мост, так или иначе, должен быть починен.
   Джина оставалась одна. Она отдыхала с книжкой в руках, которую отыскала в шкафу, иногда дремала или выходила размять ноги, прогуливаясь по окрестностям. Все болезненные ощущения после падения в овраг быстро прошли, осталось несколько синяков на спине и бедрах.
   Джина видела, что Грегор изнуряет себя долгими часами работы, и просила его замедлить темп. Она не чувствовала особого восторга по поводу скорого отъезда и втайне надеялась, что восстановление моста займет куда больше времени, чем Грегор предполагает.
   Бывшая миссис Макэлрой хлопотала по дому, используя содержимое кладовой и холодильника, готовила вкусную еду. Грегор не высказывался по поводу ее кулинарных способностей, но каждый раз съедал все до конца, требуя добавки.
   Часто по вечерам он впадал в продолжительное молчание. Джина тоже помалкивала и не приставала к нему с расспросами. Она с готовностью шла в его объятия, и когда они занимались любовью, то замечала в его взгляде прежнего Грегора, хотя большей частью он все еще оставался равнодушным и погруженным в себя.
   Они часто предавались любовным утехам, но Джину беспокоило его явное нежелание ночью спать вместе. Она воспринимала это как желание избежать дальнейшего сближения. Во время их пятого вместе проведенного вечера Джина осмелилась удовлетворить свое любопытство, но только после секса.
   — Почему ты не позволяешь мне спать с тобой в одной постели?
   Грегор застегнул молнию на джинсах и взглянул на нее.
   — Я сплю один, Джина, и причины глубоко личные.
   — Все наши самые сокровенные беседы велись ночью, — мягко напомнила она.
   — Нам не о чем разговаривать.
   Джина молча подавила разочарование, но отказ причинил боль. По десять раз в день ей приходилось напоминать себе, что ее ждет только разочарование, если она думает получить от Грегора нечто большее, чем сексуальные отношения. Натянув на себя одеяло, Джина наблюдала за ним, полулежа на кушетке. У Грегора вошло в привычку сидеть перед сном у камина, уставившись в огонь. Он подпирал руками голову, и длинные волосы скрывали его профиль. Она подавила в себе желание присоединиться к нему и дать утешение. Взгляд остановился на шрамах, исполосовавших его спину, но до сих пор ей не хватало смелости спросить об их происхождении.
   Как будто прочитав ее мысли, Грегор резко повернулся. В выражении его лица сквозила враждебность. Джина похолодела, смущенная тем, что он перехватил ее взгляд.
   Грегор рывком встал. Она видела, в каком напряжении находится его мускулистое тело, пока он выходил из комнаты, направляясь в свою спальню, и вздохнула.
   Чувство удовлетворенности, которое Джина совсем недавно находила в его объятиях, совершенно исчезло. Она молча сетовала на то, что Грегор постоянно одет в броню, и это вызывало в ней чувство собственной беспомощности.
   Печальная и расстроенная, Джина свернулась клубком под одеялом, борясь со слезами. В конце концов ей удалось заснуть в своей неуютной постели, но через несколько часов она проснулась, как от толчка, услышав крики Грегора в спальне.
   Завернувшись в одеяло, испуганная женщина подбежала к открытой двери его комнаты и остановилась на пороге, не решаясь войти.
   Луна освещала его обнаженное тело. Джина видела, что он мечется во сне. О, она могла бы отогнать от него злых демонов!
   Но она ждала. Внезапно Грегор замер и некоторое время лежал без движения. Выкрикнув проклятие, он заметался снова.
   Джина приблизилась к нему, бесшумно ступая босыми ногами по полу. Стоя у его кровати, она нежно коснулась его плеча. Его имя замерло у нее на устах, когда внезапно мужские руки схватили ее, бросили на кровать, лицом вниз.
   Сильная рука заломила ей руки за спину. Джина попыталась было освободиться, но тщетно. Душа у нее ушла в пятки, когда другая рука схватила за волосы и рывком подняла ее голову.
   — Грегор! — завопила она, едва переводя дух. Никогда Джина еще не была так напугана. Перестань, пожалуйста! Ты делаешь мне больно!
   Он отпустил ее и перевернул на спину. Раскинув ноги, она лежала, испуганно глядя на него. Грегор поднял ее руки и, держа их у нее над головой, наклонился над ней. От него исходила угроза. Джина боялась пошевелиться.
   — Что, черт возьми, ты хотела сделать?
   — Ничего, клянусь тебе! Что случилось? прошептала она. — Что я такого сделала?
   — Отвечай на мой вопрос?
   — Я слышала, как ты кричал во сне. Я беспокоилась, — пояснила испуганная женщина, все еще дрожа от потрясения.
   — Я видел сон, — процедил он сквозь зубы.
   — Я знаю.
   — Что, черт возьми, ты можешь знать? Что? Джина сглотнула, прочищая горло.
   — Я слышала твой крик прошлой ночью. И позапрошлой.
   Грегор отпустил ее и лег рядом. Кровать скрипнула под его телом. Закрыл лицо ладонями. Она потерла свои запястья и тихо спросила:
   — Почему ты не позволял мне спать с тобой? Он опустил руки и посмотрел в ее глаза.
   — Я мог бы убить тебя, Джина. Неужели ты сама не поняла это? Мера предосторожности, милая. Береженого бог бережет.
   Джина уткнулась в его плечо.
   — Милый.
   — Детка…
   — Я люблю тебя. Он промолчал.
   — Извини, я и правда, не поняла. Думала, очередная загадка, каприз…
   — Никогда не подходи ко мне, если я сплю.
   — Хорошо, — кивнула она.
   — Я серьезно. Если тебе что-то понадобится, то позови меня от двери.
   — Это одна из причин, почему ты живешь здесь в одиночестве, да?
   Грегор долго не отвечал на ее вопрос, растянувшись рядом на спине и закинув руки за голову. Наконец проговорил.
   — Я не гожусь для того, чтобы жить среди нормальных людей.
   — Неправда, и ты это знаешь, — возразила Джина. Взяла его руку. Пальцы сплелись. — Я хотела бы, чтобы ты поделился со мной. Может, я могу что-нибудь сделать, как-то помочь?
   — Не твоя забота.
   Джина приподнялась и села около него. Обнаженная, грациозная. В лунном свете ее кожа казалась молочно-белой. Джина склонила голову набок и всматривалась в его лицо. На стене лежали причудливые тени, свет луны ровным голубым потоком лился из окна.
   — Речь о сострадании. Я ничего не прошу взамен.
   — Все, Джина! Забудь об этом.
   — Позволь помочь тебе, — упрашивала она, сжимая его руку. — Мне больно видеть тебя в постоянном напряжении. — Слезы полились у нее из глаз. — Пожалуйста, дай мне шанс помочь тебе.
   Он уложил ее рядом с собой. Она щекой прижалась к его плечу. Грегор обнял хрупкую фигурку и притянул поближе к себе. «Наконец-то я дома», — подумала она.
   — Я тебе не рассказывала еще о своей работе? — спросила Джина, пытаясь хоть на время отвлечь его от черных мыслей и мучительных воспоминаний.
   — Вряд ли тебе нужно работать.
   — Дело не в этом.
   — А в чем?
   — Знать, что я с пользой провожу свое время в отделе по опеке над детьми-сиротами.
   — А я-то думал, что твой диплом где-нибудь пылится, — заметил Грегор. — С каким судьей ты работаешь?
   — С Мэри Томптон.
   — Она хорошая?
   — Я всегда восхищалась ею. Видеть ее в работе — одно удовольствие. Я попросилась работать с ней после одного сложного случая с девочкой, больной лейкемией, родители которой так были заняты выяснением отношений между собой, что не замечали, какой вред наносят ребенку. Мэри заставила их обратить внимание на собственную дочь, пока еще не поздно. Состояние девочки намного улучшилось после взбучки, которую получили ее родители.
   — Ты всегда любила детей, — заметил он, и его голос дрогнул.
   «Я любила нашего ребенка», — молча сказала она самой себе. — «Любила всем сердцем, хотя и потеряла его».
   Джина пыталась не думать о своей беременности, которая закончилась выкидышем во время процесса над мужем, старалась отогнать воспоминания о ребенке, о чьем существовании Грегор не знал. О ребенке, которого она все еще оплакивала.
   — Мэри — одна из тех судей, которые всегда принимают соломоново решение, когда дело касается судьбы детей, — продолжала Джина. Она помогала мне, когда умирал отец, энергично взявшись за дело о моем наследстве. Мы стали хорошими подругами, несмотря на разницу в возрасте.
   Джина почувствовала настороженность Грегора, когда она упомянула об отце, но не могли же они теперь вечно избегать этой темы.
   — Как он умер? — наконец спросил он.
   — Рак печени. Отец умирал очень тяжело.
   — Если ты ждешь моего сочувствия к старику…
   — Я не жду этого! Не жду, поскольку знаю, что он был за человек, Грегор. Мне пришлось общаться с ним, когда тебя отправили в тюрьму. Я ухаживала за отцом во время болезни. Знаешь, это был кошмар. Особенно, когда он настоял, чтобы его оставили дома.
   — Почему ты не наняла сиделку?
   — Я нанимала семерых в течение трех месяцев. Отец превращал их работу в сущий ад. Восьмая сиделка продержалась до конца потому, что он был в коме.
   — Ты преклонялась перед ним. Видеть его при смерти было для тебя тяжелым испытанием.
   Удивленная его сочувствием, она согласилась.
   — Да, это было нелегко, но не потому, что я считала его идолом. По правде говоря, я всегда боялась его неодобрения и потратила годы, завоевывая уважение. Понадобилась его смерть, чтобы я поняла, что единственное одобрение, которое мне нужно, — это мое собственное.
   — Он был жалкий…
   Джина ладонью закрыла ему рот.
   — Послушай меня, пожалуйста. Я действительно верю, что Бог наказал его, послав долгую и мучительную смерть за то, что он сделал тебе, поэтому не растрачивай себя понапрасну. Его больше нет, и он никому не причинит вреда.
   Грегор взял ее руку и поцеловал середину ладони, сказал:
   — Здравый смысл говорит мне, что ты права, но душа требует мщения.
   — Я не знаю, что еще тебе сказать, кроме как напомнить, что он мертв, и твоего оправдания можно добиться только через суд.
   Она слышала, как бьется его сердце. Лежа неподвижно рядом с ним, Джина дала Грегору время собраться с мыслями.
   — Прощение… Как тебе это удастся?
   — Не знаю. Просто не хочу загрязнять душу, — сказала она, вспомнив, как лгал ей отец насчет Грегора.
   — Как еще ты проводила время? — спросил он.
   Она приподнялась и поцеловала его подбородок, радуясь тому, что Грегор пытается побороть гнев.
   — Жила день за днем, как большинство людей.
   Он внимательно посмотрел на нее.
   — Ты хотела поговорить. Помнишь? Джина усмехнулась.
   — Помню. Я добровольно работаю в больнице Святой Девы Марии. Они открыли отделение детской онкологии.
   Грегор присвистнул от удивления.
   — Тяжелая работа, требующая огромной самоотдачи. Почему ты взялась за это?
   — Дети — замечательные создания. От них я научилась мужеству.
   — Ты во многом изменилась.
   — Я была такой наивной и незрелой, но сейчас… сейчас я трезво смотрю на жизнь.
   Внезапно, он перевернулся и улегся на бок лицом к ней, рукой придвинул ее поближе. Джина прижалась к нему всем телом, чувствуя его всего. От ее прикосновения Грегор вздрогнул и весь напрягся.
   — Ты дразнила меня, рассказывая все эти истории о других мужчинах?
   — Ты мне говоришь это или спрашиваешь?
   — Говорю.
   Она с облегчением кивнула.
   — Я дразнила тебя, но только потому, что ты грубо со мной обращался.
   — И ты сказала правду о том, что никто не прикасался к тебе с тех пор, как мы расстались.
   Я никогда тебя не обманывала, милый. И не собираюсь. Слишком многое поставлено на карту.
   — Почему, Джина? Мы разведены. Ты имеешь полное право начать новую жизнь.
   Ее сердце упало. «Почему, — хотелось ей знать, — ты не видишь, как сильно я тебя люблю и как сильно я всегда буду любить тебя?»
   — Я не искала себе мужа. У меня был муж, и я хочу его вернуть.
   — Джина…
   Она проглотила комок в горле и прошептала:
   — Мне никто не нужен. Никто, кроме тебя. Грегор перестал дышать и только смотрел на нее. Джина понимала, насколько хрупко еще его доверие и не давила на него. — Она вздохнула с облегчением, когда он нежно положил ее голову к себе на плечо и обнял, прижав ее вздрагивающее тело. Как ей не хватало его объятий! Как она скучала по тихим беседам в темноте спальни! И как она скучала по нему, ее мужу, ее любовнику, ее лучшему другу!
   — Я верю тебе, Джина.
   — Спасибо.
   — Я пытался думать о тебе самое худшее, сознался Грегор, — Так легче ненавидеть…
   — Возможно, я была плохой женой, но я не забыла тебя.
   — Ты не была плохой женой.
   — Не защищай меня. Все дело в том, что меня не было рядом, когда ты нуждался во мне.
   — Подозреваю, за это мы должны благодарить твоего отца.
   Грегор еще крепче прижал ее к себе.
   — Будь он проклят. Он отнял у меня все самое ценное в жизни.
   — Как бы я хотела, чтобы отец был иным! Сейчас все было бы по-другому.
   Грегор перекатился на спину и, подняв ее — она была легкая, как пух — усадил на себя верхом. Джина склонилась, обхватила руками его голову. Он смотрел на тонкие черты ее лица в обрамлении роскошных волос. Она еще ниже склонилась к нему, ее груди почти касались его груди.
   — О чем ты думаешь? — спросила Джина.
   — Я до сих пор не верю, что ты приехала.
   — Дневник, — напомнила она. — Он нужен тебе.
   — Почта работает, и ты могла ограничиться этим. Но ты приехала сама. Моя женщина.
   — Когда я обнаружила дневник среди бумаг, то не переставала об этом думать. Вот повод увидеть Грегора, сказала я себе. Я так боялась, что ты прогонишь меня!
   Грегор обхватил ее талию, все больше возбуждаясь от ее близости. Джина плавно вытянулась на нем, зажав между бедер твердую плоть.
   — А других причин не было? — хрипло пробормотал он.
   — Секс с тобой — вот причина! Я никогда не переставала думать об этом. Фантазии едва не стали навязчивой идеей.
   — А если бы ты заглянула в мои сны?
   — И что бы было? — она расхохоталась и шлепнула его по твердой груди.
   Его губы были так близко, что их дыхание смешалось.
   — О! Кое-что клёвое! Вдруг Грегор посерьезнел.
   — Я не гожусь для тебя. Черт! Ночью не могу спать! Днем сам не свой.
   — Из-за воспоминаний о тюрьме? Он угрюмо кивнул.
   — Кто-то однажды сказал мне, что хорошие воспоминания могут вытеснить плохие, — она замолчала, опасаясь, вызвать его недовольство.
   — Может быть, твои кошмары прекратятся, если ты расскажешь о своей жизни в тюрьме.
   — Нечего рассказывать.
   — Как это нечего? Например, как вы проводили свои дни?
   — Я проводил время.
   — С тобой трудно разговаривать, — упрекнула Джина и положила голову ему на плечо, обняв его за шею.
   — Ладно, Джина. Что ты хочешь знать?
   — Все, что захочешь рассказать.
   — Я вставал в шесть утра, ждал, когда меня выпустят из клетки.
   — Ты находился в одиночной камере?
   — Большую часть времени.
   — Что происходило после завтрака?
   — Я шел на работу.
   — Какую?
   — Я работал в библиотеке.
   — Что ты еще делал?
   — Писал апелляции заключенным, которым не на кого было положиться.
   — Ты занимался адвокатской практикой?
   — Мне запретили, — жестко напомнил он.
   — Но ты использовал свои знания, чтобы помочь другим, — внесла она ясность. — Почему?
   — Чтобы выжить. Это давало мне защиту, членство в наиболее влиятельных тюремных кругах и место в совете заключенных.
   — Но ты до сих пор двадцать четыре часа в сутки находишься под наблюдением и не можешь никому доверять.
   — Совершенно верно.
   — Напряжение должно быть ужасное.
   — Я привык.
   — А когда вы работали снаружи? Грегор нахмурился.
   — Каждый день после полудня. Но почему ты спрашиваешь?
   Она подняла голову.
   — Мне нравится результат.
   — Я рад, — хрипловато буркнул Грегор. Джина провела рукой по его могучей груди, по упругому животу, спустилась к бедрам.
   — Мне это очень нравится.
   Проведя рукой по его боку, она скользнула пальцами к шраму, который заметила еще раньше. Грегор вздрогнул, и тогда она спросила:
   — Что случилось с твоей спиной?
   — Драка.
   — Кто-то напал на тебя? С ножом? — Боясь услышать подтверждение своим догадкам, Джина вздохнула, чтобы успокоиться. — Где были охранники?
   — Там, где им положено быть. В стороне. Охранники обычно держатся подальше от потасовок. Да, в общем-то, это были не ножи вовсе, а заточки. Обычное дело.
   — Почему это случилось?
   — А ты как думаешь?
   Ей представились жуткие картины, и она почувствовала себя плохо.
   — Сколько тебе пришлось пережить!
   — Они проиграли, Джина. Я доказал, что они проигрывают. Угрозы закончились в тот день, когда я вышел за главные ворота.
   — Но угрозы еще не закончились, раз тебя мучают ночные кошмары.
   — Со временем они прекратятся.
   — Но, Грегор…
   Он столкнул ее с себя и повернулся лицом к стене.
   — Перемени тему. Я не хочу больше об этом говорить.
   Джина села на колени позади него.
   — Перевернись на живот.
   — Зачем?
   — Доверься мне, — прошептала она, и ее пальцы заскользили по его широким плечам.
   Грегор подчинился, но Джина знала, что он сделал это только потому, что она не представляла для него физической угрозы. Джина нежно делала ему массаж, разминая пальцами его мышцы, чувствуя, как он расслабляется.
   Наконец, он полностью расслабился, его дыхание стало глубже. Ему нравилось ощущать ее руки по всему телу.
   Джина время от времени повторяла приемы, заканчивая нежным поглаживанием. Когда она добралась до шрама в нижней части его спины, то на минуту заколебалась, решая, что делать, а затем наклонилась и прижалась губами к поврежденной коже.
   Горячие слезы полились из глаз против ее воли. Джина старалась своей любовью исцелить его.
   Грегор накинулся на нее, как гепард на жертву, и повалил на спину. Она была слишком хрупка рядом с этим могучим человеком. С бьющимся сердцем, она смотрела на него.
   — Что ты пытаешься сделать? — грубо поинтересовался он.
   Джина проглотила слезы.
   — Ничего. Только ощущения, которые вытеснят все плохое из твоей памяти.
   — Не беспокойся. Все со временем исчезнет.
   — Все?
   — Все, Джина. Она кивнула.
   — Думаю, я понимаю, о чел ты говоришь.
   Воспоминания причиняют боль, и ты стараешься отогнать их от себя, пока однажды они не исчезнут совсем.
   Джина попыталась улыбнуться, но вышла болезненная гримаса.
   — После того, как мы расстались, я не хотела находиться среди влюбленных. Я до такой степени не могла выносить их счастья, что перестала вообще покидать дом. Так и сидела взаперти в нашем гнезде. Я перестала жить и старалась перестать чувствовать.
   — Но почему? — спросил Грегор, совершенно сбитый с толку. — Ты такая общительная. Ты любишь бывать в компаниях, и друзей у тебя достаточно.
   Джина заколебалась, зная, что цена за ее искренность будет слишком высока, если Грегор не поверит ей.
   — Скажи мне, — приказал он, приподнявшись на локтях и пристально глядя на нее в полумраке.
   — Больно было выносить напоминание о том, что мы потеряли, — сказала она, сдерживая новый поток слез. — Я ужасно скучала по тебе.