Страница:
– Хикей?
– Да, мистер Грэгг, – донеслось из динамика.
– Можете закрыть лавку.
– Я еще не зарегистрировал рецепты.
– Не беспокойтесь, я займусь этим сам.
– Благодарю, сэр.
– Спокойной ночи. Увидимся утром.
– Точно, сэр. Ровно в семь.
Улыбаясь под нос, Грэгг повесил трубку. Добрый старина Хикей: ни одного сердитого слова, ни одного вопроса. Он занят делами с утра до вечера и управляет аптекой так разумно, словно она принадлежит ему. Преданный служащий – всегда ценность, а Хикей – просто жемчужина.
Грэгг погасил газовый рожок и вышел в коридор. Там было темно, но отмычка в его руке безошибочно подошла к очередному замку. Он поднялся по темной лестнице и заспешил по верхнему коридору. Теперь ключ повернулся в двери под номером семнадцать. На цыпочках он шагнул через порог, быстро и тихо поднялся по лестнице и вошел в ярко освещенную гостиную, где его ожидала секретарша.
Алиса Портер сидела в кресле с бокалом вина в руке, а рядом, на столе, помещался графин. Пепельно-светлые волосы волнами падали на плечи, а ее платье являло собой явный контраст конторской «униформе».
Нахмурясь, она подняла глаза на Грэгга и, поднявшись, поставила на столик пустой бокал.
– Что тебя задержало?
– Вот это. – Грэгг протянул ей чек.
Глаза Алисы расширились:
– Ты получил его. Наконец-то!
– Я говорил тебе, что получу.
Широко раскрытые глаза пристально следили за тем, как Грэгг складывает и убирает в карман чек. Затем они сузились.
– Ты наговорил мне так много…
– И выполню все, что обещал, – спокойно кивнул Грэгт. – Завтра я запишу это на личный счет. Тогда ты сможешь выполнить то, что собиралась. Я хочу, чтобы наследующей неделе ты отправилась в Сент-Луис и продала собственность, оставленную тебе родителями.
– Но я не хочу продавать дом. Это все, что у меня есть.
– Ты забываешь, что половина моей собственности принадлежит тебе. С этой минуты у нас все пополам. – Грэгг всмотрелся в ее лицо. – Когда вернешься с деньгами, мы положим их вместе с моими на новый счет… И на новое имя.
– На какое же?
– Миссис Г. Гордон Грэгг.
Глаза Алисы засияли, потом внезапно погасли:
– Ты всегда обещаешь… – Она с сомнением покачала головой. – Я поверю в это, когда увижу.
– Ну так посмотри сюда.
Грэгг вынул из жилетного кармана обтянутую плюшем коробочку и щелкнул крышкой. Алмаз сверкал и поблескивал; его отражение плясало в глазах девушки.
– Кольцо?
– Да, это в знак нашей помолвки. Когда вернешься из поездки, будет и другое. Простое золотое кольцо. – Грэгг улыбнулся, протягивая коробочку. – Возьми. Хочешь надеть его?
Он наблюдал, как она надевает кольцо; ее тонкие пальцы дрожали, и когда она вытянула руку поближе к свету, голос тоже дрогнул.
– В самый раз, да? – пробормотал он.
– Идеально. О, милый, оно прекрасно…
Грэгг улыбнулся. Его руки нежно обняли ее за талию.
Глава 7
Глава 8
– Да, мистер Грэгг, – донеслось из динамика.
– Можете закрыть лавку.
– Я еще не зарегистрировал рецепты.
– Не беспокойтесь, я займусь этим сам.
– Благодарю, сэр.
– Спокойной ночи. Увидимся утром.
– Точно, сэр. Ровно в семь.
Улыбаясь под нос, Грэгг повесил трубку. Добрый старина Хикей: ни одного сердитого слова, ни одного вопроса. Он занят делами с утра до вечера и управляет аптекой так разумно, словно она принадлежит ему. Преданный служащий – всегда ценность, а Хикей – просто жемчужина.
Грэгг погасил газовый рожок и вышел в коридор. Там было темно, но отмычка в его руке безошибочно подошла к очередному замку. Он поднялся по темной лестнице и заспешил по верхнему коридору. Теперь ключ повернулся в двери под номером семнадцать. На цыпочках он шагнул через порог, быстро и тихо поднялся по лестнице и вошел в ярко освещенную гостиную, где его ожидала секретарша.
Алиса Портер сидела в кресле с бокалом вина в руке, а рядом, на столе, помещался графин. Пепельно-светлые волосы волнами падали на плечи, а ее платье являло собой явный контраст конторской «униформе».
Нахмурясь, она подняла глаза на Грэгга и, поднявшись, поставила на столик пустой бокал.
– Что тебя задержало?
– Вот это. – Грэгг протянул ей чек.
Глаза Алисы расширились:
– Ты получил его. Наконец-то!
– Я говорил тебе, что получу.
Широко раскрытые глаза пристально следили за тем, как Грэгг складывает и убирает в карман чек. Затем они сузились.
– Ты наговорил мне так много…
– И выполню все, что обещал, – спокойно кивнул Грэгт. – Завтра я запишу это на личный счет. Тогда ты сможешь выполнить то, что собиралась. Я хочу, чтобы наследующей неделе ты отправилась в Сент-Луис и продала собственность, оставленную тебе родителями.
– Но я не хочу продавать дом. Это все, что у меня есть.
– Ты забываешь, что половина моей собственности принадлежит тебе. С этой минуты у нас все пополам. – Грэгг всмотрелся в ее лицо. – Когда вернешься с деньгами, мы положим их вместе с моими на новый счет… И на новое имя.
– На какое же?
– Миссис Г. Гордон Грэгг.
Глаза Алисы засияли, потом внезапно погасли:
– Ты всегда обещаешь… – Она с сомнением покачала головой. – Я поверю в это, когда увижу.
– Ну так посмотри сюда.
Грэгг вынул из жилетного кармана обтянутую плюшем коробочку и щелкнул крышкой. Алмаз сверкал и поблескивал; его отражение плясало в глазах девушки.
– Кольцо?
– Да, это в знак нашей помолвки. Когда вернешься из поездки, будет и другое. Простое золотое кольцо. – Грэгг улыбнулся, протягивая коробочку. – Возьми. Хочешь надеть его?
Он наблюдал, как она надевает кольцо; ее тонкие пальцы дрожали, и когда она вытянула руку поближе к свету, голос тоже дрогнул.
– В самый раз, да? – пробормотал он.
– Идеально. О, милый, оно прекрасно…
Грэгг улыбнулся. Его руки нежно обняли ее за талию.
Глава 7
В субботу Джим Фрэзер отправился в центр и купил Кристэль «Кольцо невесты». Оно стоило около ста долларов и, конечно, камень весьма уступал размером тому, что подарил Грэгг Алисе Портер. Но ни Джим, ни Кристэль не видели того кольца, и поэтому подарок казался обоим достаточно внушительным.
В воскресенье Кристэль надела кольцо в первый раз, навестив вместе с Джимом «Колизей». У Кристэль были репортерские пропуска на «Ковбойское шоу Буффало Билла», и они оба наслаждались представлением. Кристэль заворожило знаменитое нападение индейцев на Дедвудский дилижанс, а Джим неотрывно любовался блеском алмаза на ее пальце.
В понедельник Джим доложил мистеру Фоллансби о результатах своего визита к Г. Гордону Грэггу. Старика они не слишком обрадовали – не каждый день компании приходилось выкладывать десять тысяч в погашение страховки – но он был удовлетворен отчетом Джима.
– Непременно упоминай об этом в беседе с перспективным клиентом, – наставлял он. – Не стесняйся – не мешает, чтобы они знали: мы оплачиваем наши полисы, какими бы большими они ни были. Вот список возможных клиентов, которыми тебе следует заняться на этой неделе. Действуй – нам необходимо вернуть потерянные деньги.
В воскресенье редактор Кристэль Чарли Хоган поместил ее статью о Маленькой Египтянке в утреннем выпуске.
Любой, кто видел рыжеволосого газетчика в первый раз, готов был спорить: для редактора одной из ведущих чикагских ежедневных газет он слишком молод, но Кристэль уважала скрывающийся за веселыми искорками голубых глаз острый ум и его теплую ирландскую улыбку. Поэтому его похвала означала для нее многое.
– Похоже, мы сделаем из тебя репортера, Крисси, – заметил он. – Это чертовски хорошая работа.
– Но тогда почему вы не поместили статью в том виде, как я ее написала? И придумали новый заголовок – «Танец с семью чадрами», когда там была только одна?..
– А так лучше раскупают номер. Это привлекает старых дам и директоров воскресных школ. Если тебе в голову будут приходить подобные идеи, я добьюсь, чтобы ты получила пятидолларовую прибавку.
– А как насчет авторской колонки?
– Посмотрим. Есть что-нибудь на примете?
– Да. Я хочу заняться серией о Литтл-Шайен, Кастом-Хаус-плейс, Девилзхаф-экр.
– Забудь о них. Любая жалкая газетенка в городе уже успела поместить обзор по Кварталу красных фонарей.
– Да, но об этом писали мужчины. Ни одной статьи с женской точки зрения. Теперь вы, понимаете, почему мне нужна авторская колонка?
– Ты нашла для себя что-то определенное?
– Ярмарка. После ее открытия там поднялся настоящий бум. Мэр Гаррисон и ребята из городской управы обещали нам «настежь распахнутый город» и сдержали слово. Днем и ночью в игорных притонах и дешевых борделях вытряхивают денежки из тысяч туристов…
– Что ты можешь знать о подобных вещах?
– То, что знает любой в городе, но о чем не смеет заговорить. И я могу разузнать еще больше. – Кристэль решительно кивнула. – Дай мне задание, и газета пойдет нарасхват!
– Еще бы. Их раскупят Картер Гаррисон и команда из городской управы. И тут же сядут нам на шею.
– Только на мою шею, если статья будет авторской.
– Но у тебя симпатичная шейка, Крисси. Зачем же подставлять ее? Такая милая молодая леди, помолвленная и прочее…
– Делает хорошую статью, так?
Чарли Хоган усмехнулся:
– Кажется, ты меня достала.
– И я получаю авторскую?
– Может быть. А теперь за работу.
Кристэль выбежала из кабинета, окрыленная. Остаток дня она витала в облаках. Конечно, она не стала рассказывать об этом Джиму, предвидя его реакцию. Место женщины – семейный очаг, а не кабак. Временами Джим очень напоминал ей покойного отца, который тоже был строгим и добропорядочным. Возможно, отец, будучи пастором, сыграл не последнюю роль в том, что она стала бунтаркой. Правда, Кристэль решила заняться журналистикой только после смерти отца. Дочь не испытывала к нему неприязни; он относился к ней хорошо, как и Джим сейчас. Проблема была в том, что ни один из них по-настоящему не понимал ее. Поэтому, встретившись с Джимом, чтобы пообедать, она не упомянула о новом задании, и вечер вторника прошел для них спокойно.
В среду Брайен О'Лири вернулся в замок. На нем был тот же самый потрепанный котелок, но сигара оказалась дороже и гораздо ароматней той, что он курил в предыдущий визит. Хватит этих пятицентовых дешевок; человек, собирающийся получить приличную круглую сумму обязан курить приличную толстую «гавану».
Грэгг рад был видеть его. По крайней мере, он выразил восторг и казался вполне счастливым, когда открывал дверь аптеки, услышав поздний звонок.
– Восемь часов, – произнес он. – Вижу, точность – одна из многих ваших добродетелей.
О'Лири кивнул. Похоже, Грэгг пребывал в отличном настроении, и это казалось добрым знаком. На нем был новенький наряд – щеголеватый клетчатый костюм и галстук с алмазной булавкой – тоже добрый знак. Видно, оприходовал свой чек без заминок.
– Пройдем в кабинет, – пригласил подрядчика Грэгг.
Они прошли через полутемную аптеку, и О'Лири ожидал, что Грэгг проведет его в свою контору. Но, вместо этого, они очутились в коридоре перед обшитой узкими деревянными панелями дверью. Подрядчик увидел, как хозяин отпирает замок и подкручивает газовый рожок. Узкая лестница вела вверх. Грэгг жестом указал на крутые ступени. – Узнаете это?
– Ну да. Я это построил.
– Тогда вы знаете, куда она ведет. – Грэгг двинулся вверх по лестнице.
Подрядчик посмотрел с сомнением.
– Но почему туда? – спросил ой.
– Потому что деньги там. На днях вы упомянули о наличных. – Грэгг пожал плечами. – Плохо, когда крупная сумма валяется в конторе, поэтому, сожалею, но вам придется подняться за ней.
Подъем был долгим – два пролета и ни одной площадки. Подрядчик вспомнил свое удивление, когда клиент требовал построить лестницу прямо на третий этаж, минуя второй. Тогда ему показалось странным, зачем вообще нужна эта лестница, потому что другой пролет шел параллельно этому, по другую сторону стены.
Тяжело дыша, подрядчик ожидал, пока Грэгг отопрет последнюю дверь; какое облегчение – оказаться наконец в удобной комнате. Она тоже служила кабинетом, но была меньше, чем нижняя. Правда, здесь было больше мебели. О'Лири заметил деревянные шкафчики для медицинских карточек, анатомический, в натуральную величину, атлас на стене и большой встроенный сейф рядом с ним.
Грэгг закрыл дверь. Изнутри она полностью сливалась со стеной и была оклеена такими же полосатыми обоями. Полоски скрывали очертания двери; без ручки она была совершенно невидима.
Казалось, Грэгг наслаждался удивлением О'Лири.
– Теперь вы знаете мой секрет. Я большой любитель тишины, особенно в том случае, когда дело касается денег.
Он подошел к столу, отпер нижний ящик и повернулся, держа в руке бутылку с виски:
– Полагаю, вы не против глотка-другого?
О'Лири покачал головой:
– Вы говорили насчет денег…
– Конечно. – Грэгг поставил бутылку на стол рядом с графином и бокалами. – Вначале дело, не так ли?
Он направился к дальней стене. О'Лири ожидал, что тот подойдет к сейфу, но хозяин остановился перед анатомическим атласом. Его пальцы щелкнули чем-то у основания, и яркая фигура, испещренная красно-голубыми венами, заскользила вверх, открывая участок голой штукатурки. В стене оказалась небольшая ниша, и там помещалась обычная жестяная коробка. Вынув ее, Грэгг открыл крышку. Его пальцы погрузились внутрь и вынырнули, сжимая пачку зеленых банкнот, перетянутую простой резинкой. Он повернулся и швырнул деньги подрядчику.
– Пожалуйте, – произнес он. – Разумеется, вы хотите пересчитать их?
О'Лири кивнул. Он опустился в кресло рядом со столом, торопливо перелистывая банкноты толстыми пальцами.
Грэгг обошел стол и уселся напротив.
– Две тысячи, – пробормотал он. – Все верно?
– Вы правы, – снова кивнул О'Лири.
– Двадцать одна сотня, если точнее, – добавил Грэгт.
Подрядчик нахмурился. Черт побери, этот лекарь все-таки поймал его. И зачем он положил туда лишнюю сотню?
– Ей-богу, должно быть, я ошибся. – Он принялся неохотно отслаивать верхнюю сотню от пачки, но Грэгг удержал его небрежным жестом:
– Не утруждайте себя. Подтверждение моей теории стоит лишней сотни.
– А что это за теория?
– Что вы грязный и подлый негодяй, – усмехнулся Грэгг. – А значит, похожи на меня.
Брайен О'Лири моргнул.
– Не стройте из себя паиньку, – продолжал Грэгг. – Я повял сразу, что вы мошенник. Не сомневаюсь, что ваша мать – та самая миссис О'Лири, корова которой уронила фонарь, ставший причиной Чикагского Пожара.
Он снова усмехнулся, и лицо подрядчика растянулось в усмешке.
– А теперь спрячьте ваши деньги, – приказал Грэгг. – И займемся выпивкой.
Странно, как подчас можно ошибиться в человеке. С самого начала он принимал Прэгга за одного из напыщенных снобов. Конечно, доктор ушлый парень, за которым нужен глаз да глаз, но ведет себя как джентльмен. И вот, пожалуйста, – улыбаясь, словно Чеширский Кот, наливает добрую порцию ячменного из бутылки в бокал.
О’Лири скрутил банкноты рулончиком, перетянул резинкой и сунул в карман сюртука. Он потянулся было к бокалу, который протягивал ему Грэгг затем помедлил.
– А вы не выпьете за компанию?
– Разумеется. – Грэгг наполнил собственный бокал водой из графина.
– Никак вы собираетесь пить воду?
Грэгг покачал головой:
– Нечто получше, чем вода. И лучше, чем виски.
– И что же это?
– Мое собственное изобретение. – Грэгг поднял бокал к свету, придирчиво рассматривая содержимое. – Это «Электрический Эликсир», сэр.
– Очень смахивает на воду, – сощурился подрядчик.
– Верно. Но не на обычную aqua para. Эта вода намагничена и обогащена пропущенным через нее гальваническим током. Она получила заряд энергии и жизненно важной силы. – Грэгг кивнул на бокал. – Желаете попробовать?
О'Лири скорчил гримасу:
– Мне нужна выпивка, а не слабительное!
Грэгг рассмеялся:
– Так я и думал. Вы – человек с убеждениями.
– Вы тоже. – О'Лири подмигнул хозяину. – Между нами: я уверен, что это прямо из озера Мичиган. Любому дураку известно, что пропускать ток через воду – опасно.
– Ошибаетесь, – рассмеялся Грэгг. – Именно это любому дураку и не известно. Вот почему я делаю неплохой бизнес, продавая воду из-под крана по десять центов за глоток.
– По-моему, вы тоже не прочь смошенничать, заметил О'Лири.
Грэгг пожал плечами:
– Вор вора… видит издалека, не так ли?
– Выпьем, – предложил Брайен О'Лири.
И выпил.
Через десять секунд он корчился на полу. Через тридцать его тело одеревенело; – О'Лири и пальцем не мог шевельнуть, когда Грэгг наклонился и вытащил рулончик денег из кармана.
Он едва чувствовал, как его волокут по полу через открытую дверь в спальню. Остекленевшие глаза с трудом различали ногу Грэгга; доктор пинком откинул в сторону коврик, открывая люк в полу. Нагнувшись, Грэгг открыл дверцу, затем подтолкнул к люку тело О'Лири.
Подкатившись к краю, отверстия, подрядчик расслышал бормотание Грэгга, что-то вроде: «Заплачено сполна…»
Последнее, что увидел О'Лири – дыра в полу, куда он рухнул. Глубокий, темный провал. «Словно разверстая пасть чудовища», – подумал он.
И пустота поглотила его.
В воскресенье Кристэль надела кольцо в первый раз, навестив вместе с Джимом «Колизей». У Кристэль были репортерские пропуска на «Ковбойское шоу Буффало Билла», и они оба наслаждались представлением. Кристэль заворожило знаменитое нападение индейцев на Дедвудский дилижанс, а Джим неотрывно любовался блеском алмаза на ее пальце.
В понедельник Джим доложил мистеру Фоллансби о результатах своего визита к Г. Гордону Грэггу. Старика они не слишком обрадовали – не каждый день компании приходилось выкладывать десять тысяч в погашение страховки – но он был удовлетворен отчетом Джима.
– Непременно упоминай об этом в беседе с перспективным клиентом, – наставлял он. – Не стесняйся – не мешает, чтобы они знали: мы оплачиваем наши полисы, какими бы большими они ни были. Вот список возможных клиентов, которыми тебе следует заняться на этой неделе. Действуй – нам необходимо вернуть потерянные деньги.
В воскресенье редактор Кристэль Чарли Хоган поместил ее статью о Маленькой Египтянке в утреннем выпуске.
Любой, кто видел рыжеволосого газетчика в первый раз, готов был спорить: для редактора одной из ведущих чикагских ежедневных газет он слишком молод, но Кристэль уважала скрывающийся за веселыми искорками голубых глаз острый ум и его теплую ирландскую улыбку. Поэтому его похвала означала для нее многое.
– Похоже, мы сделаем из тебя репортера, Крисси, – заметил он. – Это чертовски хорошая работа.
– Но тогда почему вы не поместили статью в том виде, как я ее написала? И придумали новый заголовок – «Танец с семью чадрами», когда там была только одна?..
– А так лучше раскупают номер. Это привлекает старых дам и директоров воскресных школ. Если тебе в голову будут приходить подобные идеи, я добьюсь, чтобы ты получила пятидолларовую прибавку.
– А как насчет авторской колонки?
– Посмотрим. Есть что-нибудь на примете?
– Да. Я хочу заняться серией о Литтл-Шайен, Кастом-Хаус-плейс, Девилзхаф-экр.
– Забудь о них. Любая жалкая газетенка в городе уже успела поместить обзор по Кварталу красных фонарей.
– Да, но об этом писали мужчины. Ни одной статьи с женской точки зрения. Теперь вы, понимаете, почему мне нужна авторская колонка?
– Ты нашла для себя что-то определенное?
– Ярмарка. После ее открытия там поднялся настоящий бум. Мэр Гаррисон и ребята из городской управы обещали нам «настежь распахнутый город» и сдержали слово. Днем и ночью в игорных притонах и дешевых борделях вытряхивают денежки из тысяч туристов…
– Что ты можешь знать о подобных вещах?
– То, что знает любой в городе, но о чем не смеет заговорить. И я могу разузнать еще больше. – Кристэль решительно кивнула. – Дай мне задание, и газета пойдет нарасхват!
– Еще бы. Их раскупят Картер Гаррисон и команда из городской управы. И тут же сядут нам на шею.
– Только на мою шею, если статья будет авторской.
– Но у тебя симпатичная шейка, Крисси. Зачем же подставлять ее? Такая милая молодая леди, помолвленная и прочее…
– Делает хорошую статью, так?
Чарли Хоган усмехнулся:
– Кажется, ты меня достала.
– И я получаю авторскую?
– Может быть. А теперь за работу.
Кристэль выбежала из кабинета, окрыленная. Остаток дня она витала в облаках. Конечно, она не стала рассказывать об этом Джиму, предвидя его реакцию. Место женщины – семейный очаг, а не кабак. Временами Джим очень напоминал ей покойного отца, который тоже был строгим и добропорядочным. Возможно, отец, будучи пастором, сыграл не последнюю роль в том, что она стала бунтаркой. Правда, Кристэль решила заняться журналистикой только после смерти отца. Дочь не испытывала к нему неприязни; он относился к ней хорошо, как и Джим сейчас. Проблема была в том, что ни один из них по-настоящему не понимал ее. Поэтому, встретившись с Джимом, чтобы пообедать, она не упомянула о новом задании, и вечер вторника прошел для них спокойно.
В среду Брайен О'Лири вернулся в замок. На нем был тот же самый потрепанный котелок, но сигара оказалась дороже и гораздо ароматней той, что он курил в предыдущий визит. Хватит этих пятицентовых дешевок; человек, собирающийся получить приличную круглую сумму обязан курить приличную толстую «гавану».
Грэгг рад был видеть его. По крайней мере, он выразил восторг и казался вполне счастливым, когда открывал дверь аптеки, услышав поздний звонок.
– Восемь часов, – произнес он. – Вижу, точность – одна из многих ваших добродетелей.
О'Лири кивнул. Похоже, Грэгг пребывал в отличном настроении, и это казалось добрым знаком. На нем был новенький наряд – щеголеватый клетчатый костюм и галстук с алмазной булавкой – тоже добрый знак. Видно, оприходовал свой чек без заминок.
– Пройдем в кабинет, – пригласил подрядчика Грэгг.
Они прошли через полутемную аптеку, и О'Лири ожидал, что Грэгг проведет его в свою контору. Но, вместо этого, они очутились в коридоре перед обшитой узкими деревянными панелями дверью. Подрядчик увидел, как хозяин отпирает замок и подкручивает газовый рожок. Узкая лестница вела вверх. Грэгг жестом указал на крутые ступени. – Узнаете это?
– Ну да. Я это построил.
– Тогда вы знаете, куда она ведет. – Грэгг двинулся вверх по лестнице.
Подрядчик посмотрел с сомнением.
– Но почему туда? – спросил ой.
– Потому что деньги там. На днях вы упомянули о наличных. – Грэгг пожал плечами. – Плохо, когда крупная сумма валяется в конторе, поэтому, сожалею, но вам придется подняться за ней.
Подъем был долгим – два пролета и ни одной площадки. Подрядчик вспомнил свое удивление, когда клиент требовал построить лестницу прямо на третий этаж, минуя второй. Тогда ему показалось странным, зачем вообще нужна эта лестница, потому что другой пролет шел параллельно этому, по другую сторону стены.
Тяжело дыша, подрядчик ожидал, пока Грэгг отопрет последнюю дверь; какое облегчение – оказаться наконец в удобной комнате. Она тоже служила кабинетом, но была меньше, чем нижняя. Правда, здесь было больше мебели. О'Лири заметил деревянные шкафчики для медицинских карточек, анатомический, в натуральную величину, атлас на стене и большой встроенный сейф рядом с ним.
Грэгг закрыл дверь. Изнутри она полностью сливалась со стеной и была оклеена такими же полосатыми обоями. Полоски скрывали очертания двери; без ручки она была совершенно невидима.
Казалось, Грэгг наслаждался удивлением О'Лири.
– Теперь вы знаете мой секрет. Я большой любитель тишины, особенно в том случае, когда дело касается денег.
Он подошел к столу, отпер нижний ящик и повернулся, держа в руке бутылку с виски:
– Полагаю, вы не против глотка-другого?
О'Лири покачал головой:
– Вы говорили насчет денег…
– Конечно. – Грэгг поставил бутылку на стол рядом с графином и бокалами. – Вначале дело, не так ли?
Он направился к дальней стене. О'Лири ожидал, что тот подойдет к сейфу, но хозяин остановился перед анатомическим атласом. Его пальцы щелкнули чем-то у основания, и яркая фигура, испещренная красно-голубыми венами, заскользила вверх, открывая участок голой штукатурки. В стене оказалась небольшая ниша, и там помещалась обычная жестяная коробка. Вынув ее, Грэгг открыл крышку. Его пальцы погрузились внутрь и вынырнули, сжимая пачку зеленых банкнот, перетянутую простой резинкой. Он повернулся и швырнул деньги подрядчику.
– Пожалуйте, – произнес он. – Разумеется, вы хотите пересчитать их?
О'Лири кивнул. Он опустился в кресло рядом со столом, торопливо перелистывая банкноты толстыми пальцами.
Грэгг обошел стол и уселся напротив.
– Две тысячи, – пробормотал он. – Все верно?
– Вы правы, – снова кивнул О'Лири.
– Двадцать одна сотня, если точнее, – добавил Грэгт.
Подрядчик нахмурился. Черт побери, этот лекарь все-таки поймал его. И зачем он положил туда лишнюю сотню?
– Ей-богу, должно быть, я ошибся. – Он принялся неохотно отслаивать верхнюю сотню от пачки, но Грэгг удержал его небрежным жестом:
– Не утруждайте себя. Подтверждение моей теории стоит лишней сотни.
– А что это за теория?
– Что вы грязный и подлый негодяй, – усмехнулся Грэгг. – А значит, похожи на меня.
Брайен О'Лири моргнул.
– Не стройте из себя паиньку, – продолжал Грэгг. – Я повял сразу, что вы мошенник. Не сомневаюсь, что ваша мать – та самая миссис О'Лири, корова которой уронила фонарь, ставший причиной Чикагского Пожара.
Он снова усмехнулся, и лицо подрядчика растянулось в усмешке.
– А теперь спрячьте ваши деньги, – приказал Грэгг. – И займемся выпивкой.
Странно, как подчас можно ошибиться в человеке. С самого начала он принимал Прэгга за одного из напыщенных снобов. Конечно, доктор ушлый парень, за которым нужен глаз да глаз, но ведет себя как джентльмен. И вот, пожалуйста, – улыбаясь, словно Чеширский Кот, наливает добрую порцию ячменного из бутылки в бокал.
О’Лири скрутил банкноты рулончиком, перетянул резинкой и сунул в карман сюртука. Он потянулся было к бокалу, который протягивал ему Грэгг затем помедлил.
– А вы не выпьете за компанию?
– Разумеется. – Грэгг наполнил собственный бокал водой из графина.
– Никак вы собираетесь пить воду?
Грэгг покачал головой:
– Нечто получше, чем вода. И лучше, чем виски.
– И что же это?
– Мое собственное изобретение. – Грэгг поднял бокал к свету, придирчиво рассматривая содержимое. – Это «Электрический Эликсир», сэр.
– Очень смахивает на воду, – сощурился подрядчик.
– Верно. Но не на обычную aqua para. Эта вода намагничена и обогащена пропущенным через нее гальваническим током. Она получила заряд энергии и жизненно важной силы. – Грэгг кивнул на бокал. – Желаете попробовать?
О'Лири скорчил гримасу:
– Мне нужна выпивка, а не слабительное!
Грэгг рассмеялся:
– Так я и думал. Вы – человек с убеждениями.
– Вы тоже. – О'Лири подмигнул хозяину. – Между нами: я уверен, что это прямо из озера Мичиган. Любому дураку известно, что пропускать ток через воду – опасно.
– Ошибаетесь, – рассмеялся Грэгг. – Именно это любому дураку и не известно. Вот почему я делаю неплохой бизнес, продавая воду из-под крана по десять центов за глоток.
– По-моему, вы тоже не прочь смошенничать, заметил О'Лири.
Грэгг пожал плечами:
– Вор вора… видит издалека, не так ли?
– Выпьем, – предложил Брайен О'Лири.
И выпил.
Через десять секунд он корчился на полу. Через тридцать его тело одеревенело; – О'Лири и пальцем не мог шевельнуть, когда Грэгг наклонился и вытащил рулончик денег из кармана.
Он едва чувствовал, как его волокут по полу через открытую дверь в спальню. Остекленевшие глаза с трудом различали ногу Грэгга; доктор пинком откинул в сторону коврик, открывая люк в полу. Нагнувшись, Грэгг открыл дверцу, затем подтолкнул к люку тело О'Лири.
Подкатившись к краю, отверстия, подрядчик расслышал бормотание Грэгга, что-то вроде: «Заплачено сполна…»
Последнее, что увидел О'Лири – дыра в полу, куда он рухнул. Глубокий, темный провал. «Словно разверстая пасть чудовища», – подумал он.
И пустота поглотила его.
Глава 8
Любовь с первого взгляда встречалась в популярных песенках, но Женевьеве не верилось, что так бывает в реальной жизни.
Вначале она даже не поняла, что происходит. Женевьева чувствовала волнение и неловкость, охватившие ее в кабинете Грэгга при виде внушительных дипломов и прочих вещиц, развешенных на стенах. Она едва могла отвечать на вопросы.
Он сидел за столом, разглядывая карточку, выданную ей в Гарландском бизнес-колледже.
– Итак, вы, юная леди, желаете здесь работать, – произнес он. – Вы умеете печатать на машинке?
– Да.
– А вы когда-нибудь работали секретаршей, мисс?..
– Болтон. – Она слегка охрипла от волнения и торопливо глотнула. – Женевьева Болтон.
Он живо поднял на нее глаза. Может быть, это случилось в тот миг, когда она увидела их – темные, теплые и чудесные глаза. У нее ослабели колени.
– Пожалуйста, сядьте, мисс Болтон, – пригласил он. – Не нужно нервничать.
Какое облегчение она испытала, погрузившись в кресло возле стола. Кажется, Грэгг замечал все.
Он что-то налил из графина в хрустальный бокал, поднял его и принялся разглядывать на свет.
– Видите, что это такое?
Женевьева кивнула, слегка озадаченная вопросом.
– Бокал с водой.
– Приглядитесь как следует.
Женевьева пристально следила за бокалом, вращавшимся в его пальцах так, что хрустальные грани искрились на ярком свету.
– Посмотрите, как он сияет, – сказал Грэгг.
Бокал светился, и она хотела было мигнуть. Но голос Грэгга приказал смотреть, пока Женевьева не постигнет чистоту и силу электромагнитной энергии. Она никогда не слыхала об «Электрическом Эликсире», и он начал рассказывать о чудесных исцеляющих свойствах электрических сил.
Очевидно, тут это и случилось, когда он подал ей бокал и рукой случайно коснулся ее руки. Или когда она выпила «Эликсир» и прохлада напитка успокаивающе разлилась по всему телу. И Женевьева вдруг поняла, что напряженность ушла и осталась лишь бодрящая живость. Теперь она могла с легкостью отвечать на все его вопросы. А когда он улыбнулся, то и вопросы показались ненужными. Она машинально принялась рассказывать о себе все, что ему хотелось знать.
Впрочем, рассказ был недолгим: «Выросла на ферме, неподалеку от Канзас-Сити, отправилась жить в город к дядюшке Фреду после смерти родителей – они умерли во время эпидемии тифа. Приехала сюда, в Чикаго, для учебы в бизнес-колледже после смерти дядюшки Фреда». Разве могли подобные вещи занимать доктора Грэгга? Но они интересовали его. И в последующие дни он задал ей множество вопросов о прежней жизни. Забавно, но Женевьеве казалось, будто до сих пор жизнь ее даже не начиналась. Прошлое виделось нереальным, и все помыслы сосредоточились на Гордоне.
Да, теперь он был для нее «Гордон», а не доктор Грэгг. Но когда это случилось? Женевьева помнила; как ее приняли на работу, как она нашла меблированную комнату и стала ходить в контору. Но все уже расплылось и ушло на второй план; в фокусе остался лишь Гордон, его глаза, улыбающиеся ей, когда он диктует, и мягкий меланхоличный голос, рассказывающий о своем горе и одиночестве.
Наверно, именно тогда она перестала воспринимать его как импозантного и важного доктора Грэгга и начала замечать за титулами и степенями облик нежного, печального человека, благодетеля человечества, который сам нуждался в утешении и сострадании.
С первых дней они проводили вместе много времени. Женевьева едва замечала аптеку, в глубине которой помещалась его контора, и людей, что там работали. Ее жизнь проходила в этом кабинете, с Гордоном, и в комнате наверху. Вначале мысль об обеде наедине с мужчиной в его личных апартаментах слегка тревожила ее. Но поскольку поток корреспонденции был велик, к тому же, сами по себе апартаменты очень милы и роскошно обставлены, – гораздо приятнее оказалось работать здесь, а не в конторе, где им часто мешали посетители. Здесь они с Гордоном могли побыть наедине, спокойно завтракая или обедая готовыми блюдами, за которыми он посылал в ресторан неподалеку. Хотя она и писала для него письма, это больше напоминало супружескую жизнь с Гордоном, а не настоящую работу.
Полностью она осознала глубину своего чувства в тот день, когда он извинился и провел больше двух часов в смотровом кабинете с миссис Харрис. Конечно, он врач и должен заниматься с пациентами, а молодость и красота вдовы Харрис отнюдь не лишают ее права на его услуги. Но Женевьеве это не понравилось, и когда он вернулся в контору, чтобы продолжить работу, она все еще дулась. Мысленно она возвращалась к прочим случаям, когда он покидал ее, чтобы заняться с пациентами или побеседовать с посетителями, желавшими снять комнату на втором этаже. Теперь гостей, снующих туда-сюда, прибавилось, потому что многие меблированные комнаты сдавались туристам, приехавшим на Ярмарку. Большинство пациентов и пансионеров были женщины. Молодые и привлекательные, как миссис Харрис, снявшая комнату ему надо было взглянуть, сколько туристов абонировали на ночь комнаты на втором этаже. После этого он направился в смотровой кабинет, чтобы заняться дневным приемом. Женевьева надеялась, что миссис Харрис сегодня не появится.
Впрочем, она уже не слишком беспокоилась насчет миссис Харрис. Гордон успокоил ее, сказав, что вскоре она их покинет. И если его слова звучали недостаточно убедительно, то его поведение было безупречным. Женевьева чувствовала дрожь, водя пером по страничке делового блокнота:
Миссис Гордон Грэгг.
Миссис Гордон Грэгг.
Почему так официально? Почему не просто «Гордон и Женевьева»? Вздрогнув при звуке его голоса, она подняла Глаза, и увидела его рядом.
Он улыбался.
– Извини, – произнесла она. – Кажется, я замечталась.
– В такой час? Уже больше шести.
И верно. Женевьева удивилась, что уже совсем стемнело. Улыбаясь, Гордон зажег свет.
– Ты закончила эти письма?
– Вот они. – Она подала ему пачку.
– Хорошо. – Прочитав, он одобрительно кивнул и склонился над столом, чтобы подписать их. Пока она сортировала послания, раскладывая их по конвертам, он пошел в аптеку пожелать доброй ночи минеру Хикею и клеркам. Затем из ресторана прибыли подносы с ужином, и пришла пора подняться наверх.
Женевьева рада была, что Хикей и юноши ушли раньше, чем прибыл официант с блюдами. До сих пор она была уверена, что они не подозревают об их с Гордоном ужинах. И они наверняка не подозревали о чем-то ином. Гордон позаботился об этом с присущей ему предусмотрительностью. Женевьеву поражали с способы, с помощью которых он ухитрялся разделять различные аспекты своей деятельности. Женевьеву изумляло, насколько мало Хикей знал о его медицинской практике, сдаче внаем комнат или о том, чем она занималась здесь в конторе. Впрочем, что касалось аптечного дела – она тоже почти не разбиралась в нем.
– Так лучше, – заметил за ужином Гордон. – Меньше неразберихи, когда каждый занимается своим делом.
– Но как тебе удается следить за всем?
– Организация – вот в чем секрет. Плюс регулярный прием «Эликсира» для восполнения энергии. – Он встал и подошел к сервировочному столику. – Кстати, юная леди, – пора принять вашу дневную дозу.
Он повернулся, протягивая ей бокал. Женевьева быстро выпила, морща нос от едкого запаха. Забавно, как действовал на нее «Эликсир». Временами он напоминал по вкусу обычную воду, но изредка казался горьковатым. Она сказала об этом Гордону, и тот объяснил, что все дело в химии тела. Горечь была заметна в большей степени, когда человек слишком уставал. И действительно, Женевьева почти всегда чувствовала себя усталой, если у «Эликсира» оказывался горький привкус. Очевидно, она не обладала неутомимой выдержкой Гордона. Но сегодня она была так взволнована, так взбудоражена! Возможно, волнение истощило ее бодрость.
– А теперь отправляйся, – сказал Гордон.
– Так скоро?
– Уже начало десятого. У тебя был долгий день. – Он проводил ее к маленькому личному кабинету в самом конце коридора и открыл дверь встроенного в стену сейфа. Только это был не сейф, а всего лишь ложная лицевая панель, поставленная им, чтобы обмануть грабителей, – так объяснил ей Гордон – хотя, разве могли грабители найти сюда дорогу, через все эти лестницы и коридоры? Впрочем, с его стороны было весьма разумно придумать способ незаметно входить и выходить из своей комнаты: за дверью находилась маленькая лестница, ведущая на второй этаж. Женевьева пользовалась этим маршрутом, возвращаясь в свою комнату после ночи, проведенной наверху.
Но сегодня этого не удастся сделать, и ее разочарование смягчалось лишь тем, что Гордон был прав: она в самом деле страшно устала. Спускаясь вниз по лестнице, она едва не спотыкалась, и Гордон взял ее под руку и не отпускал, пока они не пошли по нижнему коридору и не оказались перед дверью ее комнаты.
Она принялась искать у себя ключ, но он уже вставлял в замок свой.
– Ну вот, – пробормотал он, толкая дверь, и шагнул в сторону, давая ей пройти.
Когда он вошел следом за ней в комнату, она повернулась и упала в его объятья, но он нежно поддержал ее за плечи и, улыбаясь, покачал головой.
– Тебе нужно отдохнуть.
– А как же ты?
– Не беспокойся. У меня еще полно дел. – Его глаза пристально всматривались ей в лицо. – Бедняжка, ты совершенно ослабла.
Женевьеву действительно охватил внезапный приступ сонливости, и его лицо расплывалось перед глазами. Колени подгибались, и она испугалась, что не хватит сил раздеться.
Похоже, Грэгг прочитал ее мысли – его руки скользнули ниже по ее талии, и она почувствовала, как ее поднимают и несут к постели.
– Ну вот, позволь уложить тебя. – Его лицо находилось в тени, но сквозь щель в двери веером падал луч света из коридора, и она видела его глаза – серьезные, нежные и, как всегда, яркие. Потом он разгладил подушку у нее под головой и накрыл девушку одеялом. Голос расплывался, приходя откуда-то издалека, издалека… Глаза Гордона исчезали.
– Теперь ты заснешь. Спи и отдыхай, спи и отдыхай.
Может быть, он добавил еще что-то, но она уже не слышала. А когда он склонился над ней, она почувствовала лишь легкое прикосновение. А потом увидела тень, скользнувшую прочь, тихо, бесшумно закрывшую за собой дверь и оставившую ее одну во тьме. Наедине с собственной тенью, спящей и видящей сон.
Сон о глазах Гордона, о его лице и ласкающих ее тело руках, и о других руках, пишущих «Миссис Гордон Грэгг» на всех дверях, стенах и коридорах, и эти надписи ведут к постели, у которой эти глаза горят в ожидании невесты, невесты теней в черной вуали, невесты, всходящей на брачное ложе, где зажжены черные свечи – и вдруг ее жестоко хватают грубые руки, совсем не такие, как у Гордона и она резко вскрикивает.
Нет. Тени не кричат. И она не была тенью: она бодрствовала, сидя прямо в своей постели. Не вскрикнула, но слышала крик.
Вначале она даже не поняла, что происходит. Женевьева чувствовала волнение и неловкость, охватившие ее в кабинете Грэгга при виде внушительных дипломов и прочих вещиц, развешенных на стенах. Она едва могла отвечать на вопросы.
Он сидел за столом, разглядывая карточку, выданную ей в Гарландском бизнес-колледже.
– Итак, вы, юная леди, желаете здесь работать, – произнес он. – Вы умеете печатать на машинке?
– Да.
– А вы когда-нибудь работали секретаршей, мисс?..
– Болтон. – Она слегка охрипла от волнения и торопливо глотнула. – Женевьева Болтон.
Он живо поднял на нее глаза. Может быть, это случилось в тот миг, когда она увидела их – темные, теплые и чудесные глаза. У нее ослабели колени.
– Пожалуйста, сядьте, мисс Болтон, – пригласил он. – Не нужно нервничать.
Какое облегчение она испытала, погрузившись в кресло возле стола. Кажется, Грэгг замечал все.
Он что-то налил из графина в хрустальный бокал, поднял его и принялся разглядывать на свет.
– Видите, что это такое?
Женевьева кивнула, слегка озадаченная вопросом.
– Бокал с водой.
– Приглядитесь как следует.
Женевьева пристально следила за бокалом, вращавшимся в его пальцах так, что хрустальные грани искрились на ярком свету.
– Посмотрите, как он сияет, – сказал Грэгг.
Бокал светился, и она хотела было мигнуть. Но голос Грэгга приказал смотреть, пока Женевьева не постигнет чистоту и силу электромагнитной энергии. Она никогда не слыхала об «Электрическом Эликсире», и он начал рассказывать о чудесных исцеляющих свойствах электрических сил.
Очевидно, тут это и случилось, когда он подал ей бокал и рукой случайно коснулся ее руки. Или когда она выпила «Эликсир» и прохлада напитка успокаивающе разлилась по всему телу. И Женевьева вдруг поняла, что напряженность ушла и осталась лишь бодрящая живость. Теперь она могла с легкостью отвечать на все его вопросы. А когда он улыбнулся, то и вопросы показались ненужными. Она машинально принялась рассказывать о себе все, что ему хотелось знать.
Впрочем, рассказ был недолгим: «Выросла на ферме, неподалеку от Канзас-Сити, отправилась жить в город к дядюшке Фреду после смерти родителей – они умерли во время эпидемии тифа. Приехала сюда, в Чикаго, для учебы в бизнес-колледже после смерти дядюшки Фреда». Разве могли подобные вещи занимать доктора Грэгга? Но они интересовали его. И в последующие дни он задал ей множество вопросов о прежней жизни. Забавно, но Женевьеве казалось, будто до сих пор жизнь ее даже не начиналась. Прошлое виделось нереальным, и все помыслы сосредоточились на Гордоне.
Да, теперь он был для нее «Гордон», а не доктор Грэгг. Но когда это случилось? Женевьева помнила; как ее приняли на работу, как она нашла меблированную комнату и стала ходить в контору. Но все уже расплылось и ушло на второй план; в фокусе остался лишь Гордон, его глаза, улыбающиеся ей, когда он диктует, и мягкий меланхоличный голос, рассказывающий о своем горе и одиночестве.
Наверно, именно тогда она перестала воспринимать его как импозантного и важного доктора Грэгга и начала замечать за титулами и степенями облик нежного, печального человека, благодетеля человечества, который сам нуждался в утешении и сострадании.
С первых дней они проводили вместе много времени. Женевьева едва замечала аптеку, в глубине которой помещалась его контора, и людей, что там работали. Ее жизнь проходила в этом кабинете, с Гордоном, и в комнате наверху. Вначале мысль об обеде наедине с мужчиной в его личных апартаментах слегка тревожила ее. Но поскольку поток корреспонденции был велик, к тому же, сами по себе апартаменты очень милы и роскошно обставлены, – гораздо приятнее оказалось работать здесь, а не в конторе, где им часто мешали посетители. Здесь они с Гордоном могли побыть наедине, спокойно завтракая или обедая готовыми блюдами, за которыми он посылал в ресторан неподалеку. Хотя она и писала для него письма, это больше напоминало супружескую жизнь с Гордоном, а не настоящую работу.
Полностью она осознала глубину своего чувства в тот день, когда он извинился и провел больше двух часов в смотровом кабинете с миссис Харрис. Конечно, он врач и должен заниматься с пациентами, а молодость и красота вдовы Харрис отнюдь не лишают ее права на его услуги. Но Женевьеве это не понравилось, и когда он вернулся в контору, чтобы продолжить работу, она все еще дулась. Мысленно она возвращалась к прочим случаям, когда он покидал ее, чтобы заняться с пациентами или побеседовать с посетителями, желавшими снять комнату на втором этаже. Теперь гостей, снующих туда-сюда, прибавилось, потому что многие меблированные комнаты сдавались туристам, приехавшим на Ярмарку. Большинство пациентов и пансионеров были женщины. Молодые и привлекательные, как миссис Харрис, снявшая комнату ему надо было взглянуть, сколько туристов абонировали на ночь комнаты на втором этаже. После этого он направился в смотровой кабинет, чтобы заняться дневным приемом. Женевьева надеялась, что миссис Харрис сегодня не появится.
Впрочем, она уже не слишком беспокоилась насчет миссис Харрис. Гордон успокоил ее, сказав, что вскоре она их покинет. И если его слова звучали недостаточно убедительно, то его поведение было безупречным. Женевьева чувствовала дрожь, водя пером по страничке делового блокнота:
Миссис Гордон Грэгг.
Миссис Гордон Грэгг.
Почему так официально? Почему не просто «Гордон и Женевьева»? Вздрогнув при звуке его голоса, она подняла Глаза, и увидела его рядом.
Он улыбался.
– Извини, – произнесла она. – Кажется, я замечталась.
– В такой час? Уже больше шести.
И верно. Женевьева удивилась, что уже совсем стемнело. Улыбаясь, Гордон зажег свет.
– Ты закончила эти письма?
– Вот они. – Она подала ему пачку.
– Хорошо. – Прочитав, он одобрительно кивнул и склонился над столом, чтобы подписать их. Пока она сортировала послания, раскладывая их по конвертам, он пошел в аптеку пожелать доброй ночи минеру Хикею и клеркам. Затем из ресторана прибыли подносы с ужином, и пришла пора подняться наверх.
Женевьева рада была, что Хикей и юноши ушли раньше, чем прибыл официант с блюдами. До сих пор она была уверена, что они не подозревают об их с Гордоном ужинах. И они наверняка не подозревали о чем-то ином. Гордон позаботился об этом с присущей ему предусмотрительностью. Женевьеву поражали с способы, с помощью которых он ухитрялся разделять различные аспекты своей деятельности. Женевьеву изумляло, насколько мало Хикей знал о его медицинской практике, сдаче внаем комнат или о том, чем она занималась здесь в конторе. Впрочем, что касалось аптечного дела – она тоже почти не разбиралась в нем.
– Так лучше, – заметил за ужином Гордон. – Меньше неразберихи, когда каждый занимается своим делом.
– Но как тебе удается следить за всем?
– Организация – вот в чем секрет. Плюс регулярный прием «Эликсира» для восполнения энергии. – Он встал и подошел к сервировочному столику. – Кстати, юная леди, – пора принять вашу дневную дозу.
Он повернулся, протягивая ей бокал. Женевьева быстро выпила, морща нос от едкого запаха. Забавно, как действовал на нее «Эликсир». Временами он напоминал по вкусу обычную воду, но изредка казался горьковатым. Она сказала об этом Гордону, и тот объяснил, что все дело в химии тела. Горечь была заметна в большей степени, когда человек слишком уставал. И действительно, Женевьева почти всегда чувствовала себя усталой, если у «Эликсира» оказывался горький привкус. Очевидно, она не обладала неутомимой выдержкой Гордона. Но сегодня она была так взволнована, так взбудоражена! Возможно, волнение истощило ее бодрость.
– А теперь отправляйся, – сказал Гордон.
– Так скоро?
– Уже начало десятого. У тебя был долгий день. – Он проводил ее к маленькому личному кабинету в самом конце коридора и открыл дверь встроенного в стену сейфа. Только это был не сейф, а всего лишь ложная лицевая панель, поставленная им, чтобы обмануть грабителей, – так объяснил ей Гордон – хотя, разве могли грабители найти сюда дорогу, через все эти лестницы и коридоры? Впрочем, с его стороны было весьма разумно придумать способ незаметно входить и выходить из своей комнаты: за дверью находилась маленькая лестница, ведущая на второй этаж. Женевьева пользовалась этим маршрутом, возвращаясь в свою комнату после ночи, проведенной наверху.
Но сегодня этого не удастся сделать, и ее разочарование смягчалось лишь тем, что Гордон был прав: она в самом деле страшно устала. Спускаясь вниз по лестнице, она едва не спотыкалась, и Гордон взял ее под руку и не отпускал, пока они не пошли по нижнему коридору и не оказались перед дверью ее комнаты.
Она принялась искать у себя ключ, но он уже вставлял в замок свой.
– Ну вот, – пробормотал он, толкая дверь, и шагнул в сторону, давая ей пройти.
Когда он вошел следом за ней в комнату, она повернулась и упала в его объятья, но он нежно поддержал ее за плечи и, улыбаясь, покачал головой.
– Тебе нужно отдохнуть.
– А как же ты?
– Не беспокойся. У меня еще полно дел. – Его глаза пристально всматривались ей в лицо. – Бедняжка, ты совершенно ослабла.
Женевьеву действительно охватил внезапный приступ сонливости, и его лицо расплывалось перед глазами. Колени подгибались, и она испугалась, что не хватит сил раздеться.
Похоже, Грэгг прочитал ее мысли – его руки скользнули ниже по ее талии, и она почувствовала, как ее поднимают и несут к постели.
– Ну вот, позволь уложить тебя. – Его лицо находилось в тени, но сквозь щель в двери веером падал луч света из коридора, и она видела его глаза – серьезные, нежные и, как всегда, яркие. Потом он разгладил подушку у нее под головой и накрыл девушку одеялом. Голос расплывался, приходя откуда-то издалека, издалека… Глаза Гордона исчезали.
– Теперь ты заснешь. Спи и отдыхай, спи и отдыхай.
Может быть, он добавил еще что-то, но она уже не слышала. А когда он склонился над ней, она почувствовала лишь легкое прикосновение. А потом увидела тень, скользнувшую прочь, тихо, бесшумно закрывшую за собой дверь и оставившую ее одну во тьме. Наедине с собственной тенью, спящей и видящей сон.
Сон о глазах Гордона, о его лице и ласкающих ее тело руках, и о других руках, пишущих «Миссис Гордон Грэгг» на всех дверях, стенах и коридорах, и эти надписи ведут к постели, у которой эти глаза горят в ожидании невесты, невесты теней в черной вуали, невесты, всходящей на брачное ложе, где зажжены черные свечи – и вдруг ее жестоко хватают грубые руки, совсем не такие, как у Гордона и она резко вскрикивает.
Нет. Тени не кричат. И она не была тенью: она бодрствовала, сидя прямо в своей постели. Не вскрикнула, но слышала крик.