Бомж Н.. Мой Кент

   Он был набит доверху пачками сторублевок, долларов и каких-то других иностранных денег, но разбирать надписи на них не было времени, большой полиэтиленовый пакет грамм на семьсот с жемчугом и несколько небольших пакетиков наполненных, как мне показалось, простыми прозрачными камешками, наверное необработанными алмазами.
   Из карманов рюкзака я достал две сумки. В одну из них, черную полиэтиленовую, переложил содержимое кейса, отложив пачку сторублевок, в другую, брезентовую, видавшую виды спортивного типа сумку сунул полиэтиленовую и, оглядевшись, заметил невдалеке небольшую ложбинку. В эту ложбинку я аккуратно положил плашмя Матильду, замаскировал ее сухими ветками, надел через плечо брезентовую сумку и, прихватив кейс, оснащенный по моим предположениям миниатюрным радиомаяком, устремился в сторону аэропорта.
   Я шел краем леса не выходя на дорогу. В аэропорту я втер кейс за пятнадцать рублей двум небритым личностям кавказской национальности и чуть не бегом вернулся обратно в лес.
   На шоссе появляться было нельзя, если в кейсе радиомаяк, то представители двух обиженных на меня команд уже наступают мне на пятки, и теперь наши с Матильдой дороги, до самой Окружной, только проселочные.
   В лесу наступали легкие сумерки, дождь наконец решился малость поморосить. Я развернул карту Подмосковья для служебного пользования. Передатчик без передышки уговаривал, требовал, угрожал.
   Я уже был готов тронуться в путь, когда из передатчика прозвучал Юркин голос:
   - Вадим, кончай дурака валять, ты прекрасно знаешь, чем все это для меня может кончиться.
   "Еще не знаю, но надеюсь вскоре буду знать".
   - Я для тебя сделал все, что мог...
   "Да, это правда. Но с какой целью".
   - Никто к тебе так не относится как мы с Бертой, Зиночка...
   "Никто, Мак, и тут ты прав. Только Берта с ее добрым сердцем могла предусмотреть такие мелочи как три комплекта постельного белья, когда я переезжал в семейное общежитие, минимум посуды, включая недорогой чайный сервиз, коробки с крупами, баночки со специями, чаем, вареньем...
   Только Берта могла предусмотреть мягкие меховые домашние тапочки на маленьком коврике возле кровати и бельгийский махровый халат...
   Только, Мак, Бертой не спекулируй - она в твои игры не играет, для нее ты - преуспевающий экономист с дипломом Плехановского института, ее любимый Юрий Михайлович - находишься в долгожданной служебной командировке в Лондоне".
   - Ты же никогда не был жаден до денег...
   "Не был, Мак, не был. В отличие от тебя. Еще в детском доме мы все ходили у тебя в должниках, а перед выпуском и кое-кто из персонала".
   - Ну, если тебе мало бабок, я добавлю, - он спохватился, - из своих.
   "Не ты ли правишь бал, Мак?"
   Я не стал избавляться от передатчика, необходимо чтобы они убедились в том, что я возвращаюсь в Москву, а не улетаю куда-то на самолете, поэтому разбил я его перед въездом на Окружную дорогу.
   Мелкий моросящий дождь не унимался. К месту расположения летней усадьбы детского дома я добрался уже в полной темноте, весь вымокший и забрызганный грязью.
   Усадьба, выстроенная еще до войны, располагалась на отшибе дачного поселка, рядом с болотом сплошь заросшим ряской, но тем не менее претенциозно называемым озером. Грунтовая дорога, одновременно являющаяся главной улицей поселка, вела прямо к усадьбе и, не доходя до нее метров пятьдесят, сворачивала под прямым углом направо.
   Параллельно этой дороге позади дачных участков была прорыта дренажная канава из болота, которая пересекала густо разросшуюся лесопосадку. Вдоль канавы вилась едва заметная тропинка, по которой я мог пройти с завязанными глазами. В одном месте, рядом с тропинкой возвышался огромный полузасохший дуб, между старых узловатых корней которого, у меня был когда-то тайник.
   В кромешной тьме, под назойливым как зубная боль мелким дождем, по узкой тропинке с Матильдой в обнимку, стараясь производить как можно меньше шума, я медленно продвигался вперед, делая частые остановки и прислушиваясь. Где-то с подвыванием лаяла маленькая собачонка, раздраженная дождем и нерадивыми хозяевами. Шелест дождя и звук падающих крупных капель, скапливающихся на листьях деревьев.
   Засохшая, возвышающаяся как шпиль готического храма верхушка дуба возникла передо мной неожиданно. Я прислонил Матильду к его огромному стволу со стороны противоположной тропинке и облегченно перевел дух.
   Брезентовая сумка в тайник не помещалась, пришлось расширять ее ножом, выбирая землю руками. Работать приходилось стоя на коленях углубление находилось на склоне канавы, между узловатых корней.
   Покончив со всем этим и придирчиво осмотрев, насколько это было возможно в темноте, тайник, я оставил Матильду и направился к усадьбе.
   Сквозь буйно разросшиеся на заболоченной почве кусты дикой малины, поминутно замирая в неподвижности, ощупывая ногами почву, прежде чем наступить, я пробирался вдоль дощатого забора к известной мне лазейке, расположенной прямо напротив домика в котором жила Эльза. Бесшумно проскользнув в лаз и поднявшись на крыльцо, я нашарил над дверью в углублении косяка ключ, который находился там независимо от того, была дома Эльза или нет. Приоткрыв дверь ровно настолько, сколько нужно чтобы протиснуться, я проскользнул в дверь и запер ее.
   Сильный удар по голове высек сноп разноцветных искр в моем мозгу, перед глазами все бешено завертелось, и я провалился в бездонную пропасть.
   5
   Открыв глаза, я обнаружил, что лежу лицом вниз, уткнувшись носом в ковровую дорожку, делившую комнату Эльзы пополам. Руки были спутаны за спиной, с ногами еще возились, связывая их.
   Комната была освещена настольной лампой.
   Я с трудом повернул голову назад и увидел коротко стриженого паренька лет двенадцати, сидевшего на корточках. Он связывал мои ноги бельевой веревкой и пыхтел от усердия.
   - Ты что делаешь, командир, - хрипло поинтересовался я, едва узнавая свой голос. - Как ты обращаешься с белым человеком? - Мои слова отдавались невыносимой болью в том месте, где полагалось находиться голове. - Разве так встречают дорогих гостей?
   Малой удвоил свои усилия, торопясь быстрее закончить свою работу. С таким верзилой как я, крадущимся аки тать в нощи, понятное дело, шутки плохи, и чем быстрее и надежнее его свяжешь, тем безопаснее юному неопытному Церберу.
   - Андрей, дай хоть на спину перевернуться, - как можно миролюбивее обратился я к нему.
   Малой вздрогнул и вытаращил на меня глаза. Глаза, какие бывают только у детдомовских детей.
   Удар по голове вроде не лишил меня дара угадывать имена.
   - Так значит...
   - Конечно, - заторопился я, не давая ему опомниться, - тебе что, не сказали, что тот уже в ментовке?
   - Не-е-е-т, - он покачал головой в полном замешательстве.
   - Эх, ты, растяпа, и связать-то не можешь как следует. - На этот раз школа Геббельса не подвела: мои руки были свободны.
   Паренек испуганно пятился к двери. Я сел на ковровой дорожке, потирая затекшие кисти рук:
   - Так что тебе обещали, напомни, у меня все из головы вылетело после твоего церемонного приветствия.
   - Я... Ямаху... извините меня, пожалуйста, я же не знал.
   - Да чего уж там. Я тоже хорош, вместо Ямахи Яву тебе пригнал. Меня захлестнула жалость к съежившемуся от страха мальчику.
   Достав ключи зажигания от Матильды я бросил их в его сторону.
   От волнения он выронил их, поднял, снова уронил и наконец схватив их обеими руками прижал к груди. Его лицо выражало всю гамму чувств от постоянной, присущей всем детдомовским, недоверчивости до бурной, редко испытываемой радости.
   - Старый дуб возле канавы знаешь? - спросил я, ощупывая карманы. Он даже не догадался обыскать меня. Все было на месте, в том числе ПМ за поясом.
   - Знаю, - закивал он головой.
   - Вот там, за дубом она и стоит. - Почему "она"? Это же мотоцикл.
   - Потому что Ява, и звать ее Матильда Ивановна. Если хочешь, иди посмотри, только сейчас на ночь глядя, не пригоняй ее сюда, не поднимай суматохи, до утра она никуда не денется. - Я не сомневался, что он не отойдет от нее всю ночь.
   Распутав на ногах веревки я сел на стул возле письменного стола. Паренек мялся у двери, порываясь, очевидно, как можно скорее оказаться возле Матильды.
   Я попросил его рассказать подробнее, каким образом он оказался здесь в засаде.
   Детдомовская ребятня резвилась возле "озера" на большой поляне примерно в километре от усадьбы.
   Никто из них не обращал внимания на стоявшую на краю поляны темно-синюю шестерку, в которой находились трое. Сюда частенько заезжали в хорошую погоду жаждущие провести время на лоне природы, пожарить шашлыков, срубив для костра березку, выпить и вообще покуражиться.
   Андрей не знает, почему этот человек (уже при самом поверхностном описании которого, скупым мальчишеским лексиконом мгновенно возникал образ Юрки) выбрал именно его и, отозвав в сторону, объяснил ему, что за Эльзой охотится маньяк-убийца и т.д. и т.п.
   На другой день Эльза с великой радостью уехала по горящей путевке, свалившейся на нее как снег на голову, в прибалтийский дом отдыха, а он, Андрей, поклявшись держать язык за зубами, приступил к опасному дежурству, как он выразился "по заданию человека из органов", показавшему для вящей убедительности удостоверение майора КГБ.
   - Ну и как, похож я на маньяка? - спросил я его, решив открыть глаза одураченному мальчугану.
   - Так это все-таки вы?! - в его глазах заметался панический ужас.
   - Тебе нечего бояться, малыш, - маньяк уехал на шестерке, а я такой же одураченный как и ты, только десятью годами старше и тоже проведший свое безрадостное детство в этих стенах. Тебе нечего бояться, я скорее дам отрубить себе правую руку, чем допущу, чтобы с кого-нибудь из детдомовских упал с головы хоть один волос. И он это прекрасно знает.
   Сейчас ты столкнулся с черной человеческой подлостью, подстерегающей нас подобно гадюке, способной укусить саму себя.
   Вы уже наверное проходили по истории Троянскую войну. Их, троянцев, одурачили так же как тебя Ямахой и они не нашли ничего лучшего, как утешиться поговоркой: "Бойся данайцев дары приносящих".
   Это был по-видимому не просто дощатый конь, а некое огромное, красивое сооружение поражающее воображение своим величием, и достойное украсить собой любую столицу древнего мира. Этот конь, по-видимому, состоял из отдельных блоков, замаскированных в повозках.
   Их перевозили втайне не только от лазутчиков, но и от большинства своих. Блестящие мастера своего дела собрали коня всего за один день. Вот и заполучили троянцы свою Ямаху. Любой подарок, Андрей, таит в себе опасность. За него могут попросить оказать услугу, а услуги бывают очень и очень разные, как ты в этом убедился сам. Пусть это будет тебе хорошим уроком на всю жизнь.
   - Нет, брат, я не убийца и не маньяк. Я люблю нашу милую, добрую Эльзу и наверное не ошибусь если скажу, что она тоже любит меня и всегда ждет.
   Ведь ключ в тайничке - для меня одного, о нем не знает никто, только я и она.
   Нет, я не маньяк и не убийца. Убийцы те, кто заставил меня убивать в Афганистане, это они убийцы и маньяки и те, кто ради власти и денег приносят в жертву невинную пожилую женщину, в умышленно поврежденном лифте и одинокого человека, оставившего свои мозги на мостовой, только мне удалось вырваться за красные флажки. - Я никак не мог остановиться наличие слушателя впитывавшего как губка мой монолог, воодушевляло меня.
   - Учись, брат, Андрюха, на ошибках других, на своих учатся только дураки. У нас с тобой нет ни пап, ни мам, опекавших своих чад до самого своего конца. И когда тебе что-то дают, помни, что наступит момент, когда нужно будет расплачиваться и вполне может быть так, что платой будет твоя жизнь. Вот перед тобой пока еще живой пример.
   - Мир еще более жесток чем ты, я уверен, уже знаешь на собственном опыте, - он рассеянно и горестно кивнул - жесток и опасен, а сбить с дороги могут не только жажда власти, денег и женщин но даже и неумеренное восхищение твоими способностями.
   Я рассказал ему о талантливом графике и химике, за свои поразительные способности прозванный Шаманом (может быть сейчас ты спишь на его кровати), которого более старший Юрка склонил к преступлению, попросив его поделать чей-то больничный лист, продолжительность которого необходимо было увеличить на три дня.
   - Как ты думаешь, можно устоять от соблазна, если тобой восхищаются старшие ребята, а для тебя это дело такой пустяк? Он грустно покачал головой, что должно было обозначать: нет, устоять никак не возможно.
   - Или маленький Вадик, проводивший все свободное время с различными механизмами, стараясь вникнуть в их суть, в их душу. Да-да, в душу! Полностью разобранный замок или двигатель внутреннего сгорания - это набор разрозненных железок. А если их тщательно собрать, изготовив или отремонтировав недостающие звенья? Механизм начинает функционировать и жить своей собственной жизнью, а если он живет, значит в нем есть душа.
   Я рассказал ему о маленьком Вадике, заставившем работать неисправный японский замок для гаража, от которого отказались именитые мастера, и вдохнувший жизнь в старенький мопед, чей неизвестно какой по счету хозяин не пожелавший выбрасывать его на свалку, привел в детдом, сказав, что десять лет тому назад, он был почти как новый и, на котором с неописуемым восторгом носилась вся детдомовская орда. Хмурый и неразговорчивый шофер детдомовского УАЗика в дальнейшем просто не мог обходиться без его помощи во время частых ремонтов вверенной ему техники.
   Я надолго замолк, погруженный в нахлынувшие воспоминания о безрадостном детстве, о Юрке. Неисправный револьвер Сереге Илюхину с горстью патронов принес тоже он. С револьвером пришлось изрядно повозиться маленькому Вадику.
   Строго-настрого наказав пареньку не высовывать нос наружу как минимум в течение часа и запереться изнутри на ключ, я ласково потрепал его стриженую голову.
   Закрыв за собой дверь и, убедившись что он закрывает ее на ключ я метнулся к лазу.
   Моросил не переставая дождь, от боли в голове меня слегка шатало. Выбравшись через лаз за пределы усадьбы я, почти не таясь пошел вдоль забора.
   Не успев пройти и десяти шагов, я наткнулся на резкий окрик "стоять", и в лицо мне ударил сноп света электрического фонаря. Похоже, что он был здесь один. Обе руки заняты. В одной пистолет, в другой фонарь.
   - Руки!.. - приказал голос повелительно-радостно оттого, что томительное ожидание под нудным дождем кончается и за поимку причиталась хорошая награда, наверное обещанные мне двадцать штук. Я начал медленно поднимать руки, закатил вверх под самые веки глаза выкатив белки, пустил изо рта слюну, мелко затряс головой прижимая ее к левому плечу и повалился набок, испуская немыслимый нарастающе-пронзительный фальцет. При падении я старался максимально приблизить свои ноги к его ногам. Наконец я улегся как мне надо, подмяв под себя стебли дикой малины, осыпавшей меня каплями дождевой воды скопившейся на листьях.
   Он явно растерялся. Руки его были заняты пистолетом и фонарем. Наконец встревоженным голосом он заговорил, наверное в передатчик, находившийся у него во внутреннем кармане куртки.
   - Шеф, шеф, тут какой-то припадочный...
   Я сотрясался в конвульсиях стараясь приблизиться к нему ногами как можно ближе и избегая ослепительного света фонаря.
   И тут из передатчика я услышал то, чего опасался больше всего, чему мне не хотелось верить до последнего, надеясь на какие-то совпадения, на какую-то спасительную нелепость, на какое-то чудо. Но чуда не было. БЫЛ ГОЛОС ЮРКИ, ЗВУЧАВШИЙ ИЗ ПЕРЕДАТЧИКА:
   - Это он, он! Он прикидывается, я знаю! Оглуши его и свяжи только не мочи, он нужен живой...
   Но владелец фонаря и пистолета уже падал, блокированный моими ногами, тяжело и шумно падал ломая кусты и да он упал, я сидел на нем верхом вырвав пистолет уже поднятый высоко для удара, в который я вложил свою злость на весь белый свет.
   Поднявшись на ноги я подобрал откатившийся но не погасший фонарь и осветил лежавшего. Его голова в капюшоне развернулась самым неестественным образом: я перебил ему шейные позвонки.
   Боже, милостив буди мне грешному.
   Терять время было нельзя: сейчас сюда нагрянет вся королевская рать. Неизвестно, сколько их здесь находилось, но зато теперь я мог с высокой степенью точности вычислить, где Юрка распорядился оставить машины, на которых они приехали. Скорее всего на поляне у железного моста через канаву.
   Я оказался прав. Когда сквозь кусты передо мной открылась поляна с редкими высокими соснами, у двух рядом стоявших машин находился только один человек, последняя пара, не видимая мной, прошла торопливо по дороге глухо и тревожно переговариваясь между собой.
   Я подполз как можно ближе к машинам. Поляна слабо освещалась уличным фонарем, расположенным на деревянном столбе у калитки одной из дач, метрах в двадцати от поляны. Человек потоптался вокруг машин и, поеживаясь от продолжавшего моросить дождя, счел для себя лучшим усесться в одну из них, на место водителя.
   Меня это не устраивало. Пошарив вокруг себя я нащупал маленький камешек и кинул его в направлении машины с сидевшим в ней человеком. Было видно как он вздрогнул от удара камешка по кузову и приоткрыл дверцу озираясь по сторонам и бормоча ругательства. Его голова в кожаной кепке с коротким козырьком, слегка освещенная тусклым светом фонаря, на какое-то время приподнялась над корпусом машины.
   Держа ПМ обеими руками и опираясь локтями на землю, я тщательно прицелился и выстрелил. Человек опрокинулся, дверца открылась до отказа, он упал навзничь. Огромными прыжками я бросился к машине и оттащил от нее Того, Кому На Этот Раз Не Повезло.
   Ключи зажигания были на месте. Я выстрелил еще дважды. Из шин второй машины выходил воздух, она неторопливо кренилась на один бок.
   Усевшись за баранку я неподвижно замер на несколько секунд, стараясь унять волнение. До сих пор я все делал автоматически.
   Наконец я повернул ключ зажигания, тронулся с места не включая фары, и развернул машину в сторону железного мостика. При въезде на него я был вынужден включить фары: проехать по нему даже днем было довольно затруднительно. Не успев миновать поворот направо, находившийся сразу за мостиком, я услышал выстрелы и боковым зрением заметил доски забора разлетающиеся в щепы, но уже через секунду я был вне зоны обстрела и прибавил газ.
   Я вздохнул полной грудью: езда успокаивала.
   Это был другой поселок с зимними дачами имевшими и водопровод и газ. Некоторые улицы были даже асфальтированы. Гаражи, один другого краше, в подавляющем большинстве кирпичной кладки, а некоторые и с причудливыми надстройками. Архитектура жилых домов могла поразить воображение самых искушенных знатоков.
   Миновав четыре или пять поворотов, я выехал на широкую асфальтированную дорогу. Дождь не переставал, в некоторых местах на проезжей части дороги скопились внушительных размеров лужи.
   Через пятнадцать минут езды, впереди показался большой бетонный мост через местами заболоченную, заросшую камышом речку. Я хорошо знал эти места, в двухстах метрах за мостом дорога раздваивалась - налево - к большой железнодорожной станции с одноименным подмосковным городом, направо - сквозь ряд поселков городского типа, фактически слившихся в один жилой массив, к зеленой зоне, месту расположения нескольких санаторных комплексов.
   Остановившись не доезжая моста, я внимательно оглядел дорогу и убедившись в отсутствии машин и запоздалых прохожих, быстро въехал под мост и заглушил двигатель. Затем открыл все двери, капот и багажник. В багажнике обнаружилась большая сумка с торчавшим из нее литровым китайским термосом. Сумку я вытащил - еда была очень кстати. После недолгих поисков нашел подходящий булыжник, завел двигатель, поставил рычаг переключения скоростей на первую передачу и придавил педаль газа булыжником.
   С открытыми дверями, капотом и багажником похожая на химеру, решившую совершить омовение, машина медленно поползла в воду.
   Когда я закончил довольно обильный ужин, от машины не осталось никаких следов, лишь изредка на темной маслянистой поверхности воды поднимались пузырьки.
   Выходить на дождь не хотелось и я решил заночевать под мостом.
   В сумке кроме еды находилось что-то наподобие скатерти с клеенчатой основой, специально предназначенной для пикника под открытым небом. Используя сумку, ветровку и скатерть, я соорудил себе ложе и попытался уснуть.
   Над головой изредка шуршали шины проезжающих автомобилей и еще более редкие торопливые шаги запоздалых прохожих.
   Завтра на меня начнется большая охота. Подключат матушку-милицию, моя фотография будет размножена и возможно показана по московской программе телевидения.
   Юрке ничто не помешает дать знать боссам старой команды, что эта кровавая баня организована мной без его ведома с друзьями афганцами. Все вокзалы и аэропорты будут блокированы искушенными в этом деле людьми. Боссы имеют возможность организовать нечто такое, что мне и в голову никогда не придет.
   Возьмут на заметку всех кто когда-либо имел со мной контакт, и у кого я мог бы укрыться не пожалев на это никаких денег, и тех, кто одновременно со мной воспитывался в детдоме, учился в ПТУ, тех, кто был рядом со мной в Афгане. Найдут всех, не пропустят ни одного и ни одной.
   И дело не только в огромной сумме содержавшейся в кейсе, но и в престиже...
   На руку Юрке неминуемый раскол между боссами старой команды, но и его еще неустойчивый авторитет уже опасно подорван, он из кожи будет лезть, чтобы поймать меня.
   6
   Я проспал не более двух часов, если только это можно было назвать сном. Дождь кончился. Было около пяти часов, вставало солнце обещая жаркий день. Вытряхнув пыль из скатерти служившей мне одновременно подстилкой и одеялом, я аккуратно сложил ее в сумку. В полиэтиленовом пакете я оставил ПМ и настоящие документы и спрятал его здесь, под мостом.
   Пройдя вдоль речки около километра по сырой от вчерашнего дождя траве, я выбрал подходящее место и расположился здесь, чтобы привести себя в порядок и позавтракать остатками вчерашнего ужина.
   К десяти часам я был на железнодорожной станции. По обе стороны привокзальной площади располагалось множество магазинов, палаток и киосков. В одной из палаток я приобрел олимпийский тренировочный костюм, пару полотенец, кроссовки, зубную пасту со щеткой, несколько маек с яркими рисунками на груди и прочую мелочь необходимую молодому бомжу, как например поясной кошелек, которого в Москве днем с огнем не найдешь, и летнюю кепочку с надписью СПОРТ. В большом павильоне с претенциозным названием "АЭЛИТА" я выбрал электробритву, пробил в кассе чек и, вернувшись к прилавку попросил продавщицу проверить ее. Она подключила электробритву в сеть, и я не спеша побрился, не особенно заботясь о том, что привлекаю внимание.
   Затем, проехав на рейсовом автобусе две остановки, я возвратился к бетонному мосту, переоделся под ним и вновь вернулся на станцию.
   Рядом с подземным переходом стояло несколько машин. Я быстро сговорился с владельцем потрепанной Волги, лысым толстяком неопределенного возраста в клетчатой рубашке навыпуск, крутившим на указательном пальце ключи от машины.
   Через час я окунулся в невообразимую сутолоку Курского вокзала первой половины июня.
   Такси и частных машин было много, еще больше было нуждающихся в них, из огромной очереди желающих уехать на такси, садились в основном в те машины, которые привозили пассажиров.
   Я подошел к кучке шоферов, стоявших в центре автомобильного оазиса, и, напустив на себя простоватый вид, обратился к ней:
   - Мужики, а сколько например стоит доехать на такси до Ленинграда?
   Они как будто не слышали меня. Как будто меня с моим ростом метр восемьдесят пять вообще поблизости не было. Затем один из них, стоящий ко мне спиной, обернулся, смерив меня взглядом с головы до ног процедил:
   - Тебе правда в Питер или ты из любопытства спрашиваешь, чтобы потом в своем колхозе было что рассказать? - В его глазах не было заметно издевки или презрения - такова уж природа московских таксистов, и я подавил нахлынувшую было злость.
   - Конечно надо, я хочу узнать, сколько это стоит.
   - Ты один? - повернулся он ко мне окончательно. Остальные продолжали свой разговор, не обращая на нас ни малейшего внимания.
   - Какая разница, - напустил я на себя недоумевающий вид, - ну хотя бы и один.
   - Есть разница, командир, - сказал он менторским тоном, словно объясняя элементарные истины туповатому ученику, - то ты заплатишь третью, а то и четвертую часть от двух, двух с половиной стольников, а то один всю сумму отстегнешь. - Он вновь осмотрел меня с головы до ног.
   Я как бы машинально дотронулся до кошелька на поясе и с изумлением воскликнул:
   - Двести пятьдесят! Да это же цена билета на самолет до Хабаровска или дальше.
   - А ты хотел за червонец с ветерком? Продерни отсюда, не морочь голову. - Он повернулся к остальным.
   Выдержав паузу, я дотронулся до плеча моего ментора, и мужественным голосом произнес:
   - Ладно, я согласен. Поехали.
   - Он видите ли согласен! Это еще не значит, что и я согласен. Как-никак шестьсот шестьдесят километров. Минимум двенадцать часов туда и обратно. Борис! - крикнул кому-то в другой кучке шоферов и снова повернувшись ко мне объяснил, что у этого Бориса есть родственники в Питере и он имеет возможность там переночевать. К нам приблизился низкорослый вихрастый парень лет двадцати пяти с остреньким лицом, похожий на хорька.