Голос его, его великодушная покорность, сдерживание себя показались ей более провоцирующими, чем что-либо на свете. Желание, покоившееся в глубине ее сознания в течение многих часов, в этот момент заполнило ее всю. Она ощутила тепло и радость, признательность и желан-ность его присутствия здесь. Свою роль сыграли и поздний час, и их уединение. Ответ мог быть только один.
   Она проговорила, скрывая в голосе нежность:
   — Останься.
   Выражение его лица мгновенно изменилось.
   — Учти: я не имел в мыслях оказывать влияние на принятие тобой решения, — спокойно произнес он.
   — А что ты имел в мыслях? — спросила она, лаская рукой его жестковатые темные волосы.
   — Ждать. Ждать, пока ты сделаешь то, что сама захочешь.
   — Теперь ты знаешь, что я хочу.
   Она пристально смотрела сверху на его голову и свои пальцы.
   — Знаю ли?
   Она повернулась так, чтобы видеть его лицо.
   — Ты считаешь, что я не могла сказать «нет»?
   — Я считаю, что это было бы несправедливо.
   — После того как я завлекла тебя? Или из-за твоих последних действий? Я не такая чопорная.
   — И?..
   — И ты не будь чопорным, — улыбаясь, проговорила она и поцеловала его.
   Однако он не хотел торопиться утолить свое желание. Вместо этого он наложил на себя длительную эротическую «эпитимью», превратив их страсть в удивительную игру. Джулия полагала, что сама будет главенствовать в ней, позволять это и не позволять то. Но он не обращал никакого внимания на ее слабые сдерживания и протесты. Он расстегивал то, что хотел, целовал там, где хотел. Наконец, расслабившись, она стала наслаждаться его ласками, и вскоре ее шепот согласия стал больше походить на шепот требования.
   Сотрясаясь от тихого смеха, он упал вместе с ней на пол, и они покатились по ковру в свете гаснущего огня камина. Джулия чувствовала, как неистово колотится ее сердце. Кровь толчками прибывала к самой заветной части ее тела. Рей крепко прижимался к отвердевшим соскам ее грудей — и не было ласки сильнее. Его бедра и ноги с мягкими волосами давили на ее нежные бедра и ноги. Она вдруг почувствовала себя уязвимой, но не испытала ничего, кроме радости. Она слышала его негромкий голос, сжимала в объятиях его сильное тело, и большего она не хотела.
   То, что происходило с ними, казалось колдовством, без передышки и раскаяния, это был удивительный взрыв эмоций и чувств, ощущение безумного сладострастия и красоты. Он и в этот момент не забывал о галантности: когда все близилось к концу и наступил самый важный миг, он неожиданно приподнялся на локтях и спросил с улыбкой:
   — Так, значит, разрешаешь?
   — Да, — ответила она и закрыла глаза.
   И снова прошептала, когда огонь в них медленно угасал:
   — Да.
   Она проснулась совершенно обнаженной, но заботливо укрытой одеялом на своей кровати. Застекленные двери, выходившие на балкон, были широко распахнуты, и в комнату влетал свежий воздух, напоенный ароматом перца и свежескошенной травы. Легкие занавески мягко колыхались. Рей стоял на пороге балкона. Его крепкое, мускулистое тело было четко очерчено в лучах утреннего солнца. Его бедра были обмотаны полотенцем, повязка на его больном плече казалась меньше. Видимо, он сделал себе новую перевязку.
   Она смотрела на него и наслаждалась. Он стоял прямо, будто врос в землю, — эту его позу она подмечала и раньше. Это было тем более странно, что другого такого расслабленного человека она не знала.
   Джулия улыбнулась, вспомнив про его вежливый вопрос вчера ночью. Она смотрела на него и удивлялась тому чуду, что он находится с ней, в ее комнате и спал рядом. И снова она не находила ответа на вопрос: зачем ему это было нужно? Чего он этим хотел достичь? Должно же было что-то быть.
   Джулия решила, что сможет подумать об этом позже — подозревать его в чем-то было еще рано.
   — Зачем ты встал? — сонным голосом спросила она.
   Он повернулся к ней и улыбнулся через плечо.
   — Я смотрел на дождь.
   — На дождь? В Калифорнии?! — Она так резко села на постели, что подушки упали на пол. Одеяло спустилось с плеч и открыло ее по пояс.
   — Именно. Он пришел с океана. Да еще с каким туманом! Не самый удачный день для полетов.
   — Да? Какая жалость, — проговорила она, пытаясь понять его настроение и намерения.
   — Согласись? — сказал он. Сняв полотенце, он направился к ней.
   — Тогда, может, завтра? — пробормотала она, уступая ему место рядом с собой. У него были влажные волосы, а кожа пахла свежестью утра и мылом. Он обнял ее, и она поежилась: его пальцы были холодными.
   Он тихо прошептал:
   — Может.
 
   На следующий день они вылетели и во второй половине дня добрались до места, где проходили съемки. Когда они находились в самолете, солнце закатывалось за горизонт — большой красный шар, врезанный в небо. Намечался знаменитый оранжево-розово-пурпурный болотный закат. Вдали тянулась четкая полоска деревьев. Джулия, наблюдая из машины меняющиеся цвета на небе, жалела что не успела на закат. Он действительно обещал быть великолепным.
   Они повернули к месту парковки. Вокруг было тихо, но Джулия этому не удивилась. Она знала, чувствовала, что все будет в порядке, но все-таки — для своего спокойствия — решила заглянуть сюда перед тем, как ехать к тетушке Тин.
   Домики на колесах, трейлеры и лодочный клуб пустовали. Очевидно, все были в мотеле либо отправились в Новый Орлеан, стараясь ухватить побольше удовольствий за время ее отсутствия. Лишний выходной — разве можно было его упустить? Охранник со своего поста — помощник местного шерифа подрабатывал здесь — отсалютовал Джулии, когда она вышла из «чероки», который они взяли в аэропорту. Она подождала Рея, и они вместе приблизились к охраннику.
   — Что-нибудь здесь происходит? — спросила она.
   — Все как обычно, — ответил тот, выходя из-под небольшого навеса, где стоял, засунув руки за ремень, на котором болтался пистолет в кобуре. — Все на реке с Буллом Буллардом.
   Холодок пробежал по спине Джулии. Попытавшись улыбнуться и сохранить голос спокойным и ровным, она спросила:
   — С Буллом? Что он опять затеял?
   — Забрал всю команду и ушел снимать закат, насколько я понял.
   — Что?! Впрочем, мне следовало этого ожидать.
   — Джулия… — начал позади ее Рей.
   Она резко обернулась к нему:
   — Ты отвезешь меня на реку? Здесь должна быть какая-нибудь лодка!
   — Тебе не кажется, что лучше подождать их возвращения? Они скоро вернутся.
   Она поняла, что он имеет в виду. Солнце скоро скроется и на землю опустится ночь. Но для нее это сейчас не играло никакой роли.
   — Нет, — решительно сказала она. — Если не хочешь ехать…
   — Я поеду, — мрачно прервал он.
   Его катер на подводных крыльях все еще был привязан к доку с того самого дня, когда он разъезжал на нем от лагеря к месту съемок. Через несколько минут они уже неслись по реке и ветер бил им в глаза.
   Долго искать им не пришлось. Булл снимал на ближайшем от лагеря открытом канале. Там можно было установить камеры не только для того, чтобы поймать во всей красе закат и линию деревьев, но и медленное продвижение пироги со стариком Джо на корме. Он медленно двигал шестом, направляя лодку прямо в сгущающиеся тени.
   Боль и возмущение захлестнули Джулию, когда она увидела, что там происходит. Она отказывалась верить своим глазам. Камеры со снятыми фильтрами были установлены на тщательно выбранных позициях и подготовлены к тому, чтобы ухватить все оттенки умирающего заката, розовые и золотые отражения, подрагивающие в зеркальной глади воды. Она так часто видела это перед своим мысленным взором, что на секунду забыла обо всем на свете и застыла, пораженная, в несущемся катере.
   До ее слуха долетел далекий рокот мотора — вдали показался одиночный бот Вэнса. Актер стоял у штурвала. Он лихо развернулся перед камерами и поравнялся с пирогой. Вэнс отсалютовал старику Джо. Тот коротко кивнул и стал смотреть вслед удаляющемуся боту. Камеры тоже стали поворачиваться.
   Джулия обернулась к Рею, и тому пришлось увеличить скорость. Воздух свистал в ушах. В ее голосе чувствовалась боль и тоска, когда она воскликнула:
   — Ты сказал ему! Ты сказал Буллу о закате!
   Он молча взглянул на нее, и она увидела сожаление в его темных глазах.
   С приближением катера на подводных крыльях на съемочном судне наметилось оживление. Булл повернул голову в сторону дочери. Он снял наушники и хриплым голосом громко крикнул: — Стоп!

Глава шестнадцатая

   Булл влетел в офис Джулии с налившимся кровью лицом и сердитой гримасой. Он хлопнул за собой дверью, да так сильно, что заходил ходуном весь трейлер. В два шага он оказался перед дочерью и перегнулся к ней через стол, опершись о него кулаками. Секунд десять он молча смотрел на нее, тяжело и хрипло дыша, потом проговорил:
   — Прости.
   Это слово застало Джулию врасплох. Она его никак не ожидала. Ее собственный гнев, который начал по-настоящему разгораться с той минуты, когда она покинула всех на реке, резко распрощавшись с Реем у дока, и в течение четверти часа, что она сидела в своем офисе, к моменту появления в нем отца готов был разразиться страшной бурей. Булл своим извинением почти смутил Джулию. Одновременно с этим в ней стали подниматься раздражение на саму себя и новая ярость на попытку отца так легко обвести ее вокруг пальца.
   — За что! — спросила она звенящим голосом. — За то, что я поймала тебя с поличным?!
   — Мне не следовало брать съемочную группу и оборудование без твоего разрешения, я был неправ. Я знаю, что ты сердишься, и не могу упрекать тебя. Я сам убил бы всякого, кто посмел бы совершить на моей съемочной площадке нечто подобное.
   — Тогда зачем ты это сделал? — Она отшвырнула от себя ручку, которую до этого держала в руках, откинулась на спинку стула и уперла руки в бока.
   — Это была последняя возможность удачно снять сцену, которую ты хотела иметь в картине. Здешнее индейское лето уже заканчивается. Перед своим отъездом Рей сообщил мне, что сюда движется холодный фронт с дождями на полных три-четыре дня. Нужно было снимать, не теряя времени, иначе было бы поздно.
   — Значит, вы двое сговорились о том, что ты снимешь эту сцену, пока меня не будет. А не успокаивал ли тебя Рей тем, что в случае чего он найдет способ задержать меня на лишний денек, чтобы ты без помех закончил то, что задумал?
   Булл отступил на шаг назад, наткнулся на кресло и беспомощно опустился в него.
   — Черт возьми, нет, Джулия, нет! Ничего подобного у нас с ним не было! Мы договорились, что я сниму все… Сцена должна была быть сделана еще вчера, но Джо неожиданно отправился на какой-то там турнир по домино.
   Она не знала, верить ли ему. Все же Джулия почувствовала некоторое расслабление.
   — Ты мог мне позвонить, все обсудить.
   — Ты послала бы меня подальше и предупредила бы, чтоб я не приближался к твоим камерам. А упускать такую возможность было бы просто глупостью.
   — И ты полагал, что я буду так счастлива узнать, что фильм закончен до дождей, что даже не поинтересуюсь, кто его закончил, да? И когда же ты собирался мне открыться? Может, вы договорились, что это возьмет на себя Рей? Сначала расслабит меня как следует — как он умеет, — а потом и проговорится, это так?
   Булл прищурился на эти обвинения, но пропустил их мимо ушей.
   — Мы, во-первых, не предполагали, что ты нагрянешь прямо во время съемок, это я тебе откровенно говорю. И потом, я хотел рассказать тебе об этом, когда ты поняла бы, что сцену заката снять уже не удастся из-за дождей. Хотел обрадовать тебя…
   — А не думал ли ты о том, — медленно проговорила она, — что это удачный шанс и вовсе взять бразды правления съемками в свои руки?
   — Джулия, — начал он, затем вдруг его голос прервался… Лицо Булла перекосилось и на нем застыло выражение сильной боли. Он наклонил голову и стал смотреть себе под ноги. Так прошла минута. Потом он поднял на нее красные глаза и сказал: — Хорошо… Я очень надеялся на то, что у тебя хватит великодушия оставить меня здесь. Мне не нужна твоя работа. Даже если б Аллен предложил мне ее, я бы отказался. Но он никогда бы не предложил. Просто мне очень хотелось поработать вместе! Неужели тебе так трудно переварить эту мысль?
   — И ты знаешь почему?
   — Я знаю, что ты имеешь в виду, но я совсем о другом! У всех режиссеров есть свои помощники. Я претендовал лишь на эту должность — твоего помощника!
   — И ты думаешь, я поверю в то, что ты спокойно согласишься фигурировать в этой должности в титрах?
   — Почему бы нет?
   — Выглядело бы правдоподобно, — жестко сказала Джулия, — если б в конечном итоге оказалось, что режиссер — ты, а я твоя помощница!
   — Я бы с тобой никогда так не поступил.
   — Аллен поступил бы. Ведь он хочет, чтобы фильм получился, кассовым. Он не отказался бы использовать для этого твое имя.
   — Ты неправильно о нем судишь. Просто он пытается сделать лучше для тебя, пытается спасти картину.
   — Ее не надо спасать! Все идет нормально, и мне не нужны ни помощники, ни спасители!
   — Ты боишься досужих разговоров? Это тебя беспокоит? Могу тебя заверить: все ребята хорошо знают, кто у них режиссер. Я заметил это в последнее время. Про-дюсирование фильма было устроено давным-давно и без моего участия, картина уже снята как минимум на две трети, и тоже без меня. Осталось доснять несколько рулонов пленки — и можно отправляться домой. На такой работе никто никого просто не успеет заменить, уверяю тебя.
   — Тогда я не понимаю, для чего же ты все-таки хочешь остаться?
   Его глаза сузились под густыми бровями.
   — Я мог бы сказать, что беспокоюсь о тебе в связи с этими несчастными случаями. Я мог бы сказать, что мне кажется, здесь есть кто-то, кому бы очень не хотелось, чтобы ты закончила картину. Что мне было бы спокойнее, если бы я был с тобой, присматривал за тобой. Я мог бы сказать, что хочу выяснить, кто тебе пакостит. Все это я мог бы сказать, но не в этом дело.
   — А в чем? — спросила она, не обращая внимания на поднимавшееся в ней странное чувство.
   — А дело в том… — начал он и запнулся. Она поняла, что он больше не смотрит ей в глаза, а куда-то за левое плечо. — Дело в том, что мне нужна работа. Мне необходимо связать себя с новым проектом, со свежим проектом, мне необходимо погрузиться в этот проект и попытаться отыскать у себя в голове интересные идеи. Я перестал быть режиссером, Джулия. Я высох. Я больше не имею ничего из того, что у меня было. Растерял, растратил:
   — Твой последний фильм имел очень хорошую кассу. О чем ты мне говоришь? — Она оторвалась от спинки стула, села прямо. Ее брови нахмуренно сдвинулись. Она не верила отцу, но странное чувство стало сильнее.
   — Картина была неплохая, но и не блестящая.
   — Критикам понравилась.
   — Увы, отнюдь не критики финансируют мои фильмы. Денежные мешки от кинобизнеса хотят возвращения своих капиталов. И желательно с большим приростом. Но это еще не самое худшее. Я выдохся на идеи, Джулия. Я просто… просто потерял ощущение видения, перед моим мысленным взором уже не крутятся ожившие образы сценария. Раньше у меня все было. Теперь это есть у тебя.
   — Не смеши, — резко оборвала она. — У тебя тоже все есть.
   — Было, — тяжело проговорил он и качнул головой. — Никому, кроме тебя, я этого не говорил и не скажу, но ты уж мне поверь: я высох, кончился. Ребята на студии знают это и без моих слов. Вот уже несколько месяцев они не отвечают на мои звонки. Очень скоро до этого дознаются бульварные газетенки, и для меня воистину наступит последний день Помпеи.
   — Не могу в это поверить, — поражение произнесла Джулия.
   Она почему-то всегда думала, что, пока Булл стоит на ногах, он будет шлепать фильм за фильмом. Другие по разным причинам могут выпадать из обоймы: либо неудачи, либо увольнение… Но с Буллом, казалось, такое никогда не случится.
   — Для меня настали тяжелые деньки, — сказал он так тихо и спокойно, что она поначалу даже не сразу уловила смысл его слов.
   Джулия тяжело сглотнула и прокашлялась: в горле сидел резиновый комок.
   — Даже при всем этом, — проговорила она, — не пойму, какую пользу тебе может принести работа со мной. Я не знаю, будет ли «Болотное царство» иметь коммерческий успех.
   — Возможно, ты права, хотя мне кажется, что у картины есть большой шанс. Но я говорю сейчас не об этом. Мне нужно покрутиться в мире свежих идей, свежих мыслей. Я думаю, это подтолкнет меня вперед, и я снова смогу снимать. У тебя что-то есть, девочка. Не знаю, откуда в тебе это взялось, но у тебя есть чувство режиссерского видения, ты умеешь выжимать из своих актеров сильные чувства. Люди не останутся равнодушными к твоим картинам, вот увидишь. Это дар, можешь в этом не сомневаться. Когда-то и я так мог. Я хочу возродиться.
   Она была тронута его болью и одновременно напугана его словами. В глубине ее сознания билась мысль о том, что Булл прав и она действительно талантлива, но Джулия отгоняла от себя эту мысль из скромности.
   — Ты просматривал то, что отснято?
   — Аллен показывал мне. Он очень волнуется за картину, Джулия. Но сейчас все складывается таким образом, что… Он считает, нужен толчок для того, чтобы закончить фильм. Он пытается подстраховать этот проект.
   — Забавно. Что же он мне об этом ни разу не говорил?
   — Может, он считал, что это необязательно. А может, он считал, что тебе и так это видно. Наконец, может, ты не уделяешь ему времени для того, чтобы он мог это сказать.
   В последнем предположении отца содержалась доля истины. Она почувствовала нараставшее смущение и от этого снова рассердилась.
   — Я бы уделяла ему больше времени, если бы он меньше думал, что мне и так все видно!
   — Да, но это ваши дела. Сейчас же речь идет о нас с тобой. Так что скажешь: мы сможем вместе работать? Можем мы, по крайней мере, попытаться?
   Она потерла висок рукой, затем поправила волосы и на секунду приложила ладонь к затылку.
   — Я… не знаю. Ты подаешь все это так просто, Булл… Но ведь мы оба знаем, что ничего из этого не выйдет!
   — Если не выйдет, в этом не будет моей вины. Я обещаю делать только то, что ты мне поручишь, а в остальном не совать свой нос поперек твоего.
   В его голосе слышалась мольба и боль. Она никогда не видела его таким. Могла ли она оттолкнуть его при таких обстоятельствах? С другой стороны, она понимала, что согласиться — это значит совершить глупость.
   Она вздохнула.
   — Дай мне подумать над этим еще день. Ты можешь подождать? Не хочу показаться тебе жестокосердной, но ты сам должен понимать, что это важный шаг с моей стороны. На такое трудно решиться. Ведь произойдут изменения, крупные изменения. И все будет отнюдь не так просто, как ты тут расписал.
   — Отлично, — сказал он и кивнул. Она видела, как его руки нервно трут колени. — Поговорим об этом завтра.
   Когда он ушел, Джулия так и осталась сидеть за своим столом. Она смотрела прямо перед собой, в стену, вдоль которой тянулись ящики с бумагами. Было время, когда она была счастлива работать с Буллом, получить шанс приблизиться к нему во время работы, обсудить идеи и методы, поговорить о том, как оживить на экране характеры и вообще, как оживить картину. И вот теперь… Она была почти уверена, что, если согласится, будет находиться под неусыпным контролем Булла и Аллена. То, что им и нужно. Это будет уже не ее картина, не ее идея.
   Согласиться на участие Булла — это значило согласиться не только на то, что он сделает по-своему те сцены, которые еще предстояло снять или доснять. Это значило согласиться на то, что он переиначит весь фильм под себя. Ведь впереди монтаж. Именно в процессе монтажа, когда монтируются и скрепляются многие метры отснятой пленки, когда сцены и эпизоды меняются местами, обрезаются, — именно тогда и создается общая картина фильма. Даже если Булл специально не захочет все менять, это неизбежно произойдет, потому что он будет опираться на свои методы и на свой опыт.
   Она не была уверена, что сможет стерпеть подобное.
   Это был ее фильм. Она так много думала и работала над ним, потратила так много труда и времени. Бесчисленное число раз она прокручивала его у себя в голове и так хотела увидеть, наконец, на экране! И позволить Буллу стать режиссером, все переиначить, изменить, превратить в нечто совершенно отличное от ее замысла?.. Это было похоже на кощунство.
   С другой стороны, «Болотное царство» — это всего лишь одна картина, после нее будут другие. А Булл — ее отец. Он помогал ей, направил ее на этот путь, дал ей шанс. Теперь он сам нуждался в ее помощи. Неужели она отвернется от него, откажет ему?
   Она чувствовала внутри себя раздвоенность. Неприятности, случившиеся с ней в последнее время, только усугубляли это чувство. Несчастные случаи, которых не должно было быть. Ее неожиданная и, похоже, неконтролируемая привязанность к человеку, у которого было неясное прошлое. Измена Аллена в том, что он захотел заменить ее Буллом. Ее разрыв с Алленом, с человеком, который последние несколько лет всегда был рядом. Давление — она ощущала его почти физически, — направленное на то, чтобы она бросила фильм. Осознание того, что окружающие ее люди за своими улыбками прячут враждебность по отношению к ней. Подброшенная змея говорила о том, что у некоторых враждебность принимает крайние формы. Сговор Рея с Буллом о незапланированных и неразрешенных съемках. Наконец, мольба отца о помощи, ее отца, которого она всегда считала недосягаемым в кинобизнесе. У него была слава, были достижения, которые ей пока и не снились. Все менялось… Все поворачивалось так, как она совсем не ожидала.
   — Булл, видимо, заставил тебя о чем-то сильно призадуматься?
   Это была Офелия. Она стояла в проеме двери, которую не закрыл после своего ухода Булл. Помощница режиссера вошла внутрь, держа левую руку на талии и зажав в правой длинную дымящуюся сигарету.
   Джулия выдавила из себя улыбку и ответила:
   — Да уж…
   — Могу себе представить. Все при нем, но, по-моему, ты, конечно, извини, если что, он слишком полон собой.
   — Ты права.
   — Еще бы! — Она ткнула сигарету двумя короткими тычками в пепельницу, стоящую на углу стола Джулии. — Что планируем на завтра?
   В течение нескольких минут они все обсудили, включая предложения и разрешения по поводу начала съемок в Латчере на следующей неделе. Офелия делала в своей записной книжке короткие пометки, узнав, кого нужно предупредить о завтрашней работе, а кого не трогать. Договорились завтра начать с самого утра. Офелия, не поднимая глаз от своих записей, проговорила:
   — Аллен будет.
   — Да? Сегодня я его что-то не видела и подумала, что он, должно быть, вернулся в Лос-Анджелес.
   Офелия взглянула на нее.
   — Боже, Джулия! Не могу поверить своим ушам! Неужели ты не знаешь, где находится Аллен и что он делает? Как так можно? Раньше у вас все было по-другому. Что происходит?
   — Не знаю, — со вздохом ответила Джулия. — Так… Все как-то цепляется одно за другое…
   — Если тебе хочется знать мое мнение, то я скажу, что все это не так уж и умно. Аллен пока еще продюсер этого фильма, и ты работаешь вместе с ним. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не закончим тут все и не вернемся на побережье. А там как будете?
   — Это зависит…
   — От того, что будет с Буллом? Или от того, как будут развиваться твои отношения с этим каджуном?
   Джулия устремила на Офелию прямой взгляд.
   — От многого.
   Офелия фыркнула:
   — Ты и Вэнс? У вас что, соревнование?
   — При чем тут Вэнс?
   — При том, что он выколачивает сейчас мозги из той глупенькой репортерши. Не думаю, что у него встретятся какие-то большие сложности. Так башку ей закрутит, что она и имя-то свое забудет. А все для того, чтобы что-то тебе доказать. И ты носишься с Реем, чтобы что-то доказать Аллену или отцу.
   — Это неправда! — раздраженно воскликнула Джулия, поднимаясь со стула.
   — Неправда? Не рассказывай сказки. Я слышала, как секретарша говорила Рею, где ты остановилась, и даже предлагала зарезервировать номер рядом с твоим. Вы в одно время уехали и в одно время объявились. Кого ты лечишь, Джулия?
   — Я лечу тебя от слишком длинного носа! — резко ответила Джулия.
   — Это правда, — с улыбкой согласилась Офелия. — У меня большой к этому интерес. И к делам других у меня тоже интерес. И что это — плохо?
   — Может, плохо. А может, и нет, — сказала Джулия, отпуская свое раздражение. — Скажи: ты никогда не задумывалась, для чего мужчины ухаживают за тобой, что им от тебя нужно?
   — Ты что, Джулия?! Не знаешь, что им от тебя нужно? По-моему, тут все просто.
   — И всегда только это?
   — Всегда, черт возьми.
   — А с другой точки зрения на это нельзя, по-твоему, посмотреть?
   Краска появилась на щеках Офелии. Она смутилась.
   — Я не знаю, что ты имеешь в виду… Пойми, через несколько дней мы все отсюда уедем. Домой, в родные пенаты. Я сейчас говорю о нас с тобой! Я такая же рабочая лошадь, как и ты. Нам не нужно изобретать для себя дополнительных сложностей, тем более здесь. Нам нужен тот, который будет с нами и дома. К примеру, Аллен. Он знает, что нам нужно и может по-настоящему помочь, потому что у него такие же проблемы. Он в нашей упряжке.
   — Ты так считаешь?
   — Подумай сама: по-моему, я рассуждаю здраво. Но на твоем месте я была бы осторожна. Аллен терпелив, но на слишком длинный поводок его отпускать нельзя. Существует целая куча женщин, которые с радостью возьмут то, что он сможет им предложить.
   — Если я правильно тебя поняла, — медленно проговорила Джулия, — то хочу напомнить тебе: то, что я имею, я имею не только благодаря Аллену.