Дурных помыслов у них все же не было.
– Сказал же вам, заткнитесь!
– Нервы! Нервы! – закричали они хором. Тристрам взял Дженни за руку и попытался пройти мимо ребят. Но их не пропустили.
– Шли бы на свою дурацкую вечеринку! – Эти шутки Тристраму явно надоели.
– Тристрам, не надо, – попыталась успокоить его Дженни.
– «Тристрам, не надо», – скопировал ее кто-то из ребят. – «Тристрам, не надо», – закричали все они фальцетом. – Тристрам, Тристрам, Тристрам, – затянули они нараспев. – Не гуляй по вечерам. Тристрам, Тристрам. Гуляет по вечерам с Дженни. Дженни. Прогуливается с Дженни. Дженни. Дженни.
Тристрам неожиданно улыбнулся, поднял глаза к небу, скривился – и врезал ближайшему из парней по лицу.
Парень отступил на шаг, и секунд пять стояла полная тишина. Потом, оттеснив Дженни в сторону, они пошли на него. Все продолжалось не больше минуты. Шестьдесят секунд мелькали кулаки, руки, ноги – легкая потасовка. Дженни, обхватив себя руками, стояла у входа в аллею и молча смотрела на драку. Шестьдесят секунд. Тристрам лежал на земле, держась руками за живот, кто-то напоследок пнул его в грудь. И семь парней убежали, распевая: «Тристрам. Дженни. Тристрам. Дженни».
Дженни склонилась над ним. Он не плакал. Медленно, опираясь на руку Дженни, поднялся на ноги. На правой щеке появилась царапина, из уголка рта стекала малюсенькая струйка крови. Глаза его были широко раскрыты, будто он сгорал от любопытства.
– Изо рта кровь – они тебя порезали?
– Нет, – пробурчал он. – Просто язык прикусил. И он одарил ее нежной улыбкой.
Он согнулся, все еще держась за живот, а она тем временем утирала кровь с его лица.
– Ничего страшного.
Он снова ей улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.
– Они тебя не сильно? Тристрам покачал головой.
Мимо прошел человек. Вдруг он остановился и вернулся.
– Ты цел, сынок?
– Да, все нормально. Маленький несчастный случай. Мужчина вгляделся в детские лица.
– Ты ведь дочка Траншанов? Она кивнула, но ничего не сказала.
– У тебя точно все на месте, сынок?
Но Тристрам смотрел на Дженни, и они уже шли по аллее. Мужчина что-то пробормотал себе под нос.
У ворот храма они остановились. Посмотрели на главную башню, повернулись и пошли домой.
– Тристрам, ты хоть знаешь, который час? Мама просила тебя не задерживаться.
– Извини, – пробурчал Тристрам, потому что у него болел язык.
– Что это у тебя с лицом?
– Упал.
– Упал? Понятно. Все два часа так и падал?
– Мы ходили гулять. К собору.
– К собору? Ничего себе, прогулочка. Совсем не обязательно мне врать.
– Правду говорю. Мы ходили к собору. Тристрам поднялся, чтобы выйти из комнаты.
– Куда это ты? Мы же разговариваем. Разве я сказал тебе, что ты можешь идти?
– Извини.
– И не говори со мной таким тоном.
– Извини.
– Тристрам, я тебя предупредил. Не смей со мной так разговаривать.
– Я только сказал «извини». И мы правда ходили к собору.
– Ну, не хочешь по-человечески, иди спать.
– Но, папа…
– Иди спать, я сказал.
– Папа…
– Иди, иди.
ГЛАВА 33
ГЛАВА 34
ГЛАВА 35
ГЛАВА 36
ГЛАВА 37
– Сказал же вам, заткнитесь!
– Нервы! Нервы! – закричали они хором. Тристрам взял Дженни за руку и попытался пройти мимо ребят. Но их не пропустили.
– Шли бы на свою дурацкую вечеринку! – Эти шутки Тристраму явно надоели.
– Тристрам, не надо, – попыталась успокоить его Дженни.
– «Тристрам, не надо», – скопировал ее кто-то из ребят. – «Тристрам, не надо», – закричали все они фальцетом. – Тристрам, Тристрам, Тристрам, – затянули они нараспев. – Не гуляй по вечерам. Тристрам, Тристрам. Гуляет по вечерам с Дженни. Дженни. Прогуливается с Дженни. Дженни. Дженни.
Тристрам неожиданно улыбнулся, поднял глаза к небу, скривился – и врезал ближайшему из парней по лицу.
Парень отступил на шаг, и секунд пять стояла полная тишина. Потом, оттеснив Дженни в сторону, они пошли на него. Все продолжалось не больше минуты. Шестьдесят секунд мелькали кулаки, руки, ноги – легкая потасовка. Дженни, обхватив себя руками, стояла у входа в аллею и молча смотрела на драку. Шестьдесят секунд. Тристрам лежал на земле, держась руками за живот, кто-то напоследок пнул его в грудь. И семь парней убежали, распевая: «Тристрам. Дженни. Тристрам. Дженни».
Дженни склонилась над ним. Он не плакал. Медленно, опираясь на руку Дженни, поднялся на ноги. На правой щеке появилась царапина, из уголка рта стекала малюсенькая струйка крови. Глаза его были широко раскрыты, будто он сгорал от любопытства.
– Изо рта кровь – они тебя порезали?
– Нет, – пробурчал он. – Просто язык прикусил. И он одарил ее нежной улыбкой.
Он согнулся, все еще держась за живот, а она тем временем утирала кровь с его лица.
– Ничего страшного.
Он снова ей улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.
– Они тебя не сильно? Тристрам покачал головой.
Мимо прошел человек. Вдруг он остановился и вернулся.
– Ты цел, сынок?
– Да, все нормально. Маленький несчастный случай. Мужчина вгляделся в детские лица.
– Ты ведь дочка Траншанов? Она кивнула, но ничего не сказала.
– У тебя точно все на месте, сынок?
Но Тристрам смотрел на Дженни, и они уже шли по аллее. Мужчина что-то пробормотал себе под нос.
У ворот храма они остановились. Посмотрели на главную башню, повернулись и пошли домой.
– Тристрам, ты хоть знаешь, который час? Мама просила тебя не задерживаться.
– Извини, – пробурчал Тристрам, потому что у него болел язык.
– Что это у тебя с лицом?
– Упал.
– Упал? Понятно. Все два часа так и падал?
– Мы ходили гулять. К собору.
– К собору? Ничего себе, прогулочка. Совсем не обязательно мне врать.
– Правду говорю. Мы ходили к собору. Тристрам поднялся, чтобы выйти из комнаты.
– Куда это ты? Мы же разговариваем. Разве я сказал тебе, что ты можешь идти?
– Извини.
– И не говори со мной таким тоном.
– Извини.
– Тристрам, я тебя предупредил. Не смей со мной так разговаривать.
– Я только сказал «извини». И мы правда ходили к собору.
– Ну, не хочешь по-человечески, иди спать.
– Но, папа…
– Иди спать, я сказал.
– Папа…
– Иди, иди.
ГЛАВА 33
В своем маскировочном наряде я начинал чувствовать себя глупо. Идти за ними следом – это было так естественно, зачем маскироваться? А то совсем смешно получится – они обернутся, увидят меня, и если чему и удивятся, то как раз моей одежде.
Шли они очень медленно, мне все время приходилось останавливаться и оборачиваться, чтобы их не догнать. Они скрываются за углом, я медленно иду за ними, поворачиваю – а они в нескольких ярдах от меня. Приходилось отскакивать назад и ждать. Они держались за руки и глядели себе под ноги, но не разговаривали.
У соборных ворот они остановились, постояли, поглядели по сторонам. Тристрам на что-то показал, Дженни согласно кивнула. Потом они прошли в собор, а я попробовал разглядеть, что именно Дженни увидела на воротах, но ничего не нашел и проследовал за ними в церковь.
У скамеек их не было, не было и у клироса, и за алтарем, и в боковых часовнях. Я тихонько подошел ко входу в склеп и остановился – не слышно ли каких-нибудь звуков? Тишина была полной. Я обошел весь склеп, но найти их не смог. Маленькие ангелы исчезли, ускользнули от меня. А ведь они не знали, что я за ними слежу, и не могли прятаться специально. Нет. Значит, они просто исчезли. Может, укрылись в каком-то тайнике? Черт, надо этот тайник найти, я должен видеть все. В худшем случае мне это обойдется в несколько тысяч фунтов. Всего несколько тысяч – и к моим услугам будет подземный тоннель, который подведет меня сверху к их маленькому тайнику. А дальше в ход пойдет моя ручная дрель. Господи, ну и мечты. Тьфу! Я поднялся из склепа, сел на одну из церковных скамей и стал ждать.
На сей раз я захватил с собой школьный учебник, и он мне пригодился. Они появились почти через час. Я уткнулся носом в книжку, как в молитвенник. «Культовые обряды южно-американских индейцев перекликаются с культурой северного Китая».
Выглядели дети повеселее, они улыбались, болтали и посмеивались, спины распрямлены. Где-то в глубинах собора хранилась их тайна – в этом тайном гнездышке они занимались тем, чем нельзя было заниматься в храме.
Вечером они снова встретились – в своем сарае. Расположились на ватном одеяле. Просто сидели, скрестив ноги, и смотрели друг на друга.
– Все то же самое, – сказала Дженни. – Не могу с ними разговаривать, и все.
– Может, это они.
– Что «они»?
– Может, это они больше не могут с нами разговаривать. Мы растем, а им хочется, чтобы мы оставались детишками и продолжали их любить.
– Чтобы их любить, не обязательно быть детишками.
– Может, они этого не понимают.
– Вообще-то я стараюсь. Правда. Ты ведь тоже? Но ничего не получается. Будто мы все стали какими-то другими.
– Ну их. Глупые они. Что мы можем сделать?
Дженни задумалась. И правда, Дженни, ну их к чертям собачьим. Так им и скажи. Дети мои, разве они вам нужны?
– Наверное, ничего, – сказала она наконец. – Но это такая глупость.
Она упала на Тристрама и стала его тормошить, он взял в руки ее лицо.
– Глупость. Еще какая.
Они лежали на одеяле, прижавшись друг к другу. Я ждал, но ничего не произошло. Ну и ладно. Скоро они поднялись, сложили одеяло и ушли. Ну и ладно.
Шли они очень медленно, мне все время приходилось останавливаться и оборачиваться, чтобы их не догнать. Они скрываются за углом, я медленно иду за ними, поворачиваю – а они в нескольких ярдах от меня. Приходилось отскакивать назад и ждать. Они держались за руки и глядели себе под ноги, но не разговаривали.
У соборных ворот они остановились, постояли, поглядели по сторонам. Тристрам на что-то показал, Дженни согласно кивнула. Потом они прошли в собор, а я попробовал разглядеть, что именно Дженни увидела на воротах, но ничего не нашел и проследовал за ними в церковь.
У скамеек их не было, не было и у клироса, и за алтарем, и в боковых часовнях. Я тихонько подошел ко входу в склеп и остановился – не слышно ли каких-нибудь звуков? Тишина была полной. Я обошел весь склеп, но найти их не смог. Маленькие ангелы исчезли, ускользнули от меня. А ведь они не знали, что я за ними слежу, и не могли прятаться специально. Нет. Значит, они просто исчезли. Может, укрылись в каком-то тайнике? Черт, надо этот тайник найти, я должен видеть все. В худшем случае мне это обойдется в несколько тысяч фунтов. Всего несколько тысяч – и к моим услугам будет подземный тоннель, который подведет меня сверху к их маленькому тайнику. А дальше в ход пойдет моя ручная дрель. Господи, ну и мечты. Тьфу! Я поднялся из склепа, сел на одну из церковных скамей и стал ждать.
На сей раз я захватил с собой школьный учебник, и он мне пригодился. Они появились почти через час. Я уткнулся носом в книжку, как в молитвенник. «Культовые обряды южно-американских индейцев перекликаются с культурой северного Китая».
Выглядели дети повеселее, они улыбались, болтали и посмеивались, спины распрямлены. Где-то в глубинах собора хранилась их тайна – в этом тайном гнездышке они занимались тем, чем нельзя было заниматься в храме.
Вечером они снова встретились – в своем сарае. Расположились на ватном одеяле. Просто сидели, скрестив ноги, и смотрели друг на друга.
– Все то же самое, – сказала Дженни. – Не могу с ними разговаривать, и все.
– Может, это они.
– Что «они»?
– Может, это они больше не могут с нами разговаривать. Мы растем, а им хочется, чтобы мы оставались детишками и продолжали их любить.
– Чтобы их любить, не обязательно быть детишками.
– Может, они этого не понимают.
– Вообще-то я стараюсь. Правда. Ты ведь тоже? Но ничего не получается. Будто мы все стали какими-то другими.
– Ну их. Глупые они. Что мы можем сделать?
Дженни задумалась. И правда, Дженни, ну их к чертям собачьим. Так им и скажи. Дети мои, разве они вам нужны?
– Наверное, ничего, – сказала она наконец. – Но это такая глупость.
Она упала на Тристрама и стала его тормошить, он взял в руки ее лицо.
– Глупость. Еще какая.
Они лежали на одеяле, прижавшись друг к другу. Я ждал, но ничего не произошло. Ну и ладно. Скоро они поднялись, сложили одеяло и ушли. Ну и ладно.
ГЛАВА 34
– Опять мечтаешь, Холланд. Только и делаешь, что мечтаешь. Пришел ко мне на урок – изволь слушать. Не хочешь – до свидания. Ну? О чем я тебя спросил, Холланд?
Тристрам взглянул на учителя. Сзади его ткнули в спину линейкой.
– Давай, Холланд, не стесняйся. Говори. Мы тебя слушаем. Что я только что сказал? Повтори. Что я сказал?
– Не знаю, сэр.
– Не знаешь? Значит, не знаешь. Как думаешь, зачем ты сюда приходишь? Ты можешь чего-то не знать перед тем, как пришел сюда. Но здесь я тебе рассказываю, и ты уже должен это знать, Холланд.
Сзади его снова ткнули линейкой. Он не шевельнулся.
– Извините, сэр.
– Извините? Извинить мне нетрудно. Как бы тебе не пришлось перед собой извиняться. Ведь на носу экзамены. Так ты далеко не уедешь. Понимаешь, Холланд? Далеко не уедешь.
– Понимаю, сэр.
– Если снова будешь мечтать – выгоню. Из класса и вообще отовсюду. Так дальше дело не пойдет. Живешь в каком-то своем мирке. На всех смотришь свысока. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, сэр.
– Четырнадцать, а уже смотришь свысока. До чего распустился! Нет, так не пойдет. Ты меня понял? Тоже мне, аристократ нашелся! То, что ты делаешь на улице, – твое дело. Пусть об этом пекутся твои родители. Но здесь – здесь командую я. Это понятно?
– Понятно, сэр.
– Вот и прекрасно. Помни об этом.
Тристрама снова ткнули в спину линейкой, кто-то дунул через трубочку вымоченным в чернилах шариком из промокашки и попал ему в шею. На радость всему классу Тристрам вытер чернила рукой. Учитель смотрел на него с улыбкой.
– Дженнифер Траншан. Задержись, пожалуйста. Остальные девочки шумной ватагой высыпали из класса. Кое-кто захихикал, показывая на Дженни пальцем.
– Что-то дела у нас не очень, Дженнифер.
– Да, мисс.
– Ты даже не знаешь, о чем я говорю, так ведь? Если нетрудно, смотри не в сторону, а на меня.
– Да, мисс.
Дженни воззрилась на нее невидящим взглядом.
– Так вот, дела у тебя идут не очень. Не знаю, что с тобой происходит. Ты ведь была одной из лучших моих учениц. Уроки всегда сделаны; в классе тебя уважали; всегда вела себя достойно. Что случилось? Работаешь явно хуже, на уроках не слушаешь. Ты сейчас-то меня слышишь?
– Да, мисс.
– И на том спасибо. Ну, хорошо, что-нибудь приключилось дома? Что-то такое, о чем ты не можешь поговорить с родителями?
Дженни не ответила.
– Что-то не так дома, да? Или в школе?
– Нет, мисс.
– Что же тогда? Если дома все в порядке, в школе тоже… А книжку, которую дал врач, ты прочитала?
– Да, мисс.
– Так. Ну, в чем же тогда дело?
– Ни в чем.
– Дженнифер, – дружелюбных ноток в голосе поубавилось, – я преподаю вот уже почти двадцать лет. Я научилась распознавать, когда с человеком что-то происходит, и я здесь для того, чтобы помочь. – Она твердо уперлась руками в крышку стола. – Так что с тобой такое?
– Я же вам сказала. Ничего. Все нормально.
– А я тебе говорю, что преподаю уже двадцать лет, и делать из меня дурочку не надо. Так в чем дело?
– Ни в чем. Честно.
– Понятно. – Она оглядела свои чистые, без колец, руки. – Не хочешь мне говорить?
– Да говорить-то нечего. Правда. Дженни начала уставать от этого разговора.
– Если тебе моя помощь не нужна, значит, не нужна – тут я ничего не могу поделать. Но хочу тебя предупредить, милая. Это твое отношение к окружающим – вы, мол, все меня недостойны – ничем хорошим не кончится. Уверяю тебя. К людям так относиться нельзя. – Она сжала пальцы. – Итак, девочка?
– Да, мисс?
– Это все, что ты можешь сказать?
– Да, мисс.
– Ты совершенно невыносима. Да-да, совершенно. Иди с глаз моих, побегай там где-нибудь, может, развеешься.
– Да, мисс.
В коридоре столпились одноклассницы Дженни. Перешептываясь, они ждали.
– Видите, – сказала Синтия. – Видите?
Тристрам взглянул на учителя. Сзади его ткнули в спину линейкой.
– Давай, Холланд, не стесняйся. Говори. Мы тебя слушаем. Что я только что сказал? Повтори. Что я сказал?
– Не знаю, сэр.
– Не знаешь? Значит, не знаешь. Как думаешь, зачем ты сюда приходишь? Ты можешь чего-то не знать перед тем, как пришел сюда. Но здесь я тебе рассказываю, и ты уже должен это знать, Холланд.
Сзади его снова ткнули линейкой. Он не шевельнулся.
– Извините, сэр.
– Извините? Извинить мне нетрудно. Как бы тебе не пришлось перед собой извиняться. Ведь на носу экзамены. Так ты далеко не уедешь. Понимаешь, Холланд? Далеко не уедешь.
– Понимаю, сэр.
– Если снова будешь мечтать – выгоню. Из класса и вообще отовсюду. Так дальше дело не пойдет. Живешь в каком-то своем мирке. На всех смотришь свысока. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, сэр.
– Четырнадцать, а уже смотришь свысока. До чего распустился! Нет, так не пойдет. Ты меня понял? Тоже мне, аристократ нашелся! То, что ты делаешь на улице, – твое дело. Пусть об этом пекутся твои родители. Но здесь – здесь командую я. Это понятно?
– Понятно, сэр.
– Вот и прекрасно. Помни об этом.
Тристрама снова ткнули в спину линейкой, кто-то дунул через трубочку вымоченным в чернилах шариком из промокашки и попал ему в шею. На радость всему классу Тристрам вытер чернила рукой. Учитель смотрел на него с улыбкой.
– Дженнифер Траншан. Задержись, пожалуйста. Остальные девочки шумной ватагой высыпали из класса. Кое-кто захихикал, показывая на Дженни пальцем.
– Что-то дела у нас не очень, Дженнифер.
– Да, мисс.
– Ты даже не знаешь, о чем я говорю, так ведь? Если нетрудно, смотри не в сторону, а на меня.
– Да, мисс.
Дженни воззрилась на нее невидящим взглядом.
– Так вот, дела у тебя идут не очень. Не знаю, что с тобой происходит. Ты ведь была одной из лучших моих учениц. Уроки всегда сделаны; в классе тебя уважали; всегда вела себя достойно. Что случилось? Работаешь явно хуже, на уроках не слушаешь. Ты сейчас-то меня слышишь?
– Да, мисс.
– И на том спасибо. Ну, хорошо, что-нибудь приключилось дома? Что-то такое, о чем ты не можешь поговорить с родителями?
Дженни не ответила.
– Что-то не так дома, да? Или в школе?
– Нет, мисс.
– Что же тогда? Если дома все в порядке, в школе тоже… А книжку, которую дал врач, ты прочитала?
– Да, мисс.
– Так. Ну, в чем же тогда дело?
– Ни в чем.
– Дженнифер, – дружелюбных ноток в голосе поубавилось, – я преподаю вот уже почти двадцать лет. Я научилась распознавать, когда с человеком что-то происходит, и я здесь для того, чтобы помочь. – Она твердо уперлась руками в крышку стола. – Так что с тобой такое?
– Я же вам сказала. Ничего. Все нормально.
– А я тебе говорю, что преподаю уже двадцать лет, и делать из меня дурочку не надо. Так в чем дело?
– Ни в чем. Честно.
– Понятно. – Она оглядела свои чистые, без колец, руки. – Не хочешь мне говорить?
– Да говорить-то нечего. Правда. Дженни начала уставать от этого разговора.
– Если тебе моя помощь не нужна, значит, не нужна – тут я ничего не могу поделать. Но хочу тебя предупредить, милая. Это твое отношение к окружающим – вы, мол, все меня недостойны – ничем хорошим не кончится. Уверяю тебя. К людям так относиться нельзя. – Она сжала пальцы. – Итак, девочка?
– Да, мисс?
– Это все, что ты можешь сказать?
– Да, мисс.
– Ты совершенно невыносима. Да-да, совершенно. Иди с глаз моих, побегай там где-нибудь, может, развеешься.
– Да, мисс.
В коридоре столпились одноклассницы Дженни. Перешептываясь, они ждали.
– Видите, – сказала Синтия. – Видите?
ГЛАВА 35
В следующую неделю времени для ребятишек у меня почти не было. Мой экзамен по вождению назначили на пятницу, и каждый вечер мы с отцом часа по два мотались по городу. Вместе ездили и в школу, а там за руль садился он и уже сам ехал на работу. Иногда на переменах и во время ланча я видел Тристрама, и все вроде было как обычно, правда, он несколько сторонился парней, с которыми раньше водил дружбу. Ну, решил я, эту пробоину залатать нетрудно. Мелкие свары и стычки – дело обыкновенное, кто-то сам выпадает из компании, кого-то изгоняют. Но в любом случае такие конфликты – временные, и я не стал придавать этому значения.
После занятий Тристрам продолжал встречаться с Дженни, а коль скоро от мальчишеских дел он был свободен, ускользнуть со школьного двора не составляло труда, и, довольные, они вместе шли домой, держась за руки.
Вторую половину пятницы отец себе освободил.
– Не для того я покупал машину и все это время тебя натаскивал, чтобы ты завалил вождение. Верно, сынок?
– Конечно, па.
Мы только подъезжали к месту сдачи экзамена, а я уже вовсю мечтал. Сначала будем ездить за город после школы, потом на целый день, а потом… а потом…
– Ты ведь не нервничаешь, сынок? Нервничать ни к чему.
– Все нормально, папа.
Но я нервничал. Желудок мой совсем разгулялся, ладони вспотели, и я уже представлял себе, что во время экзамена руль так и норовит выскользнуть из рук.
– Пустяки это. Жизнь куда сложнее, разве не так? Стало быть, нервничать да бояться тут нечего. Вообще, сынок, никогда не бойся жизни. Будь с ней полюбезнее, и она всегда возьмет твою сторону.
– Да, папа.
Господи, Боже правый, я так хочу домой. Зачем мне этот дурацкий экзамен? И на кой черт мне машина? Не-ет, а как же поездки за город? А все остальное?
– Вот и молодец. А теперь запомни. Веди машину спокойно, с экзаменатором держись вежливо.
Хоть бы он заткнулся. Надо отключить мозг, тогда я услышу только звуки, а не слова, но ему словно требовалось мое утешение в трудный час, и он продолжал зудеть насчет того, чтобы я не нервничал, хранил спокойствие, вел машину без рывков, не нервничал, помнил о ручном тормозе, и опять-таки не нервничал.
Пока доехали до места, я успокоился. Хотелось только одного – убить отца, чтобы не слышать всего этого. Неважно, как – он должен умереть. Значит, не нервничать? Не буду, папочка. Просто я из-за тебя уже сдвинулся. Так что тебя ждет смерть.
Экзамен принимал щупленький человечек, который называл меня «мистер Эпплби». До этого «мистером» меня еще никто не называл. Раз такое уважение, значит, шансы завалиться практически равны нулю. Я улыбнулся инструктору и пожал ему руку.
– Из соборной школы? – спросил он.
– Ему там совсем немного осталось, – ответил за меня отец. – На следующий год – Кембридж.
Такой ответ инструктору понравился. Я – не какой-то хулиган, которого обязательно надо завалить. Заглянув на полочку под панелью приборов, он увидел «Правила дорожного движения» и еще три книги: как подготовиться к экзамену на получение прав, как научиться ездить безопасно. Все это я аккуратно разложил на полочке специально ради него. Конечно же, это ему понравилось еще больше.
– Ведите машину – больше от вас ничего не требуется. Не нервничайте.
Оказалось, что с отцом он знаком.
Я знал, что, если ничего не сотворю в первые тридцать секунд, дальше все пойдет как по маслу. Первые тридцать секунд я ехал нормально, и все шло, как надо, пока не пришлось делать поворот. Я проявил максимум осторожности, но явно перестарался – и задел колесом кромку тротуара.
– Повторить можно? – спросил я, и он кивнул.
Я повторил процедуру, и на сей раз тротуар остался неприкосновенным. Но прокол был совершен. Ошибка сделана. Ладно, без паники, будем считать, что это хорошая практика перед второй попыткой.
Я сделал трехступенчатый поворот – в мини это оказалось очень просто. Вполне хватило бы и двух ступеней. Затем мне было велено резко затормозить. Из-за одной ошибки этот хмырь теперь с меня не слезет. Он подал сигнал – хлопнул газетой по приборной панели, и я вдавил педаль тормоза в пол. Паразит, тебе это может дорого обойтись. Машина застыла как вкопанная. Я посмотрел на него – он продолжал сидеть с невозмутимым видом. А потом мы вернулись в исходную точку. Он начал задавать вопросы. Сигналы светофора, дистанция, аварийная остановка, предупреждающие знаки. Неужели кембриджскому ученому все это нужно? Так зачем забивать себе голову ерундой? Привыкли разводить бюрократию, черт бы их подрал! Когда уже кончится этот экзамен? Инструктор – самый что ни есть дохляк, нас разделяли, наверное, три весовых категории. На такого наехать – только мокрое место и останется, пискнет как мышка – и нету. И вообще, разве нельзя жить без машины? Пожалуйста, езжай на автобусе, на поезде, шагай на своих двоих. Вот этот идиот меня экзаменует? Ха-ха. Все равно, так опозориться – это уж совсем несолидно, как-то по-детски.
Экзамен я сдал. Инструктор улыбнулся мне и подмахнул какую-то бумажку.
Я внимательно прочитал ее. Право на вождение автотранспорта. Выдано мне. Кому же еще? Теперь я в своем праве. Мы вместе вылезли из машины, и он пошел прочь, не сказав отцу ни слова. Отец с грустной улыбкой взглянул на меня, и я стал снимать номерные знаки. Прислонившись к крылу машины, он, поглаживая усы, наблюдал, как я вожусь с проволокой.
– Я же тебе говорил, что никаких проблем не будет. Если как следует подготовиться – можно добиться чего угодно. Абсолютно чего угодно. Верно, сынок?
– Точно, па. Па?
– Да?
– Спасибо.
– Пустяки. Ты вполне этого заслуживаешь. Верно? Мы поехали домой; наверное, мне полагалось быть на седьмом небе от счастья, но почему-то особой радости на сердце не было. Да, теперь я имею право водить машину – и что? Но, когда мы подъехали к Малберри-роу, сердце все-таки заколотилось. Как же, молодой Келвин Эпплби сам приехал на машине домой, а если захочет, вообще может ехать один. Вон он, Келвин. Смотрите, как едет! Надо же, ай да молодец!
Мама ждала у садовой калитки. Она нанесла визит в парикмахерскую, и ее седые волосы слегка поголубели.
– Ну? Что скажете? Какие успехи?
– Как какие? Посмотри на машину, – сказал отец. Она посмотрела, но ничего особенного не увидела.
– Ничего нового не замечаешь?
Она снова посмотрела, теперь повнимательнее.
– Номера… – подсказал он. Наконец она увидела.
– Ох, как я рада. И ведь с первого раза. Какой ты умница. Мне бы такое в жизни не удалось. – Она обняла меня. – Теперь задача – остаться в живых. Сам знаешь, что творится на дорогах, особенно в наших краях. Так что езди осторожно. Обещаешь?
– Конечно, мамуля. Хочешь покататься с сыночком?
– Нет. Пока нет. Пожалуй, немного подожду. Ладно, идемте чай пить.
– А я собирался покататься. Звучит, ничего не скажешь.
– Один? Ну, не так сразу. Сначала выпьем чаю.
– Да я недолго.
Я посмотрел на отца, ища поддержки.
– Пусть парень прокатится, Элис.
– Ну хоть чашку чая выпить можно? Но я уже сидел в машине.
– Только не дорывайся, сынок. Управляй машиной спокойно. Как жизнью – спокойно.
Я спокойно довел машину до угла, повернул – и поджал на газ. Эта машина подвластна мне, великому мастеру, она поедет туда, куда я пожелаю. Я раздвинул крышу – и в лицо мне ударил ветер. Мои руки уверенной хваткой сжимали руль. Я переключал передачи, смело вписывался в повороты, плавно тормозил. Газу – до отказу! Бз-ззз! Вж-жжж! Скрипите, шины! По тормозам! И снова – газу!
Я колесил по Кентербери почти два часа, пока не начало темнеть. Из машины у всего кругом был дурацкий вид. Людишки плетутся, как муравьи. А я мимо них – вж-жжж! Бз-ззз! Эх, жалко никто не может оценить мое могущество!
Я остановил машину у дома Холландов. Дверь была открыта, и я сунул голову внутрь. Во взгляде увидевшей меня миссис Холланд я прочитал отчаяние.
– В конце концов, можно заказать такси, – сказал за ее спиной незнакомый голос.
– Входи, Келвин. Одним больше, одним меньше – какая разница?
В прихожей за спиной матери стоял Тристрам, а рядом с ним – Тристрам Марк Второй. Сходство было поразительное. Он был на несколько дюймов выше, но волосы, фигура, черты лица – все точно как у Тристрама. С ума сойти? Двое – только этого мне не хватало. Кошмар.
– Мой брат Филип, – представил Тристрам.
Я протянул руку, и Филип схватил ее и стиснул. Я сразу его вычислил. Осанка, искривленный рот, рукопожатие под настоящего мужчину. Самовлюбленный и наглый тип. Много о себе понимает. С маленьким Тристрамом – ничего общего. Короче, он мне не понравился.
– У нас общежитие сгорело, – сказал он мне, словно намекая, что это произошло не без его участия. – А до конца семестра всего две недели осталось, так что лучше их провести дома.
Он улыбнулся, будто ему чудом удалось воплотить в жизнь некий дьявольский замысел.
– А чемоданы он оставил на вокзале, – объяснила его мама.
– Решил прогуляться пешком, посмотреть, что за городок. Вроде бы ничего страшного, да?
– Джеффри – мистер Холланд – вернется поздно. А моя машина не на ходу.
– Какие проблемы? – Вот он, мой звездный час, яичко к обеду. – Я как раз на машине.
Эту удивительную новость миссис Холланд восприняла как нечто вполне естественное.
– Правда? Тебя сам Бог послал. Остальные тоже не удивились.
– Поехали, Тристрам. Заберем вещички брата. – Их мама протянула мне квитанцию на багаж. – Пока, Филип, до скорого. – Брать его с собой мне не хотелось. Он не произвел на меня большого впечатления. Его младший брат – куда лучше.
– Конечно. Пока. Спасибо. Тристрам вышел за мной следом.
– Я сегодня права получил, – похвастался я. – Больше в школу топать не надо.
– Класс. Трудно было?
– Не так, чтобы совсем легко. Но все-таки сдал.
– И машина отличная. Вот бы мне научиться водить. Я смотрел прямо на дорогу, но всякий раз чувствовал на себе его взгляд.
– Чуток подрастешь – обязательно научу. Тристрам вздохнул – когда это еще будет. Да, братец, тебе еще расти и расти.
– Брат нагрянул, как с неба свалился?
– До конца семестра мы его не ждали. Наверное, врет, что у них там что-то сгорело. Скорее всего, просто взял и слинял оттуда.
– С чего ты взял?
– Так кажется. Никто бы его не отпустил. Переселили бы куда-нибудь, и все.
– На две недели?
– Может, и нет. Не знаю. – Он снова вздохнул. – Мы хотели сегодня к тебе завалиться, посмотреть концерт по телевизору…
– А теперь ничего не выйдет?
– Конечно, в первый вечер смываться неудобно. Все-таки брат.
Мы доехали до вокзала и взяли там два чемодана.
– А у тебя с ним отношения не очень?
– Как сказать? Вроде ничего… Просто он всегда во все встревает. И никуда от него не денешься.
– Так уж и всегда.
– Ну, почти всегда.
– А тебе его общество в таком объеме не требуется?
– Не в этом дело. Просто…
– Ладно. Я понимаю. Будь у меня брат, я, наверное, чувствовал бы то же самое.
– Вообще-то он мне нравится. Он же мой брат… Остальную часть пути мы ехали молча. Вж-жжж! Я переключил передачу. Вж-жжж! Могу дотронуться до его колена. Вж-жжж! Могу, но не буду.
Знаешь, что, – сказал я ему, когда мы выехали на Малберри-роу, – давай-ка я в воскресенье днем свожу вас с Дженни за город. Мне охота покататься, вот я и вас прихвачу за компанию.
– Ты правда хочешь?
– Стал бы я иначе предлагать? Да и ваше общество меня устраивает. Можно сказать, буду польщен, если согласитесь.
– Честно?
– Честно.
После занятий Тристрам продолжал встречаться с Дженни, а коль скоро от мальчишеских дел он был свободен, ускользнуть со школьного двора не составляло труда, и, довольные, они вместе шли домой, держась за руки.
Вторую половину пятницы отец себе освободил.
– Не для того я покупал машину и все это время тебя натаскивал, чтобы ты завалил вождение. Верно, сынок?
– Конечно, па.
Мы только подъезжали к месту сдачи экзамена, а я уже вовсю мечтал. Сначала будем ездить за город после школы, потом на целый день, а потом… а потом…
– Ты ведь не нервничаешь, сынок? Нервничать ни к чему.
– Все нормально, папа.
Но я нервничал. Желудок мой совсем разгулялся, ладони вспотели, и я уже представлял себе, что во время экзамена руль так и норовит выскользнуть из рук.
– Пустяки это. Жизнь куда сложнее, разве не так? Стало быть, нервничать да бояться тут нечего. Вообще, сынок, никогда не бойся жизни. Будь с ней полюбезнее, и она всегда возьмет твою сторону.
– Да, папа.
Господи, Боже правый, я так хочу домой. Зачем мне этот дурацкий экзамен? И на кой черт мне машина? Не-ет, а как же поездки за город? А все остальное?
– Вот и молодец. А теперь запомни. Веди машину спокойно, с экзаменатором держись вежливо.
Хоть бы он заткнулся. Надо отключить мозг, тогда я услышу только звуки, а не слова, но ему словно требовалось мое утешение в трудный час, и он продолжал зудеть насчет того, чтобы я не нервничал, хранил спокойствие, вел машину без рывков, не нервничал, помнил о ручном тормозе, и опять-таки не нервничал.
Пока доехали до места, я успокоился. Хотелось только одного – убить отца, чтобы не слышать всего этого. Неважно, как – он должен умереть. Значит, не нервничать? Не буду, папочка. Просто я из-за тебя уже сдвинулся. Так что тебя ждет смерть.
Экзамен принимал щупленький человечек, который называл меня «мистер Эпплби». До этого «мистером» меня еще никто не называл. Раз такое уважение, значит, шансы завалиться практически равны нулю. Я улыбнулся инструктору и пожал ему руку.
– Из соборной школы? – спросил он.
– Ему там совсем немного осталось, – ответил за меня отец. – На следующий год – Кембридж.
Такой ответ инструктору понравился. Я – не какой-то хулиган, которого обязательно надо завалить. Заглянув на полочку под панелью приборов, он увидел «Правила дорожного движения» и еще три книги: как подготовиться к экзамену на получение прав, как научиться ездить безопасно. Все это я аккуратно разложил на полочке специально ради него. Конечно же, это ему понравилось еще больше.
– Ведите машину – больше от вас ничего не требуется. Не нервничайте.
Оказалось, что с отцом он знаком.
Я знал, что, если ничего не сотворю в первые тридцать секунд, дальше все пойдет как по маслу. Первые тридцать секунд я ехал нормально, и все шло, как надо, пока не пришлось делать поворот. Я проявил максимум осторожности, но явно перестарался – и задел колесом кромку тротуара.
– Повторить можно? – спросил я, и он кивнул.
Я повторил процедуру, и на сей раз тротуар остался неприкосновенным. Но прокол был совершен. Ошибка сделана. Ладно, без паники, будем считать, что это хорошая практика перед второй попыткой.
Я сделал трехступенчатый поворот – в мини это оказалось очень просто. Вполне хватило бы и двух ступеней. Затем мне было велено резко затормозить. Из-за одной ошибки этот хмырь теперь с меня не слезет. Он подал сигнал – хлопнул газетой по приборной панели, и я вдавил педаль тормоза в пол. Паразит, тебе это может дорого обойтись. Машина застыла как вкопанная. Я посмотрел на него – он продолжал сидеть с невозмутимым видом. А потом мы вернулись в исходную точку. Он начал задавать вопросы. Сигналы светофора, дистанция, аварийная остановка, предупреждающие знаки. Неужели кембриджскому ученому все это нужно? Так зачем забивать себе голову ерундой? Привыкли разводить бюрократию, черт бы их подрал! Когда уже кончится этот экзамен? Инструктор – самый что ни есть дохляк, нас разделяли, наверное, три весовых категории. На такого наехать – только мокрое место и останется, пискнет как мышка – и нету. И вообще, разве нельзя жить без машины? Пожалуйста, езжай на автобусе, на поезде, шагай на своих двоих. Вот этот идиот меня экзаменует? Ха-ха. Все равно, так опозориться – это уж совсем несолидно, как-то по-детски.
Экзамен я сдал. Инструктор улыбнулся мне и подмахнул какую-то бумажку.
Я внимательно прочитал ее. Право на вождение автотранспорта. Выдано мне. Кому же еще? Теперь я в своем праве. Мы вместе вылезли из машины, и он пошел прочь, не сказав отцу ни слова. Отец с грустной улыбкой взглянул на меня, и я стал снимать номерные знаки. Прислонившись к крылу машины, он, поглаживая усы, наблюдал, как я вожусь с проволокой.
– Я же тебе говорил, что никаких проблем не будет. Если как следует подготовиться – можно добиться чего угодно. Абсолютно чего угодно. Верно, сынок?
– Точно, па. Па?
– Да?
– Спасибо.
– Пустяки. Ты вполне этого заслуживаешь. Верно? Мы поехали домой; наверное, мне полагалось быть на седьмом небе от счастья, но почему-то особой радости на сердце не было. Да, теперь я имею право водить машину – и что? Но, когда мы подъехали к Малберри-роу, сердце все-таки заколотилось. Как же, молодой Келвин Эпплби сам приехал на машине домой, а если захочет, вообще может ехать один. Вон он, Келвин. Смотрите, как едет! Надо же, ай да молодец!
Мама ждала у садовой калитки. Она нанесла визит в парикмахерскую, и ее седые волосы слегка поголубели.
– Ну? Что скажете? Какие успехи?
– Как какие? Посмотри на машину, – сказал отец. Она посмотрела, но ничего особенного не увидела.
– Ничего нового не замечаешь?
Она снова посмотрела, теперь повнимательнее.
– Номера… – подсказал он. Наконец она увидела.
– Ох, как я рада. И ведь с первого раза. Какой ты умница. Мне бы такое в жизни не удалось. – Она обняла меня. – Теперь задача – остаться в живых. Сам знаешь, что творится на дорогах, особенно в наших краях. Так что езди осторожно. Обещаешь?
– Конечно, мамуля. Хочешь покататься с сыночком?
– Нет. Пока нет. Пожалуй, немного подожду. Ладно, идемте чай пить.
– А я собирался покататься. Звучит, ничего не скажешь.
– Один? Ну, не так сразу. Сначала выпьем чаю.
– Да я недолго.
Я посмотрел на отца, ища поддержки.
– Пусть парень прокатится, Элис.
– Ну хоть чашку чая выпить можно? Но я уже сидел в машине.
– Только не дорывайся, сынок. Управляй машиной спокойно. Как жизнью – спокойно.
Я спокойно довел машину до угла, повернул – и поджал на газ. Эта машина подвластна мне, великому мастеру, она поедет туда, куда я пожелаю. Я раздвинул крышу – и в лицо мне ударил ветер. Мои руки уверенной хваткой сжимали руль. Я переключал передачи, смело вписывался в повороты, плавно тормозил. Газу – до отказу! Бз-ззз! Вж-жжж! Скрипите, шины! По тормозам! И снова – газу!
Я колесил по Кентербери почти два часа, пока не начало темнеть. Из машины у всего кругом был дурацкий вид. Людишки плетутся, как муравьи. А я мимо них – вж-жжж! Бз-ззз! Эх, жалко никто не может оценить мое могущество!
Я остановил машину у дома Холландов. Дверь была открыта, и я сунул голову внутрь. Во взгляде увидевшей меня миссис Холланд я прочитал отчаяние.
– В конце концов, можно заказать такси, – сказал за ее спиной незнакомый голос.
– Входи, Келвин. Одним больше, одним меньше – какая разница?
В прихожей за спиной матери стоял Тристрам, а рядом с ним – Тристрам Марк Второй. Сходство было поразительное. Он был на несколько дюймов выше, но волосы, фигура, черты лица – все точно как у Тристрама. С ума сойти? Двое – только этого мне не хватало. Кошмар.
– Мой брат Филип, – представил Тристрам.
Я протянул руку, и Филип схватил ее и стиснул. Я сразу его вычислил. Осанка, искривленный рот, рукопожатие под настоящего мужчину. Самовлюбленный и наглый тип. Много о себе понимает. С маленьким Тристрамом – ничего общего. Короче, он мне не понравился.
– У нас общежитие сгорело, – сказал он мне, словно намекая, что это произошло не без его участия. – А до конца семестра всего две недели осталось, так что лучше их провести дома.
Он улыбнулся, будто ему чудом удалось воплотить в жизнь некий дьявольский замысел.
– А чемоданы он оставил на вокзале, – объяснила его мама.
– Решил прогуляться пешком, посмотреть, что за городок. Вроде бы ничего страшного, да?
– Джеффри – мистер Холланд – вернется поздно. А моя машина не на ходу.
– Какие проблемы? – Вот он, мой звездный час, яичко к обеду. – Я как раз на машине.
Эту удивительную новость миссис Холланд восприняла как нечто вполне естественное.
– Правда? Тебя сам Бог послал. Остальные тоже не удивились.
– Поехали, Тристрам. Заберем вещички брата. – Их мама протянула мне квитанцию на багаж. – Пока, Филип, до скорого. – Брать его с собой мне не хотелось. Он не произвел на меня большого впечатления. Его младший брат – куда лучше.
– Конечно. Пока. Спасибо. Тристрам вышел за мной следом.
– Я сегодня права получил, – похвастался я. – Больше в школу топать не надо.
– Класс. Трудно было?
– Не так, чтобы совсем легко. Но все-таки сдал.
– И машина отличная. Вот бы мне научиться водить. Я смотрел прямо на дорогу, но всякий раз чувствовал на себе его взгляд.
– Чуток подрастешь – обязательно научу. Тристрам вздохнул – когда это еще будет. Да, братец, тебе еще расти и расти.
– Брат нагрянул, как с неба свалился?
– До конца семестра мы его не ждали. Наверное, врет, что у них там что-то сгорело. Скорее всего, просто взял и слинял оттуда.
– С чего ты взял?
– Так кажется. Никто бы его не отпустил. Переселили бы куда-нибудь, и все.
– На две недели?
– Может, и нет. Не знаю. – Он снова вздохнул. – Мы хотели сегодня к тебе завалиться, посмотреть концерт по телевизору…
– А теперь ничего не выйдет?
– Конечно, в первый вечер смываться неудобно. Все-таки брат.
Мы доехали до вокзала и взяли там два чемодана.
– А у тебя с ним отношения не очень?
– Как сказать? Вроде ничего… Просто он всегда во все встревает. И никуда от него не денешься.
– Так уж и всегда.
– Ну, почти всегда.
– А тебе его общество в таком объеме не требуется?
– Не в этом дело. Просто…
– Ладно. Я понимаю. Будь у меня брат, я, наверное, чувствовал бы то же самое.
– Вообще-то он мне нравится. Он же мой брат… Остальную часть пути мы ехали молча. Вж-жжж! Я переключил передачу. Вж-жжж! Могу дотронуться до его колена. Вж-жжж! Могу, но не буду.
Знаешь, что, – сказал я ему, когда мы выехали на Малберри-роу, – давай-ка я в воскресенье днем свожу вас с Дженни за город. Мне охота покататься, вот я и вас прихвачу за компанию.
– Ты правда хочешь?
– Стал бы я иначе предлагать? Да и ваше общество меня устраивает. Можно сказать, буду польщен, если согласитесь.
– Честно?
– Честно.
ГЛАВА 36
– Реймонд, надо что-то делать.
– Насчет чего, дорогая?
Он уронил газету на пол между кроватями.
– Весь город об этом говорит.
– Кто говорит, дорогая? О чем?
– О Дженнифер и парне Холландов. Надо что-то делать. Ты должен с ними поговорить.
– И что же о них говорит весь город? И кто это конкретно: «весь город»?
– Буквально все. «Миссис Траншан, я снова видела вашу дочь с парнем Холландов. Вы знаете, они живут в каком-то своем мирке – никого и ничего вокруг не замечают». Куда ни иду, везде ко мне пристают с такими разговорами.
– Везде?
– Не валяй дурака. Ты прекрасно меня понимаешь. Ты должен что-то сделать. Он ей не пара.
– Интересно, что же я могу сделать? Она опять начнет плакать и грубить. Это возрастное. Пройдет.
– «Что я могу сделать?» Поговорить с его родителями – вот что! Расскажешь им – они тоже зачешутся.
– Не смеши. Что они, по-твоему, мне скажут? На смех нас поднимут – этим все кончится. Да и вообще, пока ничего не случилось. Возрастное это. Пройдет.
– Тебе надо, чтобы земля разверзлась под ногами – тогда ты пошевелишься.
– Я знаю, что все это ей ни к чему, но нам придется перетерпеть. Все выгорит само. А подливать в этот костер бензин – не годится.
– Тебе лишь бы ничего не делать. Дождешься. Увидишь тогда, что не прав. Только как бы поздно не было.
– Насчет чего, дорогая?
Он уронил газету на пол между кроватями.
– Весь город об этом говорит.
– Кто говорит, дорогая? О чем?
– О Дженнифер и парне Холландов. Надо что-то делать. Ты должен с ними поговорить.
– И что же о них говорит весь город? И кто это конкретно: «весь город»?
– Буквально все. «Миссис Траншан, я снова видела вашу дочь с парнем Холландов. Вы знаете, они живут в каком-то своем мирке – никого и ничего вокруг не замечают». Куда ни иду, везде ко мне пристают с такими разговорами.
– Везде?
– Не валяй дурака. Ты прекрасно меня понимаешь. Ты должен что-то сделать. Он ей не пара.
– Интересно, что же я могу сделать? Она опять начнет плакать и грубить. Это возрастное. Пройдет.
– «Что я могу сделать?» Поговорить с его родителями – вот что! Расскажешь им – они тоже зачешутся.
– Не смеши. Что они, по-твоему, мне скажут? На смех нас поднимут – этим все кончится. Да и вообще, пока ничего не случилось. Возрастное это. Пройдет.
– Тебе надо, чтобы земля разверзлась под ногами – тогда ты пошевелишься.
– Я знаю, что все это ей ни к чему, но нам придется перетерпеть. Все выгорит само. А подливать в этот костер бензин – не годится.
– Тебе лишь бы ничего не делать. Дождешься. Увидишь тогда, что не прав. Только как бы поздно не было.
ГЛАВА 37
Отвезти маму в город за покупками – это мне было очень приятно. Сын везет маму – восстанавливает разрубленную пуповину. Пожалуй, теперь маме не обойтись без меня. И, таща ее покупки по Хай-стрит, я впервые не чувствовал себя ее ребенком. Я помогал ей, но по своей воле, как взрослый.
В лавке мясника нас окликнула миссис Траншан. Я предполагал, что могу встретить ее в компании моих детишек, но никак не рассчитывал на Филипа. Дженни и Тристрам стояли в дальнем углу магазина, вокруг них вился Филип. Я подошел к ним – привет! Дети застенчиво улыбнулись в ответ.
– Помогаешь мамуле с покупками? – шутливым тоном поинтересовался Филип.
К счастью, я был намного старше его, и ему это было известно.
– А ты?
– Я так, болтаюсь без дела.
– Ну, где же они? – услышали мы раздраженный голос миссис Траншан. – Это они только думают, что помогают, а как только понадобятся, их нету, – пожаловалась она мяснику.
Тристрам и Дженни поплелись к ней со своими сумками, а Филип зашептал:
– Мамочка зовет. Бегом к мамочке.
Я наступил ему на ногу и тут же стал бурно извиняться. Сам знаю, что очень тяжелый, сказал я ему.
Раскладывая мясо по сумкам, мясник взглянул на детей.
Опять эта парочка. Он хмыкнул с видом все видавшего мудреца, и миссис Траншан благодарно кивнула ему – хоть вы меня понимаете?
Ну, это уже свинство. Обязательно надо так грубо? Безо всякой причины? Черт бы вас подрал. Тристрам и Дженни просто хотят быть вместе, они никому ничего не делали. Я вышел из магазина и стал ждать на улице. Я помогаю маме с покупками, во всем остальном – не участвую.
Часов в пять, прорываясь сквозь дебри экономики, я услышал их пересвист. Так рано? Я быстро вылез на крышу и занял наблюдательный пункт. Через несколько минут они вышли из своих домов и быстро пошли по улице. Бегство?
Я кинулся вниз, схватил плащ, в карманах которого было все необходимое снаряжение, и выскочил за дверь. Взглянул на свою мини-машину. Почему нет? Я нырнул за руль. Ну, где дети? Направо, налево – нет. Без машины мне их не найти.
В лавке мясника нас окликнула миссис Траншан. Я предполагал, что могу встретить ее в компании моих детишек, но никак не рассчитывал на Филипа. Дженни и Тристрам стояли в дальнем углу магазина, вокруг них вился Филип. Я подошел к ним – привет! Дети застенчиво улыбнулись в ответ.
– Помогаешь мамуле с покупками? – шутливым тоном поинтересовался Филип.
К счастью, я был намного старше его, и ему это было известно.
– А ты?
– Я так, болтаюсь без дела.
– Ну, где же они? – услышали мы раздраженный голос миссис Траншан. – Это они только думают, что помогают, а как только понадобятся, их нету, – пожаловалась она мяснику.
Тристрам и Дженни поплелись к ней со своими сумками, а Филип зашептал:
– Мамочка зовет. Бегом к мамочке.
Я наступил ему на ногу и тут же стал бурно извиняться. Сам знаю, что очень тяжелый, сказал я ему.
Раскладывая мясо по сумкам, мясник взглянул на детей.
Опять эта парочка. Он хмыкнул с видом все видавшего мудреца, и миссис Траншан благодарно кивнула ему – хоть вы меня понимаете?
Ну, это уже свинство. Обязательно надо так грубо? Безо всякой причины? Черт бы вас подрал. Тристрам и Дженни просто хотят быть вместе, они никому ничего не делали. Я вышел из магазина и стал ждать на улице. Я помогаю маме с покупками, во всем остальном – не участвую.
Часов в пять, прорываясь сквозь дебри экономики, я услышал их пересвист. Так рано? Я быстро вылез на крышу и занял наблюдательный пункт. Через несколько минут они вышли из своих домов и быстро пошли по улице. Бегство?
Я кинулся вниз, схватил плащ, в карманах которого было все необходимое снаряжение, и выскочил за дверь. Взглянул на свою мини-машину. Почему нет? Я нырнул за руль. Ну, где дети? Направо, налево – нет. Без машины мне их не найти.