Страница:
Отец в это время был бригадиром буровой бригады, которая ездила со Старых Промыслов на Новые Промыслы. Однажды на буровой вышке, на которой работал отец, произошла авария. Техник, в подчинении которого находилось несколько буровых, приказал ликвидировать эту аварию по своей методике. Отец имел гораздо больший практический опыт в работе и не согласился с начальником, зная, что данным способом ликвидировать аварию не удастся, что это приведет к уничтожению буровой вышки, более того, будут выброшены на ветер большие деньги. Впоследствии так и оказалось. Был суд, за невыполнение распоряжений старшего руководства отца уволили с работы. В тяжелый период голода мы лишились хлебных карточек. Примерно через месяц отец устроился на работу в одну из организаций нормировщиком и стал ИТР – инженерно-техническим работником. Раньше отец дома появлялся редко, а сейчас после работы каждый день в одно и то же время был дома. Для нас, детей, это было большой радостью.
Мы получили новые продуктовые карточки. Хлеба инженерно-техническим работникам давали на 100 граммов меньше, чем рабочим. В кооперативном магазине, где все получали продукты, при покупке хлеба каждый строго смотрел, чтобы его не обвесили. Продавца кооператива все звали дядя Петя. Этот дядя Петя отрезал от булки хлеба причитающиеся фунты и быстро бросал на весы. Весы еще не успевали успокоиться, когда продавец уже сбрасывал хлеб с чашки. Первое время многие имели претензии, подозревая, что он неправильно взвешивает, недовешивает, но при точном перевешивании он всегда обязательно отрезал лишний кусочек от взвешиваемого хлеба. После к дяде Пете никто претензий не предъявлял, а ведь было ему немногим больше 20 лет.
Осенью 1932 года возле нашего дома остановилось на отдых одно из подразделений грозненского батальона. Видно было, что у них проходят какие-то учения. Мы, мальчишки, смотрели на военных с большим восхищением. Завязался разговор, нам было лестно, что с нами разговаривают. Красноармейцы выглядели бодро и мужественно, в то время в армию призывали взрослых парней в возрасте 21 года. Местных среди них никого не было, все были из дальних регионов страны. У красноармейцев был обед сухим пайком, и нас угостили, даже дали каждому по кусочку сахара. Какая была радость! Я принес домой этот сахар, и когда пришел с работы отец, мы пили чай «вприглядку».
Особенно тяжелые времена настали зимой-весной 1933 года. По всей стране, кроме запада Украины, свирепствовал голод. В газетах и по радио сообщали о высокой смертности среди населения. На западе Украины у сельских жителей начали изымать хлеб, чтобы спасти людей в других регионах от голодной смерти. В наше время много говорят о том, что голод в стране тогда устроили коммунисты во главе со Сталиным, уничтожили кулачество, поэтому хлеба и не стало. Но мало-мальски разумный человек поймет, что кулачество погибло, лишившись батраков, ушедших в колхозы, а кулаки пошли с оружием против советской власти, против колхозников, зверски уничтожая активистов колхозного строя. Беда, постигшая нашу страну, была вызвана лишь засухой, в чем можно убедиться, изучив сводки метеослужбы того времени. Крестьяне не получили урожая даже со своих приусадебных участков.
Весной 1933 года отца вызвали в райком партии Старопромысловского района и предложили вернуться на работу по своей специальности в нефтяную промышленность. К этому времени бурильщикам прибавили зарплату и ввели кое-какие льготы. Жизнь показала, что специалистами нельзя разбрасываться, надо ими дорожить, обучать и растить им смену.
До 1933 года рабочие и интеллигенция не занимались огородничеством. Жизнь подсказала выход из трудного положения, и руководство республики начало давать людям земли под огороды на пустующих косогорах и возвышенностях. Каждый хотел иметь огород ближе к дому, так как с транспортом дела тогда обстояли плохо, все приходилось перевозить на своих плечах. Хорошо было тем, кто решил эту проблему, приобретя какую-либо тачку. Мы получили огород между городком Иванова и поселком Бутенко[6]. На выделенном участке нужно было вскопать землю, нужны были семена. Маме и еще нескольким женщинам пришлось устроиться на временную работу в столовую; там они чистили картофель, очистки от которого разрешалось забирать домой. Из этих очистков мама готовила суп, они же использовались для посадки картофеля. Иногда отец приходил с работы прямо на огород, и мама кормила его супом, от которого шел очень аппетитный запах. Несмотря на запах, мой желудок такой суп не принимал. А здесь еще голодный младший братишка орет во все горло! А чем его накормить? Надо как-то отвлечь его от этого желания, и я вызываю его на соревнование, кто быстрее вскопает полоску земли. Отец смотрит на нас, и я замечаю на его глазах слезы. Он хорошо понимал, что я отвлекаю брата, которому нечего дать покушать, от мысли о еде…
Начались летние каникулы. Мои товарищи узнали, что колхоз Катаяма на временную сезонную работу берет ребят нашего возраста. Несколько человек собрались пойти туда работать и меня уговорили. Мы отправились в правление колхоза, и нас приняли. Работа наша заключалась в присмотре за лошадьми, мы должны были водить их в поводу при культивации кукурузы и при других работах. Рано утром следующего дня прибыли мы в правление колхоза. Нас распределили по старшим колхозникам, и все двинулись в поле к Терскому хребту. Вначале работалось нормально, но к полудню стало нестерпимо жарко, во рту пересохло, дышать стало тяжело. Воды поблизости нигде не было. У старших колхозников мы узнали, что к часу дня приедет бочка и привезет воду. Некоторые мои друзья начали хныкать, а мне вспомнились слова отца: «Ты, парень, будешь солдатом, учись преодолевать трудности жизни, учись стирать белье, особенно грубую робу. Учись у матери готовить обед, в жизни может очень пригодиться, а если не пригодится, то плохого от этого точно не будет». Казалось, что эти слова отца были прослушаны мной без должного внимания, но сейчас пришли в голову как нельзя вовремя. Без паники! Взрослые с нами в одинаковых условиях, но не хнычут, да и хныканьем делу не поможешь.
Продолжаем работать. Веду коня по борозде между рядами кукурузы, а колхозник идет за культиватором, так производится прополка сорняков и окучивание землей рядов кукурузы. Солнце высоко, во рту уже пересохло так, что дышать тяжело. Один из колхозников сказал, что едет бочка – везет воду. Телега с бочкой была еще далеко, но некоторые мальчишки, бросив все, побежали навстречу. Шум, суматоха. Я решил, что бежать километр навстречу бочке, чтобы получить воду на несколько минут раньше, – это не по мне. Стал смотреть, как ведут себя в этих условиях старшие, они же не первый день в таких условиях! Оказалось, что пить сразу много нельзя. Надо пополоскать, промыть рот водой и не спеша выпить несколько небольших глотков – через некоторое время обязательно придет облегчение. Это сделать трудно, но надо.
Примерно в час дня нас позвали на обед и отдых, а потом до вечера мы снова работали. На следующий день один из моих товарищей не пришел на поле, через день бросили работу еще двое. Остались мы втроем и проработали три недели. О, как же мы были горды, что можем самостоятельно работать, как взрослые! По окончании работ мы окрепли морально и физически. Я принес маме первые заработанные деньги.
На огороде стала появляться первая съедобная зелень, особенно радовала молодая молочная кукуруза, початки которой можно было кушать сырыми. Народ стал оживать, все чаще стал звучать смех, бодрее стали разговоры. Тогда, хотя и жилось экономически тяжело, народ был дружнее, доброжелательнее друг к другу.
В зимнее время в субботу и воскресенье выходили в центр городка вечерами дети, подростки, взрослые кататься на коньках и санях. Рабочими ребятами были сделаны большие сани из толстых труб, на которые садилось человек по десять за раз, да к ним прицеплялись по несколько человек на коньках, и ехали все вместе с шумом и смехом с горы через городок до самого «пятачка». Весной, когда дружно тает снег и бегут ручьи, на улицах собирались ребятишки и всюду слышались их звонкие, веселые голоса. Кто пускает кораблики, кто строит мельницы, плотины – каждый старается показать свое мастерство.
Зимний клуб у нас был небольшой, тесный, зато деревянная летняя сцена была просторная. На этой сцене показывали кинофильмы. На вечерние сеансы большинство детей не пускали родители, но моя мама относилась к этому спокойно, и мы, несколько ребят, приспособились быть помощниками у киномеханика. Дело в том, что кинофильм привозили из города, и его за один вечер надо было показать на Соленой балке и у нас. Транспорта для быстрой перевозки кинолент не было. На Соленой балке покажут две части кино, один из нас берет эти части и бежит в городок Иванова, где их тут же заправляют в киноаппарат. Очередной гонец ждет, когда зрители просмотрят еще две части, и продолжает бег. За это киномеханик бесплатно пускал нас на вечерние киносеансы, а контролеры не могли нас выгнать. Часто показывали фильм про Гражданскую войну и двух братьев, один из которых был за белых, а другой за красных. Я смотрел кино и страстно желал, чтобы у нас в семье такого никогда не было. Я буду защищать младшего братишку Владика, и мы с ним будем жить дружно! Большой популярностью у зрителей пользовались фильмы с участием Игоря Ильинского и другие комедийные ленты.
В начале 1934 года отца назначили старшим буровым мастером всего Старопромысловского района, в нашей квартире поставили телефон, что было в то время большой редкостью. В любое время суток отцу могло понадобиться выехать на любой участок, но с автотранспортом в то время было тяжело. В итоге за отцом была закреплена верховая лошадь, которая содержалась на конюшне.
В конце мая 1933 года появился в небе самолет, пролетел над нашим городком и сел на Катаяме на узкой полосе между шоссейной и железной дорогами. Много народу из Соленой балки и городка Иванова наперегонки побежали к месту посадки, побежал и я. О, какое волшебное зрелище предстало перед моими глазами – птица, на которой можно летать! С трепетом я осматривал самолет. Очень хотелось до него дотронуться, но какой-то стоящий возле крыла человек никого не подпускал близко. Через некоторое время пришел другой человек, в легком комбинезоне, шлеме с большими очками, сел в переднюю кабину. Прозвучали команды «от винта», «контакт», чихнув, запустился мотор, первый человек забрался в заднюю кабину, и самолет улетел. Да уж, видно, таких, как я, никогда не допустят к самолету! Но, почесав затылок, я подумал – посмотрим!
Вскоре по радио и в газетах все чаще стал появляться призыв: «Комсомолец, на самолет!» День 18 августа 1933 года был объявлен праздником – днем авиации, празднование которого должно было проводиться на Катаяме[7]. В этот день на равнине у поселка собралось много зрителей, для которых канатами было отгорожено специальное место. Работали буфеты, играл духовой оркестр. Показывали пилотаж на самолетах У-2, одиночные и групповые парашютные прыжки, а в заключение три самолета Р-5 сбросили учебные бомбы на какой-то объект и «разбомбили» его. Такое в Грозном видели впервые. Народ ликовал.
Жил в городке Иванова около «пятачка» один парень, очень скромный, красивый, высокого роста. Он был старше меня, звали его Николай Алексеев. Вечерами в окружении детей он играл на мандолине, ее звуки разносились далеко-далеко, и многие останавливались слушать его душевную игру. Откуда я мог тогда знать, что в моей будущей судьбе этот человек сыграет значительную роль? В 1939 году Николай заканчивал аэроклуб и летал над промыслами, своим примером привлекая молодежь в авиацию…
Население городка Иванова, как и всего Старопромысловского района, принадлежало к разным социальным слоям. В основном это были рабочие-буровики, труженики различных мастерских, но была и интеллигенция. Отношение к интеллигенции в те времена было пренебрежительным, слово «интеллигент» было насмешливым, а зачастую презрительным, оскорбительным. Неприязнь была взаимной, прежняя буржуазная интеллигенция относилась презрительно к низшему сословию – рабочим и крестьянам. Рабочий же класс гордился тем, что может делать любую самую черную работу, в отличие от белоручек-интеллигентов. Вся ли интеллигенция была такой? Конечно, нет.
По соседству с нами жила семья Васильевых, в которой воспитывался единственный сын Глеб. Он дружил с нами, и мы многому учились у него. Он мог тактично и к месту указать нам на нашу грубость и необразованность, на неправильные слова и поведение. Другие дети из семей интеллигентов часто держались более обособленно, общались с одноклассниками из рабочих семей натянуто и высокомерно. Приходилось задумываться, откуда такая вражда между разными людьми, почему одни ставят себя выше других? Прошло время – отношения людей в этом вопросе тоже изменились в лучшую сторону.
В 1934 году отцу предложили новую квартиру на другом участке. Квартира была со всеми удобствами, что по тем временам было редкостью, но была вдали от центра, на самой окраине Старых Промыслов, на 120-м участке, расположенном в гористой местности. Там на косогоре были построены два кирпичных дома. С одной стороны каждый дом был одноэтажный, а с другой – двухэтажный. В квартирах на втором этаже были водопровод, туалет, ванная комната; в одной из этих квартир мы и поселились. Отцу наше новое жилище было удобно и по работе, так как эта оконечность района тогда интенсивно разрабатывалась по добыче нефти.
120-й участок был, по сути, единым жилым массивом с 69-м участком, разделяла их отопительная труба, идущая от кочегарки. Более развит был 69-й участок, где находились школа, магазины, клуб имени Войкова, общежитие для рабочих-холостяков, пожарная команда, небольшой парк с летним кинотеатром. В школу на 69-й участок ходили дети со всех окраинных участков Старых Промыслов.
На новом месте я пошел в пятый класс, а братишка в третий. Учился он с большой неохотой, у меня же учеба шла успешно. В школе было много переростков – некоторые ребята учились плохо и в каждом классе сидели по два года. У других обстоятельства не позволили вовремя пойти учиться, но позже появилась возможность посещать занятия, да и росло осознание, что быть неграмотным очень плохо. В школе было целых четыре пятых класса, через год осталось два шестых класса, а еще через год остался только один седьмой класс. Ученики быстро уходили на производство, в технические училища, стремясь быстрее приобрести рабочие специальности.
После переезда я был настроен на плохой прием со стороны новых одноклассников, думал, что в отдаленном районе и мальчишки будут хулиганистые. Я в то время был нескладный – худой, длинный, конопатый, и побаивался насмешек, но ребята приняли меня доброжелательно. Оказалось, что местные люди жили сплоченней и дружнее, чем в иных центральных районах. Было на этих участках много татар и чеченцев. Татары больше промышляли торговлей, а чеченцы чаще работали на производстве. Много было холостяков, которые жили в общежитии на 69-м участке.
С ближних аулов приезжали чеченцы торговать фруктами, овощами, всем тем, что выращивали в горных местах: лесными грушами, вишней, абрикосами, алычой. Помню, что ведро груш стоило один рубль. Цены на базаре тогда были меньше магазинных на 5–7 % за счет заготовителей, которые поставляли товары в магазины.
В школе учеба шла своим чередом, но зимой 1934–1935 годов приключился большой скандал из-за обложек ученических тетрадок. В то время на обложках часто печатались репродукции картин, к примеру, васнецовские «Три богатыря». Прошел слух, что на этих картинках в завуалированном виде сделаны антисоветские надписи вроде как «долой ВКП(б)» и другие. Учителя срочно стали уничтожать эти обложки. Сколько мы ни рассматривали свои тетрадки, как их ни крутили – ничего крамольного не нашли и пришли к выводу, что кто-то проявляет излишнюю бдительность.
В пятом классе я подружился с Александром Масловым. Семья у Масловых была большая, учился он не ахти как хорошо, но был надежным товарищем. С шестого класса он ушел учиться в ФЗУ, осваивать профессию сварщика, и впоследствии стал мастером высокого класса. Подобной дорогой пошли многие, почти все переростки ушли из школы на самостоятельные заработки. С шестого класса я увлекся радиотехникой. У Александра был старший брат, который раньше занимался радиолюбительством, и у него остались кое-какие детали от радиоприемников; я эти детали стал выменивать и выкупать. Потом, практически одновременно, я увлекся авиамоделизмом, кино и фотографией. Стал в школе отставать по некоторым предметам, особенно по гуманитарным – литературе, истории. Читать надо было много, а времени постоянно не хватало, так как большая его часть уходила на изучение различной технической литературы. Вечерами я пропадал в библиотеке клуба, по физике, химии, математике узнавал больше, чем преподавали в старших классах школы.
Помню, в то время у нас было трудно достать трансформаторное железо. Приходилось рассчитывать и вырезать сердечники для трансформаторов из кровельного железа. Муторное дело, но куда деваться? Занимался я и изучением телевидения. В 1940 году уже проводились пробные передачи на коротких волнах. А какая была радость и сколько удовольствия запустить авиамодель и представить, что ты летчик этого самолета! Жизнь моя была очень интересной и насыщенной.
Братишка мой в школе учился без особого рвения, а вот придя домой, когда я занимался своими увлечениями, чем-либо всегда был готов мне напакостить. Начинает ногами пихать мои поделки, провоцируя меня на ответные действия, потом лезет в драку. Физически он был гораздо слабее меня, но наделся на заступничество мамы, которая, не особо разбираясь в обстановке, всегда вставала на сторону младшего. У матери была какая-то слепая любовь к младшему брату и совсем не было требовательности, она позволяла ему делать все, что он захочет. Если я данные родителями на праздники деньги тратил на покупку разных деталей и материалов, то брат копил их и прятал ото всех, даже замуровывал в стену. Той братской дружбы, о которой я мечтал ранее, у нас не получалось.
Школа жила своей жизнью. Класс наш был дружным и сплоченным коллективом. Если кто-либо вел себя неправильно, то весь класс активно реагировал на это. Учился у нас Володя Скориков, красивый мальчишка, все девчонки влюблялись в него. В восьмом классе в ответ на какую-то шутку он ответил нам вызывающе презрительно. Решили объявить ему бойкот: не разговаривать, не подавать руки, не отвечать на его обращения. Поначалу он, гордый и заносчивый, не воспринял это всерьез. Прошла неделя, мы выдерживали бойкот. Пришлось Володе публично просить прощения, мы своей сплоченностью перебороли его гордость и зазнайство. Большая сила коллектив!
Во дворе школы под старыми акациями был большой стол, где в свободное время собирались ученики, играли в разные игры. Рядом был турник, на котором те, кто умел, показывали свои успехи в физических упражнениях. Попробовал однажды и я подтянуться на турнике – ничего не получилось. Стало стыдно, и прежде всего перед собой, что я такой слабый. Решив стать сильным, я перетрудил себя, думал, что можно сразу добиться больших успехов, и у меня сильно заболело сердце. В груди при движении и разговорах возникали боли. Однако врачи меня успокоили, сказав, что я здоров, а боли появились от чрезмерной физической нагрузки, что мне надо немного поберечься. Мне пришлось над этим задуматься серьезно. Вырос в длину я быстро, а вот сердечко не успевало развиваться. После поправки я усердно и систематически начал заниматься утренней физзарядкой, тем более что из сделанного своими руками радиоприемника звучала бодрая и веселая музыка. Через некоторое время я добился определенных успехов.
Рядом со школой была пожарная команда. У пожарных была хорошая спортивная площадка, на которой вечерами и по воскресным дням собиралась молодежь, играла в волейбол и тренировалась на спортивных снарядах. Одни показывали свои достижения, а другие стремились сравняться с ними. В определенные дни принимались зачеты на сдачу норм ГТО I и II ступеней. Те, кто носил значок ГТО, очень им гордились, да и окружающие к таким людям относились с большим уважением. Чуть позже появились нормативы БГТО, предназначенные для школьников, которые стремились сдать нормы ГТО[8]. Вся эта работа проводилась добровольным обществом ОСОАВИАХИМ[9], физическому здоровью населения в целом уделялось большое внимание.
В 1937 году к нам в школу пришел представитель ОСОАВИАХИМа и провел беседу с учениками об участии в районных стрелковых соревнованиях. Желающих нашлось немного, мы находились далеко от центра. У клуба имени Пролетбата на 36-м участке был тир, где мы тренировались и участвовали в отборочных стрельбах. От нашей школы на соревнования были отобраны я, Миша Флейшин и Володя Скориков, но Володя не стал принимать участия в соревнованиях. Остались мы с Мишей вдвоем защищать честь школы на районных соревнованиях по стрельбе из мелкокалиберной винтовки и неожиданно победили. Потом было участие в республиканских соревнованиях, где я занял первое место в стрельбе с колена, за что получил приз. После такого успеха меня уговорили организовать в нашей школе стрелковый кружок, выдали три винтовки и боеприпасы. Хранить оружие пришлось дома, так как в школе охраны и подходящего помещения не было. У школы мне пришлось оборудовать тир и проводить стрельбы с учениками. Эти занятия отнимали очень много времени, которого мне всегда не хватало, но многих мальчиков и девочек я научил обращаться с оружием и стрелять. В довоенное время люди, работавшие на общественных началах, хотя таких было и не много, у населения пользовались большим уважением.
В ноябре 1934 года, после голодного 1933-го, была отменена карточная система. Стало заметно больше появляться в магазинах и на базарах продуктов и других товаров, цены становились все более и более доступными. Народ это хорошо ощущал.
Водка была только пшеничная, качественная. В 1937 году в правительстве был остро поставлен вопрос борьбы с алкоголизмом, Сталину предлагали разные варианты борьбы: и повысить цены на спиртное, и продавать его ограниченное время, и ввести карточки. Сталин в ответ высказался, что в итоге всех ограничений люди будут пить разную дрянь, будут травиться, и больше ничего это не даст. Надо выпускать водку качественную и дешевую по цене, чтобы меньше влияла на бюджет семьи. Бороться же с пьянством надо другими методами. За пьянку на рабочем месте судили товарищеским судом. Кому-то это не нравилось, но мера была действенной. Воскресными вечерами в парке рабочая молодежь устраивала выпивку. Как-то раз слышу – один парень отказывается от очередной рюмки, заявляя друзьям, что завтра на работу придет с красными глазами, и потом ребята на товарищеском суде заклюют.
1937 год был очень урожайным. На Васильевском хуторе, в колхозе «Первомайский», председателем был молодой, холостой парень, хороший спортсмен. Видя, что своими силами колхозникам не справиться с уборкой урожая, он пошел по участкам уговаривать женщин помочь в уборке урожая, объясняя, что помощницы не только спасут урожай, но и хорошо заработают. С большим жаром убеждал, и многих убедил. На следующее утро наша мама тоже пошла в колхоз. Вышел и я за мамой, дошел до края вершины, откуда начинался крутой спуск в долину, вид на которую открывался отсюда до самого Терского хребта. Я был удивлен увиденным. По тропинкам с нашей горы спускалось множество женщин, поодиночке и группами, в разноцветных косынках и платочках, и эта вереница тянулась до самого колхоза. Урожай убрали быстро, и благодарный председатель устроил для людей праздник, который совместил со своей свадьбой. На улице были поставлены большие столы с угощениями, прилетали два самолета, демонстрировали пилотаж и прыжки с парашютом. Мы, мальчишки, ходили смотреть на празднования. От столов нас отгоняли, но нам это и не особенно было интересно, мы больше смотрели на самолеты и радость людей.
Мы получили новые продуктовые карточки. Хлеба инженерно-техническим работникам давали на 100 граммов меньше, чем рабочим. В кооперативном магазине, где все получали продукты, при покупке хлеба каждый строго смотрел, чтобы его не обвесили. Продавца кооператива все звали дядя Петя. Этот дядя Петя отрезал от булки хлеба причитающиеся фунты и быстро бросал на весы. Весы еще не успевали успокоиться, когда продавец уже сбрасывал хлеб с чашки. Первое время многие имели претензии, подозревая, что он неправильно взвешивает, недовешивает, но при точном перевешивании он всегда обязательно отрезал лишний кусочек от взвешиваемого хлеба. После к дяде Пете никто претензий не предъявлял, а ведь было ему немногим больше 20 лет.
Осенью 1932 года возле нашего дома остановилось на отдых одно из подразделений грозненского батальона. Видно было, что у них проходят какие-то учения. Мы, мальчишки, смотрели на военных с большим восхищением. Завязался разговор, нам было лестно, что с нами разговаривают. Красноармейцы выглядели бодро и мужественно, в то время в армию призывали взрослых парней в возрасте 21 года. Местных среди них никого не было, все были из дальних регионов страны. У красноармейцев был обед сухим пайком, и нас угостили, даже дали каждому по кусочку сахара. Какая была радость! Я принес домой этот сахар, и когда пришел с работы отец, мы пили чай «вприглядку».
Особенно тяжелые времена настали зимой-весной 1933 года. По всей стране, кроме запада Украины, свирепствовал голод. В газетах и по радио сообщали о высокой смертности среди населения. На западе Украины у сельских жителей начали изымать хлеб, чтобы спасти людей в других регионах от голодной смерти. В наше время много говорят о том, что голод в стране тогда устроили коммунисты во главе со Сталиным, уничтожили кулачество, поэтому хлеба и не стало. Но мало-мальски разумный человек поймет, что кулачество погибло, лишившись батраков, ушедших в колхозы, а кулаки пошли с оружием против советской власти, против колхозников, зверски уничтожая активистов колхозного строя. Беда, постигшая нашу страну, была вызвана лишь засухой, в чем можно убедиться, изучив сводки метеослужбы того времени. Крестьяне не получили урожая даже со своих приусадебных участков.
Весной 1933 года отца вызвали в райком партии Старопромысловского района и предложили вернуться на работу по своей специальности в нефтяную промышленность. К этому времени бурильщикам прибавили зарплату и ввели кое-какие льготы. Жизнь показала, что специалистами нельзя разбрасываться, надо ими дорожить, обучать и растить им смену.
До 1933 года рабочие и интеллигенция не занимались огородничеством. Жизнь подсказала выход из трудного положения, и руководство республики начало давать людям земли под огороды на пустующих косогорах и возвышенностях. Каждый хотел иметь огород ближе к дому, так как с транспортом дела тогда обстояли плохо, все приходилось перевозить на своих плечах. Хорошо было тем, кто решил эту проблему, приобретя какую-либо тачку. Мы получили огород между городком Иванова и поселком Бутенко[6]. На выделенном участке нужно было вскопать землю, нужны были семена. Маме и еще нескольким женщинам пришлось устроиться на временную работу в столовую; там они чистили картофель, очистки от которого разрешалось забирать домой. Из этих очистков мама готовила суп, они же использовались для посадки картофеля. Иногда отец приходил с работы прямо на огород, и мама кормила его супом, от которого шел очень аппетитный запах. Несмотря на запах, мой желудок такой суп не принимал. А здесь еще голодный младший братишка орет во все горло! А чем его накормить? Надо как-то отвлечь его от этого желания, и я вызываю его на соревнование, кто быстрее вскопает полоску земли. Отец смотрит на нас, и я замечаю на его глазах слезы. Он хорошо понимал, что я отвлекаю брата, которому нечего дать покушать, от мысли о еде…
Начались летние каникулы. Мои товарищи узнали, что колхоз Катаяма на временную сезонную работу берет ребят нашего возраста. Несколько человек собрались пойти туда работать и меня уговорили. Мы отправились в правление колхоза, и нас приняли. Работа наша заключалась в присмотре за лошадьми, мы должны были водить их в поводу при культивации кукурузы и при других работах. Рано утром следующего дня прибыли мы в правление колхоза. Нас распределили по старшим колхозникам, и все двинулись в поле к Терскому хребту. Вначале работалось нормально, но к полудню стало нестерпимо жарко, во рту пересохло, дышать стало тяжело. Воды поблизости нигде не было. У старших колхозников мы узнали, что к часу дня приедет бочка и привезет воду. Некоторые мои друзья начали хныкать, а мне вспомнились слова отца: «Ты, парень, будешь солдатом, учись преодолевать трудности жизни, учись стирать белье, особенно грубую робу. Учись у матери готовить обед, в жизни может очень пригодиться, а если не пригодится, то плохого от этого точно не будет». Казалось, что эти слова отца были прослушаны мной без должного внимания, но сейчас пришли в голову как нельзя вовремя. Без паники! Взрослые с нами в одинаковых условиях, но не хнычут, да и хныканьем делу не поможешь.
Продолжаем работать. Веду коня по борозде между рядами кукурузы, а колхозник идет за культиватором, так производится прополка сорняков и окучивание землей рядов кукурузы. Солнце высоко, во рту уже пересохло так, что дышать тяжело. Один из колхозников сказал, что едет бочка – везет воду. Телега с бочкой была еще далеко, но некоторые мальчишки, бросив все, побежали навстречу. Шум, суматоха. Я решил, что бежать километр навстречу бочке, чтобы получить воду на несколько минут раньше, – это не по мне. Стал смотреть, как ведут себя в этих условиях старшие, они же не первый день в таких условиях! Оказалось, что пить сразу много нельзя. Надо пополоскать, промыть рот водой и не спеша выпить несколько небольших глотков – через некоторое время обязательно придет облегчение. Это сделать трудно, но надо.
Примерно в час дня нас позвали на обед и отдых, а потом до вечера мы снова работали. На следующий день один из моих товарищей не пришел на поле, через день бросили работу еще двое. Остались мы втроем и проработали три недели. О, как же мы были горды, что можем самостоятельно работать, как взрослые! По окончании работ мы окрепли морально и физически. Я принес маме первые заработанные деньги.
На огороде стала появляться первая съедобная зелень, особенно радовала молодая молочная кукуруза, початки которой можно было кушать сырыми. Народ стал оживать, все чаще стал звучать смех, бодрее стали разговоры. Тогда, хотя и жилось экономически тяжело, народ был дружнее, доброжелательнее друг к другу.
В зимнее время в субботу и воскресенье выходили в центр городка вечерами дети, подростки, взрослые кататься на коньках и санях. Рабочими ребятами были сделаны большие сани из толстых труб, на которые садилось человек по десять за раз, да к ним прицеплялись по несколько человек на коньках, и ехали все вместе с шумом и смехом с горы через городок до самого «пятачка». Весной, когда дружно тает снег и бегут ручьи, на улицах собирались ребятишки и всюду слышались их звонкие, веселые голоса. Кто пускает кораблики, кто строит мельницы, плотины – каждый старается показать свое мастерство.
Зимний клуб у нас был небольшой, тесный, зато деревянная летняя сцена была просторная. На этой сцене показывали кинофильмы. На вечерние сеансы большинство детей не пускали родители, но моя мама относилась к этому спокойно, и мы, несколько ребят, приспособились быть помощниками у киномеханика. Дело в том, что кинофильм привозили из города, и его за один вечер надо было показать на Соленой балке и у нас. Транспорта для быстрой перевозки кинолент не было. На Соленой балке покажут две части кино, один из нас берет эти части и бежит в городок Иванова, где их тут же заправляют в киноаппарат. Очередной гонец ждет, когда зрители просмотрят еще две части, и продолжает бег. За это киномеханик бесплатно пускал нас на вечерние киносеансы, а контролеры не могли нас выгнать. Часто показывали фильм про Гражданскую войну и двух братьев, один из которых был за белых, а другой за красных. Я смотрел кино и страстно желал, чтобы у нас в семье такого никогда не было. Я буду защищать младшего братишку Владика, и мы с ним будем жить дружно! Большой популярностью у зрителей пользовались фильмы с участием Игоря Ильинского и другие комедийные ленты.
В начале 1934 года отца назначили старшим буровым мастером всего Старопромысловского района, в нашей квартире поставили телефон, что было в то время большой редкостью. В любое время суток отцу могло понадобиться выехать на любой участок, но с автотранспортом в то время было тяжело. В итоге за отцом была закреплена верховая лошадь, которая содержалась на конюшне.
В конце мая 1933 года появился в небе самолет, пролетел над нашим городком и сел на Катаяме на узкой полосе между шоссейной и железной дорогами. Много народу из Соленой балки и городка Иванова наперегонки побежали к месту посадки, побежал и я. О, какое волшебное зрелище предстало перед моими глазами – птица, на которой можно летать! С трепетом я осматривал самолет. Очень хотелось до него дотронуться, но какой-то стоящий возле крыла человек никого не подпускал близко. Через некоторое время пришел другой человек, в легком комбинезоне, шлеме с большими очками, сел в переднюю кабину. Прозвучали команды «от винта», «контакт», чихнув, запустился мотор, первый человек забрался в заднюю кабину, и самолет улетел. Да уж, видно, таких, как я, никогда не допустят к самолету! Но, почесав затылок, я подумал – посмотрим!
Вскоре по радио и в газетах все чаще стал появляться призыв: «Комсомолец, на самолет!» День 18 августа 1933 года был объявлен праздником – днем авиации, празднование которого должно было проводиться на Катаяме[7]. В этот день на равнине у поселка собралось много зрителей, для которых канатами было отгорожено специальное место. Работали буфеты, играл духовой оркестр. Показывали пилотаж на самолетах У-2, одиночные и групповые парашютные прыжки, а в заключение три самолета Р-5 сбросили учебные бомбы на какой-то объект и «разбомбили» его. Такое в Грозном видели впервые. Народ ликовал.
Жил в городке Иванова около «пятачка» один парень, очень скромный, красивый, высокого роста. Он был старше меня, звали его Николай Алексеев. Вечерами в окружении детей он играл на мандолине, ее звуки разносились далеко-далеко, и многие останавливались слушать его душевную игру. Откуда я мог тогда знать, что в моей будущей судьбе этот человек сыграет значительную роль? В 1939 году Николай заканчивал аэроклуб и летал над промыслами, своим примером привлекая молодежь в авиацию…
Население городка Иванова, как и всего Старопромысловского района, принадлежало к разным социальным слоям. В основном это были рабочие-буровики, труженики различных мастерских, но была и интеллигенция. Отношение к интеллигенции в те времена было пренебрежительным, слово «интеллигент» было насмешливым, а зачастую презрительным, оскорбительным. Неприязнь была взаимной, прежняя буржуазная интеллигенция относилась презрительно к низшему сословию – рабочим и крестьянам. Рабочий же класс гордился тем, что может делать любую самую черную работу, в отличие от белоручек-интеллигентов. Вся ли интеллигенция была такой? Конечно, нет.
По соседству с нами жила семья Васильевых, в которой воспитывался единственный сын Глеб. Он дружил с нами, и мы многому учились у него. Он мог тактично и к месту указать нам на нашу грубость и необразованность, на неправильные слова и поведение. Другие дети из семей интеллигентов часто держались более обособленно, общались с одноклассниками из рабочих семей натянуто и высокомерно. Приходилось задумываться, откуда такая вражда между разными людьми, почему одни ставят себя выше других? Прошло время – отношения людей в этом вопросе тоже изменились в лучшую сторону.
В 1934 году отцу предложили новую квартиру на другом участке. Квартира была со всеми удобствами, что по тем временам было редкостью, но была вдали от центра, на самой окраине Старых Промыслов, на 120-м участке, расположенном в гористой местности. Там на косогоре были построены два кирпичных дома. С одной стороны каждый дом был одноэтажный, а с другой – двухэтажный. В квартирах на втором этаже были водопровод, туалет, ванная комната; в одной из этих квартир мы и поселились. Отцу наше новое жилище было удобно и по работе, так как эта оконечность района тогда интенсивно разрабатывалась по добыче нефти.
120-й участок был, по сути, единым жилым массивом с 69-м участком, разделяла их отопительная труба, идущая от кочегарки. Более развит был 69-й участок, где находились школа, магазины, клуб имени Войкова, общежитие для рабочих-холостяков, пожарная команда, небольшой парк с летним кинотеатром. В школу на 69-й участок ходили дети со всех окраинных участков Старых Промыслов.
На новом месте я пошел в пятый класс, а братишка в третий. Учился он с большой неохотой, у меня же учеба шла успешно. В школе было много переростков – некоторые ребята учились плохо и в каждом классе сидели по два года. У других обстоятельства не позволили вовремя пойти учиться, но позже появилась возможность посещать занятия, да и росло осознание, что быть неграмотным очень плохо. В школе было целых четыре пятых класса, через год осталось два шестых класса, а еще через год остался только один седьмой класс. Ученики быстро уходили на производство, в технические училища, стремясь быстрее приобрести рабочие специальности.
После переезда я был настроен на плохой прием со стороны новых одноклассников, думал, что в отдаленном районе и мальчишки будут хулиганистые. Я в то время был нескладный – худой, длинный, конопатый, и побаивался насмешек, но ребята приняли меня доброжелательно. Оказалось, что местные люди жили сплоченней и дружнее, чем в иных центральных районах. Было на этих участках много татар и чеченцев. Татары больше промышляли торговлей, а чеченцы чаще работали на производстве. Много было холостяков, которые жили в общежитии на 69-м участке.
С ближних аулов приезжали чеченцы торговать фруктами, овощами, всем тем, что выращивали в горных местах: лесными грушами, вишней, абрикосами, алычой. Помню, что ведро груш стоило один рубль. Цены на базаре тогда были меньше магазинных на 5–7 % за счет заготовителей, которые поставляли товары в магазины.
В школе учеба шла своим чередом, но зимой 1934–1935 годов приключился большой скандал из-за обложек ученических тетрадок. В то время на обложках часто печатались репродукции картин, к примеру, васнецовские «Три богатыря». Прошел слух, что на этих картинках в завуалированном виде сделаны антисоветские надписи вроде как «долой ВКП(б)» и другие. Учителя срочно стали уничтожать эти обложки. Сколько мы ни рассматривали свои тетрадки, как их ни крутили – ничего крамольного не нашли и пришли к выводу, что кто-то проявляет излишнюю бдительность.
В пятом классе я подружился с Александром Масловым. Семья у Масловых была большая, учился он не ахти как хорошо, но был надежным товарищем. С шестого класса он ушел учиться в ФЗУ, осваивать профессию сварщика, и впоследствии стал мастером высокого класса. Подобной дорогой пошли многие, почти все переростки ушли из школы на самостоятельные заработки. С шестого класса я увлекся радиотехникой. У Александра был старший брат, который раньше занимался радиолюбительством, и у него остались кое-какие детали от радиоприемников; я эти детали стал выменивать и выкупать. Потом, практически одновременно, я увлекся авиамоделизмом, кино и фотографией. Стал в школе отставать по некоторым предметам, особенно по гуманитарным – литературе, истории. Читать надо было много, а времени постоянно не хватало, так как большая его часть уходила на изучение различной технической литературы. Вечерами я пропадал в библиотеке клуба, по физике, химии, математике узнавал больше, чем преподавали в старших классах школы.
Помню, в то время у нас было трудно достать трансформаторное железо. Приходилось рассчитывать и вырезать сердечники для трансформаторов из кровельного железа. Муторное дело, но куда деваться? Занимался я и изучением телевидения. В 1940 году уже проводились пробные передачи на коротких волнах. А какая была радость и сколько удовольствия запустить авиамодель и представить, что ты летчик этого самолета! Жизнь моя была очень интересной и насыщенной.
Братишка мой в школе учился без особого рвения, а вот придя домой, когда я занимался своими увлечениями, чем-либо всегда был готов мне напакостить. Начинает ногами пихать мои поделки, провоцируя меня на ответные действия, потом лезет в драку. Физически он был гораздо слабее меня, но наделся на заступничество мамы, которая, не особо разбираясь в обстановке, всегда вставала на сторону младшего. У матери была какая-то слепая любовь к младшему брату и совсем не было требовательности, она позволяла ему делать все, что он захочет. Если я данные родителями на праздники деньги тратил на покупку разных деталей и материалов, то брат копил их и прятал ото всех, даже замуровывал в стену. Той братской дружбы, о которой я мечтал ранее, у нас не получалось.
Школа жила своей жизнью. Класс наш был дружным и сплоченным коллективом. Если кто-либо вел себя неправильно, то весь класс активно реагировал на это. Учился у нас Володя Скориков, красивый мальчишка, все девчонки влюблялись в него. В восьмом классе в ответ на какую-то шутку он ответил нам вызывающе презрительно. Решили объявить ему бойкот: не разговаривать, не подавать руки, не отвечать на его обращения. Поначалу он, гордый и заносчивый, не воспринял это всерьез. Прошла неделя, мы выдерживали бойкот. Пришлось Володе публично просить прощения, мы своей сплоченностью перебороли его гордость и зазнайство. Большая сила коллектив!
Во дворе школы под старыми акациями был большой стол, где в свободное время собирались ученики, играли в разные игры. Рядом был турник, на котором те, кто умел, показывали свои успехи в физических упражнениях. Попробовал однажды и я подтянуться на турнике – ничего не получилось. Стало стыдно, и прежде всего перед собой, что я такой слабый. Решив стать сильным, я перетрудил себя, думал, что можно сразу добиться больших успехов, и у меня сильно заболело сердце. В груди при движении и разговорах возникали боли. Однако врачи меня успокоили, сказав, что я здоров, а боли появились от чрезмерной физической нагрузки, что мне надо немного поберечься. Мне пришлось над этим задуматься серьезно. Вырос в длину я быстро, а вот сердечко не успевало развиваться. После поправки я усердно и систематически начал заниматься утренней физзарядкой, тем более что из сделанного своими руками радиоприемника звучала бодрая и веселая музыка. Через некоторое время я добился определенных успехов.
Рядом со школой была пожарная команда. У пожарных была хорошая спортивная площадка, на которой вечерами и по воскресным дням собиралась молодежь, играла в волейбол и тренировалась на спортивных снарядах. Одни показывали свои достижения, а другие стремились сравняться с ними. В определенные дни принимались зачеты на сдачу норм ГТО I и II ступеней. Те, кто носил значок ГТО, очень им гордились, да и окружающие к таким людям относились с большим уважением. Чуть позже появились нормативы БГТО, предназначенные для школьников, которые стремились сдать нормы ГТО[8]. Вся эта работа проводилась добровольным обществом ОСОАВИАХИМ[9], физическому здоровью населения в целом уделялось большое внимание.
В 1937 году к нам в школу пришел представитель ОСОАВИАХИМа и провел беседу с учениками об участии в районных стрелковых соревнованиях. Желающих нашлось немного, мы находились далеко от центра. У клуба имени Пролетбата на 36-м участке был тир, где мы тренировались и участвовали в отборочных стрельбах. От нашей школы на соревнования были отобраны я, Миша Флейшин и Володя Скориков, но Володя не стал принимать участия в соревнованиях. Остались мы с Мишей вдвоем защищать честь школы на районных соревнованиях по стрельбе из мелкокалиберной винтовки и неожиданно победили. Потом было участие в республиканских соревнованиях, где я занял первое место в стрельбе с колена, за что получил приз. После такого успеха меня уговорили организовать в нашей школе стрелковый кружок, выдали три винтовки и боеприпасы. Хранить оружие пришлось дома, так как в школе охраны и подходящего помещения не было. У школы мне пришлось оборудовать тир и проводить стрельбы с учениками. Эти занятия отнимали очень много времени, которого мне всегда не хватало, но многих мальчиков и девочек я научил обращаться с оружием и стрелять. В довоенное время люди, работавшие на общественных началах, хотя таких было и не много, у населения пользовались большим уважением.
В ноябре 1934 года, после голодного 1933-го, была отменена карточная система. Стало заметно больше появляться в магазинах и на базарах продуктов и других товаров, цены становились все более и более доступными. Народ это хорошо ощущал.
Водка была только пшеничная, качественная. В 1937 году в правительстве был остро поставлен вопрос борьбы с алкоголизмом, Сталину предлагали разные варианты борьбы: и повысить цены на спиртное, и продавать его ограниченное время, и ввести карточки. Сталин в ответ высказался, что в итоге всех ограничений люди будут пить разную дрянь, будут травиться, и больше ничего это не даст. Надо выпускать водку качественную и дешевую по цене, чтобы меньше влияла на бюджет семьи. Бороться же с пьянством надо другими методами. За пьянку на рабочем месте судили товарищеским судом. Кому-то это не нравилось, но мера была действенной. Воскресными вечерами в парке рабочая молодежь устраивала выпивку. Как-то раз слышу – один парень отказывается от очередной рюмки, заявляя друзьям, что завтра на работу придет с красными глазами, и потом ребята на товарищеском суде заклюют.
1937 год был очень урожайным. На Васильевском хуторе, в колхозе «Первомайский», председателем был молодой, холостой парень, хороший спортсмен. Видя, что своими силами колхозникам не справиться с уборкой урожая, он пошел по участкам уговаривать женщин помочь в уборке урожая, объясняя, что помощницы не только спасут урожай, но и хорошо заработают. С большим жаром убеждал, и многих убедил. На следующее утро наша мама тоже пошла в колхоз. Вышел и я за мамой, дошел до края вершины, откуда начинался крутой спуск в долину, вид на которую открывался отсюда до самого Терского хребта. Я был удивлен увиденным. По тропинкам с нашей горы спускалось множество женщин, поодиночке и группами, в разноцветных косынках и платочках, и эта вереница тянулась до самого колхоза. Урожай убрали быстро, и благодарный председатель устроил для людей праздник, который совместил со своей свадьбой. На улице были поставлены большие столы с угощениями, прилетали два самолета, демонстрировали пилотаж и прыжки с парашютом. Мы, мальчишки, ходили смотреть на празднования. От столов нас отгоняли, но нам это и не особенно было интересно, мы больше смотрели на самолеты и радость людей.