Страница:
Раздался тихий звук, слабый шорох одежды. Прежде чем она среагировала, сильная рука схватила ее сзади. Нож, который она носила на талии, вырвали из ножен и со звоном метнули к противоположной стене. В то же мгновение ее бросили на диван. Джулия увидела мужчину со зловещей улыбкой на полных губах.
Пока она смотрела на него, он потянулся за курбашом, прислоненным к стене.
— Да, моя дорогая Джулия, — протяжно сказал Марсель де Груа. — Это я. Наступило время, которого я так давно ждал. Мы одни, и у меня есть способ сравнять наши старые счеты, да и новые заодно. — Он хлестнул плетью по воздуху так, что она зловеще запела. — Ты дрожишь, моя драгоценная, неприкосновенная Джулия? Ты корчишься от ужаса? Ты права, потому что я собираюсь хорошенько расписать твою нежную белую кожу. Теперь у тебя нет оружия, чтобы помешать мне, я позаботился об этом. Сейчас-то я взыщу с тебя цену ножевого ранения в спину и пулевого в грудь, и заслуженной славы человека, избавившего мир от Наполеона Бонапарта, которой ты меня лишила, и утраченной возможности установить в Алжире марионеточный французский режим. Я хорошо знаю, кого следует благодарить за свои расстроенные планы. Я говорил этому дураку Кемалю, что ему не следует оставаться так близко от места, где ты бываешь, — жилища женщины, которая была во дворце. Он смеялся, в уверенности, что его тайну не раскроют. Разве ты не проходила мимо десятки раз? Сколько раз я хотел взять тебя силой и убрать с дороги! Мне отказывали в этом удовольствии. Не так уж ты и важна, считал он, но из-за твоего исчезновения могут начать обыскивать ту часть города, где мы скрываемся. Он обещал передать тебя мне, как только окажется у власти, чтобы я мог заняться тобой на досуге. Недоумок! Мне стыдно, что я слушал его. Ну ничего, я свое возьму, пусть мавританский наемник лежит в цепях и мусульманские собаки хватают меня за пятки. Я услышу, как ты запросишь пощады, и увижу, как ты станешь корчиться у моих ног, даже если это окажется Последним, что мне предстоит увидеть на земле. А когда это зрелище достаточно возбудит меня, я завладею тобой, а ты будешь скулить и плакать подо мной!
Со сверкающими глазами он отвел руку с плетью назад. Джулии удалось скатиться с дивана, и курбаш распорол его обивку, словно острый нож. Она вскочила и бросилась туда, где сверкало лезвие ее кинжала. Марсель догадался о ее намерении, и, когда она протянула руку к ножу, курбаш хлестнул ее по протянутым пальцам. Рука сейчас же онемела, и стремительная волна боли разлилась по ней. Прежде чем она успела прийти в себя, плеть опустилась снова, хлестнув по обнаженной коже возле талии. Третий удар рассек тонкий шелк ее панталон, обвившись вокруг бедер. Красный туман поплыл у нее перед глазами. Инстинктивно она повернулась спиной, стараясь защитить живот и нежную грудь. Полновесный удар опустился ей на плечи, все ее тело пронизала невыносимая боль. Она вытянула руку, схватилась за стену и припала к холодному камню.
Внезапно удары прекратились. Уведенными шагами Марсель направился к ней. Она чувствовала, как течет теплая кровь там, где курбаш разорвал ее кожу. Сверхъестественным усилием воли она оторвалась от стены и повернула голову, словно затравленное животное, встречая Марселя. Он улыбнулся, засовывая кнут под мышку и вынимая нож из-под полы.
— Хотя мне все это чрезвычайно приятно, но, думаю, я получил бы большее удовольствие, если бы на тебе было меньше одежды.
Он вставил острие ножа в углубление ее корсажа между грудями и одним быстрым рывком рассек его сверху донизу. Острое лезвие запуталось в цепочке, которую она носила, но разрезало мягкое золото без труда. Желтый алмаз и золотая пчела, надетые на нее, полетели на пол. Марсель даже не обратил на них внимания, раздирая лифчик на две половины и рассматривая упругое, теплое сокровище, открывшееся его взору. Джулия задержала дыхание, втянула живот, когда взгляд де Груа опустился ниже. Она ничего не могла вделать против ножа, приставленного к ее животу. Он разорвал пояс панталон, при этом золотые и серебряные бусинки раскатились и заплясали по полу. Марсель пожирал ее глазами.
— Скоро, очень скоро ты попросишь у меня пощады. Возможно, я дам тебе передышку, если ты попросишь хорошенько и предложишь себя со всей покорностью.
Неизвестно, какие запасы сил в ней таились, но глаза ее сверкнули презрением. Она вспомнила крики Марии, скорчившейся под кнутом.
— Никогда! Никогда, даже если мне придется умереть!
В ту же секунду свободной рукой она нанесла ему сильный удар в лицо.
— За это ты тоже заплатишь, — зарычал Марсель. Она ударила его коленом в пах, и это подействовало мгновенно. Марсель издал короткий вопль и тяжело отшвырнул ее от себя. Она ударилась о стену и осела. Прежде чем она пришла в чувство, плеть со свистом опустилась на ее плечо и бок.
В этот момент раздался негромкий звук. У входа стояла одна из служанок. Глаза ее расширились от ужаса, но, когда Марсель с руганью обернулся, она поспешно скрылась из вида.
Этой маленькой заминки хватило, чтобы Джулия смогла дотянуться до ножа. Коротким, точным движением она метнула сто в грудь Марселя. Однако то ли она переоценила свои сшил, то ли у нее дрогнула рука, но нож пошл в цель не лезвием, а рукоятью. Марсель с торжествующей улыбкой снова занес плеть, однако удара не последовало. Словно три фурии, в дверях подвились две служанки и кухарка, вооруженные метлой, разделочным ножом, кочергой, большой сковородой и прочей утварью. Метла прекрасно нейтрализовала действие курбаша, а удар тяжелой сковородой по голове сбил француза с ног Джулия пыталась заговорить, на вместо этого стала смеяться и плакать одновременно, опустив голову на колени, Когда же она ноющий пришла в себя, служанка уже закусывала ее в одеяло, а рядом стоял один из евнухов. Видимо, на короткий миг она потеряла сознание, потому что Марселя нигде не было видно.
Евнух поднял ее, закутанную в одеяло, и вынес из жилища. Она не знала, куда они направлялись, хотела протестовать, ее мучило прикосновение грубого одеяла к израненному телу, посылая тысячи болезненных стрел в мозг. Джулия хотела заявить о своем нежелании покидать дом Реда, но слова не шли у нее с языка, сознание окутал серый тумак. Сквозь него она видела, как все ближе и ближе маячит огромная кедровая дверь гарема дея. Дверь широко раскрылась, поглотила ее, затем с треском захлопнулась.
Глава 22
Пока она смотрела на него, он потянулся за курбашом, прислоненным к стене.
— Да, моя дорогая Джулия, — протяжно сказал Марсель де Груа. — Это я. Наступило время, которого я так давно ждал. Мы одни, и у меня есть способ сравнять наши старые счеты, да и новые заодно. — Он хлестнул плетью по воздуху так, что она зловеще запела. — Ты дрожишь, моя драгоценная, неприкосновенная Джулия? Ты корчишься от ужаса? Ты права, потому что я собираюсь хорошенько расписать твою нежную белую кожу. Теперь у тебя нет оружия, чтобы помешать мне, я позаботился об этом. Сейчас-то я взыщу с тебя цену ножевого ранения в спину и пулевого в грудь, и заслуженной славы человека, избавившего мир от Наполеона Бонапарта, которой ты меня лишила, и утраченной возможности установить в Алжире марионеточный французский режим. Я хорошо знаю, кого следует благодарить за свои расстроенные планы. Я говорил этому дураку Кемалю, что ему не следует оставаться так близко от места, где ты бываешь, — жилища женщины, которая была во дворце. Он смеялся, в уверенности, что его тайну не раскроют. Разве ты не проходила мимо десятки раз? Сколько раз я хотел взять тебя силой и убрать с дороги! Мне отказывали в этом удовольствии. Не так уж ты и важна, считал он, но из-за твоего исчезновения могут начать обыскивать ту часть города, где мы скрываемся. Он обещал передать тебя мне, как только окажется у власти, чтобы я мог заняться тобой на досуге. Недоумок! Мне стыдно, что я слушал его. Ну ничего, я свое возьму, пусть мавританский наемник лежит в цепях и мусульманские собаки хватают меня за пятки. Я услышу, как ты запросишь пощады, и увижу, как ты станешь корчиться у моих ног, даже если это окажется Последним, что мне предстоит увидеть на земле. А когда это зрелище достаточно возбудит меня, я завладею тобой, а ты будешь скулить и плакать подо мной!
Со сверкающими глазами он отвел руку с плетью назад. Джулии удалось скатиться с дивана, и курбаш распорол его обивку, словно острый нож. Она вскочила и бросилась туда, где сверкало лезвие ее кинжала. Марсель догадался о ее намерении, и, когда она протянула руку к ножу, курбаш хлестнул ее по протянутым пальцам. Рука сейчас же онемела, и стремительная волна боли разлилась по ней. Прежде чем она успела прийти в себя, плеть опустилась снова, хлестнув по обнаженной коже возле талии. Третий удар рассек тонкий шелк ее панталон, обвившись вокруг бедер. Красный туман поплыл у нее перед глазами. Инстинктивно она повернулась спиной, стараясь защитить живот и нежную грудь. Полновесный удар опустился ей на плечи, все ее тело пронизала невыносимая боль. Она вытянула руку, схватилась за стену и припала к холодному камню.
Внезапно удары прекратились. Уведенными шагами Марсель направился к ней. Она чувствовала, как течет теплая кровь там, где курбаш разорвал ее кожу. Сверхъестественным усилием воли она оторвалась от стены и повернула голову, словно затравленное животное, встречая Марселя. Он улыбнулся, засовывая кнут под мышку и вынимая нож из-под полы.
— Хотя мне все это чрезвычайно приятно, но, думаю, я получил бы большее удовольствие, если бы на тебе было меньше одежды.
Он вставил острие ножа в углубление ее корсажа между грудями и одним быстрым рывком рассек его сверху донизу. Острое лезвие запуталось в цепочке, которую она носила, но разрезало мягкое золото без труда. Желтый алмаз и золотая пчела, надетые на нее, полетели на пол. Марсель даже не обратил на них внимания, раздирая лифчик на две половины и рассматривая упругое, теплое сокровище, открывшееся его взору. Джулия задержала дыхание, втянула живот, когда взгляд де Груа опустился ниже. Она ничего не могла вделать против ножа, приставленного к ее животу. Он разорвал пояс панталон, при этом золотые и серебряные бусинки раскатились и заплясали по полу. Марсель пожирал ее глазами.
— Скоро, очень скоро ты попросишь у меня пощады. Возможно, я дам тебе передышку, если ты попросишь хорошенько и предложишь себя со всей покорностью.
Неизвестно, какие запасы сил в ней таились, но глаза ее сверкнули презрением. Она вспомнила крики Марии, скорчившейся под кнутом.
— Никогда! Никогда, даже если мне придется умереть!
В ту же секунду свободной рукой она нанесла ему сильный удар в лицо.
— За это ты тоже заплатишь, — зарычал Марсель. Она ударила его коленом в пах, и это подействовало мгновенно. Марсель издал короткий вопль и тяжело отшвырнул ее от себя. Она ударилась о стену и осела. Прежде чем она пришла в чувство, плеть со свистом опустилась на ее плечо и бок.
В этот момент раздался негромкий звук. У входа стояла одна из служанок. Глаза ее расширились от ужаса, но, когда Марсель с руганью обернулся, она поспешно скрылась из вида.
Этой маленькой заминки хватило, чтобы Джулия смогла дотянуться до ножа. Коротким, точным движением она метнула сто в грудь Марселя. Однако то ли она переоценила свои сшил, то ли у нее дрогнула рука, но нож пошл в цель не лезвием, а рукоятью. Марсель с торжествующей улыбкой снова занес плеть, однако удара не последовало. Словно три фурии, в дверях подвились две служанки и кухарка, вооруженные метлой, разделочным ножом, кочергой, большой сковородой и прочей утварью. Метла прекрасно нейтрализовала действие курбаша, а удар тяжелой сковородой по голове сбил француза с ног Джулия пыталась заговорить, на вместо этого стала смеяться и плакать одновременно, опустив голову на колени, Когда же она ноющий пришла в себя, служанка уже закусывала ее в одеяло, а рядом стоял один из евнухов. Видимо, на короткий миг она потеряла сознание, потому что Марселя нигде не было видно.
Евнух поднял ее, закутанную в одеяло, и вынес из жилища. Она не знала, куда они направлялись, хотела протестовать, ее мучило прикосновение грубого одеяла к израненному телу, посылая тысячи болезненных стрел в мозг. Джулия хотела заявить о своем нежелании покидать дом Реда, но слова не шли у нее с языка, сознание окутал серый тумак. Сквозь него она видела, как все ближе и ближе маячит огромная кедровая дверь гарема дея. Дверь широко раскрылась, поглотила ее, затем с треском захлопнулась.
Глава 22
Шаги, шепот, дым курящихся благовоний, встревоженный щебет разбуженных пленных птиц… Эти знакомые звуки завладели чувствами Джулии, когда ее несли через просторную общую комнату. Стража свернула в коридор, где пахло раскаленным маслом от горящих светильников. Еще несколько шагов — и они нырнули под занавес, расшитый бусинами. Джулия снова увидела вокруг себя стены гарема, стены заточения, которые надеялась никогда больше не увидеть. Стража вышла с поклоном, оставив ее одну.
Одиночество ее длилось недолго. Не успели бусины на занавеске перестать вздрагивать после ухода стражи, как появился Измаил, врач. Он снял повязку с глаз, которую надевал, когда его вели по гарему, и протянул ее служанке, ожидавшей снаружи. Затем повернулся к Джулии. Осторожными руками он промыл ее рубцы и смазал их мазью. Он говорил мало, поворачивая ее поудобнее, хотя время от времени издавал вздох или восклицание сочувствия и гнева, которые не в силах был подавить. Он скатал пилюлю, в которой Джулия почувствовала явственный запах мака, и вложил ей в руку.
— На этот раз без мускуса? — спросила Джулия, преследуемая призраками прошлого.
— Без мускуса, — подтвердил он, давая ей запить и забирая чашку. Затем, накрыв ее тонкой простыней, он посидел рядом с ней, пока она не, заснула.
Джулию разбудило негромкое, но настойчивое постукивание. Она подняла тяжелые веки и увидела женщину, стоявшую рядом. Она была светловолоса, несколько полновата и в высшей степени раздражена. Губы ее собрались в ниточку, выражение глаз было жестоким, а нога в шлепанце монотонно притопывала по полу. Это была Изабель. За минувшие недели она утратила прежнюю наивность.
— Итак, ты вернулась на старое место, — сказала девушка, заметив в глазах Джулии огонек сознания. Джулия облизнула губы.
— Похоже на то.
— Зачем? Ты не была здесь счастлива раньше. Ты сама так говорила. Зачем ты снова становишься на пути у дея?
Судя по всему, не ревность была причиной резкого тона Изабели.
— Я не становилась на пути у дея. Собственно говоря, я сама не понимаю, зачем я здесь оказалась. Возможно, чтобы облегчить приход врача Измаила.
— Ты лжешь. Приказ доставить тебя сюда был отдан твоей охране главным евнухом. Ты прекрасно знаешь, что этот человек действует лишь по распоряжению своего и моего хозяина.
— Я клянусь, что никак не связана с Али деем. Я здесь вот из-за чего, — и, откинув покрывало, она показала рубцы.
Изабель втянула в себя воздух.
— Ты, наверное, сильно разгневала Рейбена эфенди.
— Это сделал не он, — резко ответила Джулия. — Это другой, который пришел прошлой ночью, когда отозвали стражу, франкистанец по имени де Груа, замешанный в покушении на жизнь дея.
— Ах, это его держат под арестом. — Девушка задумалась. — Тогда, возможно, дей хотел защитить тебя, пока Рейбен эфенди занят другими делами. Дей и франкистанец питают друг к другу большое уважение.
Джулия кивнула. Ей не хотелось спорить. Хотя жар и воспаление прошли благодаря мази Измаила, ей было больно.
— Однако не было причины доставлять тебя сюда, — упорствовала девушка, — тебя могли охранять и в жилище Рейбена эфенди.
— Что же ты предполагаешь?
— Я думаю, Али дею представился случай отобрать тебя у Рейбена эфенди. Ты всегда возбуждала его интерес. Он подарил тебе желтый алмаз, не так ли? Я помню взгляд, которым он смотрел на тебя, думая, что его никто не видит. Он завидовал, что его друг обладает тобой, потому что ты похожа на редкий драгоценный камень, которым все мужчины желают обладать.
— Спасибо, что говоришь мне это, — сухо ответила Джулия, — но я уверена, что ты ошибаешься. Али дей был слишком занят попыткой убийства и мятежа, чтобы думать о какой-то женщине. Скорее всего просто пациентку доставили к врачу.
— Нет, — упрямо сказала Изабель. — Скажи мне, когда ты была в гареме, случалось ли, чтобы женщину дея врач осматривал в ее собственной комнате?
Джулия сразу уловила подспудный смысл вопроса. Она неохотно ответила:
— Нет, их всегда доставляли в специальную комнату, оборудованную занавеской.
— И осмотр проводился только на ощупь, — добавила Изабель.
— Да, это так.
— Тогда почему же врача Измаила привели в твою комнату с повязкой на глазах, а затем позволили видеть твою наготу?
— Это уже не впервые, — устало сказала Джулия и пустилась в объяснения.
Изабель решительно покачала головой,
— Это неважно. Работорговец видит женщину до того, как ее купил дей, но если взгляд его упадет на нее впоследствии без ведома и согласия владельца, его могут ослепить и даже убить. Дей дал согласие, потому что очень боялся увидеть твое тело, обезображенное курбашом, и знал, что такие раны невозможно лечить на ощупь.
— Изабель, — сказала Джулия, закрывая глаза. — Я не знаю, почему я здесь и почему со мной обошлись не так, как с другими. Я только знаю, что не собираюсь бороться с тобой за благосклонность Али дея.
— Надеюсь, ты понимаешь, что говоришь. Я знаю, ты можешь не удержаться…
Говорить об этом Джулии не хотелось; она с трудом сглотнула, пытаясь облегчить тяжесть в груди. Она слышала, как Изабель повернулась и подошла к зарешеченному окну. Через некоторое время Джулия, с усилием открыв глаза, спросила:
— Нет ли у тебя новостей о Рейбене эфенди или о карлике Базиме?
— Я не слышала об их смерти, если ты это имеешь в виду, — ответила Изабель через плечо.
Вернулся ли Ред в их жилище? Что он подумал, увидев, что она исчезла? Знает ли он, что произошло и где она находится теперь?
Изабель внезапно сказала:
— Кемаль и его сообщники сегодня предстанут перед Али деем в зале заседаний. Женам дея разрешено присутствовать, и мне тоже. Я думаю, дей не будет возражать, если и ты захочешь прийти.
— Предстанут перед деем — на суде?
— Именно так. Вина их доказана, так как их схватили при попытке удушить раба, лежавшего в постели Али дея. Франкистанцу удалось бежать, но Кемаль был схвачен вместе с молодым человеком, своим фаворитом. Внук старого дея проклинал Али дея и жаловался, что попытка оказалась безуспешной.
Джулия приподнялась на кушетке, чтобы видеть лицо девушки.
— Этот юноша, которого схватили вместе с Кемалем, не твой ли брат-близнец, с которым разлучил тебя Кемаль, купив вас?
— У тебя хорошая память, Гюльнара. Это действительно тот, кто вышел вместе со мной из материнского чрева.
— Но это всего лишь ребенок, пятнадцатилетний мальчик! Что же с ним будет?
Лицо Изабели стало мрачным и постаревшим.
— Али дей обещал мне, что его не убьют и не искалечат. Разумеется, его накажут. Боюсь, мое вмешательство рассердило дея, но я просто не могла молчать. Я опасаюсь, что по этой причине блистательный дей может искать другую женщину на мое место. И это тогда, когда я оказалась так близко к тому, чего желала больше всего на свете — стать женой дея!
— Мне так жаль, — ответила Джулия, — хотя не знаю, что бы я делала на твоем месте.
— А сейчас я должна убедиться, что Али дей верен своему слову в отношении моего брата. Итак, Гюльнара, ты придешь?
Наверняка там будут и Ред, и Базим. Она узнает из первых уст, что произошло, и как поступят с теми, кто участвовал в этом заговоре.
— Да, мне бы очень хотелось. Спасибо, Изабель.
Зал заседаний изменился мало. Тот же благовонный дым из курильниц, так же величественно восседает дей на своем диване, так же сверкают драгоценные камни убранства.
Пробежав глазами собравшихся, Джулия отыскала Реда. В роскошном облачении, в тюрбане, заколотом большим сапфиром, он походил на богатого и знатного турецкого пашу. Джулия неотрывно смотрела на него, и он поднял глаза к ширме, за которой она находилась, словно чувствуя ее присутствие. Было невыразимо больно оказаться так близко от него и в то же время так далеко.
Рядом с Редом, едва доходя ему до бедра, находилась детская фигурка в богатой одежде. Джулия с трудом сдержала слезы радости. Базим был жив!
Едва женщины успели усесться, как ввели Кемаля. Его ярость, давшая ему мужество проклинать Али дея, прошла. Теперь он ничего не видел от ужаса, с двух сторон его поддерживали стражники. На нем по-прежнему были разорванные и грязные лохмотья арабского нищего, волосы и борода всклокочены. За ним следовал светловолосый юноша, брат Изабели, которая затаила дыхание, увидев его. Он выглядел немногим лучше, чем его хозяин. За ними шел Марсель де Груз, откинув назад голову и выражая ярость всей своей исцарапанной и побитой физиономией.
Всех троих поставили перед деем. Марсель поклонился коротко, по-европейски. Поклон светловолосого юноши был глубоким, а Кемаль попросту повалился, и его пришлось силой поднимать на ноги.
Пытали ли Кемаля? Никаких следов истязаний не было видно под его арабской одеждой, но его слабость бросалась в глаза. Джулия пыталась убедить себя, что это пустяки по сравнению с тем, что сделал Кемаль с женщинами гарема и собирался сделать с Али деем, но такие оправдания мало помогали.
Длинное обвинительное заключение прочел великий визирь. Он перечислил преступления, в которых обвинялись мужчины, и поведал о том, как их схватили. Кроме попытки убийства дея, им вменили в вину умышленное повреждение чужого имущества — нападение на Джулию.
Когда великий визирь вернулся на свое место, Али дей окинул взглядом всех троих.
— Можете ли вы сказать что-нибудь в свою защиту? — осведомился он.
Марсель выступил вперед.
— Я свободный христианин, связанный с французским консульством в этой стране. У вас нет права задерживать меня и судить за мои действия. Я требую соблюдения дипломатической неприкосновенности, гарантируемой международным правом.
— Вы можете документально подтвердить свои требования?
— Документы в моем жилище в городе, — нетерпеливо ответил Марсель.
Али дей обернулся к великому визирю:
— Документы найдены?
— Нет, о блистательный дей, не найдены. Был проведен тщательный обыск. Никаких документов не обнаружено.
— Значит, их украли или уничтожили, — заключил Марсель. — Но это неважно. Доказательство можно получить, обратившись во французское консульство.
— Это должно быть сделано, — провозгласил дей. Великий визирь сказал:
— Зная твою великую любовь к справедливости, о правитель века, мы предвосхитили твой приказ. Мы уже обратились во французское консульство. Ответ был следующий: хотя Марсель де Груз выполнял отдельные поручения французского консульства, официальной связи с консульством у него нет. Оно не несет ответственности за его поведение и не станет защищать его.
Когда смысл сказанного дошел до Марселя, кровь отхлынула от его лица. Его страна, для которой он столько рисковал, дезавуировала его. В случае успеха ему были бы обеспечены слава и почести. Но Франция не хотела стать соучастницей его провала. Теперь он только мешал им, и связь с ним они разорвали без малейших колебаний. Были ли его документы уничтожены наемниками французского консульства, или это было сделано по приказу великого визиря, а возможно, и самого Али дея? На этот вопрос ответить никогда не удастся.
— Не хотите ли вы сказать что-нибудь еще? — спросил Али дей величественным и в то же время сардоническим тоном.
Марсель де Груа покачал головой. Кемаль, набравшись духу, сделал шаг вперед.
— Явите милосердие, — проблеял он. Али дей сверху вниз посмотрел на своего двоюродного брата.
— За милосердием следует обращаться к Аллаху, да будет благословенно имя его. У меня же его для вас нет.
Где-то прозвучал гонг. Воцарилась мертвая тишина. Казалось, было слышно, как пролетела муха, когда заговорил дей Алжира.
— По моему решению мальчик-раб, принадлежавший Кемалю, учитывая его юность и положение, не позволявшее ослушаться преступных приказов хозяина, будет бит по пяткам, а затем принят ко мне на службу. Остальных двоих я приговариваю к удушению, которое они готовили для меня.
Кемаль застонал, мешком повиснув между охранниками. Марсель начал бороться.
— Вы не имеете права делать этого со мной, — закричал он. — Я гражданин Франции. Я не подчиняюсь вашему приговору!
Дей сделал слабый жест рукой. Мальчика Кемаля, у которого слезы струились по лицу, увели. Остальные двое остались на месте. По аудитории пробежал шепот, затем все стихло. В наступившей тишине раздался мерный звук шагов. Вошли четверо мускулистых мужчин со скрещенными на груди руками. Толпа расступилась перед ними, они поклонились трону и встали по обе стороны от осужденных. В их руках оказались прочные пеньковые веревки. Сдавленный шепот пробежал по залу заседаний. Сидя за ширмой, одна из жен дея внезапно нервно хихикнула, но звук этот тут же замер у нее на устах. Марсель, уже безмолвный, оглядывался вокруг бешеным, затравленным взглядом. Кемаль, совершенно утратив власть над собой, начал рыдать.
Еще один взмах державной руки Али дея — и веревки были укреплены над головами осужденных. Раздался хрип, короткий вскрик. Затем все стихло!
Джулия опустила голову на колени. Она не испытывала злобного удовлетворения, как большинство зрителей. Если бы она знала, что станет свидетельницей такого дикого зрелища, ни за что бы не пришла. Она не подняла глаз до тех пор, пока не услышала шуршание тяжелых тел, которые волоком тащили из зала заседаний.
— Следующая моя обязанность гораздо приятнее, — сказал дей, когда двери закрылись за стражей и палачами. — Я должен наградить моего доброго друга Рейбена за огромную услугу, оказанную трону. В знак моей глубокой благодарности я дарю ему несколько безделушек. — Дей хлопнул в ладоши, и от заднего входа потянулась процессия рабов, нагруженных подарками. Здесь были кофры с драгоценными камнями, с золотом, с серебром. Привели пару чистокровных белых арабских скакунов, жеребца и кобылу с нежными глазами и совершенными линиями. Были здесь и произведения искусства, и рулоны различных ковров, и маленькая модель корабля, в точности повторяющая линии балтиморского клипера. Дольше всего взгляд Реда задержался на этом последнем подарке — копии корабля, стоявшего в гавани. Отныне он стал его собственностью. Однако Ред не выглядел счастливым.
— Ты оказываешь мне слишком большую честь, о блистательный правитель века. У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, — поклонился он.
— Не спеши, — ответил Али дей. — Я приберег самое ценное под конец. — Синий взгляд Реда на мгновение поднялся к ширме, скрывавшей Джулию.
— Твое благородство будут вспоминать с благоговением тысячу лет спустя, о Всемогущий.
— Возможно, — отвечал довольный Али дей, — или скажут, что был такой неразумный правитель, который отсек собственную правую руку. Дар, о котором я говорю, — возможность вернуться в твою родную страну.
Джулия увидела, как глаза Реда на мгновение сузились, словно он почувствовал подвох. В самых гладких и вежливых словах он выразил свое нежелание покинуть солнце присутствия всемогущего. В такой же цветистой манере его державный друг заверил его, что он будет принят с музыкой и пирами, если захочет вернуться обратно.
Когда дей окончил, Ред поднял голову и распрямил плечи.
— Я должен просить тебя еще об одном благодеянии, если я могу положиться на твое благородство, о блистательный. Я прошу у тебя разрешения увезти с собой франкистанскую рабыню Гюльнару.
Лицо дея стало мрачным. В зале наступило безмолвие. Джулия вообще перестала дышать.
Наконец Али дей заговорил.
— Ты знаешь, что она была доставлена под мою защиту, когда осталась одна и без охраны. Я мог предположить лишь одно: ты недостаточно ценишь ее. Она сильно пострадала из-за твоего легкомыслия.
— Она осталась без охраны не по моему желанию или приказу, — заявил Ред. — Она нужна мне не меньше самой жизни, и я буду страдать до конца дней, если больше не увижу ее прекрасного лица.
— Отлично сказано, мой друг, но испытывает ли она то же самое? Предпочтет ли она вернуться с тобой в твою страну или захочет в свое время стать женой дея Алжира? Я думаю, на этот вопрос должна ответить сама Гюльнара. Послание будет передано ей в гарем. Если она решит уехать с тобой, я лично прослежу, чтобы ее благополучно доставили на твой корабль. Если же она не придет, ты должен знать, что она решила остаться, и отплыть без нее.
Недоверие отразилось на лицах. Станет ли могущественный дей просить девушку-рабыню решать свою судьбу? Ред наверняка чувствовал то же самое, но лишь вежливо поклонился.
— Ты сама мудрость, — сказал он. — Каким бы ни было решение, я покину гавань на заходе солнца.
— Да будет так, — откликнулся дей.
При этом маленьком знаке недовольства Ред покинул зал длинными и бесцельными шагами.
Ред любил ее. Он заявил об этом дею и высшей знати, готовый рискнуть всем, лишь бы она стала свободна. Даже если ей не суждено увидеть его никогда, она всегда будет вспоминать об этом.
Часы тянулись, но никакого послания ей не принесли. Наконец зашла служанка, а с ней Изабель. Когда женщина зажгла светильник и вышла, Изабель сказала:
— Корабль Рейбена эфенди покинул гавань.
— Он уплыл, — попыталась она примириться с этой мыслью.
Что подумал Ред, отплывая? Понял ли он, что она оставлена против воли, или решил, что она сама выбрала себе жизнь в богатстве, роскоши и почестях? Но так или иначе, он уже далеко. Разумеется, он не мог требовать у дея ее освобождения, если тот утверждал, что она осталась по доброй воле. Что он мог предпринять? Напасть на дворец?
«Он мог остаться, — шептало ее сердце, — остаться и дожидаться другого случая взять меня с собой».
— Не отчаивайся, — сказала Изабель так тихо, что Джулия с трудом различала слова. — Если ты соберешь все свое мужество, у тебя еще есть шанс избежать притязаний нашего хозяина.
— Что ты имеешь в виду? — так же тихо спросила Джулия.
— Тебе доставили послание от Базима, карлика, приносящего удачу. Он просит тебя быть готовой. Базим придет к тебе ночью, повинуясь приказу своего старого хозяина, Мохаммеда дея, который теперь в раю.
— Почему послание пришло через тебя?
Джулия понимала, Изабели на руку ее исчезновение. И неважно, убежит ли она или попадется на попытке к бегству, потому что, если ее схватят, дею придется предать ее смерти. Таковы законы и обычаи ислама. А Изабель сохранит внимание дея до тех пор, пока ему не попадется на глаза очередная привлекательная рабыня.
— Я не виню тебя за подозрение, — сказала Изабель. — Но твое беспокойство напрасно. Я не могу доказать, что не предам тебя, но, клянусь Аллахом, это так.
Они пошептались несколько минут, затем Изабель выскользнула прочь.
Джулия отказалась от вечерней трапезы. Ее мутило при мысли о еде и не хотелось встречаться с другими женщинами в общей комнате. К тому же было удобно поддерживать легенду о том, что она больна, слишком больна, чтобы повиноваться приказаниям. Ей было решительно нечем заняться, нечего собирать, готовясь в дорогу. Была лишь одежда, прикрывавшая ее наготу, но и она на самом деле не принадлежала Джулии. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство слишком печалило ее. Единственной вещью, о пропаже которой она могла сожалеть, была золотая пчела; что же касается желтого алмаза, вряд ли он мог пригодиться в ближайшее время. Она иногда думала, что сталось с ними, кто поднял их с пола, где они лежали. Были ли они возвращены Реду или осели в кармане какого-нибудь слуги?
Одиночество ее длилось недолго. Не успели бусины на занавеске перестать вздрагивать после ухода стражи, как появился Измаил, врач. Он снял повязку с глаз, которую надевал, когда его вели по гарему, и протянул ее служанке, ожидавшей снаружи. Затем повернулся к Джулии. Осторожными руками он промыл ее рубцы и смазал их мазью. Он говорил мало, поворачивая ее поудобнее, хотя время от времени издавал вздох или восклицание сочувствия и гнева, которые не в силах был подавить. Он скатал пилюлю, в которой Джулия почувствовала явственный запах мака, и вложил ей в руку.
— На этот раз без мускуса? — спросила Джулия, преследуемая призраками прошлого.
— Без мускуса, — подтвердил он, давая ей запить и забирая чашку. Затем, накрыв ее тонкой простыней, он посидел рядом с ней, пока она не, заснула.
Джулию разбудило негромкое, но настойчивое постукивание. Она подняла тяжелые веки и увидела женщину, стоявшую рядом. Она была светловолоса, несколько полновата и в высшей степени раздражена. Губы ее собрались в ниточку, выражение глаз было жестоким, а нога в шлепанце монотонно притопывала по полу. Это была Изабель. За минувшие недели она утратила прежнюю наивность.
— Итак, ты вернулась на старое место, — сказала девушка, заметив в глазах Джулии огонек сознания. Джулия облизнула губы.
— Похоже на то.
— Зачем? Ты не была здесь счастлива раньше. Ты сама так говорила. Зачем ты снова становишься на пути у дея?
Судя по всему, не ревность была причиной резкого тона Изабели.
— Я не становилась на пути у дея. Собственно говоря, я сама не понимаю, зачем я здесь оказалась. Возможно, чтобы облегчить приход врача Измаила.
— Ты лжешь. Приказ доставить тебя сюда был отдан твоей охране главным евнухом. Ты прекрасно знаешь, что этот человек действует лишь по распоряжению своего и моего хозяина.
— Я клянусь, что никак не связана с Али деем. Я здесь вот из-за чего, — и, откинув покрывало, она показала рубцы.
Изабель втянула в себя воздух.
— Ты, наверное, сильно разгневала Рейбена эфенди.
— Это сделал не он, — резко ответила Джулия. — Это другой, который пришел прошлой ночью, когда отозвали стражу, франкистанец по имени де Груа, замешанный в покушении на жизнь дея.
— Ах, это его держат под арестом. — Девушка задумалась. — Тогда, возможно, дей хотел защитить тебя, пока Рейбен эфенди занят другими делами. Дей и франкистанец питают друг к другу большое уважение.
Джулия кивнула. Ей не хотелось спорить. Хотя жар и воспаление прошли благодаря мази Измаила, ей было больно.
— Однако не было причины доставлять тебя сюда, — упорствовала девушка, — тебя могли охранять и в жилище Рейбена эфенди.
— Что же ты предполагаешь?
— Я думаю, Али дею представился случай отобрать тебя у Рейбена эфенди. Ты всегда возбуждала его интерес. Он подарил тебе желтый алмаз, не так ли? Я помню взгляд, которым он смотрел на тебя, думая, что его никто не видит. Он завидовал, что его друг обладает тобой, потому что ты похожа на редкий драгоценный камень, которым все мужчины желают обладать.
— Спасибо, что говоришь мне это, — сухо ответила Джулия, — но я уверена, что ты ошибаешься. Али дей был слишком занят попыткой убийства и мятежа, чтобы думать о какой-то женщине. Скорее всего просто пациентку доставили к врачу.
— Нет, — упрямо сказала Изабель. — Скажи мне, когда ты была в гареме, случалось ли, чтобы женщину дея врач осматривал в ее собственной комнате?
Джулия сразу уловила подспудный смысл вопроса. Она неохотно ответила:
— Нет, их всегда доставляли в специальную комнату, оборудованную занавеской.
— И осмотр проводился только на ощупь, — добавила Изабель.
— Да, это так.
— Тогда почему же врача Измаила привели в твою комнату с повязкой на глазах, а затем позволили видеть твою наготу?
— Это уже не впервые, — устало сказала Джулия и пустилась в объяснения.
Изабель решительно покачала головой,
— Это неважно. Работорговец видит женщину до того, как ее купил дей, но если взгляд его упадет на нее впоследствии без ведома и согласия владельца, его могут ослепить и даже убить. Дей дал согласие, потому что очень боялся увидеть твое тело, обезображенное курбашом, и знал, что такие раны невозможно лечить на ощупь.
— Изабель, — сказала Джулия, закрывая глаза. — Я не знаю, почему я здесь и почему со мной обошлись не так, как с другими. Я только знаю, что не собираюсь бороться с тобой за благосклонность Али дея.
— Надеюсь, ты понимаешь, что говоришь. Я знаю, ты можешь не удержаться…
Говорить об этом Джулии не хотелось; она с трудом сглотнула, пытаясь облегчить тяжесть в груди. Она слышала, как Изабель повернулась и подошла к зарешеченному окну. Через некоторое время Джулия, с усилием открыв глаза, спросила:
— Нет ли у тебя новостей о Рейбене эфенди или о карлике Базиме?
— Я не слышала об их смерти, если ты это имеешь в виду, — ответила Изабель через плечо.
Вернулся ли Ред в их жилище? Что он подумал, увидев, что она исчезла? Знает ли он, что произошло и где она находится теперь?
Изабель внезапно сказала:
— Кемаль и его сообщники сегодня предстанут перед Али деем в зале заседаний. Женам дея разрешено присутствовать, и мне тоже. Я думаю, дей не будет возражать, если и ты захочешь прийти.
— Предстанут перед деем — на суде?
— Именно так. Вина их доказана, так как их схватили при попытке удушить раба, лежавшего в постели Али дея. Франкистанцу удалось бежать, но Кемаль был схвачен вместе с молодым человеком, своим фаворитом. Внук старого дея проклинал Али дея и жаловался, что попытка оказалась безуспешной.
Джулия приподнялась на кушетке, чтобы видеть лицо девушки.
— Этот юноша, которого схватили вместе с Кемалем, не твой ли брат-близнец, с которым разлучил тебя Кемаль, купив вас?
— У тебя хорошая память, Гюльнара. Это действительно тот, кто вышел вместе со мной из материнского чрева.
— Но это всего лишь ребенок, пятнадцатилетний мальчик! Что же с ним будет?
Лицо Изабели стало мрачным и постаревшим.
— Али дей обещал мне, что его не убьют и не искалечат. Разумеется, его накажут. Боюсь, мое вмешательство рассердило дея, но я просто не могла молчать. Я опасаюсь, что по этой причине блистательный дей может искать другую женщину на мое место. И это тогда, когда я оказалась так близко к тому, чего желала больше всего на свете — стать женой дея!
— Мне так жаль, — ответила Джулия, — хотя не знаю, что бы я делала на твоем месте.
— А сейчас я должна убедиться, что Али дей верен своему слову в отношении моего брата. Итак, Гюльнара, ты придешь?
Наверняка там будут и Ред, и Базим. Она узнает из первых уст, что произошло, и как поступят с теми, кто участвовал в этом заговоре.
— Да, мне бы очень хотелось. Спасибо, Изабель.
Зал заседаний изменился мало. Тот же благовонный дым из курильниц, так же величественно восседает дей на своем диване, так же сверкают драгоценные камни убранства.
Пробежав глазами собравшихся, Джулия отыскала Реда. В роскошном облачении, в тюрбане, заколотом большим сапфиром, он походил на богатого и знатного турецкого пашу. Джулия неотрывно смотрела на него, и он поднял глаза к ширме, за которой она находилась, словно чувствуя ее присутствие. Было невыразимо больно оказаться так близко от него и в то же время так далеко.
Рядом с Редом, едва доходя ему до бедра, находилась детская фигурка в богатой одежде. Джулия с трудом сдержала слезы радости. Базим был жив!
Едва женщины успели усесться, как ввели Кемаля. Его ярость, давшая ему мужество проклинать Али дея, прошла. Теперь он ничего не видел от ужаса, с двух сторон его поддерживали стражники. На нем по-прежнему были разорванные и грязные лохмотья арабского нищего, волосы и борода всклокочены. За ним следовал светловолосый юноша, брат Изабели, которая затаила дыхание, увидев его. Он выглядел немногим лучше, чем его хозяин. За ними шел Марсель де Груз, откинув назад голову и выражая ярость всей своей исцарапанной и побитой физиономией.
Всех троих поставили перед деем. Марсель поклонился коротко, по-европейски. Поклон светловолосого юноши был глубоким, а Кемаль попросту повалился, и его пришлось силой поднимать на ноги.
Пытали ли Кемаля? Никаких следов истязаний не было видно под его арабской одеждой, но его слабость бросалась в глаза. Джулия пыталась убедить себя, что это пустяки по сравнению с тем, что сделал Кемаль с женщинами гарема и собирался сделать с Али деем, но такие оправдания мало помогали.
Длинное обвинительное заключение прочел великий визирь. Он перечислил преступления, в которых обвинялись мужчины, и поведал о том, как их схватили. Кроме попытки убийства дея, им вменили в вину умышленное повреждение чужого имущества — нападение на Джулию.
Когда великий визирь вернулся на свое место, Али дей окинул взглядом всех троих.
— Можете ли вы сказать что-нибудь в свою защиту? — осведомился он.
Марсель выступил вперед.
— Я свободный христианин, связанный с французским консульством в этой стране. У вас нет права задерживать меня и судить за мои действия. Я требую соблюдения дипломатической неприкосновенности, гарантируемой международным правом.
— Вы можете документально подтвердить свои требования?
— Документы в моем жилище в городе, — нетерпеливо ответил Марсель.
Али дей обернулся к великому визирю:
— Документы найдены?
— Нет, о блистательный дей, не найдены. Был проведен тщательный обыск. Никаких документов не обнаружено.
— Значит, их украли или уничтожили, — заключил Марсель. — Но это неважно. Доказательство можно получить, обратившись во французское консульство.
— Это должно быть сделано, — провозгласил дей. Великий визирь сказал:
— Зная твою великую любовь к справедливости, о правитель века, мы предвосхитили твой приказ. Мы уже обратились во французское консульство. Ответ был следующий: хотя Марсель де Груз выполнял отдельные поручения французского консульства, официальной связи с консульством у него нет. Оно не несет ответственности за его поведение и не станет защищать его.
Когда смысл сказанного дошел до Марселя, кровь отхлынула от его лица. Его страна, для которой он столько рисковал, дезавуировала его. В случае успеха ему были бы обеспечены слава и почести. Но Франция не хотела стать соучастницей его провала. Теперь он только мешал им, и связь с ним они разорвали без малейших колебаний. Были ли его документы уничтожены наемниками французского консульства, или это было сделано по приказу великого визиря, а возможно, и самого Али дея? На этот вопрос ответить никогда не удастся.
— Не хотите ли вы сказать что-нибудь еще? — спросил Али дей величественным и в то же время сардоническим тоном.
Марсель де Груа покачал головой. Кемаль, набравшись духу, сделал шаг вперед.
— Явите милосердие, — проблеял он. Али дей сверху вниз посмотрел на своего двоюродного брата.
— За милосердием следует обращаться к Аллаху, да будет благословенно имя его. У меня же его для вас нет.
Где-то прозвучал гонг. Воцарилась мертвая тишина. Казалось, было слышно, как пролетела муха, когда заговорил дей Алжира.
— По моему решению мальчик-раб, принадлежавший Кемалю, учитывая его юность и положение, не позволявшее ослушаться преступных приказов хозяина, будет бит по пяткам, а затем принят ко мне на службу. Остальных двоих я приговариваю к удушению, которое они готовили для меня.
Кемаль застонал, мешком повиснув между охранниками. Марсель начал бороться.
— Вы не имеете права делать этого со мной, — закричал он. — Я гражданин Франции. Я не подчиняюсь вашему приговору!
Дей сделал слабый жест рукой. Мальчика Кемаля, у которого слезы струились по лицу, увели. Остальные двое остались на месте. По аудитории пробежал шепот, затем все стихло. В наступившей тишине раздался мерный звук шагов. Вошли четверо мускулистых мужчин со скрещенными на груди руками. Толпа расступилась перед ними, они поклонились трону и встали по обе стороны от осужденных. В их руках оказались прочные пеньковые веревки. Сдавленный шепот пробежал по залу заседаний. Сидя за ширмой, одна из жен дея внезапно нервно хихикнула, но звук этот тут же замер у нее на устах. Марсель, уже безмолвный, оглядывался вокруг бешеным, затравленным взглядом. Кемаль, совершенно утратив власть над собой, начал рыдать.
Еще один взмах державной руки Али дея — и веревки были укреплены над головами осужденных. Раздался хрип, короткий вскрик. Затем все стихло!
Джулия опустила голову на колени. Она не испытывала злобного удовлетворения, как большинство зрителей. Если бы она знала, что станет свидетельницей такого дикого зрелища, ни за что бы не пришла. Она не подняла глаз до тех пор, пока не услышала шуршание тяжелых тел, которые волоком тащили из зала заседаний.
— Следующая моя обязанность гораздо приятнее, — сказал дей, когда двери закрылись за стражей и палачами. — Я должен наградить моего доброго друга Рейбена за огромную услугу, оказанную трону. В знак моей глубокой благодарности я дарю ему несколько безделушек. — Дей хлопнул в ладоши, и от заднего входа потянулась процессия рабов, нагруженных подарками. Здесь были кофры с драгоценными камнями, с золотом, с серебром. Привели пару чистокровных белых арабских скакунов, жеребца и кобылу с нежными глазами и совершенными линиями. Были здесь и произведения искусства, и рулоны различных ковров, и маленькая модель корабля, в точности повторяющая линии балтиморского клипера. Дольше всего взгляд Реда задержался на этом последнем подарке — копии корабля, стоявшего в гавани. Отныне он стал его собственностью. Однако Ред не выглядел счастливым.
— Ты оказываешь мне слишком большую честь, о блистательный правитель века. У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, — поклонился он.
— Не спеши, — ответил Али дей. — Я приберег самое ценное под конец. — Синий взгляд Реда на мгновение поднялся к ширме, скрывавшей Джулию.
— Твое благородство будут вспоминать с благоговением тысячу лет спустя, о Всемогущий.
— Возможно, — отвечал довольный Али дей, — или скажут, что был такой неразумный правитель, который отсек собственную правую руку. Дар, о котором я говорю, — возможность вернуться в твою родную страну.
Джулия увидела, как глаза Реда на мгновение сузились, словно он почувствовал подвох. В самых гладких и вежливых словах он выразил свое нежелание покинуть солнце присутствия всемогущего. В такой же цветистой манере его державный друг заверил его, что он будет принят с музыкой и пирами, если захочет вернуться обратно.
Когда дей окончил, Ред поднял голову и распрямил плечи.
— Я должен просить тебя еще об одном благодеянии, если я могу положиться на твое благородство, о блистательный. Я прошу у тебя разрешения увезти с собой франкистанскую рабыню Гюльнару.
Лицо дея стало мрачным. В зале наступило безмолвие. Джулия вообще перестала дышать.
Наконец Али дей заговорил.
— Ты знаешь, что она была доставлена под мою защиту, когда осталась одна и без охраны. Я мог предположить лишь одно: ты недостаточно ценишь ее. Она сильно пострадала из-за твоего легкомыслия.
— Она осталась без охраны не по моему желанию или приказу, — заявил Ред. — Она нужна мне не меньше самой жизни, и я буду страдать до конца дней, если больше не увижу ее прекрасного лица.
— Отлично сказано, мой друг, но испытывает ли она то же самое? Предпочтет ли она вернуться с тобой в твою страну или захочет в свое время стать женой дея Алжира? Я думаю, на этот вопрос должна ответить сама Гюльнара. Послание будет передано ей в гарем. Если она решит уехать с тобой, я лично прослежу, чтобы ее благополучно доставили на твой корабль. Если же она не придет, ты должен знать, что она решила остаться, и отплыть без нее.
Недоверие отразилось на лицах. Станет ли могущественный дей просить девушку-рабыню решать свою судьбу? Ред наверняка чувствовал то же самое, но лишь вежливо поклонился.
— Ты сама мудрость, — сказал он. — Каким бы ни было решение, я покину гавань на заходе солнца.
— Да будет так, — откликнулся дей.
При этом маленьком знаке недовольства Ред покинул зал длинными и бесцельными шагами.
Ред любил ее. Он заявил об этом дею и высшей знати, готовый рискнуть всем, лишь бы она стала свободна. Даже если ей не суждено увидеть его никогда, она всегда будет вспоминать об этом.
Часы тянулись, но никакого послания ей не принесли. Наконец зашла служанка, а с ней Изабель. Когда женщина зажгла светильник и вышла, Изабель сказала:
— Корабль Рейбена эфенди покинул гавань.
— Он уплыл, — попыталась она примириться с этой мыслью.
Что подумал Ред, отплывая? Понял ли он, что она оставлена против воли, или решил, что она сама выбрала себе жизнь в богатстве, роскоши и почестях? Но так или иначе, он уже далеко. Разумеется, он не мог требовать у дея ее освобождения, если тот утверждал, что она осталась по доброй воле. Что он мог предпринять? Напасть на дворец?
«Он мог остаться, — шептало ее сердце, — остаться и дожидаться другого случая взять меня с собой».
— Не отчаивайся, — сказала Изабель так тихо, что Джулия с трудом различала слова. — Если ты соберешь все свое мужество, у тебя еще есть шанс избежать притязаний нашего хозяина.
— Что ты имеешь в виду? — так же тихо спросила Джулия.
— Тебе доставили послание от Базима, карлика, приносящего удачу. Он просит тебя быть готовой. Базим придет к тебе ночью, повинуясь приказу своего старого хозяина, Мохаммеда дея, который теперь в раю.
— Почему послание пришло через тебя?
Джулия понимала, Изабели на руку ее исчезновение. И неважно, убежит ли она или попадется на попытке к бегству, потому что, если ее схватят, дею придется предать ее смерти. Таковы законы и обычаи ислама. А Изабель сохранит внимание дея до тех пор, пока ему не попадется на глаза очередная привлекательная рабыня.
— Я не виню тебя за подозрение, — сказала Изабель. — Но твое беспокойство напрасно. Я не могу доказать, что не предам тебя, но, клянусь Аллахом, это так.
Они пошептались несколько минут, затем Изабель выскользнула прочь.
Джулия отказалась от вечерней трапезы. Ее мутило при мысли о еде и не хотелось встречаться с другими женщинами в общей комнате. К тому же было удобно поддерживать легенду о том, что она больна, слишком больна, чтобы повиноваться приказаниям. Ей было решительно нечем заняться, нечего собирать, готовясь в дорогу. Была лишь одежда, прикрывавшая ее наготу, но и она на самом деле не принадлежала Джулии. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство слишком печалило ее. Единственной вещью, о пропаже которой она могла сожалеть, была золотая пчела; что же касается желтого алмаза, вряд ли он мог пригодиться в ближайшее время. Она иногда думала, что сталось с ними, кто поднял их с пола, где они лежали. Были ли они возвращены Реду или осели в кармане какого-нибудь слуги?