Настоящий переполох поднялся, когда вошел приглашенный загодя батюшка. Я планировал провести небольшой молебен об одолении супостата и даровании победы христолюбивому воинству, после чего благословить личный состав на совершение ратных подвигов. Завидев священника, я поощрительно улыбнулся. Ведь бедняге немудрено было и оробеть, настолько непривычные люди… То есть не люди, офицеры, смотрели на него. Сверкало золото погон, тридцать три полковника, из них пятнадцать генералов, как мудро определил седой начстрой. Вообще достойно сожаления, что наша организация пользуется незаслуженно дурной славой. Ведь мы самым решительным образом искореняем пережитки. Просто обидно делается, когда возводят незаслуженную хулу на людей, денно и нощно бдящих, не щадя живота своего, как честным и нелицемерным воинам быть надлежит… Горько и обидно! Словом, хотя и уломал я отца Иоанна, тот все-таки испытывал вполне понятное смущение.
Но вскоре, глядя на перепуганного священника, начал испытывать некоторое смятение и я. Дело в том, что легкое шевеление строя помаленьку переросло в откровенный беспорядок, заколебались даже верные из верных — бывшие сотрудники КГБ. Бросив короткий взгляд через плечо я обомлел…
Стоящий рядом со мною Задунайский менялся буквально на глазах. Бледные щеки покрылись густой серой шерстью, челюсти начали вытягиваться, показались внушительные волчьи клыки. Для меня-то они были младенческими зубками, но человека непривычного запросто могли испугать. Полковник отчаянно пытался устоять на ногах, но с каждым мгновением его шатало все сильнее. Волк — не цирковая собачка, служить не приучен. Да и форменные ботинки — далеко не лучшая обувь для волчьих лап.
Ерофей весь сгорбился, закрывая лицо ладонями. Неведомая сила буквально тащила его назад, на беспорядочно столпившихся домовых, овинников, дворовых. Вообще, строй полностью сломался, превратившись в полукруг, центром которого стал несомый священником крест.
Хуже всего пришлось спецам из группы привидений. С тихими проклятиями — стесняться начальства они полностью перестали, и я их вполне понимал — бедные призраки истаивали туманными струйками, растворяясь в воздухе.
Только тогда я осознал, какую яму сам же себе выкопал. Ведь до сих пор мы опирались на нечистую силу. Нечистую! Вот в чем соль. А я вознамерился привлечь ее под светлые ризы православной церкви. Совместить несовместимое. Ведь когда отец Иоанн закончит молебен, от всего моего воинства останется, пожалуй, две души — моя да праведника Зибеллы, которому я разрешил отсутствовать на построении. Горностай на молебне смотрелся бы несколько экстравагантно. Вот он и спал мирно в моем кабинете, охраняя белый телефон с золотым двуглавым орлом вместо диска.
Священник, видя неожиданный и сокрушительный эффект своей молитвы, замер на полуслове. С мужеством отчаяния, я произнес:
— Не волнуйтесь, батюшка, продолжайте.
И сам поразился писклявости собственного голоса. Торопливо сглотнув, откашлялся и повторил более уверенно:
— Продолжайте, святой отец.
Тот послушно кивнул, сжал крест так, что костяшки пальцев побелели, поднял его повыше и мерным шагом двинулся к походному алтарю. Хотя нетрудно было заметить, что ноги плохо слушаются его.
Наконец Волкодлак-Задунайский не выдержал. Хрипло зарычав, он опустился на четвереньки. Матерый волчище бешено завертелся, в стороны полетели китель, брюки, ботинки. Освободившись от одежды, он испустил протяжный, леденящий душу вой, священник так и присел. Волкодлак сверкнул на меня зелеными глазами, я в ответ предупреждающе показал клыки. Тогда оборотень одним прыжком выскочил в окно, только стеклышки зазвенели. Третий этаж его ничуть не смущал.
Следом за ним, грязно ругаясь, кинулись остатки привидений. Я говорю остатки, подразумевая потрепанную телесность каждого из них, а не сократившуюся численность.
Отец Иоанн, побелев как мел, дернулся было к выходу из зала, но я гаркнул:
— Продолжать!
Укрепившись духом, священник принялся читать молитву.
Сильно поредевшие шеренги моего бравого воинства были окончательно сокрушены. Когда священник повернулся к сопровождающему его дьячку, чтобы принять кропило, сдался державшийся до последнего Ерофей. С нечленораздельным воплем он рванул китель так, что пуговицы горохом запрыгали по вощеному паркету, и опрометью помчался к выходу. Хорошо хоть не в окно. Я глядел ему вслед с мрачным удовлетворением.
Amicus Plato, sed magis amico veritas.
Точнее, своя шкура дороже.
В те немногие секунды, пока Ерофея еще можно было остановить, я успел просчитать и взвесить все на много ходов вперед. Наверное, даже «Крей» не справился бы с этой задачей так быстро, но ведь человек — система практически непредсказуемая. ЭВМ, сталкиваясь с подобными проблемами, плывет, как свинья в апельсинах, а человек совершает невозможное сверхусилие. Я отлично знал своих сослуживцев, подчиненных, а главное — начальство. План родился в доли секунды.
Я приказал отцу Иоанну задержаться и вызвал к себе начальника АХЧ. Когда тот прибыл, я широким жестом обвел развешанные по стенам амулеты и обереги.
— Весь этот хлам немедленно вон!
У бедняги отвисла челюсть.
— Это товарищ генерал-порутчик… Господ… Петр Петрович! Да как же! — Он рванул воротник и вытащил ладанку. — Сам ношу! Корень мандрагоры! Иначе сожрут, проклятые, в мгновение ока! И костей не останется!
Я многозначительно поднял палец.
— Вот именно! Мы еще разберемся, по чьему наущению вся эта нечисть пробралась в славные ряды российских чекистов. Мы тщательно разберемся! И каждому воздастся по делам его.
Помутневшие было глаза начальника АХЧ постепенно приобрели осмысленное выражение. Заслышав привычные фразы, он обрел почву под ногами.
— Так точно, будет исполнено.
— Не сомневаюсь… — Я немного помедлил, — …господин полковник.
У того вновь отпала челюсть. Я терпеливо разъяснил:
— Начинайте привыкать к новому титулованию. Слава Богу, миновали проклятые времена всяких там товарище. Защищать свободу и демократию может только истинно свободный человек, господин своей судьбы! — Меня понесло. В подобном состоянии я мог произносить пламенные речи целыми часами. Конечно, я выбрал крайне рискованную тему. Если сорвусь — сразу и насмерть. Отчаянная попытка взять в свои руки вырвавшиеся из-под контроля события. Я рискованно помчался вперед, чтобы опередить всех. Если не угадаю направления — попаду под трибунал, зато и выигрыш может оказаться непомерно велик. — Чтобы я больше не слышал ничего подобного! Вы мне еще ляпните: «Служу Советскому Союзу!» Да я вас!.. Мы служим Родине! России то есть! Понятно?!
Полковник вытянулся в струнку.
— Так точно, господин генерал!
Я удовлетворенно кивнул.
— То-то. Как только закончите очистку, зайдите ко мне за новыми указаниями.
Я глубоко вздохнул и вытер пот со лба. Теперь предстояла гораздо более сложная задача — склонить к сотрудничеству отца Иоанна.
На это ушла масса времени и сил, но я справился. По ходу дела родилась безумная до гениальности идея форменной ленты для наперсного креста со знаками различия. Орденской лентой никого не удивишь, зато мундирной… В свое время мы ведь превосходно отличали старшего политрука от армейского комиссара, так почему дьякон не должен отличаться от епископа? А коль скоро Министерство Безопасности — организация военная, так и форма должна быть своя, отличная от одежд черного и белого духовенства. Не эполеты же им на рясы цеплять?! А вот форменная лента со звездами… простите, с орлами, это великолепно! В конце концов отец Иоанн меня понял. ведь печемся мы об одном и том же — о нравственном здоровье народа. Он пообещал мне всемерную поддержку и помощь и ушел, окрыленный перспективой производства в полковники. А то и генерал-рэкетмейстеры. Что-то, а сей нехитрый прием я освоил в совершенстве, с блеском. Благо на мне самом его не раз пробовали.
Но вообще-то изрядный болван этот священник. Неужели он все принял за чистую монету? Не для того я строил здание, чтобы собственными руками разобрать его по кирпичику. Нет, мне с православными не по пути. Не оттого, что они исповедуют христианство, а из-за из моральных установок. Слишком чисты. То ли дело иезуиты. Им разрешено и предписано действовать во славу ордена. AMDG. Мне нужны вампиры и привидения — они будут у меня работать. Мне нужны священники, мирящиеся с вампирами — я их найду. А вы-то подумали… Такой выход был бы примитивен…
Начальник АХЧ уже дожидался меня. Я прихватил с собой адьютанта, обратив внимание на его несколько блеклый вид, хотя не придал этому значения. Мы разговаривали с полковником, а я тем временем диктовал адьютанту приказ «Очередныя задачи Белаго Движения». Ну не силен я в старой орфографии, не силен! Что поделаешь. Принимайте меня таким, каков я есть. Впрочем, на адьютанта даже мои познания произвели впечатление. А еще больше — способность делать два дела сразу. Но если это доступно какому-то Юлию Цезарю, то генералу госбезопасности и подавно.
Первым делом я приказал сорвать вызывающий лозунг «На страже Советской Родины». Не знаю такой! Нету! Кончилась! Имеется Великая Единая Неделимая Россия! Только и только она! Впрочем, чтобы не возникало сомнений, полковник в мгновение ока организовал плакат «Православие, Демократия, Россия», изящно декорировав его трехцветными лентами. Это стало для меня настоящим сюрпризом — оказывается ему не чуждо прекрасное. Что же до остального, то меня нимало не удивила скорость перекрашивания. Работавшим в полном согласии с установками очередного судьбоносного и неизменно истерического пленума не составит труда и такой кульбит.
Тем не менее он подкачал — вновь удивился, когда я приказал установить походный киот прямо в своей приемной. С изображением Георгия Победоносца и обязательной лампадой.
А шустрый адьютант записывал указания о порядке ношения форменных нательных крестов. Только серебряные! В этом заключался глубокий смысл. Мы должны исключить разлагающее влияние роскоши. Золото недопустимо. В то же время следует учитывать специфику опасной работы. Простой кипарисовый крестик на суровой нитке видится мне недостаточно действенным амулетом… то есть защитным средством. Против нас выступит злобнейшая нечисть. Отборная. Натренированная. Беспощадная. Лишь очищающее влияние благородного серебра способно побороть бесовские чары.
Теперь форма. Это же безобразие, а не форма! Черный френч с накладными карманами и галифе. Трехцветный шеврон. Щиты с эмблемой черепа. Белая фуражка. Чуть не забыл, конечно же офицерский стэк. Только так, через «э». И подстричь всех, немедленно подстричь!
Личные дела бывших сотрудников Пятого и Девятого Управлений в мой компьютер, я сам буду проводить отбор кадров.
Обеспечить каждого сотрудника карманной библией. Организовать курсы изучения церковнославянского.
Чтобы к понедельнику не осталось ни одного нехристя. Организованно, строем в церковь. Отец Иоанн поспособствует, окрестит весь личный состав без ненужных формальностей.
Подготовить настольное руководство. Шпренгер-Инститорис, «Молот ведьм». Противника надо знать в лицо!
Отпустив измученных, падающих с ног офицеров, я позволил себе расслабиться на одну секунду, только на одну. Предстояло еще переделать массу дел.
Дрожащей рукой я вытер взмокший лоб и невольно вскрикнул. Мне померещилось, будто невидимка резанул меня по лицу бритвой. Подскочив к зеркалу, я убедился, что так оно и есть — поперек лба протянулась кровавая ссадина. Как мог проникнуть покушавшийся в кабинет, защищенный от всякого магического воздействия?!
Ч-черт! Совсем забыл, что ведь сам приказал снять все амулеты. Неужели за мной охотятся и уловили минутную слабость в защитной броне? Ведь уже завтра распятие и святая вода оборонят меня не хуже, а, может, и лучше всех талисманов.
Я стиснул кулаки и снова вскрикнул, ощутив резкий укол в правую ладонь. Квадратными глазами я уставился на собственный мизинец. Ноготь подозрительно вытянулся и скрутился трубочкой, да и сам палец как-то подозрительно онемел.
Навели порчу! Дознаюсь кто — с землей смешаю. Но это после. Пока на личное нет времени. Я аккуратно срезал мешающий коготь и спустил его в раковину, чтобы никакой колдун не смог им воспользоваться. Хуже, наверное, только вынутый след. И что-то мне этот ноготь напомнил. Что-то я видел совсем недавно…
Но отдохнуть мне не привелось. Едва я снова обосновался в кресле, как словно бомба взорвалась над столом. Маршал буквально клокотал, точно перекипевший чайник.
— Что происходит?! — сразу завопил он, не тратя времени на околичности.
Я сглотнул и внутренне перекрестился. Начинается главное испытание. Держаться. Держаться до последнего.
— Готовится реорганизация Тринадцатого Управления. Я не понимаю, что в этом значительного и неожиданного.
Маршала, казалось, удар хватил.
— Р-разогнал весь личный состав и спрашивает, что значительного?
Я пожал плечами.
— Вам ведь уже сообщили, что мы обнаружили на базе?
— Ну? — Маршал вздернул голову, как норовистый конь, на всем скаку осаженный уздой.
— Неужели вы полагаете, что мы сможем вурдалака сражаться против вурдалака? Привидение — против привидения? Дракона — против дракона? Я готов побиться об заклад, что они объединятся, чтобы вместе обрушиться на нас. Совершенно в этом не сомневаюсь. К сожалению, наши заклятые друзья из ГРУ…
— ГРУ?! — перебил меня маршал.
— Конечно.
— Но это же измена!
— Разумеется.
— Доложить наверх.
— Чтобы высмеяли?
— Что тогда делать?
— Они опередили нас. — Я не преминул подпустить ядовитую шпильку. — Только потому, что у меня были связаны руки. Кто посадил мне на шею «патриотически настроенных домовых и „наиболее сознательных леших“? Я сразу говорил, что следует обращаться к волкодлакам, упырям, умертвиям!
Маршал подозрительно прищурился.
— Что-то не припомню.
— Соответствующая докладная находится в архиве. С вашей визой и отказом.
— Даже так?
— Конечно. — Я твердо усвоил принцип «лучшая оборона — наступление» и не давал противнику передышки. Рискованно садиться верхом на бешеного тигра, но свалиться с него — вообще неминуемая смерть. — Нам еще предстоит разобраться в истоках вредительства.
Слово было произнесено. Фельдмаршал тоже, кажется, растерялся. Даже пенсне как-то жалко перекосилось. Однако он опомнился, сказывается многолетний опыт тайных баталий.
— Вот ты какой… Прыткий… Не ожидал, не ожидал… По крайней мере так скоро. — Он задумчиво покусал губу. — И, разумеется, рапорт уже отправил.
— Конечно, — с готовностью подтвердил я.
— Ваши действия… господин генерал?
Я еще раз мысленно перекрестился.
— Восстановление исконной русской православной веры. Изгнание всей и всякой нечисти. Духовное возрождение и очищение. Православие — Демократия — Россия, — мне вспомнился лозунг находчивого полковника.
Маршальская голова задумалась, потом кивнула.
— В этом что-то есть. Но не превратимся ли мы во врагов нами же созданному?
Торжествующая улыбка все-таки проступила на моих губах, потому что пенсне возмущенно возмущенно блеснуло.
— Как раз нет! Если мы избавимся от нескольких неврастеников и по-настоящему подозрительных личностей, это отнюдь не означает ликвидации структуры, а тем более системы. наоборот, очистившись, она многократно усилится.
— Интересно…
— Более того, я намерен резко расширить наши ряды и прошу вас добиться увеличения бюджета Тринадцатого Управления как минимум вдвое.
Маршал довольно оскалился.
— Но как столь специфический контингент уживется со священниками? Я уже наслышан о сегодняшнем скандале.
— А это уже моя забота. В конце концов ведь я специалист по колдовству.
— Ну-ну…
В этом неопределенно мычании смешались скепсис и угроза, не поймешь чего больше.
— Но мне потребуется ваша помощь.
— Ин-те-рес-но, — по слогам отчеканил фельдмаршал. — В чем же именно?
— Я намерен вызвать несколько духов. Но лучше всего это получится, если в моем распоряжении будут личные вещи покойников.
Фельдмаршал скривился.
— И только-то? Распорядитесь, доставят.
Я патетически воздел руки.
— Если бы так просто.
— В чем же трудность?
Пришлось быстро написать на листочке ряд фамилий. Произнести их вслух я не решился. Листок я показал висящей в воздухе голове. Да, сегодня день моего триумфа! Второй раз пенсне соскочило с носа фельдмаршала. Полные щеки запали, усики резко проступили на побелевшем лице.
— Вы далеко пойдете, господин генерал, — после долгой паузы произнес фельдмаршал. — Если кто-нибудь вас не остановит, вы совершите потрясающую карьеру. Теперь я вижу, какими недальновидными слепцами мы были. Впрочем, кое-чего не предусмотрели и вы…
— Чего? — флейтой взвизгнул я.
— Это вы и сами скоро узнаете.
Голова медленно растаяла. Как всегда последнее слово осталось за ним.
Почуял нечто неладное, однако не придал значения и смело шагнул в прихожую. Как только дверь закрылась за мною, что-то тяжелое рухнуло на плечи, смрадное дыхание обдало лицо. Я крепко схватил напавшее «нечто», и пальцы ощутили жесткую звериную шерсть. А потом мы опрокинулись и кубарем полетели из прихожей, увлекая за собой все встречающееся на пути. Острые зубы лязгнули над самым ухом, и я с трудом оттолкнул волчью морду, уже прицелившуюся к моему горлу. Откуда здесь волк?!
Зверь глухо зарычал и в остервенении рванул рукав. Острая боль парализовала мою левую руку, кровь так и брызнула! Я взвыл не хуже волка и дарил кулаком прямо в нос противнику. Тот обиженно взвизгнул и отлетел в сторону, только глаза зловеще сверкали в темноте.
Я судорожно царапал кобуру, пытаясь выхватить «Скорпион», но как назло крышка не поддавалась. Волк снова прыгнул. Я встретил его ударом ноги, отшвырнув прямо на телевизор. Звон и грохот! Слава Богу, за время работы я успел кое-чему научиться и теперь был уже не тем розовым идеалистом. Иначе я давно лежал бы мертвым. Матерый волчище загрыз бы меня в минуту.
Но была в его поведении какая-то неуверенность. Просто волка мои удары давно уложили бы на месте, а этот снова прыгнул на меня. Хотя и после изрядной заминки, что было явно неправильно. Мой удар пришелся в воздух, и мы с треском врезались в книжную полку. Схватив первую попавшуюся под руку книгу, я треснул волка по башке. Он взвыл и к моему величайшему удивлению обрушился на невинный томик, выхватил его у меня из руки и принялся терзать. Лишь сейчас я заметил, что волчьи глаза светятся фиолетовым гнилушечным светом.
Я быстро перекрестил ворога, и оборотень жалобно взвизгнул, точно его коснулось раскаленное железо. Так то! Застонав от боли в разодраной руке, я торопливо достал нательный крестик и выставил его перед собой. Призрачная, но несокрушимая защита!
Оборотень, разорвав книгу, вновь повернулся ко мне. Однако не посмел броситься, крест остановил его. А я тем временем справился с непослушной кобурой, и пистолет сам прыгнул в ладонь.
— Ну, сейчас получишь! — торжествующе посулил я. — Пули-то серебряные, ужо запляшешь!
Оборотень злобно зарычал. Вдруг сквозь волчий вой послышались человеческие слова. Я прицелился, однако палец вдруг отказался нажимать на спуск. Что-то знакомое проглянуло в неясном волчьем силуэте.
— Задунайский?! — Опять подсознание опередило меня.
Оборотень замер.
— Это ты?!
— Йя-у… — провыл волк.
Я рассерженно сплюнул.
— Докатился!
Но «Скорпион» и крест предусмотрительно не опускал, хотя левая рука наливалась свинцом. Крест, казалось весит не менее трех пудов.
Волчья морда слегка очеловечилась.
— Изменник, — укоризненно рявкнул оборотень.
— От такого и слышу, — огрызнулся я.
— Хотел нас всех заманить в ловушку, чтобы разом прикончить?
Я уже успокоился и включил свет. М-да, погром не хуже татарского.
— Дурак ты. Полковник, а дурак.
— Я не полковник, — оскорбился оборотень. — Я волкодлак.
— Вурдалак, — ругнулся я.
Задунайский осатанел. Он вполне готов был опять кинуться на меня. А я… Я торжествовал. Сейчас я убедился окончательно, что судьба хранит меня для великих дел. Ведь под руку мне попался именно томик Пушкина. Ничто иное не отвлекло бы внимание взбешенного начальника технического отдела. Но Пушкина он ненавидел глубоко и искренне. Люто, до самых глубин своей нечистой души. Ведь именно Александр Сергеевич ввел в употребление словечко «вурдалак» почти сразу вытеснившее древнее и благородное слово «волкодлак». Задунайский не мог простить поэту такого оскорбления. Ведь тот плюнул в душу всем честным оборотням…
— Хватит, успокойся, — остановил я его. — Сядем рядком и поговорим ладком. Да превратись ты в человека, хоть руку мне перевяжешь.
Задунайский прорычал нечто ругательное, однако подчинился.
Разговор затянулся, но мне удалось убедить оборотня. Он пообещал продолжать помогать мне. А для себя я тоже сделал вывод. Хватит играть в демократию и жить в обычной квартире. Пора переезжать на предложенную виллу.
ОТВЕТНЫЙ ХОД
Но вскоре, глядя на перепуганного священника, начал испытывать некоторое смятение и я. Дело в том, что легкое шевеление строя помаленьку переросло в откровенный беспорядок, заколебались даже верные из верных — бывшие сотрудники КГБ. Бросив короткий взгляд через плечо я обомлел…
Стоящий рядом со мною Задунайский менялся буквально на глазах. Бледные щеки покрылись густой серой шерстью, челюсти начали вытягиваться, показались внушительные волчьи клыки. Для меня-то они были младенческими зубками, но человека непривычного запросто могли испугать. Полковник отчаянно пытался устоять на ногах, но с каждым мгновением его шатало все сильнее. Волк — не цирковая собачка, служить не приучен. Да и форменные ботинки — далеко не лучшая обувь для волчьих лап.
Ерофей весь сгорбился, закрывая лицо ладонями. Неведомая сила буквально тащила его назад, на беспорядочно столпившихся домовых, овинников, дворовых. Вообще, строй полностью сломался, превратившись в полукруг, центром которого стал несомый священником крест.
Хуже всего пришлось спецам из группы привидений. С тихими проклятиями — стесняться начальства они полностью перестали, и я их вполне понимал — бедные призраки истаивали туманными струйками, растворяясь в воздухе.
Только тогда я осознал, какую яму сам же себе выкопал. Ведь до сих пор мы опирались на нечистую силу. Нечистую! Вот в чем соль. А я вознамерился привлечь ее под светлые ризы православной церкви. Совместить несовместимое. Ведь когда отец Иоанн закончит молебен, от всего моего воинства останется, пожалуй, две души — моя да праведника Зибеллы, которому я разрешил отсутствовать на построении. Горностай на молебне смотрелся бы несколько экстравагантно. Вот он и спал мирно в моем кабинете, охраняя белый телефон с золотым двуглавым орлом вместо диска.
Священник, видя неожиданный и сокрушительный эффект своей молитвы, замер на полуслове. С мужеством отчаяния, я произнес:
— Не волнуйтесь, батюшка, продолжайте.
И сам поразился писклявости собственного голоса. Торопливо сглотнув, откашлялся и повторил более уверенно:
— Продолжайте, святой отец.
Тот послушно кивнул, сжал крест так, что костяшки пальцев побелели, поднял его повыше и мерным шагом двинулся к походному алтарю. Хотя нетрудно было заметить, что ноги плохо слушаются его.
Наконец Волкодлак-Задунайский не выдержал. Хрипло зарычав, он опустился на четвереньки. Матерый волчище бешено завертелся, в стороны полетели китель, брюки, ботинки. Освободившись от одежды, он испустил протяжный, леденящий душу вой, священник так и присел. Волкодлак сверкнул на меня зелеными глазами, я в ответ предупреждающе показал клыки. Тогда оборотень одним прыжком выскочил в окно, только стеклышки зазвенели. Третий этаж его ничуть не смущал.
Следом за ним, грязно ругаясь, кинулись остатки привидений. Я говорю остатки, подразумевая потрепанную телесность каждого из них, а не сократившуюся численность.
Отец Иоанн, побелев как мел, дернулся было к выходу из зала, но я гаркнул:
— Продолжать!
Укрепившись духом, священник принялся читать молитву.
Сильно поредевшие шеренги моего бравого воинства были окончательно сокрушены. Когда священник повернулся к сопровождающему его дьячку, чтобы принять кропило, сдался державшийся до последнего Ерофей. С нечленораздельным воплем он рванул китель так, что пуговицы горохом запрыгали по вощеному паркету, и опрометью помчался к выходу. Хорошо хоть не в окно. Я глядел ему вслед с мрачным удовлетворением.
Amicus Plato, sed magis amico veritas.
Точнее, своя шкура дороже.
В те немногие секунды, пока Ерофея еще можно было остановить, я успел просчитать и взвесить все на много ходов вперед. Наверное, даже «Крей» не справился бы с этой задачей так быстро, но ведь человек — система практически непредсказуемая. ЭВМ, сталкиваясь с подобными проблемами, плывет, как свинья в апельсинах, а человек совершает невозможное сверхусилие. Я отлично знал своих сослуживцев, подчиненных, а главное — начальство. План родился в доли секунды.
Я приказал отцу Иоанну задержаться и вызвал к себе начальника АХЧ. Когда тот прибыл, я широким жестом обвел развешанные по стенам амулеты и обереги.
— Весь этот хлам немедленно вон!
У бедняги отвисла челюсть.
— Это товарищ генерал-порутчик… Господ… Петр Петрович! Да как же! — Он рванул воротник и вытащил ладанку. — Сам ношу! Корень мандрагоры! Иначе сожрут, проклятые, в мгновение ока! И костей не останется!
Я многозначительно поднял палец.
— Вот именно! Мы еще разберемся, по чьему наущению вся эта нечисть пробралась в славные ряды российских чекистов. Мы тщательно разберемся! И каждому воздастся по делам его.
Помутневшие было глаза начальника АХЧ постепенно приобрели осмысленное выражение. Заслышав привычные фразы, он обрел почву под ногами.
— Так точно, будет исполнено.
— Не сомневаюсь… — Я немного помедлил, — …господин полковник.
У того вновь отпала челюсть. Я терпеливо разъяснил:
— Начинайте привыкать к новому титулованию. Слава Богу, миновали проклятые времена всяких там товарище. Защищать свободу и демократию может только истинно свободный человек, господин своей судьбы! — Меня понесло. В подобном состоянии я мог произносить пламенные речи целыми часами. Конечно, я выбрал крайне рискованную тему. Если сорвусь — сразу и насмерть. Отчаянная попытка взять в свои руки вырвавшиеся из-под контроля события. Я рискованно помчался вперед, чтобы опередить всех. Если не угадаю направления — попаду под трибунал, зато и выигрыш может оказаться непомерно велик. — Чтобы я больше не слышал ничего подобного! Вы мне еще ляпните: «Служу Советскому Союзу!» Да я вас!.. Мы служим Родине! России то есть! Понятно?!
Полковник вытянулся в струнку.
— Так точно, господин генерал!
Я удовлетворенно кивнул.
— То-то. Как только закончите очистку, зайдите ко мне за новыми указаниями.
Я глубоко вздохнул и вытер пот со лба. Теперь предстояла гораздо более сложная задача — склонить к сотрудничеству отца Иоанна.
На это ушла масса времени и сил, но я справился. По ходу дела родилась безумная до гениальности идея форменной ленты для наперсного креста со знаками различия. Орденской лентой никого не удивишь, зато мундирной… В свое время мы ведь превосходно отличали старшего политрука от армейского комиссара, так почему дьякон не должен отличаться от епископа? А коль скоро Министерство Безопасности — организация военная, так и форма должна быть своя, отличная от одежд черного и белого духовенства. Не эполеты же им на рясы цеплять?! А вот форменная лента со звездами… простите, с орлами, это великолепно! В конце концов отец Иоанн меня понял. ведь печемся мы об одном и том же — о нравственном здоровье народа. Он пообещал мне всемерную поддержку и помощь и ушел, окрыленный перспективой производства в полковники. А то и генерал-рэкетмейстеры. Что-то, а сей нехитрый прием я освоил в совершенстве, с блеском. Благо на мне самом его не раз пробовали.
Но вообще-то изрядный болван этот священник. Неужели он все принял за чистую монету? Не для того я строил здание, чтобы собственными руками разобрать его по кирпичику. Нет, мне с православными не по пути. Не оттого, что они исповедуют христианство, а из-за из моральных установок. Слишком чисты. То ли дело иезуиты. Им разрешено и предписано действовать во славу ордена. AMDG. Мне нужны вампиры и привидения — они будут у меня работать. Мне нужны священники, мирящиеся с вампирами — я их найду. А вы-то подумали… Такой выход был бы примитивен…
Начальник АХЧ уже дожидался меня. Я прихватил с собой адьютанта, обратив внимание на его несколько блеклый вид, хотя не придал этому значения. Мы разговаривали с полковником, а я тем временем диктовал адьютанту приказ «Очередныя задачи Белаго Движения». Ну не силен я в старой орфографии, не силен! Что поделаешь. Принимайте меня таким, каков я есть. Впрочем, на адьютанта даже мои познания произвели впечатление. А еще больше — способность делать два дела сразу. Но если это доступно какому-то Юлию Цезарю, то генералу госбезопасности и подавно.
Первым делом я приказал сорвать вызывающий лозунг «На страже Советской Родины». Не знаю такой! Нету! Кончилась! Имеется Великая Единая Неделимая Россия! Только и только она! Впрочем, чтобы не возникало сомнений, полковник в мгновение ока организовал плакат «Православие, Демократия, Россия», изящно декорировав его трехцветными лентами. Это стало для меня настоящим сюрпризом — оказывается ему не чуждо прекрасное. Что же до остального, то меня нимало не удивила скорость перекрашивания. Работавшим в полном согласии с установками очередного судьбоносного и неизменно истерического пленума не составит труда и такой кульбит.
Тем не менее он подкачал — вновь удивился, когда я приказал установить походный киот прямо в своей приемной. С изображением Георгия Победоносца и обязательной лампадой.
А шустрый адьютант записывал указания о порядке ношения форменных нательных крестов. Только серебряные! В этом заключался глубокий смысл. Мы должны исключить разлагающее влияние роскоши. Золото недопустимо. В то же время следует учитывать специфику опасной работы. Простой кипарисовый крестик на суровой нитке видится мне недостаточно действенным амулетом… то есть защитным средством. Против нас выступит злобнейшая нечисть. Отборная. Натренированная. Беспощадная. Лишь очищающее влияние благородного серебра способно побороть бесовские чары.
Теперь форма. Это же безобразие, а не форма! Черный френч с накладными карманами и галифе. Трехцветный шеврон. Щиты с эмблемой черепа. Белая фуражка. Чуть не забыл, конечно же офицерский стэк. Только так, через «э». И подстричь всех, немедленно подстричь!
Личные дела бывших сотрудников Пятого и Девятого Управлений в мой компьютер, я сам буду проводить отбор кадров.
Обеспечить каждого сотрудника карманной библией. Организовать курсы изучения церковнославянского.
Чтобы к понедельнику не осталось ни одного нехристя. Организованно, строем в церковь. Отец Иоанн поспособствует, окрестит весь личный состав без ненужных формальностей.
Подготовить настольное руководство. Шпренгер-Инститорис, «Молот ведьм». Противника надо знать в лицо!
Отпустив измученных, падающих с ног офицеров, я позволил себе расслабиться на одну секунду, только на одну. Предстояло еще переделать массу дел.
Дрожащей рукой я вытер взмокший лоб и невольно вскрикнул. Мне померещилось, будто невидимка резанул меня по лицу бритвой. Подскочив к зеркалу, я убедился, что так оно и есть — поперек лба протянулась кровавая ссадина. Как мог проникнуть покушавшийся в кабинет, защищенный от всякого магического воздействия?!
Ч-черт! Совсем забыл, что ведь сам приказал снять все амулеты. Неужели за мной охотятся и уловили минутную слабость в защитной броне? Ведь уже завтра распятие и святая вода оборонят меня не хуже, а, может, и лучше всех талисманов.
Я стиснул кулаки и снова вскрикнул, ощутив резкий укол в правую ладонь. Квадратными глазами я уставился на собственный мизинец. Ноготь подозрительно вытянулся и скрутился трубочкой, да и сам палец как-то подозрительно онемел.
Навели порчу! Дознаюсь кто — с землей смешаю. Но это после. Пока на личное нет времени. Я аккуратно срезал мешающий коготь и спустил его в раковину, чтобы никакой колдун не смог им воспользоваться. Хуже, наверное, только вынутый след. И что-то мне этот ноготь напомнил. Что-то я видел совсем недавно…
Но отдохнуть мне не привелось. Едва я снова обосновался в кресле, как словно бомба взорвалась над столом. Маршал буквально клокотал, точно перекипевший чайник.
— Что происходит?! — сразу завопил он, не тратя времени на околичности.
Я сглотнул и внутренне перекрестился. Начинается главное испытание. Держаться. Держаться до последнего.
— Готовится реорганизация Тринадцатого Управления. Я не понимаю, что в этом значительного и неожиданного.
Маршала, казалось, удар хватил.
— Р-разогнал весь личный состав и спрашивает, что значительного?
Я пожал плечами.
— Вам ведь уже сообщили, что мы обнаружили на базе?
— Ну? — Маршал вздернул голову, как норовистый конь, на всем скаку осаженный уздой.
— Неужели вы полагаете, что мы сможем вурдалака сражаться против вурдалака? Привидение — против привидения? Дракона — против дракона? Я готов побиться об заклад, что они объединятся, чтобы вместе обрушиться на нас. Совершенно в этом не сомневаюсь. К сожалению, наши заклятые друзья из ГРУ…
— ГРУ?! — перебил меня маршал.
— Конечно.
— Но это же измена!
— Разумеется.
— Доложить наверх.
— Чтобы высмеяли?
— Что тогда делать?
— Они опередили нас. — Я не преминул подпустить ядовитую шпильку. — Только потому, что у меня были связаны руки. Кто посадил мне на шею «патриотически настроенных домовых и „наиболее сознательных леших“? Я сразу говорил, что следует обращаться к волкодлакам, упырям, умертвиям!
Маршал подозрительно прищурился.
— Что-то не припомню.
— Соответствующая докладная находится в архиве. С вашей визой и отказом.
— Даже так?
— Конечно. — Я твердо усвоил принцип «лучшая оборона — наступление» и не давал противнику передышки. Рискованно садиться верхом на бешеного тигра, но свалиться с него — вообще неминуемая смерть. — Нам еще предстоит разобраться в истоках вредительства.
Слово было произнесено. Фельдмаршал тоже, кажется, растерялся. Даже пенсне как-то жалко перекосилось. Однако он опомнился, сказывается многолетний опыт тайных баталий.
— Вот ты какой… Прыткий… Не ожидал, не ожидал… По крайней мере так скоро. — Он задумчиво покусал губу. — И, разумеется, рапорт уже отправил.
— Конечно, — с готовностью подтвердил я.
— Ваши действия… господин генерал?
Я еще раз мысленно перекрестился.
— Восстановление исконной русской православной веры. Изгнание всей и всякой нечисти. Духовное возрождение и очищение. Православие — Демократия — Россия, — мне вспомнился лозунг находчивого полковника.
Маршальская голова задумалась, потом кивнула.
— В этом что-то есть. Но не превратимся ли мы во врагов нами же созданному?
Торжествующая улыбка все-таки проступила на моих губах, потому что пенсне возмущенно возмущенно блеснуло.
— Как раз нет! Если мы избавимся от нескольких неврастеников и по-настоящему подозрительных личностей, это отнюдь не означает ликвидации структуры, а тем более системы. наоборот, очистившись, она многократно усилится.
— Интересно…
— Более того, я намерен резко расширить наши ряды и прошу вас добиться увеличения бюджета Тринадцатого Управления как минимум вдвое.
Маршал довольно оскалился.
— Но как столь специфический контингент уживется со священниками? Я уже наслышан о сегодняшнем скандале.
— А это уже моя забота. В конце концов ведь я специалист по колдовству.
— Ну-ну…
В этом неопределенно мычании смешались скепсис и угроза, не поймешь чего больше.
— Но мне потребуется ваша помощь.
— Ин-те-рес-но, — по слогам отчеканил фельдмаршал. — В чем же именно?
— Я намерен вызвать несколько духов. Но лучше всего это получится, если в моем распоряжении будут личные вещи покойников.
Фельдмаршал скривился.
— И только-то? Распорядитесь, доставят.
Я патетически воздел руки.
— Если бы так просто.
— В чем же трудность?
Пришлось быстро написать на листочке ряд фамилий. Произнести их вслух я не решился. Листок я показал висящей в воздухе голове. Да, сегодня день моего триумфа! Второй раз пенсне соскочило с носа фельдмаршала. Полные щеки запали, усики резко проступили на побелевшем лице.
— Вы далеко пойдете, господин генерал, — после долгой паузы произнес фельдмаршал. — Если кто-нибудь вас не остановит, вы совершите потрясающую карьеру. Теперь я вижу, какими недальновидными слепцами мы были. Впрочем, кое-чего не предусмотрели и вы…
— Чего? — флейтой взвизгнул я.
— Это вы и сами скоро узнаете.
Голова медленно растаяла. Как всегда последнее слово осталось за ним.
* * *
Похоже, сегодняшние события перевозбудили меня, потому что я потерял всякую осторожность. Отпустил адьютанта еще на улице и один поднимался к себе домой, погруженный в тяжкие раздумья. Как-то еще обернется моя затея? Машинально достал ключи, защелкал замком.Почуял нечто неладное, однако не придал значения и смело шагнул в прихожую. Как только дверь закрылась за мною, что-то тяжелое рухнуло на плечи, смрадное дыхание обдало лицо. Я крепко схватил напавшее «нечто», и пальцы ощутили жесткую звериную шерсть. А потом мы опрокинулись и кубарем полетели из прихожей, увлекая за собой все встречающееся на пути. Острые зубы лязгнули над самым ухом, и я с трудом оттолкнул волчью морду, уже прицелившуюся к моему горлу. Откуда здесь волк?!
Зверь глухо зарычал и в остервенении рванул рукав. Острая боль парализовала мою левую руку, кровь так и брызнула! Я взвыл не хуже волка и дарил кулаком прямо в нос противнику. Тот обиженно взвизгнул и отлетел в сторону, только глаза зловеще сверкали в темноте.
Я судорожно царапал кобуру, пытаясь выхватить «Скорпион», но как назло крышка не поддавалась. Волк снова прыгнул. Я встретил его ударом ноги, отшвырнув прямо на телевизор. Звон и грохот! Слава Богу, за время работы я успел кое-чему научиться и теперь был уже не тем розовым идеалистом. Иначе я давно лежал бы мертвым. Матерый волчище загрыз бы меня в минуту.
Но была в его поведении какая-то неуверенность. Просто волка мои удары давно уложили бы на месте, а этот снова прыгнул на меня. Хотя и после изрядной заминки, что было явно неправильно. Мой удар пришелся в воздух, и мы с треском врезались в книжную полку. Схватив первую попавшуюся под руку книгу, я треснул волка по башке. Он взвыл и к моему величайшему удивлению обрушился на невинный томик, выхватил его у меня из руки и принялся терзать. Лишь сейчас я заметил, что волчьи глаза светятся фиолетовым гнилушечным светом.
Я быстро перекрестил ворога, и оборотень жалобно взвизгнул, точно его коснулось раскаленное железо. Так то! Застонав от боли в разодраной руке, я торопливо достал нательный крестик и выставил его перед собой. Призрачная, но несокрушимая защита!
Оборотень, разорвав книгу, вновь повернулся ко мне. Однако не посмел броситься, крест остановил его. А я тем временем справился с непослушной кобурой, и пистолет сам прыгнул в ладонь.
— Ну, сейчас получишь! — торжествующе посулил я. — Пули-то серебряные, ужо запляшешь!
Оборотень злобно зарычал. Вдруг сквозь волчий вой послышались человеческие слова. Я прицелился, однако палец вдруг отказался нажимать на спуск. Что-то знакомое проглянуло в неясном волчьем силуэте.
— Задунайский?! — Опять подсознание опередило меня.
Оборотень замер.
— Это ты?!
— Йя-у… — провыл волк.
Я рассерженно сплюнул.
— Докатился!
Но «Скорпион» и крест предусмотрительно не опускал, хотя левая рука наливалась свинцом. Крест, казалось весит не менее трех пудов.
Волчья морда слегка очеловечилась.
— Изменник, — укоризненно рявкнул оборотень.
— От такого и слышу, — огрызнулся я.
— Хотел нас всех заманить в ловушку, чтобы разом прикончить?
Я уже успокоился и включил свет. М-да, погром не хуже татарского.
— Дурак ты. Полковник, а дурак.
— Я не полковник, — оскорбился оборотень. — Я волкодлак.
— Вурдалак, — ругнулся я.
Задунайский осатанел. Он вполне готов был опять кинуться на меня. А я… Я торжествовал. Сейчас я убедился окончательно, что судьба хранит меня для великих дел. Ведь под руку мне попался именно томик Пушкина. Ничто иное не отвлекло бы внимание взбешенного начальника технического отдела. Но Пушкина он ненавидел глубоко и искренне. Люто, до самых глубин своей нечистой души. Ведь именно Александр Сергеевич ввел в употребление словечко «вурдалак» почти сразу вытеснившее древнее и благородное слово «волкодлак». Задунайский не мог простить поэту такого оскорбления. Ведь тот плюнул в душу всем честным оборотням…
— Хватит, успокойся, — остановил я его. — Сядем рядком и поговорим ладком. Да превратись ты в человека, хоть руку мне перевяжешь.
Задунайский прорычал нечто ругательное, однако подчинился.
Разговор затянулся, но мне удалось убедить оборотня. Он пообещал продолжать помогать мне. А для себя я тоже сделал вывод. Хватит играть в демократию и жить в обычной квартире. Пора переезжать на предложенную виллу.
ОТВЕТНЫЙ ХОД
Предпринятая мною переориентация Тринадцатого Управления конечно же сказалась на его работе. Просто не могла не сказаться. Но утверждать, что все сразу встало с ног на голову было бы неверно. Последовал достаточно длительный период привыкания и притирания, хотя перемен оказалось не больше, чем после памятного августа во всей нашей организации. Власти приходят и уходят, а госбезопасность остается. И новой власти она, наверное, нужна еще больше, чем старой, потому что она, новая власть, пока не слишком прочно стоит на ногах и нуждается в поддержке, в твердой руке… Впрочем, я немного отвлекся.
Практически все остались на своих местах, Стараниями Волкодлака-Задунайского удалось даже исполнить мой не вполне продуманный приказ (каюсь, грешен) о поголовном крещении. Не знаю, чего он добавил в купель, но мне пришлось долго уламывать отца Томаса, чтобы тот позволил это сделать. Только преподнеся ему наперсный крест на узорчатой ленте с генеральскими позументами, сумел я уговорить упрямого епископа. Мог бы сговорчивее быть, помня прошлое… С нательными крестами оказалось гораздо проще — фальшивое серебро.
Зибелла, после недолгих колебаний, решил сменить теплое и сытное место моего телохранителя на суровый хлеб рядового сотрудника Технического отдела. Чем его приворожил Задунайский — ума не приложу. Или он от меня сбежал? Не хотелось бы так думать… Но в самое короткое время Зибелла стал непревзойденным специалистом по установке клопов, жучков и прочей технической энтомологии. Его талант засверкал новыми гранями. А уж всеобщим любимцем горностай умел заделаться всегда.
Гораздо худший сюрприз поднес Ерофей. Он наотрез отказался работать у меня дальше. Не помогли ни уговоры, ни упреки, ни посулы, ни даже угроза военного трибунала.
— Хочу уволиться, жить в деревне, сено косить.
— Ты что, спятил? — Я не мог скрыть раздражения.
— Пусть так — спятил.
— Ну, как знаешь.
— Зачем держать? — вставил Задунайский. — С подобными настроениями он принесет нам больше вреда чем пользы.
— Слушай новых друзей, — непонятно добавил Ерофей. — Они тебя научат…
— Я сам решу, — отрезал я.
Быстренько подготовили приказ об увольнении из рядов, взяли положенные расписки, ровным числом шестьдесят восемь, и отпустили домового с миром, хотя я нутром чуял — хлебнем мы горя с этим правдолюбцем. Отпустили — что я мог еще для него сделать? Но на всякий случай я приказал Зибелле получше оснастить Ерофееву избушку портативными микрофонами.
А потом со спокойной совестью вернулся к делам текущим.
Бурная деятельность развернулась сразу по трем расходящимся направлениям. Опасная тенденция — занимаясь одним, рискуешь упустить другое, не менее важное. А когда все три выглядят одинаково важными и вовсе становишься в тупик.
Первое — реорганизация и доукомплектование Уравления. Мы быстро избавились от всяких там домовых, банных и прочей нечисти. Существа, неспособные понять святая святых — воинскую дисциплину, — они только вносили разлад и перебои в работу отлично смазанного механизма. С помощью Задунайского мы быстро заполнили образовавшиеся вакансии. Да и четыре моих новых заместителя неплохо потрудились. Хотя, откровенно признаться, поначалу оторопь брала при встрече с синевато-бледным вампиром, порхающим возле окна, либо с умертвием. Однако новые сотрудники показали себя исполнительными, пунктуальными работниками, и в запутанных было делах вновь воцарился отменный прядок. Одновременно пришлось внести ряд изменений в структуру Управления.
Практически все остались на своих местах, Стараниями Волкодлака-Задунайского удалось даже исполнить мой не вполне продуманный приказ (каюсь, грешен) о поголовном крещении. Не знаю, чего он добавил в купель, но мне пришлось долго уламывать отца Томаса, чтобы тот позволил это сделать. Только преподнеся ему наперсный крест на узорчатой ленте с генеральскими позументами, сумел я уговорить упрямого епископа. Мог бы сговорчивее быть, помня прошлое… С нательными крестами оказалось гораздо проще — фальшивое серебро.
Зибелла, после недолгих колебаний, решил сменить теплое и сытное место моего телохранителя на суровый хлеб рядового сотрудника Технического отдела. Чем его приворожил Задунайский — ума не приложу. Или он от меня сбежал? Не хотелось бы так думать… Но в самое короткое время Зибелла стал непревзойденным специалистом по установке клопов, жучков и прочей технической энтомологии. Его талант засверкал новыми гранями. А уж всеобщим любимцем горностай умел заделаться всегда.
Гораздо худший сюрприз поднес Ерофей. Он наотрез отказался работать у меня дальше. Не помогли ни уговоры, ни упреки, ни посулы, ни даже угроза военного трибунала.
— Хочу уволиться, жить в деревне, сено косить.
— Ты что, спятил? — Я не мог скрыть раздражения.
— Пусть так — спятил.
— Ну, как знаешь.
— Зачем держать? — вставил Задунайский. — С подобными настроениями он принесет нам больше вреда чем пользы.
— Слушай новых друзей, — непонятно добавил Ерофей. — Они тебя научат…
— Я сам решу, — отрезал я.
Быстренько подготовили приказ об увольнении из рядов, взяли положенные расписки, ровным числом шестьдесят восемь, и отпустили домового с миром, хотя я нутром чуял — хлебнем мы горя с этим правдолюбцем. Отпустили — что я мог еще для него сделать? Но на всякий случай я приказал Зибелле получше оснастить Ерофееву избушку портативными микрофонами.
А потом со спокойной совестью вернулся к делам текущим.
Бурная деятельность развернулась сразу по трем расходящимся направлениям. Опасная тенденция — занимаясь одним, рискуешь упустить другое, не менее важное. А когда все три выглядят одинаково важными и вовсе становишься в тупик.
Первое — реорганизация и доукомплектование Уравления. Мы быстро избавились от всяких там домовых, банных и прочей нечисти. Существа, неспособные понять святая святых — воинскую дисциплину, — они только вносили разлад и перебои в работу отлично смазанного механизма. С помощью Задунайского мы быстро заполнили образовавшиеся вакансии. Да и четыре моих новых заместителя неплохо потрудились. Хотя, откровенно признаться, поначалу оторопь брала при встрече с синевато-бледным вампиром, порхающим возле окна, либо с умертвием. Однако новые сотрудники показали себя исполнительными, пунктуальными работниками, и в запутанных было делах вновь воцарился отменный прядок. Одновременно пришлось внести ряд изменений в структуру Управления.