Страница:
Вдоль берегов реки все было покрыто зеленью и находилось в постоянном движении. Бобры и водяные крысы шныряли в зарослях ив и плескались на мелководье возле белых и серых цапель, которые вышагивали на своих тоненьких ножках, высматривая рыбу. Несколькими милями ниже города Джонатан с Профессором увидели первую из огромных дубовых рощ, которые в конце концов сливались вместе, образуя густые леса. Джонатану дубы казались одновременно прекрасными и зловещими, хранящими вековые мифические секреты. Когда он был маленьким, ему говорили, что вечером в День святых в стволах дубов течет не сок, а кровь и что раз в сто лет в эту ночь невероятно старые деревья в глубине лесов исполняют древние танцы и водят хороводы перед собранием гоблинов. Джонатана, по правде говоря, ничуть не удивляло, что и эльфы и гоблины живут в чащах дубовых лесов.
Те же самые деревья, которые прошлой осенью походили на скелеты и таили в себе угрозу, теперь были покрыты зеленью, и их огромные ветви нависали над самой рекой, бросая тень на неподвижную воду у берегов. Джонатан лежал на спине, поставив босые ноги на палубу, и смотрел на перемежавшиеся голубое небо и спутанную зелень листьев у себя над головой. Он был относительно счастлив, бездельничая вот так и покуривая трубку, и надеялся, что форель проигнорирует его наживку еще какое-то время. Внезапно ему пришла в голову странная мысль: зря он не насадил на свой крючок резиновый сыр Тэлбота, чтобы гарантировать себе покой, и до него дошло, что, возможно, Тэлбот был не так глуп, как казалось. Возможно, этого парня сама идея рыбалки привлекала больше, чем ее обычно предпочитаемый всеми результат. Джонатану понравилась эта мысль – она вроде как отчасти ставила форель на место.
Как раз в тот момент, когда Джонатан подумал, что мог бы провести так весь день, Профессор уселся рядом с ним на палубу, держа в руках нечто похожее на старый план.
– Вот.
Джонатан приподнялся на локте и вгляделся в протянутую ему бумагу. Казалось, это был старый, пропыленный план этажей какого-то многоэтажного каменного здания, возможно замка. Джонатану он ни о чем не говорил.
– Ты что, собираешься заняться недвижимостью? – спросил он Профессора.
Тот подмигнул ему. Это было подмигивание, исполненное значения.
– Мы с тобой, Джонатан, уже побывали на данном объекте недвижимости. И если бы не Сквайр, мы бы скорее всего там и остались – как две кучки костей.
Джонатан пригляделся к чертежу чуть повнимательнее и узнал огромный холл на первом этаже с его высоким, опирающимся на балки потолком. Был там и невероятных размеров каменный камин, и большие окна, в которые он сам запустил деревянной скамьей. Чертеж изображал планы различных этажей замка на Гряде Высокой Башни, покинутого сейчас его хозяином, гномом Шелзнаком. У Джонатана немедленно зародились подозрения.
Профессор попытался его успокоить:
– Я нашел этот чертеж – кто бы мог подумать – в городской библиотеке. А мне казалось, что я знаю там каждую карту и рукопись. Я рылся среди Особых Коллекций, и как раз там он и был, просто валялся на стойке среди прочих бумаг, словно кто-то принес его вчера и оставил там для меня. На самом деле мне очень повезло.
– Так, значит, ты изучал архитектуру? – спросил Джонатан, щурясь поверх своей трубки на Профессора.
– Немного. Однако в последнее время я изучал нижние уровни на этом чертеже. – Профессор замолчал на минуту, чтобы вытащить из тряпичного мешочка горсть очищенных от скорлупы миндальных орехов и бросить парочку себе в рот. – Посмотри на эти коридоры, которые идут отсюда, из погреба. Они должны уходить в землю. И посмотри на эту надпись. Она гласит: «Пещера Мальтиуса». А потом еще вот эта: «Пещера троллей». Разве это не кое-что?
Джонатан выколотил трубку в реку и признал, что это и вправду кое-что. Профессор указал еще на одну строчку выцветших букв, почти неразличимых под пятном размазанных чернил.
– «К д-в…». – Профессор разбирал букву за буквой. – Как ты думаешь, что это означает?
– Очевидно, это читалось как «к собаке», – предположил Джонатан. – Тролли жили в этой пещере, и собаки здесь же. Вероятно, было еще помещение для кошек, и другое – для свиней, и третье – для любопытных типов, таких как этот парень Мальтиус, который проявлял слишком большой интерес к тому, кто где живет.
Профессор улыбнулся и покачал головой:
– Это не собаки, Джонатан. В слове было явно больше букв.
– Тогда к собакам, – парировал Джонатан. – Еще более веская причина не совать туда нос, как я это понимаю. В декабре прошлого года, после того как мы провели в этом замке такой приятный вечер, ты сказал, что намереваешься вернуться и кое-что там исследовать. У меня такое чувство, что именно туда мы сейчас и направляемся – навстречу неприятностям. В замок, битком набитый троллями, собаками и хобгоблинами.
– Как люди науки, мы обязаны исследовать эту Башню.
– Всего за два дня, – заметил Джонатан, – я побывал и человеком, ведущим праздную жизнь, и человеком науки.
– Эта надпись, – продолжил Профессор, – не имеет никакого отношения к собакам. Я в этом уверен. Я думаю, речь идет о какой-то двери.
– Двери, ведущей куда? К центру Земли?
Эта мысль вызвала у Профессора оживление.
– Вполне возможно, Джонатан. Ты знаешь, существуют теории о том, что Земля полая.
– Однако маловероятно, чтобы можно было попасть в нее через дверь, не так ли? – спросил Джонатан.
– Маловероятным кажется и то, что на Чудесных островах летают жабы или что эльфы забрасывают сети в облака, чтобы ловить там дождевых рыб.
Джонатан признал, что все это тоже кажется маловероятным, как и сказал Профессор.
– Но что ты думаешь найти в этой Башне, Профессор, кроме всякой чертовщины? Буфо и Гамп разнесли лаборатории гнома на куски, и Эскаргот предупредил их, чтобы они держались подальше от верхнего этажа. Я думаю, нам следует прислушаться к его предупреждению. Он знает больше о Замке Высокой Башни, чем кто-либо из нас.
– Это правда, – признал Профессор, от нечего делать швыряя миндальный орех в сторону берега, от которого их отделяло пятьдесят с лишним ярдов. В тот момент, когда орех плюхнулся в реку, какая-то большая рыба, которая двигалась слишком быстро, чтобы ее можно было опознать, выскочила из воды и схватила его на лету.
– Й-йэх! – закричал Джонатан. – Я должен сообщить об этом Тэлботу. Ему нужен соленый миндаль, а не куски резины.
– Как я уже говорил, – продолжил Профессор, – у Эскаргота скорее всего были какие-то причины. Он чудесный парень – не пойми меня превратно, – но его мотивы в большинстве случаев кажутся мне подозрительными. Может быть, на верхнем этаже есть что-то такое, что он просто не хочет, чтобы мы видели.
– Что, например? – спросил Джонатан.
– Кто знает? Какое-нибудь магическое устройство. Может быть, сокровище.
– Тогда Эскаргот не стал бы предупреждать нас и советовать держаться подальше от чего-то, что там есть, а сам бы не уехал на побережье. Он забрал бы это с собой.
Профессор пожал плечами. В это время проснулся Ахав – пятно тени рядом с кабиной, в которой он лежал, передвинулось вместе с солнцем. Профессор бросил ему ядрышко миндального ореха, и он с крайне довольным видом сжевал его, перекатывая между зубами, словно для того, чтобы ухватить его наилучшим образом. Казалось, он был так доволен этим орехом, что Профессор дал ему еще один. Джонатан с Профессором с трудом могли спокойно сидеть и есть орехи у пса на глазах, поэтому они прикончили маленький мешочек втроем.
– Ну так что ты скажешь? – спросил Профессор, складывая покрытый трещинками пергамент, который он держал в руке.
– Ты здесь капитан, – ответил Джонатан. – И если ты решишь, что мы идем в Гавань Высокой Башни, то, полагаю, так мы и сделаем. Но ты правда думаешь, что там есть сокровище?
Профессор пожал плечами:
– В таком замке – почему бы и нет. Впрочем, сокровище может оказаться где угодно. Иногда его действительно удается найти.
Джонатан кивнул, соглашаясь. Это казалось логичным, по крайней мере в философском смысле.
Те же самые деревья, которые прошлой осенью походили на скелеты и таили в себе угрозу, теперь были покрыты зеленью, и их огромные ветви нависали над самой рекой, бросая тень на неподвижную воду у берегов. Джонатан лежал на спине, поставив босые ноги на палубу, и смотрел на перемежавшиеся голубое небо и спутанную зелень листьев у себя над головой. Он был относительно счастлив, бездельничая вот так и покуривая трубку, и надеялся, что форель проигнорирует его наживку еще какое-то время. Внезапно ему пришла в голову странная мысль: зря он не насадил на свой крючок резиновый сыр Тэлбота, чтобы гарантировать себе покой, и до него дошло, что, возможно, Тэлбот был не так глуп, как казалось. Возможно, этого парня сама идея рыбалки привлекала больше, чем ее обычно предпочитаемый всеми результат. Джонатану понравилась эта мысль – она вроде как отчасти ставила форель на место.
Как раз в тот момент, когда Джонатан подумал, что мог бы провести так весь день, Профессор уселся рядом с ним на палубу, держа в руках нечто похожее на старый план.
– Вот.
Джонатан приподнялся на локте и вгляделся в протянутую ему бумагу. Казалось, это был старый, пропыленный план этажей какого-то многоэтажного каменного здания, возможно замка. Джонатану он ни о чем не говорил.
– Ты что, собираешься заняться недвижимостью? – спросил он Профессора.
Тот подмигнул ему. Это было подмигивание, исполненное значения.
– Мы с тобой, Джонатан, уже побывали на данном объекте недвижимости. И если бы не Сквайр, мы бы скорее всего там и остались – как две кучки костей.
Джонатан пригляделся к чертежу чуть повнимательнее и узнал огромный холл на первом этаже с его высоким, опирающимся на балки потолком. Был там и невероятных размеров каменный камин, и большие окна, в которые он сам запустил деревянной скамьей. Чертеж изображал планы различных этажей замка на Гряде Высокой Башни, покинутого сейчас его хозяином, гномом Шелзнаком. У Джонатана немедленно зародились подозрения.
Профессор попытался его успокоить:
– Я нашел этот чертеж – кто бы мог подумать – в городской библиотеке. А мне казалось, что я знаю там каждую карту и рукопись. Я рылся среди Особых Коллекций, и как раз там он и был, просто валялся на стойке среди прочих бумаг, словно кто-то принес его вчера и оставил там для меня. На самом деле мне очень повезло.
– Так, значит, ты изучал архитектуру? – спросил Джонатан, щурясь поверх своей трубки на Профессора.
– Немного. Однако в последнее время я изучал нижние уровни на этом чертеже. – Профессор замолчал на минуту, чтобы вытащить из тряпичного мешочка горсть очищенных от скорлупы миндальных орехов и бросить парочку себе в рот. – Посмотри на эти коридоры, которые идут отсюда, из погреба. Они должны уходить в землю. И посмотри на эту надпись. Она гласит: «Пещера Мальтиуса». А потом еще вот эта: «Пещера троллей». Разве это не кое-что?
Джонатан выколотил трубку в реку и признал, что это и вправду кое-что. Профессор указал еще на одну строчку выцветших букв, почти неразличимых под пятном размазанных чернил.
– «К д-в…». – Профессор разбирал букву за буквой. – Как ты думаешь, что это означает?
– Очевидно, это читалось как «к собаке», – предположил Джонатан. – Тролли жили в этой пещере, и собаки здесь же. Вероятно, было еще помещение для кошек, и другое – для свиней, и третье – для любопытных типов, таких как этот парень Мальтиус, который проявлял слишком большой интерес к тому, кто где живет.
Профессор улыбнулся и покачал головой:
– Это не собаки, Джонатан. В слове было явно больше букв.
– Тогда к собакам, – парировал Джонатан. – Еще более веская причина не совать туда нос, как я это понимаю. В декабре прошлого года, после того как мы провели в этом замке такой приятный вечер, ты сказал, что намереваешься вернуться и кое-что там исследовать. У меня такое чувство, что именно туда мы сейчас и направляемся – навстречу неприятностям. В замок, битком набитый троллями, собаками и хобгоблинами.
– Как люди науки, мы обязаны исследовать эту Башню.
– Всего за два дня, – заметил Джонатан, – я побывал и человеком, ведущим праздную жизнь, и человеком науки.
– Эта надпись, – продолжил Профессор, – не имеет никакого отношения к собакам. Я в этом уверен. Я думаю, речь идет о какой-то двери.
– Двери, ведущей куда? К центру Земли?
Эта мысль вызвала у Профессора оживление.
– Вполне возможно, Джонатан. Ты знаешь, существуют теории о том, что Земля полая.
– Однако маловероятно, чтобы можно было попасть в нее через дверь, не так ли? – спросил Джонатан.
– Маловероятным кажется и то, что на Чудесных островах летают жабы или что эльфы забрасывают сети в облака, чтобы ловить там дождевых рыб.
Джонатан признал, что все это тоже кажется маловероятным, как и сказал Профессор.
– Но что ты думаешь найти в этой Башне, Профессор, кроме всякой чертовщины? Буфо и Гамп разнесли лаборатории гнома на куски, и Эскаргот предупредил их, чтобы они держались подальше от верхнего этажа. Я думаю, нам следует прислушаться к его предупреждению. Он знает больше о Замке Высокой Башни, чем кто-либо из нас.
– Это правда, – признал Профессор, от нечего делать швыряя миндальный орех в сторону берега, от которого их отделяло пятьдесят с лишним ярдов. В тот момент, когда орех плюхнулся в реку, какая-то большая рыба, которая двигалась слишком быстро, чтобы ее можно было опознать, выскочила из воды и схватила его на лету.
– Й-йэх! – закричал Джонатан. – Я должен сообщить об этом Тэлботу. Ему нужен соленый миндаль, а не куски резины.
– Как я уже говорил, – продолжил Профессор, – у Эскаргота скорее всего были какие-то причины. Он чудесный парень – не пойми меня превратно, – но его мотивы в большинстве случаев кажутся мне подозрительными. Может быть, на верхнем этаже есть что-то такое, что он просто не хочет, чтобы мы видели.
– Что, например? – спросил Джонатан.
– Кто знает? Какое-нибудь магическое устройство. Может быть, сокровище.
– Тогда Эскаргот не стал бы предупреждать нас и советовать держаться подальше от чего-то, что там есть, а сам бы не уехал на побережье. Он забрал бы это с собой.
Профессор пожал плечами. В это время проснулся Ахав – пятно тени рядом с кабиной, в которой он лежал, передвинулось вместе с солнцем. Профессор бросил ему ядрышко миндального ореха, и он с крайне довольным видом сжевал его, перекатывая между зубами, словно для того, чтобы ухватить его наилучшим образом. Казалось, он был так доволен этим орехом, что Профессор дал ему еще один. Джонатан с Профессором с трудом могли спокойно сидеть и есть орехи у пса на глазах, поэтому они прикончили маленький мешочек втроем.
– Ну так что ты скажешь? – спросил Профессор, складывая покрытый трещинками пергамент, который он держал в руке.
– Ты здесь капитан, – ответил Джонатан. – И если ты решишь, что мы идем в Гавань Высокой Башни, то, полагаю, так мы и сделаем. Но ты правда думаешь, что там есть сокровище?
Профессор пожал плечами:
– В таком замке – почему бы и нет. Впрочем, сокровище может оказаться где угодно. Иногда его действительно удается найти.
Джонатан кивнул, соглашаясь. Это казалось логичным, по крайней мере в философском смысле.
Глава 3. Лачуга на болоте
В течение двух дней они не видели ни души – мимо них не проплывали связанные из бревен плоты или торговые баржи, и они так и не догнали тех двух рыболовов в обвислых шляпах, которые обогнали их на каноэ в первое утро путешествия. Один раз, ближе к концу первого вечера, когда солнце уже исчезало за краем леса на западе, они увидели в тени сплетенных ветвей дуба что-то, что могло быть либо медведем, либо троллем. Это существо пыталось схватить в реке рыбу. Джонатан пожалел, что у него нет с собой тубы Тэлбота – просто чтобы проверить, действительно ли этот инструмент окажет на зверя такое воздействие, какое ему приписывали. Он припомнил свою собственную стычку с двумя троллями, происшедшую несколько месяцев назад почти в том же самом месте, и изумление всех, кто в ней участвовал – и троллей, и людей, – при виде странного и неправдоподобного поведения гобоевого оружия Профессора Вурцла. «Вот были деньки», – подумал Джонатан, испытывая такое чувство, словно это замечательное приключение произошло много лет назад, возможно во времена его необузданной юности.
На реке, однако, все было таким невыразимо мирным, что на этот раз с ними не случилось ничего подобного. Путешественники могли читать без остановки и выкуривать сколько угодно трубок табаку. На второе утро им удалось поймать форель, и они ели рыбу на завтрак, а потом еще и на ужин. На следующее утро Джонатану пришла в голову блестящая мысль подмешать горсть растертого мяса форели в яичницу-болтунью. Но после того как они управились с этим блюдом, Профессор заметил, что он, со своей стороны, надеется больше никогда в жизни не видеть форель. Джонатан чувствовал примерно то же самое.
Они уже приближались к деревне у Высокой Башни, когда берега реки Ориэль начали расходиться в стороны. Широкие зеленые полосы лугов, сплошь заросшие водосбором, люпином и диким ирисом, словно отталкивали леса вдаль. На востоке поднимались Белые Горы, окутанные облаками и тайной, они то появлялись по другую сторону травянистых низин, то исчезали за высоченными зарослями болиголова или за покрытым мхом ольшаником.
В стоячей воде у берегов цвели кувшинки, и среди лежащих на поверхности листьев и спутанных корней плавали несколько озерных черепах и жаб. Время от времени они забирались на огромный, как блюдце, лист, а затем вновь с плеском соскальзывали в тихие воды. Луга наконец уступили место болотам и топям, на которых там и сям виднелись искривленные силуэты давно засохших деревьев и кое-где – куст ольшаника или хлопковое дерево, умудрившиеся найти достаточно высокий холмик, чтобы уберечь корни от окружающей воды.
Этот участок берега был темным, мрачным и унылым даже в прекрасный весенний день. И дикие цветы, пробивавшиеся то тут, то там среди трясин, казались Джонатану какими-то грустными – печальные пятнышки цвета, разбросанные по безжалостным просторам болот.
Профессор окинул долгим взглядом этот пейзаж – и увидел его в другом свете. На болотах было не счесть змей, жуков и разных биологических чудес, а летней ночью в низинах сверкали крошечными огоньками миллионы светлячков, банка с которыми могла не хуже любого фонаря осветить дорогу путнику. Однако разглагольствования Профессора о жуках и червяках не очень-то изменили настроение Джонатана. Не особенно улучшили его и неровные тени Гряды Высокой Башни, поскольку там, выступая над ее скалистым хребтом, поднимались гранитные стены одноименного замка. Невозможно было понять, где начинается обработанный серый гранит башенных стен. Казалось, что башня вырастает из самих скал и что она никогда не была ничем иным, как частично сохранившимися руинами. Она выглядела такой же вечной, как и тусклые камни на окружающей ее распаханной земле. Для Профессора башня была загадкой, для Джонатана – скорее проклятием. Единственным утешением служило ему то, что ее самый последний обитатель – злой колдун гном Шелзнак – был изгнан оттуда и скрывался теперь где-то в верховьях реки. Пустая башня казалась менее зловещей, чем башня, в которой обитал коварный гном, – но ненамного.
Гавань Высокой Башни, куда они вошли довольно рано утром, до сих пор была тихой и пустынной. Лишь некоторые жители вернулись сюда после исчезновения Шелзнака. Однако, к облегчению Джонатана, окна сарая для лодок больше не были заколочены, а у берега с полдюжины детей ловили раков. По крайней мере деревня не была полностью покинута своими обитателями, как прошлой зимой.
Джонатан с Профессором решили не тратить время на то, чтобы бродить по городу, а сразу перейти по тропинке на другую сторону болота и исследовать замок. Они договорились вернуться на плот к закату, чтобы не ночевать в башне и не тревожить живущих там духов или демонов.
Они уложили свой обед в рюкзак и отправились в путь, прихватив с собой веревку, фонарь, факел и дюжину свечей. А еще у каждого была дубовая трость – не столько для того, чтобы опираться на нее по дороге, сколько для того, чтобы отпугивать гоблинов или отбиться от случайного тролля. Тропа вилась, то появляясь, то исчезая среди покрытых мхом деревьев, и, по-видимому, вела в обход. Три раза Джонатан с Профессором натыкались на развилки и всякий раз решали свернуть на ту из тропинок, которая вела в сторону замка. Два раза это вроде бы сработало.
Однако через несколько минут после того, как они свернули в третий раз, перед ними оказалась старая, стоящая на сваях лачуга с дощатыми стенами. Когда-то щели в этих стенах были замазаны илом, смешанным с травой, но он давным-давно вывалился, рассыпавшись на куски, и теперь мало что защищало лачугу от проникновения северного ветра. К передней стене лепилось скособоченное, полуразрушенное крыльцо, огражденное жердями, и на нем сидела сморщенная старуха, которая казалась такой невероятно древней, что ее можно было скорее принять за мешок с пылью и сухими костями, чем за существо из плоти и крови. Лицо старушки было исчерчено столь глубокими морщинами, что, по мнению Джонатана, им не меньше, чем стенам лачуги, пригодилась бы штукатурка из ила. Она сидела в продавленном кресле, уставясь вдаль незрячими, судя по всему, глазами. Джонатану страшно не понравились как ее вид, так и связка чего-то похожего на сушеных летучих мышей, висевшая над дверью. Старуха была одета в черное, и вокруг ее ворота и рукавов висели обрывки выцветших кружев. Под креслом сидела кошка, лениво трогая лапой болтавшийся кружевной лоскут.
Какое-то мгновение Джонатан и Профессор стояли молча, готовые на цыпочках вернуться к той развилке, откуда пошли не в ту сторону. Ахав наблюдал за кошкой, черной, как безлунная ночь, но даже не заворчал в знак приветствия. Похоже, все это нравилось ему не больше, чем хозяину. Кошка вылезла из-под кресла, вспрыгнула на покосившиеся перила крыльца и принялась мирно разглядывать всю троицу. Старуха зашевелилась и коснулась пальцами кружев у себя на рукаве. Ее губы медленно расползлись в улыбке, но глаза остались неподвижными. Джонатан с ужасом заметил, что они полностью лишены цвета, что их затягивает однотонная, мертвенная молочно-серая пелена, похожая на брюхо выловленной ими вчера рыбы. Казалось, за долгие годы эти глаза утратили и свои краски, и способность видеть, а сама старуха поблекла, как сидящая на камне ящерица, и стала частью окружающего ее бесцветного мрака болот.
Она медленно, пугающе поднялась с кресла, опираясь на покрытый затейливой резьбой посох, потемневший от времени и постоянной службы. Какое-то мгновение Джонатан был уверен, что она вот-вот покачнется и очень медленно упадет ничком на крыльцо. Однако этого не случилось, она просто продолжала неподвижно смотреть перед собой.
Профессор снял шляпу, хотя старуха и не могла этого оценить, и вежливо представил ей себя и своего друга. Джонатан предпочел бы поскорее вернуться к развилке, но он не собирался уходить один, а эта ситуация явно была из тех, которые приводили Профессора в восхищение. Старуха никак не ответила на любезности Профессора. Она просто еще какое-то время продолжала улыбаться, а потом вытащила из обтрепанной кружевной муфты высохшую руку, ткнула трясущимся пальцем куда-то между Джонатаном и Профессором и зловеще изрекла:
– Значит, вы пришли.
– Это какая-то ошибка. – Джонатан взглянул на Профессора, затем опять на старуху. – Вы нас приняли за кого-то другого. На самом деле мы просто гуляем на природе. Шли на водопад купаться.
Он многозначительным жестом показал Профессору на тропинку. Старуха засмеялась или по крайней мере попыталась это сделать. Но было как-то не похоже, чтобы этот смех шел от души и старуха одобряла чувство юмора Джонатана. Ее палец медленно согнулся, приглашая их подняться на крыльцо, и старуха, словно в нее внезапно вдохнули жизнь, резко повернула голову влево и в упор взглянула на Джонатана, затем засмеялась, захлебываясь неожиданно дребезжащим смехом.
Джонатан бросился прочь, следом за ним понесся Ахав. Сзади слышался топот Профессора. Но вдруг Джонатан, содрогнувшись от ужаса, услышал, как кошачьи вопли и кудахтанье старухи очень явственно смешиваются с чем-то очень похожим на шуршание и похрустывание старых юбок и кружева, словно сама ведьма гонится за ними по пятам.
Они добежали до самой развилки, и Джонатан махнул бы рукой на тропу, ведущую к башне, и продолжал бы бежать до самой гавани, если бы Профессор не остановился перевести дыхание и не крикнул ему, чтобы он последовал его примеру.
Где-то с минуту они пыхтели и отдувались, согнувшись почти вдвое и упершись руками в колени. Джонатан прислушивался, не раздастся ли сзади шуршание юбок или кудахтающий смешок, но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца и своего же учащенного дыхания. Он решил, что старуха это на самом деле или нет, но, если она появится на тропе, он задаст ей жару своей тростью и выгонит из нее дьявола, – и это вдвойне относилось к ее кошке.
– Еще немного – и мне бы крышка, – сказал он через несколько мгновений.
Профессор выдавил из себя слабый смешок:
– Да уж точно, нагнала она на тебя страху.
– На меня? – насмешливо переспросил Джонатан. – Держу пари, ты так не бегал уже лет сорок.
– Это ты меня напугал, сорвался с места как не знаю кто.
– Это не я кого-то пугал. Я не из тех людей, что пугают других. Просто ты не хуже меня знаешь, кто она такая. Она – одна из тех ведьм, которых Дули видел в ту ночь, прошлой осенью, летящими по небу в лунном свете, – возможно, там были и она, и ее кошка. Если это действительно кошка. – Джонатан посмотрел, как Профессор трясущимися пальцами, точно в лихорадке, ткнул зажженной спичкой куда-то в сторону чашечки своей трубки, и спросил: – Ты что пытаешься зажечь – трубку или кончик собственного носа?
И тут у них обоих начался приступ дикого хохота. Прошло какое-то время, прежде чем они, насмеявшись вволю и успокоившись, вновь отправились в путь. И тот и другой временами оглядывались через плечо и несколько раз повторили друг другу, что на обратном пути, когда пойдут к этой развилке, они уже не сделают подобной глупости.
Еще через час они поднялись по извилистой тропе на крутой склон скалистого хребта и оказались возле башни. Они шли быстрым шагом, стараясь держаться в тени гигантских болиголовов, растущих вдоль дороги, и избегая освещенных солнцем участков. То, что день был жарким, не имело почти никакого отношения к тому, что они предпочитали укрываться в тени, хотя оба настаивали, что это так. Просто башню, казалось, окутывала пелена висящего в воздухе зла – атмосфера, поднявшаяся за бесчисленные годы из самой земли.
В общем и целом, у этой мрачной башни был негостеприимный вид, который при свете дня понравился Джонатану не больше, чем несколько месяцев назад в полночь. Он пожалел, что не взял с собой куртку, – хотя и знал, что такой солнечный день ему вряд ли еще когда придется увидеть.
– Мне кажется, мы позволяем этой местности взять над нами верх, – заметил Профессор. – Мы ожидаем чего-то ужасного, чего у нас нет повода ожидать. В конце концов, это же не дом с привидениями.
– Неужели? – отозвался Джонатан. – По меркам домов с привидениями эта башня должна стоять довольно высоко. Тут вся округа – как один большой дом с привидениями. Такое ощущение, что в этих лесах полным-полно гоблинов.
– Чушь. Это всего лишь твое воображение.
– Просто у меня нет твоего оптимизма, – возразил Джонатан.
В этот момент они пересекли заросшее травой пространство между лесом и дверью башни. Сопровождаемые по пятам Ахавом, путешественники торопливо двигались вперед, пригибаясь к земле и подгоняя друг друга, как будто чувствовали, что за ними что-то наблюдает – что-то в самом воздухе, окружающем башню.
Дверь тяжело повернулась на петлях, открывая их взору выложенный булыжником пол огромного зала и каменный камин, занимающий большую часть боковой стены. В очаге лежала кучка холодной золы, а рядом с ним – горка побелевших костей, которые ужасный Шелзнак использовал в качестве топлива. На полу валялись странные остатки их прошлогодней схватки: чучело змеи, которое Сквайр Меркл сунул в ухо гному, и обгрызенная индюшачья кость, что так легко справилась со скелетом. Еще там были пустая кружка, несколько человеческих ребер и нижняя челюсть. Ничего здесь не изменилось. Судя по всему, в башню с тех пор никто не приходил: гном не вернулся. В высоком окне напротив двери зияла дыра. Несмотря на ветерок, задувающий через разбитое стекло, подоконник был покрыт толстым слоем пыли, испещренным крошечными отпечатками крысиных лапок. Под окном лежала дюжина человеческих костей – ноги и таз скелета, который почти выбрался на свободу. Во дворе, среди грязи и сорняков, покоилось все остальное: пожелтевший череп неотрывно смотрел вверх, на стоящее высоко в небе солнце.
Вся эта история со скелетом отнюдь не делала интерьер башни более уютным, но он напомнил Джонатану, что он и его друзья уже однажды справились, и довольно успешно, с подобным сборищем ужасов. Он перехватил трость поудобнее и сказал себе, что сделанное один раз всегда можно повторить. Но потом Джонатан припомнил свое паническое бегство от сидящей на крыльце старухи и мудро решил, что тщеславие слишком часто делает из людей дураков.
Ничто не предвещало присутствия в башне чего-либо еще, кроме разлитого в воздухе зла, которое не мог развеять даже ветер, дующий в открытое окно.
– С чего начнем? – спросил Джонатан, глядя на свои карманные часы. – Здесь пять этажей наверху и пещеры, подвалы и комнаты для собак внизу. Где спрятано сокровище?
– Я бы сказал – внизу, несмотря на предупреждение Эскаргота насчет верхнего этажа. – Профессор разворачивал на полу свой пергамент. – Согласно авторитетным источникам, это стандартная практика – закапывать такие вещи, а не тащить их наверх.
Джонатану такое объяснение показалось логичным.
– Полдень уже миновал, – сообщил он, пряча часы в карман. – Если мы хотим пересечь топи прежде, чем сядет солнце, нам следует выйти отсюда часам к четырем. Я предпочитаю ужинать на плоту, а не в какой-нибудь приятной хижине на болоте.
– Согласен. Следи за временем. – И с этими словами он направился к винтовой лестнице, которая вела и к верхним, и к нижним этажам замка.
Путь в подвал был перекрыт открывающейся крышкой, сделанной из тяжелых дубовых досок. К ней была привязана цепь, уходящая под углом вверх, к чему-то вроде блока с воротом и рычагом. Цепь и ворот были такими ржавыми, словно год лежали под дождем, и производили впечатление, что ими давно никто не пользовался. Джонатан навалился всем телом на деревянную рукоятку рычага, но тот даже не шелохнулся. Джонатан постучал по нему своей тростью – в воздух взлетели кусочки ржавчины, устилая каменные ступени красноватой железной пылью. Профессор и Джонатан налегли на рычаг вдвоем, но дело не сдвинулось с места. Тогда Джонатан ударил по нему тростью изо всей силы, однако и это не оказало на рычаг заметного действия.
Профессор на мгновение задумался.
– Мы могли бы полить его растопленным салом, – воскликнул он, щелкнув пальцами. – Смазать его. Если мы будем продолжать колотить по нему твоей тростью, то просто согнем его в бараний рог.
– Ты прав, – согласился Джонатан. – Когда мы были здесь в прошлый раз, Сквайр и Буфо нашли наверху кладовку для провизии. Тогда там была жареная индейка, так что Шелзнак, должно быть, знал толк в еде. Где-нибудь в его запасах наверняка найдется сало.
И так они оба, сопровождаемые Ахавом, поднялись по лестнице, чтобы исследовать кладовку. Сала они не нашли, зато отыскали бутылку с китовым жиром, который вполне мог подойти и который к тому же не надо было подогревать. Еще они обнаружили в темном прохладном подполе несколько стеллажей с бутылками эля, заложенными туда Шелзнаком на хранение задолго до его изгнания. Джонатан сунул четыре бутылки в свой рюкзак вместе с масляной лампой, бутылкой с жиром и горстью деревянных спичек. Затем им на глаза попался буфет, заполненный чем-то, что некогда было буханками хлеба, но теперь превратилось в маленькие зеленовато-коричневые окаменевшие комочки, настолько высохшие и уменьшившиеся в размерах, что ими не интересовались даже мыши. Были там и банки с маринованными грибами, яйцами и перцем, но некоторые из них треснули, залив рассолом и засыпав осколками и гниющими деликатесами все остальные. Ни у Джонатана, ни у Профессора не было ни малейшего желания попробовать содержимое тех банок, что остались целыми.
На реке, однако, все было таким невыразимо мирным, что на этот раз с ними не случилось ничего подобного. Путешественники могли читать без остановки и выкуривать сколько угодно трубок табаку. На второе утро им удалось поймать форель, и они ели рыбу на завтрак, а потом еще и на ужин. На следующее утро Джонатану пришла в голову блестящая мысль подмешать горсть растертого мяса форели в яичницу-болтунью. Но после того как они управились с этим блюдом, Профессор заметил, что он, со своей стороны, надеется больше никогда в жизни не видеть форель. Джонатан чувствовал примерно то же самое.
Они уже приближались к деревне у Высокой Башни, когда берега реки Ориэль начали расходиться в стороны. Широкие зеленые полосы лугов, сплошь заросшие водосбором, люпином и диким ирисом, словно отталкивали леса вдаль. На востоке поднимались Белые Горы, окутанные облаками и тайной, они то появлялись по другую сторону травянистых низин, то исчезали за высоченными зарослями болиголова или за покрытым мхом ольшаником.
В стоячей воде у берегов цвели кувшинки, и среди лежащих на поверхности листьев и спутанных корней плавали несколько озерных черепах и жаб. Время от времени они забирались на огромный, как блюдце, лист, а затем вновь с плеском соскальзывали в тихие воды. Луга наконец уступили место болотам и топям, на которых там и сям виднелись искривленные силуэты давно засохших деревьев и кое-где – куст ольшаника или хлопковое дерево, умудрившиеся найти достаточно высокий холмик, чтобы уберечь корни от окружающей воды.
Этот участок берега был темным, мрачным и унылым даже в прекрасный весенний день. И дикие цветы, пробивавшиеся то тут, то там среди трясин, казались Джонатану какими-то грустными – печальные пятнышки цвета, разбросанные по безжалостным просторам болот.
Профессор окинул долгим взглядом этот пейзаж – и увидел его в другом свете. На болотах было не счесть змей, жуков и разных биологических чудес, а летней ночью в низинах сверкали крошечными огоньками миллионы светлячков, банка с которыми могла не хуже любого фонаря осветить дорогу путнику. Однако разглагольствования Профессора о жуках и червяках не очень-то изменили настроение Джонатана. Не особенно улучшили его и неровные тени Гряды Высокой Башни, поскольку там, выступая над ее скалистым хребтом, поднимались гранитные стены одноименного замка. Невозможно было понять, где начинается обработанный серый гранит башенных стен. Казалось, что башня вырастает из самих скал и что она никогда не была ничем иным, как частично сохранившимися руинами. Она выглядела такой же вечной, как и тусклые камни на окружающей ее распаханной земле. Для Профессора башня была загадкой, для Джонатана – скорее проклятием. Единственным утешением служило ему то, что ее самый последний обитатель – злой колдун гном Шелзнак – был изгнан оттуда и скрывался теперь где-то в верховьях реки. Пустая башня казалась менее зловещей, чем башня, в которой обитал коварный гном, – но ненамного.
Гавань Высокой Башни, куда они вошли довольно рано утром, до сих пор была тихой и пустынной. Лишь некоторые жители вернулись сюда после исчезновения Шелзнака. Однако, к облегчению Джонатана, окна сарая для лодок больше не были заколочены, а у берега с полдюжины детей ловили раков. По крайней мере деревня не была полностью покинута своими обитателями, как прошлой зимой.
Джонатан с Профессором решили не тратить время на то, чтобы бродить по городу, а сразу перейти по тропинке на другую сторону болота и исследовать замок. Они договорились вернуться на плот к закату, чтобы не ночевать в башне и не тревожить живущих там духов или демонов.
Они уложили свой обед в рюкзак и отправились в путь, прихватив с собой веревку, фонарь, факел и дюжину свечей. А еще у каждого была дубовая трость – не столько для того, чтобы опираться на нее по дороге, сколько для того, чтобы отпугивать гоблинов или отбиться от случайного тролля. Тропа вилась, то появляясь, то исчезая среди покрытых мхом деревьев, и, по-видимому, вела в обход. Три раза Джонатан с Профессором натыкались на развилки и всякий раз решали свернуть на ту из тропинок, которая вела в сторону замка. Два раза это вроде бы сработало.
Однако через несколько минут после того, как они свернули в третий раз, перед ними оказалась старая, стоящая на сваях лачуга с дощатыми стенами. Когда-то щели в этих стенах были замазаны илом, смешанным с травой, но он давным-давно вывалился, рассыпавшись на куски, и теперь мало что защищало лачугу от проникновения северного ветра. К передней стене лепилось скособоченное, полуразрушенное крыльцо, огражденное жердями, и на нем сидела сморщенная старуха, которая казалась такой невероятно древней, что ее можно было скорее принять за мешок с пылью и сухими костями, чем за существо из плоти и крови. Лицо старушки было исчерчено столь глубокими морщинами, что, по мнению Джонатана, им не меньше, чем стенам лачуги, пригодилась бы штукатурка из ила. Она сидела в продавленном кресле, уставясь вдаль незрячими, судя по всему, глазами. Джонатану страшно не понравились как ее вид, так и связка чего-то похожего на сушеных летучих мышей, висевшая над дверью. Старуха была одета в черное, и вокруг ее ворота и рукавов висели обрывки выцветших кружев. Под креслом сидела кошка, лениво трогая лапой болтавшийся кружевной лоскут.
Какое-то мгновение Джонатан и Профессор стояли молча, готовые на цыпочках вернуться к той развилке, откуда пошли не в ту сторону. Ахав наблюдал за кошкой, черной, как безлунная ночь, но даже не заворчал в знак приветствия. Похоже, все это нравилось ему не больше, чем хозяину. Кошка вылезла из-под кресла, вспрыгнула на покосившиеся перила крыльца и принялась мирно разглядывать всю троицу. Старуха зашевелилась и коснулась пальцами кружев у себя на рукаве. Ее губы медленно расползлись в улыбке, но глаза остались неподвижными. Джонатан с ужасом заметил, что они полностью лишены цвета, что их затягивает однотонная, мертвенная молочно-серая пелена, похожая на брюхо выловленной ими вчера рыбы. Казалось, за долгие годы эти глаза утратили и свои краски, и способность видеть, а сама старуха поблекла, как сидящая на камне ящерица, и стала частью окружающего ее бесцветного мрака болот.
Она медленно, пугающе поднялась с кресла, опираясь на покрытый затейливой резьбой посох, потемневший от времени и постоянной службы. Какое-то мгновение Джонатан был уверен, что она вот-вот покачнется и очень медленно упадет ничком на крыльцо. Однако этого не случилось, она просто продолжала неподвижно смотреть перед собой.
Профессор снял шляпу, хотя старуха и не могла этого оценить, и вежливо представил ей себя и своего друга. Джонатан предпочел бы поскорее вернуться к развилке, но он не собирался уходить один, а эта ситуация явно была из тех, которые приводили Профессора в восхищение. Старуха никак не ответила на любезности Профессора. Она просто еще какое-то время продолжала улыбаться, а потом вытащила из обтрепанной кружевной муфты высохшую руку, ткнула трясущимся пальцем куда-то между Джонатаном и Профессором и зловеще изрекла:
– Значит, вы пришли.
– Это какая-то ошибка. – Джонатан взглянул на Профессора, затем опять на старуху. – Вы нас приняли за кого-то другого. На самом деле мы просто гуляем на природе. Шли на водопад купаться.
Он многозначительным жестом показал Профессору на тропинку. Старуха засмеялась или по крайней мере попыталась это сделать. Но было как-то не похоже, чтобы этот смех шел от души и старуха одобряла чувство юмора Джонатана. Ее палец медленно согнулся, приглашая их подняться на крыльцо, и старуха, словно в нее внезапно вдохнули жизнь, резко повернула голову влево и в упор взглянула на Джонатана, затем засмеялась, захлебываясь неожиданно дребезжащим смехом.
Джонатан бросился прочь, следом за ним понесся Ахав. Сзади слышался топот Профессора. Но вдруг Джонатан, содрогнувшись от ужаса, услышал, как кошачьи вопли и кудахтанье старухи очень явственно смешиваются с чем-то очень похожим на шуршание и похрустывание старых юбок и кружева, словно сама ведьма гонится за ними по пятам.
Они добежали до самой развилки, и Джонатан махнул бы рукой на тропу, ведущую к башне, и продолжал бы бежать до самой гавани, если бы Профессор не остановился перевести дыхание и не крикнул ему, чтобы он последовал его примеру.
Где-то с минуту они пыхтели и отдувались, согнувшись почти вдвое и упершись руками в колени. Джонатан прислушивался, не раздастся ли сзади шуршание юбок или кудахтающий смешок, но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца и своего же учащенного дыхания. Он решил, что старуха это на самом деле или нет, но, если она появится на тропе, он задаст ей жару своей тростью и выгонит из нее дьявола, – и это вдвойне относилось к ее кошке.
– Еще немного – и мне бы крышка, – сказал он через несколько мгновений.
Профессор выдавил из себя слабый смешок:
– Да уж точно, нагнала она на тебя страху.
– На меня? – насмешливо переспросил Джонатан. – Держу пари, ты так не бегал уже лет сорок.
– Это ты меня напугал, сорвался с места как не знаю кто.
– Это не я кого-то пугал. Я не из тех людей, что пугают других. Просто ты не хуже меня знаешь, кто она такая. Она – одна из тех ведьм, которых Дули видел в ту ночь, прошлой осенью, летящими по небу в лунном свете, – возможно, там были и она, и ее кошка. Если это действительно кошка. – Джонатан посмотрел, как Профессор трясущимися пальцами, точно в лихорадке, ткнул зажженной спичкой куда-то в сторону чашечки своей трубки, и спросил: – Ты что пытаешься зажечь – трубку или кончик собственного носа?
И тут у них обоих начался приступ дикого хохота. Прошло какое-то время, прежде чем они, насмеявшись вволю и успокоившись, вновь отправились в путь. И тот и другой временами оглядывались через плечо и несколько раз повторили друг другу, что на обратном пути, когда пойдут к этой развилке, они уже не сделают подобной глупости.
Еще через час они поднялись по извилистой тропе на крутой склон скалистого хребта и оказались возле башни. Они шли быстрым шагом, стараясь держаться в тени гигантских болиголовов, растущих вдоль дороги, и избегая освещенных солнцем участков. То, что день был жарким, не имело почти никакого отношения к тому, что они предпочитали укрываться в тени, хотя оба настаивали, что это так. Просто башню, казалось, окутывала пелена висящего в воздухе зла – атмосфера, поднявшаяся за бесчисленные годы из самой земли.
В общем и целом, у этой мрачной башни был негостеприимный вид, который при свете дня понравился Джонатану не больше, чем несколько месяцев назад в полночь. Он пожалел, что не взял с собой куртку, – хотя и знал, что такой солнечный день ему вряд ли еще когда придется увидеть.
– Мне кажется, мы позволяем этой местности взять над нами верх, – заметил Профессор. – Мы ожидаем чего-то ужасного, чего у нас нет повода ожидать. В конце концов, это же не дом с привидениями.
– Неужели? – отозвался Джонатан. – По меркам домов с привидениями эта башня должна стоять довольно высоко. Тут вся округа – как один большой дом с привидениями. Такое ощущение, что в этих лесах полным-полно гоблинов.
– Чушь. Это всего лишь твое воображение.
– Просто у меня нет твоего оптимизма, – возразил Джонатан.
В этот момент они пересекли заросшее травой пространство между лесом и дверью башни. Сопровождаемые по пятам Ахавом, путешественники торопливо двигались вперед, пригибаясь к земле и подгоняя друг друга, как будто чувствовали, что за ними что-то наблюдает – что-то в самом воздухе, окружающем башню.
Дверь тяжело повернулась на петлях, открывая их взору выложенный булыжником пол огромного зала и каменный камин, занимающий большую часть боковой стены. В очаге лежала кучка холодной золы, а рядом с ним – горка побелевших костей, которые ужасный Шелзнак использовал в качестве топлива. На полу валялись странные остатки их прошлогодней схватки: чучело змеи, которое Сквайр Меркл сунул в ухо гному, и обгрызенная индюшачья кость, что так легко справилась со скелетом. Еще там были пустая кружка, несколько человеческих ребер и нижняя челюсть. Ничего здесь не изменилось. Судя по всему, в башню с тех пор никто не приходил: гном не вернулся. В высоком окне напротив двери зияла дыра. Несмотря на ветерок, задувающий через разбитое стекло, подоконник был покрыт толстым слоем пыли, испещренным крошечными отпечатками крысиных лапок. Под окном лежала дюжина человеческих костей – ноги и таз скелета, который почти выбрался на свободу. Во дворе, среди грязи и сорняков, покоилось все остальное: пожелтевший череп неотрывно смотрел вверх, на стоящее высоко в небе солнце.
Вся эта история со скелетом отнюдь не делала интерьер башни более уютным, но он напомнил Джонатану, что он и его друзья уже однажды справились, и довольно успешно, с подобным сборищем ужасов. Он перехватил трость поудобнее и сказал себе, что сделанное один раз всегда можно повторить. Но потом Джонатан припомнил свое паническое бегство от сидящей на крыльце старухи и мудро решил, что тщеславие слишком часто делает из людей дураков.
Ничто не предвещало присутствия в башне чего-либо еще, кроме разлитого в воздухе зла, которое не мог развеять даже ветер, дующий в открытое окно.
– С чего начнем? – спросил Джонатан, глядя на свои карманные часы. – Здесь пять этажей наверху и пещеры, подвалы и комнаты для собак внизу. Где спрятано сокровище?
– Я бы сказал – внизу, несмотря на предупреждение Эскаргота насчет верхнего этажа. – Профессор разворачивал на полу свой пергамент. – Согласно авторитетным источникам, это стандартная практика – закапывать такие вещи, а не тащить их наверх.
Джонатану такое объяснение показалось логичным.
– Полдень уже миновал, – сообщил он, пряча часы в карман. – Если мы хотим пересечь топи прежде, чем сядет солнце, нам следует выйти отсюда часам к четырем. Я предпочитаю ужинать на плоту, а не в какой-нибудь приятной хижине на болоте.
– Согласен. Следи за временем. – И с этими словами он направился к винтовой лестнице, которая вела и к верхним, и к нижним этажам замка.
Путь в подвал был перекрыт открывающейся крышкой, сделанной из тяжелых дубовых досок. К ней была привязана цепь, уходящая под углом вверх, к чему-то вроде блока с воротом и рычагом. Цепь и ворот были такими ржавыми, словно год лежали под дождем, и производили впечатление, что ими давно никто не пользовался. Джонатан навалился всем телом на деревянную рукоятку рычага, но тот даже не шелохнулся. Джонатан постучал по нему своей тростью – в воздух взлетели кусочки ржавчины, устилая каменные ступени красноватой железной пылью. Профессор и Джонатан налегли на рычаг вдвоем, но дело не сдвинулось с места. Тогда Джонатан ударил по нему тростью изо всей силы, однако и это не оказало на рычаг заметного действия.
Профессор на мгновение задумался.
– Мы могли бы полить его растопленным салом, – воскликнул он, щелкнув пальцами. – Смазать его. Если мы будем продолжать колотить по нему твоей тростью, то просто согнем его в бараний рог.
– Ты прав, – согласился Джонатан. – Когда мы были здесь в прошлый раз, Сквайр и Буфо нашли наверху кладовку для провизии. Тогда там была жареная индейка, так что Шелзнак, должно быть, знал толк в еде. Где-нибудь в его запасах наверняка найдется сало.
И так они оба, сопровождаемые Ахавом, поднялись по лестнице, чтобы исследовать кладовку. Сала они не нашли, зато отыскали бутылку с китовым жиром, который вполне мог подойти и который к тому же не надо было подогревать. Еще они обнаружили в темном прохладном подполе несколько стеллажей с бутылками эля, заложенными туда Шелзнаком на хранение задолго до его изгнания. Джонатан сунул четыре бутылки в свой рюкзак вместе с масляной лампой, бутылкой с жиром и горстью деревянных спичек. Затем им на глаза попался буфет, заполненный чем-то, что некогда было буханками хлеба, но теперь превратилось в маленькие зеленовато-коричневые окаменевшие комочки, настолько высохшие и уменьшившиеся в размерах, что ими не интересовались даже мыши. Были там и банки с маринованными грибами, яйцами и перцем, но некоторые из них треснули, залив рассолом и засыпав осколками и гниющими деликатесами все остальные. Ни у Джонатана, ни у Профессора не было ни малейшего желания попробовать содержимое тех банок, что остались целыми.