Борисов Трофим Михайлович. Морской старик

   – Да хоть сейчас, – улыбнулась его нетерпению Елена Петровна.
   – Давай сейчас начнем, а то я скоро к озеру уйду.
   – Как, ты кочуешь? А когда вернешься?
   – Кету-то ловить приду.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Мите надоело возиться в теплом песке, надоело бросать его горстями в прозрачные воды речки, надоело следить за мальками… Ленивые серебристые рыбки густыми стайками подходили к прибрежной траве, кидались за пискливыми комарами и шумящими у самой воды мошками. Митя приносил рыбкам хлеб и мух.
   Быстрые пестрые форели сновали вдоль берега. Мальки убегали от них и прятались в густую тень водорослей.
   Когда начинался морской прилив, воды речки мутнели, начинали течь обратно.
   Рыбоводная речка вливалась в Охотское море. Холодное и суровое, оно казалось мальчику широким полем, на котором в бурную погоду качала своими верхушками зеленая сочная трава вперемежку с охапками белых зыбких цветов.
   После сильных ветров на поверхность моря беззвучно наползал огромными клубами густой туман, обволакивая все мелкими капельками воды и пронизывая холодом. Почти все лето по морю плавали грязные льдины, а на них кучами сидели черные, неуклюжие бакланы. Только в августе наступали ярко-солнечные дни, и тогда туманы прекращались, вдоль берегов проходили стаями серебристые лососи, их сопровождали нерпы, белухи и тучи крикливых чаек.
   На влажном приплеске каждый день можно было найти что-нибудь новое. Волны выбрасывали морских ежей, раковины, длинные и широкие листья морской капусты, груды курчавых водорослей.
   Вправо от устья речки песчаный берег моря упирался в отвесные скалы. Серые утесы с огромными трещинами, источенные водой и ветром, угрюмо смотрели на широкий простор колеблющегося водяного поля.
   Митя пробежал через косу, спустился к морю и глубоко вздохнул. Солнце светило и грело. С берега дул легкий ветерок; пахло свежим мхом и багульником.
   Вдоль приплеска суетились кулики и острыми носами стучали по гравию.
   «Чувить! Чувить!» кричали они, бегая на длинных ногах-ходулях, и задорно задирали маленькие хвосты, не обращая внимания на мальчика.
   Митя бросал в них камешками.
   «Чувить!» все разом вскрикивали кулики и перелетали дальше к утесу.
   У самого мыса носатые птички последний раз поднялись и умчались за мягкую мшистую полянку, расстилавшуюся светлозеленым ковром по ближайшему склону холма.
   «Что такое там за горой? – подумал мальчик. – Кулики всегда улетают туда. Пойду посмотрю».
   Через мыс вела тропинка, и Мити побежал по ней, утопая в сухом мхе тундры.
   Наверху Митя огляделся. Он видел внизу море, слева – светлую речку и свой дом, а справа – песчаный берег и ряд мысов, мысочков и надводных камней. У последнего мыса, оторвавшись от берега, слабо обрисовывался островок, таинственный и заманчивый.
   Внизу, под утесом, из воды торчали облизанные водой обломки скал в кружеве пенящейся воды. На них лежали нерпы. Они высоко поднимали свои задние ласты или замирали, вытянувшись во весь рост.
   Митя часто видел нерп. Во время хода рыбы они скучивались около устья речки и высоко держали морды, блестя своими большими глазами.
   Мальчик подполз ближе к обрыву.
   Что это? В глубине синих вод вокруг скал мелькали какие-то тени. Кто-то пробирался меж водорослей, пуская серебряные пузырьки; у камня справа тряслась седая борода и вытягивались длинные зеленые руки. Пальцы то сжимались, то разжимались, и Митя видел, как стаи светлых маленьких рыбок проскакивали между этими растопыренными пальцами.
   Нерпа сползла с камней в воду, вытянулась вдоль берега и замерла.
   Навстречу ей из-за рифа плыли лососи. Лениво двигая плавниками, они тыкались в водоросли и обходили подводные скалы.
   У Мити замерло сердце. Вдруг нерпа встрепенулась, вспенила воду и кинулась навстречу рыбам. Глазастый зверь сейчас же вынырнул на поверхность: огромная кета трепыхалась, крепко стиснутая челюстями, и потоки алой крови брызгали в глаза хищнику. Отягощенная добычей, нерпа вылезла на песок, не разжимая рта. Кета перестала биться. Ее серебряная чешуя окрасилась темными струйками крови.
   – Ах, собака! – крикнул Митя и бросил камнем в зверя.
   Нерпа лениво повернула голову, шлепнула о воду задними ластами и принялась грызть рыбу.
   Митя закричал сильнее и запустил по направлению к нерпе еще горсть камней.
   – Митя! Митя! – звонко раздалось в чистом воздухе. – Митя, ты чего там делаешь?
   Митя оглянулся и увидел у опушки леса девочку, огромного навьюченного оленя, которого она вела на ременном поводу, и Катю, Манину мать.
   Семья эвенков возвращалась на речку для рыбной ловли.
   – Идите сюда! Идите сюда! – во весь голос закричал мальчик. – Здесь нерпы! Мно-го-о!..
   Эвенки свернули с тропы и подошли к обрыву. Катя улыбалась и качала головой:
   – Какой ты, Митя! Так громко кричишь! Вот теперь смотри… Где твои нерпы?
   Митя взглянул вниз:
   – Да, верно, нет ни одной. Все уплыли…
   Эвенка и ее дочь громко рассмеялись:
   – Плохой ты охотник, Митя, совсем плохой!
   Олень тоже уставился на него большими глазами, покачивая головой, шевелил мясистыми губами и как будто шептал: «Эх ты, парень! Разве можно на зверей кричать, разве можно?..»
   – Ты как сюда попал? – вдруг спросила эвенка. – Где твоя мама?
   – Я сам сюда пришел, – сказал Митя. – Рыбок в море видел, большого человека видел. Руки у него длинные-длинные…
   – Чего ты там видел? – серьезно и врастяжку переспросила эвенка. – Разве что добрый хозяин из своей урасы вышел, разве что это он… День-то шибко хороший! Шибко хороший день! А ему как раз икру пускать нужно, за порядком смотреть нужно.
   Последние слова она проговорила чуть слышно, и дети ее поняли их смысла.
   Оленя привязали к карликовой полусухой листвянке, а сами уселись над обрывом.
   – Вон, вон, смотрите, – шепотом сказал Митя. – Вон его руки и борода… А голова где? Как ты думаешь, Катя, где голова? – обратился он к эвенке.
   – Подожди, тихонько надо все делать, молчать надо, если хочешь хозяина посмотреть.
   Мать Мани, сморщив лоб, уставилась в морскую глубь. Дети сели рядом.
   Солнце уходило вправо за мыс, и на воду от зубчатых скал ложились причудливые тени. Море успокаивалось, но был прилив, и камни постепенно заливало водой. Их темные массы в зыбкой пучине казались невиданными чудовищами. Водоросли вставали во весь рост. Между ними по широким тропам ползали крабы, мелькали взад и вперед суетливые рыбы.
   – Да, да, вон, вон она, ураса морского старика, вон она, ураса доброго хозяина, – шептала Катя.
   Дети застыли, притаив дыхание.
   – Тише! Видите, вон, вон, там…
   Митя тоже видел конусообразную урасу, точь-в-точь как у эвенков. Приоткрытая дверь зияла темной пастью, а от верхушки призрачного жилища, казалось, струился белесоватый дымок…
   – Тише, тише!..
   Тени сгущались; приливное течение, струясь сильнее, пузырило воду в расщелинах и на остриях камней.
   – Идет, идет, – шептала Катя. – Вон там… Борода большая, а сам в халате из рыбьей кожи.
   Дети напряженно смотрели. Вдруг Митя встрепенулся.
   – Тише! – толкнула его эвенка.
   – Что он делает, Катя?
   – Видишь, икру бросает, из коробочек икру бросает… А его старуха ему из урасы те коробочки подает… Видишь?
   Катя ласково шептала, и очарованный ее словами Митя отчетливо видел чью-то сгорбленную фигуру с длинной бородой, проворные руки, из которых сыпались жемчужные икринки и катились между водорослей.
   – А-ах! – вздохнула Маня.
   Волна зыби набежала на камни, запенилась на выступах, всколыхнула тени. Водоросли поникли, смешались ветками, и все пропало; только от верхушки подводной урасы гуще пошел белесоватый дымок.
   Эвенки поднялись на ноги.
   – Ушел добрый хозяин, в урасу ушел, кончил работать.
   – Это он зачем икру бросал, Катя?
   – Как зачем? Чтобы кета, горбуша, чавыча и другая разная рыба родилась.
   – А наш рыборазводный завод зачем?

   – Что ваш завод! Так, зря стоит. Такой маленький, разве он может все море рыбой наполнить? Ничего не знаете вы, русские… Твой папа надел большие очки и смотрит в свои ящики. Он лучше бы сюда пришел да и посмотрел, как Морской старик рыбок делает… Бросил бы тогда он свой завод.
   – Нет, мой папа знает сам, как нужно рыб разводить, – запротестовал Митя.
   – Ничего не знает, право слово не знает! Ты посмотри, какое море… Большое-большое, и всего в нем много. А ваш завод?.. Не сразу увидишь. Смотри, вон там у завода всего только две старые лиственницы, и они почти совсем закрыли его, чуть-чуть крыша видна. Разве это не смешно? Наши люди все смеются…
   – А ведь ты видела, какие хорошие рыбки из икры выходят, нынче весной видела! – горячо воскликнул Митя.
   – Ну, видела! Да ведь это не настоящие рыбы, это игрушечные. Из них толку не будет.
   – Нет, будет! Большие рыбы будут.
   Катя засмеялась:
   – Хорошо, хорошо! Ладно! Только твой папа говорит много – он мастер говорить, – а ни одной большой рыбы не вырастил. Наделает мальков, поиграется с ними и пустит в речку. Зачем так делать?
   Митя дивился словам Кати. На самом деле, он не видел еще ни одной большой рыбы, выращенной на заводе.
   Удивление и растерянность, написанные на его лице, рассмешили Катю и Маню.
   – Вот видишь, вот видишь!..
   Олень тоже мотал большой головой и укоризненно шевелил мясистыми губами.
   Мать и дочь смеялись, а Митя стоял, опустив голову, и напряженно думал.
   – Митя, на возьми, ешь ягодку, – сказала Маня и поднесла к его лицу берестяную чумичку^[15], в которой отливала бархатом голубика. В словах девочки мальчик почувствовал участие.
   Мать Мани, когда они подходили к дому, сказала:
   – Ты, Митя, про Морского старика никому своим не говори.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Кругом тайга. Берег пустынен. Летом на полтора месяца открывали свое действие рыбные промысла. Тогда по морю изредка проходили пароходы. Зимой все замирало, и только холодные вьюги пели свои песни.
   Каждую весну несколько семей эвенков выходило из тайги со своими оленями к устью речки пожить на берегу моря, где летом меньше комаров и мошек.
   Эвенки ловили кету небольшими сетками только для своего пропитания. Из их розового сочного мяса они готовили себе рыбную муку – порсу; укупоривали ее в кожаные мешки и питались ею во время зимних кочевок, приготовляя из нее вкусную похлебку.
   Как ни старался рыбовод доказать местным жителям пользу рыборазведения наглядными примерами над живыми мальками, они ему не верили.
   – Можно… понятно, можно так… Только зачем это делать, когда рыба сама в море родится, когда ее там и так много? – твердили они.
   – Нет, не в море она размножается, – поправлял рыбовод, – а в речках, вот в таких речках; как ваша.
   – Чего там! Можно-то можно. Ладно, ладно… А Морской-то старик зачем?
   Эвенки говорили утешительно, как будто жалели рыбовода за то, что он не понимает самых простых житейских истин.
   – Ты нам с метками рыбу покажи! Где она? В речке нет, и в море нет.
   – Как только рунный ход начнется, сами поймаете меченую кету.
   Егор громко рассмеялся:
   – Не буду я твою кету ловить! Зачем она мне?
   – Смотри же не промахнись, – погрозил пальцем Василий Игнатьевич.
   – Чего уж там! И на острогу брать будет некого.
   Егор хихикнул, другие эвенки его поддержали.

* * *

   За Митей, несмотря на его девятилетний возраст, мать его следила, как за малышом: чтобы не уходил далеко от дома, чтобы не ездил по морю в лодке.
   Василий Игнатьевич, наоборот, хотел, чтобы Митя как можно ближе познакомился с местной природой и местными жителями.
   Не раз Елена Петровна, обращаясь к мужу, восклицала:
   – Нет, ты мне скажи, что нам делать с мальчиком! Он далеко уходит от дома, он катается на лодке…
   – Пустяки! В Москве трамвай или грузовик разделает почище, чем здесь медведь. Надо это разрешить ему. Пусть мальчишка развивается.
   На лодке Митя ездил всегда с Маней. По приливу, когда воды речки текли в тайгу, заполняя озерки и покрывая отмели, они уплывали под сень склоненных над водой елей, берез и лиственниц. Пугали диких уток с утятами, высматривали проворных форелек, прятавшихся между камнями.
   В этих поездках Митя вел себя буйно. Шлепал по воде веслом, кричал: «Ау-ау, ау-у-у!», взвизгивал, качал лодку.
   Маня, наоборот, всегда молчала, внимательно осматривала окружающие кусты, деревья, камни посредине речки, склонившиеся над водой коряги…
   Митя слышал в тайге только эхо своего голоса и ничего не видел, зато Маня видела и слышала многое. Если, она вовремя успевала остановить Митю, чтобы он не шумел, то, приткнувшись лодкой к берегу, они могли подолгу любоваться зверьками или птичками.
   Однажды Маня зажала рукой рот готовому крикнуть Мите и остановила лодку, ухватившись за ветку талины. Мальчик удивленно вскинул глаза.
   – Вон, вон, плывет, – шептала девочка.
   В прозрачной воде видна была длинная широкая полоса пузырей.
   – Кто плывет?
   – Выдра… Тише! Она скоро вылезет на корягу.
   Полоса пузырей пропала. Маня напряженно всматривалась в большое свалившееся поперек речки дерево. Мимо лодки против течения прошло несколько штук кеты.
   – Молчи! – шепнула Маня. – Молчи! Сейчас выдру увидим. Смотри на дерево.
   Лососи двигались не торопясь, лениво шевеля плавниками. Их тела плавно изгибались. Они то сходились вместе, то рассыпались по всему руслу. У колодины, где скрылась выдра, вдруг раздался плеск. Мимо лодки вниз по течению мелькнули рыбы – большие и маленькие. На мгновение все затихло. Волоча за собой кету на песочек, вылез желтошерстый длинный тонкий зверек с широкой усатой мордочкой. Оглядевшись кругом, он начал грызть добычу, непрестанно ворочая головой и сверкая глазами.
   Странный свист заставил Митю вздрогнуть. Выдра нырнула в воду, а над речкой пронесся орел и, схватив рыбу когтями, поднялся ввысь.
   – Ах! – глубоко вздохнула Маня. – Не успела утащить к себе в дом, туда под корягу.
   – А что теперь будет делать выдра? – спросил мальчик.
   – Что будет делать! – рассмеялась девочка. – Новую рыбу будет ловить.
   – Нужно поймать выдру! – воскликнул Митя. – Я скажу папе, он ее убьет.
   – Твой папа не поймает выдру. Он всегда торопится. Да сейчас и не надо ее убивать: у нее шерсть плохая. Осенью ее надо убивать.
   – Да, до осени она далеко-далеко уйдет…
   – Никуда она не уйдет! Мы будем следить за ней и осенью поймаем. Вот увидишь, поймаем!

* * *

   В речке с каждым днем все больше и больше кеты. На заводе усиленно готовятся к массовому ходу. Ремонтируют плотину, городят садки-приемники.
   Отец Мити сказал ему однажды за ужином:
   – У тебя будет своя живая икра, и ты выведешь своих рыбок.
   – А можно их сделать большими?
   – А чего их делать, – они сами вырастут.
   – А почему у тебя их нет?
   – Почему? Им нужно в море жить, тогда они будут большие.
   – В море, говоришь? У Морского старика?.. – Мальчик запнулся и покраснел: он вспомнил предостережение Кати.
   – Опять Морской старик! – воскликнул отец.
   Мальчик молчал.
   – И ты слышал сказку? У нас дело и без Морского старика обойдется. Мы так сделаем: пометим мальков и пустим в море. Там они вырастут и вернутся в нашу речку большими красивыми рыбами с нашими метками.
   Митя захлопал в ладоши:
   – Вот это хорошо, вот это здорово будет! А скоро они вернутся, папа?
   – Да так годочка через четыре.
   – До-о-лго, – протянул мальчик. – Ведь я уеду учиться и ничего не увижу. Ты сам же говорил, что я уеду учиться.
   – Совершенно верно! А свою кету ты все-таки увидишь. Учиться тебе придется зимой в городе, а летом будешь жить на заводе. Ты теперь знаешь, что большая кета в речку приходит летом.
   Митя молча согласился. Но тут же вспомнил Морского старика, из-под пальцев которого выскакивали рыбки.
   «Вот это дело! – подумал мальчик. – А то четыре года… Четыре года – очень долго. Надо посмотреть хорошенько, как Морской старик рыбок делает, и сказать папе…»
   Митя был настойчив и решения свои выполнял быстро.
   – Мама, отпусти нас с Маней на мыс ягоды собирать, мы скоро вернемся, – просил, ласкаясь, мальчик.
   – А вы, в самом деле, не надолго и недалеко пойдете? А погода хорошая? А ты с кем? С Маней? Ну, ладно, с Маней идите. С этой девочкой не заблудишься. Она тут, кажется, каждый кустик знает.
   Дети весело побежали на мыс. Солнце ярко светило. Было тепло; кверху от холодных вод моря струился маленькими язычками сизоватый пар.
   В море врезались причудливые мысы; ближние из них отражались в воде до мельчайших подробностей, дальние синели и чуть-чуть колебались, словно это были не горы, а сизые тучи.
   – Смотри, – лежа над обрывом, прошептал Митя, – вон там новая ураса Морского старика.
   – Это зимняя, – шептала Маня. – Смотри, какая большая, а покрыта корьем. Там в ней, поди, просторно…
   Воображение детей разыгралось. В каждой куче камней они находили что-нибудь схожее с виденным на земле. А зимняя ураса, в самом деле, была очень похожа на большое, вместительное жилище.
   – А где же дедушка?
   – Он теперь спит, – ответила Маня.
   – И икру сегодня не пускает, и рыбок нет…
   – Сиди, смотри – и всё увидишь.
   – Знаешь что, Маня: давай приедем сюда на лодке и заглянем в его урасу.
   Маня задумалась. Долго водила пальчиком по щеке и вдруг спросила:
   – А твоя мама?
   – Мама не узнает, – волнуясь, зашептал мальчик. – Мы подъедем, посмотрим и сейчас же обратно. Дождемся прилива. Воды будем много, и лодка не застрянет на косе… Ладно? Только ты смотри никому не говори, а то совсем лодку отберут.
   – Знаю, знаю! – Девочка громко засмеялась и толкнула Митю пальцем в бок.
   В это время послышались чьи-то отрывистые вздохи.
   – Кто это? – встрепенулся Митя и оглянулся на лес.
   Маня засмеялась.
   – Не туда смотришь. На море смотри. Вон туда на море смотри. Видишь?
   – Ничего не вижу.
   – Ах ты! Какой ты слепой! Вон, вон дельфины идут.
   – Где?
   Митя ничего не видел, кроме того, что за мысом, недалеко от берега, одновременно в разных местах появлялись белячки, как от быстро набежавшего шквала.
   – Вон, вон, смотри… Пар из головы пускают.
   Через несколько минут огромная стая белых дельфинов (белух), не меньше как в тысячу голов, подошла вплотную к мысу. Блестящие, белые, словно из фарфора, с маленькими головами, морские животные пенили синие воды и громко вздыхали. С мыса было видно, как они, извиваясь, глубоко погружались в морскую пучину и снова высовывались на поверхность, чтобы набрать воздуху.
   – Рыбу ищут, – прошептала девочка. – Скоро кеты много-много будет… Они кету идут встречать.
   – А их самих поймать можно?
   – Понятно, можно. Только не здесь, а в заливе или в речке. Здесь дельфина не догонишь.
   – А зачем их ловят?
   – Ты ничего не знаешь! – воскликнула с досадой девочка. – От них жиру можно много взять, кожу на оленью упряжь, и у них очень вкусный хвост.
   – Жареный?
   – Жареный, печеный, – захохотала, вскочив, Маня. – Жареный-пареный… Да ты совсем чудак!
   Она не могла говорить, захлебывалась смехом и хлопала себя ладонями по коленям.
   – А как же их едят? – обидчиво спросил Митя.
   – Свежими их надо есть. Как только убьют дельфина, сейчас же его на берег вытащат, отрежут хвост, ласты и едят, с кровью едят. Пока кровь течет, еще вкуснее.
   – А ты, Маня, ела?
   – Один раз только пришлось, – с сожалением сказала девочка. – Их даже нивхи, и те редко едят, а они умеют ловить белых дельфинов.
   – Ты видела?
   – Ну да, видела… Вот тогда-то и ела дельфиний хвост.
   – А страшно их ловить?
   – Очень страшно! Позапрошлое лето в залив много белух зашло, так много, что кругом вода кипела. Нивхи сели на три лодки и давай за одним дельфином гоняться. Дельфин хотел между лодок в море уйти. А тут раз, два – и ему в бок ножик на длинной ручке^[16]. Нырнул дельфин и потянул ремень. Вынырнул, а ему второй ножик с ремнем в бок воткнули. Погнались за ним, гребут что есть силы, а догнать не могут. К берегу подгоняют. Вдруг один ножик сорвался. А дельфина еще не закололи. Уйдет дельфин… Вот совсем близко к берегу подогнали. Это он лодок испугался и от них к берегу. Потом как повернет обратно! Только брызги полетели.
   – Ушел! – с замиранием сердца воскликнул Митя.
   – Нет… Тут еще воткнули ножик и опять к берегу погнали. Дельфин выскочил на мель. Бьется… брызги летят… Смотрим, с лодки один парень на него в воду спрыгнул и ударил ножом в самый затылок…
   Маня умолкла, но глаза ее возбужденно блестели.
   – Ну, а дальше что?
   – Храбрый нивх! – продолжала девочка, не обращая внимания на вопрос. – Все его хвалили… Всё стойбище сбежалось, все тащили дельфина на берег.
   Митя хотел что-то сказать, но Маня его перебила:
   – Пришел старик, отрезал кончик хвоста и стал его есть. После него все, кто хотел, отрезали себе по кусочку и тоже ели и мне дали. Не только хвост, но и ласты съели. Вкусно! Ах, очень вкусно!..
   – Ну, я никогда сырое мясо не буду есть.
   – Чего ты понимаешь!
   Митя и Маня совсем забыли про Морского старика.
   – А откуда они? – спросил мальчик. – Прошли все кучей, и больше нет…
   – Подожди, может быть завтра еще будут дельфины. Может быть, меньше, а пройдут. Потом у нашей речки за рыбой охотиться будут.
   – Вот бы поймать! – сказал Митя.
   – Подожди, вырастешь большой – поймаешь.
   – Я его сразу из ружья убью – и готово.
   – Это напрасно. Если убьешь, он утонет. Его не ружьем надо, его надо поймать.
   – Поймаю, обязательно поймаю, как только большой вырасту.
   – А куличка хоть одного поймал? – смеясь, спросила девочка.
   – Куличка что! Куличка мне не надо. Папа их сразу по десять убивает… из ружья.
   Мальчик задумался, посмотрел на подводные рифы и вспомнил про Морского старика:
   – А мы поедем на лодке Морского старика смотреть?
   – Пожалуй, поедем.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Прошло несколько дней. Начался главный ход кеты. Эвенки ловили ее сетками в речке и в заливе. Пойманную рыбу мужчины сбрасывали на траву у приплеска, а Маня таскала к урасе, где мать девочки готовила юколу и порсу. Пришел Митя.
   – Давай я тебе помогать буду, – сказал он Мане.
   Дети со смехом подбегали к куче лососей, схватывали за жабры по рыбе и поднимались друг за другом на горку. Рыбы волочились хвостами по песку. Митя спотыкался и часто падал. Маня звонко хохотала.
   Митя не сдавался и всякий раз выхватывал из кучи самых крупных самцов. Он смеялся не меньше Мани и, наступая на хвост рыбе, которую тащила девочка, перегонял ее.
   Вдруг Митя замолк и, схватив одну рыбу, стал внимательно рассматривать ее правую жаберную крышку.
   – Пошто так? – удивленно сказала Маня и присела на корточки около своего друга. – Пошто щеки отрезаны?
   – Вот в том и штука, – шепотом ответил Митя.
   Перебирая рыб, дети быстро нашли еще несколько штук с обрезанными правыми жаберными крышками.
   – Маня, давай спрячем их под берегом и закроем травой.
   Пока Митя бережно укладывал лососей в ряд, правой щекой кверху, Мане, как всегда, хотелось засмеяться. Но у друга было серьезное лицо, со складкой на лбу у переносья, и девочка покорно выполняла все его приказания.
   – Теперь отнесем твоей маме обыкновенных рыб и посмотрим, нет ли около нее меченых.
   – Меченых! – воскликнула Маня.
   Митя покраснел: он проговорился.
   – Когда наша нарта сломалась и мы сидели в урасе, мой папа говорил о мальках, которых метили, отстригая им часть жаберной крышки.
   – А-а-а-а-а… – протянула Маня. – Так это правда?
   Девочка вскочила, заплясала и захлопала в ладоши.
   – Тише, и молчи! Посмотрим рыбу наверху и побежим скажем моему папе. Эта находка ему дороже жизни!
   – Дороже жизни! – вскрикнула Маня.
   – Я слышал, он часто говорил эти слова, когда хотел увидеть меченую кету в этой речке. Но ты помалкивай и своим пока ничего не говори.
   Около эвенки Кати меченых рыб не оказалось.
   Дети прибежали на завод запыхавшись.
   – Па-а-па-а-а, там на-аш-ли, мы нашли… – глубоко вздохнув, заторопился Митя, – кету…
   – Что нашли? – удивленно переспросил рыбовод.
   – Меченую кету! – звонко отчеканила Маня.
   – Бежим туда! – крикнул Василий Игнатьевич. – Это дороже всей жизни!
   Маня закрыла лицо руками и засмеялась:
   – Большой, а забавный!
   Василий Игнатьевич первым прибежал к куче пойманных рыб и, осмотрев их, отошел разочарованный.
   Митя и Маня схватили его за руки.
   – Не эти. Вот здесь они. Смотри, папа!
   Мальчик откинул покрывавшую рыб траву в сторону.
   Рыбовод упал на колени и, протирая очки, тщательно исследовал каждую щечку.
   – Они, они! Несомненно они! Урра-а! Наша взяла!
   Василий Игнатьевич встал, схватил в охапку Митю и Маню и расцеловал их обоих.
   – Вот умники так умники! – приговаривал он. – Маня, сбегай скорей за своим отцом, за Андреем и другими… Позови всех сюда. Очень нужно!
   Василий Игнатьевич вынул из кармана рулетку и стал обмеривать рыб.
   Эвенки подъехали. В лодке у них трепыхалось много живых лососей.
   – Чего звал? – спросил Егор.