Чайкин понимал начальника, в царившей бессмыслице часто приходилось доказывать правомерность открытия огня не с пьяных глаз, а в ответ на происки моджахедов - у вас нет жертв, а пострадали дома мирных граждан. Кроме того, милицейский опыт учил: что бы ни сделал - грамотно напиши, а потом стой твердо, самые грозные разбиратели в конце концов запутаются и все спустят на тормозах, когда от реального происшествия останутся версии участников и куча бумажек. Шум стоит первые день-два, затем острота теряется, новые казенные хлопоты с текучкой оттесняют вчерашнюю злободневность. Не велика беда - школа, "духи" ее и рванули со злости, обнаружив, что драгоценные бланки ушли, или снаряд попал, да мало ли что, какое-то время она вовсе оставалась бесхозной. Проголосуют макаки и в своей управе... Балинюк подсказал содержание, словно читал мысли, в подробности не лез, обнаруживая вновь стаж и зрелость: ты не говорил, я не слышал, тебе же легче отбалтываться, если что. Майор вообще оказывался мужик ничего, нашли бы общий язык, если б не соперничество дома...
В середине дня командир поднял начштаба, малость дюбнувшего перед койкой и проспавшегося не до конца:
-- Съезди в школу, подбери наше, что осталось. Глянь заодно, чего там, вырази сочувствие директору, его позиция тоже будет важна. Обещай - если удастся, выпишем материалы, поможем чем-нибудь.
Проклиная дурацкую войну и командировку, Чайкин с трудом встал и начал сгребаться. Далась им эта несчастная бурса, сколько всего разрушено из-за генералов с политиками - нет спроса, на веку сам кое-что взрывал, с жертвами, и ничего страшного, а тут... УАЗ стоял наготове, взяв двух бойцов и бывшего старшего поста, поехал в школу.
Вид открылся и впрямь удручающий. Здание не пострадало так в предшествовавшие боевые действия, как за минувшую ночь. В асфальте перед главным входом, где строились когда-то линейки и отмечались звонки, теперь зияла приличная воронка, по фасаду и с торцов не осталось целых стекол, издырявленная пленка, заменявшая их, висла клочьями. Выщерблены кирпича отныне было не скрыть ремонтами, разве только штукатурить стены целиком, эти мелкие раны остаются самым долговечным напоминанием о войне. Саму школу снаряды обошли, за что Чайкин ругнул про себя минометчиков, понимая - и они не боги, хотя славно было б списать все на других, но первый этаж изнутри облизало пламя, в длинном коридоре взрывами снесло несколько дверей, вышибло оконные рамы, иссекло потолок и выщербило бетонный с крошкой пол.
Пожилой директор в сетчатой шляпе, с потемневшим институтским ромбом на лацкане вытертого пиджака бродил по школе, заглядывая в классы и горестно вздыхая. Второму этажу тоже досталось, он сокрушенно качал головой - только закончили посильный ремонт, и вот... Несколько учительниц в косынках и хромой тощий мужичонка пытались что-то убрать с помощью учеников постарше, ребятня носилась во дворе. Мальки беззастенчиво окружили "козелок" и увязались за милиционерами, норовя потрогать оружие и выпиравшие из карманов гранаты. По летнему времени поросль была свободна, не зная, как убить время, радовалась всему. На скупые пояснения директор вяло отвечал: "Да, да", и Чайкин не стал вдаваться в подробности. Патронные ящики, под которые он заложил тол, разметало на части, собрав оставшееся барахлишко - чайник, кастрюли, миски, забытый шуршун, которое не успели растащить уборщики, делегация отбыла без политесу. Дядьку с работниками было отчасти жаль, они искренне сокрушались напасти, но вина лежала в целом на всех - нечего вскармливать дудаевых с прочими шамилями.
Умен оказался командир, не имевший толком юридической подготовки и работавший в органах сравнительно мало. Однако не зря он столько лет служил государству, изучил его механику и знал, как просто давится судьба, попавшая случайно под гигантские колеса. Балинюк тем же днем успел съездить в администрацию и составить протокол осмотра злополучного ящика, подтверждавший его непорочную целостность, затем прибывшие из райцентра уполномоченные вскрыли его и пересчитали пустые бланки, при виде которых майор крякнул: что ж, нельзя было их проштемпелевать заново или подвезти позже?.. С присутствующих взял расписки об отсутствии претензий, после чего ящик снова опечатали, хотели было пластилином за неимением сургуча, но командир настоял использовать хотя бы свечку, закапав все углы и приложив личную печать. Председатель не знал уже, как избавиться от проклятых бюллетеней и настырного русского, но Балинюк предложил ему заезжать на пост, литр-другой качественного бензина для хороших людей всегда найдется, и расстались они почти друзьями.
Затем он посетил школу, сердечно пособолезновал директору, подарил три стопки тетрадей и связку карандашей, осмотрел помещения и начальственный кабинет. Отметил несоблюдение норм пожарной безопасности, от случайного трассера и даже окурка может сгореть все, установил, что бумажки действительно находились в переносном металлическом ящике, а не крепленном к прочным элементам конструкции сейфе с надежным замком, как предусмотрено законом (директор не нашелся даже спросить, каким). Вместо специально оборудованного помещения документация была оставлена на рабочем месте главы заведения, где нет решеток на окнах. Просто в шкафу? Ну, знаете... А моим людям в итоге пришлось рисковать жизнью, чтобы эти бланки спасти. Придется, видимо, обо всех нарушения доложить соответствующим инстанциям.
-- Я причем? - слабо протестовал ошарашенный директор. - Распорядились голосовать здесь, всегда так было, привезли эти бюлльтень, что я могу? У нас сейф на деньги нет, все украли, когда зарплата бывает, деньги несу домой, а этим выборам специальное помещение делать стану, что ли?
От волнения он коверкал вначале чистую речь.
-- Значит, кому-то выгодны наши трудности, - гнул свое Балинюк, намеренно все подстроили, спровоцировав нападение боевиков. Поэтому давайте, чтобы подстраховаться, составим акт о том, что документацию разместили в необорудованном здании, с вопиющими нарушениями правил, не организовав должным образом охраны и обороны, вследствие чего пострадали мой боец и ваша школа. По экземпляру каждому.
Взвинченный директор уже сам рад был иметь какие-то бумаги, зная их силу в казенном аппарате, и Балинюк скоренько набросал текст на собственных белых листах. Упросив заверить росчерки печатью, дружелюбно пригласил заглядывать, пожал руку и отбыл.
По дороге он завернул на газовый участок, где имелся единственный в селе ксерокс, и за банку тушенки откатал копии всех бумаг. Затем с чувством выполненного долга наконец отправился по собственным делам.
Труды его отнюдь не пропали. Спустя день после выборов из района прикатила на гражданских авто куча местных чинов под охраной собственных милиционеров. Чехи, стоило им заполучить кроху власти, не говоря уже автомат, становились заносчивы, неприступны и грубы, точно враз менялась сущность. С разными "союзниками", вновь укомплектовываемыми нацкадрами силовыми и прочими службами была одна неясность и множество заморок. Коллег продолжали звать гантамировцами по рождению из формирований, участвовавших в боях за Грозный на российской стороне. Поначалу ОМОН-спецназ их просто разоружал, когда проезжали через посты, затем велели не трогать. Сверху взяли курс на учреждение туземной власти, и с недавнего времени здешних милиционеров даже стали присылать в целях усиления на блок. Обе стороны держались скованно, общих тем не нашлось, молодые чеченцы плохо говорили по-русски, старших неудобно было о чем-то спрашивать, разговор быстро упирался в события последних лет. Когда они попытались вмешаться в досмотр машин, пропустив кого-то - наши ребята едут, Чайкин вспылил:
-- Уважаемые, ну его лезть сюда! Пообедайте с нами и валите к себе без обид по-хорошему, лады?
Тормознув попутку, чехи молча уехали и больше не появлялись. Заявился ли теперь кто из опущенных тогда деятелей, бойцы не разобрали, но держались прибывшие нагло. Горбоносый лысоватый пузан в камуфляже со "Стечкиным" на боку назвался помощником прокурора и без околичностей начал: решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту попытки срыва общенародных выборов. Направленный для охраны избирательного участка личный состав, пользуясь малозначительным либо сымитированным ими же обстрелом, умышленно взорвал и поджог здание, причинив значительный ущерб интересам государства, с трудом залечивающей раны республике и ее системе образования. После чего милиционеры самоуправно изъяли бюллетни, передав их военнослужащим федеральных сил, оказывали давление на членов комиссии и ряд должностных лиц, вынуждая их подписать лишенные какой-либо законной силы бумаги об отсутствии претензий. Все замешанные в преступлении лица должны проехать с нами. Кто руководил нарядом в ту ночь?
Во гад, как чешет, думали многие. Наверняка из прежних, где скороспелке увостриться так, чего ж тогда гнать волну, заставшие нормальную жизнь при совке обычно проявляли лояльность к центральной власти. Внутренне напружинившись, Чайкин готов был шагнуть вперед - "ну, я", однако Балинюк сказал преспокойным голосом:
-- Документы, пожалуйста.
-- Чво?
-- Предъявите документы, уважаемый. В противном случае мне не с кем говорить.
Пыхнув, крепыш залез в карман и вытащил удостоверение на толстой цепочке с цветной фотографией внутри. Распахнув на миг, хотел тут же спрятать, но Балинюк остановил его:
-- Не-ет, позвольте ознакомиться. - Вчитавшись, он достал книжку в тисненном переплете и черкнул туда ручкой с золотым пером. - Так-то лучше, господин Шахбиев Хаважи Таусович. Можем пройти в штаб все обсудить, а правомерность действий бойцов и командира, самоотверженно вынесших избирательные бюл... летени из-под огня, отражена в соответствующих документах.
-- Ваши отписки у меня здесь, - прокурорский раскрыл кожаную папку и потряс ею, - кто такие Чайкин и... бывший старшим в школе?
Фамилию отделенного Годзиелевский и дома выговаривали не все, почерк у него тоже был весьма корявый. Сам он стоял тут же в цветастых шортах-трусах, отсвечивая бронзовыми плечами, лицо его заметно вытянулось, а чесавшая пузо рука замерла. Сунув пальцы за широкий ремень, командир ответствовал:
-- Мои бойцы действовали законно и спасли выборные документы, никто давления не оказывал, у меня имеются подлинники всех бумаг. Показания бывают после возбуждения уголовного дела, что целому помпрокурора надо бы знать. Никто никуда не поедет, если требуются какие-то дополнительные объяснения, могу пропустить за охраняемый периметр лично вас. Остальных попрошу покинуть вверенную мне территорию и ближе трех метров к забору не подходить!
-- Да ты, э... - шагнул к нему небритый урка из свиты лысого.
-- Отряд, ко мне! - оглушительно гаркнул Балинюк.
Кто откуда взялся, стояли округ по-домашнему, в тапочках и спортивных штанах, но через секунду на незваных гостей смотрело уже с десяток стволов. От казармы бежал народ в отягченных боезапасом разгрузках, лязгая затворами, наряд поста сунул дула внутрь базы поверх ограждений с мешками, над срубом "кукушки" возник пулемет. Чеченец, бранясь по-своему, отступил.
-- Вы понимаете свои действия? - горбоносый стал багроветь. Немедленно уберите оружие и предоставьте сюда тех, кто охранял избирательный пункт, иначе будете арестованы и вы, и преступники, которых покрываешь!
-- Слушай, помощник, - майор тоже наливался краской, - кто ты такой, чтоб здесь командовать? Давай катись откуда прибыл, иначе разоружу твою банду и сдам не в комендатуру, а сначала войсковикам, и дернется хоть один все тут ляжете!
-- Ты ответишь за это, - повысил голос толстый. - Не знаешь просто, с кем говоришь - сейчас придет твой руководитель, сам разоружишься ему!
Он заклокотал что-то в рацию по-чеченски, затем на русском призвал:
-- Один-три, зайди пожалуйста, проблеми у нас, бичить начинают. - И прибавил, оборотясь к строптивому командиру: - Сейчас, я на тебя посмотрю, как ты у военного прокурор округа бледный стоять будешь!..
Ситуация повисла на волоске, Балинюк и чех равно кипели, однако понимая, что любое движение сторон и даже окрик повлекут стрельбу. Из прохода между ограждениями появился замначальника временного отдела, известный всем по частым визитам. По-видимому, он приехал с чеченцами и ждал в машине снаружи, а теперь вынужден был объявиться. Замнач выглядел смущенным, шел не торопясь, стараясь избежать взглядов. Сунув руку Балинюку, нехотя поинтересовался:
-- Что тут у вас?
-- Да вот, Абульхаир Галимзянович, - знавший начальство поименно и обычно радушный с ним командир отряда был суров, - явились к нам, права качают, обвинения какие-то возводят, да еще требуют бойцов им отдать. Дурака нашли, что ли?
-- Ну, это... все надо по закону. Съездят, это, напишут что надо и вернутся, чего ты уж?
Лицо Балинюка окончательно закаменело. С ВОВДом отношения вообще складывались непросто, он и был вышестоящей инстанцией, и не совсем, ибо имелись более прямые - комендатура, группировка, мобильный отряд, которому непосредственно подчинялся личный состав определенных блоков. Кроме того, комплектовавшие временный отдел татары заметно держали руку чехов и не очень ладили со многими отрядами из российских регионов. ВОВДы в полубоевых условиях заставляли вести обычную милицейскую работу, на подрыв машины и кражу овец выезжала одна следственно-оперативная группа, созданный материал уполномоченные лица обязаны были рассмотреть в те же сроки, что их коллеги по всей стране. С местными неизбежно завязывались разные связи, включая коррупционно-покрывательские, укреплявшиеся в силу преемственности контингента временника. Кроме того, ему приходилось взаимодействовать с национальными органами и структурами, создававшимися все активнее, достигать обычного взаимопонимания между ветвями власти. Все это ставило отделенцев в сложное положение - работать бок о бок с кем-то не то, что отмаяться день на посту.
Районному ВОВДу отряд прямо не подчинялся, но выполнял указания, проверялся им, передавал задержанный народ, машины, грузы, изъятые вещи документы. Показателей требовали и здесь, но их "делание" в условиях разрухи, отсутствия функционирования исполнительных систем, неприкрытого корыстолюбия и грубости нравов оборачивалось лишь пущей бессмысленностью и мздоимством. Схваченные часто уходили раньше, чем отбывал доставивший их наряд, транспорт быстро отпускался, нелегальный бензин начальник отдела сливал личному покупателю-оптовику. Однако на совещаниях в присутствии командиров постов он строго требовал выявлять участников бандформирований и потенциальных террористов, дотошно проверять всех следующих через блоки, проявляя неподкупную принципиальность. Как выявлять - смотреть правое плечо? Нужно стрелять целыми днями и таскать "калаш" на голом теле, чтоб остался след, с зеленой повязкой на лбу и прозрачным мешком пластита тоже пока никто не проезжал... Даже толком "пробить" человека, за исключением списков разыскиваемых полугодовой давности, не представлялось возможным по отсутствии единого информационного центра и связи с ним. Выпытывать у каждого, что делал с декабря 94-го по сей день, а потом ехать к родственникам, знакомым, во все указанные пункты жительства, сверяя, что соврал - ради Бога, шлите вертак, роту поддержки и снимайте с поста. Тащить всех подряд в блок и бить, пока что-нибудь не скажут - а зачем нам это, данный этап в ходе освободительной компании все-таки уже прошел.
Вместе с тем отсутствие крупной дичи старались не возмещать обилием мелкоты, просроченной фотографией в паспорте или разбитым подфарником "Запора". Рядовым парням во временнике хватало забот без того, в том числе с пленными, которых таскал всякий спецназ при регулярных зачистках. Ходил анекдот-быль первой войны: свежий ОМОН привозит задержанных, в отделе как всегда крик, мат, дурдом. Разрываясь между коммутатором, рацией и своими книгами, дежурный орет:
-- Куда столько натащили, не буду принимать!
-- А че нам с ними делать?
-- Да хоть выведи и расстреляй!..
Арестантов выталкивают, через минуту очереди. Дежурный с воплем выскакивает: так и есть, лежат у стены.
-- Вы что, с ума съехали?!
-- Мы думали, так принято - сам же сказал...
Окончательно перестали кого-либо сдавать после одного случая. На посту задержали тарантас без документов - рукописная доверенность на половинке листа, права алой корочкой, минувшей эпохи, свидетельства о регистрации транспортного средства, именуемого по старинке техпаспортом, вообще нет. Дедок в шляпе и заштопанной куртке гортанил скорее всего правду: взял у родственника "Москвич", проклятую бумажку забыл - у кого тут сейчас все в порядке, и так на каждом посту даешь бакшиш. Может, и отпустили бы дядьку с миром или без машины, езжай за свидетельством либо вези хозяина, но случился на беду проверяющий чуть не из самой Ханкалы. Словно больше нечем заняться, влез: немедленно доставить в ВОВД, проверить по учетам, мы добренькие, а они все на краденных машинах ездят. Матерясь про себя, Балинюк полез в УАЗ с двумя бойцами отдыхающей смены, еще одного посадил за баранку разбитого оранжевого драндулета с отвинченными панелями дверец, чтоб не искали везде оружия, и процессия двинулась в район.
В отделе мужичку склонялись поверить, оставляй машину и топай, владелец приедет и заберет. Ручную картотеку перебирали редко, но было электричество, и дряхлый автономный компьютер с базой данных неизвестных времен сообщил, что злосчастный автомобиль по номеру двигателя числится в розыске за Волгоградской областью. Напрасно клялся мужик, что хозяин двадцать лет ездит на этой тачке - кто спорит, менял движок, и втюхали от разобранной угонки, такого и в России полно, а уж здесь было правилом при анархии. В независимую вашу Очкерию стекалось до 70% краденного транспорта всей страны... Дядька плакался, теперь откупаться предстояло за себя и за телегу, он клял соседа и в то же время просил съездить вместе к нему, чтобы выяснить правду и избежать разбирательств. Дежурный, однако, связался с кем-то по внутреннему телефону, зарегистрировал рапорт и попросил:
-- Братки, оттарабаньте его на спецплощадку, организовали тут вмести с ГАИ. Сразу техническую экспертизу назначат, вам же показатель будет. Это за бывшей мельницей, а у меня сейчас ни транспорта, ни людей.
Куда деться, надо идти друг другу навстречу. Злясь на ретивого проверяющего (легко разъезжать на бронированном УАЗе с эскортом, ты покомандуй бойцами или постой на дороге сам), беспамятного старика и недотепу-хозяина, Балинюк велел ехать через выселки по объездной дороге. Выйдет быстрее, в райцентре движение интенсивнее и плотнее заторы на постах, а в том краю имелась давняя надобность, один подпольный "нефтяник" был должен за услугу. Раз уж приходится тратить время, хоть малую пользу следовало извлечь. По "трубе" о встрече здесь не договоришься, чтобы застать кого-то дома, ездят до упора. Водитель, приданный отряду, был в Чечне первый раз, плохо знал дороги, вечерами прикладывался к бутылке и плевал на все, поэтому командир указывал даже там, где нормальный рулевой в любых условиях руководствуется сметкой и чутьем. Сам Балинюк, имея права трех категорий, почти не водил и тяги к автомобильному делу не испытывал.
Маленькая кавалькада покинула жилые кварталы, чтобы по дуге малоезжей трасски оказаться в южном конце большого села. За пробитыми башнями элеватора к асфальту жалась рощица, напротив торчали ряды бетонных стел кладбища с округлым верхом, кое-где дополненных жестяными флажками на шестах - погибшим в войне и вообще геройски. Дальше кустистые заросли, постепенно расширяясь, клином бежали в горку. Оттуда и грохнул в откос полотна перед самым носом "козла" гранатометный заряд, с обеих сторон понеслись очереди. УАЗ нырнул в кювет передними колесами, ведший "Москвич" боец ударил по тормозам, вывалился на дорогу и покатился к канаве. Балинюк едва не протаранил теменем лобовое стекло, водиле расплющило грудь баранкой, задние тоже порядком стукнулись, однако все мигом опомнились и метнулись россыпью по кустам. Дедок тоже выскочил из машины и ткнулся ничком в асфальт, закрыв голову руками.
Потрясенный струхнувший Балинюк все же быстро сообразил, что огонь не концентрируется на них, идя выше - палят друг в друга через шоссе. Кто тут еще может быть, свои какие-нибудь да чехи, не хватало только под раздачу попасть. Оторвав лицо от илистого дна траншеи, он крикнул выпустившим по рожку невесть куда бойцам:
-- Не стреляйте, всем лежать!..
Докумекав что-то сами, хлопцы вжались глубже в кюветную грязь и пыльную траву у дороги. Стрельба переместилась за развалины поодаль, образовав какой-то новый очаг. Бабахнул взрыв, воздух прошила длинная пулеметная очередь, сшибая листву и веточки с кустов, после нескольких отрывочных выстрелов все стихло. Парни оставалась на своих местах, начиная понемногу шевелиться. Балинюк уже чувствовал командирскую необходимость что-то предпринять, когда из зелени напротив раздалось:
-- Эй, кто здесь?
Голос звучал вроде без акцента. Не успел он ответить, как водила крикнул из канавы:
-- Свои!
-- А ...ли тогда прячетесь? Пусть старший выйдет.
Балинюк приподнялся:
-- Грамотный, от вас тоже один навстречу, оружие за спиной!
-- Ладно, вылазьте!
Ситуация оказалась будничной: разведка охотились за боевиками, укрывшимися под личиной мирных граждан и умышлявших какую-то гадость в этих местах, засаду, установку фугаса на будущее или подрыв. Те чувствовали опасность, стереглись, группы битый час кружили, пытаясь запутать друг друга и обмануть. На ограниченном, взрезанном дорогой пятаке трудно играть в прятки, коллеги решились на удар, и тут из-за поворота вылетел отрядный УАЗ. Чехи запросто могли подбить его, хотя бабахнули скорее всего от неожиданности, без толком прицела. Балинюк невольно поежился - еще бы метр, командирское сидение как раз впереди... Не удержался:
-- Нашли, блин, где стрелять!
-- А вы, блин, где ездить!..
Подняв охавшего трясшегося старика, посчитали дырки в УАЗике и корпусе "Москвича". Да, останься кто-то внутри... Созрел Балинюк мгновенно:
-- Отец, вали отсюда на все четыре стороны, не дай Бог еще появишься с этой развалюхой на каком-нибудь посту! Из-за тебя чуть все не легли... Духу твоего чтоб не было через минуту, пшел!
Шалый старик залез в машину, которая отказалась заводиться, пришлось еще и толкать. Обстрел Балинюк решил не фиксировать - тащиться снова в райотдел, объясняться насчет машины, терять полностью день. Наград за мужество из случая не вытянуть, казенный автомобиль не списать, а какая-нибудь рация не заслуживает мороки - после разом будет спихнуто все, что можно, под нападение на пост или липовый пожарчик. На должок, чуть не стоивший жизни, махнул рукой, наменяв у военных за пол-литра спирта гранат и ВОГов, развернулись и помчались назад. Объехав временник пятой улицей, Балинюк зарекся на будущее таскать схваченных куда-то: надо - приезжайте сами, нет - пинок в зад. На удивление собственные его поездки, даже самые рискованные, кончались удачно.
И сейчас, глядя в лицо прокурорскому мимо переминающегося зама ВОВДа, Балинюк отчеканил:
-- В вопросах, касающихся действий личного состава, я подчиняюсь только мобильному отряду, а ни один боец отсюда не выедет без приказа командующего объединенной группировкой. Когда получите его в письменной форме, продолжим разговор, а пока в своих требованиях превышаете должностные полномочия. Впредь без представителей командования говорить с вами отказываюсь, и повторно требую от посторонних очистить территорию блокпоста!
Видя оборот ситуации, в которой шишкарь временника не помог ему, главный чех наконец отступил. Он решительно сунул под мышку папку, скомандовал что-то кодле и зашагал к выходу, бранясь по-своему и грозя пальцем:
-- Ты ответишь за это! За все ответишь!
Отделенческий зам, вздохнув с облегчением, шепнул Балинюку:
-- Правильно, так их. А я, сам понимаешь...
Затем развернулся и объявил вслух, уходя:
-- Что ж, будем разбираться. Самовольства не потерпим ни с чьей стороны!
Многозначность его финальной тирады дошла к присутствующим не сразу. Командир крутнул башкой - вот хитрая татарва...
Чайкин ощущал благодарность старшему - сам он в итоге, может, и поехал бы с чехом, в полной экипировке, захватив всех бойцов. Однако дальше, за поворотом или в прокуратуре могли взять в кольцо, приказать сдать оружие, и что дальше, стрелять? А подчинишься - выйдет фильм "Блокпост", где солдата увезли на допрос в местную милицию и после бросили на асфальт зашитое в шкуру тело... Сравнение пришло на ум многим, загалдели:
-- Ёлы, кино прямо! Ну, батя, ты даешь, молодца!
Фронтовое обращение польстило Балинюку, а над "Кавказскими пленниками" с "Чистилищами" здесь оставалось только улыбаться. Благородные горцы вплоть до плечистого бандитского главаря, то избыточный кошмар отрезанных голов, цепляемых к стреле гранатомета...
Чехи больше не приехали, хотя явно что-то выяснили и могли копать дальше. Верно, нашлись свидетели, видевшие схватку из ближних домов, либо местные упыри хватались за любой повод куснуть федералов, а прокурорский, накручивая страсти, домыслил истинный ход событий. О той ночи участники не говорили даже меж собой, но пакостное чувство едва не пойманности у всех, особенно Чайкина, осталось. На чем - другой разговор, правильно тор, что тобой сделано. Если б обобрали или мочканули кого по беспределу, а то несчастная школа. Тут не их вина, не директора - играют политики наверху, вновь создают и укрепляют тут власть, с которой придется воевать когда-то. За дело голову класть не жаль, обидно служить чужой корысти. Школу к сентябрю подремонтируют, и так была не дворец, а детей здесь не учить, а стрелять надо... Нынешние бандиты погибнут, отойдут от дел, свалят куда-нибудь или перемрут от старости, но их ряды пополняет смена из таких вот школьничков с рюкзачками. Замкнутый круг, решение одно - к чертовой матери отсоединить их, а как бросать этот клочок страны, столько раз политый кровью...
В середине дня командир поднял начштаба, малость дюбнувшего перед койкой и проспавшегося не до конца:
-- Съезди в школу, подбери наше, что осталось. Глянь заодно, чего там, вырази сочувствие директору, его позиция тоже будет важна. Обещай - если удастся, выпишем материалы, поможем чем-нибудь.
Проклиная дурацкую войну и командировку, Чайкин с трудом встал и начал сгребаться. Далась им эта несчастная бурса, сколько всего разрушено из-за генералов с политиками - нет спроса, на веку сам кое-что взрывал, с жертвами, и ничего страшного, а тут... УАЗ стоял наготове, взяв двух бойцов и бывшего старшего поста, поехал в школу.
Вид открылся и впрямь удручающий. Здание не пострадало так в предшествовавшие боевые действия, как за минувшую ночь. В асфальте перед главным входом, где строились когда-то линейки и отмечались звонки, теперь зияла приличная воронка, по фасаду и с торцов не осталось целых стекол, издырявленная пленка, заменявшая их, висла клочьями. Выщерблены кирпича отныне было не скрыть ремонтами, разве только штукатурить стены целиком, эти мелкие раны остаются самым долговечным напоминанием о войне. Саму школу снаряды обошли, за что Чайкин ругнул про себя минометчиков, понимая - и они не боги, хотя славно было б списать все на других, но первый этаж изнутри облизало пламя, в длинном коридоре взрывами снесло несколько дверей, вышибло оконные рамы, иссекло потолок и выщербило бетонный с крошкой пол.
Пожилой директор в сетчатой шляпе, с потемневшим институтским ромбом на лацкане вытертого пиджака бродил по школе, заглядывая в классы и горестно вздыхая. Второму этажу тоже досталось, он сокрушенно качал головой - только закончили посильный ремонт, и вот... Несколько учительниц в косынках и хромой тощий мужичонка пытались что-то убрать с помощью учеников постарше, ребятня носилась во дворе. Мальки беззастенчиво окружили "козелок" и увязались за милиционерами, норовя потрогать оружие и выпиравшие из карманов гранаты. По летнему времени поросль была свободна, не зная, как убить время, радовалась всему. На скупые пояснения директор вяло отвечал: "Да, да", и Чайкин не стал вдаваться в подробности. Патронные ящики, под которые он заложил тол, разметало на части, собрав оставшееся барахлишко - чайник, кастрюли, миски, забытый шуршун, которое не успели растащить уборщики, делегация отбыла без политесу. Дядьку с работниками было отчасти жаль, они искренне сокрушались напасти, но вина лежала в целом на всех - нечего вскармливать дудаевых с прочими шамилями.
Умен оказался командир, не имевший толком юридической подготовки и работавший в органах сравнительно мало. Однако не зря он столько лет служил государству, изучил его механику и знал, как просто давится судьба, попавшая случайно под гигантские колеса. Балинюк тем же днем успел съездить в администрацию и составить протокол осмотра злополучного ящика, подтверждавший его непорочную целостность, затем прибывшие из райцентра уполномоченные вскрыли его и пересчитали пустые бланки, при виде которых майор крякнул: что ж, нельзя было их проштемпелевать заново или подвезти позже?.. С присутствующих взял расписки об отсутствии претензий, после чего ящик снова опечатали, хотели было пластилином за неимением сургуча, но командир настоял использовать хотя бы свечку, закапав все углы и приложив личную печать. Председатель не знал уже, как избавиться от проклятых бюллетеней и настырного русского, но Балинюк предложил ему заезжать на пост, литр-другой качественного бензина для хороших людей всегда найдется, и расстались они почти друзьями.
Затем он посетил школу, сердечно пособолезновал директору, подарил три стопки тетрадей и связку карандашей, осмотрел помещения и начальственный кабинет. Отметил несоблюдение норм пожарной безопасности, от случайного трассера и даже окурка может сгореть все, установил, что бумажки действительно находились в переносном металлическом ящике, а не крепленном к прочным элементам конструкции сейфе с надежным замком, как предусмотрено законом (директор не нашелся даже спросить, каким). Вместо специально оборудованного помещения документация была оставлена на рабочем месте главы заведения, где нет решеток на окнах. Просто в шкафу? Ну, знаете... А моим людям в итоге пришлось рисковать жизнью, чтобы эти бланки спасти. Придется, видимо, обо всех нарушения доложить соответствующим инстанциям.
-- Я причем? - слабо протестовал ошарашенный директор. - Распорядились голосовать здесь, всегда так было, привезли эти бюлльтень, что я могу? У нас сейф на деньги нет, все украли, когда зарплата бывает, деньги несу домой, а этим выборам специальное помещение делать стану, что ли?
От волнения он коверкал вначале чистую речь.
-- Значит, кому-то выгодны наши трудности, - гнул свое Балинюк, намеренно все подстроили, спровоцировав нападение боевиков. Поэтому давайте, чтобы подстраховаться, составим акт о том, что документацию разместили в необорудованном здании, с вопиющими нарушениями правил, не организовав должным образом охраны и обороны, вследствие чего пострадали мой боец и ваша школа. По экземпляру каждому.
Взвинченный директор уже сам рад был иметь какие-то бумаги, зная их силу в казенном аппарате, и Балинюк скоренько набросал текст на собственных белых листах. Упросив заверить росчерки печатью, дружелюбно пригласил заглядывать, пожал руку и отбыл.
По дороге он завернул на газовый участок, где имелся единственный в селе ксерокс, и за банку тушенки откатал копии всех бумаг. Затем с чувством выполненного долга наконец отправился по собственным делам.
Труды его отнюдь не пропали. Спустя день после выборов из района прикатила на гражданских авто куча местных чинов под охраной собственных милиционеров. Чехи, стоило им заполучить кроху власти, не говоря уже автомат, становились заносчивы, неприступны и грубы, точно враз менялась сущность. С разными "союзниками", вновь укомплектовываемыми нацкадрами силовыми и прочими службами была одна неясность и множество заморок. Коллег продолжали звать гантамировцами по рождению из формирований, участвовавших в боях за Грозный на российской стороне. Поначалу ОМОН-спецназ их просто разоружал, когда проезжали через посты, затем велели не трогать. Сверху взяли курс на учреждение туземной власти, и с недавнего времени здешних милиционеров даже стали присылать в целях усиления на блок. Обе стороны держались скованно, общих тем не нашлось, молодые чеченцы плохо говорили по-русски, старших неудобно было о чем-то спрашивать, разговор быстро упирался в события последних лет. Когда они попытались вмешаться в досмотр машин, пропустив кого-то - наши ребята едут, Чайкин вспылил:
-- Уважаемые, ну его лезть сюда! Пообедайте с нами и валите к себе без обид по-хорошему, лады?
Тормознув попутку, чехи молча уехали и больше не появлялись. Заявился ли теперь кто из опущенных тогда деятелей, бойцы не разобрали, но держались прибывшие нагло. Горбоносый лысоватый пузан в камуфляже со "Стечкиным" на боку назвался помощником прокурора и без околичностей начал: решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту попытки срыва общенародных выборов. Направленный для охраны избирательного участка личный состав, пользуясь малозначительным либо сымитированным ими же обстрелом, умышленно взорвал и поджог здание, причинив значительный ущерб интересам государства, с трудом залечивающей раны республике и ее системе образования. После чего милиционеры самоуправно изъяли бюллетни, передав их военнослужащим федеральных сил, оказывали давление на членов комиссии и ряд должностных лиц, вынуждая их подписать лишенные какой-либо законной силы бумаги об отсутствии претензий. Все замешанные в преступлении лица должны проехать с нами. Кто руководил нарядом в ту ночь?
Во гад, как чешет, думали многие. Наверняка из прежних, где скороспелке увостриться так, чего ж тогда гнать волну, заставшие нормальную жизнь при совке обычно проявляли лояльность к центральной власти. Внутренне напружинившись, Чайкин готов был шагнуть вперед - "ну, я", однако Балинюк сказал преспокойным голосом:
-- Документы, пожалуйста.
-- Чво?
-- Предъявите документы, уважаемый. В противном случае мне не с кем говорить.
Пыхнув, крепыш залез в карман и вытащил удостоверение на толстой цепочке с цветной фотографией внутри. Распахнув на миг, хотел тут же спрятать, но Балинюк остановил его:
-- Не-ет, позвольте ознакомиться. - Вчитавшись, он достал книжку в тисненном переплете и черкнул туда ручкой с золотым пером. - Так-то лучше, господин Шахбиев Хаважи Таусович. Можем пройти в штаб все обсудить, а правомерность действий бойцов и командира, самоотверженно вынесших избирательные бюл... летени из-под огня, отражена в соответствующих документах.
-- Ваши отписки у меня здесь, - прокурорский раскрыл кожаную папку и потряс ею, - кто такие Чайкин и... бывший старшим в школе?
Фамилию отделенного Годзиелевский и дома выговаривали не все, почерк у него тоже был весьма корявый. Сам он стоял тут же в цветастых шортах-трусах, отсвечивая бронзовыми плечами, лицо его заметно вытянулось, а чесавшая пузо рука замерла. Сунув пальцы за широкий ремень, командир ответствовал:
-- Мои бойцы действовали законно и спасли выборные документы, никто давления не оказывал, у меня имеются подлинники всех бумаг. Показания бывают после возбуждения уголовного дела, что целому помпрокурора надо бы знать. Никто никуда не поедет, если требуются какие-то дополнительные объяснения, могу пропустить за охраняемый периметр лично вас. Остальных попрошу покинуть вверенную мне территорию и ближе трех метров к забору не подходить!
-- Да ты, э... - шагнул к нему небритый урка из свиты лысого.
-- Отряд, ко мне! - оглушительно гаркнул Балинюк.
Кто откуда взялся, стояли округ по-домашнему, в тапочках и спортивных штанах, но через секунду на незваных гостей смотрело уже с десяток стволов. От казармы бежал народ в отягченных боезапасом разгрузках, лязгая затворами, наряд поста сунул дула внутрь базы поверх ограждений с мешками, над срубом "кукушки" возник пулемет. Чеченец, бранясь по-своему, отступил.
-- Вы понимаете свои действия? - горбоносый стал багроветь. Немедленно уберите оружие и предоставьте сюда тех, кто охранял избирательный пункт, иначе будете арестованы и вы, и преступники, которых покрываешь!
-- Слушай, помощник, - майор тоже наливался краской, - кто ты такой, чтоб здесь командовать? Давай катись откуда прибыл, иначе разоружу твою банду и сдам не в комендатуру, а сначала войсковикам, и дернется хоть один все тут ляжете!
-- Ты ответишь за это, - повысил голос толстый. - Не знаешь просто, с кем говоришь - сейчас придет твой руководитель, сам разоружишься ему!
Он заклокотал что-то в рацию по-чеченски, затем на русском призвал:
-- Один-три, зайди пожалуйста, проблеми у нас, бичить начинают. - И прибавил, оборотясь к строптивому командиру: - Сейчас, я на тебя посмотрю, как ты у военного прокурор округа бледный стоять будешь!..
Ситуация повисла на волоске, Балинюк и чех равно кипели, однако понимая, что любое движение сторон и даже окрик повлекут стрельбу. Из прохода между ограждениями появился замначальника временного отдела, известный всем по частым визитам. По-видимому, он приехал с чеченцами и ждал в машине снаружи, а теперь вынужден был объявиться. Замнач выглядел смущенным, шел не торопясь, стараясь избежать взглядов. Сунув руку Балинюку, нехотя поинтересовался:
-- Что тут у вас?
-- Да вот, Абульхаир Галимзянович, - знавший начальство поименно и обычно радушный с ним командир отряда был суров, - явились к нам, права качают, обвинения какие-то возводят, да еще требуют бойцов им отдать. Дурака нашли, что ли?
-- Ну, это... все надо по закону. Съездят, это, напишут что надо и вернутся, чего ты уж?
Лицо Балинюка окончательно закаменело. С ВОВДом отношения вообще складывались непросто, он и был вышестоящей инстанцией, и не совсем, ибо имелись более прямые - комендатура, группировка, мобильный отряд, которому непосредственно подчинялся личный состав определенных блоков. Кроме того, комплектовавшие временный отдел татары заметно держали руку чехов и не очень ладили со многими отрядами из российских регионов. ВОВДы в полубоевых условиях заставляли вести обычную милицейскую работу, на подрыв машины и кражу овец выезжала одна следственно-оперативная группа, созданный материал уполномоченные лица обязаны были рассмотреть в те же сроки, что их коллеги по всей стране. С местными неизбежно завязывались разные связи, включая коррупционно-покрывательские, укреплявшиеся в силу преемственности контингента временника. Кроме того, ему приходилось взаимодействовать с национальными органами и структурами, создававшимися все активнее, достигать обычного взаимопонимания между ветвями власти. Все это ставило отделенцев в сложное положение - работать бок о бок с кем-то не то, что отмаяться день на посту.
Районному ВОВДу отряд прямо не подчинялся, но выполнял указания, проверялся им, передавал задержанный народ, машины, грузы, изъятые вещи документы. Показателей требовали и здесь, но их "делание" в условиях разрухи, отсутствия функционирования исполнительных систем, неприкрытого корыстолюбия и грубости нравов оборачивалось лишь пущей бессмысленностью и мздоимством. Схваченные часто уходили раньше, чем отбывал доставивший их наряд, транспорт быстро отпускался, нелегальный бензин начальник отдела сливал личному покупателю-оптовику. Однако на совещаниях в присутствии командиров постов он строго требовал выявлять участников бандформирований и потенциальных террористов, дотошно проверять всех следующих через блоки, проявляя неподкупную принципиальность. Как выявлять - смотреть правое плечо? Нужно стрелять целыми днями и таскать "калаш" на голом теле, чтоб остался след, с зеленой повязкой на лбу и прозрачным мешком пластита тоже пока никто не проезжал... Даже толком "пробить" человека, за исключением списков разыскиваемых полугодовой давности, не представлялось возможным по отсутствии единого информационного центра и связи с ним. Выпытывать у каждого, что делал с декабря 94-го по сей день, а потом ехать к родственникам, знакомым, во все указанные пункты жительства, сверяя, что соврал - ради Бога, шлите вертак, роту поддержки и снимайте с поста. Тащить всех подряд в блок и бить, пока что-нибудь не скажут - а зачем нам это, данный этап в ходе освободительной компании все-таки уже прошел.
Вместе с тем отсутствие крупной дичи старались не возмещать обилием мелкоты, просроченной фотографией в паспорте или разбитым подфарником "Запора". Рядовым парням во временнике хватало забот без того, в том числе с пленными, которых таскал всякий спецназ при регулярных зачистках. Ходил анекдот-быль первой войны: свежий ОМОН привозит задержанных, в отделе как всегда крик, мат, дурдом. Разрываясь между коммутатором, рацией и своими книгами, дежурный орет:
-- Куда столько натащили, не буду принимать!
-- А че нам с ними делать?
-- Да хоть выведи и расстреляй!..
Арестантов выталкивают, через минуту очереди. Дежурный с воплем выскакивает: так и есть, лежат у стены.
-- Вы что, с ума съехали?!
-- Мы думали, так принято - сам же сказал...
Окончательно перестали кого-либо сдавать после одного случая. На посту задержали тарантас без документов - рукописная доверенность на половинке листа, права алой корочкой, минувшей эпохи, свидетельства о регистрации транспортного средства, именуемого по старинке техпаспортом, вообще нет. Дедок в шляпе и заштопанной куртке гортанил скорее всего правду: взял у родственника "Москвич", проклятую бумажку забыл - у кого тут сейчас все в порядке, и так на каждом посту даешь бакшиш. Может, и отпустили бы дядьку с миром или без машины, езжай за свидетельством либо вези хозяина, но случился на беду проверяющий чуть не из самой Ханкалы. Словно больше нечем заняться, влез: немедленно доставить в ВОВД, проверить по учетам, мы добренькие, а они все на краденных машинах ездят. Матерясь про себя, Балинюк полез в УАЗ с двумя бойцами отдыхающей смены, еще одного посадил за баранку разбитого оранжевого драндулета с отвинченными панелями дверец, чтоб не искали везде оружия, и процессия двинулась в район.
В отделе мужичку склонялись поверить, оставляй машину и топай, владелец приедет и заберет. Ручную картотеку перебирали редко, но было электричество, и дряхлый автономный компьютер с базой данных неизвестных времен сообщил, что злосчастный автомобиль по номеру двигателя числится в розыске за Волгоградской областью. Напрасно клялся мужик, что хозяин двадцать лет ездит на этой тачке - кто спорит, менял движок, и втюхали от разобранной угонки, такого и в России полно, а уж здесь было правилом при анархии. В независимую вашу Очкерию стекалось до 70% краденного транспорта всей страны... Дядька плакался, теперь откупаться предстояло за себя и за телегу, он клял соседа и в то же время просил съездить вместе к нему, чтобы выяснить правду и избежать разбирательств. Дежурный, однако, связался с кем-то по внутреннему телефону, зарегистрировал рапорт и попросил:
-- Братки, оттарабаньте его на спецплощадку, организовали тут вмести с ГАИ. Сразу техническую экспертизу назначат, вам же показатель будет. Это за бывшей мельницей, а у меня сейчас ни транспорта, ни людей.
Куда деться, надо идти друг другу навстречу. Злясь на ретивого проверяющего (легко разъезжать на бронированном УАЗе с эскортом, ты покомандуй бойцами или постой на дороге сам), беспамятного старика и недотепу-хозяина, Балинюк велел ехать через выселки по объездной дороге. Выйдет быстрее, в райцентре движение интенсивнее и плотнее заторы на постах, а в том краю имелась давняя надобность, один подпольный "нефтяник" был должен за услугу. Раз уж приходится тратить время, хоть малую пользу следовало извлечь. По "трубе" о встрече здесь не договоришься, чтобы застать кого-то дома, ездят до упора. Водитель, приданный отряду, был в Чечне первый раз, плохо знал дороги, вечерами прикладывался к бутылке и плевал на все, поэтому командир указывал даже там, где нормальный рулевой в любых условиях руководствуется сметкой и чутьем. Сам Балинюк, имея права трех категорий, почти не водил и тяги к автомобильному делу не испытывал.
Маленькая кавалькада покинула жилые кварталы, чтобы по дуге малоезжей трасски оказаться в южном конце большого села. За пробитыми башнями элеватора к асфальту жалась рощица, напротив торчали ряды бетонных стел кладбища с округлым верхом, кое-где дополненных жестяными флажками на шестах - погибшим в войне и вообще геройски. Дальше кустистые заросли, постепенно расширяясь, клином бежали в горку. Оттуда и грохнул в откос полотна перед самым носом "козла" гранатометный заряд, с обеих сторон понеслись очереди. УАЗ нырнул в кювет передними колесами, ведший "Москвич" боец ударил по тормозам, вывалился на дорогу и покатился к канаве. Балинюк едва не протаранил теменем лобовое стекло, водиле расплющило грудь баранкой, задние тоже порядком стукнулись, однако все мигом опомнились и метнулись россыпью по кустам. Дедок тоже выскочил из машины и ткнулся ничком в асфальт, закрыв голову руками.
Потрясенный струхнувший Балинюк все же быстро сообразил, что огонь не концентрируется на них, идя выше - палят друг в друга через шоссе. Кто тут еще может быть, свои какие-нибудь да чехи, не хватало только под раздачу попасть. Оторвав лицо от илистого дна траншеи, он крикнул выпустившим по рожку невесть куда бойцам:
-- Не стреляйте, всем лежать!..
Докумекав что-то сами, хлопцы вжались глубже в кюветную грязь и пыльную траву у дороги. Стрельба переместилась за развалины поодаль, образовав какой-то новый очаг. Бабахнул взрыв, воздух прошила длинная пулеметная очередь, сшибая листву и веточки с кустов, после нескольких отрывочных выстрелов все стихло. Парни оставалась на своих местах, начиная понемногу шевелиться. Балинюк уже чувствовал командирскую необходимость что-то предпринять, когда из зелени напротив раздалось:
-- Эй, кто здесь?
Голос звучал вроде без акцента. Не успел он ответить, как водила крикнул из канавы:
-- Свои!
-- А ...ли тогда прячетесь? Пусть старший выйдет.
Балинюк приподнялся:
-- Грамотный, от вас тоже один навстречу, оружие за спиной!
-- Ладно, вылазьте!
Ситуация оказалась будничной: разведка охотились за боевиками, укрывшимися под личиной мирных граждан и умышлявших какую-то гадость в этих местах, засаду, установку фугаса на будущее или подрыв. Те чувствовали опасность, стереглись, группы битый час кружили, пытаясь запутать друг друга и обмануть. На ограниченном, взрезанном дорогой пятаке трудно играть в прятки, коллеги решились на удар, и тут из-за поворота вылетел отрядный УАЗ. Чехи запросто могли подбить его, хотя бабахнули скорее всего от неожиданности, без толком прицела. Балинюк невольно поежился - еще бы метр, командирское сидение как раз впереди... Не удержался:
-- Нашли, блин, где стрелять!
-- А вы, блин, где ездить!..
Подняв охавшего трясшегося старика, посчитали дырки в УАЗике и корпусе "Москвича". Да, останься кто-то внутри... Созрел Балинюк мгновенно:
-- Отец, вали отсюда на все четыре стороны, не дай Бог еще появишься с этой развалюхой на каком-нибудь посту! Из-за тебя чуть все не легли... Духу твоего чтоб не было через минуту, пшел!
Шалый старик залез в машину, которая отказалась заводиться, пришлось еще и толкать. Обстрел Балинюк решил не фиксировать - тащиться снова в райотдел, объясняться насчет машины, терять полностью день. Наград за мужество из случая не вытянуть, казенный автомобиль не списать, а какая-нибудь рация не заслуживает мороки - после разом будет спихнуто все, что можно, под нападение на пост или липовый пожарчик. На должок, чуть не стоивший жизни, махнул рукой, наменяв у военных за пол-литра спирта гранат и ВОГов, развернулись и помчались назад. Объехав временник пятой улицей, Балинюк зарекся на будущее таскать схваченных куда-то: надо - приезжайте сами, нет - пинок в зад. На удивление собственные его поездки, даже самые рискованные, кончались удачно.
И сейчас, глядя в лицо прокурорскому мимо переминающегося зама ВОВДа, Балинюк отчеканил:
-- В вопросах, касающихся действий личного состава, я подчиняюсь только мобильному отряду, а ни один боец отсюда не выедет без приказа командующего объединенной группировкой. Когда получите его в письменной форме, продолжим разговор, а пока в своих требованиях превышаете должностные полномочия. Впредь без представителей командования говорить с вами отказываюсь, и повторно требую от посторонних очистить территорию блокпоста!
Видя оборот ситуации, в которой шишкарь временника не помог ему, главный чех наконец отступил. Он решительно сунул под мышку папку, скомандовал что-то кодле и зашагал к выходу, бранясь по-своему и грозя пальцем:
-- Ты ответишь за это! За все ответишь!
Отделенческий зам, вздохнув с облегчением, шепнул Балинюку:
-- Правильно, так их. А я, сам понимаешь...
Затем развернулся и объявил вслух, уходя:
-- Что ж, будем разбираться. Самовольства не потерпим ни с чьей стороны!
Многозначность его финальной тирады дошла к присутствующим не сразу. Командир крутнул башкой - вот хитрая татарва...
Чайкин ощущал благодарность старшему - сам он в итоге, может, и поехал бы с чехом, в полной экипировке, захватив всех бойцов. Однако дальше, за поворотом или в прокуратуре могли взять в кольцо, приказать сдать оружие, и что дальше, стрелять? А подчинишься - выйдет фильм "Блокпост", где солдата увезли на допрос в местную милицию и после бросили на асфальт зашитое в шкуру тело... Сравнение пришло на ум многим, загалдели:
-- Ёлы, кино прямо! Ну, батя, ты даешь, молодца!
Фронтовое обращение польстило Балинюку, а над "Кавказскими пленниками" с "Чистилищами" здесь оставалось только улыбаться. Благородные горцы вплоть до плечистого бандитского главаря, то избыточный кошмар отрезанных голов, цепляемых к стреле гранатомета...
Чехи больше не приехали, хотя явно что-то выяснили и могли копать дальше. Верно, нашлись свидетели, видевшие схватку из ближних домов, либо местные упыри хватались за любой повод куснуть федералов, а прокурорский, накручивая страсти, домыслил истинный ход событий. О той ночи участники не говорили даже меж собой, но пакостное чувство едва не пойманности у всех, особенно Чайкина, осталось. На чем - другой разговор, правильно тор, что тобой сделано. Если б обобрали или мочканули кого по беспределу, а то несчастная школа. Тут не их вина, не директора - играют политики наверху, вновь создают и укрепляют тут власть, с которой придется воевать когда-то. За дело голову класть не жаль, обидно служить чужой корысти. Школу к сентябрю подремонтируют, и так была не дворец, а детей здесь не учить, а стрелять надо... Нынешние бандиты погибнут, отойдут от дел, свалят куда-нибудь или перемрут от старости, но их ряды пополняет смена из таких вот школьничков с рюкзачками. Замкнутый круг, решение одно - к чертовой матери отсоединить их, а как бросать этот клочок страны, столько раз политый кровью...