На секунду Ирина увидела его таким – четко, словно на экране телевизора, – и сердце защемило от жалости. Пусть он обманул ее, предал, но разве она может бросить его на произвол судьбы? Нет, конечно! Они ведь столько лет прожили вместе, и теперь он для нее не только муж – он отец ее ребенка, он самый близкий, самый родной человек… Оставить его, если он попал в беду и, возможно, сам не понимает, что делает, было бы жестоко. Ведь не властны над своими страстями алкоголики и наркоманы, их признают больными людьми и пытаются лечить, а разве помутнение рассудка, когда взрослый мужчина готов очертя голову броситься в омут, – не то же самое?
   Ирина сжала губы. Нет, она не сдастся просто так! Что там Света говорила вчера о какой-то колдунье? Может быть, она, конечно, и шарлатанка, но… А вдруг поможет? Ради спасения безнадежно больных люди кидаются и к светилам медицины, и к знахарям. Пока теплится хоть самая маленькая, слабая надежда, нужно испробовать все для того, чтобы спасти любимого человека. А тут речь идет о семье! Значит, тем более все средства хороши.
   Подумав так, Ирина наконец решилась. Она долго копалась в своей сумке, разыскивая салфетку, на которой вчера Светка нацарапала телефон колдуньи. Под руки, как нарочно, попадались то чеки из супермаркета, которые она неизвестно зачем неделями таскала с собой, то рекламные буклеты, что раздают девушки у метро. Неужели потеряла? Ах нет, вот она, заветная бумажка!
   Пока набирала номер, пальцы дрожали, и даже ладонь мигом стала противно потной и липкой. Гудки в трубке показались бесконечно долгими. Ирина уже хотела было отключиться, бросить эту бредовую затею, когда на том конце провода наконец ответили:
   – Я вас слушаю.
   Услышав низкий, глубокий женский голос с богатыми модуляциями, Ирина совсем растерялась. Ее решимость мигом испарилась куда-то.
   – Д-добрый день… Вы Альвина? – робко спросила она.
   – Госпожа Альвина, – строго поправила собеседница.
   Ирина смутилась еще больше:
   – Да-да, конечно… Госпожа Альвина. Мне ваш телефон дала Светлана Татаринова. Я… У меня…
   Она никак не могла сообразить, как надо разговаривать с колдуньей. Брякнуть просто – мне изменяет муж, хочу его вернуть, приворожить, привязать к себе – было бы просто немыслимо! Разве такое скажешь незнакомому человеку?
   Но собеседница, кажется, вовсе не собиралась выслушивать ее бессвязный лепет. Голос ее звучал строго и властно:
   – Записывайте адрес.
   Ирина еле успела схватить карандаш и принялась торопливо записывать. Сразу чувствуется, что эта женщина повторять не станет…
   – Жду вас сегодня в три.
   Отбой. В трубке запищали короткие гудки. Ирина посмотрела на часы. Знать бы еще, где эта самая улица, где этот дом! Кажется, где-то должна быть карта… Среди старых газет она с трудом отыскала потертый справочник. Ага, сразу за парком «Сокольники»… Путь неблизкий, и времени остается не так уж много…
   Надо поторапливаться.
 
   Выйдя из метро, Ирина стояла посреди улицы, беспомощно озираясь. По длинной аллее, ведущей к парку, сновали подростки на роликах, мамаши прогуливались с колясками, куда-то шли гурьбой молодые люди странного вида в драных джинсах, с длинными волосами, так что не разберешь, где парень, а где девушка… Район этот она знала плохо и скоро совсем запуталась. Черт ее знает, где эта…
   Увидев аккуратную сухонькую старушку со старомодной кошелкой в руках, Ирина подошла к ней:
   – Не подскажете, где здесь… – Она протянула старушке бумажку с адресом.
   Та остановилась, переложила свою ношу из руки в руку и принялась терпеливо объяснять:
   – Сейчас пойдете через парк по аллейке, потом улицу перейдете – и сразу налево и вниз! Длинный такой кирпичный дом, сразу увидите.
   – Спасибо!
   Ирина махнула рукой и почти бегом направилась в заданном направлении. Она запыхалась, раскраснелась, волосы растрепались на ветру, и в боку как-то подозрительно закололо, но все это было не важно. В голове билась только одна мысль – как бы не опоздать!
   Скоро она совсем выбилась из сил. Отвыкла ходить пешком, да и лишний вес сказывается. Вот они, посиделки на диване перед телевизором, книжки и любимые пирожные! Когда похожий по описанию дом показался за поворотом, Ирина искренне обрадовалась. Подойдя ближе, она разглядела табличку… Все правильно, она пришла по адресу. Слава богу, вовремя!
   Дом был самый обыкновенный, довольно старый, надежно и добротно выстроенный из красного кирпича. Даже не верится, что здесь живет самая настоящая ведьма… Она остановилась, чтобы оглядеться немного и перевести дух. Неприлично же вваливаться к незнакомому человеку такой взмыленной, словно запаленная лошадь! Надо хоть немного в себя прийти.
   Во дворе играли дети, сидели старушки на лавочках, а у подъезда ворковали голуби. Ну да, весна ведь! Лоснящиеся сизари важно кружили возле подруг, надувая зоб и распуская перья, а голубки как будто и вовсе не обращали на них внимания. Мол, это я так, погулять вышла!
   В общем, все как у людей.
   Уже подходя к массивной железной двери, оснащенной домофоном, Ирина почувствовала, что колени у нее предательски дрожат и желудок свела противная судорога. Мелькнула даже мысль – махнуть на все рукой и сбежать отсюда поскорее. Уж пускай будет что будет…
   Она уже готова была малодушно повернуть назад, но вспомнила лицо Виктора – и горло снова перехватило от обиды. Разве мало она сделала для него? Считай, всю себя вложила, без остатка! И все – ради того, чтобы какая-то неведомая молодая профурсетка воспользовалась ее мужем, как банкоматом, а ее выбросили на помойку, словно ненужную ветошь, словно вещь, отслужившую свой срок? Двадцать лет жизни, вся жизнь, по существу, – псу под хвост? Ну уж нет!
   Ирина еще раз взглянула на бумажку с адресом. Теперь остается только набрать код на домофоне…
   – Кто там? – отозвался знакомый уже голос.
   На секунду Ирина засомневалась. Странно, какая же она ясновидящая, если спрашивает – кто?
   Сама знать должна! Эта мысль мелькнула и исчезла. Если уж пришла, надо идти до конца, второй раз она на такое никогда не решится. Наклонившись зачем-то совсем близко к динамику, Ирина принялась сбивчиво объяснять:
   – Я вам звонила… От Светланы Татариновой. Мы договаривались на сегодня…
   – Хорошо, заходите. Шестой этаж и направо.
   Подъезд был чистый и аккуратный. Даже цветы на подоконниках стоят… Видно, что люди здесь живут серьезные и во всех смыслах положительные, подростки не собираются и бомжи под лестницей не ночуют. Лифт старомодный, из тех, где дверью надо хлопнуть посильнее, но даже это показалось Ирине солидным и внушающим доверие.
   Она вышла на площадке шестого этажа. Ага, вот она, тридцать третья квартира! Тяжелая такая дверь, основательная, обита черной кожей… Сразу понятно становится, что за ней обитают люди небедные.
   Ирина вздохнула и надавила на кнопку звонка. Дверь отворилась, навстречу повеяло прохладой. В первый момент она ничего не смогла рассмотреть. После яркого солнечного дня полумрак, царящий в квартире, показался ей чернее темной ночи. Как будто издалека слышалась тихая музыка, в которой слились и звуки флейты, и шум прибоя, накатывающего на берег, и странные, глухие удары, похожие на биение человеческого сердца.
   Она стояла растерянная, беспомощно озираясь по сторонам, и совершенно не представляла себе, что делать дальше, как себя вести. Более того – она как будто выпала из настоящего, реального мира и оказалась в волшебной стране, где все было ново, незнакомо, таинственно, опасно – и вместе с тем неизъяснимо притягательно.
   Когда глаза немного привыкли к полумраку, царящему в этой странной квартире, Ирина увидела, что перед ней стоит высокая, крупная женщина, одетая в длинное темное платье. Как она только подошла так тихо и незаметно? Или просто появилась, возникла из воздуха?
   Едва взглянув ей в лицо, Ирина ахнула – колдунью она представляла себе именно такой! У этой женщины не было возраста. Ей могло быть и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят… Видно было, что для нее это не имеет никакого значения. Длинные черные волосы свободно падали на плечи, а огромные глаза, кажется, заглядывали прямо в душу. Черно-красное одеяние, похожее не то на шелковый халат, не то на мантию, шелестело при каждом шаге. На пальцах поблескивали кольца причудливой формы с разноцветными камнями.
   – Входи, женщина. Знаю, что привело тебя… Вижу твою печаль. Иди за мной.
   Ирина сразу узнала голос – такой глубокий, грудной, мягкий и в то же время властный.
   Пройдя длинным коридором, они оказались в просторной комнате, освещенной лишь неверным светом восковых свечей. Тонкие ароматические палочки испускали легкий, странно пахнущий дымок. От него щекотало в носу и даже голова кружилась немного. На столе, покрытом черной тканью с вышитыми золотой ниткой диковинными узорами, Ирина разглядела множество странных предметов. Тут были и карты – не обычные, игральные, а с картинками! – и металлический треножник, и старинные книги в тисненых кожаных переплетах, и хрустальный шар, укрепленный в бронзовой подставке. Внутри него, в прозрачной глубине, вращался маленький огонек, словно испускающий голубые молнии. Они плясали, отбрасывая отсветы на стены, и от этого комната приобретала еще более странный, нереальный вид.
   Колдунья уселась в массивное кресло с резными подлокотниками за столом и молча указала ей на стул с высокой спинкой. Ирина несмело опустилась на него, ожидая, что же будет дальше.
   Под ногами прошмыгнуло гибкое пушистое тело. Она чуть не вскрикнула от неожиданности, но сдержалась – вовремя увидела, что это всего-навсего кошка. Правда, совершенно черная, потому она и не разглядела ее сразу, но у колдуньи другой и быть не могло!
   Одним точным, ловким движением кошка запрыгнула на стол и села возле светильника, словно охраняя его. Сейчас она выглядела как египетская статуэтка. Глаза сверкали ярким изумрудным огнем, в каждом движении было столько грации и достоинства, что Ирина невольно залюбовалась ею. Все-таки недаром когда-то кошки были священными животными…
   Ирина поерзала на неудобном стуле. Чувствовала она себя крайне неуютно, но колдунья, кажется, вовсе не обращала на нее внимания. Устремив взгляд куда-то в центр хрустального шара, она водила над ним рукой, что-то тихо приговаривая на непонятном языке. Затянувшееся молчание было тягостно, но и прерывать ее было как-то неудобно.
   Наконец госпожа Альвина откинулась на спинку кресла, положив руки на резные подлокотники, и строго сказала:
   – Ну что же, говори, с чем пришла. Вижу, что сердце твое болит о близком тебе человеке…
   Ирина кивнула. Наверное, она и правда ясновидящая, если вот так, сразу узнала о цели визита, почувствовала, что так гнетет и мучает! Она заговорила быстро, почти захлебываясь словами:
   – Мой муж… Понимаете, мы уже почти двадцать лет вместе, а теперь вдруг… Мы как-то отдаляемся друг от друга.
   Альвина слушала ее, кивала, а сама тем временем принялась раскладывать на столе свои диковинные карты-картинки. Расклад был странный и сложный, руки летали, словно выкладывая загадочный прихотливый узор, где каждая картинка находится на своем, только ей предназначенном месте.
   – Вот твой муж. – Палец с длинным ногтем, выкрашенным черным лаком, указал на карту с изображением бородатого мужчины.
   На Витю он был совсем не похож, но на мгновение Ирине показалось, что она заметила что-то общее.
   – Вижу возле него другую женщину.
   Ирина почувствовала, что краснеет. То, что она так стыдилась произнести вслух, карты сказали сами!
   – И беда у него над головой, большая беда…
   В самом деле, над головой незадачливого короля легла карта с изображением скелета. «Интересно, почему только плохие предчувствия оправдываются?» – подумала Ирина. Оказывается, не зря она так переживает за Витю…
   – А можно что-нибудь сделать? – тихо спросила она.
   – Что ж тебе надо?
   Колдунья заглянула ей в глаза, и под этим взглядом Ирина почувствовала себя беззащитной и как будто голой. Теперь она точно знала – эту женщину нельзя обмануть, для нее не существует потаенных мыслей, и остается только одно – говорить правду, и только правду, как в американских фильмах про полицейских. А иначе – и приходить не стоило.
   – Хочу, чтобы он вернулся ко мне! И чтобы у нас с ним все было хорошо! – выпалила она.
   Ну, вот и сказала. Сразу как-то легче стало. Ирина отерла капли пота, предательски выступившие над верхней губой.
   – Что ж, мужа в дом вернуть – дело благое, – задумчиво протянула госпожа Альвина, – дети ведь есть у вас?
   Она не спрашивала, а утверждала, будто точно знала ответ, но Ирина торопливо закивала:
   – Да, да! Мальчик есть, сын. В этом году в институт поступает.
   – Тем более. Сын без отца – плохо. – Она подумала и добавила: – Можно и соперницу извести – для верности. Только вещь ее нужна какая-нибудь.
   Ирина вспомнила о сережке, которую до сих пор зачем-то таскала с собой в сумке. На секунду мелькнула совсем нехорошая, жестокая мысль. Эта женщина, что разрушила мир, который она так долго создавала день за днем, выстраивала по кирпичику… Пусть ей тоже будет плохо! Пусть она уйдет, исчезнет, пропадет без следа, эта тварь, которая лишила ее счастья и навлекла беду на ее мужа!
   Она уже готова была крикнуть: «Да, хочу! Хочу, а там – будь что будет…» – но в последний момент опомнилась, и роковые слова замерли на губах. Какое право она имеет распоряжаться чужой жизнью? Кто знает, какая она на самом деле, эта самая соперница? Может быть, она не злая, а просто глупая? Уж пусть живет, только ее семью оставит в покое!
   Ирина покачала головой:
   – Нет, не надо. Я только хочу, чтобы Витя вернулся.
   Ей показалось, что в темных глубоких глазах собеседницы мелькнуло что-то вроде сожаления, как у хищного зверя, упустившего добычу.
   – Ну, как знаешь. Тебе решать – тебе и отвечать за все. Руку протяни.
   Ирина вытянула вперед правую руку, не понимая еще, зачем это нужно. «Прямо как в поликлинике, когда анализ крови сдаешь…» – рассеянно подумала она.
   На миг блеснуло острое лезвие, потом была боль, и по руке потекла теплая алая струйка. Колдунья быстро стерла ее куском белой ткани и принялась водить над ним руками, что-то шепча себе под нос. До Ирины донеслось только «чтоб не ел, не пил, не спал, не жил…». От этих слов веяло такой ледяной, запредельной жутью, что хотелось зажмуриться, заткнуть уши и бежать отсюда прочь без оглядки, но приходилось сдерживать себя. Надо, непременно надо вытерпеть все до конца!
   Она сидела бледная, сжав губы и боясь шелохнуться. Только когда госпожа Альвина выдернула нитку из окрашенного ее кровью лоскутка, Ирина вздрогнула и чуть не закричала. На краткий миг все тело пронзила такая боль, словно это из нее тянут жилы, словно часть ее существа находится в этих сильных, безжалостных руках!
   А колдунья тем временем вдела алую нить в большую иглу и принялась сшивать ею два белоснежных платка, все так же тихо нашептывая что-то. Слов Ирина уже не могла разобрать, но по мере того, как соединялись два куска ткани, она все больше чувствовала, что и они с Витей снова могут быть вместе. Боль отступала, и вместо нее приходило успокоение и безмятежность. Все будет хорошо, непременно… Не зря же она пришла сюда сегодня!
   Закончив свою работу, Альвина протянула ей тугой тряпичный сверток. Сейчас ее голос звучал сухо, делово, как у начальника, дающего инструкции подчиненным:
   – В лес пойдешь, зароешь под осиной. И непременно в полнолуние, смотри не перепутай! Три дня у тебя осталось. Будешь возвращаться – ни с кем не разговаривай, да иди так, чтобы тебя вовсе никто не увидел, иначе силу потеряет колдовство. Поняла?
   Ирина кивнула. А колдунья продолжала:
   – Сработает не сразу, на третье полнолуние. Тогда принесешь деньги, две тысячи.
   – Две тысячи – чего? – робко переспросила она.
   Экая непонятливая! Колдунья досадливо поморщилась:
   – Долларов, конечно!
   Ирина сразу сникла. Таких денег у нее самой не было. Витя, конечно, давал на хозяйство и покупал все, что нужно, даже подарки делал на день рождения или там на Восьмое марта, но она и понятия не имела, сколько он зарабатывает. Спросить об этом или потребовать чего-то большего ей никогда в голову не приходило. Как-то с самого начала повелось, что деньгами в семье распоряжается муж… Если попросить у него такую сумму, непременно спросит – на что? И что она ответит тогда?
   Но отступать было уже некуда. Не скажешь ведь – ах, извините, я передумала! Ирина решила, что как-нибудь выкрутится. Если Витя снова станет ее Витей, она непременно сумеет его уговорить. В конце концов, соврет что-нибудь, придумает… Ради такого дела – можно.
   – Да, непременно принесу! Не сомневайтесь.
   Она не узнала свой голос – таким чужим, слабым и хриплым он показался ей. На лице колдуньи отразилось удовлетворение.
   – Хорошо. А теперь уходи. Да не забудь, что я говорила!
   Ирина не помнила, как вышла из квартиры, как оказалась на улице. Голова кружилась, перед глазами все плыло и качалось, и ноги как будто сами несли ее прочь.
   Потом она долго стояла во дворе у подъезда, смотрела на воркующих сизарей, на старушек на лавочке и пыталась понять – не приснилось ли ей все это? Колдунья, свечи, синие молнии в хрустальном шаре, нить, окрашенная ее собственной кровью… Было это или нет?
   Лоб покрылся противной испариной. Ирина сунула руку в карман плаща, чтобы достать платок, но вместо него на свет божий показался маленький тряпичный сверток, крепко прошитый ярко-алой ниткой.
   Значит, все правда… Несколько секунд Ирина смотрела на него, потом поспешила спрятать, словно боялась, что при свете дня колдовство утратит силу.
   Она зачем-то оглянулась по сторонам, как будто опасаясь, что кто-то следит за ней, и медленно пошла к метро.
 
   Госпожа Альвина (по паспорту ее звали Алевтина Петровна Ситникова, но в последние годы она сама предпочла об этом забыть и даже серьезно подумывала – не поменять ли документы?) опустилась в глубокое мягкое кресло и усталым движением стянула с головы черный парик с длинными локонами.
   Несколько минут она просто сидела с закрытыми глазами, прокручивая в памяти разговор с клиенткой. Кажется, все в порядке, все как обычно… Как всегда, после сеанса она чувствовала себя усталой и опустошенной. Надо отдохнуть, прийти в себя, благо сегодня новых клиентов не предвидится.
   Она выключила из розетки светильник-шар, так напугавший ее давешнюю посетительницу, раздвинула тяжелые шторы, впустив в комнату солнечный свет, и настежь открыла окно. Вся комната пропахла этими ароматическими палочками, будь они неладны… А что поделаешь – народ привык к стереотипному образу колдуньи, приходится соответствовать! Отсюда и парик, и грим, и весь колдовской реквизит. Если уж человек хочет быть обманутым, так почему бы не помочь ему в этом?
   Альвина скинула черно-красный балахон, аккуратно сложила его и убрала в шкаф. Она надела любимый махровый халат, села к зеркалу и принялась тщательно снимать косметику.
   Кошка подошла, замурлыкала и потерлась о ноги.
   – Сейчас, Мара, сейчас, дам тебе поесть! Подожди немножко.
   Она в последний раз провела по лицу ватным спонжиком, точными, привычными движениями «вбила» питательный крем кончиками пальцев. За внешностью надо следить, внешность – это капитал! Пусть она и не фотомодель, не актриса и не телеведущая, но все равно… Это ведь только в рекламе газировки «имидж – ничто, жажда – все!», а ей приходится каждый день изображать целый моноспектакль для одного зрителя.
   Бог ты мой, кто бы мог подумать, чем придется заниматься в жизни! Если бы лет двадцать пять назад юной Але Ситниковой кто-нибудь сказал, что она станет «работать ведьмой», да еще и неплохо зарабатывать этим, ни за что бы не поверила. Для нее, девочки из интеллигентной московской семьи, такое показалось бы просто сумасшествием. А ведь поди ж ты…
   Аля появилась на свет в начале шестидесятых. Тогда казалось, что еще чуть-чуть – и на одной шестой части суши наступит коммунизм, поэты собирали стадионы, шли горячие споры между «физиками» и «лириками»… Для ее родителей – ученых, всю жизнь рука об руку занимавшихся вопросами физики твердого тела, – рождение дочери явилось полной неожиданностью. Обоим тогда уже перевалило за сорок, они вовсе не думали о потомстве – и вдруг такой сюрприз от матери-природы!
   Воспитывали ее в строгости. Маленькая Аля скоро усвоила, что, пока папа и мама заняты, беспокоить их нельзя ни в коем случае, а лучше тихонько посидеть в уголке и заняться своими игрушками. По правде говоря, это было ужасно скучно – куклы, кубики… Зато когда девочка научилась читать – словно новый мир открылся перед ней! Проблем у родителей больше не было, не нужно было беспокоиться, что дочка шалит или скучает. Лучшими Алиными друзьями стали книги. Больше всего Аля любила не сказки или слезливые истории о любви, а научную фантастику и приключения. Затаив дыхание следила она за похождениями героев, заброшенных в джунгли Амазонки, в пустыни, а то и вовсе в просторы космоса… Очень интересно было думать о том, что ей предстоит жить в новой эпохе, когда научно-технический прогресс поможет человеку преодолевать огромные расстояния и, может быть, даже путешествовать во времени и летать на другие планеты!
   В школе Аля была круглой отличницей, но всегда держалась особняком. Угловатая, ширококостная, не по годам серьезная девочка чуралась игр своих ровесниц. Она без труда решала самые сложные задачи по математике из учебников для старших классов, а чуть позже взялась за вузовские. Никто не сомневался, что Але прямая дорога в науку. Учителя умилялись: «Такая девочка!» – а одноклассницы презрительно фыркали. Что ж ей еще остается, с такой-то внешностью?
   Но Але было все равно. Нарядные платья, туфельки, бантики, тетрадки-«песенники», куда девочки старательно переписывали любимые стихи, шушуканья по углам: «Он так на меня посмотрел!» – все это было не для нее. Мир чисел, формул и чистой логики, к которой не примешиваются глупые человеческие чувства, – вот что привлекало ее больше всего. Когда другие девочки уже ходили на танцы, она упорно сидела над учебниками. Мама с папой просто нарадоваться не могли на дочку.
   В институт Аля поступила без проблем. На физико-математическом факультете численный перевес молодых людей был значительный, но даже здесь она не пользовалась успехом. «Алька – свой парень!» – говорили однокурсники и бегали на свидания к девочкам с филфака.
   Институт она закончила с красным дипломом. Правда, в аспирантуру не попала – пропихнули сына «нужного» человека, а ей досталась должность младшего научного сотрудника в отраслевом НИИ с окладом в сто пятнадцать рублей. Ну, не в школу же идти, преподавать оболтусам таблицу умножения!
   Поначалу Аля еще тешила себя иллюзиями, что еще год, два – и она пробьется, напишет диссертацию, ее карьера в науке состоится, и тогда… Аля прилежно собирала материал для научной работы. Но время шло, а в жизни ничто не менялось. Все ее попытки словно разбивались о невидимую стену. Приходилось тянуть постылую лямку на службе, являться ровно к девяти и целый день тратить на написание никому не нужных планов и отчетов. Поначалу она пыталась сблизиться с сослуживцами, но почему-то они сторонились ее. Семейные дамы бегали по магазинам, а потом бесконечно пили чай, обмениваясь свежими новостями о том, в каком гастрономе «выбросили» мороженых кур и зеленый горошек, а молодые сотрудники большую часть времени проводили в буфете или в курилке, флиртовали друг с другом, сплетничали, девушки примеряли новые кофточки и сапоги… Аля и здесь пришлась не ко двору.
   Только раз это сонное болото всколыхнуло чрезвычайное событие – один из коллег, тихий и скромный Николай Андреевич Павлов, вдруг оказался под следствием! Это было как гром среди ясного неба, и, когда за ним явилась милиция, даже председатель месткома Дора Семеновна, язвительная дама с визгливым голосом и крашенными хной волосами, долго пыталась втолковать двум молоденьким лейтенантам, что произошла ошибка, этого просто не может быть! Такой приличный человек никак не может оказаться преступником.
   Институт гудел, как потревоженный улей. Историю коллеги обсуждали все – от начальников отделов до лаборанток. Только потом вспомнилась одна странность – каждый год в августе Николай Андреевич отпрашивался с работы раньше времени, брал «библиотечные дни», отгулы, бюллетенил, а при малейшей возможности – уходил в отпуск. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что человеку хочется отдохнуть летом, но из Москвы он никогда не уезжал! Начальству объяснил что-то о тяжело больной дальней родственнице, за которой необходимо ухаживать, чтобы дать отдохнуть ее семье хоть немного и отправить к морю племянника с матерью. Даже руководство входило в положение – все остальное время Николай Андреевич был исполнительным и безотказным сотрудником.
   Оказалось, что никакой тетушки у него никогда не было. Зато его регулярно видели возле самых престижных в стране высших учебных заведений – как раз когда там шли приемные экзамены и у дверей толпились взволнованные абитуриенты и их родители. Он подходил к тем мамам и папам, кто казался ему подходящими (то есть достаточно обеспеченными), и деликатно отводил в сторонку «на два слова».