Я застучал сильнее.
— Открывай, бабка! А то избу по бревнышку раскатаю.
С некоторым запозданием скрипучий недовольный голос откликнулся:
— Кто там?
— За советом прибыл.
Опять пауза. Спит, что ли?
— Кто там? Назовись, гость незванный!
Я так и полыхнул огнем, аж мох затрещал. Баловать вздумала, старая!
— Слушай, красавица. У меня здесь обойма с серебряными пулями, и я твою хибару насквозь прошью. А на вертолете — пара ракет. Надолго запомнишь, как со мною шатки шутить!
Бабка надсадно закашлялась, потом недовольно проворчала:
— Заходи.
Розовым светом мигнул прямоугольник на стене прямо у меня под носом, и спустя малое время обрисовалась низенькая дверь. Чего удивляться — магия. Я, едва не стукнувшись о притолоку, решительно шагнул внутрь.
Внутри избушка оказалась именно такой, как я ее себе представлял. Почернелые от времени и копоти стены, кряжистые лавки и стол, заваленный корешками, травками, сушеными гадюками. Объемистый котел в печи булькает, распространяя неаппетитные запахи.
Бабка копошилась возле печки, ловко орудуя ухватом и метлою. И она полностью соответствовала заранее нарисованному образу. Низенькая и неопрятная, как ее избушка, из-под черного платка свирепо поблескивают красными угольками глазки. Завидев меня, бабка попятилась.
— Свят, свят…
Я невольно отмахнулся.
— Кончай! Не тебе, бабка, креститься.
Пока суть да дело, колдунья справилась с оторопью и сварливо спросила:
— Зачем потревожил, избушку едва не развалил?
— Совета хочу.
— Совет просят.
— Просят по-разному. Я попросил вежливо.
— А ты можешь по-иному?
— Не попадайся мне на узкой дорожке, не то впрямь узнаешь, как могу.
— Это верно, — согласился бабка странным тоном. — Ты ох как можешь. Так какой совет тебе надобен?
Я приосанился.
— Я многое могу, однако будущее для меня сокрыто непроницаемой завесой. Можешь ты предсказать его?
Бабка пожевала отвислую нижнюю губу.
— Отчего… Могу.
— Ну, и еще несколько мелких вопросов.
— Ты же сам мнишь себя волхвом.
— У каждого свой талант. И свежий глаз может заметить то, чего я не различаю, насмотревшись каждый день.
— Может ты и прав. Попытаюсь тебе помочь, хотя и не доставит мне это удовольствия.
Я прямо рухнул, где стоял, от такой наглости. Впрочем, если успокоиться и трезво оценить ее слова, бабка не выходит из рамок общего ко мне отношения. Что-то внутри меня в последнее время сильно изменилось, если один мой взгляд внушает неодолимый ужас всем окружающим.
— Ладно, — согласился я. — Давай.
— Погоди, не спеши, — прервала она. — Мои советы дорого стоят.
— Вот уж, что меня не смущает, — ухмыльнулся я. — Заплатить я могу сколько угодно и чего угодно.
— Как сказать. Может как раз этого у тебя и нет.
— Чего нет? — насторожился я.
— За свои советы я возьму сущую малость, ты и не заметишь…
Знаем мы эти песни. Я в лоб спросил:
— На душу намекаешь?
Бабка обрадовалась.
— На нее, родимый.
— Согласен.
— Погоди соглашаться, прыткий. Есть ли она у тебя?
Я потряс головой.
— Не городи чепуху. Вот крест святой, как же я, бездушный, носить его могу? Он бы меня со свету сжил.
Бабка вновь пожевала губу.
— Не знаю.
— Не тяни время! — взорвался я. — Мой первый вопрос: где мне найти драконов. Сама знаешь, о ком я говорю. Те, трое.
— Знаю, — окладисто кивнула она. — Драконы гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь.
Я насторожился.
— Не темни. Я не желаю загадки разгадывать.
— Не ищи того, кто сам тебя ищет. Я провижу будущее. Ты встретишься с ними и очень скоро.
— Пусть так, — кивнул я. — Вопрос второй: что со мной происходит?
Бабка язвительно улыбнулась.
— Ты сам учил других: в бою дайте выход дикарю, который спит внутри вас.
— Говорил такое.
— А теперь ты стараешься своего дикаря усыпить.
— Не-ет.
— Вот потому они и шарахаются, что некогда разбуженный продолжает буйствовать.
Признаться откровенно, она меня поставила в тупик и слегка напугала.
— Не тяни резину… Признавайся! То есть говори.
Бабка почесала в затылке.
— Ну что, котик, покажем?
На печи кто-то громко мурлыкнул. Я так и подпрыгнул, схватившись за кобуру. Но это оказался всего лишь рослый черный котище. Его глаза шарахнули, как два криптоновых лазера, и он проворчал недовольно что-то явно ругательное.
Я ощерился.
— Не забывайся!
Кот мерзко фыркнул, но бабка успокоила:
— Не злись… Ведь у… человека… несчастье. Разве мы откажемся ему помочь?
Кот сварливо мявкнул.
— Не спорь, — бабкин голос затвердел. — Давай сюда. Может, еще не поздно.
Котяра сдался. Он закопошился у себя н печи, и из темноты выплыло большое зеркало в резной раме. Оно плавно опустилось бабке на колени. Та ловко подхватила зеркало, рукавом обмахнула пыль и паутину, поставила зеркало на лавку у стены.
— Любуйся. Оно тебе всю правду покажет.
Я не без опаски приблизился.
Зеркало древней работы, явно веницейское. Стекло хрустальное, судя по блеску. Рама ореховая, резная, очевидно менее старая, чем само зеркало. Поверху рамы пущены буквы славянской вязи. Господи, до чего я докатился, сам с собой заговорил языком протокола осмотра места происшествия.
Я нагнулся, чтобы прочитать загадочную надпись. Буквы с трудом складывались в слова, хотя надпись оказалась предельно короткой. «Себя зерцало». Интересно. Намек? Я поглядел в зеркало.
В черном поблескивающем провале сначала ничего не отразилось. Словно бы и не стоял я перед зеркалом. Пришлось прищуриться и напрячь глаза, все-таки в избушке было темновато. Я видел самого себя. Ничего сверхъестественного. Нормальный генерал-порутчик госбезопасности. Немного помятый и закопченный, но в остальном вполне ординарный.
— Дуришь мороками? — зловеще осведомился я. — Не промахнись.
— Не спеши, еще увидишь, — в голосе бабки я уловил вполне отчетливое ехидство. Это первая, внешняя оболочка.
— Ты хочешь сказать, будет еще внутренняя?
— Конечно. И не одна.
— Я что, матрешка, по-твоему?
— Человек. А человек — штука очень сложная. На первый взгляд не определишь, кто там внутри. Частенько и на второй взгляд тоже.
Я пожал плечами и снова повернулся к зеркалу.
Облик бравого военного подернулся блеклой синеватой дымкой, слегка засветился. Это свечение мешало разобраться, кто же там появился. я мог различить только исказившиеся черты лица… Невольно попытался потереть зеркало ладонью, однако когти бесполезно скребнули по стеклу. Это неприятное верезжание заставило меня вздрогнуть, и тотчас изображение в зеркале стало четким…
Я невольно отпрянул. Что угодно, только не это…
Налитыми кровью глазами я отыскал бабку.
— Чары наводишь? Ты хоть соображаешь, с каким огнем играешь?
Клубы сернистого дыма совершенно заполнили избушку. Кот недовольно пискнул.
— Я ведь предупреждала, что тебе не понравится, — сухо ответила бабка. — Но я здесь не при чем. Неча на зеркало пенять…
— Коли рожа крива?! — взвился я, больно ударившись макушкой о низенький потолок.
— Написано ведь: «Себя зерцало». Чего же ты хочешь?
Скрежеща клыками, я схватил зеркало, намереваясь шарахнуть его об пол, расколотить вдребезги, в пыль, растоптать и уничтожить, чтобы никто больше не увидел. Однако непонятная сила удержала руку, словно лютая стужа заморозила кровь в жилах. Отражение сковывало и притягивало, как взгляд Медузы-Горгоны. Я окаменел… Из зеркала на меня глядел дракон.
Собрав в кулак все самообладание, я заставил дрожащее от ужаса тело повиноваться, подавил инстинктивное желание бежать, сломя голову. Не показать смертельного испуга, не дать ему овладеть собой. Я не успел просчитать события, но понимал, что паника окажется гибельной.
Удар я получил сокрушительный, однако выдержал. Спорить я не пытался потому что наконец-то поверил в справедливость надписи на раме. «Себя зерцало». Тут не поспоришь. И не следует ссылаться на Козьму Пруткова. «Не верь глазам своим…» Если видишь дракона, значит, перед тобой и есть дракон.
Облизнув враз пересохшие губы, я хрипло спросил:
— А где остальное?
Бабка непонимающе уставилась на меня. Я откашлялся и повторил:
— Что это мое истинное «я» — понятно. Но ты обещала, что под внутренним обликом откроется истинная суть. Где она?
Вот теперь бабка не на шутку перепугалась. Похоже, она рассчитывала избавиться от меня, показав дракона. Не на того напала!
Колдунья исподлобья оглянулась. Потом покопалась в травяных залежах на столе.
— Если настаиваешь — получай. Но не обессудь.
Я от души рассмеялся.
— Не пугай, надоело. Теперь мне вообще ничего не страшно. Пусть другие боятся! Вот он, я!
Не отвечая, старуха швырнула пучок пряно пахнущей травы прямо в зеркало. Я невольно отстранился, ожидая, что трава отскочит мне прямо в… лицо. Но неожиданно пучок канул в черноту, словно не стекло там было, а прорубь. В зеркале что-то колыхнулось, фигуру дракона окутало багровое пламя. Я болезненно поежился, как будто это меня окутал колдовской огонь. Очень быстро сполохи залили все зеркало, казалось, они вот-вот вырвутся наружу, сжигая все вокруг. Я покрепче стиснул зубы.
Понемногу разгул адского пламени начал стихать, зеркало вновь почернело. Я напряженно вглядывался в него, ожидая появления очередного образа. Увы. Он так и не возник. В непроницаемой черной глубине метался багрово-красный силуэт, никаких деталей, никаких подробностей. Только скорченный язык огня.
— Что скажешь на это, старая лгунья? — Я криво усмехнулся. — Готов побиться об заклад на что угодно, но в саламандры ты меня не запишешь. Отказала твоя колдовская штучка.
Старуха была озадачена не меньше меня.
— Ничего не понимаю, — промямлила она. — Никто не может оказаться сильнее зерцала. Никто не может спрятаться от зерцала. Ведь это значило бы оказаться сильнее самого себя и скрыться от самого себя. А этого не может быть…
— Потому что не может быть никогда, — недовольно закончил я.
— Хватит. Теперь поговорим о будущем…
— Нет! — с неожиданным пылом отрезала старуха. — Я тебе более ничего не скажу. Довольствуйся увиденным.
— Неповиновение власти? — задумчиво спросил я.
— Зерцало показало, что с тобой связано нечто ужасное. Я не хочу навлекать на себя проклятие, пытаясь открыть это будущее.
— Даже рискуешь отказать дракону?
— Да.
Я озадаченно примолк. Потом еще раз вгляделся в зеркало.
И мое сердце оледенело. Лишь теперь я осознал, что в пляске языков огня таилось нечто. Я вдруг превратился в маленького мальчика, которому предстояло войти в темную комнату, каждый угол которой страхом. Именно так: не таил в себе страх, а сам был страхом. На меня надвигалось непонятное, всеобъемлющее, ужасное. Само воплощение ужаса.
И я завопил.
Впрочем, после первого же истеричного взвизга я опомнился и прикусил язык. Красный словно помидор я недовольно буркнул:
— Пожалуй, я пойду.
— Как знаешь, — покладисто ответила старуха. — Только помни, что скоро тебя ждет неприятная встреча.
— Ничего. Переживем. Предупрежден — значит вооружен.
Я уже повернулся было к двери, но спохватился.
— А зеркало я заберу с собой.
— Как? — растерялась старуха. Кот разразился градом непристойных мявов.
— Конфискую.
— Нет!
— Уймись, старая. Я не собираюсь красть его. Просто одолжу на время и верну назад, когда надобность в нем минет. Должен ведь я узнать, кто на меня работает. А то живешь и не подозреваешь, какая рядом таится ехидна.
Колдунья вскинулась, но я оттолкнул ее.
— Хватит! Я же сказал — верну.
Кот прыгнул мне на шею. Пришлось схватить мерзкое животное за хвост и кинуть обратно на печку. Не дожидаясь новых нападений, я пробился к выходу из избушки и опрометью кинулся к вертолету.
С непривычки довольно жутковато лететь в вертолете, которым управляют гремлины. Скромные, смышленые, работящие создания не любят показываться на глаза человеку и предпочитают скрываться внутри опекаемого механизма. У технологических бесей, как и у обыкновенных, существует узкая специализация, однако за счет сложности современной техники, гремлинов куда больше, чем обычных бесей. Моторные, топливные, радиолокационные. Аналоги домового, банного, овинного. Каждый следит за своим участком, ревниво охраняя его от посторонних посягательств. Однако, если найти с ними общий язык, то механизм начнет работать безукоризненно. Мы с Ерофеем взялись решать проблему не с того конца. Разумеется, если отрубить голову, то проблема зубной боли разрешится радикально, раз и навсегда. Но не менять же дантистов на палачей… С помощью Задунайского мне удалось договориться с гремлинами, крест животворящий действовал на них так же, как на прочую нечисть. Трудились не за совесть, а за страх, и потому сомнений не возникало. Но, повторяю, иногда мурашки по коже бегают, когда видишь, как шевелится сам по себе штурвал, самостоятельно переключаются тумблеры. Хорошо еще Оберст время от времени наводит порядок. Разумный, строго дозированный террор
— мудрейшее изобретение. Кстати, кличка оказалась пророческой. Мы его уже произвели в ефрейторы, глядишь лет через двести дорастет и до полковника.
Я откинулся на спинку кресла, тяжко вздохнул и отер лоб. руки продолжали мерзко подрагивать. Я никак не мог отойти от психологического шока. Но с колдуньей придется разобраться. И с котом тоже. Кот Золотой Хвост… С чего вдруг вспомнилось?
Я протер глаза. Какая-то соринка противно зудела, мешая безмятежно отдыхать. И подскочил, больно ударившись макушкой о бронестекло. В обзорном зеркале маячила неяркая желтая точка. Погоня! Непонятно, как я сумел засечь ее раньше радиолокационного. Придется разобраться… Однако тут же запищал компьютер системы управления огнем, сообщая, что цель обнаружена, опознана и захвачена системой наведения.
— Отлично, парни! — бодро произнес я, хотя на самом деле чувствовал себя совсем не здорово. Не то, чтобы предстоящая драка пугала, я уже привык. Скверно, что от меня мало что зависит, придется покорно следить за работой оружейного и ракетного.
Из рулевой колонки высунулась крошечная рогатая головка и вопросительно посмотрела на меня, задорно поблескивающими глазенками-бусинками.
— Атакуем! — приказал я, понадежнее устраивая «Себя зерцало». Не приведи Бог разобьется.
Вертолет резко заложил правый вираж, турбины взвыли. Я различил, как настороженно зашевелились рыльца спаренной пушки. Молодцы, не стоит пока швыряться ракетами.
Кр-р-р-р… Точно полотенце разодрали. В ночную темень метнулись светящиеся полоски трассеров. Вдали полыхнуло. Великолепно! Попадание с первого выстрела.
Но в тот же миг мой восторг улетучился.
Тусклый желтый огонь приблизился! В том, что очередь попала в цель, я не сомневался. Но вреда она не причинила никакого.
Пока оружейный озадаченно размышлял над ситуацией, противник оказался совсем рядом, стрелять второй раз было поздно. Однако враг почему-то бездействовал. Мимо нас промчалась бесформенная серая туша, едва освещенная тусклыми желтыми фарами. Что это было я разобрать не успел.
— Огонь на поражение! — приказал я оружейному. — Всеми средствами!
Взвыли моторы, машинный позабыл про безмятежное прогулочное фланирование и заложил боевой разворот, форсируя турбину. Но противник тут же развернулся нам навстречу.
На сей раз оружейный не поскупился! Пушки залились истерическим лаем, выплевывая снаряд за снарядом. С бортовых пилонов сорвался добрый десяток ракет подобно рою метеоров.
Багровое зарево залило полнеба. Оружейный был первоклассным спецом, однако все его хозяйство оказалось бессильно. Фары противника засветились ярче — от единственный результат массированного залпа.
Однако времени на размышления нам не предоставили. Внезапно перед лобовым стеклом вертолета развернулась искрящаяся завеса огня. Ни человеческая реакция, ни машинная, ни даже гремлинская не могли спасти нас. Жар полыхнул такой, что ресницы затрещали. Кабина наполнилась черным вонючим дымом, краска занялась чадным огнем. А говорят несгораемая! Поняв, что ничего хорошего ждать не приходится, я пинком открыл дверцу, не успев толком сообразить, что делаю, и выбросился из пылающего вертолета.
Я падал, раскорячившись, точно лягушка, и думая, что натворил. Впрочем, дожидаться взрыва вертолета вряд ли безопаснее, чем прыгать без парашюта. Я скрипнул зубами. Еще секунд десять… Мне бы сейчас мое настоящее «я». Как в бою выпустить на свободу дремлющего зверя, притаившегося под тонким слоем лака цивилизации…
…и с замирающим сердцем я уловил шорох распахивающихся мощных крыльев.
Противники стремительно приближался. Похоже, он собирался довершить начатое, но его ожидал неприятный сюрприз.
Впрочем, кое-какие сюрпризы ждали и меня. Теперь я сразу понял, почему наша стрельба не причинила противнику ни малейшего ущерба. Да, бабка оказалась права: я встретил дракона куда раньше, чем надеялся и собирался. Дракон! Телепатия или какое-то седьмое, восьмое, четырнадцатое чувство подсказало мне это. Мир переменился. Драконовское восприятие окружающего резко отличается от человеческого. Предметы потеряли резкие очертания и стали немного размытыми. Мозг холодно констатировал: спектр зрительно восприятия дракона смещен в инфракрасную область. Пропали все запахи. Еще бы, таскать внутри такую печку и что-то унюхать…
Когда мы оказались с противником нос к носу, он растерянно заплескал крыльями, пытаясь затормозить. Никак не ожидал встретить сородича. Ладно, тамбовский волк тебе дракон!
Я от души полоснул его когтями по спине и хватанул клыками тонкую дряблую шею. Она распалась надвое с поразительной легкостью. Вмиг ставшее неуклюжим тело кувыркнулось в одну сторону, откушенная голова — в другую. Я ощутил на клыках медовый вкус вражеской крови и подосадовал, что схватка завершилась, не успев начаться. От неосторожного дракона остались только два рдеющих далеко внизу пятна. Останки драконов сгорают, когда ничем не сдерживаемый внутренний пламень вырывается на свободу. вот потому никто и никогда не находил драконьих скелетов.
Я отправился на поиски вертолета.
К моему неописуемому изумлению гремлины сумели вывернуться из казавшегося безвыходным положения. Вертолет почти целый, хотя изрядно закопченный, стоял на полянке, испуская тоненькие струйки дыма. Но огнетушительский умело справился с огнем и после небольшого ремонтика можно было снова пускаться в дорогу. Я мысленно похвалил себя. Когда б не моя самоубийственная контратака, догорали бы наши косточки, перемолотые взрывом бензобаков на мелкую муку. Но я отвлек дракона, а потом и вовсе прикончил, спася шкуру свою и чужую.
Ломая сучья, я приземлился на полянке. Выбравшиеся передохнуть гремлины порскнули в стороны точно перепуганные тетерева. Я и забыл, что мой облик… не совсем того…
Обратное перевоплощение заняло гораздо больше времени и отняло много сил. Я вообще задумался: а может это человеческое обличье мне чужое? Может истинный я — вольный и могучий дракон, а не жалкое двуногое. Тем более, что предстал генерал-порутчик перед починенными ему гремлинами в совершенно непристойном виде — нагишом. Ведь человеческую одежку на драконовское тело не напялишь, она расползлась лоскутьями. Пришлось заматываться в какую-то промасленную тряпку.
Я приказал гремлинам садиться прямо на крышу Управления, хотя при этом было сломано немало антенн. Но не мог же я дискредитировать себя перед всеми, появившись на военном аэродроме в невообразимом рубище. А свои поймут. Оперативное мероприятие и соответствующая маскировка.
Самое главное — «Себя зерцало» осталось в целости и сохранности. Только немного закоптилось.
Задумчиво разглядывая магическое зеркало в тяжком раздумьи, как мне поступить с проклятой бабкой. Слишком много она видела и слышала. А вдобавок знала куда больше нашей организации, что в принципе недопустимо. Я не наивен и не собирался предлагать ей надеть мундир. Откажется. Но что-то предпринять следовало.
ОПЯТЬ РУТИНА
— Открывай, бабка! А то избу по бревнышку раскатаю.
С некоторым запозданием скрипучий недовольный голос откликнулся:
— Кто там?
— За советом прибыл.
Опять пауза. Спит, что ли?
— Кто там? Назовись, гость незванный!
Я так и полыхнул огнем, аж мох затрещал. Баловать вздумала, старая!
— Слушай, красавица. У меня здесь обойма с серебряными пулями, и я твою хибару насквозь прошью. А на вертолете — пара ракет. Надолго запомнишь, как со мною шатки шутить!
Бабка надсадно закашлялась, потом недовольно проворчала:
— Заходи.
Розовым светом мигнул прямоугольник на стене прямо у меня под носом, и спустя малое время обрисовалась низенькая дверь. Чего удивляться — магия. Я, едва не стукнувшись о притолоку, решительно шагнул внутрь.
Внутри избушка оказалась именно такой, как я ее себе представлял. Почернелые от времени и копоти стены, кряжистые лавки и стол, заваленный корешками, травками, сушеными гадюками. Объемистый котел в печи булькает, распространяя неаппетитные запахи.
Бабка копошилась возле печки, ловко орудуя ухватом и метлою. И она полностью соответствовала заранее нарисованному образу. Низенькая и неопрятная, как ее избушка, из-под черного платка свирепо поблескивают красными угольками глазки. Завидев меня, бабка попятилась.
— Свят, свят…
Я невольно отмахнулся.
— Кончай! Не тебе, бабка, креститься.
Пока суть да дело, колдунья справилась с оторопью и сварливо спросила:
— Зачем потревожил, избушку едва не развалил?
— Совета хочу.
— Совет просят.
— Просят по-разному. Я попросил вежливо.
— А ты можешь по-иному?
— Не попадайся мне на узкой дорожке, не то впрямь узнаешь, как могу.
— Это верно, — согласился бабка странным тоном. — Ты ох как можешь. Так какой совет тебе надобен?
Я приосанился.
— Я многое могу, однако будущее для меня сокрыто непроницаемой завесой. Можешь ты предсказать его?
Бабка пожевала отвислую нижнюю губу.
— Отчего… Могу.
— Ну, и еще несколько мелких вопросов.
— Ты же сам мнишь себя волхвом.
— У каждого свой талант. И свежий глаз может заметить то, чего я не различаю, насмотревшись каждый день.
— Может ты и прав. Попытаюсь тебе помочь, хотя и не доставит мне это удовольствия.
Я прямо рухнул, где стоял, от такой наглости. Впрочем, если успокоиться и трезво оценить ее слова, бабка не выходит из рамок общего ко мне отношения. Что-то внутри меня в последнее время сильно изменилось, если один мой взгляд внушает неодолимый ужас всем окружающим.
— Ладно, — согласился я. — Давай.
— Погоди, не спеши, — прервала она. — Мои советы дорого стоят.
— Вот уж, что меня не смущает, — ухмыльнулся я. — Заплатить я могу сколько угодно и чего угодно.
— Как сказать. Может как раз этого у тебя и нет.
— Чего нет? — насторожился я.
— За свои советы я возьму сущую малость, ты и не заметишь…
Знаем мы эти песни. Я в лоб спросил:
— На душу намекаешь?
Бабка обрадовалась.
— На нее, родимый.
— Согласен.
— Погоди соглашаться, прыткий. Есть ли она у тебя?
Я потряс головой.
— Не городи чепуху. Вот крест святой, как же я, бездушный, носить его могу? Он бы меня со свету сжил.
Бабка вновь пожевала губу.
— Не знаю.
— Не тяни время! — взорвался я. — Мой первый вопрос: где мне найти драконов. Сама знаешь, о ком я говорю. Те, трое.
— Знаю, — окладисто кивнула она. — Драконы гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь.
Я насторожился.
— Не темни. Я не желаю загадки разгадывать.
— Не ищи того, кто сам тебя ищет. Я провижу будущее. Ты встретишься с ними и очень скоро.
— Пусть так, — кивнул я. — Вопрос второй: что со мной происходит?
Бабка язвительно улыбнулась.
— Ты сам учил других: в бою дайте выход дикарю, который спит внутри вас.
— Говорил такое.
— А теперь ты стараешься своего дикаря усыпить.
— Не-ет.
— Вот потому они и шарахаются, что некогда разбуженный продолжает буйствовать.
Признаться откровенно, она меня поставила в тупик и слегка напугала.
— Не тяни резину… Признавайся! То есть говори.
Бабка почесала в затылке.
— Ну что, котик, покажем?
На печи кто-то громко мурлыкнул. Я так и подпрыгнул, схватившись за кобуру. Но это оказался всего лишь рослый черный котище. Его глаза шарахнули, как два криптоновых лазера, и он проворчал недовольно что-то явно ругательное.
Я ощерился.
— Не забывайся!
Кот мерзко фыркнул, но бабка успокоила:
— Не злись… Ведь у… человека… несчастье. Разве мы откажемся ему помочь?
Кот сварливо мявкнул.
— Не спорь, — бабкин голос затвердел. — Давай сюда. Может, еще не поздно.
Котяра сдался. Он закопошился у себя н печи, и из темноты выплыло большое зеркало в резной раме. Оно плавно опустилось бабке на колени. Та ловко подхватила зеркало, рукавом обмахнула пыль и паутину, поставила зеркало на лавку у стены.
— Любуйся. Оно тебе всю правду покажет.
Я не без опаски приблизился.
Зеркало древней работы, явно веницейское. Стекло хрустальное, судя по блеску. Рама ореховая, резная, очевидно менее старая, чем само зеркало. Поверху рамы пущены буквы славянской вязи. Господи, до чего я докатился, сам с собой заговорил языком протокола осмотра места происшествия.
Я нагнулся, чтобы прочитать загадочную надпись. Буквы с трудом складывались в слова, хотя надпись оказалась предельно короткой. «Себя зерцало». Интересно. Намек? Я поглядел в зеркало.
В черном поблескивающем провале сначала ничего не отразилось. Словно бы и не стоял я перед зеркалом. Пришлось прищуриться и напрячь глаза, все-таки в избушке было темновато. Я видел самого себя. Ничего сверхъестественного. Нормальный генерал-порутчик госбезопасности. Немного помятый и закопченный, но в остальном вполне ординарный.
— Дуришь мороками? — зловеще осведомился я. — Не промахнись.
— Не спеши, еще увидишь, — в голосе бабки я уловил вполне отчетливое ехидство. Это первая, внешняя оболочка.
— Ты хочешь сказать, будет еще внутренняя?
— Конечно. И не одна.
— Я что, матрешка, по-твоему?
— Человек. А человек — штука очень сложная. На первый взгляд не определишь, кто там внутри. Частенько и на второй взгляд тоже.
Я пожал плечами и снова повернулся к зеркалу.
Облик бравого военного подернулся блеклой синеватой дымкой, слегка засветился. Это свечение мешало разобраться, кто же там появился. я мог различить только исказившиеся черты лица… Невольно попытался потереть зеркало ладонью, однако когти бесполезно скребнули по стеклу. Это неприятное верезжание заставило меня вздрогнуть, и тотчас изображение в зеркале стало четким…
Я невольно отпрянул. Что угодно, только не это…
Налитыми кровью глазами я отыскал бабку.
— Чары наводишь? Ты хоть соображаешь, с каким огнем играешь?
Клубы сернистого дыма совершенно заполнили избушку. Кот недовольно пискнул.
— Я ведь предупреждала, что тебе не понравится, — сухо ответила бабка. — Но я здесь не при чем. Неча на зеркало пенять…
— Коли рожа крива?! — взвился я, больно ударившись макушкой о низенький потолок.
— Написано ведь: «Себя зерцало». Чего же ты хочешь?
Скрежеща клыками, я схватил зеркало, намереваясь шарахнуть его об пол, расколотить вдребезги, в пыль, растоптать и уничтожить, чтобы никто больше не увидел. Однако непонятная сила удержала руку, словно лютая стужа заморозила кровь в жилах. Отражение сковывало и притягивало, как взгляд Медузы-Горгоны. Я окаменел… Из зеркала на меня глядел дракон.
Собрав в кулак все самообладание, я заставил дрожащее от ужаса тело повиноваться, подавил инстинктивное желание бежать, сломя голову. Не показать смертельного испуга, не дать ему овладеть собой. Я не успел просчитать события, но понимал, что паника окажется гибельной.
Удар я получил сокрушительный, однако выдержал. Спорить я не пытался потому что наконец-то поверил в справедливость надписи на раме. «Себя зерцало». Тут не поспоришь. И не следует ссылаться на Козьму Пруткова. «Не верь глазам своим…» Если видишь дракона, значит, перед тобой и есть дракон.
Облизнув враз пересохшие губы, я хрипло спросил:
— А где остальное?
Бабка непонимающе уставилась на меня. Я откашлялся и повторил:
— Что это мое истинное «я» — понятно. Но ты обещала, что под внутренним обликом откроется истинная суть. Где она?
Вот теперь бабка не на шутку перепугалась. Похоже, она рассчитывала избавиться от меня, показав дракона. Не на того напала!
Колдунья исподлобья оглянулась. Потом покопалась в травяных залежах на столе.
— Если настаиваешь — получай. Но не обессудь.
Я от души рассмеялся.
— Не пугай, надоело. Теперь мне вообще ничего не страшно. Пусть другие боятся! Вот он, я!
Не отвечая, старуха швырнула пучок пряно пахнущей травы прямо в зеркало. Я невольно отстранился, ожидая, что трава отскочит мне прямо в… лицо. Но неожиданно пучок канул в черноту, словно не стекло там было, а прорубь. В зеркале что-то колыхнулось, фигуру дракона окутало багровое пламя. Я болезненно поежился, как будто это меня окутал колдовской огонь. Очень быстро сполохи залили все зеркало, казалось, они вот-вот вырвутся наружу, сжигая все вокруг. Я покрепче стиснул зубы.
Понемногу разгул адского пламени начал стихать, зеркало вновь почернело. Я напряженно вглядывался в него, ожидая появления очередного образа. Увы. Он так и не возник. В непроницаемой черной глубине метался багрово-красный силуэт, никаких деталей, никаких подробностей. Только скорченный язык огня.
— Что скажешь на это, старая лгунья? — Я криво усмехнулся. — Готов побиться об заклад на что угодно, но в саламандры ты меня не запишешь. Отказала твоя колдовская штучка.
Старуха была озадачена не меньше меня.
— Ничего не понимаю, — промямлила она. — Никто не может оказаться сильнее зерцала. Никто не может спрятаться от зерцала. Ведь это значило бы оказаться сильнее самого себя и скрыться от самого себя. А этого не может быть…
— Потому что не может быть никогда, — недовольно закончил я.
— Хватит. Теперь поговорим о будущем…
— Нет! — с неожиданным пылом отрезала старуха. — Я тебе более ничего не скажу. Довольствуйся увиденным.
— Неповиновение власти? — задумчиво спросил я.
— Зерцало показало, что с тобой связано нечто ужасное. Я не хочу навлекать на себя проклятие, пытаясь открыть это будущее.
— Даже рискуешь отказать дракону?
— Да.
Я озадаченно примолк. Потом еще раз вгляделся в зеркало.
И мое сердце оледенело. Лишь теперь я осознал, что в пляске языков огня таилось нечто. Я вдруг превратился в маленького мальчика, которому предстояло войти в темную комнату, каждый угол которой страхом. Именно так: не таил в себе страх, а сам был страхом. На меня надвигалось непонятное, всеобъемлющее, ужасное. Само воплощение ужаса.
И я завопил.
Впрочем, после первого же истеричного взвизга я опомнился и прикусил язык. Красный словно помидор я недовольно буркнул:
— Пожалуй, я пойду.
— Как знаешь, — покладисто ответила старуха. — Только помни, что скоро тебя ждет неприятная встреча.
— Ничего. Переживем. Предупрежден — значит вооружен.
Я уже повернулся было к двери, но спохватился.
— А зеркало я заберу с собой.
— Как? — растерялась старуха. Кот разразился градом непристойных мявов.
— Конфискую.
— Нет!
— Уймись, старая. Я не собираюсь красть его. Просто одолжу на время и верну назад, когда надобность в нем минет. Должен ведь я узнать, кто на меня работает. А то живешь и не подозреваешь, какая рядом таится ехидна.
Колдунья вскинулась, но я оттолкнул ее.
— Хватит! Я же сказал — верну.
Кот прыгнул мне на шею. Пришлось схватить мерзкое животное за хвост и кинуть обратно на печку. Не дожидаясь новых нападений, я пробился к выходу из избушки и опрометью кинулся к вертолету.
* * *
Я сидел в кресле первого пилота и недовольно разглядывал свое отражение в небольшом зеркальце. Помятая, поцарапанная физиономия, в глазах все еще прячется испуг, форменная рубашка разодрана, за воротником торчит дубовая веточка, огромные пятна пота, кровавые потеки… М-да, законченный бандит, а не генерал-порутчик. На коленях потрепанный генерал держит что-то большое и плоское, завернутое в грязный китель. Опаски ради я предпочел оставить «Себя зерцало» закрытым, мало ли что может случиться с неосторожным, который глянет в него.С непривычки довольно жутковато лететь в вертолете, которым управляют гремлины. Скромные, смышленые, работящие создания не любят показываться на глаза человеку и предпочитают скрываться внутри опекаемого механизма. У технологических бесей, как и у обыкновенных, существует узкая специализация, однако за счет сложности современной техники, гремлинов куда больше, чем обычных бесей. Моторные, топливные, радиолокационные. Аналоги домового, банного, овинного. Каждый следит за своим участком, ревниво охраняя его от посторонних посягательств. Однако, если найти с ними общий язык, то механизм начнет работать безукоризненно. Мы с Ерофеем взялись решать проблему не с того конца. Разумеется, если отрубить голову, то проблема зубной боли разрешится радикально, раз и навсегда. Но не менять же дантистов на палачей… С помощью Задунайского мне удалось договориться с гремлинами, крест животворящий действовал на них так же, как на прочую нечисть. Трудились не за совесть, а за страх, и потому сомнений не возникало. Но, повторяю, иногда мурашки по коже бегают, когда видишь, как шевелится сам по себе штурвал, самостоятельно переключаются тумблеры. Хорошо еще Оберст время от времени наводит порядок. Разумный, строго дозированный террор
— мудрейшее изобретение. Кстати, кличка оказалась пророческой. Мы его уже произвели в ефрейторы, глядишь лет через двести дорастет и до полковника.
Я откинулся на спинку кресла, тяжко вздохнул и отер лоб. руки продолжали мерзко подрагивать. Я никак не мог отойти от психологического шока. Но с колдуньей придется разобраться. И с котом тоже. Кот Золотой Хвост… С чего вдруг вспомнилось?
Я протер глаза. Какая-то соринка противно зудела, мешая безмятежно отдыхать. И подскочил, больно ударившись макушкой о бронестекло. В обзорном зеркале маячила неяркая желтая точка. Погоня! Непонятно, как я сумел засечь ее раньше радиолокационного. Придется разобраться… Однако тут же запищал компьютер системы управления огнем, сообщая, что цель обнаружена, опознана и захвачена системой наведения.
— Отлично, парни! — бодро произнес я, хотя на самом деле чувствовал себя совсем не здорово. Не то, чтобы предстоящая драка пугала, я уже привык. Скверно, что от меня мало что зависит, придется покорно следить за работой оружейного и ракетного.
Из рулевой колонки высунулась крошечная рогатая головка и вопросительно посмотрела на меня, задорно поблескивающими глазенками-бусинками.
— Атакуем! — приказал я, понадежнее устраивая «Себя зерцало». Не приведи Бог разобьется.
Вертолет резко заложил правый вираж, турбины взвыли. Я различил, как настороженно зашевелились рыльца спаренной пушки. Молодцы, не стоит пока швыряться ракетами.
Кр-р-р-р… Точно полотенце разодрали. В ночную темень метнулись светящиеся полоски трассеров. Вдали полыхнуло. Великолепно! Попадание с первого выстрела.
Но в тот же миг мой восторг улетучился.
Тусклый желтый огонь приблизился! В том, что очередь попала в цель, я не сомневался. Но вреда она не причинила никакого.
Пока оружейный озадаченно размышлял над ситуацией, противник оказался совсем рядом, стрелять второй раз было поздно. Однако враг почему-то бездействовал. Мимо нас промчалась бесформенная серая туша, едва освещенная тусклыми желтыми фарами. Что это было я разобрать не успел.
— Огонь на поражение! — приказал я оружейному. — Всеми средствами!
Взвыли моторы, машинный позабыл про безмятежное прогулочное фланирование и заложил боевой разворот, форсируя турбину. Но противник тут же развернулся нам навстречу.
На сей раз оружейный не поскупился! Пушки залились истерическим лаем, выплевывая снаряд за снарядом. С бортовых пилонов сорвался добрый десяток ракет подобно рою метеоров.
Багровое зарево залило полнеба. Оружейный был первоклассным спецом, однако все его хозяйство оказалось бессильно. Фары противника засветились ярче — от единственный результат массированного залпа.
Однако времени на размышления нам не предоставили. Внезапно перед лобовым стеклом вертолета развернулась искрящаяся завеса огня. Ни человеческая реакция, ни машинная, ни даже гремлинская не могли спасти нас. Жар полыхнул такой, что ресницы затрещали. Кабина наполнилась черным вонючим дымом, краска занялась чадным огнем. А говорят несгораемая! Поняв, что ничего хорошего ждать не приходится, я пинком открыл дверцу, не успев толком сообразить, что делаю, и выбросился из пылающего вертолета.
Я падал, раскорячившись, точно лягушка, и думая, что натворил. Впрочем, дожидаться взрыва вертолета вряд ли безопаснее, чем прыгать без парашюта. Я скрипнул зубами. Еще секунд десять… Мне бы сейчас мое настоящее «я». Как в бою выпустить на свободу дремлющего зверя, притаившегося под тонким слоем лака цивилизации…
…и с замирающим сердцем я уловил шорох распахивающихся мощных крыльев.
Противники стремительно приближался. Похоже, он собирался довершить начатое, но его ожидал неприятный сюрприз.
Впрочем, кое-какие сюрпризы ждали и меня. Теперь я сразу понял, почему наша стрельба не причинила противнику ни малейшего ущерба. Да, бабка оказалась права: я встретил дракона куда раньше, чем надеялся и собирался. Дракон! Телепатия или какое-то седьмое, восьмое, четырнадцатое чувство подсказало мне это. Мир переменился. Драконовское восприятие окружающего резко отличается от человеческого. Предметы потеряли резкие очертания и стали немного размытыми. Мозг холодно констатировал: спектр зрительно восприятия дракона смещен в инфракрасную область. Пропали все запахи. Еще бы, таскать внутри такую печку и что-то унюхать…
Когда мы оказались с противником нос к носу, он растерянно заплескал крыльями, пытаясь затормозить. Никак не ожидал встретить сородича. Ладно, тамбовский волк тебе дракон!
Я от души полоснул его когтями по спине и хватанул клыками тонкую дряблую шею. Она распалась надвое с поразительной легкостью. Вмиг ставшее неуклюжим тело кувыркнулось в одну сторону, откушенная голова — в другую. Я ощутил на клыках медовый вкус вражеской крови и подосадовал, что схватка завершилась, не успев начаться. От неосторожного дракона остались только два рдеющих далеко внизу пятна. Останки драконов сгорают, когда ничем не сдерживаемый внутренний пламень вырывается на свободу. вот потому никто и никогда не находил драконьих скелетов.
Я отправился на поиски вертолета.
К моему неописуемому изумлению гремлины сумели вывернуться из казавшегося безвыходным положения. Вертолет почти целый, хотя изрядно закопченный, стоял на полянке, испуская тоненькие струйки дыма. Но огнетушительский умело справился с огнем и после небольшого ремонтика можно было снова пускаться в дорогу. Я мысленно похвалил себя. Когда б не моя самоубийственная контратака, догорали бы наши косточки, перемолотые взрывом бензобаков на мелкую муку. Но я отвлек дракона, а потом и вовсе прикончил, спася шкуру свою и чужую.
Ломая сучья, я приземлился на полянке. Выбравшиеся передохнуть гремлины порскнули в стороны точно перепуганные тетерева. Я и забыл, что мой облик… не совсем того…
Обратное перевоплощение заняло гораздо больше времени и отняло много сил. Я вообще задумался: а может это человеческое обличье мне чужое? Может истинный я — вольный и могучий дракон, а не жалкое двуногое. Тем более, что предстал генерал-порутчик перед починенными ему гремлинами в совершенно непристойном виде — нагишом. Ведь человеческую одежку на драконовское тело не напялишь, она расползлась лоскутьями. Пришлось заматываться в какую-то промасленную тряпку.
Я приказал гремлинам садиться прямо на крышу Управления, хотя при этом было сломано немало антенн. Но не мог же я дискредитировать себя перед всеми, появившись на военном аэродроме в невообразимом рубище. А свои поймут. Оперативное мероприятие и соответствующая маскировка.
Самое главное — «Себя зерцало» осталось в целости и сохранности. Только немного закоптилось.
Задумчиво разглядывая магическое зеркало в тяжком раздумьи, как мне поступить с проклятой бабкой. Слишком много она видела и слышала. А вдобавок знала куда больше нашей организации, что в принципе недопустимо. Я не наивен и не собирался предлагать ей надеть мундир. Откажется. Но что-то предпринять следовало.
ОПЯТЬ РУТИНА
В свое время, подписывая приказ о назначении Малюты Скуратова начальником контрразведки, я долго колебался. Мои сомнения без труда поймет любой. Сформировавшийся за долгие годы образ Малюты плохо укладывался в предназначенные ему рамки. Лишь от полнейшей безграмотности и детской неосведомленности можно решить, что работа контрразведки сводится единственно к допросам и пыткам. Извините, настолько глупо, что уже и не смешно. Допрос — не более чем десерт после сытного обеда, ваза с фруктами и бутылка легкого винца. Само по себе очень приятно, но никакого значения не имеет и обед никак заменить не может. Сначала я сам подпал под влияние стереотипа и долго сомневался, но достаточно быстро сменил точку зрения. На проверку Малюта оказался артистом, да такого высокого класса, что и мне самому нашлось чему у него поучиться.
Впрочем, как хороший повар все-таки не упускает из вида десерт, так и Малюта понимал толк в хорошей пытке. Пленки Зибеллы и его личные наблюдения заставили меня восхититься изобретательностью и трудолюбием Малюты. Все бы так работали! Действительно, как вы представляете себе допрос кентервильского привидения? Оно ведь в любой момент может упорхнуть в ближайшее окошко… А вот Малюта придумал много и очень много, чтобы подобные казусы не случались.
Я от души смеялся, прокручивая видеозаписи, на которых взмыленный Малюта пробовал разнообразные варианты форсированного допроса. На самом себе, между прочим. Трудился, не покладая рук и не щадя живота своего. Вот, что значит служебное рвение! Не забыть бы отличить в приказе его самоотверженность.
Так вот, Малюта сразу понял, что основа контрразведки — это широко разветвленная сеть сбора информации. Информация — ключ ко всему. Борзые журналистские перья очень любят строчить о тотальной системе наблюдения, всеобщей слежке, постоянном прослушивании, но это полная ерунда. Никто и никогда не сумел организовать тотальной слежки. Кишка тонка.
В тот прекрасный день я еще не знал, что над землей занялась заря новой эры. И когда Малюта аккуратно положил мне на стол объемистую папку с каллиграфической надписью «Венец», я не сразу догадался, какой силы бомбу таит она в себе. Сдержанно улыбнувшись, я произнес:
— Ну-с, признавайтесь… То есть докладывайте.
Малюта деликатно кашлянул и поправил изящный французский галстук. Где он и только достает?! Ума не приложу. Но начальник отдела контрразведки уже успел прославиться, как первый щеголь управления. Вошел во вкус, даже смешно вспоминать, как уламывали его побриться.
Так вот, Малюта кашлянул и произнес:
— Здесь изложены предварительные наброски к плану организации мероприятий по созданию информационной сети…
Черт бы побрал Железного Генриха! Его стараниями был наконец наведен порядок в бумагах, но в то же время словно поганая плесень по Управлению разползся канцелярит самого дремучего пошиба. «План организации мероприятий по созданию…» Тьфу. Впрочем, доблестный Российский Генштаб ему перещеголять не удалось. Один из ненаших курортных городов ранее именовался: Крепость-редут Сухум-кале. Вы там никогда не отдыхали? Крепость
— понятно, редут — то же, но по-французски, кале — уже по-турецки. Тройная тавтология, кто больше? Куда там немцу-перцу до истинного русака!
Подобно Юлию Цезарю я давно уже приспособился делать по два дела сразу, и все эти отвлеченные рассуждения отнюдь не мешали мне наивнимательннейше выслушать план Малюты, время от времени деловито уточняя детали, конкретизируя мелочи и восхищаясь. Такое мог измыслить лишь подлинный романтик и поэт. Если нам удастся реализовать план «Венец», то мы полностью застрахуем себя от возможных провалов. Ведь нас уже неоднократно упрекали: такой большой регион, а ни одного шпиона поймать не можете. Есть же они, просто обязательно есть. Конечно, укоризны относились не к нам, к региональному Управлению Безопасности, мы — структура центрального подчинения. Но в любом случае — это пятно на мундире! Я всегда выкручивался, утверждая, что могу головой поручиться за отсутствие вражеских духов, зато коллегам приходилось худо, фельдмаршал бывал беспощаден…
Я опять отвлекся.
Впрочем, как хороший повар все-таки не упускает из вида десерт, так и Малюта понимал толк в хорошей пытке. Пленки Зибеллы и его личные наблюдения заставили меня восхититься изобретательностью и трудолюбием Малюты. Все бы так работали! Действительно, как вы представляете себе допрос кентервильского привидения? Оно ведь в любой момент может упорхнуть в ближайшее окошко… А вот Малюта придумал много и очень много, чтобы подобные казусы не случались.
Я от души смеялся, прокручивая видеозаписи, на которых взмыленный Малюта пробовал разнообразные варианты форсированного допроса. На самом себе, между прочим. Трудился, не покладая рук и не щадя живота своего. Вот, что значит служебное рвение! Не забыть бы отличить в приказе его самоотверженность.
Так вот, Малюта сразу понял, что основа контрразведки — это широко разветвленная сеть сбора информации. Информация — ключ ко всему. Борзые журналистские перья очень любят строчить о тотальной системе наблюдения, всеобщей слежке, постоянном прослушивании, но это полная ерунда. Никто и никогда не сумел организовать тотальной слежки. Кишка тонка.
В тот прекрасный день я еще не знал, что над землей занялась заря новой эры. И когда Малюта аккуратно положил мне на стол объемистую папку с каллиграфической надписью «Венец», я не сразу догадался, какой силы бомбу таит она в себе. Сдержанно улыбнувшись, я произнес:
— Ну-с, признавайтесь… То есть докладывайте.
Малюта деликатно кашлянул и поправил изящный французский галстук. Где он и только достает?! Ума не приложу. Но начальник отдела контрразведки уже успел прославиться, как первый щеголь управления. Вошел во вкус, даже смешно вспоминать, как уламывали его побриться.
Так вот, Малюта кашлянул и произнес:
— Здесь изложены предварительные наброски к плану организации мероприятий по созданию информационной сети…
Черт бы побрал Железного Генриха! Его стараниями был наконец наведен порядок в бумагах, но в то же время словно поганая плесень по Управлению разползся канцелярит самого дремучего пошиба. «План организации мероприятий по созданию…» Тьфу. Впрочем, доблестный Российский Генштаб ему перещеголять не удалось. Один из ненаших курортных городов ранее именовался: Крепость-редут Сухум-кале. Вы там никогда не отдыхали? Крепость
— понятно, редут — то же, но по-французски, кале — уже по-турецки. Тройная тавтология, кто больше? Куда там немцу-перцу до истинного русака!
Подобно Юлию Цезарю я давно уже приспособился делать по два дела сразу, и все эти отвлеченные рассуждения отнюдь не мешали мне наивнимательннейше выслушать план Малюты, время от времени деловито уточняя детали, конкретизируя мелочи и восхищаясь. Такое мог измыслить лишь подлинный романтик и поэт. Если нам удастся реализовать план «Венец», то мы полностью застрахуем себя от возможных провалов. Ведь нас уже неоднократно упрекали: такой большой регион, а ни одного шпиона поймать не можете. Есть же они, просто обязательно есть. Конечно, укоризны относились не к нам, к региональному Управлению Безопасности, мы — структура центрального подчинения. Но в любом случае — это пятно на мундире! Я всегда выкручивался, утверждая, что могу головой поручиться за отсутствие вражеских духов, зато коллегам приходилось худо, фельдмаршал бывал беспощаден…
Я опять отвлекся.