Страница:
Божественная «двумерная» реальность Атлантиды (божества среди смертных) продолжалась и в 84 цивилизации. Но только единицы из единиц могли рассмотреть и опознать. А прочие привыкали к 50-миллионой своре псов несчастного Актеона и удостаивались участи растерзать своего Хозяина, не зная кого они убивают, в кого впиваются их острые зубы. Ведь Божество, сходя на землю, принимает неожиданную форму. И все чудо в том, чтобы распознать его.
Не распознал Актеон в Диане божество и свою госпожу — не распознали и псы в олене своего хозяина. Неувиденная божественная метаморфоза повлекла другую, человеческую. Трагедия Актеона отразила страстноoе богов — трагедию божеств, сходящих на землю и вынужденных Последней Каплей осенять и питать евхаристически тех, кто никак иначе не может окормиться пренебесной благодатью и воспринять ее, как только впиваясь в горло своему господину в знак бесконечной благодарности к нему.
Боже, сколько тайн! Как может смертный Актеон видеть богодеву Диану, купающуюся в божественных светах? Разве может смертный воспринять свет без того чтобы ослепнуть, превратиться в пепел, прах и погибнуть? Каким образом божество воплощается на земле, ходит вслед смертных, незаметно страдает за них, никем не опознанное и не признанное?
Боже, сколько тайн! Каждая из них достойна трепетания…
Не было ни одного смертного существа на земле — от совершенного творения человека до последней козявки и шавки — которому не давалось бы божественное знамение, которому не являлся бы хотя бы однажды в каком-нибудь юродивом, понятном, доступном (или в непонятном и недоступном) образе Всевышний. Но не оказалась ли душа букашки в состоянии пророка, проспавшего в пустыне откровение божества?
Во время «совка» я диву давался, как две святые (Мария Орловская и Евфросиния Почаевская) ходили по земле и их никто не замечал, никто не узнавал. Сам Всевышний, Дух Святой открыл мне кто они. Потому я к ним не просто притек, а прилепился. Сочетался с Марией, как ни один муж с женой или друг с другом своим не сочетается. И припал, и пил от ее девственных сосцов. И взял от нее нечто большее ее самой. А потом так же — с Евфросиньюшкой Почаевской, удостоившейся нетленных мощей. А потом припал к соловецкой мощевой раке Серафима Преумиленного и удостоился вкушать ароматы ста тысяч превосхищенных, покоящихся нетленными мощами и удостоившихся царских огненных венцов, что просияют в Богоцивилизации-III.
О величайшие тайны бытия! Для меня поныне духовная жизнь и свидетельство Вышнего остается загадкой, сколько бы его ни копировали, сканировали и подгоняли под рамки привычных и очевидных «житий» вампиры от религии — ученые фарисеи.
Девкалион, его жена Пирра и человечество родившееся из кости Грааля
Атлантическая версия потопа и ковчега выглядит намного духовнее иудейской. В центре предания — праведный Девкалион («девственное лоно») и жена его Пирра (мирровая Евхаристия, Брачный пир).
K
Жители «медного века» злобой, развратом и бесчестием восстановили против себя Всевышнего. Юпитер решил погубить род человеческий за его непослушание. В противном случае люди уничтожат друг друга и впадут в еще более тяжкие скверны. Деревянный корабль был построен лишь для двоих: Девкалиона и Пирры.
Библейский Ной вошел в ковчег со своими родственниками и попарно ввел животных. Атлантическое предание более духовное. В основе его девственная благодать. Девкалион — не просто праведник, но совершенный девственник. Жена его Пирра — божественная дева. Обоих связывают узы теогамического брака. Оба устремлены к Всевышнему и непятнаемы в своем существе.
Семь дней носится корабль с Девкалионом и Пиррой по морским волнам, пока не причаливает к суше. Девкалион разбивает жертвенник благодарения Всевышнему и просит об одном своего господина, нескончаемо его благодаря: о продолжении адамова рода.
Прямого потомства, как у Ноя, у Девкалиона нет. Адамов род рождается заново свыше от Девкалиона и Пирры.
Господь слышит страстноoе прошение единственно переживших потоп двух девственных агнцев и говорит им:
— Возьмите камни. Идите и разбрасывайте их направо и налево. Из них родится новое человечество и ваше потомство.
K
Рожденное из камня человечество Грааля… Перламутровая кость Грааля, составы, напыления, частицы прилепления, расплавление жемчужины и пр., сопровождающее Грааль и учение о внутренней чаше, лягут в основу Богоцивилизации как белый камень, на котором написано новое имя Всевышнего.
«Послепотопное» человечество в своем внутреннем составе содержит тайну Грааля и подлежит обожению. Только перламутровая кость обглодана «псами Алкеона» — фарисеями и лежит незаметно у порога хозяйского дома. Ее бы поднять, омыть, облобызать, принять в сердце. Усвоить, что в основе человеческого состава лежит чудесная и бессмертная кость. По ней человек воссоздается после своего малого внутреннего потопа. Идет он, подобно Девкалиону и Пирре, двум своим мужеженским ипостасям, разбрасывая направо и налево камешки. Рождается от него нетленное потомство — богочеловечество.
K
В библейских текстах способ размножения обычный. От Ноя рождаются Сим, Хам, Иафет, и продолжается бесчестие.
Атлантида рисует совершенные образцы. Потомство, рожденное от камней Девкалиона и Пирры, будет пить из Чаши Грааля. Это будут девственники (малые дети Девкалиона на брачном пиршестве вышней любви). Вместе с матерью, добрейшей и девственной Пиррой, прославят они Всевышнего в опьянении его блаженств среди земных скорбей, пустынь и меры страстноoго, попущенной для входа в брачные чертоги.
Божества приходят с таинственной целью: осуществить любовь, какой нет даже на небесах.
Орфей, или Сила девственной влюбленности
О девственная влюбленность! Величайший из ключей к обожению, ключ богосупружества!
Общее между Гермесом Трисмегистом, аполлоническим и дионисийским началом, Орфеем, Пифагором, Моисеем и Заратустрой, Иисусом Христом, пророками и помазанниками всех времен — их несказанная, боoльшая чем у обычных смертных влюбленность.
Девственная влюбленность поддерживает мир среди богов Олимпа. Египетские и греческие (элевсинские) мистерии, даже дионисие-вакхические пляски женщин, предающихся высшему божеству — жажда найти выход частицам прилепления. Они как бы впервые были открыты Моисею и помещены в ковчег. В них суть всех существ, начало всех начал.
У каждой цивилизации свой ковчег и в нем сосуд с манной (кристаллизованное мирро), скрижаль, писание свыше двух влюбленных (богов и смертных, Бога и человека) и чудесный жезл расцветший (роза воскресения и вечной жизни).
K
Орфей — божественный певец из Фракии в ахейскую эпоху, сын сладкогласой музы Каллиопы и божественного Аполлона.
В чем тайна лиры Орфея? Почему ей покоряются злобные псы из окружения Цербера? Почему адовы чудища и лютейшие ведьмы-старухи с торчащими во все стороны вместо волос змеями успокаиваются и внимают лире Орфея?
Орфей — вестник Всевышнего, помазанник Брачного чертога. Орфей принес в мир религию Царствия. Она составляет единственное во все времена Евангелие или подлинную весть.
Ничего мессианистического, «искупи-тельного», восстанавливающего Израиль в религии Христа не было. Мухаммед стопроцентно прав, когда говорит по откровению ему архангела Гавриила, инструмента божественной вести всех мировых религий, открывающих истинную весть Вышнего — веющую небесную любовь через непорочное зачатие: «Весть Христа отличается от ее изложения в Евангелиях! Она не понята и искажена!»
Но вернемся от Христа к Орфею. Божественный певец, провидец судеб, музыкант даром Божиим, мелхиседеков священник, дважды рожденный. Певец сияющего «протогоноса» (Адама совершенного), серафита неподвластного падению. Непричастный холоду падшего творения, Орфей исполнен ароматами вышней любви. Музыка Царствия звучит в его гармонических вибрациях и совершенный мир.
Непрестанная влюбленность — вот где тайна Орфея. Эта влюбленность творит чудеса. Орфей безумно влюблен в Эвридику, свою девственную жену. Он буквально боготворит, видя в ней олицетворение богини чистоты, заступничества, девства христианской Девы Марии.
Орфей — от ‘ор’ (др.-иуд. ‘свет’): сияющий свет Царства.
Эвридика после укуса змеи в лесу умирает и попадает в царство теней Персефоны. Но любовь Орфея такова, что превосходит все рамки жизни, смерти, обретения, утраты. Скорбь, радость — все это пресуществляется в одно нескончаемое страстноoе — в гимн божественной любви. Орфей поет гимн славы, при этом безумно тоскуя о своей божественной возлюбленной. Совершая неслыханные парадоксальные поступки, он делает то, чего не мог делать никто до него: спускается в ад, усмиряет диких псов, мстительных эриний. Стражи Аида — псы с огромными челюстями, раздирающие на куски всякого, успокаиваются. Чудо!
В чем же сила воздействия лиры Орфея? Певец Всевышнего знает тайну, открытую помазанникам Лона (мировое превечное лоно как хронос или место пребывания верховного существа — основная тема орфизма). Зло в мире возникло из-за недостатка любви, в свою очередь вызванного фатальной ошибкой проточеловека — его отказом от креста, Древа жизни. Адам как бы естественно пал, поскольку его отказ питаться от креста (Древа жизни) отражал его низкую способность к страстноoму, вызванную в свою очередь охлаждением сердца.
Орфей делает противоположное. Как все пророки от Гесиода до Баха-Уллы, принимает бессознательный крест как универсум Премудрости. Входит в страстноoе, разгорячается в любви. И благодаря возженной свече вступает в заповедные пещеры адские.
Злобные псы — о, больные! они не знают вышней любви. Кошмарные эринии (их сторонятся даже демоны из низших сфер подземного мира) — и они усмиряются небесной любовью как обделенные ею некогда. Ад приходит в движение. Отраженная сфера падения Адама: всеобщее отречение человека от креста, а значит от Брачного одра, от вышней любви. Ею одною Орфей покоряет преисподнюю. И по сути упразднив ад, т.е. прекратив адские муки, приведя Христово Царство в мир греческого Аида, великий певец совершает невозможное. Подобно Христу, он изводит из преисподней Эвридику.
Ни один из смертных не выходил оттуда до того. Неслыханно! Его впустили как вестника, а не как осужденного раба. Ему внимали как посланнику небес. И никто не восстал, хотя не велено олимпийским богам и ангелам Всевышнего спускаться в подземные обители. Ему удалось то, чего не удавалось вообще никому из воплощенных смертных: успокоить злобу адову. Водворился мир во вселенной.
Но и этого мало Орфею. Вершина вышней любви — победить не только смерть или страх ее и болезнь, но и ад, сего последнего врага. Победить же его можно помимо укрощения мстительной злобы адовой клещей, челюстей, жаровен и прочих орудий пыток опять же пренебесной любовью. И Орфей выводит Эвридику, руководствуясь ею, своей неоскудевающей влюбленностью.
Его останавливают. У него замирает сердце. Его искушают. Орфей побеждает одной своей влюбленностью. Она превосходит все нормы, суды, статьи закона, весы судеб и предначертанные уделы. Она побеждает весь тварный мир и возвращает его в дом Вышнего при одном условии: творение должно дать согласие не оглядываться назад, что означает забыть о первородном грехе.
Эвридика устремилась за Орфеем, но тени геенские гонятся за ней. Они ее усовещают. Ад обладает кошмарной силой притяжения. Его обитатели хотели бы покинуть это всеобщее тухлое яйцо и зловонную лужу, наводненную бактериями и душами съедаемыми ими. Но и здесь тайна орфизма, бесконечно близкая к христианству: души попадают в ад по своей воле. Эвридика так же покорена лирою Орфея, как и злобные эринии. Она больше, чем другие обитатели или стражи преисподней, способна внимать музыке своего супруга. Она привыкла к его божественным гармониям. Но даже ее чем-то привлекает греховный мрак. Эвридика беспокоится. Ее терзают сомнения. Ей плохо от мысли, что она опять увидит свет и мир Божий. Зэки подземные остаются в аду только потому, что сами того хотят. И дурно адаптированы под всеобщее космическое тухлое яйцо.
Эвридика начинает восставать. Она тянет своего супруга назад. Она его усовещает. Она не понимает, зачем и куда он ведет ее. Она боится погибнуть. Сейчас ее разорвут острыми клыками злобные старухи. По ней плачет матерь Персефона.
«Что ты делаешь со мной? Посмотри на меня. Вступи же со мной в диалог. Где твоя любовь? — кричит Эвридика Орфею. — Ты любишь всех кроме меня. Куда ты меня тащишь? Зачем ты нарушаешь волю Всевышнего? Разве воспеваемый тобой единый всевластный Бог не попустил мне быть укушенной ядовитой змеей в лесу и попасть в царство теней? Оставь меня, нарушитель закона, отступник от веры отцов!»
Орфею не велено вступать в диалог со своей супругой. Таково одно из условий, поставленных ему Аидом, хозяином преисподней. Он не должен оборачиваться и вступать в диалог с Эвридикой. Еще и еще увлекает свою возлюбленную Орфей, и его сердце наполняется нескончаемой превосходящей превосходящих любовью. Еще никогда свеча страстноoго не горела подобным образом. Орфей не просто в адском пекле. Орфей в преисподней преисподних. Его возлюбленная ввергает его в ад среди ада. Она терзает его сердце, нанося ему смертельные кровавые раны, упрекая его в холодности, равнодушии, в отступлении и измене. Орфей больше не может. Измученный и обессиленный, теряя рассудок, он оборачивается, чтобы показать Эвридике свое истерзанное и окровавленное от страданий лицо. Увидев его, Эвридика все поймет!
Но как только Орфей оборачивается, тени уносят Эвридику навеки в пропасть.
О Орфей! Даже вечная смерть не может разлучить его со своей возлюбленной. Значит, так хочет Госпожа его Пренебесная Влюбленность. Только похотным нужны соития, возбудительные игры и т.п. Девственная влюбленность не знает никаких границ. Смерть над ней не властна.
Орфей остается со своей возлюбленной. Он продолжает скитаться по земле и воспевает свою Эвридику везде, где бы ни был, какие бы страны ни посещал. Его пению покоряются странствующие аргонавты.
Но нигде не находит покоя Орфей. И вот страстнаoя кончина. Орфей возвращается во Фракию, место особо ему дорогое, напоминающее об Эвридике и о юности. Здесь он встречает толпу безумствующих вакханок. Почтенные матери семейств, почитаемые дородные жены и девы, опьяненные божественным вином, предаются исступленным пляскам. Орфей проповедует среди них. Он вынимает свою лиру и поет вакханкам песнь божественной любви, отчего дионисийское исступление их становится вообще беспредельным. Эти вакханки искали того же, что и злобные псы из преисподней и змеевласые эринии — вышней любви. Услышав ее голос, вакханки буквально обезумели и в исступленном танце, влюбившись в божественного Орфея, разорвали его на куски, чтобы каждому достался весь он — царь, вестник с неба.
Легенда гласит, голова Орфея потом еще многие годы пророчествовала и пела. И воспевала сладчайшим образом любовь Всевышнего.
Сын Аполлона Орфей вполне вкушает чашу дионисийского страстноoго. Он, мирный певец, находится в непрерывном страстноoм. Он вынужден бороться с чудовищами, посещать ад, тащить оттуда душу смертной, нарушать все законы вселенной. И наконец это последнее таинство, превосходящее все эллинские мистерии, этот неслыханный танец жизни и смерти. Голодные по Вышнему Возлюбленному вакханки встречают его и находят нескончаемое утешение. Пожар небесной влюбленности приводит к тому, что они экстатически выходят из себя и раздирают Орфея на куски. Его бессмертные тела превращаются в солнце. И солнечный Орфей выходит из гроба своего как жених, озвучивая все позднейшие греческие гимны любви и оды вышнему Олимпу.
Ойнопия — остров святого Грааля в Атлантиде, или Пить нескончаемо вино из Неупиваемой Чаши
У европейцев — Корбени и Монсальванш. У нас в России — Соловки, Соловьиный сад. В Эфесе — Соловьиная гора. А на Атлантиде — Ойнопия. Таковы названия дионисийских триумфальных городов сладчайшего вина, посвященных Чаше Грааля.
Где только ни появляются рыцари Неупиваемой Чаши, всюду вокруг них увивается свита нимф, ор, харит и морских дев. Наступает священное опьянение блаженством Вышнего, и мир охватывает любовь, какой нет ни на небесах, ни на земле.
K
Всевышний возлюбил Ойнопию как Свой Брачный чертог. И множеству прекрасных сыновей и дочерей дал пить от сладчайшей мессианистической виноградной лозы. «Оазисом мира» или «островом Виноградной лозы» именовали атланты Ойнопию. Мелхиседеки, хранители Чаши — «таинственным святилищем Всевышнего».
K
Любят охотиться олимпийские боги. Охотится Диана (уловляющая в сети и уязвляющая копьем Грааля сердце — стигматический удар, укол вышней любви ради помазания в страстноoе). Охотятся Афродита, ее божественный сын Эрот, Аполлон. Любят превосхищенные божества Олимпа неожиданно обретать души, находя их невесть где: в захолустье, в запущенных местах, в египтах, в аравийских пустынях, в соловецких концлагерях.
И еще в ходу у атлантических богов священнопохищение.
Всемогущий похитил у речного божества Аспаса (от «аспасиос» — вожделеющий и непрестанно радующийся) прекрасную его дочь, любимицу речных хороводов Эгину (от «Эгуэ» — близкий, ближайший к Богу и «Экуас» — помолвка). Дочь морского царя Эгина, судя по ипостасному ее имени, была помолвлена Всевышнему. Девственная богоневеста, от речных потоков благодати и щедрот Всевышнего питающаяся, умилялась на ночной молитве дева Эгина, и охватывали ее потоки благодати Вышнего.
Атлантида называет чудное избрание (Диана от «Дианиoма» — ловящая в сети) божественным похищением. О удел, выше которого нет — быть похищенным Всевышним! Разве не желает его душа? Быть похищенной из мира, исхищенной из родовых программ, из царства несущего искушения и полного соблазнов…
Вышний удостоил священную речную деву Эгину похищения. Изъяв ее из земной программы, Вседержитель отнес ее на остров Ойнопию (питание из Чаши Грааля, от божественной евхаристии свыше). И на Ойнопии от упоения Чашей Неупиваемой родился у Эгины непорочно сын Эаг (от греч. «агнуми» — ломать рамки).
K
Атлантида здесь указывает еще на одну высочайшую ойнопическую тайну — вино Грааля есть мирровая страстнаoя кровь нового зачатия. И от нее может зачать благорасположенная душа, несущая в себе начало Эгины, близкая к Всевышнему по духу, по составу («эгоэ» — помолвленная Ему от века).
K
Непорочнорожденный Эаг от рождения напоен Чашей Премудрости. По воле Всевышнего ему даже в загробном мире суждено стать судьей вместе с Миносом и Радаманфом.
О Эаг! Двойной Грааль питал его — сосцы непорочной матери, нетленное молоко Эгины, и брачночертожная благодать воздухов Ойнопии, где все напоено ароматами Чаши и виноградной лозы. Пропитанный благодатью святой Крови Всевышнего, Эаг становится священником мелхиседековым. На Ойнопии его позднее выберут царем.
Он отличается любовью к последней правде. Не выпуская из рук чашу Вышней Любви, знает он чашу Мер и Сроков, чашу Справедливости — как бы производные от евхаристической. Знают на земле то, чего не знают даже боги олимпийские. Не потому ли (ведь от земли виднее!) великие Олимпийцы часто призывали Эага быть судьей в своих спорах? Одно — как они понимают свыше. А другое — когда божественная непорочная душа выносит суждение с земли.
Удивительно нестандартно мышление атлантов! Судьей, вроде бы должным выносить решение согласно законам, назначают они не радителя буквы, а поборника последней правды — Эага, чье имя «Ломающий рамки законов»14.
Выходит, только ломая рамки привычных норм и законов, можно судить человеков судом праведным!
В этом тайна Эага. На небесах он судья среди Олимпийцев (даже им когда возникает уникальная, ни с чем несравнимая ситуация, необходим суд старца, суд Святого Духа). Затем судья в своем царстве наивысшей справедливости на маленькой Ойнопии, этом оазисе мира времен Атлантиды. И даже в подземном царстве, где так же учит подопечных своих вначале следовать законам, а потом ломать их привычные рамки и нормы, поскольку над Законом стоит Вышняя Любовь. В загробном мире вместе с Миносом и Радаманфом Эаг объясняет законы Грааля и приучает души из нижних миров питаться и искать причастия от верхних…
Эаг от рождения вкушает двойной Грааль: Грааль материнских сосцов своей непорочной матери, «речной Афродиты» Эгины и Грааль виноградного вина Мессии. От этого вкушения Эаг превращается в живое точило. Все его существо полно блаженства принесения себя в жертву ради вышней любви.
Столь полон благодати Эаг, что верхние и нижние миры избирают его своим судьей. Суд Эага — не суд добра и зла, грехов и добродетелей, а таинственный суд Премудрости.
Эагу как посвященному Грааля открыта чаша страстноoго. Его единственное мерило, как священника последней правды: понес ли крест свой? посвящена ли душа в страстноoе? исполнилась ли мера ее? Такими именно мерилами желают Аид и Персефона чтобы судили их камерных зэков подземных сфер.
Прекрасен Эаг, этот сэр Галахад древнего мира, отец мессианистической династии атлантических диспозинов! Во все века там, где сияет чаша Грааля, рождается свой Корбеник — замок из слоновой кости, украшенный изумрудом, ониксом, алоэ и полный богатств земных и небесных.
Мать его Эгина («близкая Всевышнему», «помолвленная Богу») учила о величайшем призвании человека — быть обрученным Богу, обрести божественные тела, составы, ткани, кости, мысли и волокна. В конечном счете человек судится этим именно судом — в какой степени претерпел страстноoе. А прочие мелкие его грешки, за которые может зацепиться дьявол и его козырные судьи, черные эфиопы, не принимаются во внимание.
Так разъясняет Эаг равно олимпийским богам и подземным камерным заключенным. И славит Всевышний премирный ум Эага, говоря: Сама Премудрость наделила его благодатью премудрого судьи. И дает Эагу суд над всеми мирами и церквями, суд Святого Духа.
О совершенный суд Эага! Царь Чаши, рыцарь двойного Грааля (молочного от матери и виноградного по отцу) судил не по грехам и добродетелям, как в земном суде, а по степени несомого креста, помазания в страстноoе. Суд предполагает знание конечных и последних целей. Стремилась ли душа испить от чаши познания Вышней Любви? жаждала ли помазаний и умащений маслами для воздвижения к Брачному Одру? Вот мерила, какими пользовался Эаг, за что и был возлюблен олимпийскими бессмертными.
Ойнопия времен Эага стала солнечным мессианистическим царством. Неупиваемая Чаша напояла и давала все необходимое: плодородие пашням, преблагоуханные цветы на лугах. Ведь «ойно» в переводе ‘вино’, а «пиайно» — ‘напоить до тучности’, сделать безмерно счастливым. На тучных лугах Ойнопии напояла жаждущих Чаша Грааля. И звучало еще в дохристианские времена: «Будете пить со Мною из другой Чаши, Неупиваемой, вино мессианистическое, вино Царствия».
Амбары ломились от яств, и при мелхиседековом царстве наступило на Ойнопии совершенная святократия… этот остров блаженных сошло мессианистическое царство совершенных святых, где боги разгуливают одновременно со смертными. Ойнопию, где божества соединяются с земнородными, а земнородные восхищаются на божественные высоты.
Неописуема Ойнопия. Изобилует она плодами, растениями, благоуханием райских кущ. Ни в чем нет недостатка у ее жителей. Особое поклонение воздается здесь чаше виноградного вина и последней капле небесной крови Урана. На Ойнопии совершается непорочное зачатие от страстноoй и мирровой крови Грааля.
Божественный остров Грааля рисует еще один способ непорочного зачатия: от Евхаристии! Знали бы христиане, что они вкушают — не «кровь омовения и спасения», а семя Авраамово и семя Христово! — родились бы непорочно свыше, как от скорбей Христовых Иосиф Великолепный от Марии Магдалины…
K
Но недостойна земля такого царя и царства. И возненавидела Гера (символически — Земля) Эага. Великое бедствие пришло в его царство. «Остров тучных» (Атлантида, Ойнопия, Эгина) окутал густой непроходимый туман…
Мессианистическая эра исчерпалась. Служение Духу сменилось служением букве. Постепенно жрецы, упившись благодатью Чаши, впадали в фарисейство, иерократию и иеромантию. Густой четырехмесячный туман — нашествие фарисейских заморочек, гипнозов, культово-обрядовых манипуляций и своего видения.
Чаша Грааля украдена. Наступает время чаши полной мерзостей. Ее в каждой подворотне подают священники, утучненные уже не божественным виноградным вином небесным, а тупорылой сытостью.
Ойнопия наполняется четырехмесячным густым туманом. Небо закрыто. Чаша исчезает. Возникают ее искривленные как в разбитом зеркале подобия и бледные копии. Надолго окутал туман своими тяжелыми влажными испарениями жителей священного острова, и они как бы ослепли. Призывают южный ветер, а он не освобождает их от бедствия.
Следствие тлетворного тумана — нескончаемое множество ядовитых змей. Кишмя кишат проoклятые гады. Уничтожают все живое, пожирают все кругом. Наполняют пруды, источники, купели, баптистерии, алтари, как в египетской пустыне при исходе Израиля в земли обетованные.
Не распознал Актеон в Диане божество и свою госпожу — не распознали и псы в олене своего хозяина. Неувиденная божественная метаморфоза повлекла другую, человеческую. Трагедия Актеона отразила страстноoе богов — трагедию божеств, сходящих на землю и вынужденных Последней Каплей осенять и питать евхаристически тех, кто никак иначе не может окормиться пренебесной благодатью и воспринять ее, как только впиваясь в горло своему господину в знак бесконечной благодарности к нему.
Боже, сколько тайн! Как может смертный Актеон видеть богодеву Диану, купающуюся в божественных светах? Разве может смертный воспринять свет без того чтобы ослепнуть, превратиться в пепел, прах и погибнуть? Каким образом божество воплощается на земле, ходит вслед смертных, незаметно страдает за них, никем не опознанное и не признанное?
Боже, сколько тайн! Каждая из них достойна трепетания…
Не было ни одного смертного существа на земле — от совершенного творения человека до последней козявки и шавки — которому не давалось бы божественное знамение, которому не являлся бы хотя бы однажды в каком-нибудь юродивом, понятном, доступном (или в непонятном и недоступном) образе Всевышний. Но не оказалась ли душа букашки в состоянии пророка, проспавшего в пустыне откровение божества?
Во время «совка» я диву давался, как две святые (Мария Орловская и Евфросиния Почаевская) ходили по земле и их никто не замечал, никто не узнавал. Сам Всевышний, Дух Святой открыл мне кто они. Потому я к ним не просто притек, а прилепился. Сочетался с Марией, как ни один муж с женой или друг с другом своим не сочетается. И припал, и пил от ее девственных сосцов. И взял от нее нечто большее ее самой. А потом так же — с Евфросиньюшкой Почаевской, удостоившейся нетленных мощей. А потом припал к соловецкой мощевой раке Серафима Преумиленного и удостоился вкушать ароматы ста тысяч превосхищенных, покоящихся нетленными мощами и удостоившихся царских огненных венцов, что просияют в Богоцивилизации-III.
О величайшие тайны бытия! Для меня поныне духовная жизнь и свидетельство Вышнего остается загадкой, сколько бы его ни копировали, сканировали и подгоняли под рамки привычных и очевидных «житий» вампиры от религии — ученые фарисеи.
Девкалион, его жена Пирра и человечество родившееся из кости Грааля
24.08.05 Измир
Атлантическая версия потопа и ковчега выглядит намного духовнее иудейской. В центре предания — праведный Девкалион («девственное лоно») и жена его Пирра (мирровая Евхаристия, Брачный пир).
K
Жители «медного века» злобой, развратом и бесчестием восстановили против себя Всевышнего. Юпитер решил погубить род человеческий за его непослушание. В противном случае люди уничтожат друг друга и впадут в еще более тяжкие скверны. Деревянный корабль был построен лишь для двоих: Девкалиона и Пирры.
Библейский Ной вошел в ковчег со своими родственниками и попарно ввел животных. Атлантическое предание более духовное. В основе его девственная благодать. Девкалион — не просто праведник, но совершенный девственник. Жена его Пирра — божественная дева. Обоих связывают узы теогамического брака. Оба устремлены к Всевышнему и непятнаемы в своем существе.
Семь дней носится корабль с Девкалионом и Пиррой по морским волнам, пока не причаливает к суше. Девкалион разбивает жертвенник благодарения Всевышнему и просит об одном своего господина, нескончаемо его благодаря: о продолжении адамова рода.
Прямого потомства, как у Ноя, у Девкалиона нет. Адамов род рождается заново свыше от Девкалиона и Пирры.
Господь слышит страстноoе прошение единственно переживших потоп двух девственных агнцев и говорит им:
— Возьмите камни. Идите и разбрасывайте их направо и налево. Из них родится новое человечество и ваше потомство.
K
Рожденное из камня человечество Грааля… Перламутровая кость Грааля, составы, напыления, частицы прилепления, расплавление жемчужины и пр., сопровождающее Грааль и учение о внутренней чаше, лягут в основу Богоцивилизации как белый камень, на котором написано новое имя Всевышнего.
«Послепотопное» человечество в своем внутреннем составе содержит тайну Грааля и подлежит обожению. Только перламутровая кость обглодана «псами Алкеона» — фарисеями и лежит незаметно у порога хозяйского дома. Ее бы поднять, омыть, облобызать, принять в сердце. Усвоить, что в основе человеческого состава лежит чудесная и бессмертная кость. По ней человек воссоздается после своего малого внутреннего потопа. Идет он, подобно Девкалиону и Пирре, двум своим мужеженским ипостасям, разбрасывая направо и налево камешки. Рождается от него нетленное потомство — богочеловечество.
K
В библейских текстах способ размножения обычный. От Ноя рождаются Сим, Хам, Иафет, и продолжается бесчестие.
Атлантида рисует совершенные образцы. Потомство, рожденное от камней Девкалиона и Пирры, будет пить из Чаши Грааля. Это будут девственники (малые дети Девкалиона на брачном пиршестве вышней любви). Вместе с матерью, добрейшей и девственной Пиррой, прославят они Всевышнего в опьянении его блаженств среди земных скорбей, пустынь и меры страстноoго, попущенной для входа в брачные чертоги.
Божества приходят с таинственной целью: осуществить любовь, какой нет даже на небесах.
Орфей, или Сила девственной влюбленности
19.06.05 Дери
О девственная влюбленность! Величайший из ключей к обожению, ключ богосупружества!
Общее между Гермесом Трисмегистом, аполлоническим и дионисийским началом, Орфеем, Пифагором, Моисеем и Заратустрой, Иисусом Христом, пророками и помазанниками всех времен — их несказанная, боoльшая чем у обычных смертных влюбленность.
Девственная влюбленность поддерживает мир среди богов Олимпа. Египетские и греческие (элевсинские) мистерии, даже дионисие-вакхические пляски женщин, предающихся высшему божеству — жажда найти выход частицам прилепления. Они как бы впервые были открыты Моисею и помещены в ковчег. В них суть всех существ, начало всех начал.
У каждой цивилизации свой ковчег и в нем сосуд с манной (кристаллизованное мирро), скрижаль, писание свыше двух влюбленных (богов и смертных, Бога и человека) и чудесный жезл расцветший (роза воскресения и вечной жизни).
K
Орфей — божественный певец из Фракии в ахейскую эпоху, сын сладкогласой музы Каллиопы и божественного Аполлона.
В чем тайна лиры Орфея? Почему ей покоряются злобные псы из окружения Цербера? Почему адовы чудища и лютейшие ведьмы-старухи с торчащими во все стороны вместо волос змеями успокаиваются и внимают лире Орфея?
Орфей — вестник Всевышнего, помазанник Брачного чертога. Орфей принес в мир религию Царствия. Она составляет единственное во все времена Евангелие или подлинную весть.
Ничего мессианистического, «искупи-тельного», восстанавливающего Израиль в религии Христа не было. Мухаммед стопроцентно прав, когда говорит по откровению ему архангела Гавриила, инструмента божественной вести всех мировых религий, открывающих истинную весть Вышнего — веющую небесную любовь через непорочное зачатие: «Весть Христа отличается от ее изложения в Евангелиях! Она не понята и искажена!»
Но вернемся от Христа к Орфею. Божественный певец, провидец судеб, музыкант даром Божиим, мелхиседеков священник, дважды рожденный. Певец сияющего «протогоноса» (Адама совершенного), серафита неподвластного падению. Непричастный холоду падшего творения, Орфей исполнен ароматами вышней любви. Музыка Царствия звучит в его гармонических вибрациях и совершенный мир.
Непрестанная влюбленность — вот где тайна Орфея. Эта влюбленность творит чудеса. Орфей безумно влюблен в Эвридику, свою девственную жену. Он буквально боготворит, видя в ней олицетворение богини чистоты, заступничества, девства христианской Девы Марии.
Орфей — от ‘ор’ (др.-иуд. ‘свет’): сияющий свет Царства.
Эвридика после укуса змеи в лесу умирает и попадает в царство теней Персефоны. Но любовь Орфея такова, что превосходит все рамки жизни, смерти, обретения, утраты. Скорбь, радость — все это пресуществляется в одно нескончаемое страстноoе — в гимн божественной любви. Орфей поет гимн славы, при этом безумно тоскуя о своей божественной возлюбленной. Совершая неслыханные парадоксальные поступки, он делает то, чего не мог делать никто до него: спускается в ад, усмиряет диких псов, мстительных эриний. Стражи Аида — псы с огромными челюстями, раздирающие на куски всякого, успокаиваются. Чудо!
В чем же сила воздействия лиры Орфея? Певец Всевышнего знает тайну, открытую помазанникам Лона (мировое превечное лоно как хронос или место пребывания верховного существа — основная тема орфизма). Зло в мире возникло из-за недостатка любви, в свою очередь вызванного фатальной ошибкой проточеловека — его отказом от креста, Древа жизни. Адам как бы естественно пал, поскольку его отказ питаться от креста (Древа жизни) отражал его низкую способность к страстноoму, вызванную в свою очередь охлаждением сердца.
Орфей делает противоположное. Как все пророки от Гесиода до Баха-Уллы, принимает бессознательный крест как универсум Премудрости. Входит в страстноoе, разгорячается в любви. И благодаря возженной свече вступает в заповедные пещеры адские.
Злобные псы — о, больные! они не знают вышней любви. Кошмарные эринии (их сторонятся даже демоны из низших сфер подземного мира) — и они усмиряются небесной любовью как обделенные ею некогда. Ад приходит в движение. Отраженная сфера падения Адама: всеобщее отречение человека от креста, а значит от Брачного одра, от вышней любви. Ею одною Орфей покоряет преисподнюю. И по сути упразднив ад, т.е. прекратив адские муки, приведя Христово Царство в мир греческого Аида, великий певец совершает невозможное. Подобно Христу, он изводит из преисподней Эвридику.
Ни один из смертных не выходил оттуда до того. Неслыханно! Его впустили как вестника, а не как осужденного раба. Ему внимали как посланнику небес. И никто не восстал, хотя не велено олимпийским богам и ангелам Всевышнего спускаться в подземные обители. Ему удалось то, чего не удавалось вообще никому из воплощенных смертных: успокоить злобу адову. Водворился мир во вселенной.
Но и этого мало Орфею. Вершина вышней любви — победить не только смерть или страх ее и болезнь, но и ад, сего последнего врага. Победить же его можно помимо укрощения мстительной злобы адовой клещей, челюстей, жаровен и прочих орудий пыток опять же пренебесной любовью. И Орфей выводит Эвридику, руководствуясь ею, своей неоскудевающей влюбленностью.
Его останавливают. У него замирает сердце. Его искушают. Орфей побеждает одной своей влюбленностью. Она превосходит все нормы, суды, статьи закона, весы судеб и предначертанные уделы. Она побеждает весь тварный мир и возвращает его в дом Вышнего при одном условии: творение должно дать согласие не оглядываться назад, что означает забыть о первородном грехе.
Эвридика устремилась за Орфеем, но тени геенские гонятся за ней. Они ее усовещают. Ад обладает кошмарной силой притяжения. Его обитатели хотели бы покинуть это всеобщее тухлое яйцо и зловонную лужу, наводненную бактериями и душами съедаемыми ими. Но и здесь тайна орфизма, бесконечно близкая к христианству: души попадают в ад по своей воле. Эвридика так же покорена лирою Орфея, как и злобные эринии. Она больше, чем другие обитатели или стражи преисподней, способна внимать музыке своего супруга. Она привыкла к его божественным гармониям. Но даже ее чем-то привлекает греховный мрак. Эвридика беспокоится. Ее терзают сомнения. Ей плохо от мысли, что она опять увидит свет и мир Божий. Зэки подземные остаются в аду только потому, что сами того хотят. И дурно адаптированы под всеобщее космическое тухлое яйцо.
Эвридика начинает восставать. Она тянет своего супруга назад. Она его усовещает. Она не понимает, зачем и куда он ведет ее. Она боится погибнуть. Сейчас ее разорвут острыми клыками злобные старухи. По ней плачет матерь Персефона.
«Что ты делаешь со мной? Посмотри на меня. Вступи же со мной в диалог. Где твоя любовь? — кричит Эвридика Орфею. — Ты любишь всех кроме меня. Куда ты меня тащишь? Зачем ты нарушаешь волю Всевышнего? Разве воспеваемый тобой единый всевластный Бог не попустил мне быть укушенной ядовитой змеей в лесу и попасть в царство теней? Оставь меня, нарушитель закона, отступник от веры отцов!»
Орфею не велено вступать в диалог со своей супругой. Таково одно из условий, поставленных ему Аидом, хозяином преисподней. Он не должен оборачиваться и вступать в диалог с Эвридикой. Еще и еще увлекает свою возлюбленную Орфей, и его сердце наполняется нескончаемой превосходящей превосходящих любовью. Еще никогда свеча страстноoго не горела подобным образом. Орфей не просто в адском пекле. Орфей в преисподней преисподних. Его возлюбленная ввергает его в ад среди ада. Она терзает его сердце, нанося ему смертельные кровавые раны, упрекая его в холодности, равнодушии, в отступлении и измене. Орфей больше не может. Измученный и обессиленный, теряя рассудок, он оборачивается, чтобы показать Эвридике свое истерзанное и окровавленное от страданий лицо. Увидев его, Эвридика все поймет!
Но как только Орфей оборачивается, тени уносят Эвридику навеки в пропасть.
О Орфей! Даже вечная смерть не может разлучить его со своей возлюбленной. Значит, так хочет Госпожа его Пренебесная Влюбленность. Только похотным нужны соития, возбудительные игры и т.п. Девственная влюбленность не знает никаких границ. Смерть над ней не властна.
Орфей остается со своей возлюбленной. Он продолжает скитаться по земле и воспевает свою Эвридику везде, где бы ни был, какие бы страны ни посещал. Его пению покоряются странствующие аргонавты.
Но нигде не находит покоя Орфей. И вот страстнаoя кончина. Орфей возвращается во Фракию, место особо ему дорогое, напоминающее об Эвридике и о юности. Здесь он встречает толпу безумствующих вакханок. Почтенные матери семейств, почитаемые дородные жены и девы, опьяненные божественным вином, предаются исступленным пляскам. Орфей проповедует среди них. Он вынимает свою лиру и поет вакханкам песнь божественной любви, отчего дионисийское исступление их становится вообще беспредельным. Эти вакханки искали того же, что и злобные псы из преисподней и змеевласые эринии — вышней любви. Услышав ее голос, вакханки буквально обезумели и в исступленном танце, влюбившись в божественного Орфея, разорвали его на куски, чтобы каждому достался весь он — царь, вестник с неба.
Легенда гласит, голова Орфея потом еще многие годы пророчествовала и пела. И воспевала сладчайшим образом любовь Всевышнего.
Сын Аполлона Орфей вполне вкушает чашу дионисийского страстноoго. Он, мирный певец, находится в непрерывном страстноoм. Он вынужден бороться с чудовищами, посещать ад, тащить оттуда душу смертной, нарушать все законы вселенной. И наконец это последнее таинство, превосходящее все эллинские мистерии, этот неслыханный танец жизни и смерти. Голодные по Вышнему Возлюбленному вакханки встречают его и находят нескончаемое утешение. Пожар небесной влюбленности приводит к тому, что они экстатически выходят из себя и раздирают Орфея на куски. Его бессмертные тела превращаются в солнце. И солнечный Орфей выходит из гроба своего как жених, озвучивая все позднейшие греческие гимны любви и оды вышнему Олимпу.
Ойнопия — остров святого Грааля в Атлантиде, или Пить нескончаемо вино из Неупиваемой Чаши
24. 08.05 Измир
У европейцев — Корбени и Монсальванш. У нас в России — Соловки, Соловьиный сад. В Эфесе — Соловьиная гора. А на Атлантиде — Ойнопия. Таковы названия дионисийских триумфальных городов сладчайшего вина, посвященных Чаше Грааля.
Где только ни появляются рыцари Неупиваемой Чаши, всюду вокруг них увивается свита нимф, ор, харит и морских дев. Наступает священное опьянение блаженством Вышнего, и мир охватывает любовь, какой нет ни на небесах, ни на земле.
K
Всевышний возлюбил Ойнопию как Свой Брачный чертог. И множеству прекрасных сыновей и дочерей дал пить от сладчайшей мессианистической виноградной лозы. «Оазисом мира» или «островом Виноградной лозы» именовали атланты Ойнопию. Мелхиседеки, хранители Чаши — «таинственным святилищем Всевышнего».
K
Любят охотиться олимпийские боги. Охотится Диана (уловляющая в сети и уязвляющая копьем Грааля сердце — стигматический удар, укол вышней любви ради помазания в страстноoе). Охотятся Афродита, ее божественный сын Эрот, Аполлон. Любят превосхищенные божества Олимпа неожиданно обретать души, находя их невесть где: в захолустье, в запущенных местах, в египтах, в аравийских пустынях, в соловецких концлагерях.
И еще в ходу у атлантических богов священнопохищение.
Всемогущий похитил у речного божества Аспаса (от «аспасиос» — вожделеющий и непрестанно радующийся) прекрасную его дочь, любимицу речных хороводов Эгину (от «Эгуэ» — близкий, ближайший к Богу и «Экуас» — помолвка). Дочь морского царя Эгина, судя по ипостасному ее имени, была помолвлена Всевышнему. Девственная богоневеста, от речных потоков благодати и щедрот Всевышнего питающаяся, умилялась на ночной молитве дева Эгина, и охватывали ее потоки благодати Вышнего.
Атлантида называет чудное избрание (Диана от «Дианиoма» — ловящая в сети) божественным похищением. О удел, выше которого нет — быть похищенным Всевышним! Разве не желает его душа? Быть похищенной из мира, исхищенной из родовых программ, из царства несущего искушения и полного соблазнов…
Вышний удостоил священную речную деву Эгину похищения. Изъяв ее из земной программы, Вседержитель отнес ее на остров Ойнопию (питание из Чаши Грааля, от божественной евхаристии свыше). И на Ойнопии от упоения Чашей Неупиваемой родился у Эгины непорочно сын Эаг (от греч. «агнуми» — ломать рамки).
K
Атлантида здесь указывает еще на одну высочайшую ойнопическую тайну — вино Грааля есть мирровая страстнаoя кровь нового зачатия. И от нее может зачать благорасположенная душа, несущая в себе начало Эгины, близкая к Всевышнему по духу, по составу («эгоэ» — помолвленная Ему от века).
K
Непорочнорожденный Эаг от рождения напоен Чашей Премудрости. По воле Всевышнего ему даже в загробном мире суждено стать судьей вместе с Миносом и Радаманфом.
О Эаг! Двойной Грааль питал его — сосцы непорочной матери, нетленное молоко Эгины, и брачночертожная благодать воздухов Ойнопии, где все напоено ароматами Чаши и виноградной лозы. Пропитанный благодатью святой Крови Всевышнего, Эаг становится священником мелхиседековым. На Ойнопии его позднее выберут царем.
Он отличается любовью к последней правде. Не выпуская из рук чашу Вышней Любви, знает он чашу Мер и Сроков, чашу Справедливости — как бы производные от евхаристической. Знают на земле то, чего не знают даже боги олимпийские. Не потому ли (ведь от земли виднее!) великие Олимпийцы часто призывали Эага быть судьей в своих спорах? Одно — как они понимают свыше. А другое — когда божественная непорочная душа выносит суждение с земли.
Удивительно нестандартно мышление атлантов! Судьей, вроде бы должным выносить решение согласно законам, назначают они не радителя буквы, а поборника последней правды — Эага, чье имя «Ломающий рамки законов»14.
Выходит, только ломая рамки привычных норм и законов, можно судить человеков судом праведным!
В этом тайна Эага. На небесах он судья среди Олимпийцев (даже им когда возникает уникальная, ни с чем несравнимая ситуация, необходим суд старца, суд Святого Духа). Затем судья в своем царстве наивысшей справедливости на маленькой Ойнопии, этом оазисе мира времен Атлантиды. И даже в подземном царстве, где так же учит подопечных своих вначале следовать законам, а потом ломать их привычные рамки и нормы, поскольку над Законом стоит Вышняя Любовь. В загробном мире вместе с Миносом и Радаманфом Эаг объясняет законы Грааля и приучает души из нижних миров питаться и искать причастия от верхних…
Эаг от рождения вкушает двойной Грааль: Грааль материнских сосцов своей непорочной матери, «речной Афродиты» Эгины и Грааль виноградного вина Мессии. От этого вкушения Эаг превращается в живое точило. Все его существо полно блаженства принесения себя в жертву ради вышней любви.
Столь полон благодати Эаг, что верхние и нижние миры избирают его своим судьей. Суд Эага — не суд добра и зла, грехов и добродетелей, а таинственный суд Премудрости.
Эагу как посвященному Грааля открыта чаша страстноoго. Его единственное мерило, как священника последней правды: понес ли крест свой? посвящена ли душа в страстноoе? исполнилась ли мера ее? Такими именно мерилами желают Аид и Персефона чтобы судили их камерных зэков подземных сфер.
Прекрасен Эаг, этот сэр Галахад древнего мира, отец мессианистической династии атлантических диспозинов! Во все века там, где сияет чаша Грааля, рождается свой Корбеник — замок из слоновой кости, украшенный изумрудом, ониксом, алоэ и полный богатств земных и небесных.
Мать его Эгина («близкая Всевышнему», «помолвленная Богу») учила о величайшем призвании человека — быть обрученным Богу, обрести божественные тела, составы, ткани, кости, мысли и волокна. В конечном счете человек судится этим именно судом — в какой степени претерпел страстноoе. А прочие мелкие его грешки, за которые может зацепиться дьявол и его козырные судьи, черные эфиопы, не принимаются во внимание.
Так разъясняет Эаг равно олимпийским богам и подземным камерным заключенным. И славит Всевышний премирный ум Эага, говоря: Сама Премудрость наделила его благодатью премудрого судьи. И дает Эагу суд над всеми мирами и церквями, суд Святого Духа.
О совершенный суд Эага! Царь Чаши, рыцарь двойного Грааля (молочного от матери и виноградного по отцу) судил не по грехам и добродетелям, как в земном суде, а по степени несомого креста, помазания в страстноoе. Суд предполагает знание конечных и последних целей. Стремилась ли душа испить от чаши познания Вышней Любви? жаждала ли помазаний и умащений маслами для воздвижения к Брачному Одру? Вот мерила, какими пользовался Эаг, за что и был возлюблен олимпийскими бессмертными.
Ойнопия времен Эага стала солнечным мессианистическим царством. Неупиваемая Чаша напояла и давала все необходимое: плодородие пашням, преблагоуханные цветы на лугах. Ведь «ойно» в переводе ‘вино’, а «пиайно» — ‘напоить до тучности’, сделать безмерно счастливым. На тучных лугах Ойнопии напояла жаждущих Чаша Грааля. И звучало еще в дохристианские времена: «Будете пить со Мною из другой Чаши, Неупиваемой, вино мессианистическое, вино Царствия».
Амбары ломились от яств, и при мелхиседековом царстве наступило на Ойнопии совершенная святократия… этот остров блаженных сошло мессианистическое царство совершенных святых, где боги разгуливают одновременно со смертными. Ойнопию, где божества соединяются с земнородными, а земнородные восхищаются на божественные высоты.
Неописуема Ойнопия. Изобилует она плодами, растениями, благоуханием райских кущ. Ни в чем нет недостатка у ее жителей. Особое поклонение воздается здесь чаше виноградного вина и последней капле небесной крови Урана. На Ойнопии совершается непорочное зачатие от страстноoй и мирровой крови Грааля.
Божественный остров Грааля рисует еще один способ непорочного зачатия: от Евхаристии! Знали бы христиане, что они вкушают — не «кровь омовения и спасения», а семя Авраамово и семя Христово! — родились бы непорочно свыше, как от скорбей Христовых Иосиф Великолепный от Марии Магдалины…
K
Но недостойна земля такого царя и царства. И возненавидела Гера (символически — Земля) Эага. Великое бедствие пришло в его царство. «Остров тучных» (Атлантида, Ойнопия, Эгина) окутал густой непроходимый туман…
Мессианистическая эра исчерпалась. Служение Духу сменилось служением букве. Постепенно жрецы, упившись благодатью Чаши, впадали в фарисейство, иерократию и иеромантию. Густой четырехмесячный туман — нашествие фарисейских заморочек, гипнозов, культово-обрядовых манипуляций и своего видения.
Чаша Грааля украдена. Наступает время чаши полной мерзостей. Ее в каждой подворотне подают священники, утучненные уже не божественным виноградным вином небесным, а тупорылой сытостью.
Ойнопия наполняется четырехмесячным густым туманом. Небо закрыто. Чаша исчезает. Возникают ее искривленные как в разбитом зеркале подобия и бледные копии. Надолго окутал туман своими тяжелыми влажными испарениями жителей священного острова, и они как бы ослепли. Призывают южный ветер, а он не освобождает их от бедствия.
Следствие тлетворного тумана — нескончаемое множество ядовитых змей. Кишмя кишат проoклятые гады. Уничтожают все живое, пожирают все кругом. Наполняют пруды, источники, купели, баптистерии, алтари, как в египетской пустыне при исходе Израиля в земли обетованные.