Страница:
Через день Эскаргот опять греб вдоль берега, направляясь на север, к городу. На дне лодки стояла большая корзина с лилейными водорослями, прикрытыми мокрыми тряпками. Если человеку нужны свежие водоросли, он получит именно свежие водоросли, и по вполне приемлемой цене. Путешествие на морское дно оказалось делом более простым, чем Эскаргот предполагал.
Надеть резиновый скафандр со шлемом из раковины и аэратором оказалось проще простого, и единственный неприятный момент Эскаргот пережил, когда открыл затворы и стал наполнять маленькую шлюзовую камеру водой. Свинцовые подошвы башмаков словно намертво прилипли к полу, и ему оставалось только стоять на месте, глядя на темный океан, бурливший у колен. А что если шлем протечет? А что если изоляция на вороте негерметична? Он пожалел о том, что в спешке не додумался сначала надеть скафандр и – с целью проверки пригодности его – улечься в лохань, наполненную водой. Но для подобных мыслей было слишком поздно: внезапно почувствовав легкость во всем теле, Эскаргот шагнул в круглый люк и приземлился на морское дно, взбив фонтанчик песка.
Поначалу потоки воздуха под шлемом и давление холодной воды на резиновый скафандр назойливо напоминали Эскарготу о том, что от гибели в морской пучине его отделяет всего ничего. Но скафандр не протекал, и воздух – пусть сырой и слегка отдающий металлом – казался ничем не хуже любого другого воздуха. Эскаргот находился на глубине восьмидесяти футов, перед обширными зарослями лилейных водорослей, доходивших ему до плеч и мерно колыхавшихся в слабом подводном течении. Все краски вокруг, приглушенные под толщей воды, имели синий и фиолетовый оттенки, а на расстоянии, футах в ста от Эскаргота, просто сливались в сплошное тускло-зеленое поле.
Он мог набрать не одну бочку лилейных водорослей, но почти сразу решил, что это ни к чему. В конце концов, вот средства к существованию, которые здесь, на морском дне, ждут, чтобы их собрали и уложили в корзину. Если человеку в гостинице позарез нужны водоросли – ладно, Эскаргот окажет ему такую услугу, потратив на все про все полдня. Если вдруг выяснится, что это водоросли не той разновидности, которая требуется, ему не придется сокрушаться о том, что он собрал кучу бесполезной морской растительности единственно для того, чтобы выбросить ее за борт, когда она начнет тухнуть.
Возбуждение, неизменно овладевающее человеком, недавно вступившим на путь обогащения, подгоняло Эскаргота, идущего на веслах вдоль берега на север, к Городу-на-Заливе. Он немного опасался, что человек, у которого он выменял лодку, случайно заметит его и попытается оспорить сделку. Вероятно, лучше всего будет разыскать бывшего владельца лодки и заплатить ему из денег, вырученных на последнем коммерческом предприятии. Разумеется, он оставит ему и глаз желейной рыбы. Называйте это процентом. Он может себе позволить быть щедрым.
Дела у него явно шли на поправку. Перед ним стояла корзина водорослей, которая в конце концов с таким же успехом могла бы быть корзиной денег. А торговец травами – неважно, как его там зовут, – тоже задолжал Эскарготу кучу золотых монет. Кто знает, какую прибыль сулит ему предстоящая сделка? Само собой, лилейные водоросли не единственный вид морской растительности, пользующийся повышенным спросом. Эскаргот немного поразмышлял над этим, вызывая в своем воображении все неисчислимые богатства, которые лежат на дне океана в ожидании, когда человек вроде него спустится в морские глубины и заберет их.
Потом он вдруг вспомнил о Лете, горящей на погребальном костре в Городе-на-Побережье, и настроение у него немного испортилось. Он знал – и знал уже целую неделю, – что потерпел фиаско в Городе-на-Побережье. Оставшиеся без ответа вопросы, неразгаданные тайны не давали Эскарготу покоя, словно он жил в доме с недостроенной стеной, и даже если сидел в кресле лицом к трем достроенным стенам, все равно время от времени, когда чуть поворачивал голову, видел краешком глаза неоштукатуренные стойки и балки незаконченной стены.
Дурацкая история с дядюшкой Хелстромом тревожила Эскаргота, и он понимал, что о ней лучше забыть. Но лучше ли? Почему-то он не мог забыть лицо Леты, которое с течением дней не стиралось в памяти, а, наоборот, становилось все отчетливее. Когда Эскаргот думал об этом, у него возникало ощущение, что он не оправдал чьих-то ожиданий и потерпел какую-то неудачу, хотя сам не понимал, в чем именно та заключалась; что в стремлении спасти свою шкуру он почти или совсем не задумался о том, что значила вся эта история. Однако она что-то да значила. Эскарготу просто не представилось возможности выяснить.
Он подплыл к берегу поблизости от скопления убогих лачуг, оставил лодку на песке среди полудюжины других и направился в город. В лавке лекарственных трав было темно. В витрине пылился все тот же хлам, и Эскарготу показалось, что лавка вообще никогда не освещается, что в нее никогда не заходят никакие посетители, кроме мышей и жуков. Он постучал в дверь, потом постучал еще. Он подергал дверную ручку, но она не поворачивалась.
Эскаргот вошел в соседнюю пивную, таща корзину с водорослями. Хозяин таверны сгорбившись сидел за стойкой, положив подбородок на руки. Он не возликовал при виде посетителя.
– Скажите, – обратился Эскаргот к мужчине, поставив корзину на стол, – когда открывается лавка лекарственных трав?
– По соседству?
– Да, по соседству.
– Через две недели.
– Простите?
– Через две недели. Он уехал из города по делам. Отправился вверх по реке за какими-то водорослями. Он должен вернуться через пару недель, но не советую вам ждать. В прошлый раз он опоздал на месяц. Ему без разницы. У него все равно торговля не идет.
У Эскаргота оборвалось сердце. Такого не могло быть.
– А когда он уехал, вчера?
– Нет. – Хозяин таверны помотал головой и сплюнул через плечо на пол. Эскаргот растерянно моргнул. – Уже давно, почти неделю назад.
– А высокий мужчина в балахоне? С такой прической? – спросил Эскаргот, откидывая волосы назад в попытке изобразить прическу человека, которому он отдал свои деньги. – С птичьими черепами на поясе?
– Ах этот. Он не владелец лавки. Он гол как сокол. Это кузен вашего человека. Я не знаю, где он, и знать не желаю. От него одни неприятности, если хотите знать правду.
– Он сказал, что лавкой владеет он, – настойчиво сказал Эскаргот, уже понимая, что опять остался в дураках.
– Ничего удивительного. Он считает, что владеет всем, и действительно завладевает всем, что ухитряется прибрать к рукам.
– Я отдал ему кучу золотых монет… ну, вы помните… и он обещал обменять их на местные деньги. Если он живет поблизости, я бы хотел знать где.
– Вы отдали ему свои деньги, вы говорите?
– Почти все.
– Значит, вы получили дорогостоящий урок, – сказал хозяин таверны, смахивая крошки со стойки и ухмыляясь. – Все ваши деньги уже пропиты – можете поверить мне на слово – и потрачены в одном из заведений на Папоротниковом холме.
– Папоротниковый холм? – переспросил Эскаргот. – А где это?
– Я бы не стал соваться на Папоротниковый холм. – Мужчина потряс головой. – Никто там не проводит больше одной ночи, а зная вашего Креслоу, могу вас заверить: он спустил все ваши деньги именно за одну ночь. Вы зря теряете время, говорю вам. Вы ведь нездешний?
– Совершенно верно, – признал Эскаргот.
– В таком случае вы сразу же столкнулись не с тем человеком. Вот и все дела. На вашем месте я бы не стал здесь задерживаться. В порту можно найти работу, если вам нужна работа. Радуйтесь, что вы расстались с деньгами не под угрозой ножа. А то здесь это самое обычное дело. – Засим мужчина умолк и принялся протирать пивные кружки, внимательно разглядывая каждую на свет, прежде чем поставить вверх дном на полку позади.
– Тогда скажите, как пройти на Королевскую улицу? – спросил Эскаргот.
– Это через три улицы отсюда, приятель. – Хозяин таверны устало потряс головой, словно давно смирившись с глупостью чужестранцев вроде Эскаргота, не желающих следовать разумным советам. Эскаргот поплелся обратно к лодке, горестно размышляя над последним своим провалом. Удача вновь отвернулась от него, спору не было. Человек с Королевской улицы, вероятно, являлся вымыслом, призванным придать видимость достоверности всей лжи в целом. Но с другой стороны, может, и нет. А если нет, тогда зачем Эскарготу посредник? Он может продать водоросли непосредственно покупателю и забрать всю прибыль себе. Тогда утрата денег не будет иметь для него большого значения, верно?
К тому времени, когда Эскаргот принял решение, он находился на самой окраине нищего квартала, застроенного жалкими лачугами. Да, он вернется в город и отыщет гостиницу «Ванс». Он не знает, как зовут того человека, но сможет ходить от двери к двери, прикидываясь торговцем. Возможно, ему следует вернуться на субмарину и изменить внешность или переодеться, чтобы побольше походить на торговца. Он принесет с собой какой-нибудь подарок для хозяина гостиницы, вот что он сделает. Вполне возможно, таким образом он избежит позорного изгнания из гостиницы.
Эскаргот услышал плеск волн о берег и поднял глаза, внезапно осознав, что последнюю милю он постоянно смотрел себе под ноги, на носки своих башмаков. Среди лодок стояли трое мужчин, похоже, наблюдая за ним. Один держал ладонь на резной свинье, украшавшей нос лодки, но он явно не отдыхал в такой позе, а заявлял о своих правах на собственность. «Проклятье!» – пробормотал Эскаргот, с трудом заставляя себя идти по-прежнему твердым шагом по направлению к мужчинам. Он нагло соврет – вот что он сделает, заявит, что купил лодку у одного человека в городе. Как там зовут мужчину в балахоне? Креслоу, вот как.
Он взглянул на мужчин, находившихся теперь в сорока футах от него, и широко улыбнулся. Они не улыбнулись в ответ. Один, Эскаргот видел, поигрывал дубинкой, другой держал руку за пазухой. Предполагаемый владелец лодки не имел при себе оружия, но он был размером с повозку – и не с тележку, а с целую карету. Рот у него был сильно скошен набок, словно он пытался прожевать целый стебель сельдерея и тот застрял у него за щекой.
Вне всяких сомнений, это были не полицейские. Эскаргот остановился и сделал вид, будто рассматривает подошву своего башмака. Все дело представлялось чудовищно ясным. Верзила являлся владельцем лодки, и он определенно не удовольствовался глазом желейной рыбы. Вряд ли он поверит, что Эскаргот намеревался разыскать его и поделиться с ним несуществующей выручкой от продажи корзины водорослей. Они собирались избить Эскаргота до полусмерти – вот что они собирались сделать, Креслоу или не Креслоу. Какое им дело до Креслоу? Да ровным счетом никакого.
Эскаргот поставил ногу на тропинку, круто развернулся и пустился наутек; частый топот за спиной придал ему резвости. В считанные минуты он оставил позади застроенное лачугами предместье и помчался к улочкам, тянувшимся вдоль границы города. Он бросил взгляд через плечо. Мужчины с криками и воплями гнались за ним, тяжело топая и размахивая руками. Позади них собиралась толпа местных жителей, которые с дружным ревом бежали по пятам за преследователями. Слыша за спиной крики «Убийца!»и «Вор!», Эскаргот метнулся в первый попавшийся переулок, молясь о том, чтобы он не закончился тупиком.
Переулок резко повернул и пошел в гору; Эскаргот по-прежнему слышал шум погони, но теперь от глаз преследователей его скрывал деревянный забор. Он бежал во всю мочь, хрипло и прерывисто дыша, и крики постепенно стихали позади. Эскаргот прижимал корзину к груди и думал, не стоит ли ее бросить. Похоже, жадность его погубит. Но он не решался расстаться с водорослями. Он уже потерял слишком много, чтобы совершать опрометчивые поступки. В худшем случае он всегда сможет швырнуть корзину в толпу, которая, как гоблины на реке Ориэль, скорее всего набросится на добычу, предоставив продолжать погоню тем трем бугаям.
Эскаргот увидел впереди остов телеги с одним колесом, днище которой косо лежало на осях, накренившись в сторону улицы. Надеясь, что толпа еще достаточно далеко, он в три прыжка достиг телеги, швырнул корзину через забор, находившийся за ней, взлетел по наклонному днищу и последовал за корзиной, приземлившись в густые заросли папоротника. Потом он подхватил корзину, рванул через лужайку и заполз под виноградные лозы в углу сада, где затаился, тяжело отдуваясь и зажимая рукой рот, уверенный, что преследователи услышат оглушительный грохот сердца и шумное дыхание, доносящиеся из-за забора. Шум бегущей толпы, в котором явственно различался особенно тяжелый топот возглавлявших погоню верзил, нахлынул волной, а потом начал стихать в отдалении. Если Эскарготу повезло, переулок тянется по дуге еще не одну милю. Он выполз из своего укрытия и направился к улице, приготовившись снова дать деру, если хозяин дома его заметит. Он слишком устал, чтобы сочинять небылицы.
Гостиница «Ванс» возвышалась над всеми остальными домами на Королевской улице. Это было четырехэтажное здание, выкрашенное в белый цвет, с многочисленными карнизами, колоннами, консолями и огромными окнами, оплетенными цветущим плющом. Мужчина в тесном красном костюме распахнул дверь перед женщиной, которая, несмотря на теплый вечер, куталась в меховое манто и муж которой вышел следом с выражением вечной снисходительности на лице. Швейцар в красной ливрее закрыл дверь перед носом у Эскаргота, смерив последнего взглядом, выражавшим уверенность, что Эскаргот заблудился.
– Прошу прощения, – сказал Эскаргот, внезапно осознав, что после погони костюм его в некотором беспорядке. К тому же он обливался потом, обессиленный преследованием, и на штанине у него зеленели пятна от папоротника, по которому он недавно ползал. – Это гостиница «Ванс»?
Мужчина изумленно смотрел на него.
– Я хочу сказать, мне нужна комната. На ночь. Не слишком роскошная, вы понимаете. Однако с хорошим видом.
Мужчина поджал губы и покачал головой – но с таким видом, словно он вовсе не отказывал Эскарготу, а просто не имел настроения отвечать на шутки, пусть сколь угодно добродушные. К дверям подошел джентльмен в пенсне, вышедший из двухколесного экипажа с собакой размером с пони.
– Посторонитесь, сэр! – театральным шепотом сказал швейцар. Джентльмен прошел мимо, брезгливо отряхнув рукав, которым задел корзинку Эскаргота. Похоже, водоросли вылезли из-под тряпок и свесились через край. На жаре они начали попахивать. Эскаргот запихал их обратно и прикрыл тряпками, криво улыбаясь швейцару и покачивая головой.
– Очень питательно, – сказал он. – Водоросли. – Потом, увидев, что все опять пошло наперекосяк, он повернулся и зашагал прочь.
Он стоял в тени дома на противоположной стороне улицы целый час, прежде чем швейцар покинул свой пост, а потом бросился к гостинице, пока первого назойливого стража не сменил следующий. За дверями находился огромный вестибюль с высоким потолком, изобилующий растениями в горшках, затейливой лепниной и толстыми пастельных тонов коврами, беспорядочно разбросанными по каменному полу. Корзина уже благоухала вовсю, словно Эскаргот вез за собой на тележке целый тинистый пруд. Люди оборачивались и бросали на него сердитые взгляды, когда он, держась подальше от длинной стойки, шагал через вестибюль к лестнице.
Безнадежность предприятия не вызывала сомнений. Во-первых, вероятно, в гостинице «Ванс» не было ни одного постояльца, который интересовался бы лилейными водорослями. Скорее всего, Креслоу солгал. И даже если и был, что тогда? Здесь было не менее двухсот номеров. Здание гостиницы тянулось на полквартала. Что, собственно говоря, спрашивал себя Эскаргот, он делает здесь, если не тратит время попусту? Он мог бы выйти завтра в море и набрать кучу редких морских ракушек, чтобы продать во вполне приличные сувенирные лавки на берегу залива. Но вместо этого он гоняется за неким призраком, порожденным фантазией человека, который его обманул.
С трудом передвигая ноги, Эскаргот поднялся на второй этаж. Он же не может просто постучать в дверь, верно? Его мгновенно выдворят из гостиницы. Он может удивленным голосом сказать, что ошибся дверью, если человек, который ему откроет, не будет похож на человека, интересующегося водорослями. Но как должен выглядеть такой человек? Как профессор Вурцл, в поношенной измятой одежде? Впереди показалась площадка третьего этажа. Эскаргот решительно прошагал через нее и начал подниматься на четвертый, желая оказаться по возможности дальше от вестибюля.
Он вышел на последнюю лестничную площадку. Направо и налево от нее тянулся длинный коридор, а прямо перед Эскарготом находилась открытая стеклянная дверь, в которую задувал теплый ветерок. За ней, облокотясь на перила балкона, спиной к Эскарготу стоял гном в длинном пальто. Над шляпой с мягкими опущенными полями поднимались клубы дыма. Эскаргот направился к нему, замедлив шаг. Легкий ветер донес до него аромат табачного дыма, напоминающий отчасти запах водорослей в корзине, а отчасти запах размолотых костей человечков-невеличек. Гном повернулся и прищурился, склонив голову к плечу. Потом он вынул трубку изо рта и посуровел. Эскаргот в изумлении вытаращился на него, уронив на пол корзину с водорослями. Перед ним стоял не кто иной, как Эбнер Хелстром, – в твидовых брюках, в кружевной гофрированной рубашке и в галстуке с булавкой, головку которой украшал крохотный человеческий череп – то ли искусно вырезанный из слоновой кости, то ли настоящий.
Надеть резиновый скафандр со шлемом из раковины и аэратором оказалось проще простого, и единственный неприятный момент Эскаргот пережил, когда открыл затворы и стал наполнять маленькую шлюзовую камеру водой. Свинцовые подошвы башмаков словно намертво прилипли к полу, и ему оставалось только стоять на месте, глядя на темный океан, бурливший у колен. А что если шлем протечет? А что если изоляция на вороте негерметична? Он пожалел о том, что в спешке не додумался сначала надеть скафандр и – с целью проверки пригодности его – улечься в лохань, наполненную водой. Но для подобных мыслей было слишком поздно: внезапно почувствовав легкость во всем теле, Эскаргот шагнул в круглый люк и приземлился на морское дно, взбив фонтанчик песка.
Поначалу потоки воздуха под шлемом и давление холодной воды на резиновый скафандр назойливо напоминали Эскарготу о том, что от гибели в морской пучине его отделяет всего ничего. Но скафандр не протекал, и воздух – пусть сырой и слегка отдающий металлом – казался ничем не хуже любого другого воздуха. Эскаргот находился на глубине восьмидесяти футов, перед обширными зарослями лилейных водорослей, доходивших ему до плеч и мерно колыхавшихся в слабом подводном течении. Все краски вокруг, приглушенные под толщей воды, имели синий и фиолетовый оттенки, а на расстоянии, футах в ста от Эскаргота, просто сливались в сплошное тускло-зеленое поле.
Он мог набрать не одну бочку лилейных водорослей, но почти сразу решил, что это ни к чему. В конце концов, вот средства к существованию, которые здесь, на морском дне, ждут, чтобы их собрали и уложили в корзину. Если человеку в гостинице позарез нужны водоросли – ладно, Эскаргот окажет ему такую услугу, потратив на все про все полдня. Если вдруг выяснится, что это водоросли не той разновидности, которая требуется, ему не придется сокрушаться о том, что он собрал кучу бесполезной морской растительности единственно для того, чтобы выбросить ее за борт, когда она начнет тухнуть.
Возбуждение, неизменно овладевающее человеком, недавно вступившим на путь обогащения, подгоняло Эскаргота, идущего на веслах вдоль берега на север, к Городу-на-Заливе. Он немного опасался, что человек, у которого он выменял лодку, случайно заметит его и попытается оспорить сделку. Вероятно, лучше всего будет разыскать бывшего владельца лодки и заплатить ему из денег, вырученных на последнем коммерческом предприятии. Разумеется, он оставит ему и глаз желейной рыбы. Называйте это процентом. Он может себе позволить быть щедрым.
Дела у него явно шли на поправку. Перед ним стояла корзина водорослей, которая в конце концов с таким же успехом могла бы быть корзиной денег. А торговец травами – неважно, как его там зовут, – тоже задолжал Эскарготу кучу золотых монет. Кто знает, какую прибыль сулит ему предстоящая сделка? Само собой, лилейные водоросли не единственный вид морской растительности, пользующийся повышенным спросом. Эскаргот немного поразмышлял над этим, вызывая в своем воображении все неисчислимые богатства, которые лежат на дне океана в ожидании, когда человек вроде него спустится в морские глубины и заберет их.
Потом он вдруг вспомнил о Лете, горящей на погребальном костре в Городе-на-Побережье, и настроение у него немного испортилось. Он знал – и знал уже целую неделю, – что потерпел фиаско в Городе-на-Побережье. Оставшиеся без ответа вопросы, неразгаданные тайны не давали Эскарготу покоя, словно он жил в доме с недостроенной стеной, и даже если сидел в кресле лицом к трем достроенным стенам, все равно время от времени, когда чуть поворачивал голову, видел краешком глаза неоштукатуренные стойки и балки незаконченной стены.
Дурацкая история с дядюшкой Хелстромом тревожила Эскаргота, и он понимал, что о ней лучше забыть. Но лучше ли? Почему-то он не мог забыть лицо Леты, которое с течением дней не стиралось в памяти, а, наоборот, становилось все отчетливее. Когда Эскаргот думал об этом, у него возникало ощущение, что он не оправдал чьих-то ожиданий и потерпел какую-то неудачу, хотя сам не понимал, в чем именно та заключалась; что в стремлении спасти свою шкуру он почти или совсем не задумался о том, что значила вся эта история. Однако она что-то да значила. Эскарготу просто не представилось возможности выяснить.
Он подплыл к берегу поблизости от скопления убогих лачуг, оставил лодку на песке среди полудюжины других и направился в город. В лавке лекарственных трав было темно. В витрине пылился все тот же хлам, и Эскарготу показалось, что лавка вообще никогда не освещается, что в нее никогда не заходят никакие посетители, кроме мышей и жуков. Он постучал в дверь, потом постучал еще. Он подергал дверную ручку, но она не поворачивалась.
Эскаргот вошел в соседнюю пивную, таща корзину с водорослями. Хозяин таверны сгорбившись сидел за стойкой, положив подбородок на руки. Он не возликовал при виде посетителя.
– Скажите, – обратился Эскаргот к мужчине, поставив корзину на стол, – когда открывается лавка лекарственных трав?
– По соседству?
– Да, по соседству.
– Через две недели.
– Простите?
– Через две недели. Он уехал из города по делам. Отправился вверх по реке за какими-то водорослями. Он должен вернуться через пару недель, но не советую вам ждать. В прошлый раз он опоздал на месяц. Ему без разницы. У него все равно торговля не идет.
У Эскаргота оборвалось сердце. Такого не могло быть.
– А когда он уехал, вчера?
– Нет. – Хозяин таверны помотал головой и сплюнул через плечо на пол. Эскаргот растерянно моргнул. – Уже давно, почти неделю назад.
– А высокий мужчина в балахоне? С такой прической? – спросил Эскаргот, откидывая волосы назад в попытке изобразить прическу человека, которому он отдал свои деньги. – С птичьими черепами на поясе?
– Ах этот. Он не владелец лавки. Он гол как сокол. Это кузен вашего человека. Я не знаю, где он, и знать не желаю. От него одни неприятности, если хотите знать правду.
– Он сказал, что лавкой владеет он, – настойчиво сказал Эскаргот, уже понимая, что опять остался в дураках.
– Ничего удивительного. Он считает, что владеет всем, и действительно завладевает всем, что ухитряется прибрать к рукам.
– Я отдал ему кучу золотых монет… ну, вы помните… и он обещал обменять их на местные деньги. Если он живет поблизости, я бы хотел знать где.
– Вы отдали ему свои деньги, вы говорите?
– Почти все.
– Значит, вы получили дорогостоящий урок, – сказал хозяин таверны, смахивая крошки со стойки и ухмыляясь. – Все ваши деньги уже пропиты – можете поверить мне на слово – и потрачены в одном из заведений на Папоротниковом холме.
– Папоротниковый холм? – переспросил Эскаргот. – А где это?
– Я бы не стал соваться на Папоротниковый холм. – Мужчина потряс головой. – Никто там не проводит больше одной ночи, а зная вашего Креслоу, могу вас заверить: он спустил все ваши деньги именно за одну ночь. Вы зря теряете время, говорю вам. Вы ведь нездешний?
– Совершенно верно, – признал Эскаргот.
– В таком случае вы сразу же столкнулись не с тем человеком. Вот и все дела. На вашем месте я бы не стал здесь задерживаться. В порту можно найти работу, если вам нужна работа. Радуйтесь, что вы расстались с деньгами не под угрозой ножа. А то здесь это самое обычное дело. – Засим мужчина умолк и принялся протирать пивные кружки, внимательно разглядывая каждую на свет, прежде чем поставить вверх дном на полку позади.
– Тогда скажите, как пройти на Королевскую улицу? – спросил Эскаргот.
– Это через три улицы отсюда, приятель. – Хозяин таверны устало потряс головой, словно давно смирившись с глупостью чужестранцев вроде Эскаргота, не желающих следовать разумным советам. Эскаргот поплелся обратно к лодке, горестно размышляя над последним своим провалом. Удача вновь отвернулась от него, спору не было. Человек с Королевской улицы, вероятно, являлся вымыслом, призванным придать видимость достоверности всей лжи в целом. Но с другой стороны, может, и нет. А если нет, тогда зачем Эскарготу посредник? Он может продать водоросли непосредственно покупателю и забрать всю прибыль себе. Тогда утрата денег не будет иметь для него большого значения, верно?
К тому времени, когда Эскаргот принял решение, он находился на самой окраине нищего квартала, застроенного жалкими лачугами. Да, он вернется в город и отыщет гостиницу «Ванс». Он не знает, как зовут того человека, но сможет ходить от двери к двери, прикидываясь торговцем. Возможно, ему следует вернуться на субмарину и изменить внешность или переодеться, чтобы побольше походить на торговца. Он принесет с собой какой-нибудь подарок для хозяина гостиницы, вот что он сделает. Вполне возможно, таким образом он избежит позорного изгнания из гостиницы.
Эскаргот услышал плеск волн о берег и поднял глаза, внезапно осознав, что последнюю милю он постоянно смотрел себе под ноги, на носки своих башмаков. Среди лодок стояли трое мужчин, похоже, наблюдая за ним. Один держал ладонь на резной свинье, украшавшей нос лодки, но он явно не отдыхал в такой позе, а заявлял о своих правах на собственность. «Проклятье!» – пробормотал Эскаргот, с трудом заставляя себя идти по-прежнему твердым шагом по направлению к мужчинам. Он нагло соврет – вот что он сделает, заявит, что купил лодку у одного человека в городе. Как там зовут мужчину в балахоне? Креслоу, вот как.
Он взглянул на мужчин, находившихся теперь в сорока футах от него, и широко улыбнулся. Они не улыбнулись в ответ. Один, Эскаргот видел, поигрывал дубинкой, другой держал руку за пазухой. Предполагаемый владелец лодки не имел при себе оружия, но он был размером с повозку – и не с тележку, а с целую карету. Рот у него был сильно скошен набок, словно он пытался прожевать целый стебель сельдерея и тот застрял у него за щекой.
Вне всяких сомнений, это были не полицейские. Эскаргот остановился и сделал вид, будто рассматривает подошву своего башмака. Все дело представлялось чудовищно ясным. Верзила являлся владельцем лодки, и он определенно не удовольствовался глазом желейной рыбы. Вряд ли он поверит, что Эскаргот намеревался разыскать его и поделиться с ним несуществующей выручкой от продажи корзины водорослей. Они собирались избить Эскаргота до полусмерти – вот что они собирались сделать, Креслоу или не Креслоу. Какое им дело до Креслоу? Да ровным счетом никакого.
Эскаргот поставил ногу на тропинку, круто развернулся и пустился наутек; частый топот за спиной придал ему резвости. В считанные минуты он оставил позади застроенное лачугами предместье и помчался к улочкам, тянувшимся вдоль границы города. Он бросил взгляд через плечо. Мужчины с криками и воплями гнались за ним, тяжело топая и размахивая руками. Позади них собиралась толпа местных жителей, которые с дружным ревом бежали по пятам за преследователями. Слыша за спиной крики «Убийца!»и «Вор!», Эскаргот метнулся в первый попавшийся переулок, молясь о том, чтобы он не закончился тупиком.
Переулок резко повернул и пошел в гору; Эскаргот по-прежнему слышал шум погони, но теперь от глаз преследователей его скрывал деревянный забор. Он бежал во всю мочь, хрипло и прерывисто дыша, и крики постепенно стихали позади. Эскаргот прижимал корзину к груди и думал, не стоит ли ее бросить. Похоже, жадность его погубит. Но он не решался расстаться с водорослями. Он уже потерял слишком много, чтобы совершать опрометчивые поступки. В худшем случае он всегда сможет швырнуть корзину в толпу, которая, как гоблины на реке Ориэль, скорее всего набросится на добычу, предоставив продолжать погоню тем трем бугаям.
Эскаргот увидел впереди остов телеги с одним колесом, днище которой косо лежало на осях, накренившись в сторону улицы. Надеясь, что толпа еще достаточно далеко, он в три прыжка достиг телеги, швырнул корзину через забор, находившийся за ней, взлетел по наклонному днищу и последовал за корзиной, приземлившись в густые заросли папоротника. Потом он подхватил корзину, рванул через лужайку и заполз под виноградные лозы в углу сада, где затаился, тяжело отдуваясь и зажимая рукой рот, уверенный, что преследователи услышат оглушительный грохот сердца и шумное дыхание, доносящиеся из-за забора. Шум бегущей толпы, в котором явственно различался особенно тяжелый топот возглавлявших погоню верзил, нахлынул волной, а потом начал стихать в отдалении. Если Эскарготу повезло, переулок тянется по дуге еще не одну милю. Он выполз из своего укрытия и направился к улице, приготовившись снова дать деру, если хозяин дома его заметит. Он слишком устал, чтобы сочинять небылицы.
Гостиница «Ванс» возвышалась над всеми остальными домами на Королевской улице. Это было четырехэтажное здание, выкрашенное в белый цвет, с многочисленными карнизами, колоннами, консолями и огромными окнами, оплетенными цветущим плющом. Мужчина в тесном красном костюме распахнул дверь перед женщиной, которая, несмотря на теплый вечер, куталась в меховое манто и муж которой вышел следом с выражением вечной снисходительности на лице. Швейцар в красной ливрее закрыл дверь перед носом у Эскаргота, смерив последнего взглядом, выражавшим уверенность, что Эскаргот заблудился.
– Прошу прощения, – сказал Эскаргот, внезапно осознав, что после погони костюм его в некотором беспорядке. К тому же он обливался потом, обессиленный преследованием, и на штанине у него зеленели пятна от папоротника, по которому он недавно ползал. – Это гостиница «Ванс»?
Мужчина изумленно смотрел на него.
– Я хочу сказать, мне нужна комната. На ночь. Не слишком роскошная, вы понимаете. Однако с хорошим видом.
Мужчина поджал губы и покачал головой – но с таким видом, словно он вовсе не отказывал Эскарготу, а просто не имел настроения отвечать на шутки, пусть сколь угодно добродушные. К дверям подошел джентльмен в пенсне, вышедший из двухколесного экипажа с собакой размером с пони.
– Посторонитесь, сэр! – театральным шепотом сказал швейцар. Джентльмен прошел мимо, брезгливо отряхнув рукав, которым задел корзинку Эскаргота. Похоже, водоросли вылезли из-под тряпок и свесились через край. На жаре они начали попахивать. Эскаргот запихал их обратно и прикрыл тряпками, криво улыбаясь швейцару и покачивая головой.
– Очень питательно, – сказал он. – Водоросли. – Потом, увидев, что все опять пошло наперекосяк, он повернулся и зашагал прочь.
Он стоял в тени дома на противоположной стороне улицы целый час, прежде чем швейцар покинул свой пост, а потом бросился к гостинице, пока первого назойливого стража не сменил следующий. За дверями находился огромный вестибюль с высоким потолком, изобилующий растениями в горшках, затейливой лепниной и толстыми пастельных тонов коврами, беспорядочно разбросанными по каменному полу. Корзина уже благоухала вовсю, словно Эскаргот вез за собой на тележке целый тинистый пруд. Люди оборачивались и бросали на него сердитые взгляды, когда он, держась подальше от длинной стойки, шагал через вестибюль к лестнице.
Безнадежность предприятия не вызывала сомнений. Во-первых, вероятно, в гостинице «Ванс» не было ни одного постояльца, который интересовался бы лилейными водорослями. Скорее всего, Креслоу солгал. И даже если и был, что тогда? Здесь было не менее двухсот номеров. Здание гостиницы тянулось на полквартала. Что, собственно говоря, спрашивал себя Эскаргот, он делает здесь, если не тратит время попусту? Он мог бы выйти завтра в море и набрать кучу редких морских ракушек, чтобы продать во вполне приличные сувенирные лавки на берегу залива. Но вместо этого он гоняется за неким призраком, порожденным фантазией человека, который его обманул.
С трудом передвигая ноги, Эскаргот поднялся на второй этаж. Он же не может просто постучать в дверь, верно? Его мгновенно выдворят из гостиницы. Он может удивленным голосом сказать, что ошибся дверью, если человек, который ему откроет, не будет похож на человека, интересующегося водорослями. Но как должен выглядеть такой человек? Как профессор Вурцл, в поношенной измятой одежде? Впереди показалась площадка третьего этажа. Эскаргот решительно прошагал через нее и начал подниматься на четвертый, желая оказаться по возможности дальше от вестибюля.
Он вышел на последнюю лестничную площадку. Направо и налево от нее тянулся длинный коридор, а прямо перед Эскарготом находилась открытая стеклянная дверь, в которую задувал теплый ветерок. За ней, облокотясь на перила балкона, спиной к Эскарготу стоял гном в длинном пальто. Над шляпой с мягкими опущенными полями поднимались клубы дыма. Эскаргот направился к нему, замедлив шаг. Легкий ветер донес до него аромат табачного дыма, напоминающий отчасти запах водорослей в корзине, а отчасти запах размолотых костей человечков-невеличек. Гном повернулся и прищурился, склонив голову к плечу. Потом он вынул трубку изо рта и посуровел. Эскаргот в изумлении вытаращился на него, уронив на пол корзину с водорослями. Перед ним стоял не кто иной, как Эбнер Хелстром, – в твидовых брюках, в кружевной гофрированной рубашке и в галстуке с булавкой, головку которой украшал крохотный человеческий череп – то ли искусно вырезанный из слоновой кости, то ли настоящий.
10. ВВЕРХ ПО РЕКЕ ТВИТ
Эскаргот потерял дар речи. Ничто на свете не могло подготовить его к такой встрече – даже Смитерс. И даже если бы он мог говорить, что бы он сказал? Потребовал бы назад свои шарики? Осведомился бы о здоровье племянницы Эбнера Хелстрома? Похоже, гном тоже не горел желанием завязать разговор и равно удивленно таращился на Эскаргота, попыхивая трубкой столь яростно, что клубы дыма окутали его голову.
– Вот он! – раздался голос с лестничной площадки, и к ним торопливо направились двое: знакомый швейцар в красной ливрее, который явно намеревался вышвырнуть Эскаргота на улицу, и еще один мужчина в таком же костюме.
– Он вас беспокоит, сэр? – спросил швейцар дядюшку Хелстрома.
– Именно это он и делает, – сказал гном. – Он притащил какую-то мерзость в корзине, какую-то тухлятину. Она ужасно воняет.
– Возьми корзину, – велел швейцар своему товарищу.
– Ни в коем случае! – воскликнул дядюшка Хелстром, проворно подхватывая корзину с пола. – Я сам возьму… как улику, хорошо? Похоже на водоросли. Вполне возможно, они отравленные. Я натуралист, знаете ли. Я отдам это в лабораторию на исследование. Мой адвокат свяжется с вашей гостиницей в течение недели. А вы тем временем проводите джентльмена к выходу.
Гном заглянул под тряпки, потом поднял глаза и подмигнул Эскарготу, которого швейцары подталкивали к лестнице, а затем довели до самой двери и выставили за порог. Он зашагал по Королевской улице на юг, к заливу; лодку у него отобрали, водоросли украли, и все надежды рассыпались прахом. Но, пройдя полквартала, Эскаргот забыл о неприятном происшествии в гостинице, а вместе с ним о своих деньгах и водорослях. Существовали гораздо более важные и странные вопросы, над которыми стоило поломать голову.
Например, Эбнер Хелстром. Благодарение небу, он сам удивился при виде Эскаргота. Конечно, это было хорошо. Ибо, если бы он не удивился, что тогда? Что если бы он ожидал прибытия Эскаргота? Что тогда Эскарготу осталось бы делать? Жить на морском дне? Ему пришлось бы вернуться в Твомбли и наняться к Бизлу мойщиком витрин. Однако гном выказал неподдельное изумление. Он сумел-таки под конец подмигнуть Эскарготу, но ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.
Конечно, все это значило, что гном не ожидал такого гостя и что Эскаргот натолкнулся на некое фантастическое стечение обстоятельств. В целом это было к лучшему. На протяжении многих недель Эскаргот находился (или так казалось) во власти дядюшки Хелстрома, вынудившего его бежать из Твомбли и гонявшегося за ним по Городу-на-Побережье. А теперь сам Эскаргот вдруг появился перед гномом невесть откуда. Наверное, Хелстром здорово растерялся, когда обернулся и увидел Эскаргота, направляющегося к нему. Проклятье! Если бы он только имел в ту минуту решительный вид! Если бы только сам не обнаружил явного удивления при виде гнома! Если бы сумел подмигнуть первым, черт возьми! Но он не сумел.
Безусловно, на этом дело не кончалось. События продолжали развиваться. Представлялось очевидным, что дядюшка Хелстром прибыл в Бэламнию не просто на выходные и что история с агатовыми шариками и ведьмой в переулке является частью некоей грандиозной, таинственной истории. Куда делась Лета? Она сидела на погребальном костре и вдруг в мгновение ока исчезла. И здесь находится дядюшка Хелстром, верно? Да, события продолжали развиваться, и Эскаргот, поставив крест на торговле водорослями, чувствовал потребность следить за ними. Больше ему ничего не оставалось делать. Он пересек Королевскую улицу, завидев открытое кафе напротив, сел за столик в тени и потратил последние деньги Креслоу на кружку эля.
Получасом позже на противоположной стороне улицы появился Эбнер Хелстром, который шел быстрым шагом, словно направляясь куда-то по делу. Чувствуя себя сыщиком, Эскаргот осушил кружку, встал, прищурившись осмотрелся по сторонам и последовал за гномом по своей стороне улицы, стараясь держаться в тенях, которые с приближением вечера стали длинными и густыми.
Похоже, гнома нисколько не волновало, следят за ним или нет. Да и с какой стати было ему волноваться? Он наверняка счел неожиданное появление Эскаргота всего лишь случайностью. Но, случайная или нет, эта встреча испугала его. «Вероятно, – подумал Эскаргот, – человек вроде Хелстрома настолько поглощен своими кознями и интригами, что естественным образом подозревает всех остальных в таких же коварных происках. Кто относится к людям с большим недоверием, чем человек с нечистой совестью?»
Уже наступил вечер, когда Эбнер Хелстром достиг залива. Легкий ветер разогнал облака, и в чистом небе сияли тысячи звезд, тесня друг друга в борьбе за свободное пространство. Там и сям на темной недвижной глади воды виднелись расплывчатые очертания стоящих на якоре катеров, и в каютах нескольких из них весело горели огни, словно владельцы суденышек остались на ночь на борту. На востоке, далеко от берега, из темноты выступала длинная арка первого из тринадцати мостов, испещренная пятнами света от фонарей, установленных на мосту.
На берегу залива теснились полуразвалившиеся домишки, здания складов, консервных заводиков и старые, украшенные башенками особняки, которые знавали лучшие времена, а теперь перешли в распоряжение крыс, бездомных котов и постояльцев, попавших в бедственное положение. Многие дома стояли на сваях, и под ними тихо плескались волны. В залив выдавались полуразрушенные пирсы, порой державшиеся всего лишь на дюжине-другой низко осевших свай, местами связанных обросшими мхом и ракушками брусьями, которые крепились к столбам ржавыми болтами. В вечернем воздухе слышался запах рыбы, дегтя и сухих водорослей – в целом недурной запах, но он привносил в царящую вокруг поскрипывающую и потрескивающую темноту некий затхлый дух, отчего при лунном свете это место казалось гораздо более зловещим, чем при свете дня.
Эскаргот шагал, ссутулившись и засунув руки в карманы, несколько подавленный мрачной атмосферой местности. Он видел гнома в полуквартале впереди и один раз отпрянул в тень полуразрушенного крыльца, когда преследуемый на миг остановился и внезапно обернулся, словно заслышав эхо шагов позади. Однако Хелстром двинулся дальше, перешел на ту сторону улицы, по которой шел Эскаргот, остановился перед покосившимся, потемневшим от времени домом и снова осмотрелся вокруг. Эскаргот наблюдал за гномом из своего укрытия, исполненный решимости последовать за ним в дом, но жалея, что у него нет с собой свечи, а также дубинки, которой он постоянно обещал себе обзавестись.
Он подошел к дому и заглянул в щель между косяком и дверью, оставленной приоткрытой. На самом деле она и не закрывалась плотно, поскольку с течением лет все здание завалилось набок и фундамент глубоко осел во влажную песчаную почву. На переднем фасаде дома не осталось практически ни одного неразбитого окна, а некогда изящный резной фриз между этажами под многолетним воздействием дождей и сырого соленого воздуха растрескался и местами обвалился, являя взору дранку и ржавые гвозди. Разумеется, никто, кроме бродяг и преступников, не стал бы здесь жить.
Эскаргот прислушался, придвинув ухо к щели. Изнутри доносился невнятный говор, – вероятно, какие-то люди беседовали приглушенными голосами в ближайшей комнате или, равно вероятно, они разговаривали нормальными голосами где-то дальше, на втором этаже или на кухне в глубине дома. Дверь открылась практически без скрипа, и Эскаргот на цыпочках вошел. В грязные окна струился бледный лунный свет, отчасти, впрочем, рассеивавший темноту. Бормотание продолжалось, потом послышалось шарканье ног.
Полуразрушенная лестница вела на второй этаж, погруженный во мрак, и Эскаргот поначалу подумал, не подняться ли ему наверх, но потом отказался от этого намерения. Ввиду царившей здесь темноты и общей мрачной атмосферы дома представлялось более разумным забраться в маленькую нишу под лестницей и затаиться там, прислушиваясь. Не имело никакого смысла влипать в какую-нибудь ужасную историю, подобную истории с ведьмами на Вдовьей мельнице. Осторожность, вот что здесь требовалось. Тем временем он все хорошенько обдумает, а чуть что – бросится к двери.
– Вот он! – раздался голос с лестничной площадки, и к ним торопливо направились двое: знакомый швейцар в красной ливрее, который явно намеревался вышвырнуть Эскаргота на улицу, и еще один мужчина в таком же костюме.
– Он вас беспокоит, сэр? – спросил швейцар дядюшку Хелстрома.
– Именно это он и делает, – сказал гном. – Он притащил какую-то мерзость в корзине, какую-то тухлятину. Она ужасно воняет.
– Возьми корзину, – велел швейцар своему товарищу.
– Ни в коем случае! – воскликнул дядюшка Хелстром, проворно подхватывая корзину с пола. – Я сам возьму… как улику, хорошо? Похоже на водоросли. Вполне возможно, они отравленные. Я натуралист, знаете ли. Я отдам это в лабораторию на исследование. Мой адвокат свяжется с вашей гостиницей в течение недели. А вы тем временем проводите джентльмена к выходу.
Гном заглянул под тряпки, потом поднял глаза и подмигнул Эскарготу, которого швейцары подталкивали к лестнице, а затем довели до самой двери и выставили за порог. Он зашагал по Королевской улице на юг, к заливу; лодку у него отобрали, водоросли украли, и все надежды рассыпались прахом. Но, пройдя полквартала, Эскаргот забыл о неприятном происшествии в гостинице, а вместе с ним о своих деньгах и водорослях. Существовали гораздо более важные и странные вопросы, над которыми стоило поломать голову.
Например, Эбнер Хелстром. Благодарение небу, он сам удивился при виде Эскаргота. Конечно, это было хорошо. Ибо, если бы он не удивился, что тогда? Что если бы он ожидал прибытия Эскаргота? Что тогда Эскарготу осталось бы делать? Жить на морском дне? Ему пришлось бы вернуться в Твомбли и наняться к Бизлу мойщиком витрин. Однако гном выказал неподдельное изумление. Он сумел-таки под конец подмигнуть Эскарготу, но ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.
Конечно, все это значило, что гном не ожидал такого гостя и что Эскаргот натолкнулся на некое фантастическое стечение обстоятельств. В целом это было к лучшему. На протяжении многих недель Эскаргот находился (или так казалось) во власти дядюшки Хелстрома, вынудившего его бежать из Твомбли и гонявшегося за ним по Городу-на-Побережье. А теперь сам Эскаргот вдруг появился перед гномом невесть откуда. Наверное, Хелстром здорово растерялся, когда обернулся и увидел Эскаргота, направляющегося к нему. Проклятье! Если бы он только имел в ту минуту решительный вид! Если бы только сам не обнаружил явного удивления при виде гнома! Если бы сумел подмигнуть первым, черт возьми! Но он не сумел.
Безусловно, на этом дело не кончалось. События продолжали развиваться. Представлялось очевидным, что дядюшка Хелстром прибыл в Бэламнию не просто на выходные и что история с агатовыми шариками и ведьмой в переулке является частью некоей грандиозной, таинственной истории. Куда делась Лета? Она сидела на погребальном костре и вдруг в мгновение ока исчезла. И здесь находится дядюшка Хелстром, верно? Да, события продолжали развиваться, и Эскаргот, поставив крест на торговле водорослями, чувствовал потребность следить за ними. Больше ему ничего не оставалось делать. Он пересек Королевскую улицу, завидев открытое кафе напротив, сел за столик в тени и потратил последние деньги Креслоу на кружку эля.
Получасом позже на противоположной стороне улицы появился Эбнер Хелстром, который шел быстрым шагом, словно направляясь куда-то по делу. Чувствуя себя сыщиком, Эскаргот осушил кружку, встал, прищурившись осмотрелся по сторонам и последовал за гномом по своей стороне улицы, стараясь держаться в тенях, которые с приближением вечера стали длинными и густыми.
Похоже, гнома нисколько не волновало, следят за ним или нет. Да и с какой стати было ему волноваться? Он наверняка счел неожиданное появление Эскаргота всего лишь случайностью. Но, случайная или нет, эта встреча испугала его. «Вероятно, – подумал Эскаргот, – человек вроде Хелстрома настолько поглощен своими кознями и интригами, что естественным образом подозревает всех остальных в таких же коварных происках. Кто относится к людям с большим недоверием, чем человек с нечистой совестью?»
Уже наступил вечер, когда Эбнер Хелстром достиг залива. Легкий ветер разогнал облака, и в чистом небе сияли тысячи звезд, тесня друг друга в борьбе за свободное пространство. Там и сям на темной недвижной глади воды виднелись расплывчатые очертания стоящих на якоре катеров, и в каютах нескольких из них весело горели огни, словно владельцы суденышек остались на ночь на борту. На востоке, далеко от берега, из темноты выступала длинная арка первого из тринадцати мостов, испещренная пятнами света от фонарей, установленных на мосту.
На берегу залива теснились полуразвалившиеся домишки, здания складов, консервных заводиков и старые, украшенные башенками особняки, которые знавали лучшие времена, а теперь перешли в распоряжение крыс, бездомных котов и постояльцев, попавших в бедственное положение. Многие дома стояли на сваях, и под ними тихо плескались волны. В залив выдавались полуразрушенные пирсы, порой державшиеся всего лишь на дюжине-другой низко осевших свай, местами связанных обросшими мхом и ракушками брусьями, которые крепились к столбам ржавыми болтами. В вечернем воздухе слышался запах рыбы, дегтя и сухих водорослей – в целом недурной запах, но он привносил в царящую вокруг поскрипывающую и потрескивающую темноту некий затхлый дух, отчего при лунном свете это место казалось гораздо более зловещим, чем при свете дня.
Эскаргот шагал, ссутулившись и засунув руки в карманы, несколько подавленный мрачной атмосферой местности. Он видел гнома в полуквартале впереди и один раз отпрянул в тень полуразрушенного крыльца, когда преследуемый на миг остановился и внезапно обернулся, словно заслышав эхо шагов позади. Однако Хелстром двинулся дальше, перешел на ту сторону улицы, по которой шел Эскаргот, остановился перед покосившимся, потемневшим от времени домом и снова осмотрелся вокруг. Эскаргот наблюдал за гномом из своего укрытия, исполненный решимости последовать за ним в дом, но жалея, что у него нет с собой свечи, а также дубинки, которой он постоянно обещал себе обзавестись.
Он подошел к дому и заглянул в щель между косяком и дверью, оставленной приоткрытой. На самом деле она и не закрывалась плотно, поскольку с течением лет все здание завалилось набок и фундамент глубоко осел во влажную песчаную почву. На переднем фасаде дома не осталось практически ни одного неразбитого окна, а некогда изящный резной фриз между этажами под многолетним воздействием дождей и сырого соленого воздуха растрескался и местами обвалился, являя взору дранку и ржавые гвозди. Разумеется, никто, кроме бродяг и преступников, не стал бы здесь жить.
Эскаргот прислушался, придвинув ухо к щели. Изнутри доносился невнятный говор, – вероятно, какие-то люди беседовали приглушенными голосами в ближайшей комнате или, равно вероятно, они разговаривали нормальными голосами где-то дальше, на втором этаже или на кухне в глубине дома. Дверь открылась практически без скрипа, и Эскаргот на цыпочках вошел. В грязные окна струился бледный лунный свет, отчасти, впрочем, рассеивавший темноту. Бормотание продолжалось, потом послышалось шарканье ног.
Полуразрушенная лестница вела на второй этаж, погруженный во мрак, и Эскаргот поначалу подумал, не подняться ли ему наверх, но потом отказался от этого намерения. Ввиду царившей здесь темноты и общей мрачной атмосферы дома представлялось более разумным забраться в маленькую нишу под лестницей и затаиться там, прислушиваясь. Не имело никакого смысла влипать в какую-нибудь ужасную историю, подобную истории с ведьмами на Вдовьей мельнице. Осторожность, вот что здесь требовалось. Тем временем он все хорошенько обдумает, а чуть что – бросится к двери.