Страница:
Розы - страшен мне цвет этих роз, Это - рыжая ночь твоих кос? Это - музыка тайных измен? Это - сердце в плену у Кармен?
30 марта 1914
* * *
Ты - как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе. О, Кармен, мне печально и дивно, Что приснился мне сон о тебе.
Вешний трепет, и лепет, и шелест, Непробудные, дикие сны, И твоя одичалая прелесть Как гитара, как бубен весны!
И проходишь ты в думах и грезах, Как царица блаженных времен, С головой, утопающей в розах, Погруженная в сказочный сон.
Спишь, змеею склубясь прихотливой, Спишь в дурмане и видишь во сне Даль морскую и берег счастливый, И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай.
В том раю тишина бездыханна, Только в куще сплетенных ветвей Дивный голос твой, низкий и странный, Славит бурю цыганских страстей.
28 марта 1914
* * *
О да, любовь вольна, как птица,
Да, всё равно - я твой! Да, всё равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!
Да, в хищной силе рук прекрасных,
В очах, где грусть измен, Весь бред моих страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен!
Я буду петь тебя, я небу
Твой голос передам! Как иерей свершу я требу
За твой огонь - звездам!
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов, И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов...
И в тихий час ночной, как пламя,
Сверкнувшее на миг, Блеснет мне белыми зубами
Твой неотступный лик.
Да, я томлюсь надеждой сладкой,
Что ты, в чужой стране, Что ты, когда-нибудь, украдкой
Помыслишь обо мне... За бурей жизни, за тревогой,
За грустью всех измен, Пусть эта мысль предстанет строгой,
Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!
28 марта 1914
* * *
Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь. Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет, Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь. Вот почему я - твой поклонник и поэт!
Здесь - страшная печать отверженности женской За прелесть дивную - постичь ее нет сил. Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской Рыдает, исходя гармонией светил.
Вот - мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале! Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя! Вот чьи глаза меня так странно провожали, Еще не угадав, не зная... не любя!
Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо, К созвездиям иным, не ведая орбит, И этот мир тебе - лишь красный облак дыма, Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
И в зареве его - твоя безумна младость... Всё - музыка и свет: нет счастья, нет измен... Мелодией одной звучат печаль и радость... Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
31 марта 1914
-----------------------------------------------------------------------
СОЛОВЬИНЫЙ САД
1
Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне, И таскает осел мой усталый Их куски на мохнатой спине.
Донесем до железной дороги, Сложим в кучу, - и к морю опять Нас ведут волосатые ноги, И осел начинает кричать.
И кричит, и трубит он, - отрадно, Что идет налегке хоть назад. А у самой дороги - прохладный И тенистый раскинулся сад.
По ограде высокой и длинной Лишних роз к нам свисают цветы. Не смолкает напев соловьиный, Что-то шепчут ручьи и листы.
Крик осла моего раздается Каждый раз у садовых ворот, А в саду кто-то тихо смеется, И потом - отойдет и поет.
И, вникая в напев беспокойный, Я гляжу, понукая осла, Как на берег скалистый и знойный Опускается синяя мгла.
2
Знойный день догорает бесследно, Сумрак ночи ползет сквозь кусты; И осел удивляется, бедный: "Что, хозяин, раздумался ты?"
Или разум от зноя мутится, Замечтался ли в сумраке я? Только всё неотступнее снится Жизнь другая - моя, не моя...
И чего в этой хижине тесной Я, бедняк обездоленный, жду, Повторяя напев неизвестный, В соловьином звенящий саду?
Не доносятся жизни проклятья В этот сад, обнесенный стеной, В синем сумраке белое платье За решоткой мелькает резной.
Каждый вечер в закатном тумане Прохожу мимо этих ворот, И она меня, легкая, манит И круженьем, и пеньем зовет.
И в призывном круженье и пенье Я забытое что-то ловлю, И любить начинаю томленье, Недоступность ограды люблю.
3
Отдыхает осел утомленный, Брошен лом на песке под скалой, А хозяин блуждает влюбленный За ночною, за знойною мглой.
И знакомый, пустой, каменистый, Но сегодня - таинственный путь Вновь приводит к ограде тенистой, Убегающей в синюю муть.
И томление всё безысходней, И идут за часами часы, И колючие розы сегодня Опустились под тягой росы.
Наказанье ли ждет, иль награда, Если я уклонюсь от пути? Как бы в дверь соловьиного сада Постучаться, и можно ль войти?
А уж прошлое кажется странным, И руке не вернуться к труду: Сердце знает, что гостем желанным Буду я в соловьином саду...
4
Правду сердце мое говорило, И ограда была не страшна. Не стучал я - сама отворила Неприступные двери она.
Вдоль прохладной дороги, меж лилий, Однозвучно запели ручьи, Сладкой песнью меня оглушили, Взяли душу мою соловьи.
Чуждый край незнакомого счастья Мне открыли объятия те, И звенели, спадая, запястья Громче, чем в моей нищей мечте.
Опьяненный вином золотистым, Золотым опаленный огнем, Я забыл о пути каменистом, О товарище бедном моем.
5
Пусть укрыла от дольнего горя Утонувшая в розах стена, Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна!
И вступившая в пенье тревога Рокот волн до меня донесла... Вдруг - виденье: большая дорога И усталая поступь осла...
И во мгле благовонной и знойной Обвиваясь горячей рукой, Повторяет она беспокойно: "Что с тобою, возлюбленный мой?"
Но, вперяясь во мглу сиротливо, Надышаться блаженством спеша, Отдаленного шума прилива Уж не может не слышать душа.
6
Я проснулся на мглистом рассвете Неизвестно которого дня. Спит она, улыбаясь, как дети, Ей пригрезился сон про меня.
К`ак под утренним сумраком чарым Лик, прозрачный от страсти, красив!... По далеким и мерным ударам Я узнал, что подходит прилив.
Я окно распахнул голубое, И почудилось, будто возник За далеким рычаньем прибоя Призывающий жалобный крик.
Крик осла был протяжен и долог, Проникал в мою душу, как стон, И тихонько задернул я полог, Чтоб продлить очарованный сон.
И, спускаясь по к`амням ограды, Я нарушил цветов забытье. Их шипы, точно руки из сада, Уцепились за платье мое.
7
Путь знакомый и прежде недлинный В это утро кремнист и тяжел. Я вступаю на берег пустынный, Где остался мой дом и осел.
Или я заблудился в тумане? Или кто-нибудь шутит со мной? Нет, я помню камней очертанье, Тощий куст и скалу над водой...
Где же дом? - И скользящей ногою Споткаюсь о брошенный лом, Тяжкий, ржавый, под черной скалою Затянувшийся мокрым песком...
Размахнувшись движеньем знакомым (Или всё еще это во сне?), Я ударил заржавленным ломом По слоистому камню на дне...
И оттуда, где серые спруты Покачнулись в лазурной щели, Закарабкался краб всполохнутый И присел на песчаной мели.
Я подвинулся, - он приподнялся, Широко разевая клешни, Но сейчас же с другим повстречался, Подрались и пропали они...
А с тропинки, протоптанной мною, Там, где хижина прежде была, Стал спускаться рабочий с киркою, Погоняя чужого осла.
6 января 1914 - 14 октября 1915
-----------------------------------------------------------------------
РОДИНА
(1907-1916)
* * *
Ты отошла, и я в пустыне К песку горячему приник. Но слова гордого отныне Не может вымолвить язык.
О том, что было, не жалея, Твою я понял высоту: Да. Ты - родная Галилея Мне - невоскресшему Христу.
И пусть другой тебя ласкает, Пусть множит дикую молву: Сын Человеческий не знает, Где приклонить ему главу.
30 мая 1907
* * *
В густой траве пропадешь с головой. В тихий дом войдешь, не стучась... Обнимет рукой, оплетет косой И, статная, скажет: "Здравствуй, князь.
Вот здесь у меня - куст белых роз. Вот здесь вчера - повилика вилась. Где был, пропадал? что за весть принес? Кто любит, не любит, кто гонит нас?"
Как бывало, забудешь, что дни идут, Как бывало, простишь, кто горд и зол. И смотришь - тучи вдали встают, И слушаешь песни далеких сел...
Заплачет сердце по чужой стороне, Запросится в бой - зовет и мани'т... Только скажет: "Прощай. Вернись ко мне" И опять за травой колокольчик звенит...
12 июля 1907
* * *
Задебренные лесом кручи: Когда-то там, на высоте, Рубили деды сруб горючий И пели о своем Христе.
Теперь пастуший кнут не свистнет, И песни не споет свирель. Лишь мох сырой с обрыва виснет, Как ведьмы сбитая кудель.
Навеки непробудной тенью Ресницы мхов опушены, Спят, убаюканные ленью Людской врагини - тишины.
И человек печальной цапли С болотной кочки не спугнет, Но в каждой тихой, ржавой капле Зачало рек, озер, болот.
И капли ржавые, лесные, Родясь в глуши и темноте, Несут испуганной России Весть о сжигающем Христе.
Октябрь 1907 - 29 августа 1914
НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь! Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной
В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы - ночной и зарубежной
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль... Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови! Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь... Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908
2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат...
На пути - горючий белый камень. За рекой - поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: "Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!"
Я - не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена!
8 июня 1908
3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою,
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуно'чи тучей возносилась
Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
14 июня 1908
4
Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали'...
Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне... Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем...
"Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!" Вздымается конская грива... За ветром взывают мечи...
31 июля 1908
5
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. - Молись!
23 декабря 1908
РОССИЯ
Опять, как в годы золотые, Три стертых треплются шлеи, И вязнут спицы росписные В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу... Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле Одной слезой река шумней, А ты всё та же - лес, да поле, Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснет в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!..
18 октября 1908
* * *
Вот он - ветер, Звенящий тоскою острожной, Над бескрайною топью Огонь невозможный, Распростершийся призрак Ветлы придорожной...
Вот - что ты мне сулила:
Могила.
4 ноября 1908
ОСЕННИЙ ДЕНЬ
Идем по жнивью, не спеша, С тобою, друг мой скромный, И изливается душа, Как в сельской церкви темной.
Осенний день высок и тих, Лишь слышно - ворон глухо Зовет товарищей своих, Да кашляет старуха.
Овин расстелет низкий дым, И долго под овином Мы взором пристальным следим За лётом журавлиным...
Летят, летят косым углом, Вожак звенит и плачет... О чем звенит, о чем, о чем? Что' плач осенний значит?
И низких нищих деревень Не счесть, не смерить оком, И светит в потемневший день Костер в лугу далеком...
О, нищая моя страна, Что' ты для сердца значишь? О, бедная моя жена, О чем ты горько плачешь?
1 января 1909
* * *
Не уходи. Побудь со мною,
Я так давно тебя люблю.
Дым от костра струею сизой Струится в сумрак, в сумрак дня. Лишь бархат алый алой ризой, Лишь свет зари - покрыл меня.
Всё, всё обман, седым туманом Ползет печаль угрюмых мест. И ель крестом, крестом багряным Кладет на даль воздушный крест...
Подруга, на вечернем пире, Помедли здесь, побудь со мной. Забудь, забудь о страшном мире, Вздохни небесной глубиной.
Смотри с печальною усладой, Как в свет зари вползает дым. Я огражу тебя оградой Кольцом из рук, кольцом стальным.
Я огражу тебя оградой Кольцом живым, кольцом из рук. И нам, как дым, струиться надо Седым туманом - в алый круг.
Август 1909
* * *
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма! Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться... Вольному сердцу на что твоя тьма?
Знала ли что? Или в бога ты верила? Что' там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила Гатей, дорог да столбов верстовых...
Лодки да грады по рекам рубила ты, Но до Царьградских святынь не дошла... Соколов, лебедей в степь распустила ты Кинулась и'з степи черная мгла...
За' море Черное, за' море Белое В черные ночи и в белые дни Дико глядится лицо онемелое, Очи татарские мечут огни...
Тихое, долгое, красное зарево Каждую ночь над становьем твоим... Что' же маячишь ты, сонное марево? Вольным играешься духом моим?
28 февраля 1910
НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Марии Павловне Ивановой
Под насыпью, во рву некошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.
Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом. Всю обойдя платформу длинную, Ждала, волнуясь, под навесом.
Три ярких глаза набегающих Нежней румянец, круче локон: Быть может, кто из проезжающих Посмотрит пристальней из окон...
Вагоны шли привычной линией, Подрагивали и скрипели; Молчали желтые и синие; В зеленых плакали и пели.
Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блёклыми, Ее, жандарма с нею рядом...
Лишь раз гусар, рукой небрежною Облокотясь на бархат алый, Скользнул по ней улыбкой нежною... Скользнул - и поезд в даль умчало.
Так мчалась юность бесполезная, В пустых мечтах изнемогая... Тоска дорожная, железная Свистела, сердце разрывая...
Да что' - давно уж сердце вынуто! Так много отдано поклонов, Так много жадных взоров кинуто В пустынные глаза вагонов...
Не подходите к ней с вопросами, Вам всё равно, а ей - довольно: Любовью, грязью иль колесами Она раздавлена - всё больно.
14 июня 1910
ПОСЕЩЕНИЕ
Г о л о с
То не ели, не тонкие ели На закате подъемлют кресты, То в дали снеговой заалели Мои нежные, милый, персты. Унесенная белой метелью В глубину, в бездыханность мою, Вот я вновь над твоею постелью Наклонилась, дышу, узнаю... Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи, Я сквозь темные ночи - в венце. Вот они - еще синие очи На моем постаревшем лице! В твоем голосе - возгласы моря, На лице твоем - жала огня, Но читаю в испуганном взоре, Что ты помнишь и любишь меня.
В т о р о й г о л о с
Старый дом мой пронизан метелью, И остыл одинокий очаг. Я привык, чтоб над этой постелью Наклонялся лишь пристальный враг. И душа для видений ослепла, Если вспомню, - лишь ветр налетит, Лишь рубин раскаленный из пепла Мой обугленный лик опалит! Я не смею взглянуть в твои очи, Всё, что было, - далёко оно. Долгих лет нескончаемой ночи Страшной памятью сердце полно.
Сентябрь 1910 С. Шахматово
* * *
Там неба осветленный край
Средь дымных пятен. Там разговор гусиных стай
Так внятен.
Свободен, весел и силён,
В дали любимой Я слышу непомерный звон
Неуследимый.
Там осень сумрачным пером
Широко реет, Там старый лес под топором
Редеет.
Сентябрь 1910
* * *
Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
Молодеет душа. И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
Не дыша.
Снится - снова я мальчик, и снова любовник,
И овраг, и бурьян, И в бурьяне - колючий шиповник,
И вечерний туман.
Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
Старый дом глянет в сердце мое, Глянет небо опять, розовея от краю до краю,
И окошко твое.
Этот голос - он твой, и его непонятному звуку
Жизнь и горе отдам, Хоть во сне твою прежнюю милую руку
Прижимая к губам.
2 мая 1912
СНЫ
И пора уснуть, да жалко, Не хочу уснуть! Конь качается качалка, На коня б скакнуть!
Луч лампадки, как в тумане, Раз-два, раз-два, раз!.. Идет конница... а няня Тянет свой рассказ...
Внемлю сказке древней, древней О богатырях, О заморской, о царевне, О царевне... ах...
Раз-два, раз-два! Конник в латах Трогает коня И мани'т и мчит куда-то За собой меня...
За моря, за океаны Он мани'т и мчит, В дымно-синие туманы, Где царевна спит...
Спит в хрустальной, спит в кроватке Долгих сто ночей, И зеленый свет лампадки Светит в очи ей...
Под парчами, под лучами Слышно ей сквозь сны, Как звенят и бьют мечами О хрусталь стены...
С кем там бьется конник гневный, Бьется семь ночей? На седьмую - над царевной Светлый круг лучей...
И сквозь дремные покровы Стелятся лучи, О тюремные засовы Звякают ключи...
Сладко дремлется в кроватке. Дремлешь? - Внемлю... сплю. Луч зеленый, луч лампадки, Я тебя люблю!
Октябрь 1912
НОВАЯ АМЕРИКА
Праздник радостный, праздник великий, Да звезда из-за туч не видена... Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна.
За снегами, лесами, степями Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца?
Утопая в глубоком сугробе, Я на утлые санки сажусь. Не в богатом покоишься гробе Ты, убогая финская Русь!
Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты, Глас молитвенный, звон колокольный, За крестами - кресты, да кресты...
Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным... Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным!
Сквозь земные поклоны, да свечи, Ектеньи, ектеньи, ектеньи Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щеки твои...
Дальше, дальше... И ветер рванулся, Черноземным летя пустырем... Куст дорожный по ветру метнулся, Словно дьякон взмахнул орарем...
А уж там, за рекой полноводной, Где пригнулись к земле ковыли, Тянет гарью горючей, свободной, Слышны гуды в далекой дали...
Иль опять это - стан половецкий И татарская буйная крепь? Не пожаром ли фески турецкой Забуянила дикая степь?
Нет, не видно там княжьего стяга, Не шеломами черпают Дон, И прекрасная внучка варяга Не клянет половецкий полон...
Нет, не вьются там по' ветру чубы, Не пестреют в степях бунчуки... Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки.
Путь степной - без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг...
На пустынном просторе, на диком Ты всё та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта...
Черный уголь - подземный мессия, Черный уголь - здесь царь и жених, Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих!
Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда... То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда!
12 декабря 1913
* * *
Моей матери
Ветер стих, и слава заревая
Облекла вон те пруды. Вон и схимник. Книгу закрывая,
Он смиренно ждет звезды.
Но бежит шоссейная дорога,
Убегает вбок... Дай вздохнуть, помедли, ради бога,
Не хрусти, песок!
Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека. Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука?..
И опять влечет неудержимо
Вдаль из тихих мест Путь шоссейный, пробегая мимо,
Мимо инока, прудов и звезд...
Август 1914
ПОСЛЕДНЕЕ НАПУТСТВИЕ
Боль проходит понемногу, Не навек она дана. Есть конец мятежным стонам. Злую муку и тревогу Побеждает тишина.
Ты смежил больные вежды, Ты не ждешь - она вошла. Вот она - с хрустальным звоном Преисполнила надежды, Светлым кругом обвела.
Слышишь ты сквозь боль мучений, Точно друг твой, старый друг, Тронул сердце нежной скрипкой? Точно легких сновидений Быстрый рой домчался вдруг?
Это - легкий образ рая, Это - милая твоя. Ляг на смертный одр с улыбкой, Тихо грезить, замыкая Круг постылый бытия.
Протянуться без желаний, Улыбнуться навсегда, Чтоб в последний раз проплыли Мимо, сонно, как в тумане, Люди, зданья, города...
Чтобы звуки, чуть тревожа Легкой музыкой земли, Прозвучали, потомили Над последним миром ложа И в иное увлекли...
Лесть, коварство, слава, злато Мимо, мимо, навсегда... Человеческая тупость Всё, что мучило когда-то, Забавляло иногда...
И опять - коварство, слава, Злато, лесть, всему венец Человеческая глупость, Безысходна, величава, Бесконечна... Что ж, конец?
Нет... еще леса, поляны, И проселки, и шоссе, Наша русская дорога, Наши русские туманы, Наши шелесты в овсе...
А когда пройдет всё мимо, Чем тревожила земля, Та, кого любил ты много, Поведет рукой любимой В Елисейские поля.
14 мая 1914
* * *
Грешить бесстыдно, непробудно, Счет потерять ночам и дням, И, с головой от хмеля трудной, Пройти сторонкой в божий храм.
Три раза преклониться долу, Семь - осенить себя крестом, Тайком к заплеванному полу Горячим прикоснуться лбом.
Кладя в тарелку грошик медный, Три, да еще семь раз подряд Поцеловать столетний, бедный И зацелованный оклад.
А воротясь домой, обмерить На тот же грош кого-нибудь, И пса голодного от двери, Икнув, ногою отпихнуть.
И под лампадой у иконы Пить чай, отщелкивая счет, Потом переслюнить купоны, Пузатый отворив комод,
И на перины пуховые В тяжелом завалиться сне... Да, и такой, моя Россия, Ты всех краев дороже мне.
26 августа 1914
* * *
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон. Без конца - взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.
В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви, Сила, юность, надежда... В закатной дали
Были дымные тучи в крови.
И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие - не в лад - Ермака, И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука.
Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал, И под черною тучей веселый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.
И военною славой заплакал рожок,
Наполняя тревогой сердца. Громыханье колес и охрипший свисток
Заглушило ура без конца.
Уж последние скрылись во мгле буфера,
И сошла тишина до утра, А с дождливых полей всё неслось к нам ура,
В грозном клике звучало: пора!
Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
Несмотря на дождливую даль. Это - ясная, твердая, верная сталь,
И нужна ли ей наша печаль?
Эта жалость - ее заглушает пожар,
Гром орудий и топот коней. Грусть - ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...
1 сентября 1914
* * *
Я не предал белое знамя, Оглушенный криком врагов, Ты прошла ночными путями, Мы с тобой - одни у валов.
Да, ночные пути, роковые, Развели нас и вновь свели, И опять мы к тебе, Россия, Добрели из чужой земли.
Крест и насыпь могилы братской, Вот где ты теперь, тишина! Лишь щемящей песни солдатской Издали' несется волна.
А вблизи - всё пусто и немо, В смертном сне - враги и друзья. И горит звезда Вифлеема Так светло, как любовь моя.
3 декабря 1914
* * *
З.Н.Гиппиус
Рожденные в года глухие Пути не помнят своего. Мы - дети страшных лет России Забыть не в силах ничего.
30 марта 1914
* * *
Ты - как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе. О, Кармен, мне печально и дивно, Что приснился мне сон о тебе.
Вешний трепет, и лепет, и шелест, Непробудные, дикие сны, И твоя одичалая прелесть Как гитара, как бубен весны!
И проходишь ты в думах и грезах, Как царица блаженных времен, С головой, утопающей в розах, Погруженная в сказочный сон.
Спишь, змеею склубясь прихотливой, Спишь в дурмане и видишь во сне Даль морскую и берег счастливый, И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай.
В том раю тишина бездыханна, Только в куще сплетенных ветвей Дивный голос твой, низкий и странный, Славит бурю цыганских страстей.
28 марта 1914
* * *
О да, любовь вольна, как птица,
Да, всё равно - я твой! Да, всё равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!
Да, в хищной силе рук прекрасных,
В очах, где грусть измен, Весь бред моих страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен!
Я буду петь тебя, я небу
Твой голос передам! Как иерей свершу я требу
За твой огонь - звездам!
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов, И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов...
И в тихий час ночной, как пламя,
Сверкнувшее на миг, Блеснет мне белыми зубами
Твой неотступный лик.
Да, я томлюсь надеждой сладкой,
Что ты, в чужой стране, Что ты, когда-нибудь, украдкой
Помыслишь обо мне... За бурей жизни, за тревогой,
За грустью всех измен, Пусть эта мысль предстанет строгой,
Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!
28 марта 1914
* * *
Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь. Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет, Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь. Вот почему я - твой поклонник и поэт!
Здесь - страшная печать отверженности женской За прелесть дивную - постичь ее нет сил. Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской Рыдает, исходя гармонией светил.
Вот - мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале! Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя! Вот чьи глаза меня так странно провожали, Еще не угадав, не зная... не любя!
Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо, К созвездиям иным, не ведая орбит, И этот мир тебе - лишь красный облак дыма, Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
И в зареве его - твоя безумна младость... Всё - музыка и свет: нет счастья, нет измен... Мелодией одной звучат печаль и радость... Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
31 марта 1914
-----------------------------------------------------------------------
СОЛОВЬИНЫЙ САД
1
Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне, И таскает осел мой усталый Их куски на мохнатой спине.
Донесем до железной дороги, Сложим в кучу, - и к морю опять Нас ведут волосатые ноги, И осел начинает кричать.
И кричит, и трубит он, - отрадно, Что идет налегке хоть назад. А у самой дороги - прохладный И тенистый раскинулся сад.
По ограде высокой и длинной Лишних роз к нам свисают цветы. Не смолкает напев соловьиный, Что-то шепчут ручьи и листы.
Крик осла моего раздается Каждый раз у садовых ворот, А в саду кто-то тихо смеется, И потом - отойдет и поет.
И, вникая в напев беспокойный, Я гляжу, понукая осла, Как на берег скалистый и знойный Опускается синяя мгла.
2
Знойный день догорает бесследно, Сумрак ночи ползет сквозь кусты; И осел удивляется, бедный: "Что, хозяин, раздумался ты?"
Или разум от зноя мутится, Замечтался ли в сумраке я? Только всё неотступнее снится Жизнь другая - моя, не моя...
И чего в этой хижине тесной Я, бедняк обездоленный, жду, Повторяя напев неизвестный, В соловьином звенящий саду?
Не доносятся жизни проклятья В этот сад, обнесенный стеной, В синем сумраке белое платье За решоткой мелькает резной.
Каждый вечер в закатном тумане Прохожу мимо этих ворот, И она меня, легкая, манит И круженьем, и пеньем зовет.
И в призывном круженье и пенье Я забытое что-то ловлю, И любить начинаю томленье, Недоступность ограды люблю.
3
Отдыхает осел утомленный, Брошен лом на песке под скалой, А хозяин блуждает влюбленный За ночною, за знойною мглой.
И знакомый, пустой, каменистый, Но сегодня - таинственный путь Вновь приводит к ограде тенистой, Убегающей в синюю муть.
И томление всё безысходней, И идут за часами часы, И колючие розы сегодня Опустились под тягой росы.
Наказанье ли ждет, иль награда, Если я уклонюсь от пути? Как бы в дверь соловьиного сада Постучаться, и можно ль войти?
А уж прошлое кажется странным, И руке не вернуться к труду: Сердце знает, что гостем желанным Буду я в соловьином саду...
4
Правду сердце мое говорило, И ограда была не страшна. Не стучал я - сама отворила Неприступные двери она.
Вдоль прохладной дороги, меж лилий, Однозвучно запели ручьи, Сладкой песнью меня оглушили, Взяли душу мою соловьи.
Чуждый край незнакомого счастья Мне открыли объятия те, И звенели, спадая, запястья Громче, чем в моей нищей мечте.
Опьяненный вином золотистым, Золотым опаленный огнем, Я забыл о пути каменистом, О товарище бедном моем.
5
Пусть укрыла от дольнего горя Утонувшая в розах стена, Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна!
И вступившая в пенье тревога Рокот волн до меня донесла... Вдруг - виденье: большая дорога И усталая поступь осла...
И во мгле благовонной и знойной Обвиваясь горячей рукой, Повторяет она беспокойно: "Что с тобою, возлюбленный мой?"
Но, вперяясь во мглу сиротливо, Надышаться блаженством спеша, Отдаленного шума прилива Уж не может не слышать душа.
6
Я проснулся на мглистом рассвете Неизвестно которого дня. Спит она, улыбаясь, как дети, Ей пригрезился сон про меня.
К`ак под утренним сумраком чарым Лик, прозрачный от страсти, красив!... По далеким и мерным ударам Я узнал, что подходит прилив.
Я окно распахнул голубое, И почудилось, будто возник За далеким рычаньем прибоя Призывающий жалобный крик.
Крик осла был протяжен и долог, Проникал в мою душу, как стон, И тихонько задернул я полог, Чтоб продлить очарованный сон.
И, спускаясь по к`амням ограды, Я нарушил цветов забытье. Их шипы, точно руки из сада, Уцепились за платье мое.
7
Путь знакомый и прежде недлинный В это утро кремнист и тяжел. Я вступаю на берег пустынный, Где остался мой дом и осел.
Или я заблудился в тумане? Или кто-нибудь шутит со мной? Нет, я помню камней очертанье, Тощий куст и скалу над водой...
Где же дом? - И скользящей ногою Споткаюсь о брошенный лом, Тяжкий, ржавый, под черной скалою Затянувшийся мокрым песком...
Размахнувшись движеньем знакомым (Или всё еще это во сне?), Я ударил заржавленным ломом По слоистому камню на дне...
И оттуда, где серые спруты Покачнулись в лазурной щели, Закарабкался краб всполохнутый И присел на песчаной мели.
Я подвинулся, - он приподнялся, Широко разевая клешни, Но сейчас же с другим повстречался, Подрались и пропали они...
А с тропинки, протоптанной мною, Там, где хижина прежде была, Стал спускаться рабочий с киркою, Погоняя чужого осла.
6 января 1914 - 14 октября 1915
-----------------------------------------------------------------------
РОДИНА
(1907-1916)
* * *
Ты отошла, и я в пустыне К песку горячему приник. Но слова гордого отныне Не может вымолвить язык.
О том, что было, не жалея, Твою я понял высоту: Да. Ты - родная Галилея Мне - невоскресшему Христу.
И пусть другой тебя ласкает, Пусть множит дикую молву: Сын Человеческий не знает, Где приклонить ему главу.
30 мая 1907
* * *
В густой траве пропадешь с головой. В тихий дом войдешь, не стучась... Обнимет рукой, оплетет косой И, статная, скажет: "Здравствуй, князь.
Вот здесь у меня - куст белых роз. Вот здесь вчера - повилика вилась. Где был, пропадал? что за весть принес? Кто любит, не любит, кто гонит нас?"
Как бывало, забудешь, что дни идут, Как бывало, простишь, кто горд и зол. И смотришь - тучи вдали встают, И слушаешь песни далеких сел...
Заплачет сердце по чужой стороне, Запросится в бой - зовет и мани'т... Только скажет: "Прощай. Вернись ко мне" И опять за травой колокольчик звенит...
12 июля 1907
* * *
Задебренные лесом кручи: Когда-то там, на высоте, Рубили деды сруб горючий И пели о своем Христе.
Теперь пастуший кнут не свистнет, И песни не споет свирель. Лишь мох сырой с обрыва виснет, Как ведьмы сбитая кудель.
Навеки непробудной тенью Ресницы мхов опушены, Спят, убаюканные ленью Людской врагини - тишины.
И человек печальной цапли С болотной кочки не спугнет, Но в каждой тихой, ржавой капле Зачало рек, озер, болот.
И капли ржавые, лесные, Родясь в глуши и темноте, Несут испуганной России Весть о сжигающем Христе.
Октябрь 1907 - 29 августа 1914
НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь! Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной
В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы - ночной и зарубежной
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль... Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови! Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь... Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908
2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат...
На пути - горючий белый камень. За рекой - поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: "Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!"
Я - не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена!
8 июня 1908
3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою,
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуно'чи тучей возносилась
Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
14 июня 1908
4
Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали'...
Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне... Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем...
"Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!" Вздымается конская грива... За ветром взывают мечи...
31 июля 1908
5
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. - Молись!
23 декабря 1908
РОССИЯ
Опять, как в годы золотые, Три стертых треплются шлеи, И вязнут спицы росписные В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу... Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле Одной слезой река шумней, А ты всё та же - лес, да поле, Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснет в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!..
18 октября 1908
* * *
Вот он - ветер, Звенящий тоскою острожной, Над бескрайною топью Огонь невозможный, Распростершийся призрак Ветлы придорожной...
Вот - что ты мне сулила:
Могила.
4 ноября 1908
ОСЕННИЙ ДЕНЬ
Идем по жнивью, не спеша, С тобою, друг мой скромный, И изливается душа, Как в сельской церкви темной.
Осенний день высок и тих, Лишь слышно - ворон глухо Зовет товарищей своих, Да кашляет старуха.
Овин расстелет низкий дым, И долго под овином Мы взором пристальным следим За лётом журавлиным...
Летят, летят косым углом, Вожак звенит и плачет... О чем звенит, о чем, о чем? Что' плач осенний значит?
И низких нищих деревень Не счесть, не смерить оком, И светит в потемневший день Костер в лугу далеком...
О, нищая моя страна, Что' ты для сердца значишь? О, бедная моя жена, О чем ты горько плачешь?
1 января 1909
* * *
Не уходи. Побудь со мною,
Я так давно тебя люблю.
Дым от костра струею сизой Струится в сумрак, в сумрак дня. Лишь бархат алый алой ризой, Лишь свет зари - покрыл меня.
Всё, всё обман, седым туманом Ползет печаль угрюмых мест. И ель крестом, крестом багряным Кладет на даль воздушный крест...
Подруга, на вечернем пире, Помедли здесь, побудь со мной. Забудь, забудь о страшном мире, Вздохни небесной глубиной.
Смотри с печальною усладой, Как в свет зари вползает дым. Я огражу тебя оградой Кольцом из рук, кольцом стальным.
Я огражу тебя оградой Кольцом живым, кольцом из рук. И нам, как дым, струиться надо Седым туманом - в алый круг.
Август 1909
* * *
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма! Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться... Вольному сердцу на что твоя тьма?
Знала ли что? Или в бога ты верила? Что' там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила Гатей, дорог да столбов верстовых...
Лодки да грады по рекам рубила ты, Но до Царьградских святынь не дошла... Соколов, лебедей в степь распустила ты Кинулась и'з степи черная мгла...
За' море Черное, за' море Белое В черные ночи и в белые дни Дико глядится лицо онемелое, Очи татарские мечут огни...
Тихое, долгое, красное зарево Каждую ночь над становьем твоим... Что' же маячишь ты, сонное марево? Вольным играешься духом моим?
28 февраля 1910
НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Марии Павловне Ивановой
Под насыпью, во рву некошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.
Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом. Всю обойдя платформу длинную, Ждала, волнуясь, под навесом.
Три ярких глаза набегающих Нежней румянец, круче локон: Быть может, кто из проезжающих Посмотрит пристальней из окон...
Вагоны шли привычной линией, Подрагивали и скрипели; Молчали желтые и синие; В зеленых плакали и пели.
Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блёклыми, Ее, жандарма с нею рядом...
Лишь раз гусар, рукой небрежною Облокотясь на бархат алый, Скользнул по ней улыбкой нежною... Скользнул - и поезд в даль умчало.
Так мчалась юность бесполезная, В пустых мечтах изнемогая... Тоска дорожная, железная Свистела, сердце разрывая...
Да что' - давно уж сердце вынуто! Так много отдано поклонов, Так много жадных взоров кинуто В пустынные глаза вагонов...
Не подходите к ней с вопросами, Вам всё равно, а ей - довольно: Любовью, грязью иль колесами Она раздавлена - всё больно.
14 июня 1910
ПОСЕЩЕНИЕ
Г о л о с
То не ели, не тонкие ели На закате подъемлют кресты, То в дали снеговой заалели Мои нежные, милый, персты. Унесенная белой метелью В глубину, в бездыханность мою, Вот я вновь над твоею постелью Наклонилась, дышу, узнаю... Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи, Я сквозь темные ночи - в венце. Вот они - еще синие очи На моем постаревшем лице! В твоем голосе - возгласы моря, На лице твоем - жала огня, Но читаю в испуганном взоре, Что ты помнишь и любишь меня.
В т о р о й г о л о с
Старый дом мой пронизан метелью, И остыл одинокий очаг. Я привык, чтоб над этой постелью Наклонялся лишь пристальный враг. И душа для видений ослепла, Если вспомню, - лишь ветр налетит, Лишь рубин раскаленный из пепла Мой обугленный лик опалит! Я не смею взглянуть в твои очи, Всё, что было, - далёко оно. Долгих лет нескончаемой ночи Страшной памятью сердце полно.
Сентябрь 1910 С. Шахматово
* * *
Там неба осветленный край
Средь дымных пятен. Там разговор гусиных стай
Так внятен.
Свободен, весел и силён,
В дали любимой Я слышу непомерный звон
Неуследимый.
Там осень сумрачным пером
Широко реет, Там старый лес под топором
Редеет.
Сентябрь 1910
* * *
Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
Молодеет душа. И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
Не дыша.
Снится - снова я мальчик, и снова любовник,
И овраг, и бурьян, И в бурьяне - колючий шиповник,
И вечерний туман.
Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
Старый дом глянет в сердце мое, Глянет небо опять, розовея от краю до краю,
И окошко твое.
Этот голос - он твой, и его непонятному звуку
Жизнь и горе отдам, Хоть во сне твою прежнюю милую руку
Прижимая к губам.
2 мая 1912
СНЫ
И пора уснуть, да жалко, Не хочу уснуть! Конь качается качалка, На коня б скакнуть!
Луч лампадки, как в тумане, Раз-два, раз-два, раз!.. Идет конница... а няня Тянет свой рассказ...
Внемлю сказке древней, древней О богатырях, О заморской, о царевне, О царевне... ах...
Раз-два, раз-два! Конник в латах Трогает коня И мани'т и мчит куда-то За собой меня...
За моря, за океаны Он мани'т и мчит, В дымно-синие туманы, Где царевна спит...
Спит в хрустальной, спит в кроватке Долгих сто ночей, И зеленый свет лампадки Светит в очи ей...
Под парчами, под лучами Слышно ей сквозь сны, Как звенят и бьют мечами О хрусталь стены...
С кем там бьется конник гневный, Бьется семь ночей? На седьмую - над царевной Светлый круг лучей...
И сквозь дремные покровы Стелятся лучи, О тюремные засовы Звякают ключи...
Сладко дремлется в кроватке. Дремлешь? - Внемлю... сплю. Луч зеленый, луч лампадки, Я тебя люблю!
Октябрь 1912
НОВАЯ АМЕРИКА
Праздник радостный, праздник великий, Да звезда из-за туч не видена... Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна.
За снегами, лесами, степями Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца?
Утопая в глубоком сугробе, Я на утлые санки сажусь. Не в богатом покоишься гробе Ты, убогая финская Русь!
Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты, Глас молитвенный, звон колокольный, За крестами - кресты, да кресты...
Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным... Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным!
Сквозь земные поклоны, да свечи, Ектеньи, ектеньи, ектеньи Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щеки твои...
Дальше, дальше... И ветер рванулся, Черноземным летя пустырем... Куст дорожный по ветру метнулся, Словно дьякон взмахнул орарем...
А уж там, за рекой полноводной, Где пригнулись к земле ковыли, Тянет гарью горючей, свободной, Слышны гуды в далекой дали...
Иль опять это - стан половецкий И татарская буйная крепь? Не пожаром ли фески турецкой Забуянила дикая степь?
Нет, не видно там княжьего стяга, Не шеломами черпают Дон, И прекрасная внучка варяга Не клянет половецкий полон...
Нет, не вьются там по' ветру чубы, Не пестреют в степях бунчуки... Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки.
Путь степной - без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг...
На пустынном просторе, на диком Ты всё та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта...
Черный уголь - подземный мессия, Черный уголь - здесь царь и жених, Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих!
Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда... То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда!
12 декабря 1913
* * *
Моей матери
Ветер стих, и слава заревая
Облекла вон те пруды. Вон и схимник. Книгу закрывая,
Он смиренно ждет звезды.
Но бежит шоссейная дорога,
Убегает вбок... Дай вздохнуть, помедли, ради бога,
Не хрусти, песок!
Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека. Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука?..
И опять влечет неудержимо
Вдаль из тихих мест Путь шоссейный, пробегая мимо,
Мимо инока, прудов и звезд...
Август 1914
ПОСЛЕДНЕЕ НАПУТСТВИЕ
Боль проходит понемногу, Не навек она дана. Есть конец мятежным стонам. Злую муку и тревогу Побеждает тишина.
Ты смежил больные вежды, Ты не ждешь - она вошла. Вот она - с хрустальным звоном Преисполнила надежды, Светлым кругом обвела.
Слышишь ты сквозь боль мучений, Точно друг твой, старый друг, Тронул сердце нежной скрипкой? Точно легких сновидений Быстрый рой домчался вдруг?
Это - легкий образ рая, Это - милая твоя. Ляг на смертный одр с улыбкой, Тихо грезить, замыкая Круг постылый бытия.
Протянуться без желаний, Улыбнуться навсегда, Чтоб в последний раз проплыли Мимо, сонно, как в тумане, Люди, зданья, города...
Чтобы звуки, чуть тревожа Легкой музыкой земли, Прозвучали, потомили Над последним миром ложа И в иное увлекли...
Лесть, коварство, слава, злато Мимо, мимо, навсегда... Человеческая тупость Всё, что мучило когда-то, Забавляло иногда...
И опять - коварство, слава, Злато, лесть, всему венец Человеческая глупость, Безысходна, величава, Бесконечна... Что ж, конец?
Нет... еще леса, поляны, И проселки, и шоссе, Наша русская дорога, Наши русские туманы, Наши шелесты в овсе...
А когда пройдет всё мимо, Чем тревожила земля, Та, кого любил ты много, Поведет рукой любимой В Елисейские поля.
14 мая 1914
* * *
Грешить бесстыдно, непробудно, Счет потерять ночам и дням, И, с головой от хмеля трудной, Пройти сторонкой в божий храм.
Три раза преклониться долу, Семь - осенить себя крестом, Тайком к заплеванному полу Горячим прикоснуться лбом.
Кладя в тарелку грошик медный, Три, да еще семь раз подряд Поцеловать столетний, бедный И зацелованный оклад.
А воротясь домой, обмерить На тот же грош кого-нибудь, И пса голодного от двери, Икнув, ногою отпихнуть.
И под лампадой у иконы Пить чай, отщелкивая счет, Потом переслюнить купоны, Пузатый отворив комод,
И на перины пуховые В тяжелом завалиться сне... Да, и такой, моя Россия, Ты всех краев дороже мне.
26 августа 1914
* * *
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон. Без конца - взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.
В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви, Сила, юность, надежда... В закатной дали
Были дымные тучи в крови.
И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие - не в лад - Ермака, И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука.
Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал, И под черною тучей веселый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.
И военною славой заплакал рожок,
Наполняя тревогой сердца. Громыханье колес и охрипший свисток
Заглушило ура без конца.
Уж последние скрылись во мгле буфера,
И сошла тишина до утра, А с дождливых полей всё неслось к нам ура,
В грозном клике звучало: пора!
Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
Несмотря на дождливую даль. Это - ясная, твердая, верная сталь,
И нужна ли ей наша печаль?
Эта жалость - ее заглушает пожар,
Гром орудий и топот коней. Грусть - ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...
1 сентября 1914
* * *
Я не предал белое знамя, Оглушенный криком врагов, Ты прошла ночными путями, Мы с тобой - одни у валов.
Да, ночные пути, роковые, Развели нас и вновь свели, И опять мы к тебе, Россия, Добрели из чужой земли.
Крест и насыпь могилы братской, Вот где ты теперь, тишина! Лишь щемящей песни солдатской Издали' несется волна.
А вблизи - всё пусто и немо, В смертном сне - враги и друзья. И горит звезда Вифлеема Так светло, как любовь моя.
3 декабря 1914
* * *
З.Н.Гиппиус
Рожденные в года глухие Пути не помнят своего. Мы - дети страшных лет России Забыть не в силах ничего.