Страница:
Триумфу Гитлера в стиле римских императоров не хватало лишь пленных в цепях и рабов, которые шептали бы ему на ухо, что он все еще остается смертным. День его приезда был солнечным, это тоже казалось подтверждением чуда «погоды фюрера» по случаю знаменательных для Третьего рейха событий. Путь следования был заполнен «тысячами восторженных людей, кричавших и плакавших, доведенных до состояния исступления». Когда кортеж Гитлера из шестиколесных «мерседесов» достиг рейхсканцелярии, восторженные вопли представительниц Союза немецких девушек смешались с ревом толпы, призывавшей фюрера появиться на балконе.
Несколькими днями позже Гитлер принял решение. Обдумав все возможные варианты стратегии войны против Англии и обсудив с главнокомандующими видами вооруженных сил возможность вторжения, он издал «Директиву №16 о подготовке к операции по высадке в Англии». Первый такой план действий под названием Studie Nordwest был составлен еще в декабре предыдущего года. Однако и до того, как немецкий военно-морской флот понес серьезные потери в норвежской кампании, гросс-адмирал Редер настаивал на том, что вторжение можно предпринять лишь при условии полного господства люфтваффе в воздухе. Гальдер как представитель сухопутных войск считал, что вторжение должно быть крайним средством.
Перед немецким флотом стояла почти невыполнимая задача собрать достаточное количество судов для переброски через Ла-Манш первых 100 тыс. солдат и офицеров вместе с танками, автотранспортом и снаряжением. Приходилось также считаться с безусловным превосходством Королевских ВМС над немецкими. Верховное главное командование немецких вооруженных сил выделило в качестве армий вторжения Шестую, Девятую и Шестнадцатую армии, дислоцированные вдоль побережья Ла-Манша от Шербурского полуострова до Остенде. Затем эти силы были сокращены до двух армий – Девятой и Шестнадцатой, – которым предстояло высадиться в районе между Уэртингом и Фолкстоном.
Пререкания между различными видами вооруженных сил по поводу нерешенных проблем делали маловероятным проведение операции до начала осени с ее неустойчивой погодой. Единственным подразделением нацистской администрации, которое, судя по всему, всерьез воспринимало перспективу оккупации Великобритании, было РСХА (Главное управление имперской безопасности) Гиммлера, включавшее в себя гестапо и СД (Службу безопасности). Управление контрразведки, которым руководил Вальтер Шелленберг, представило необычайно подробные (и местами до смешного неточные) отчеты о Великобритании, вместе со «Специальным розыскным списком» на 2820 человек, которых гестапо намеревалось арестовать сразу после оккупации страны.
Гитлер был очень осторожен в отношении Англии по целому ряду других причин. Он опасался того, что в результате распада Британской империи ее колониями завладеют США, Япония и Советский Союз. Поэтому фюрер принял решение провести операцию «Морской лев» только в том случае, если люфтваффе Геринга, получившего к тому времени звание рейхсмаршала, сумеют поставить Британию на колени. В итоге в высших кругах нацистов оккупация Британии никогда не рассматривалась как первоочередная задача.
Но люфтваффе не были готовы к подобной роли. Геринг предположил, что после поражения Франции англичане будут сами обязательно искать мира. Его же воздушным армиям требовалось время на переоснащение. Потери немецкой авиации в странах Бенилюкса и Франции были намного выше, чем предполагалось. В общей сложности люфтваффе потеряли 1248 самолетов, в то время как потери Королевских ВВС составили 931 самолет. Больше времени, чем предполагалось, ушло и на то, чтобы перебросить в северную часть Франции эскадрильи немецких истребителей и бомбардировщиков. В течение первой половины июля люфтваффе просто сосредоточили свое внимание на судоходстве в Ла-Манше, устье Темзы и Северном море. Они называли это «Войной в канале». Атаки немецких пикирующих бомбардировщиков и быстроходных торпедных катеров «S-Boote» (которые англичане называли «E-boats») фактически закрыли Ла-Манш для английских транспортных судов.
19 июля Гитлер выступил с большой речью перед членами рейхстага и генералитетом на помпезной церемонии, проходившей в здании «Кролль-оперы». Поздравив своих генералов и «возликовав» по поводу военных успехов Германии, он перешел к Англии, заклеймил Черчилля как поджигателя войны и обратился с «призывом к здравому смыслу», который был тут же отвергнут британским правительством. Гитлер никак не мог понять, что позиция Черчилля, являвшая собой яркий пример непоколебимой решимости, теперь стала неуязвимой.
Раздражение Гитлера особенно усилилось после его триумфа в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу и последовавшего за этим роста могущества Германии. Оккупация вермахтом северных и западных районов Франции предоставляла также и доступ к сырью Испании и военно-морским базам вдоль атлантического побережья. Эльзас, Лотарингия и Великое Герцогство Люксембургское, а также территория Эйпен-Мальмеди на востоке Бельгии вошли в состав рейха. Под контролем итальянцев находилась часть юго-восточной территории Франции, а остальная часть южной и центральной Франции – «свободная зона» – была оставлена «французскому государству» маршала Петена, правительство которого находилось в курортном городе Виши.
10 июля, через неделю после событий в Мерс-эль-Кебире, Национальное собрание Франции открыло свое заседание в Гран-казино города Виши. Оно проголосовало за предоставление маршалу Петену всех полномочий, при этом против высказались лишь восемьдесят из 649 депутатов. Третья республика прекратила свое существование. Новое французское государство – Etat Francais, – которое претендовало на то, чтобы воплощать такие традиционные ценности, как «труд, семья, отечество», символизировало на деле полную моральную и политическую деградацию, сутью которой стали ксенофобия и репрессии. Его деятели так никогда и не согласились признать, что своей политикой помогали нацистской Германии, ибо неоккупированная часть Франции проводила угодную нацистам политику.
Франции пришлось не только оплачивать свою собственную оккупацию, но и возместить Германии пятую часть расходов на ведение войны. Сильно завышенные цифры и несправедливый обменный курс рейхсмарки, установленный Берлином, не подлежали обсуждению. Это было огромным бонусом для оккупационной армии. «Теперь мы можем здесь столько всего купить на немецкие деньги, – писал один из солдат, – и все стоит буквально копейки. Мы разместились в большой деревне, но местные магазины уже почти совсем опустели». В Париже магазины были опустошены прежде всего стараниями немецких офицеров, находившихся в увольнении. Кроме того, нацистскому правительству удалось завладеть всеми запасами необходимого для военной промышленности сырья, а захваченные трофеи в виде оружия, автотранспорта и лошадей год спустя удовлетворили значительную часть потребностей вермахта при его нападении на Советский Союз.
Тем временем французская промышленность перестраивалась, чтобы служить нуждам завоевателей, а французское сельское хозяйство помогало немцам жить лучше, чем когда-либо со времен Первой мировой войны. Французам пришлось уменьшить ежедневное потребление мяса, жиров и сахара примерны до половины того, что получали немцы. Последние считали это справедливым возмездием за голодные годы, пережитые ими после Первой мировой войны. Французам же предлагали утешаться мыслью, что как только Англия примет предложенные ей условия, состояние всеобщего мира улучшит положение всех и каждого.
После Дюнкерка и капитуляции Франции англичане были в состоянии шока, подобного тому, который испытывает раненый, не чувствующий боли. Они знали, что положение является критическим или даже катастрофическим, а почти все вооружение и автотранспорт армии оказались брошенными на другом берегу Ла-Манша. И все же, внимая призывам Черчилля, они были почти рады полной ясности своей судьбы. Появилась утешительная мысль, что хотя англичанам никогда не удавалось успешно вести войну в начале, они обычно «выигрывали решающее сражение», даже если ни у кого не было ни малейшего представления о том, как же этого добиться. Многие британцы, в том числе и король, открыто признавали, что им стало легче от того, что французы больше не являются их союзниками. Главный маршал авиации Даудинг позднее признался, что услышав о капитуляции Франции, он опустился на колени и возблагодарил Бога за то, что больше не придется рисковать своими истребителями, летая через Ла-Манш.
Англичане ожидали, что после завоевания Франции немцы вскоре предпримут вторжение и в Англию. Генерал Алан Брук, на тот момент ответственный за оборону южного побережья, был более всего обеспокоен нехваткой оружия, бронетехники и слабой боевой подготовкой вверенных ему войск. Начальники штабов видов вооруженных сил все еще очень опасались угрозы для авиационных заводов, от которых зависело пополнение Королевских ВВС самолетами взамен потерянных во Франции. Но люфтваффе требовалось время, чтобы подготовиться к нападению на Британию, и это давало англичанам жизненно важную передышку.
У англичан, возможно, и было на тот момент не более 700 истребителей, но немцы не учли, что их противник был способен производить по 470 самолетов в месяц – вдвое больше, чем их собственная военная промышленность. В люфтваффе также были убеждены, что их летчики и самолеты значительно лучше английских. Королевские ВВС потеряли во Франции 136 летчиков, которые погибли или были захвачены в плен. Даже при условии пополнения из других стран летчиков все равно не хватало. Летные училища готовили максимально возможное число пилотов, но свежеиспеченные авиаторы имели все шансы быть сбитыми в первом же бою.
Самый крупный иностранный контингент военнослужащих авиации – более 8 тыс. человек – составляли поляки. Только у них был боевой опыт, но их интеграция в состав Королевских ВВС проходила медленно. Переговоры с генералом Сикорским, желавшим создания самостоятельных польских ВВС, проходили сложно. Однако, войдя в состав добровольческого резерва Королевских ВВС, первые группы польских летчиков сразу же показали свое мастерство. Английские летчики часто называли своих новых польских товарищей «сумасшедшими поляками» за храбрость и пренебрежение к вышестоящему начальству. Поляки довольно скоро продемонстрировали свое раздражение бюрократией, царившей в Королевских ВВС, хотя при этом признавали, что командование английских ВВС было все же намного лучше, чем в ВВС Франции.
Проблемы возникали из-за недисциплинированности польских летчиков. Причиной отчасти служило то, что польские пилоты все еще кипели гневом по отношению к своему собственному командованию за то состояние военной авиации, в каком она оказалась на момент немецкого вторжения в Польшу. Тогда они горели желанием в бою помериться силами с люфтваффе, глубоко убежденные, что все равно победят благодаря своему умению и храбрости, хотя их старые самолеты Р-11 и уступали немецким самолетам в скорости и вооружении. Но люфтваффе просто раздавили их своим количественным и техническим превосходством. Этот горький опыт, не говоря уже о том ужасном режиме, который создали в Польше Гитлер и Сталин, вызывал жгучее желание отомстить, особенно теперь, когда у них появились современные истребители. Командование Королевских ВВС поначалу совершило грубую ошибку, приняв решение пересадить польских истребителей на бомбардировщики, высокомерно полагая, что польские летчики «деморализованы» своим поражением в сентябре 1939 г.
Потрясением для поляков стали принятые в Англии манеры, как и продукты питания. Почти все они с неприязнью вспоминали о сэндвичах с рыбной пастой, которые им предложили по прибытии в Англию, и об ужасной английской кухне, будь то переваренная баранина с капустой или неизменный заварной крем, вызывавший отвращение и у французов. Это еще больше усиливало ностальгию. Но вместе с тем их потряс теплый прием большинства англичан, приветствовавших их криками «Да здравствует Польша!». Польские летчики, выглядевшие бравыми героями, впервые получили такую степень свободы и оказались в центре внимания целых толп молодых англичанок. На танцевальных площадках без знания языка обходиться было легче, чем в воздухе.
Репутация польских летчиков как безрассудных храбрецов оказалась обманчивой. Они несли меньшие потери, чем английские летчики, отчасти благодаря своему опыту, но еще и потому, что в небе они постоянно следили за готовыми подкрасться немецкими истребителями. Поляки были, безусловно, эгоистичны, и они с презрением относились к устаревшей тактике английских ВВС летать сомкнутым клиновидным строем из трех самолетов. Только через какое-то время, понеся много напрасных потерь, Королевские ВВС начали копировать систему полетов парами, или, как говорили, «четырех пальцев», которую немцы отработали во время Гражданской войны в Испании.
К 10 июля в рядах Королевских ВВС уже было сорок польских летчиков, и их число постоянно увеличивалось по мере того, как все больше польских летчиков, попавших в Британию из Франции, проходили переподготовку для службы в британской авиации. К моменту кульминации Битвы за Британию поляки составляли уже около 10 % всех летчиков-истребителей на юго-востоке. 13 июля была сформирована первая польская эскадрилья. В течение месяца британское правительство пошло на уступки и согласилось с требованием Сикорского о создании польских военно-воздушных сил со своими собственными истребительными и бомбардировочными эскадрильями, но подчиненных командованию Королевских ВВС.
31 июля Гитлер собрал своих генералов в Бергхофе, над долиной Берхтесгаден. Он все еще был удивлен тем, что Англия отвергает его мирные предложения. Учитывая крайне малую вероятность вступления в войну США в обозримом будущем, он почувствовал, что Черчилль рассчитывает на Советский Союз. Это сыграло главную роль в его решении претворить в жизнь самый масштабный из своих проектов – уничтожение «еврейского большевизма» на востоке. Он пришел к заключению, что только разгром Советского государства путем массированного вторжения заставит Англию признать себя побежденной. Таким образом, решимость Черчилля продолжать борьбу в одиночестве, проявленная в конце мая, имела более далеко идущие последствия, чем только определение судьбы Британских островов.
«Когда мы раздавим Россию, – сказал Гитлер своим военачальникам, – Англия лишится своей последней надежды. И тогда Германия станет хозяйкой в Европе и на Балканах». На этот раз, в отличие от нервной реакции перед началом оккупации Франции, его генералы проявили удивительную решимость в отношении нападения на Советский Союз. Даже не имея непосредственного приказа от Гитлера, Гальдер поручил офицерам своего штаба начать разработку общих планов операции.
В эйфории от победы над Францией и полного пересмотра унизительного Версальского договора высшие чины вермахта приветствовали фюрера как «первого солдата рейха», который обеспечит будущее Германии на все времена. Две недели спустя Гитлер, в душе насмехаясь над тем, как легко ему удается подкупить своих генералов повышением в чинах, орденами и деньгами, устроил вручение двенадцати фельдмаршальских жезлов покорителям Франции. Директива Верховного главного командования вермахта предписывала люфтваффе сосредоточить свои усилия на уничтожении Королевских ВВС, «наземной инфраструктуры ВВС и военной промышленности Англии», а также ее портов и военных кораблей. Геринг предсказывал, что это не займет и одного месяца. Боевой дух его летчиков был на высоте, благодаря победе над Францией и их численному превосходству. Люфтваффе во Франции имели 656 истребителей «мессершмитт» Ме-109, 168 двухмоторных истребителей «мессершмитт» Me-110, 769 бомбардировщиков «дорнье», «хейнкель» и «юнкерс» Ю-88, а также 316 пикирующих бомбардировщиков «юнкерс» Ю-87. У Даудинга было лишь 504 самолета «харрикейн» и «спитфайр».
До начала главных ударов в первых числах августа два немецких авиакорпуса в Северной Франции занимались разведкой аэродромов английских ВВС. Они совершили множество вылетов на разведку, чтобы спровоцировать англичан и сбить как можно больше самолетов еще до начала основных воздушных сражений. Люфтваффе также атаковали расположенные вдоль побережья английские радиолокационные станции. Наличие радиолокационных станций в совокупности со службой воздушного наблюдения и налаженной системой связи с командными пунктами означало, что английским летчикам не было необходимости тратить время на патрулирование над Ла-Маншем. Эскадрильи можно было поднять в воздух по тревоге, имея достаточно времени для набора высоты, но при этом также экономя топливо и обеспечивая пребывание самолетов в воздухе максимально возможное времени. К счастью для англичан, нанести точный удар по радарным вышкам было крайне сложно, и даже в случае повреждения их можно было быстро восстановить.
Даудинг удерживал про запас эскадрильи «спитфайров» во время битвы за Францию, сделав исключение лишь для эвакуации из Дюнкерка. И в этот раз он экономил силы, разгадав тактику немцев. Можно было подумать, что Даудинг держался отчужденно и был замкнут после смерти своей жены в 1920 году, но он очень переживал за своих «таких дорогих ему мальчишек-истребителей», которые в свою очередь платили ему искренней преданностью. Он хорошо представлял себе, с чем им придется столкнуться. Он также позаботился о том, чтобы иметь соответствующего командира 11-й авиагруппы, прикрывавшей Лондон и юго-восточную часть Англии. Маршал авиации Кэйт Парк, по происхождению новозеландец, сбил двадцать немецких самолетов во время предыдущей войны. Как и Даудинг, он был готов прислушиваться к своим летчикам и позволял им игнорировать довоенную тактику, применяя взамен свою собственную.
В то памятное лето английская истребительная авиация стала интернациональной. Из 2917 летчиков, находившихся на службе во время Битвы за Британию, собственно британцами были 2334. Остальные – это 145 поляков, 126 новозеландцев, 98 канадцев, 88 чехов, 33 австралийца, 29 бельгийцев, 25 южноафриканцев, 13 французов, 11 американцев, 10 ирландцев и несколько летчиков других национальностей.
Первая решительная схватка состоялась еще до официального начала регулярных налетов немцев. 24 июля Адольф Галланд во главе группы из сорока истребителей «мессершмитт» Ме-109 и восемнадцати бомбардировщиков «дорнье» Дo-17 нанес удар по каравану судов в устье Темзы. Для отражения нападения в воздух поднялись три эскадрильи «спитфайров», и хотя они сбили лишь два немецких самолета, а не официально объявленные шестнадцать, Галланд был потрясен решимостью численно уступавших немцам английских летчиков. Он отругал своих пилотов за трусость после их возвращения и понял, что предстоящая битва окажется не такой легкой, как предполагал рейхсмаршал Геринг.
С типичной для немцев напыщенностью они дали немецкому наступлению кодовое название Adlerangriff («Нападение орла»). День начала операции получил название Adlertag («День орла»). Он несколько раз переносился, и наконец был назначен на 13 августа. После некоторой неразберихи с прогнозами погоды соединения немецких бомбардировщиков и истребителей поднялись в воздух.
Самая большая группа должна была совершить налет на военно-морскую базу в Портсмуте, а остальные – нанести удары по британским аэродромам. Но, несмотря на все проведенные немцами разведывательные операции, данные люфтваффе оказались недостоверными. В основном ударам подверглись вспомогательные аэродромы или базы, не относившиеся к истребительной авиации. Когда после полудня небо прояснилось, радарные станции на южном побережье обнаружили около 300 самолетов, направлявшихся в сторону Саутгемптона. Восемьдесят британских истребителей поднялись в воздух – количество, которое в предыдущие недели невозможно было даже представить. Истребителям 609-й эскадрильи удалось прорваться к группе «юнкерсов» и сбить шесть из них.
Всего самолеты Королевских ВВС сбили в этом бою сорок семь самолетов противника, потеряв при этом тринадцать своих машин и трех летчиков убитыми. Потери же среди немецких летчиков были значительно выше: восемьдесят девять убитыми и пленными. Ла-Манш начал работать в пользу английских ВВС. Во время Битвы за Францию летчики, возвращавшиеся домой на поврежденных самолетах, боялись, что им придется совершить вынужденную посадку на воду или разбиться при посадке. Теперь такая опасность грозила немцам. Перед ними маячила также перспектива оказаться в плену, если придется прыгать с парашютом над территорией Англии.
Геринг, глубоко разочарованный итогами «Дня орла», 15 августа начал еще более масштабное наступление – в воздух поднялись 1790 истребителей и бомбардировщиков, атаковавших Британию со стороны Норвегии, Дании и с севера Франции. Соединения немецкого Пятого воздушного флота в Скандинавии потеряли тогда почти 20 % своего состава, и больше уже не участвовали в Битве за Британию. Люфтваффе потом назовет этот день «черным четвергом», но у Королевских ВВС тоже было мало оснований для радости. Их собственные потери были немалыми, а численное превосходство люфтваффе означало, что немцы и дальше будет пытаться сломить английские ВВС.
Постоянные атаки на аэродромы приводили к тому, что гибли или получали ранения авиамеханики, специалисты по сборке, вестовые и даже водители и топографы Женской вспомогательной службы Королевских ВВС. 18 августа 43-я эскадрилья отомстила немцам: ее истребители напали на группу «юнкерсов», которые, входя в пике, бомбили радарную станцию. На счету английских летчиков оказалось восемнадцать сбитых хищников, еще до того как сопровождавшие их «мессершмитты» Ме-109 успели прийти на помощь.
Новые пилоты, прибывавшие на пополнение, спешили расспросить обо всем побывавших в боях ветеранов. Новичков приучали к существующему распорядку дня. Вестовые их будили до рассвета, и, выпив чашку чая, они отправлялись на рассредоточенные пункты, там получали завтрак и затем ожидали восхода солнца. Погода в течение большей части августа и сентября в том году, к большому сожалению британских летчиков-истребителей, была очень хорошей: безоблачное небо было на руку люфтваффе.
Труднее всего было переносить ожидание. Летчики ощущали сухость во рту и металлический привкус страха. Затем они слышали своего рода сигнал тревоги – резкий звук полевого телефона – и команду: «Эскадрилья, на взлет!» Тогда они с тяжелыми парашютами на спине бежали к самолетам. Солдаты подразделений аэродромного обслуживания помогали пилотам взобраться в кабину самолета, где проверялось, все ли в порядке. Когда двигатели «мерлин» начинали реветь, тормозные колодки убирались, и истребители выруливали на старт. Им нужно было позаботиться о многих вещах, и времени бояться просто не оставалось, по крайней мере, в тот момент.
Набирая высоту, двигатели натужно гудели. Поднявшись в воздух, новички должны были не забывать постоянно оглядываться по сторонам. Вскоре становилось понятно, что опытные летчики носят шелковые шарфы совсем не из желания покрасоваться. Постоянно поворачивая голову, летчики натирали себе шею о форменные воротнички и галстуки. Им внушали необходимость «все время держать глаза широко открытыми». Те, кто выжил во время первого боевого вылета (а это случалось далеко не со всеми), возвращались на базу и снова ждали, перекусывая сэндвичами с говядиной и запивая их чаем. Пока самолеты заправлялись горючим, пока пополнялся боекомплект, летчики тут же укладывались на землю или на лежаки и мгновенно засыпали от усталости.
Когда они снова отправлялись на боевое задание, центр управления сектора направлял их в сторону соединений «бандитов». Сообщение по радио: «Внимание, противник», – означало, что в воздухе найдена группа черных точек. Тогда летчик включал зеркальный прицел, и напряжение усиливалось. Самое главное – справиться с чувством страха, иначе быстрая гибель была неизбежна.
Первейшая задача состояла в том, чтобы разбить строй бомбардировщиков до того как могли вмешаться истребители прикрытия. Если к вражеским самолетам центр управления направлял сразу несколько эскадрилий, то самые быстрые, «спитфайры», навязывали бой вражеским истребителям, а медлительные «харрикейны» атаковали бомбардировщики. Уже через несколько секунд в небе был настоящий хаос: самолеты ныряли, совершали фигуры высшего пилотажа, стараясь занять лучшую позицию, чтобы дать внезапную очередь, и при этом летчикам приходилось следить за тем, что происходит у них за спиной. Чрезмерная сосредоточенность на цели давала возможность вражескому истребителю зайти сзади незамеченным. Некоторые летчики-новички, попадая в первый раз под огонь, как бы впадали в паралич. Если им не удавалось выйти из состояния «ступора», это был конец.
Несколькими днями позже Гитлер принял решение. Обдумав все возможные варианты стратегии войны против Англии и обсудив с главнокомандующими видами вооруженных сил возможность вторжения, он издал «Директиву №16 о подготовке к операции по высадке в Англии». Первый такой план действий под названием Studie Nordwest был составлен еще в декабре предыдущего года. Однако и до того, как немецкий военно-морской флот понес серьезные потери в норвежской кампании, гросс-адмирал Редер настаивал на том, что вторжение можно предпринять лишь при условии полного господства люфтваффе в воздухе. Гальдер как представитель сухопутных войск считал, что вторжение должно быть крайним средством.
Перед немецким флотом стояла почти невыполнимая задача собрать достаточное количество судов для переброски через Ла-Манш первых 100 тыс. солдат и офицеров вместе с танками, автотранспортом и снаряжением. Приходилось также считаться с безусловным превосходством Королевских ВМС над немецкими. Верховное главное командование немецких вооруженных сил выделило в качестве армий вторжения Шестую, Девятую и Шестнадцатую армии, дислоцированные вдоль побережья Ла-Манша от Шербурского полуострова до Остенде. Затем эти силы были сокращены до двух армий – Девятой и Шестнадцатой, – которым предстояло высадиться в районе между Уэртингом и Фолкстоном.
Пререкания между различными видами вооруженных сил по поводу нерешенных проблем делали маловероятным проведение операции до начала осени с ее неустойчивой погодой. Единственным подразделением нацистской администрации, которое, судя по всему, всерьез воспринимало перспективу оккупации Великобритании, было РСХА (Главное управление имперской безопасности) Гиммлера, включавшее в себя гестапо и СД (Службу безопасности). Управление контрразведки, которым руководил Вальтер Шелленберг, представило необычайно подробные (и местами до смешного неточные) отчеты о Великобритании, вместе со «Специальным розыскным списком» на 2820 человек, которых гестапо намеревалось арестовать сразу после оккупации страны.
Гитлер был очень осторожен в отношении Англии по целому ряду других причин. Он опасался того, что в результате распада Британской империи ее колониями завладеют США, Япония и Советский Союз. Поэтому фюрер принял решение провести операцию «Морской лев» только в том случае, если люфтваффе Геринга, получившего к тому времени звание рейхсмаршала, сумеют поставить Британию на колени. В итоге в высших кругах нацистов оккупация Британии никогда не рассматривалась как первоочередная задача.
Но люфтваффе не были готовы к подобной роли. Геринг предположил, что после поражения Франции англичане будут сами обязательно искать мира. Его же воздушным армиям требовалось время на переоснащение. Потери немецкой авиации в странах Бенилюкса и Франции были намного выше, чем предполагалось. В общей сложности люфтваффе потеряли 1248 самолетов, в то время как потери Королевских ВВС составили 931 самолет. Больше времени, чем предполагалось, ушло и на то, чтобы перебросить в северную часть Франции эскадрильи немецких истребителей и бомбардировщиков. В течение первой половины июля люфтваффе просто сосредоточили свое внимание на судоходстве в Ла-Манше, устье Темзы и Северном море. Они называли это «Войной в канале». Атаки немецких пикирующих бомбардировщиков и быстроходных торпедных катеров «S-Boote» (которые англичане называли «E-boats») фактически закрыли Ла-Манш для английских транспортных судов.
19 июля Гитлер выступил с большой речью перед членами рейхстага и генералитетом на помпезной церемонии, проходившей в здании «Кролль-оперы». Поздравив своих генералов и «возликовав» по поводу военных успехов Германии, он перешел к Англии, заклеймил Черчилля как поджигателя войны и обратился с «призывом к здравому смыслу», который был тут же отвергнут британским правительством. Гитлер никак не мог понять, что позиция Черчилля, являвшая собой яркий пример непоколебимой решимости, теперь стала неуязвимой.
Раздражение Гитлера особенно усилилось после его триумфа в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу и последовавшего за этим роста могущества Германии. Оккупация вермахтом северных и западных районов Франции предоставляла также и доступ к сырью Испании и военно-морским базам вдоль атлантического побережья. Эльзас, Лотарингия и Великое Герцогство Люксембургское, а также территория Эйпен-Мальмеди на востоке Бельгии вошли в состав рейха. Под контролем итальянцев находилась часть юго-восточной территории Франции, а остальная часть южной и центральной Франции – «свободная зона» – была оставлена «французскому государству» маршала Петена, правительство которого находилось в курортном городе Виши.
10 июля, через неделю после событий в Мерс-эль-Кебире, Национальное собрание Франции открыло свое заседание в Гран-казино города Виши. Оно проголосовало за предоставление маршалу Петену всех полномочий, при этом против высказались лишь восемьдесят из 649 депутатов. Третья республика прекратила свое существование. Новое французское государство – Etat Francais, – которое претендовало на то, чтобы воплощать такие традиционные ценности, как «труд, семья, отечество», символизировало на деле полную моральную и политическую деградацию, сутью которой стали ксенофобия и репрессии. Его деятели так никогда и не согласились признать, что своей политикой помогали нацистской Германии, ибо неоккупированная часть Франции проводила угодную нацистам политику.
Франции пришлось не только оплачивать свою собственную оккупацию, но и возместить Германии пятую часть расходов на ведение войны. Сильно завышенные цифры и несправедливый обменный курс рейхсмарки, установленный Берлином, не подлежали обсуждению. Это было огромным бонусом для оккупационной армии. «Теперь мы можем здесь столько всего купить на немецкие деньги, – писал один из солдат, – и все стоит буквально копейки. Мы разместились в большой деревне, но местные магазины уже почти совсем опустели». В Париже магазины были опустошены прежде всего стараниями немецких офицеров, находившихся в увольнении. Кроме того, нацистскому правительству удалось завладеть всеми запасами необходимого для военной промышленности сырья, а захваченные трофеи в виде оружия, автотранспорта и лошадей год спустя удовлетворили значительную часть потребностей вермахта при его нападении на Советский Союз.
Тем временем французская промышленность перестраивалась, чтобы служить нуждам завоевателей, а французское сельское хозяйство помогало немцам жить лучше, чем когда-либо со времен Первой мировой войны. Французам пришлось уменьшить ежедневное потребление мяса, жиров и сахара примерны до половины того, что получали немцы. Последние считали это справедливым возмездием за голодные годы, пережитые ими после Первой мировой войны. Французам же предлагали утешаться мыслью, что как только Англия примет предложенные ей условия, состояние всеобщего мира улучшит положение всех и каждого.
После Дюнкерка и капитуляции Франции англичане были в состоянии шока, подобного тому, который испытывает раненый, не чувствующий боли. Они знали, что положение является критическим или даже катастрофическим, а почти все вооружение и автотранспорт армии оказались брошенными на другом берегу Ла-Манша. И все же, внимая призывам Черчилля, они были почти рады полной ясности своей судьбы. Появилась утешительная мысль, что хотя англичанам никогда не удавалось успешно вести войну в начале, они обычно «выигрывали решающее сражение», даже если ни у кого не было ни малейшего представления о том, как же этого добиться. Многие британцы, в том числе и король, открыто признавали, что им стало легче от того, что французы больше не являются их союзниками. Главный маршал авиации Даудинг позднее признался, что услышав о капитуляции Франции, он опустился на колени и возблагодарил Бога за то, что больше не придется рисковать своими истребителями, летая через Ла-Манш.
Англичане ожидали, что после завоевания Франции немцы вскоре предпримут вторжение и в Англию. Генерал Алан Брук, на тот момент ответственный за оборону южного побережья, был более всего обеспокоен нехваткой оружия, бронетехники и слабой боевой подготовкой вверенных ему войск. Начальники штабов видов вооруженных сил все еще очень опасались угрозы для авиационных заводов, от которых зависело пополнение Королевских ВВС самолетами взамен потерянных во Франции. Но люфтваффе требовалось время, чтобы подготовиться к нападению на Британию, и это давало англичанам жизненно важную передышку.
У англичан, возможно, и было на тот момент не более 700 истребителей, но немцы не учли, что их противник был способен производить по 470 самолетов в месяц – вдвое больше, чем их собственная военная промышленность. В люфтваффе также были убеждены, что их летчики и самолеты значительно лучше английских. Королевские ВВС потеряли во Франции 136 летчиков, которые погибли или были захвачены в плен. Даже при условии пополнения из других стран летчиков все равно не хватало. Летные училища готовили максимально возможное число пилотов, но свежеиспеченные авиаторы имели все шансы быть сбитыми в первом же бою.
Самый крупный иностранный контингент военнослужащих авиации – более 8 тыс. человек – составляли поляки. Только у них был боевой опыт, но их интеграция в состав Королевских ВВС проходила медленно. Переговоры с генералом Сикорским, желавшим создания самостоятельных польских ВВС, проходили сложно. Однако, войдя в состав добровольческого резерва Королевских ВВС, первые группы польских летчиков сразу же показали свое мастерство. Английские летчики часто называли своих новых польских товарищей «сумасшедшими поляками» за храбрость и пренебрежение к вышестоящему начальству. Поляки довольно скоро продемонстрировали свое раздражение бюрократией, царившей в Королевских ВВС, хотя при этом признавали, что командование английских ВВС было все же намного лучше, чем в ВВС Франции.
Проблемы возникали из-за недисциплинированности польских летчиков. Причиной отчасти служило то, что польские пилоты все еще кипели гневом по отношению к своему собственному командованию за то состояние военной авиации, в каком она оказалась на момент немецкого вторжения в Польшу. Тогда они горели желанием в бою помериться силами с люфтваффе, глубоко убежденные, что все равно победят благодаря своему умению и храбрости, хотя их старые самолеты Р-11 и уступали немецким самолетам в скорости и вооружении. Но люфтваффе просто раздавили их своим количественным и техническим превосходством. Этот горький опыт, не говоря уже о том ужасном режиме, который создали в Польше Гитлер и Сталин, вызывал жгучее желание отомстить, особенно теперь, когда у них появились современные истребители. Командование Королевских ВВС поначалу совершило грубую ошибку, приняв решение пересадить польских истребителей на бомбардировщики, высокомерно полагая, что польские летчики «деморализованы» своим поражением в сентябре 1939 г.
Потрясением для поляков стали принятые в Англии манеры, как и продукты питания. Почти все они с неприязнью вспоминали о сэндвичах с рыбной пастой, которые им предложили по прибытии в Англию, и об ужасной английской кухне, будь то переваренная баранина с капустой или неизменный заварной крем, вызывавший отвращение и у французов. Это еще больше усиливало ностальгию. Но вместе с тем их потряс теплый прием большинства англичан, приветствовавших их криками «Да здравствует Польша!». Польские летчики, выглядевшие бравыми героями, впервые получили такую степень свободы и оказались в центре внимания целых толп молодых англичанок. На танцевальных площадках без знания языка обходиться было легче, чем в воздухе.
Репутация польских летчиков как безрассудных храбрецов оказалась обманчивой. Они несли меньшие потери, чем английские летчики, отчасти благодаря своему опыту, но еще и потому, что в небе они постоянно следили за готовыми подкрасться немецкими истребителями. Поляки были, безусловно, эгоистичны, и они с презрением относились к устаревшей тактике английских ВВС летать сомкнутым клиновидным строем из трех самолетов. Только через какое-то время, понеся много напрасных потерь, Королевские ВВС начали копировать систему полетов парами, или, как говорили, «четырех пальцев», которую немцы отработали во время Гражданской войны в Испании.
К 10 июля в рядах Королевских ВВС уже было сорок польских летчиков, и их число постоянно увеличивалось по мере того, как все больше польских летчиков, попавших в Британию из Франции, проходили переподготовку для службы в британской авиации. К моменту кульминации Битвы за Британию поляки составляли уже около 10 % всех летчиков-истребителей на юго-востоке. 13 июля была сформирована первая польская эскадрилья. В течение месяца британское правительство пошло на уступки и согласилось с требованием Сикорского о создании польских военно-воздушных сил со своими собственными истребительными и бомбардировочными эскадрильями, но подчиненных командованию Королевских ВВС.
31 июля Гитлер собрал своих генералов в Бергхофе, над долиной Берхтесгаден. Он все еще был удивлен тем, что Англия отвергает его мирные предложения. Учитывая крайне малую вероятность вступления в войну США в обозримом будущем, он почувствовал, что Черчилль рассчитывает на Советский Союз. Это сыграло главную роль в его решении претворить в жизнь самый масштабный из своих проектов – уничтожение «еврейского большевизма» на востоке. Он пришел к заключению, что только разгром Советского государства путем массированного вторжения заставит Англию признать себя побежденной. Таким образом, решимость Черчилля продолжать борьбу в одиночестве, проявленная в конце мая, имела более далеко идущие последствия, чем только определение судьбы Британских островов.
«Когда мы раздавим Россию, – сказал Гитлер своим военачальникам, – Англия лишится своей последней надежды. И тогда Германия станет хозяйкой в Европе и на Балканах». На этот раз, в отличие от нервной реакции перед началом оккупации Франции, его генералы проявили удивительную решимость в отношении нападения на Советский Союз. Даже не имея непосредственного приказа от Гитлера, Гальдер поручил офицерам своего штаба начать разработку общих планов операции.
В эйфории от победы над Францией и полного пересмотра унизительного Версальского договора высшие чины вермахта приветствовали фюрера как «первого солдата рейха», который обеспечит будущее Германии на все времена. Две недели спустя Гитлер, в душе насмехаясь над тем, как легко ему удается подкупить своих генералов повышением в чинах, орденами и деньгами, устроил вручение двенадцати фельдмаршальских жезлов покорителям Франции. Директива Верховного главного командования вермахта предписывала люфтваффе сосредоточить свои усилия на уничтожении Королевских ВВС, «наземной инфраструктуры ВВС и военной промышленности Англии», а также ее портов и военных кораблей. Геринг предсказывал, что это не займет и одного месяца. Боевой дух его летчиков был на высоте, благодаря победе над Францией и их численному превосходству. Люфтваффе во Франции имели 656 истребителей «мессершмитт» Ме-109, 168 двухмоторных истребителей «мессершмитт» Me-110, 769 бомбардировщиков «дорнье», «хейнкель» и «юнкерс» Ю-88, а также 316 пикирующих бомбардировщиков «юнкерс» Ю-87. У Даудинга было лишь 504 самолета «харрикейн» и «спитфайр».
До начала главных ударов в первых числах августа два немецких авиакорпуса в Северной Франции занимались разведкой аэродромов английских ВВС. Они совершили множество вылетов на разведку, чтобы спровоцировать англичан и сбить как можно больше самолетов еще до начала основных воздушных сражений. Люфтваффе также атаковали расположенные вдоль побережья английские радиолокационные станции. Наличие радиолокационных станций в совокупности со службой воздушного наблюдения и налаженной системой связи с командными пунктами означало, что английским летчикам не было необходимости тратить время на патрулирование над Ла-Маншем. Эскадрильи можно было поднять в воздух по тревоге, имея достаточно времени для набора высоты, но при этом также экономя топливо и обеспечивая пребывание самолетов в воздухе максимально возможное времени. К счастью для англичан, нанести точный удар по радарным вышкам было крайне сложно, и даже в случае повреждения их можно было быстро восстановить.
Даудинг удерживал про запас эскадрильи «спитфайров» во время битвы за Францию, сделав исключение лишь для эвакуации из Дюнкерка. И в этот раз он экономил силы, разгадав тактику немцев. Можно было подумать, что Даудинг держался отчужденно и был замкнут после смерти своей жены в 1920 году, но он очень переживал за своих «таких дорогих ему мальчишек-истребителей», которые в свою очередь платили ему искренней преданностью. Он хорошо представлял себе, с чем им придется столкнуться. Он также позаботился о том, чтобы иметь соответствующего командира 11-й авиагруппы, прикрывавшей Лондон и юго-восточную часть Англии. Маршал авиации Кэйт Парк, по происхождению новозеландец, сбил двадцать немецких самолетов во время предыдущей войны. Как и Даудинг, он был готов прислушиваться к своим летчикам и позволял им игнорировать довоенную тактику, применяя взамен свою собственную.
В то памятное лето английская истребительная авиация стала интернациональной. Из 2917 летчиков, находившихся на службе во время Битвы за Британию, собственно британцами были 2334. Остальные – это 145 поляков, 126 новозеландцев, 98 канадцев, 88 чехов, 33 австралийца, 29 бельгийцев, 25 южноафриканцев, 13 французов, 11 американцев, 10 ирландцев и несколько летчиков других национальностей.
Первая решительная схватка состоялась еще до официального начала регулярных налетов немцев. 24 июля Адольф Галланд во главе группы из сорока истребителей «мессершмитт» Ме-109 и восемнадцати бомбардировщиков «дорнье» Дo-17 нанес удар по каравану судов в устье Темзы. Для отражения нападения в воздух поднялись три эскадрильи «спитфайров», и хотя они сбили лишь два немецких самолета, а не официально объявленные шестнадцать, Галланд был потрясен решимостью численно уступавших немцам английских летчиков. Он отругал своих пилотов за трусость после их возвращения и понял, что предстоящая битва окажется не такой легкой, как предполагал рейхсмаршал Геринг.
С типичной для немцев напыщенностью они дали немецкому наступлению кодовое название Adlerangriff («Нападение орла»). День начала операции получил название Adlertag («День орла»). Он несколько раз переносился, и наконец был назначен на 13 августа. После некоторой неразберихи с прогнозами погоды соединения немецких бомбардировщиков и истребителей поднялись в воздух.
Самая большая группа должна была совершить налет на военно-морскую базу в Портсмуте, а остальные – нанести удары по британским аэродромам. Но, несмотря на все проведенные немцами разведывательные операции, данные люфтваффе оказались недостоверными. В основном ударам подверглись вспомогательные аэродромы или базы, не относившиеся к истребительной авиации. Когда после полудня небо прояснилось, радарные станции на южном побережье обнаружили около 300 самолетов, направлявшихся в сторону Саутгемптона. Восемьдесят британских истребителей поднялись в воздух – количество, которое в предыдущие недели невозможно было даже представить. Истребителям 609-й эскадрильи удалось прорваться к группе «юнкерсов» и сбить шесть из них.
Всего самолеты Королевских ВВС сбили в этом бою сорок семь самолетов противника, потеряв при этом тринадцать своих машин и трех летчиков убитыми. Потери же среди немецких летчиков были значительно выше: восемьдесят девять убитыми и пленными. Ла-Манш начал работать в пользу английских ВВС. Во время Битвы за Францию летчики, возвращавшиеся домой на поврежденных самолетах, боялись, что им придется совершить вынужденную посадку на воду или разбиться при посадке. Теперь такая опасность грозила немцам. Перед ними маячила также перспектива оказаться в плену, если придется прыгать с парашютом над территорией Англии.
Геринг, глубоко разочарованный итогами «Дня орла», 15 августа начал еще более масштабное наступление – в воздух поднялись 1790 истребителей и бомбардировщиков, атаковавших Британию со стороны Норвегии, Дании и с севера Франции. Соединения немецкого Пятого воздушного флота в Скандинавии потеряли тогда почти 20 % своего состава, и больше уже не участвовали в Битве за Британию. Люфтваффе потом назовет этот день «черным четвергом», но у Королевских ВВС тоже было мало оснований для радости. Их собственные потери были немалыми, а численное превосходство люфтваффе означало, что немцы и дальше будет пытаться сломить английские ВВС.
Постоянные атаки на аэродромы приводили к тому, что гибли или получали ранения авиамеханики, специалисты по сборке, вестовые и даже водители и топографы Женской вспомогательной службы Королевских ВВС. 18 августа 43-я эскадрилья отомстила немцам: ее истребители напали на группу «юнкерсов», которые, входя в пике, бомбили радарную станцию. На счету английских летчиков оказалось восемнадцать сбитых хищников, еще до того как сопровождавшие их «мессершмитты» Ме-109 успели прийти на помощь.
Новые пилоты, прибывавшие на пополнение, спешили расспросить обо всем побывавших в боях ветеранов. Новичков приучали к существующему распорядку дня. Вестовые их будили до рассвета, и, выпив чашку чая, они отправлялись на рассредоточенные пункты, там получали завтрак и затем ожидали восхода солнца. Погода в течение большей части августа и сентября в том году, к большому сожалению британских летчиков-истребителей, была очень хорошей: безоблачное небо было на руку люфтваффе.
Труднее всего было переносить ожидание. Летчики ощущали сухость во рту и металлический привкус страха. Затем они слышали своего рода сигнал тревоги – резкий звук полевого телефона – и команду: «Эскадрилья, на взлет!» Тогда они с тяжелыми парашютами на спине бежали к самолетам. Солдаты подразделений аэродромного обслуживания помогали пилотам взобраться в кабину самолета, где проверялось, все ли в порядке. Когда двигатели «мерлин» начинали реветь, тормозные колодки убирались, и истребители выруливали на старт. Им нужно было позаботиться о многих вещах, и времени бояться просто не оставалось, по крайней мере, в тот момент.
Набирая высоту, двигатели натужно гудели. Поднявшись в воздух, новички должны были не забывать постоянно оглядываться по сторонам. Вскоре становилось понятно, что опытные летчики носят шелковые шарфы совсем не из желания покрасоваться. Постоянно поворачивая голову, летчики натирали себе шею о форменные воротнички и галстуки. Им внушали необходимость «все время держать глаза широко открытыми». Те, кто выжил во время первого боевого вылета (а это случалось далеко не со всеми), возвращались на базу и снова ждали, перекусывая сэндвичами с говядиной и запивая их чаем. Пока самолеты заправлялись горючим, пока пополнялся боекомплект, летчики тут же укладывались на землю или на лежаки и мгновенно засыпали от усталости.
Когда они снова отправлялись на боевое задание, центр управления сектора направлял их в сторону соединений «бандитов». Сообщение по радио: «Внимание, противник», – означало, что в воздухе найдена группа черных точек. Тогда летчик включал зеркальный прицел, и напряжение усиливалось. Самое главное – справиться с чувством страха, иначе быстрая гибель была неизбежна.
Первейшая задача состояла в том, чтобы разбить строй бомбардировщиков до того как могли вмешаться истребители прикрытия. Если к вражеским самолетам центр управления направлял сразу несколько эскадрилий, то самые быстрые, «спитфайры», навязывали бой вражеским истребителям, а медлительные «харрикейны» атаковали бомбардировщики. Уже через несколько секунд в небе был настоящий хаос: самолеты ныряли, совершали фигуры высшего пилотажа, стараясь занять лучшую позицию, чтобы дать внезапную очередь, и при этом летчикам приходилось следить за тем, что происходит у них за спиной. Чрезмерная сосредоточенность на цели давала возможность вражескому истребителю зайти сзади незамеченным. Некоторые летчики-новички, попадая в первый раз под огонь, как бы впадали в паралич. Если им не удавалось выйти из состояния «ступора», это был конец.