Страница:
Сама она переживала волнующие чувства: с одной стороны, Амалия испытывала удовлетворение, что предприняла какие-то шаги вместо того, чтобы сидеть сложа руки и смотреть на реку; с другой стороны, ее горячило ощущение собственной отваги, что она смогла решиться на такое путешествие одна. Конечно, ее сопровождали Лали и Тиге, но это она руководила ими и была ответственной за происходящее, а не наоборот. И в своих поступках она не намерена ни перед кем отчитываться. Конечно, ей не следовало бы так думать, пока не выяснится, что с Жюльеном, но ничего поделать с собой Амалия не могла.
Вагон, в котором она ехала, не сильно отличался от большой кареты; в сущности, его разрабатывали на ее основе. Опущенные окна помогали его проветривать, но, когда поезд набирал скорость, вместе с воздухом в вагон попадали дым, сажа и даже искры. Вуаль защищала лицо от дыма и копоти и, к счастью, не особенно бросалась в глаза: Амалия была не единственной дамой в вагоне, кто скрывал лицо под вуалью.
Многие пассажиры возвращались с острова Дернир, где провели несколько незабываемых недель на море, но на все лето оставаться там не решились — заели комары и слепни. Амалия еще на перроне выделила их из толпы отъезжающих: мужчины — загорелые, подтянутые, с всевозможными удочками и другой спортивной снастью в руках — держались вальяжно; дамы, одетые в белые и пастельных тонов платья, как это принято на курортах, терпеливо сносили вокзальную копоть и суету, и только всклокоченные дети продолжали свои веселые шумные игры, забыв, что они уже не на пляже. Прислушавшись к разговору соседей, Амалия поняла, что почти все они люди одного круга в Новом Орлеане и давно друг друга знают. Двое мужчин вели жаркий спор о том, почему в этом году столько насекомых на побережье. Один считал, что это из-за ветра, а другой видел причину в обилии водоемов с застойной водой на той стороне острова, где со временем образовывалась небольшая бухта и где местные жители пасли скот. Через какое-то время они угомонились, так и не придя к единому мнению.
Дорога по эстакаде, проходившей над заболоченной местностью, стала одним из самых приятных впечатлений всего путешествия: было интересно наблюдать за сменой воды и суши, за черепахами, гревшимися на солнце, цаплями и аистами, которые, заслышав приближение паровоза, начинали кружиться над своими гнездами. Однако ровный перестук колес и мерное покачивание вагона, легкий прохладный ветерок и несколько бессонных ночей сделали свое дело, и Амалия задремала.
Сказать точно, спала она или нет, а если спала, то сколько, Амалия не могла. Глаза открылись сами собой от ощущения, что кто-то за ней наблюдает. Амалия осмотрелась, стараясь не проявлять особого беспокойства, но ничего подозрительного не заметила. Первой мыслью было, что это кто-то из близких знакомых или тех, кто знает семью Дек-луе. На всякий случай, чтобы соблюсти приличие, Амалия придумала историю об умирающей от лихорадки кузине и родственниках, которые приедут встречать поезд. Ей казалось необходимым сочинить что-нибудь душещипательное: никогда не знаешь, кто встретится на твоем пути, особенно если учесть, что многие семьи были связаны родством и вполне могло случиться, что один из твоих соседей — какой-нибудь дальний родственник, который знает тебя, а ты о его существовании даже не догадываешься. Хотя, конечно, Амалия предпочла бы не обманывать, ибо даже святая ложь не доставляла ей радости.
Однако никто не обращал на нее внимания. Большинство детей угомонились и теперь сладко посапывали. Их отцы тоже не теряли времени даром: прикрыв лица носовыми платками, они делали вид, что дремлют. Большинство дам коротали время за шитьем, вязанием, чтением книжек или журналов вроде тех, что издавали Годи и Гарнер. Не желая отставать от других, Амалия достала из сумки вышивку и занялась ею.
Поезд прибыл в Новый Орлеан, когда на землю опускались сумерки. Перрон разом наполнился невероятным шумом: восклицания, крики, плач и хныканье детей перемежались с хлопаньем дверей и шипением паровоза. Амалия отправила Тиге искать экипаж, чтобы добраться до городского дома семейства Деклуе, а сама вместе с Лали осталась дожидаться на платформе. Предпочтительнее было бы остановиться в одном из отелей и тем избежать лишних сплетен среди домашней прислуги, но она отбросила эту соблазнительную мысль как абсолютно нереальную. Во-первых, для того, чтобы снять номер в таких отелях, как «Сент-Чарльз» или «Сент-Луис», у нее не было достаточно денег; во-вторых, возрастала степень риска встретить знакомых и быть узнанной. Тогда никакими историями и выдумками она не смогла бы объяснить, почему не живет в собственном доме. Более скромный отель или даже постоялый двор с этой точки зрения были менее опасными, но какая женщина решится остановиться там одна?
Ее внимание привлек мужчина, задержавшийся неизвестно почему у дверей вокзала. Когда толпа начала рассеиваться, мужчина направился прямо к ней. Он был среднего роста, широкоплечий, даже слишком широкоплечий за счет накладных плечиков его темно-зеленого сюртука, с узкой петушиной грудью, которую подчеркивал широкий пояс желтых панталон. Туалет дополняли плетеный галстук черно-желто-зеленого цвета, желтая манишка и блестящая черная шляпа с высокой тульей. Лицо у мужчины было худое, о тонкими усиками над верхней губой и желтовато-коричневыми глазами хищника.
Он склонился перед Амалией в учтивом поклоне, обмахнув шляпой пыль на платформе. В руках у мужчины поблескивала трость с тяжелым металлическим набалдашником.
— Не могу ли я быть вам полезен? — спросил он тихим вкрадчивым голосом.
— Благодарю вас, нет! — Амалия отметила, что у мужчины длинные руки с холеными, хорошо ухоженными пальцами, а в галстуке красуется булавка с изображением игральной кости. Она не знала, что он делал на вокзале, но готова была поспорить, что перед ней профессиональный картежник.
— Вас, я вижу, не встретили, — запричитал он елейным голосом. — Ах, какое упущение с их стороны! Клянусь вам, я бы так никогда не поступил, если бы мне пришлось заботиться о вас.
Глаза Амалии сузились, когда она расслышала за словами сочувствия иезуитскую насмешку бонвивана.
— К счастью, я не нуждаюсь в ваших заботах, — ответила она сухо.
— Ах, душенька, уж не заподозрили ли вы что-нибудь нехорошее в моем поведении? — заюлил он снова. — Вы делаете мне больно. Мое единственное желание стать вам полезным.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи. До свидания! — Амалия отвернулась, показывая всем видом, что разговор окончен, но он обошел вокруг и, положив руку ей на плечо, заглянул по-собачьи в глаза.
— Моя карета ждет вас, душенька. Я отвезу вас куда пожелаете, а по дороге мы могли бы обсудить, где будем ужинать.
Амалия стряхнула с плеча цепкую руку наглеца, оглядываясь, не идет ли Тиге. Вместо него она увидела темневшую невдалеке карету с кучером на козлах, которая стояла на краю платформы в ожидании хозяина. Стоявшая рядом Лали проглотила язык и словно зачарованная смотрела на этого бесстыдника, напоминавшего своим зеленовато-желтым одеянием, тонкими чертами лица и вкрадчивыми манерами змею.
— У нас мог бы получиться премиленький вечерок, — запел он, хватая Амалию за запястье. — Есть много удовольствий, о которых вы даже не слышали, а став вдовой, и не услышите.
— Я не вдова, — бросила она резко, вырвав руку из стальных тисков его ухоженных пальцев. — Я прошу вас прекратить эти странные домогательства.
— Ах, простите меня, душенька. Я увидел кольцо, траур и эти печальные глазки…
Мужчина сделал новую попытку схватить ее за руку.
— Сейчас придет мой слуга.
— Слуга? Ха-ха! Что значит один черномазый перед белым человеком? Да он убежит, как только увидит вот это.
Мужчина отвернул набалдашник на трости, и оттуда показалось острие клинка.
— Занятная игрушка, но я в них не играю. Вы уйдете сами, или мне позвать на помощь?
— Я думаю, cherie, — произнес он, оглядев опустевшую платформу, — что теперь уже поздно.
Не давая ей опомниться, он схватил молодую женщину за талию и потащил к своей карете. Лали закричала. Амалия вырвалась из его рук, чувствуя, как расходится шов на платье сбоку, но он снова ухватил ее с такой силой, что у Амалии перехватило дыхание. От беспомощной ярости кровь прилила к лицу, дикой болью отдаваясь в висках. Амалия собрала все силы и пнула его ногой. Судя по раздавшемуся в ответ проклятию, острый каблук попал в цель. Она пнула еще раз, зацепившись своей ногой за его ногу, запутавшуюся в ее юбке, и они оба упали, покатившись по платформе. Амалия сильно ударилась плечом, но, не обращая внимания на боль, пыталась вырваться, однако он крепко держал ее за предплечье. Амалия вспомнила вдруг драку двух рабов, которую когда-то видела на плантации. Подражая им, она со всей силой ударила мерзавца ребром ладони по носу. Удар оказался точным и достаточно сильным. Мужчина вскрикнул, и кровь заструилась из его разбитого носа. Воспользовавшись замешательством врага, Амалия вскочила на ноги и отбежала в сторону, в глазах у нее сверкало мстительное удовольствие.
— У-у, сучка, — произнес он, едва ворочая языком и прижимая окровавленный платок к разбитому носу. — Теперь тебя можно поздравить, но ты еще пожалеешь…
Позади Амалии раздались чьи-то решительные шаги.
— Я думаю, ограничимся поздравлениями, — сказал подошедший низким голосом.
— В самом деле? — Насильник схватил свою трость и поднялся на ноги. С легким свистом клинок выскочил из трости, превратив ее в короткое копье.
Амалия испуганно вскрикнула, предупреждая незнакомого защитника об опасности. Она только теперь взглянула в его сторону. Свет наклонно падал на бронзовые скулы лица, наполовину скрытого широкополой шляпой. Сомневаться не приходилось: это был Роберт.
Он рывком скинул с себя сюртук и обмотал им правую руку. Роберт отмахнулся от брошенного в него деревянного футляра и ловко увернулся от просвистевшего над головой клинка. Мужчины, как борцы на ринге, ходили кругами, выжидая удобный момент для нападения. Насильник несколько раз пытался притвориться усталым, чтобы притупить бдительность Роберта, но тот был начеку. Краем глаза Амалия заметила какое-то движение. Это вернулся Тиге. Лали прижалась к нему, прикрывая рукой рот, чтобы приглушить сотрясавшие ее рыдания.
Внезапно человек в зеленом сюртуке сделал выпад, но Роберт вовремя его отразил, нанеся ответный удар такой силы, что клинок со звоном отлетел в сторону. От неожиданности нападающий остолбенел, но быстро пришел в себя и, не оглядываясь, помчался к карете. Он буквально ввалился в открытую дверцу, приказав кучеру гнать во всю мочь. Кучер стегнул лошадей, и карета исчезла в сумрачной мгле.
Роберт медленно повернулся к Амалии. Она видела сквозь вуаль, как он подходит к ней. В его тяжелой, размеренной поступи и в том, как он держал то, что осталось от трости с клинком, чувствовался закипающий гнев.
— Я видел вас в поезде, — сказал он хрипло, — но не поверил своим глазам, пока только что не встретил Тиге. Какого черта вы здесь делаете, кузина?
— Вы собираетесь позволить этому человеку уйти?! — вскричала Амалия в ответ, хорошо усвоив мудрость древних, что нападение — лучшая защита.
— Кому он нужен? Сомневаюсь, что мы когда-нибудь встретимся с ним, — сказал Роберт. — Кстати, почему вы не ответили на мой вопрос?
— А как вы думаете, что я здесь делаю? Ищу Жюльена или подкупаю его похитителей, чтобы они упрятали его как можно дальше? Ну, что же вы молчите?
Такой ответ на какое-то мгновение сбил его с толку, и промелькнувшее было в глазах осуждение ее поступка сменилось недоумением.
— Ничего такого мне и в голову не приходило, — сказал он растерянно.
— И на том спасибо, — усмехнулась Амалия. — Однако я буду вам весьма признательна, если и впредь вы будете держать оценку моих действий и поступков при себе. Все, что я решила делать, вас ни в коей мере не касается.
— Вы это серьезно? — Вопрос прозвучал так тихо, что она с трудом расслышала его.
— Серьезнее не бывает! Я обратилась к вам за помощью, а вы что? Погладили меня по головке? Я не ребенок и не круглая идиотка, чтобы не понимать, что между двумя матросами и исчезновением Жюльена есть какая-то связь. Вот я и намерена разобраться в этом.
— Нарядившись вдовой? Не рановато ли?
— К вдовам меньше пристают! — вспыхнула Амалия, закусив от обиды губу.
— Кто-то забыл сказать об этом вашему другу. — Роберт махнул рукой в сторону исчезнувшей кареты.
— Никакой он мне не друг! Я его никогда раньше не встречала и уж, конечно, не давала повода для каких-либо вольностей.
— Вы молоды, красивы и практически одна. Это ли не повод?
Амалия благодарно взглянула на Роберта, чувствуя облегчение, что наконец-то ее понимают.
— Не знаю, что ему взбрело в голову думать, что я поеду с ним? — Возмущение Амалии начало утихать.
— А он так и не думал. Просто ему показалось, что путем угроз и силы он сможет пополнить свою коллекцию.
— Что такое? — удивленно подняла брови Амалия. Роберт улыбнулся, наслаждаясь ее замешательством.
— Коллекцию женщин, которые развлекают его друзей, когда им надоедает играть в карты.
— Вы знаете кто? — Она, кажется, поняла смысл сказанного.
— Мы встречались, если можно назвать это встречей.
— Полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы появились вовремя.
— Не уверен, что вы нуждались в моей помощи, — ответил он сухо. — Однако, как бы там ни было, я не нуждаюсь в вашей благодарности и никогда не нуждался.
— Хорошо, хотя…
— Нам не следует говорить об этом здесь, — прервал он ее, указав на Тиге и Лали, которые ждали их у нанятого экипажа. — С этим придется подождать, пока мы не устроимся в доме.
— Мы? — Амалия бросила на Роберта удивленный взгляд.
— Конечно, а кто же еще? — бросил он резко, направляясь к экипажу.
13.
Вагон, в котором она ехала, не сильно отличался от большой кареты; в сущности, его разрабатывали на ее основе. Опущенные окна помогали его проветривать, но, когда поезд набирал скорость, вместе с воздухом в вагон попадали дым, сажа и даже искры. Вуаль защищала лицо от дыма и копоти и, к счастью, не особенно бросалась в глаза: Амалия была не единственной дамой в вагоне, кто скрывал лицо под вуалью.
Многие пассажиры возвращались с острова Дернир, где провели несколько незабываемых недель на море, но на все лето оставаться там не решились — заели комары и слепни. Амалия еще на перроне выделила их из толпы отъезжающих: мужчины — загорелые, подтянутые, с всевозможными удочками и другой спортивной снастью в руках — держались вальяжно; дамы, одетые в белые и пастельных тонов платья, как это принято на курортах, терпеливо сносили вокзальную копоть и суету, и только всклокоченные дети продолжали свои веселые шумные игры, забыв, что они уже не на пляже. Прислушавшись к разговору соседей, Амалия поняла, что почти все они люди одного круга в Новом Орлеане и давно друг друга знают. Двое мужчин вели жаркий спор о том, почему в этом году столько насекомых на побережье. Один считал, что это из-за ветра, а другой видел причину в обилии водоемов с застойной водой на той стороне острова, где со временем образовывалась небольшая бухта и где местные жители пасли скот. Через какое-то время они угомонились, так и не придя к единому мнению.
Дорога по эстакаде, проходившей над заболоченной местностью, стала одним из самых приятных впечатлений всего путешествия: было интересно наблюдать за сменой воды и суши, за черепахами, гревшимися на солнце, цаплями и аистами, которые, заслышав приближение паровоза, начинали кружиться над своими гнездами. Однако ровный перестук колес и мерное покачивание вагона, легкий прохладный ветерок и несколько бессонных ночей сделали свое дело, и Амалия задремала.
Сказать точно, спала она или нет, а если спала, то сколько, Амалия не могла. Глаза открылись сами собой от ощущения, что кто-то за ней наблюдает. Амалия осмотрелась, стараясь не проявлять особого беспокойства, но ничего подозрительного не заметила. Первой мыслью было, что это кто-то из близких знакомых или тех, кто знает семью Дек-луе. На всякий случай, чтобы соблюсти приличие, Амалия придумала историю об умирающей от лихорадки кузине и родственниках, которые приедут встречать поезд. Ей казалось необходимым сочинить что-нибудь душещипательное: никогда не знаешь, кто встретится на твоем пути, особенно если учесть, что многие семьи были связаны родством и вполне могло случиться, что один из твоих соседей — какой-нибудь дальний родственник, который знает тебя, а ты о его существовании даже не догадываешься. Хотя, конечно, Амалия предпочла бы не обманывать, ибо даже святая ложь не доставляла ей радости.
Однако никто не обращал на нее внимания. Большинство детей угомонились и теперь сладко посапывали. Их отцы тоже не теряли времени даром: прикрыв лица носовыми платками, они делали вид, что дремлют. Большинство дам коротали время за шитьем, вязанием, чтением книжек или журналов вроде тех, что издавали Годи и Гарнер. Не желая отставать от других, Амалия достала из сумки вышивку и занялась ею.
Поезд прибыл в Новый Орлеан, когда на землю опускались сумерки. Перрон разом наполнился невероятным шумом: восклицания, крики, плач и хныканье детей перемежались с хлопаньем дверей и шипением паровоза. Амалия отправила Тиге искать экипаж, чтобы добраться до городского дома семейства Деклуе, а сама вместе с Лали осталась дожидаться на платформе. Предпочтительнее было бы остановиться в одном из отелей и тем избежать лишних сплетен среди домашней прислуги, но она отбросила эту соблазнительную мысль как абсолютно нереальную. Во-первых, для того, чтобы снять номер в таких отелях, как «Сент-Чарльз» или «Сент-Луис», у нее не было достаточно денег; во-вторых, возрастала степень риска встретить знакомых и быть узнанной. Тогда никакими историями и выдумками она не смогла бы объяснить, почему не живет в собственном доме. Более скромный отель или даже постоялый двор с этой точки зрения были менее опасными, но какая женщина решится остановиться там одна?
Ее внимание привлек мужчина, задержавшийся неизвестно почему у дверей вокзала. Когда толпа начала рассеиваться, мужчина направился прямо к ней. Он был среднего роста, широкоплечий, даже слишком широкоплечий за счет накладных плечиков его темно-зеленого сюртука, с узкой петушиной грудью, которую подчеркивал широкий пояс желтых панталон. Туалет дополняли плетеный галстук черно-желто-зеленого цвета, желтая манишка и блестящая черная шляпа с высокой тульей. Лицо у мужчины было худое, о тонкими усиками над верхней губой и желтовато-коричневыми глазами хищника.
Он склонился перед Амалией в учтивом поклоне, обмахнув шляпой пыль на платформе. В руках у мужчины поблескивала трость с тяжелым металлическим набалдашником.
— Не могу ли я быть вам полезен? — спросил он тихим вкрадчивым голосом.
— Благодарю вас, нет! — Амалия отметила, что у мужчины длинные руки с холеными, хорошо ухоженными пальцами, а в галстуке красуется булавка с изображением игральной кости. Она не знала, что он делал на вокзале, но готова была поспорить, что перед ней профессиональный картежник.
— Вас, я вижу, не встретили, — запричитал он елейным голосом. — Ах, какое упущение с их стороны! Клянусь вам, я бы так никогда не поступил, если бы мне пришлось заботиться о вас.
Глаза Амалии сузились, когда она расслышала за словами сочувствия иезуитскую насмешку бонвивана.
— К счастью, я не нуждаюсь в ваших заботах, — ответила она сухо.
— Ах, душенька, уж не заподозрили ли вы что-нибудь нехорошее в моем поведении? — заюлил он снова. — Вы делаете мне больно. Мое единственное желание стать вам полезным.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи. До свидания! — Амалия отвернулась, показывая всем видом, что разговор окончен, но он обошел вокруг и, положив руку ей на плечо, заглянул по-собачьи в глаза.
— Моя карета ждет вас, душенька. Я отвезу вас куда пожелаете, а по дороге мы могли бы обсудить, где будем ужинать.
Амалия стряхнула с плеча цепкую руку наглеца, оглядываясь, не идет ли Тиге. Вместо него она увидела темневшую невдалеке карету с кучером на козлах, которая стояла на краю платформы в ожидании хозяина. Стоявшая рядом Лали проглотила язык и словно зачарованная смотрела на этого бесстыдника, напоминавшего своим зеленовато-желтым одеянием, тонкими чертами лица и вкрадчивыми манерами змею.
— У нас мог бы получиться премиленький вечерок, — запел он, хватая Амалию за запястье. — Есть много удовольствий, о которых вы даже не слышали, а став вдовой, и не услышите.
— Я не вдова, — бросила она резко, вырвав руку из стальных тисков его ухоженных пальцев. — Я прошу вас прекратить эти странные домогательства.
— Ах, простите меня, душенька. Я увидел кольцо, траур и эти печальные глазки…
Мужчина сделал новую попытку схватить ее за руку.
— Сейчас придет мой слуга.
— Слуга? Ха-ха! Что значит один черномазый перед белым человеком? Да он убежит, как только увидит вот это.
Мужчина отвернул набалдашник на трости, и оттуда показалось острие клинка.
— Занятная игрушка, но я в них не играю. Вы уйдете сами, или мне позвать на помощь?
— Я думаю, cherie, — произнес он, оглядев опустевшую платформу, — что теперь уже поздно.
Не давая ей опомниться, он схватил молодую женщину за талию и потащил к своей карете. Лали закричала. Амалия вырвалась из его рук, чувствуя, как расходится шов на платье сбоку, но он снова ухватил ее с такой силой, что у Амалии перехватило дыхание. От беспомощной ярости кровь прилила к лицу, дикой болью отдаваясь в висках. Амалия собрала все силы и пнула его ногой. Судя по раздавшемуся в ответ проклятию, острый каблук попал в цель. Она пнула еще раз, зацепившись своей ногой за его ногу, запутавшуюся в ее юбке, и они оба упали, покатившись по платформе. Амалия сильно ударилась плечом, но, не обращая внимания на боль, пыталась вырваться, однако он крепко держал ее за предплечье. Амалия вспомнила вдруг драку двух рабов, которую когда-то видела на плантации. Подражая им, она со всей силой ударила мерзавца ребром ладони по носу. Удар оказался точным и достаточно сильным. Мужчина вскрикнул, и кровь заструилась из его разбитого носа. Воспользовавшись замешательством врага, Амалия вскочила на ноги и отбежала в сторону, в глазах у нее сверкало мстительное удовольствие.
— У-у, сучка, — произнес он, едва ворочая языком и прижимая окровавленный платок к разбитому носу. — Теперь тебя можно поздравить, но ты еще пожалеешь…
Позади Амалии раздались чьи-то решительные шаги.
— Я думаю, ограничимся поздравлениями, — сказал подошедший низким голосом.
— В самом деле? — Насильник схватил свою трость и поднялся на ноги. С легким свистом клинок выскочил из трости, превратив ее в короткое копье.
Амалия испуганно вскрикнула, предупреждая незнакомого защитника об опасности. Она только теперь взглянула в его сторону. Свет наклонно падал на бронзовые скулы лица, наполовину скрытого широкополой шляпой. Сомневаться не приходилось: это был Роберт.
Он рывком скинул с себя сюртук и обмотал им правую руку. Роберт отмахнулся от брошенного в него деревянного футляра и ловко увернулся от просвистевшего над головой клинка. Мужчины, как борцы на ринге, ходили кругами, выжидая удобный момент для нападения. Насильник несколько раз пытался притвориться усталым, чтобы притупить бдительность Роберта, но тот был начеку. Краем глаза Амалия заметила какое-то движение. Это вернулся Тиге. Лали прижалась к нему, прикрывая рукой рот, чтобы приглушить сотрясавшие ее рыдания.
Внезапно человек в зеленом сюртуке сделал выпад, но Роберт вовремя его отразил, нанеся ответный удар такой силы, что клинок со звоном отлетел в сторону. От неожиданности нападающий остолбенел, но быстро пришел в себя и, не оглядываясь, помчался к карете. Он буквально ввалился в открытую дверцу, приказав кучеру гнать во всю мочь. Кучер стегнул лошадей, и карета исчезла в сумрачной мгле.
Роберт медленно повернулся к Амалии. Она видела сквозь вуаль, как он подходит к ней. В его тяжелой, размеренной поступи и в том, как он держал то, что осталось от трости с клинком, чувствовался закипающий гнев.
— Я видел вас в поезде, — сказал он хрипло, — но не поверил своим глазам, пока только что не встретил Тиге. Какого черта вы здесь делаете, кузина?
— Вы собираетесь позволить этому человеку уйти?! — вскричала Амалия в ответ, хорошо усвоив мудрость древних, что нападение — лучшая защита.
— Кому он нужен? Сомневаюсь, что мы когда-нибудь встретимся с ним, — сказал Роберт. — Кстати, почему вы не ответили на мой вопрос?
— А как вы думаете, что я здесь делаю? Ищу Жюльена или подкупаю его похитителей, чтобы они упрятали его как можно дальше? Ну, что же вы молчите?
Такой ответ на какое-то мгновение сбил его с толку, и промелькнувшее было в глазах осуждение ее поступка сменилось недоумением.
— Ничего такого мне и в голову не приходило, — сказал он растерянно.
— И на том спасибо, — усмехнулась Амалия. — Однако я буду вам весьма признательна, если и впредь вы будете держать оценку моих действий и поступков при себе. Все, что я решила делать, вас ни в коей мере не касается.
— Вы это серьезно? — Вопрос прозвучал так тихо, что она с трудом расслышала его.
— Серьезнее не бывает! Я обратилась к вам за помощью, а вы что? Погладили меня по головке? Я не ребенок и не круглая идиотка, чтобы не понимать, что между двумя матросами и исчезновением Жюльена есть какая-то связь. Вот я и намерена разобраться в этом.
— Нарядившись вдовой? Не рановато ли?
— К вдовам меньше пристают! — вспыхнула Амалия, закусив от обиды губу.
— Кто-то забыл сказать об этом вашему другу. — Роберт махнул рукой в сторону исчезнувшей кареты.
— Никакой он мне не друг! Я его никогда раньше не встречала и уж, конечно, не давала повода для каких-либо вольностей.
— Вы молоды, красивы и практически одна. Это ли не повод?
Амалия благодарно взглянула на Роберта, чувствуя облегчение, что наконец-то ее понимают.
— Не знаю, что ему взбрело в голову думать, что я поеду с ним? — Возмущение Амалии начало утихать.
— А он так и не думал. Просто ему показалось, что путем угроз и силы он сможет пополнить свою коллекцию.
— Что такое? — удивленно подняла брови Амалия. Роберт улыбнулся, наслаждаясь ее замешательством.
— Коллекцию женщин, которые развлекают его друзей, когда им надоедает играть в карты.
— Вы знаете кто? — Она, кажется, поняла смысл сказанного.
— Мы встречались, если можно назвать это встречей.
— Полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы появились вовремя.
— Не уверен, что вы нуждались в моей помощи, — ответил он сухо. — Однако, как бы там ни было, я не нуждаюсь в вашей благодарности и никогда не нуждался.
— Хорошо, хотя…
— Нам не следует говорить об этом здесь, — прервал он ее, указав на Тиге и Лали, которые ждали их у нанятого экипажа. — С этим придется подождать, пока мы не устроимся в доме.
— Мы? — Амалия бросила на Роберта удивленный взгляд.
— Конечно, а кто же еще? — бросил он резко, направляясь к экипажу.
13.
Свет двенадцати свечей в двух серебряных канделябрах отсвечивал в белом с золотом фарфоре, выполненном под парижскую старину, лучился в столовом серебре, угасал в дамасском полотне; его отблески сверкали в каштановых волосах Амалии, веселыми искорками рассыпались на гранях аметистовых сережек, подаренных ей свекровью, освещали траурную брошь на груди, оставляя в таинственной сумеречной мгле только ее глаза; он отражался в золотых запонках на вороте рубашки Роберта, освещая его опущенные темные ресницы, прикрывавшие глаза, внимательно изучавшие пальцы, в которых он крутил чашку кофе. Длинный обеденный стол находился посредине комнаты с опущенными занавесями на окнах, сверкающим серебряным кофейным сервизом на комоде и лучистыми хрустальными графинами на полках вдоль стен. По центру стола на кружевной салфетке стояли хрустальные вазы с розами и лилиями, наполнявшими теплый воздух комнаты своим завораживающим ароматом. Амалия села в конце стола, Роберт устроился в кресле справа от нее, и цветы оказались почти прямо перед ним.
Они почти не разговаривали с тех пор, как покинули вокзал: обстоятельства не позволяли, да и прислуга не оставляла их без внимания ни на минуту. Надо сказать, что внезапный приезд хозяев произвел в доме переполох, сравнить который можно было только с наводнением — суета, беготня, крики, восклицания… Надо и воду для ванной согреть, и еду для petite maitresse и мусье Роберта приготовить. Но все это не помешало слугам изредка поглядывать на молодых господ.
Чтобы пресечь наиболее дикие сплетни и догадки, Роберт сообщил кое-что домоправительнице, которая тут же принесла из прихожей письмо, адресованное Жюльену. На мгновение Амалии показалось, что сверкнул луч надежды, однако на деле оказалось, что это всего лишь записка Хлои, написанная, очевидно, под диктовку Мами и посланная на тот случай, если Жюльен вдруг объявится в Новом Орлеане. Но он не появился, и никто его здесь не видел со дня свадьбы.
Десертные тарелки заменили на рюмки с крепкими напитками. Роберт кивком отпустил слугу, прислуживавшего за столом. Амалия не возражала. Когда дверь за слугой закрылась и они остались вдвоем, Амалия взяла рюмку и пригубила вишнево-красный ликер. Обычно дамам его не подавали, но ей необходимо было успокоиться и восстановить силы.
Когда воцарившееся молчание стало совсем уж невмоготу, Роберт нарушил его.
— Не думайте, что я не обратил внимания на ваш рассказ о матросах, — сказал он, чеканя каждое слово. — Именно поэтому я здесь.
— Вам не нужно оправдываться и что-то придумывать, — ответила она тихо. — Я охотно признаюсь, что рада вас видеть. Я действительно рада, что вы последовали за мной.
— Я не следовал за вами, — набычился Роберт. — Я оказался в поезде, потому что плыл на одном с вами пароходе, в тот день самом первом из тех, которые шли вниз по Тешу. Не знаю почему, но я не видел, как вы садились на пароход и как на нем плыли.
Амалия подробно рассказала ему о своей уловке: сесть на пароход в Новой Иберии и не выходить из каюты на протяжении всего пути. Она была рада появлению Роберта, но почему он поехал тайно? На этот вопрос у нее не было достаточно разумного ответа.
— Вы могли бы и предупредить меня о задуманном предприятии, — заметил он вяло.
— Вы бы попытались удержать меня, — ответила Амалия. — Кстати, а почему вы не сказали мне о задуманном вами предприятии?
— Не хотел тревожить вас и Мами. В сущности, мы с вами преследуем одного моряка. Другого уже нашли.
— Он сказал что-нибудь о Жюльене? — Вопрос получился резким.
— Боюсь, что нет. Его обнаружили мертвым в реке неподалеку от пивной, где видели в последний раз Жюльена.
— Мертвым? Но как это случилось? — спросила она почему-то шепотом.
— Удар по голове, а потом бросили в воду. Официальное заключение: утонул.
— Вы думаете… неужели Жюльен…
— … мог убить его, когда они пытались напасть на него? — закончил он за нее устало. — Думаю, это возможно, но кто знает, как все было на самом деле?
Амалия не это имела в виду, но язык не поворачивался произнести вслух то, о чем она подумала. Она лишь согласно кивнула головой, отодвинув с внезапным отвращением рюмку с ликером. От резкого движения напиток выплеснулся через край, оставив на скатерти кроваво-красное пятно. Глядя на него, Амалия спросила:
— Где он? Где он может быть?
— Если бы я только знал, — сказал Роберт, тщательно подбирая слова, — я был бы счастливейшим из людей.
Амалия бросила на него быстрый взгляд и тотчас отвернулась. Роберт сказал это так, словно думал, что она подозревает его в причастности к исчезновению Жюльена, а ему хотелось оправдаться. Слов нет, в истории дуэлей бывало всякое. Иной дуэлянт, зная, что его противник стреляет лучше, нанимал бандитов, чтобы убрать неприятеля. Но Роберт и Жюльен были равны и силой, и мастерством. Кроме того, Роберт презирал всякие увертки и никогда бы на них не пошел. Никогда! «Но почему такая уверенность в нем? — попыталась спросить себя Амалия. — Не я ли когда-то считала, что он не способен стать подставным мужем?»
— Теперь мы здесь, — облизнула она пересохшие губы. — Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти второго матроса?
— Отправиться в порт и порасспросить капитана судна.
— У меня с собой рисунок Айзы.
— Но капитан, надеюсь, помнит, кого он посылал в «Дивную рощу» с кустами?
— Это так. Но если второй не вернулся…
— Пожалуй, вы правы. Рисунок может пригодиться.
Неожиданно к Амалии подкралось сомнение, не зря ли они все это затевают и будет ли польза от их поисков? Она встала из-за стола и, избегая взгляда его прищуренных глаз, сказала:
— Пойду-ка я спать.
— Превосходная мысль! — откликнулся Роберт. Он допил свою рюмку и тоже встал из-за стола, чтобы присоединиться к Амалии. Пока они шли к двери, она украдкой бросила на него взгляд. Он перехватил его и едва заметно улыбнулся. Роберт постбронился, пропуская Амалию в холл. Проходя мимо него и задевая юбками его сапоги, она ощутила пристальный взгляд его темно-синих глаз. Амалия поздравила себя мысленно с тем, что из двух платьев, взятых в дорогу, надела сегодня именно это — черное креповое с высоким воротником, которое от долгой носки приобрело коричневатый оттенок, — вместо более открытого вечернего платья. Что думал Роберт о предстоящей ночи, она не знала, но догадывалась, и это беспокоило ее. На втором этаже находились две отдельные спальни, и было бы отлично воспользоваться ими, но кто об этом должен сказать?
У нижней ступени лестницы она остановилась.
— Я желаю вам спокойной ночи.
— Говорите что угодно, — прошептал он ей на ухо. — Это все равно.
Свет оплывших свечей в канделябрах холла, шедший из медных колпачков, напоминавших перевернутые колокольчики, отблесками светился в иссиня-черных волнах его волос, отражался на бронзе его твердых скул, зажигал желание в его глазах. Ее нерешительность закончилась. Пытаясь скрыть слишком откровенное свое и его желание, она вымолвила привычное:
— Жюльен…
— Забудь о Жюльене и обо всем, что с ним связано. Где он теперь и чем занимается, для нас не имеет значения.
— Но это больше, чем просто предательство. — Голос Амалии дрогнул.
— Не оплакивай его раньше времени, — сказал Роберт, касаясь черного рукава ее платья. — Жюльен умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Знай он о твоей щепетильности, он бы гордился. Гордился, но не любил.
— Однако раньше вы говорили, что он увлечен мной.
— Да, говорил, — вздохнул Роберт, опуская глаза. — Но это ли тебе нужно?
Если бы она разделила его осуждение и сострадание, он отпустил бы ее спать одну. В этом Амалия не сомневалась. Одним коротким взглядом она охватила все: рисунок чувственного рта, волевой подбородок, пылающие огнем синие глаза… Посмотрев на его сильную загорелую руку, лежавшую на изогнутых перилах лестницы, Амалия сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Нет, — ответила она почему-то шепотом.
Тогда он приблизился к ней и, несмотря на сомнения, все еще оставшиеся в ее взгляде, подхватил Амалию на руки. Юбки пенистой волной поднялись, перепутавшись с обручами кринолина, но он, не обратив на это внимания, направился по лестнице вверх. Амалия обвила шею Роберта руками и, закрыв глаза, прижалась головой к его теплой щеке. Она понимала, что надо возразить, но не было сил. Ее предательское тело узнало его прикосновение и ответило на него. Как тут возразишь?
В убранной ко сну спальне горела одна-единственная лампа с шарообразным абажуром, света которой хватало только на то, чтобы осветить разобранную кровать с обычной для этих мест противомоскитной сеткой. Лали вскочила с табуретки около окна, когда Роберт вошел. Глаза ее расширились от удивления, но она тотчас их опустила, увидев свою хозяйку у него на руках.
— Принеси еще свечей и ламп, сколько найдешь! — приказал Роберт девушке. — И скажи Тиге, что он мне больше не нужен.
Лали торопливо выскользнула из комнаты. Роберт бережно опустил Амалию на ноги, но держал за руки, всматриваясь в ее лицо. Она не пыталась скрыться от его внимательного взгляда. В глазах Роберта заискрились веселые огоньки, а губы расползлись в радостной улыбке.
Служанка появилась с лампой в одной руке и тремя подсвечниками, которые она прижимала другой рукой к груди. Она поставила их и снова удалилась. Через минуту Лали вернулась еще с двумя лампами.
— Мне зажечь их, мусье?
— Нет, я сам.
— Хорошо, мусье. — Лали сделала общий реверанс и исчезла за дверью, не забыв плотно прикрыть ее.
Амалия с недоумением наблюдала за Робертом, который расставлял лампы и подсвечники на столики из розового и красного дерева и устанавливал фитили ламп на максимум. Затем он зажег свечу, а от нее — все светильники и свечи в комнате. Постепенно спальня наполнилась светом и теплом. Бледно-зеленая противомоскитная сетка и пестро-полосатые занавеси слегка покачивались от встречных потоков воздуха. Роберт поставил свечу в ближайший подсвечник и повернулся к Амалии.
— Я долго ждал этой минуты, — сказал он тихо. — Я видел сны о том, что мы вдвоем, что нет мрака ночи и не надо спешить.
Низкий тембр его голоса словно убаюкивал ее, его звук и слова вызывали трепет, завораживали. Амалия стояла неподвижно в ожидании.
Роберт улыбнулся только уголками губ, в его глазах затаилось желание, которое вызывало ответную реакцию в устремленных на него глазах любимой женщины. Он медленно стянул с себя сюртук, бросил его в низкое кресло, потом потянул один из концов белого шелкового галстука.
Амалия никогда прежде не видела, как раздеваются мужчины. Жюльен делал это у себя в спальне, а Роберт появлялся всегда в темноте, за исключением последней встречи на берегу реки. Но тогда она находилась слишком близко к нему, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Теперь же сердце Амалии сладко замерло, и она вынуждена была признать, что в этом постепенном обнажении мужского тела есть что-то незабываемо-волнующее.
Знал ли об этом Роберт? Возможно. Он распустил узел галстука и плавно стянул широкую шелковую ленту со своей мощной шеи, затем бросил его в кресло рядом с сюртуком, не взглянув даже на то, как он, не удержавшись, змеей соскользнул на пол и клубком свернулся у ножки столика. Не отрывая взгляда от глаз Амалии, он расстегнул обтянутые тканью пуговки своего светло-серого двубортного жилета и скинул его в кресло. Затем одну за другой он открутил запонки на воротнике и золотые пуговицы-пряжки на сорочке.
Они почти не разговаривали с тех пор, как покинули вокзал: обстоятельства не позволяли, да и прислуга не оставляла их без внимания ни на минуту. Надо сказать, что внезапный приезд хозяев произвел в доме переполох, сравнить который можно было только с наводнением — суета, беготня, крики, восклицания… Надо и воду для ванной согреть, и еду для petite maitresse и мусье Роберта приготовить. Но все это не помешало слугам изредка поглядывать на молодых господ.
Чтобы пресечь наиболее дикие сплетни и догадки, Роберт сообщил кое-что домоправительнице, которая тут же принесла из прихожей письмо, адресованное Жюльену. На мгновение Амалии показалось, что сверкнул луч надежды, однако на деле оказалось, что это всего лишь записка Хлои, написанная, очевидно, под диктовку Мами и посланная на тот случай, если Жюльен вдруг объявится в Новом Орлеане. Но он не появился, и никто его здесь не видел со дня свадьбы.
Десертные тарелки заменили на рюмки с крепкими напитками. Роберт кивком отпустил слугу, прислуживавшего за столом. Амалия не возражала. Когда дверь за слугой закрылась и они остались вдвоем, Амалия взяла рюмку и пригубила вишнево-красный ликер. Обычно дамам его не подавали, но ей необходимо было успокоиться и восстановить силы.
Когда воцарившееся молчание стало совсем уж невмоготу, Роберт нарушил его.
— Не думайте, что я не обратил внимания на ваш рассказ о матросах, — сказал он, чеканя каждое слово. — Именно поэтому я здесь.
— Вам не нужно оправдываться и что-то придумывать, — ответила она тихо. — Я охотно признаюсь, что рада вас видеть. Я действительно рада, что вы последовали за мной.
— Я не следовал за вами, — набычился Роберт. — Я оказался в поезде, потому что плыл на одном с вами пароходе, в тот день самом первом из тех, которые шли вниз по Тешу. Не знаю почему, но я не видел, как вы садились на пароход и как на нем плыли.
Амалия подробно рассказала ему о своей уловке: сесть на пароход в Новой Иберии и не выходить из каюты на протяжении всего пути. Она была рада появлению Роберта, но почему он поехал тайно? На этот вопрос у нее не было достаточно разумного ответа.
— Вы могли бы и предупредить меня о задуманном предприятии, — заметил он вяло.
— Вы бы попытались удержать меня, — ответила Амалия. — Кстати, а почему вы не сказали мне о задуманном вами предприятии?
— Не хотел тревожить вас и Мами. В сущности, мы с вами преследуем одного моряка. Другого уже нашли.
— Он сказал что-нибудь о Жюльене? — Вопрос получился резким.
— Боюсь, что нет. Его обнаружили мертвым в реке неподалеку от пивной, где видели в последний раз Жюльена.
— Мертвым? Но как это случилось? — спросила она почему-то шепотом.
— Удар по голове, а потом бросили в воду. Официальное заключение: утонул.
— Вы думаете… неужели Жюльен…
— … мог убить его, когда они пытались напасть на него? — закончил он за нее устало. — Думаю, это возможно, но кто знает, как все было на самом деле?
Амалия не это имела в виду, но язык не поворачивался произнести вслух то, о чем она подумала. Она лишь согласно кивнула головой, отодвинув с внезапным отвращением рюмку с ликером. От резкого движения напиток выплеснулся через край, оставив на скатерти кроваво-красное пятно. Глядя на него, Амалия спросила:
— Где он? Где он может быть?
— Если бы я только знал, — сказал Роберт, тщательно подбирая слова, — я был бы счастливейшим из людей.
Амалия бросила на него быстрый взгляд и тотчас отвернулась. Роберт сказал это так, словно думал, что она подозревает его в причастности к исчезновению Жюльена, а ему хотелось оправдаться. Слов нет, в истории дуэлей бывало всякое. Иной дуэлянт, зная, что его противник стреляет лучше, нанимал бандитов, чтобы убрать неприятеля. Но Роберт и Жюльен были равны и силой, и мастерством. Кроме того, Роберт презирал всякие увертки и никогда бы на них не пошел. Никогда! «Но почему такая уверенность в нем? — попыталась спросить себя Амалия. — Не я ли когда-то считала, что он не способен стать подставным мужем?»
— Теперь мы здесь, — облизнула она пересохшие губы. — Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти второго матроса?
— Отправиться в порт и порасспросить капитана судна.
— У меня с собой рисунок Айзы.
— Но капитан, надеюсь, помнит, кого он посылал в «Дивную рощу» с кустами?
— Это так. Но если второй не вернулся…
— Пожалуй, вы правы. Рисунок может пригодиться.
Неожиданно к Амалии подкралось сомнение, не зря ли они все это затевают и будет ли польза от их поисков? Она встала из-за стола и, избегая взгляда его прищуренных глаз, сказала:
— Пойду-ка я спать.
— Превосходная мысль! — откликнулся Роберт. Он допил свою рюмку и тоже встал из-за стола, чтобы присоединиться к Амалии. Пока они шли к двери, она украдкой бросила на него взгляд. Он перехватил его и едва заметно улыбнулся. Роберт постбронился, пропуская Амалию в холл. Проходя мимо него и задевая юбками его сапоги, она ощутила пристальный взгляд его темно-синих глаз. Амалия поздравила себя мысленно с тем, что из двух платьев, взятых в дорогу, надела сегодня именно это — черное креповое с высоким воротником, которое от долгой носки приобрело коричневатый оттенок, — вместо более открытого вечернего платья. Что думал Роберт о предстоящей ночи, она не знала, но догадывалась, и это беспокоило ее. На втором этаже находились две отдельные спальни, и было бы отлично воспользоваться ими, но кто об этом должен сказать?
У нижней ступени лестницы она остановилась.
— Я желаю вам спокойной ночи.
— Говорите что угодно, — прошептал он ей на ухо. — Это все равно.
Свет оплывших свечей в канделябрах холла, шедший из медных колпачков, напоминавших перевернутые колокольчики, отблесками светился в иссиня-черных волнах его волос, отражался на бронзе его твердых скул, зажигал желание в его глазах. Ее нерешительность закончилась. Пытаясь скрыть слишком откровенное свое и его желание, она вымолвила привычное:
— Жюльен…
— Забудь о Жюльене и обо всем, что с ним связано. Где он теперь и чем занимается, для нас не имеет значения.
— Но это больше, чем просто предательство. — Голос Амалии дрогнул.
— Не оплакивай его раньше времени, — сказал Роберт, касаясь черного рукава ее платья. — Жюльен умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Знай он о твоей щепетильности, он бы гордился. Гордился, но не любил.
— Однако раньше вы говорили, что он увлечен мной.
— Да, говорил, — вздохнул Роберт, опуская глаза. — Но это ли тебе нужно?
Если бы она разделила его осуждение и сострадание, он отпустил бы ее спать одну. В этом Амалия не сомневалась. Одним коротким взглядом она охватила все: рисунок чувственного рта, волевой подбородок, пылающие огнем синие глаза… Посмотрев на его сильную загорелую руку, лежавшую на изогнутых перилах лестницы, Амалия сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Нет, — ответила она почему-то шепотом.
Тогда он приблизился к ней и, несмотря на сомнения, все еще оставшиеся в ее взгляде, подхватил Амалию на руки. Юбки пенистой волной поднялись, перепутавшись с обручами кринолина, но он, не обратив на это внимания, направился по лестнице вверх. Амалия обвила шею Роберта руками и, закрыв глаза, прижалась головой к его теплой щеке. Она понимала, что надо возразить, но не было сил. Ее предательское тело узнало его прикосновение и ответило на него. Как тут возразишь?
В убранной ко сну спальне горела одна-единственная лампа с шарообразным абажуром, света которой хватало только на то, чтобы осветить разобранную кровать с обычной для этих мест противомоскитной сеткой. Лали вскочила с табуретки около окна, когда Роберт вошел. Глаза ее расширились от удивления, но она тотчас их опустила, увидев свою хозяйку у него на руках.
— Принеси еще свечей и ламп, сколько найдешь! — приказал Роберт девушке. — И скажи Тиге, что он мне больше не нужен.
Лали торопливо выскользнула из комнаты. Роберт бережно опустил Амалию на ноги, но держал за руки, всматриваясь в ее лицо. Она не пыталась скрыться от его внимательного взгляда. В глазах Роберта заискрились веселые огоньки, а губы расползлись в радостной улыбке.
Служанка появилась с лампой в одной руке и тремя подсвечниками, которые она прижимала другой рукой к груди. Она поставила их и снова удалилась. Через минуту Лали вернулась еще с двумя лампами.
— Мне зажечь их, мусье?
— Нет, я сам.
— Хорошо, мусье. — Лали сделала общий реверанс и исчезла за дверью, не забыв плотно прикрыть ее.
Амалия с недоумением наблюдала за Робертом, который расставлял лампы и подсвечники на столики из розового и красного дерева и устанавливал фитили ламп на максимум. Затем он зажег свечу, а от нее — все светильники и свечи в комнате. Постепенно спальня наполнилась светом и теплом. Бледно-зеленая противомоскитная сетка и пестро-полосатые занавеси слегка покачивались от встречных потоков воздуха. Роберт поставил свечу в ближайший подсвечник и повернулся к Амалии.
— Я долго ждал этой минуты, — сказал он тихо. — Я видел сны о том, что мы вдвоем, что нет мрака ночи и не надо спешить.
Низкий тембр его голоса словно убаюкивал ее, его звук и слова вызывали трепет, завораживали. Амалия стояла неподвижно в ожидании.
Роберт улыбнулся только уголками губ, в его глазах затаилось желание, которое вызывало ответную реакцию в устремленных на него глазах любимой женщины. Он медленно стянул с себя сюртук, бросил его в низкое кресло, потом потянул один из концов белого шелкового галстука.
Амалия никогда прежде не видела, как раздеваются мужчины. Жюльен делал это у себя в спальне, а Роберт появлялся всегда в темноте, за исключением последней встречи на берегу реки. Но тогда она находилась слишком близко к нему, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Теперь же сердце Амалии сладко замерло, и она вынуждена была признать, что в этом постепенном обнажении мужского тела есть что-то незабываемо-волнующее.
Знал ли об этом Роберт? Возможно. Он распустил узел галстука и плавно стянул широкую шелковую ленту со своей мощной шеи, затем бросил его в кресло рядом с сюртуком, не взглянув даже на то, как он, не удержавшись, змеей соскользнул на пол и клубком свернулся у ножки столика. Не отрывая взгляда от глаз Амалии, он расстегнул обтянутые тканью пуговки своего светло-серого двубортного жилета и скинул его в кресло. Затем одну за другой он открутил запонки на воротнике и золотые пуговицы-пряжки на сорочке.