Возраст — возрастом, но навыки у Павла Петровича сохранились вполне. В прежние годы ему было не привыкать уходить от «хвостов» под огнем. Однако со взрывчаткой он столкнулся впервые. Колени слегка подрагивали, но сил было еще достаточно. Очень хотелось надеяться, что ускользнул незамеченным, как говорится, «ушел вглухую». Кто-то так стремился избавиться от всесильного босса мафии, что наплевал на то, что могли погибнуть десятки людей.
Сейчас он втирался, ввинчивался в толпу пассажиров вечернего метро — и этот навык не утрачен — следя, однако, чтобы и не сближаться вплотную с кем попало. Знал по опыту, что нет ничего легче, чем ткнуть из-под руки ножом в печень того, к кому якобы безразлично стоишь спиной. При этом главное — не удаляться от выхода и отваливать сразу, как только дверь начнет закрываться. Свидетелей в таких случаях не остается.
Многоопытный Павел Петрович вылавливал в толпе лица, хоть мало-мальски походящие на лица профессионалов. В том, что ловушку приготовил не дилетант, сомнений не было. Причем из тех, кто вертится рядом, чужого водитель и близко бы не подпустил. О самых близких и думать не хотелось, однако приходилось. Павел Петрович словно ощущал за спиной дыхание чьей-то холодной ненависти.
Проехав несколько остановок, он сошел на одной из кольцевых станций. Как и ожидал Павел Петрович, пара рослых милиционеров у эскалатора наблюдали за течением людской лавы. Рядом на стене — несколько таксофонов, судя по всему, совершенно исправных. Набрав номер, заговорил коротко и отрывисто, иногда кивая, как бы в тон самому себе. Там не ждали звонка, но не прошло и четверти часа, как прибыли охрана и транспорт.
Никаких иных приключений на долю Павла Петровича в этот вечер не выпало. Столичные коллеги выразили соболезнование по поводу происков неведомого негодяя. Однако предложение помочь в поисках Павел Петрович деликатно отклонил. Место авторитета, принимающего помощь, — на заслуженном отдыхе, то бишь на погосте. В искренность коллег хотелось верить, но опыт твердил, что верить нельзя никому и ни в чем.
На дачу Павла Петровича доставили, как хрупкую драгоценность, сдав с рук на руки его персональным телохранителям, занявшим место выбывших. Не теряя ни минуты, босс, едва ступив за порог кабинета, занялся проверкой всех звеньев. Работа предстояла серьезная, жизненно важная, и вести ее следовало лично.
— Павел Петрович, к вам Георгий.
Жест босса охранник истолковал верно. Отступил на шаг, пропуская ближайшего помощника, лицо которого пылало от обиды и ярости.
— Павел Петрович, что происходит? Вы мне не верите, меня обыскивают, как последнюю суку! Хорошо, я не в обиде, но вы еще увидите, кто вам на деле предан. Сам этих гадов выловлю и глотки порву!
— Спасибо, Георгий, уважил старика. Успокойся, не стоит. Верю я в твою верность, и верю, что ствол с собой ты таскаешь не по мою душу. А только ты все-таки не ходи ко мне со стволом. Не стоит. А ну, как ошибусь, пойму тебя неправильно?..
— Ну Павел Петрович! — Георгий развел руками, улыбнулся. — Я думал, только кодекс запрещает ношение!..
— Ты никак, Георгий, шутишь? Не то время. Потом пошутим. Нет, тебе я верю, и общине твоей тоже. Да и какой резон тебе меня убирать? Сам должен понимать. И вообще, власть не так берут — под корень приходится рубить, если что. А тебе пока не по силам прибрать меня, всех моих друзей и дольщиков.
— Да вы что говорите, Павел Петрович! Как и подумать могли такое? Да я кровь по капле отдам... Кто у вас вернее меня? Чей хлеб я ем?
— Все понимаешь... Тебе за меня держаться крепко нужно. Я всегда на благоразумие рассчитывал больше, чем на благодарность. Так что, давай вместе думать будем, где врага искать. Информация сейчас — на вес золота. Везде, по капле, по словечку. Только это и спасет. Нет такого врага, с которым нам не справиться, кроме, разве что, родного государства. Но тем не до нас. С этим проще — если что серьезное затеется, друзья из уголовки стукнут. Но и сейчас стоит их поспрошать, а ну как к ним что-нибудь просочилось? Но спрашивать надо так, чтобы не раскрываться. В этом наша защита. Действовать будем без суеты, скрытно, но наверняка.
Иру лучше знали в школе, чем в округе. Милая, немного застенчивая девушка, к ней как-то не прилипали циничные взгляды и словечки. Оказавшись в центре внимания, она так славно смущалась, розовея и вскидывая густые бархатистые ресницы, что таяли даже сердца местных хулиганов, отнюдь не склонных к романтическим чувствам.
Трагическая смерть девушки потрясла ее поклонников. Даже те, кто, казалось, и не замечал ее, теперь припоминали какие-то трогательные мелочи, связанные с нею, а сознание того, что какой-то прыщавый щенок добился ее благосклонности, возмущало. Будь это свой, ровня, крутой парень — другое дело. История день ото дня обрастала слухами, в которых Валерию отводилась самая паскудная роль, и дворовое сообщество накалялось.
Все это прекрасно сознавая, он и заперся в собственной спальне, пробавляясь чтением детективов, откуда черпал разные полезные рекомендации, да крепким кофе, который превосходно варила мать. К телефону она звала его с разбором, и потому посулы «подрихтовать морду» Валерий слышал значительно реже, чем того можно было ожидать, Но этого хватало, чтобы безнадежно испортить настроение. Бывали угрозы и посерьезнее, такие, что будущее представлялось ему совсем в мрачном свете.
Народ в микрорайоне подобрался жесткий, упрямый. Покуривать и выпивать начинали, как говорится, немного позже, чем говорить, но немного раньше, чем писать. Неподалеку находилось трамвайное депо, куда забирались с податливыми девчонками «обжиматься» в вагонах, поставленных в отстойники. Далеко не у всех была своя комната и терпимые родители. Мать Валерия тоже не была склонна поощрять рано пробудившуюся чувственность сына. Так было до трагедии. Теперь же она совершенно разбушевалась, и самое ласковое из того, что приходилось слышать ему, было: «Маленький подлец!»
«Эх, накачать бы мускулы! — тоскливо размышлял Валерий. — Но ведь не возиться, в самом деле, по утрам и вечерам с железом! Или отжиматься... Уж лучше на кровати — занятие поприятнее. Жаль только, опыта маловато. Только было начали мы к практике переходить, как... Нет, нет, ничего не помню! Не надо! Из-за этой дурищи все! И не объяснишь ни черта этим... юным мстителям!.. Они и слушать не станут. Конечно, девчонка всегда права! Особенно, если успела в ящик сыграть! Такая умничка, красавица... А я — кому я нужен, точно и впрямь выродок какой-то!»
Снова настойчиво зазвонил телефон. Проклиная себя за слабохарактерность, ведь решил трубку не брать — хорошего ждать не приходится, потянулся к аппарату, взялся за него, как за притихшую, в любую секунду готовую ужалить змею.
На этот раз обошлось. Звонил Кеша Бубликов — одноклассник и в некотором смысле единомышленник, в гонениях на Валерия участия не принимавший. Любимой темой разговоров Кеши было его мифическое сексуальное могущество, а из приятелей только у Валерия хватало терпения выслушивать его эротические фантасмагории. Однако после случившегося и он звонил редко, а сам отвечал сухо и коротко, ссылаясь на какие-то спешные дела. Ну что ж, теперь друзьями не приходилось разбрасываться, даже такими.
— Эй, Валерка, ты чего, там, совсем закис? Не помирай раньше времени, не надо.
— Хорошо тебе говорить! Тут впору и взаправду в гроб ложиться, если не помогут.
— А что, есть кому?
— Будто ты не знаешь. Кончай, Кеша. Ты и сам мог вляпаться — и как бы не глубже. Хихикает он!
— Да ты что! Я же помочь тебе хочу.
— Помог волк кобыле!
— Нашел волка! Друг я тебе или нет? Не веришь — делом докажу, чего трепаться.
— Да чем ты можешь помочь?
— Я, может, и ничем! А вот один человек — может.
— Да кончай ты загадки загадывать. Что еще за человек объявился? — сказал, а внутри затрепетала, забилась надежда.
Кеша запел еще слаще:
— Слушай, ты его знаешь, парень классный.
— Кто?
— А вот выгляни в окно — и увидишь.
— Ты что, в самом деле издеваешься?
— Нет, ты только выгляни — и сразу все поймешь. Успокойся и жди сигнала. Какого сигнала? Автомобильного.
Верилось с трудом — уж больно невзрачной личностью был сам Кеша: такой хотя бы за себя постоял, и противно было думать, что сам он впал в такое ничтожество, что стал зависеть от Бубликова. Однако через пару минут под окном засигналила машина. Валерий перевесился через подоконник.
Юркая красная «ауди» частенько шныряла по здешним дворам и проездам. С одним и тем же на удивление юным водителем. Кавказская кровь если и придавала Степе, или как его называли — Степчику, ранней мужественности, то лишь самую малость. Этого хватало, чтобы бдительный участковый не приставал к несовершеннолетнему владельцу дорогой малолитражки.
Дверцы «ауди» гостеприимно распахнуты, рядом — двое. Степчик, с которым раньше и словом не пришлось переброситься, сияет во все тридцать два зуба, Кеша скромно держится в стороне.
— Эй, выходи, Валерка, зачем скучаешь? Прокатимся!
Валерий выскочил на улицу сломя голову, словно бросаясь в бассейн, где вода вот-вот могла расступиться, уйти, обнажая корявый бетон дна. Вот оно, спасение!
Лица компании, сгрудившейся за картами в углу двора, поотмякли. Кое-кто ответил на приветствие Степчика, кое-кто уклончиво отвернулся. Небрежного помахивания его небольшой, изнеженной руки нельзя было не заметить, как нельзя было не заметить и дружеского похлопывания по плечу Валерия. Этого должно было хватить, чтобы вокруг «убийцы» (общественное мнение уже вынесло свой приговор) возникло незримое, но мощное силовое поле.
У Степчика не было стальных мускулов и могучих плеч. Худощавый, почти хилый подросток, упакованный в дорогие тряпки, но в глазах — спокойная надменность. Все эти напоказ выставленные блага — тяжелый золотой браслет, перстень с платиновой монограммой, сияющая «ауди» — создавали образ баловня судьбы.
Откуда возникло убеждение, что со Степчиком лучше дела не иметь, а если уж и придется, то следует соблюдать осторожную почтительность, — трудно установить. Ясно одно: такие советы исходили от людей, в блатных делах сведущих. Именно поэтому дворовая картежная мелкота отнеслась к его беседе с Валерием на глазах у всех, как к прямому указанию — не тронь! Такое указание подчас обретало силу закона.
— Эх, Валерка! Все в нашей жизни бывает. Из-за бабы убиваться — последнее дело, — втолковывал Степчик, многоопытно щурясь и посмеиваясь. — Уж если тебя милиция выпустила, то на дворовых можешь и вовсе положить. Ничего они тебе не сделают. Мне Кеша рассказал — я сразу ситуацию просек. Быки — они и есть быки. Место должны знать. А кто там кого ухлопал...
— Да не трогал я ее, Степчик!
— А я разве говорю, что трогал? — подмигнул Степчик. — Вот так и держись на следствии. Я в чужие дела лезть не обучен. А кваситься нечего. И ты подумай — живем мы тут у нас в Баланцево, можно сказать, по соседству, а только теперь познакомились!
«У нас в Баланцево»... И полугода не прошло, как появился он здесь. Вроде и своих блатных хватало, но сегодня куда ни глянь — верховодят парни с Кавказа. Идут наверх сосредоточенно, семьями, кланами, сметая все на своем пути. Ну да не до этого сейчас. С Кавказа, не с Кавказа, светлый, темный — какая разница! Главное — успеть прислониться к той стене, которая даст защиту".
— Так что, Валерик, предлагаю дружбу. А это дело надо вспрыснуть. Ведь не каждый день друга находим. Поехали.
В ресторан Валерий вступил нарочито небрежно, хотя и был здесь впервые в жизни. Однако при виде такого количества «солидняка» вся его развязность немедленно улетучилась. В этой среде не следовало привлекать к себе чрезмерного внимания.
Степчик же чувствовал себя как рыба в воде. Раскланивался с большинством посетителей приветливо, без малейшего подобострастия. И в ответных приветствиях не было ни намека на снисходительность. Между столиками, светясь радушием, извивались шустрые, ловящие на лету малейшее желание клиентов официанты.
Расположились за одним из немногих свободных столиков. Степчик отдал необходимые распоряжения, и — словно сама собою, развернулась скатерть-самобранка — перед ними возникли закуски и блюда, о доброй половине которых Валерий имел сугубо умозрительное представление.
Икра и ананасы, тающие копченые угри, восхитительное, опьяняющее ароматом мясо на ребрышках — и ко всему этому маслянистый, темный армянский коньяк... Какое-то время Валерий боролся с собой, не желая выказывать жадность к невиданной жратве, но между второй и третьей рюмками все было забыто. Ел, что называется, от пуза, впервые не думая о счете.
Сотрапезники не отставали. После пятой рюмки окружающее заволоклось радужным теплым туманом, и все плохое, что происходило с ним в последнее время, все страхи и подозрения Валерия растворились.
А ведь, входя в ресторан, он был сама настороженность. Помнил недавний случай с завсегдатаями этого заведения. Валерий тогда забрел домой к Кеше, обитавшему в ближнем к ресторану дворе. Сидели, трепались. И в этот момент — разгорелось. Что, почему — потом уже было не выяснить.
Обычно в ресторан клиенты являлись со своими девочками. Первоклассно упакованными, стройными, сговорчивыми. Но тут что-то не заладилось. Из ресторана стремительно выскочила девушка и, где скорым шагом, где бегом, устремилась через двор. Она торопилась настолько, что не замечала, что взгляды всех дворовых прикованы к ней. Внезапно в арку многоподъездного дома с ревом влетела длинная белая машина. Из окна пятого этажа Валерий не мог определить марку, но тех двоих, что выскочили из машины, нельзя было не узнать. Будто в униформе: костюмы «адидас», распахнутая шерстистая грудь, на шеях — тяжелые крупнозвенные цепи «желтого металла». Времени терять они не стали — тот, что пониже, жестко перехватил локоть девушки. Она почти не сопротивлялась, только что-то заговорила — просительно, жалко; пока второй отпахивал дверцу, меньшой обхватил, как клещами, грудь девушки и поволок к машине, совершенно уверенный в своей безнаказанности.
Но вышла осечка.
Мужчина неопределенных лет и весьма неприметной наружности, которого впоследствии так и не смогли связно описать очевидцы, остановился, приглядываясь к происходящему, а затем миролюбиво обратился к тому, который держал девушку:
— Ты чего это, парень?
Местные жители в конфликты с кавказцами не вступали, логично рассудив, что их «раскованность» не может быть беспричинной. Верзила даже заухмылялся, словно предвкушая новое развлечение. Сунул прохожему под нос кулак, размером со средний арбуз, но не ударил, в последнюю секунду выбросил два пальца, норовя ухватить непрошеного защитника за нос. Мягким движением уклонившись, мужчина извиняющимся голосом попросил:
— Не надо, ребята. Вы меня не бейте. Я уже и так испугался.
Меньший кавказец высвободил одну руку и заколебался — то ли продолжать свое дело, то ли поучить разговорчивого.
— Ты, гад, на кого тянешь? Не видишь, голытьба, что тут люди, не тебе чета? Надо будет — вместе с этой телкой раком поставим. Этого захотел?
— Брось его, пускай идет. Он понял, — верзила лениво махнул лапищей-лопатой. — Чеши. Или тебе особое приглашение? Так это счас...
— Да что ты с ним разговариваешь? — невысокий кавказец от возмущения выпустил девушку, и рука его, как хорошо смазанный рычаг, рванулась вперед.
Прохожий неуловимым движением скользнул под его руку и, отвечая, нанес пару стремительных ударов по корпусу. Этого оказалось достаточно. Колени горного орла подломились, и через мгновение его плотно сбитое тело, подрагивая, покоилось на асфальте.
Лицо верзилы налилось темной кровью. Надвинувшись на прохожего, он, словно паровой молот, со всего маху саданул его кулачищем с высоты своего роста. И опять мимо! Зато на верзилу немедленно обрушился шквал точных, коротких, невыносимо болезненных ударов. Последний, довершающий — в горло. Несвязно хрипя то ли мольбы, то ли проклятья, здоровяк опустился на четвереньки рядом с поверженным, но уже успевшим прийти в себя сотоварищем. Приподнявшись, тот тупо озирался, будто спросонок, затем внезапным рывком бросился к «мерседесу», дернул дверцу — и вот он уже стоит, еще покачиваясь на нетвердых ногах, слегка сгорбившись и держа в руке здоровенный мясницкий секач. Стойка верная — локоть заведен за бедро, кулак прижат к животу. Только огненно-карие глаза лихорадочно мечутся, ощупывая невзрачного, но оказавшегося таким опасным противника. С шорохом рассекла воздух массивная сталь, а тот, кто наносил удар, даже успел мгновенно прикинуть, сколько придется дать отступного стражам порядка за «быка», — однако деньги его остались целы. «Бык» сделал крохотный шажок в сторону, слегка отставил локоть, и рука гордого мстителя оказалась в захвате. Хрустнул сустав, забренчал металл по асфальту. Прохожий с силой секанул ребром ладони по плотному загривку, окончательно успокаивая меньшого. К этому времени у верзилы пропало всякое желание сопротивляться, и он вытянулся на решетке ливневой канализации.
Прохожий окинул взглядом поле битвы и не спеша удалился. Девушки и подавно след простыл. Минут десять спустя незадачливые воздыхатели поднялись, отряхивая припудренный пылью эластик, и, отплевываясь, погрузились в машину и, рванув с места так, что покрышки «мерседеса» задымили, исчезли.
Однако не прошло еще и четверти часа, как они вернулись. Это была картина! Одна за другой во двор въехали пять машин, с визгом разворачиваясь и тормозя. Из них посыпались раскрасневшиеся, злые, наполняющие воздух криками и бранью на чужом языке парни и бросились на поиски обидчика. Ножи были у всех, кроме двоих, поигрывавших нунчаками.
Однако обидчик не находился, и тогда орава стала срывать злость на тех, кто находился во дворе. Были жестоко, до беспамятства избиты пенсионеры-доминошники, старуха, возвращавшаяся с бидоном молока домой, и какой-то мальчишка, не вовремя высунувший нос из подъезда. Двое оказались в реанимации, остальные отделались разной тяжести повреждениями.
Дальше — как по-писаному. Виновники побоища обнаружены не были, а меры приняты: ресторан пустовал два дня, в первый день — закрытый «по техническим причинам», а во второй — ввиду того, что завсегдатаи осторожничали. А уже через неделю «неуловимые мстители» вовсю бражничали в «Ахтамаре», наслаждаясь излюбленной кухней.
Уходить собрались рано, в самый разгар веселья, когда на эстраде только появились чуть прикрытые двумя-тремя лоскутками девицы из эротического шоу. Но это Валерия не огорчило. То, что ждало его сегодня, было куда привлекательней. Пересевшая за их столик и тотчас обратившая внимание на Валерия Алена влекла его неудержимо. Похоже было, что и сама она без ума от него. Внезапная вспышка обоюдной страсти, казалось, вызывала симпатию у окружающих. Степчик — тот просто расцвел. Прихохатывал.
— Ну вот, а вы сомневались... Родилась новая советская семья! Чур, я свидетель! Я уж себе и свидетельницу подыскал, так что, банкет перерастает у нас в свадебный пир. Домой? Ты что, младенец? Это Кеше пора бай-бай. А ты у нас любимец прекрасных дам, это всем известно!
Сквозь хмельной туман Валерий насторожился. Но ненадолго.
Стайки «шабашников» потянулись в Россию давно. Пожалуй, этому начинанию уже не меньше четверти века. Строили фермы и кормохранилища, работали не хуже здешних мужиков. Но и зарабатывали столько, что за такие денежки выкладывались бы от темна до темна и свои. Однако председателям со своими дело иметь не с руки. Свои и дать не догадаются, а если разъяснишь, как оно положено, да заставишь поделиться, — язык за зубами удержится только до первой рюмки.
Приезжие, в основном из Закавказья, поначалу работавшие от души, тоже быстро разобрались, что к чему. Практическим умом, слава Богу, не обделены. Зачем вкалывать, когда вокруг трется столько голодных, спившихся, бездомных? Клиентуру поставляли в основном продавщицы винно-водочных отделов и «тройняшки» да дихлофоса, получая за каждого «алика», взятого в дело, особую плату. Поначалу «аликов», среди которых были бомжи и алиментщики, мелкие воришки и другой люд, которому некуда приткнуться, — просто продавали богатым хозяевам. Нет, не в Подмосковье, а в глубинку, куда-то за калмыцкие степи, где их ожидал рабский труд под надзором свирепой охраны в обширных поместьях.
Однако спустя какое-то время «шабашники» спохватились: зачем продавать рабочую силу за тридевять земель, когда ее можно успешнее использовать здесь? Ощущая за спиной дыхание участкового, «алики» охотно подписывали любое трудовое соглашение. Дальше события развивались по одному и тому же сценарию. В дальнем сельском районе, через полмесяца после начала строительных работ «аликам» выдавался желанный аванс. В результате работяги устраивали грандиозную пьянку. Наутро, когда, мучимые похмельем, они сползались на стройплощадку, неумолимый бригадир, выстроив работничков, сурово напоминал им, кто есть их благодетели, кто взял их в бригаду без документов, кто обеспечил им крышу и заработок и кто отвечает за них перед властями — тем же участковым.
Тем, известное дело, куда деваться? А здесь и курево, и жратва, а в перспективе — приличные деньги. И работа кипела. А в конце сезона наступала развязка, всегда одна и та же. Шеф местного отделения милиции внезапно учинял грандиозную, с пристрастием, проверку соблюдения паспортного режима. Не получив ни гроша, «алики» разбегались, как перепуганные зайцы, и никто ни разу и не попробовал качать права. Безупречная работа органов правопорядка оплачивалась не только купюрами, но и лояльностью — если удавалось вынюхать у «аликов» подробности их прежней жизни, их закладывали со всеми потрохами.
Вообще в здешних местах открывались все новые просторы для деятельности бывших «шабашников». Маковые коробочки и конопля на огородах аборигенов подчас доставляли им приятные минуты. Когда же они осознали, что мак растрачивается на пирожки, а конопляное семя — на масло, то удивлению их не было границ. В обмен на водку можно было получить несметное количество драгоценного сырья.
Сейчас он втирался, ввинчивался в толпу пассажиров вечернего метро — и этот навык не утрачен — следя, однако, чтобы и не сближаться вплотную с кем попало. Знал по опыту, что нет ничего легче, чем ткнуть из-под руки ножом в печень того, к кому якобы безразлично стоишь спиной. При этом главное — не удаляться от выхода и отваливать сразу, как только дверь начнет закрываться. Свидетелей в таких случаях не остается.
Многоопытный Павел Петрович вылавливал в толпе лица, хоть мало-мальски походящие на лица профессионалов. В том, что ловушку приготовил не дилетант, сомнений не было. Причем из тех, кто вертится рядом, чужого водитель и близко бы не подпустил. О самых близких и думать не хотелось, однако приходилось. Павел Петрович словно ощущал за спиной дыхание чьей-то холодной ненависти.
Проехав несколько остановок, он сошел на одной из кольцевых станций. Как и ожидал Павел Петрович, пара рослых милиционеров у эскалатора наблюдали за течением людской лавы. Рядом на стене — несколько таксофонов, судя по всему, совершенно исправных. Набрав номер, заговорил коротко и отрывисто, иногда кивая, как бы в тон самому себе. Там не ждали звонка, но не прошло и четверти часа, как прибыли охрана и транспорт.
Никаких иных приключений на долю Павла Петровича в этот вечер не выпало. Столичные коллеги выразили соболезнование по поводу происков неведомого негодяя. Однако предложение помочь в поисках Павел Петрович деликатно отклонил. Место авторитета, принимающего помощь, — на заслуженном отдыхе, то бишь на погосте. В искренность коллег хотелось верить, но опыт твердил, что верить нельзя никому и ни в чем.
На дачу Павла Петровича доставили, как хрупкую драгоценность, сдав с рук на руки его персональным телохранителям, занявшим место выбывших. Не теряя ни минуты, босс, едва ступив за порог кабинета, занялся проверкой всех звеньев. Работа предстояла серьезная, жизненно важная, и вести ее следовало лично.
— Павел Петрович, к вам Георгий.
Жест босса охранник истолковал верно. Отступил на шаг, пропуская ближайшего помощника, лицо которого пылало от обиды и ярости.
— Павел Петрович, что происходит? Вы мне не верите, меня обыскивают, как последнюю суку! Хорошо, я не в обиде, но вы еще увидите, кто вам на деле предан. Сам этих гадов выловлю и глотки порву!
— Спасибо, Георгий, уважил старика. Успокойся, не стоит. Верю я в твою верность, и верю, что ствол с собой ты таскаешь не по мою душу. А только ты все-таки не ходи ко мне со стволом. Не стоит. А ну, как ошибусь, пойму тебя неправильно?..
— Ну Павел Петрович! — Георгий развел руками, улыбнулся. — Я думал, только кодекс запрещает ношение!..
— Ты никак, Георгий, шутишь? Не то время. Потом пошутим. Нет, тебе я верю, и общине твоей тоже. Да и какой резон тебе меня убирать? Сам должен понимать. И вообще, власть не так берут — под корень приходится рубить, если что. А тебе пока не по силам прибрать меня, всех моих друзей и дольщиков.
— Да вы что говорите, Павел Петрович! Как и подумать могли такое? Да я кровь по капле отдам... Кто у вас вернее меня? Чей хлеб я ем?
— Все понимаешь... Тебе за меня держаться крепко нужно. Я всегда на благоразумие рассчитывал больше, чем на благодарность. Так что, давай вместе думать будем, где врага искать. Информация сейчас — на вес золота. Везде, по капле, по словечку. Только это и спасет. Нет такого врага, с которым нам не справиться, кроме, разве что, родного государства. Но тем не до нас. С этим проще — если что серьезное затеется, друзья из уголовки стукнут. Но и сейчас стоит их поспрошать, а ну как к ним что-нибудь просочилось? Но спрашивать надо так, чтобы не раскрываться. В этом наша защита. Действовать будем без суеты, скрытно, но наверняка.
* * *
Валерий Чуб превратил подписку о невыезде в домашний арест совершенно добровольно. Он и раньше не пользовался у дворовых ребят популярностью, а после того, что произошло, шансы его нарваться на крепкий кулак многократно увеличились.Иру лучше знали в школе, чем в округе. Милая, немного застенчивая девушка, к ней как-то не прилипали циничные взгляды и словечки. Оказавшись в центре внимания, она так славно смущалась, розовея и вскидывая густые бархатистые ресницы, что таяли даже сердца местных хулиганов, отнюдь не склонных к романтическим чувствам.
Трагическая смерть девушки потрясла ее поклонников. Даже те, кто, казалось, и не замечал ее, теперь припоминали какие-то трогательные мелочи, связанные с нею, а сознание того, что какой-то прыщавый щенок добился ее благосклонности, возмущало. Будь это свой, ровня, крутой парень — другое дело. История день ото дня обрастала слухами, в которых Валерию отводилась самая паскудная роль, и дворовое сообщество накалялось.
Все это прекрасно сознавая, он и заперся в собственной спальне, пробавляясь чтением детективов, откуда черпал разные полезные рекомендации, да крепким кофе, который превосходно варила мать. К телефону она звала его с разбором, и потому посулы «подрихтовать морду» Валерий слышал значительно реже, чем того можно было ожидать, Но этого хватало, чтобы безнадежно испортить настроение. Бывали угрозы и посерьезнее, такие, что будущее представлялось ему совсем в мрачном свете.
Народ в микрорайоне подобрался жесткий, упрямый. Покуривать и выпивать начинали, как говорится, немного позже, чем говорить, но немного раньше, чем писать. Неподалеку находилось трамвайное депо, куда забирались с податливыми девчонками «обжиматься» в вагонах, поставленных в отстойники. Далеко не у всех была своя комната и терпимые родители. Мать Валерия тоже не была склонна поощрять рано пробудившуюся чувственность сына. Так было до трагедии. Теперь же она совершенно разбушевалась, и самое ласковое из того, что приходилось слышать ему, было: «Маленький подлец!»
«Эх, накачать бы мускулы! — тоскливо размышлял Валерий. — Но ведь не возиться, в самом деле, по утрам и вечерам с железом! Или отжиматься... Уж лучше на кровати — занятие поприятнее. Жаль только, опыта маловато. Только было начали мы к практике переходить, как... Нет, нет, ничего не помню! Не надо! Из-за этой дурищи все! И не объяснишь ни черта этим... юным мстителям!.. Они и слушать не станут. Конечно, девчонка всегда права! Особенно, если успела в ящик сыграть! Такая умничка, красавица... А я — кому я нужен, точно и впрямь выродок какой-то!»
Снова настойчиво зазвонил телефон. Проклиная себя за слабохарактерность, ведь решил трубку не брать — хорошего ждать не приходится, потянулся к аппарату, взялся за него, как за притихшую, в любую секунду готовую ужалить змею.
На этот раз обошлось. Звонил Кеша Бубликов — одноклассник и в некотором смысле единомышленник, в гонениях на Валерия участия не принимавший. Любимой темой разговоров Кеши было его мифическое сексуальное могущество, а из приятелей только у Валерия хватало терпения выслушивать его эротические фантасмагории. Однако после случившегося и он звонил редко, а сам отвечал сухо и коротко, ссылаясь на какие-то спешные дела. Ну что ж, теперь друзьями не приходилось разбрасываться, даже такими.
— Эй, Валерка, ты чего, там, совсем закис? Не помирай раньше времени, не надо.
— Хорошо тебе говорить! Тут впору и взаправду в гроб ложиться, если не помогут.
— А что, есть кому?
— Будто ты не знаешь. Кончай, Кеша. Ты и сам мог вляпаться — и как бы не глубже. Хихикает он!
— Да ты что! Я же помочь тебе хочу.
— Помог волк кобыле!
— Нашел волка! Друг я тебе или нет? Не веришь — делом докажу, чего трепаться.
— Да чем ты можешь помочь?
— Я, может, и ничем! А вот один человек — может.
— Да кончай ты загадки загадывать. Что еще за человек объявился? — сказал, а внутри затрепетала, забилась надежда.
Кеша запел еще слаще:
— Слушай, ты его знаешь, парень классный.
— Кто?
— А вот выгляни в окно — и увидишь.
— Ты что, в самом деле издеваешься?
— Нет, ты только выгляни — и сразу все поймешь. Успокойся и жди сигнала. Какого сигнала? Автомобильного.
Верилось с трудом — уж больно невзрачной личностью был сам Кеша: такой хотя бы за себя постоял, и противно было думать, что сам он впал в такое ничтожество, что стал зависеть от Бубликова. Однако через пару минут под окном засигналила машина. Валерий перевесился через подоконник.
Юркая красная «ауди» частенько шныряла по здешним дворам и проездам. С одним и тем же на удивление юным водителем. Кавказская кровь если и придавала Степе, или как его называли — Степчику, ранней мужественности, то лишь самую малость. Этого хватало, чтобы бдительный участковый не приставал к несовершеннолетнему владельцу дорогой малолитражки.
Дверцы «ауди» гостеприимно распахнуты, рядом — двое. Степчик, с которым раньше и словом не пришлось переброситься, сияет во все тридцать два зуба, Кеша скромно держится в стороне.
— Эй, выходи, Валерка, зачем скучаешь? Прокатимся!
Валерий выскочил на улицу сломя голову, словно бросаясь в бассейн, где вода вот-вот могла расступиться, уйти, обнажая корявый бетон дна. Вот оно, спасение!
Лица компании, сгрудившейся за картами в углу двора, поотмякли. Кое-кто ответил на приветствие Степчика, кое-кто уклончиво отвернулся. Небрежного помахивания его небольшой, изнеженной руки нельзя было не заметить, как нельзя было не заметить и дружеского похлопывания по плечу Валерия. Этого должно было хватить, чтобы вокруг «убийцы» (общественное мнение уже вынесло свой приговор) возникло незримое, но мощное силовое поле.
У Степчика не было стальных мускулов и могучих плеч. Худощавый, почти хилый подросток, упакованный в дорогие тряпки, но в глазах — спокойная надменность. Все эти напоказ выставленные блага — тяжелый золотой браслет, перстень с платиновой монограммой, сияющая «ауди» — создавали образ баловня судьбы.
Откуда возникло убеждение, что со Степчиком лучше дела не иметь, а если уж и придется, то следует соблюдать осторожную почтительность, — трудно установить. Ясно одно: такие советы исходили от людей, в блатных делах сведущих. Именно поэтому дворовая картежная мелкота отнеслась к его беседе с Валерием на глазах у всех, как к прямому указанию — не тронь! Такое указание подчас обретало силу закона.
— Эх, Валерка! Все в нашей жизни бывает. Из-за бабы убиваться — последнее дело, — втолковывал Степчик, многоопытно щурясь и посмеиваясь. — Уж если тебя милиция выпустила, то на дворовых можешь и вовсе положить. Ничего они тебе не сделают. Мне Кеша рассказал — я сразу ситуацию просек. Быки — они и есть быки. Место должны знать. А кто там кого ухлопал...
— Да не трогал я ее, Степчик!
— А я разве говорю, что трогал? — подмигнул Степчик. — Вот так и держись на следствии. Я в чужие дела лезть не обучен. А кваситься нечего. И ты подумай — живем мы тут у нас в Баланцево, можно сказать, по соседству, а только теперь познакомились!
«У нас в Баланцево»... И полугода не прошло, как появился он здесь. Вроде и своих блатных хватало, но сегодня куда ни глянь — верховодят парни с Кавказа. Идут наверх сосредоточенно, семьями, кланами, сметая все на своем пути. Ну да не до этого сейчас. С Кавказа, не с Кавказа, светлый, темный — какая разница! Главное — успеть прислониться к той стене, которая даст защиту".
— Так что, Валерик, предлагаю дружбу. А это дело надо вспрыснуть. Ведь не каждый день друга находим. Поехали.
* * *
Частный ресторанчик «Ахтамар» оказался местом на редкость приятным. У входа в строение, напоминающее пагоду, спроектированную современным архитектором, покуривал резную трубку бородатый швейцар. Его благообразная внешность была вполне под стать солидности заведения. Неприметная табличка «Обслуживание по приглашениям» располагалась как раз у плеча швейцара. Случайные посетители не часто поднимались по этим ступеням. Кому охота выкладывать две сотенные за кусочек картона, дающий право полакомиться несколькими оливками да ломтиком сыра со шпротиной? Прочие блюда поражали случайного посетителя фантастической стоимостью. Баланцевские аборигены на первых порах недоумевали — для кого бы это такое странное заведение? Однако их недоумение быстро рассеялось. Из столицы потянулись небольшие караваны машин, преимущественно иномарок, подвозившие клиентуру. Номера были не только московские и из «ближнего зарубежья» — южных республик, но и европейские. И все-таки посетители ресторана, как немедленно убедился Валерий, в массе своей были темноволосые, с внушительными орлиными носами и горделивой осанкой. Среди дам преобладали пухлые блондинки в рискованных туалетах, почти не скрывающих волнующие формы.В ресторан Валерий вступил нарочито небрежно, хотя и был здесь впервые в жизни. Однако при виде такого количества «солидняка» вся его развязность немедленно улетучилась. В этой среде не следовало привлекать к себе чрезмерного внимания.
Степчик же чувствовал себя как рыба в воде. Раскланивался с большинством посетителей приветливо, без малейшего подобострастия. И в ответных приветствиях не было ни намека на снисходительность. Между столиками, светясь радушием, извивались шустрые, ловящие на лету малейшее желание клиентов официанты.
Расположились за одним из немногих свободных столиков. Степчик отдал необходимые распоряжения, и — словно сама собою, развернулась скатерть-самобранка — перед ними возникли закуски и блюда, о доброй половине которых Валерий имел сугубо умозрительное представление.
Икра и ананасы, тающие копченые угри, восхитительное, опьяняющее ароматом мясо на ребрышках — и ко всему этому маслянистый, темный армянский коньяк... Какое-то время Валерий боролся с собой, не желая выказывать жадность к невиданной жратве, но между второй и третьей рюмками все было забыто. Ел, что называется, от пуза, впервые не думая о счете.
Сотрапезники не отставали. После пятой рюмки окружающее заволоклось радужным теплым туманом, и все плохое, что происходило с ним в последнее время, все страхи и подозрения Валерия растворились.
А ведь, входя в ресторан, он был сама настороженность. Помнил недавний случай с завсегдатаями этого заведения. Валерий тогда забрел домой к Кеше, обитавшему в ближнем к ресторану дворе. Сидели, трепались. И в этот момент — разгорелось. Что, почему — потом уже было не выяснить.
Обычно в ресторан клиенты являлись со своими девочками. Первоклассно упакованными, стройными, сговорчивыми. Но тут что-то не заладилось. Из ресторана стремительно выскочила девушка и, где скорым шагом, где бегом, устремилась через двор. Она торопилась настолько, что не замечала, что взгляды всех дворовых прикованы к ней. Внезапно в арку многоподъездного дома с ревом влетела длинная белая машина. Из окна пятого этажа Валерий не мог определить марку, но тех двоих, что выскочили из машины, нельзя было не узнать. Будто в униформе: костюмы «адидас», распахнутая шерстистая грудь, на шеях — тяжелые крупнозвенные цепи «желтого металла». Времени терять они не стали — тот, что пониже, жестко перехватил локоть девушки. Она почти не сопротивлялась, только что-то заговорила — просительно, жалко; пока второй отпахивал дверцу, меньшой обхватил, как клещами, грудь девушки и поволок к машине, совершенно уверенный в своей безнаказанности.
Но вышла осечка.
Мужчина неопределенных лет и весьма неприметной наружности, которого впоследствии так и не смогли связно описать очевидцы, остановился, приглядываясь к происходящему, а затем миролюбиво обратился к тому, который держал девушку:
— Ты чего это, парень?
Местные жители в конфликты с кавказцами не вступали, логично рассудив, что их «раскованность» не может быть беспричинной. Верзила даже заухмылялся, словно предвкушая новое развлечение. Сунул прохожему под нос кулак, размером со средний арбуз, но не ударил, в последнюю секунду выбросил два пальца, норовя ухватить непрошеного защитника за нос. Мягким движением уклонившись, мужчина извиняющимся голосом попросил:
— Не надо, ребята. Вы меня не бейте. Я уже и так испугался.
Меньший кавказец высвободил одну руку и заколебался — то ли продолжать свое дело, то ли поучить разговорчивого.
— Ты, гад, на кого тянешь? Не видишь, голытьба, что тут люди, не тебе чета? Надо будет — вместе с этой телкой раком поставим. Этого захотел?
— Брось его, пускай идет. Он понял, — верзила лениво махнул лапищей-лопатой. — Чеши. Или тебе особое приглашение? Так это счас...
— Да что ты с ним разговариваешь? — невысокий кавказец от возмущения выпустил девушку, и рука его, как хорошо смазанный рычаг, рванулась вперед.
Прохожий неуловимым движением скользнул под его руку и, отвечая, нанес пару стремительных ударов по корпусу. Этого оказалось достаточно. Колени горного орла подломились, и через мгновение его плотно сбитое тело, подрагивая, покоилось на асфальте.
Лицо верзилы налилось темной кровью. Надвинувшись на прохожего, он, словно паровой молот, со всего маху саданул его кулачищем с высоты своего роста. И опять мимо! Зато на верзилу немедленно обрушился шквал точных, коротких, невыносимо болезненных ударов. Последний, довершающий — в горло. Несвязно хрипя то ли мольбы, то ли проклятья, здоровяк опустился на четвереньки рядом с поверженным, но уже успевшим прийти в себя сотоварищем. Приподнявшись, тот тупо озирался, будто спросонок, затем внезапным рывком бросился к «мерседесу», дернул дверцу — и вот он уже стоит, еще покачиваясь на нетвердых ногах, слегка сгорбившись и держа в руке здоровенный мясницкий секач. Стойка верная — локоть заведен за бедро, кулак прижат к животу. Только огненно-карие глаза лихорадочно мечутся, ощупывая невзрачного, но оказавшегося таким опасным противника. С шорохом рассекла воздух массивная сталь, а тот, кто наносил удар, даже успел мгновенно прикинуть, сколько придется дать отступного стражам порядка за «быка», — однако деньги его остались целы. «Бык» сделал крохотный шажок в сторону, слегка отставил локоть, и рука гордого мстителя оказалась в захвате. Хрустнул сустав, забренчал металл по асфальту. Прохожий с силой секанул ребром ладони по плотному загривку, окончательно успокаивая меньшого. К этому времени у верзилы пропало всякое желание сопротивляться, и он вытянулся на решетке ливневой канализации.
Прохожий окинул взглядом поле битвы и не спеша удалился. Девушки и подавно след простыл. Минут десять спустя незадачливые воздыхатели поднялись, отряхивая припудренный пылью эластик, и, отплевываясь, погрузились в машину и, рванув с места так, что покрышки «мерседеса» задымили, исчезли.
Однако не прошло еще и четверти часа, как они вернулись. Это была картина! Одна за другой во двор въехали пять машин, с визгом разворачиваясь и тормозя. Из них посыпались раскрасневшиеся, злые, наполняющие воздух криками и бранью на чужом языке парни и бросились на поиски обидчика. Ножи были у всех, кроме двоих, поигрывавших нунчаками.
Однако обидчик не находился, и тогда орава стала срывать злость на тех, кто находился во дворе. Были жестоко, до беспамятства избиты пенсионеры-доминошники, старуха, возвращавшаяся с бидоном молока домой, и какой-то мальчишка, не вовремя высунувший нос из подъезда. Двое оказались в реанимации, остальные отделались разной тяжести повреждениями.
Дальше — как по-писаному. Виновники побоища обнаружены не были, а меры приняты: ресторан пустовал два дня, в первый день — закрытый «по техническим причинам», а во второй — ввиду того, что завсегдатаи осторожничали. А уже через неделю «неуловимые мстители» вовсю бражничали в «Ахтамаре», наслаждаясь излюбленной кухней.
* * *
А кухня здесь была действительно отменной. Валерий, позабыв о своих опасениях, чувствовал себя как дома. Расплескивая коньяк, тянулся чокаться через стол, размахивал в запале руками, едва не задевал соседей, что-то выкрикивая петушиным голосом. Пару раз даже попытался подмигнуть девицам за столиком напротив, и — о чудо! — одна из них снизошла, подсела к ним, белокурая и длинноногая, с кукольным фарфоровым лицом. И странное дело — затянутые в кожу парни, с которыми она до этой минуты потягивала сухое шампанское, смолчали, словно ничего не произошло. Все это Валерий отнес за счет авторитетности Степчика.Уходить собрались рано, в самый разгар веселья, когда на эстраде только появились чуть прикрытые двумя-тремя лоскутками девицы из эротического шоу. Но это Валерия не огорчило. То, что ждало его сегодня, было куда привлекательней. Пересевшая за их столик и тотчас обратившая внимание на Валерия Алена влекла его неудержимо. Похоже было, что и сама она без ума от него. Внезапная вспышка обоюдной страсти, казалось, вызывала симпатию у окружающих. Степчик — тот просто расцвел. Прихохатывал.
— Ну вот, а вы сомневались... Родилась новая советская семья! Чур, я свидетель! Я уж себе и свидетельницу подыскал, так что, банкет перерастает у нас в свадебный пир. Домой? Ты что, младенец? Это Кеше пора бай-бай. А ты у нас любимец прекрасных дам, это всем известно!
Сквозь хмельной туман Валерий насторожился. Но ненадолго.
* * *
Колхоз «Заря коммунизма» образовался в Ивашках во времена, которых не помнило уже и среднее поколение сельчан. А старикам, износившимся в нескончаемой работе, и вспоминать ничего не хотелось. Светлый путь коллективного хозяйствования давно свел в могилу большинство пионеров коллективизации. Молодежь же, обремененная повседневными заботами, прошлым не интересовалась. Да и что им за дело было до разглагольствований всяких умников? Не стали обсуждать даже вопрос о переименовании хозяйства, не говоря уже о его ликвидации. Какой смысл? Числясь «государевыми людьми», куда сподручнее тащить по домам не только выращенное на полях, но и полученное в виде разного рода ссуд и дотаций. И уж кому-кому, но не нынешнему председателю было рубить сук, на котором так удобно сиделось. Да и люди не жаловались. Строились, везли в город овощи, свинину, — словом, не бедствовали. Пусть у дяди в агропроме голова болит, что из тех стройматериалов, что получил за последние годы колхоз, можно половину района застроить коттеджами.Стайки «шабашников» потянулись в Россию давно. Пожалуй, этому начинанию уже не меньше четверти века. Строили фермы и кормохранилища, работали не хуже здешних мужиков. Но и зарабатывали столько, что за такие денежки выкладывались бы от темна до темна и свои. Однако председателям со своими дело иметь не с руки. Свои и дать не догадаются, а если разъяснишь, как оно положено, да заставишь поделиться, — язык за зубами удержится только до первой рюмки.
Приезжие, в основном из Закавказья, поначалу работавшие от души, тоже быстро разобрались, что к чему. Практическим умом, слава Богу, не обделены. Зачем вкалывать, когда вокруг трется столько голодных, спившихся, бездомных? Клиентуру поставляли в основном продавщицы винно-водочных отделов и «тройняшки» да дихлофоса, получая за каждого «алика», взятого в дело, особую плату. Поначалу «аликов», среди которых были бомжи и алиментщики, мелкие воришки и другой люд, которому некуда приткнуться, — просто продавали богатым хозяевам. Нет, не в Подмосковье, а в глубинку, куда-то за калмыцкие степи, где их ожидал рабский труд под надзором свирепой охраны в обширных поместьях.
Однако спустя какое-то время «шабашники» спохватились: зачем продавать рабочую силу за тридевять земель, когда ее можно успешнее использовать здесь? Ощущая за спиной дыхание участкового, «алики» охотно подписывали любое трудовое соглашение. Дальше события развивались по одному и тому же сценарию. В дальнем сельском районе, через полмесяца после начала строительных работ «аликам» выдавался желанный аванс. В результате работяги устраивали грандиозную пьянку. Наутро, когда, мучимые похмельем, они сползались на стройплощадку, неумолимый бригадир, выстроив работничков, сурово напоминал им, кто есть их благодетели, кто взял их в бригаду без документов, кто обеспечил им крышу и заработок и кто отвечает за них перед властями — тем же участковым.
Тем, известное дело, куда деваться? А здесь и курево, и жратва, а в перспективе — приличные деньги. И работа кипела. А в конце сезона наступала развязка, всегда одна и та же. Шеф местного отделения милиции внезапно учинял грандиозную, с пристрастием, проверку соблюдения паспортного режима. Не получив ни гроша, «алики» разбегались, как перепуганные зайцы, и никто ни разу и не попробовал качать права. Безупречная работа органов правопорядка оплачивалась не только купюрами, но и лояльностью — если удавалось вынюхать у «аликов» подробности их прежней жизни, их закладывали со всеми потрохами.
Вообще в здешних местах открывались все новые просторы для деятельности бывших «шабашников». Маковые коробочки и конопля на огородах аборигенов подчас доставляли им приятные минуты. Когда же они осознали, что мак растрачивается на пирожки, а конопляное семя — на масло, то удивлению их не было границ. В обмен на водку можно было получить несметное количество драгоценного сырья.