Страница:
Николай Андреевич заводил разговор о том, сколько стало «блатных» и как трудно талантливым мальчику или девочке (да, да, таким, как ваши!) поступить в институт без протекции. Родители кивали – все верно, такая трудная жизнь пошла, просто невозможно! И Николай Андреевич осторожно переводил разговор в нужное русло – представлялся сотрудником приемной комиссии и предлагал сделку – он со своей стороны делает все возможное, чтобы их чадо оказалось в числе студентов, но это будет стоить немалых денег. Сумма была для советского человека заоблачная и равнялась почти половине «жигулей». Павлов мелочиться не любил. Но чего не сделаешь ради ненаглядного дитяти, особенно если впереди маячит призрак армии! К тому же Николай Андреевич казался таким милым, надежным человеком… Денег он никогда не брал сразу, даже если предлагали.
– Только после зачисления. Если хотите, это мой принцип. Не хочу, чтобы вы превратно меня поняли, но… В этой жизни все может случиться. Что вы, что вы, мы же интеллигентные люди, я вам доверяю!
А дальше все шло своим чередом. Если после окончания экзаменов абитуриент видел свою фамилию в списках поступивших, то родители, ошарашенные счастьем, выкладывали требуемую сумму без колебаний, а если нет – милейший Николай Андреевич только беспомощно разводил руками:
– Я сделал все, что мог, но, в конце концов, мы не боги! Звонили сверху, – тут он обычно делал значительное лицо и указывал пальцем куда-то на потолок, – в этом году поступал племянник такого человека! Разумеется, я не могу назвать фамилию, вы же меня понимаете… Но были даны четкие указания.
Все шло хорошо, и Николай Андреевич благоденствовал – до тех пор, пока не случилось досадное недоразумение. Надо же было такому случиться, что в числе абитуриентов оказались полные тезки! Деньги Павлов взял с одного, а поступил другой. Отец несостоявшегося студента оказался человеком вспыльчивым и злопамятным, не стал слушать никаких объяснений и накатал заявление в милицию.
Тогда разразился настоящий скандал. Всем пришлось идти в свидетели. Николай Андреевич до суда находился под подпиской о невыезде и даже ходил на службу, но директор НИИ вызвал его к себе и потребовал подать заявление «по собственному желанию». Пришлось подчиниться, и, когда он уходил, Аля запомнила его сутулую спину, опущенные плечи и затравленный взгляд. Жалко было человека, конечно, но подойти она не посмела. Еще остальные подумают что-нибудь не то…
На суде Павлов больше всего упирал на то, что в приемной комиссии не состоял, а потому никакого влияния на поступление абитуриента не мог оказать при всем желании. Правда, ему это не особенно помогло – отец несостоявшегося студента действительно был человеком влиятельным, Николай Андреевич получил три года за мошенничество и отправился в колонию общего режима.
Этот случай Альвина вспомнила много позже, в начале девяностых, когда в институте пошли сплошные сокращения. Она тоже оказалась без работы, а деньги были нужны, нужны отчаянно – родители начали прихварывать, все-таки возраст сказывается, а бесплатная медицина постепенно стала отодвигаться в прошлое. Сжав зубы, Аля старалась заработать всеми возможными и невозможными способами, но почему-то у нее упорно ничего не выходило. Она пробовала торговать турецкими шмотками на рынке – и тут же налетела на недостачу. Пришлось почти три месяца отрабатывать стоимость той проклятой кожаной куртки, будь она неладна… Хозяин понемногу вычитал из зарплаты, и, когда Аля смогла, наконец, уйти, она впервые вздохнула с облегчением и с тех пор десятой дорогой обходила любые рынки.
Потом еще было много всякого… Пыталась заняться распространением гербалайфа, чудодейственной косметики «Вечная молодость» (до сих пор где-то в кладовке валяются коробки с нереализованным товаром, надо бы выбросить!), выгуливала чужих собак и даже полы мыла в супермаркете. Специально ездила на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых – очень уж стыдно было. Зато там, по крайней мере, зарплату выплачивали регулярно…
Это время она особенно не любила вспоминать. От непривычной тяжелой работы ломило поясницу, ноги стали опухать, руки потрескались, в зеркало на себя было страшно смотреть. Но еще хуже было другое – постоянное чувство униженности и безысходности. Неужели она для того заканчивала институт и писала диссертацию, чтобы стать уборщицей? Аля даже плакала украдкой. Родителям она врала, что трудится в научной библиотеке, помогает разбирать старые книги, и – вот беда! – страдает жуткой аллергией на бумажную пыль. Отец бормотал что-то вроде «в науку легких путей не бывает», а мама кивала, сочувствовала, но по глазам Аля видела, что она ни на грош ей не верит.
А денег все равно не хватало. В тот день, когда отец, выйдя утром из ванной, вдруг как-то странно захрипел, схватился за грудь и медленно осел на пол, Аля оказалась совсем без гроша. Зарплату должны были выплатить только послезавтра. Она потом еще долго будет корить себя за то, что, если бы сунула в карман врачу «скорой» несколько приятно хрустящих бумажек, все могло сложиться по-другому…
Но все случилось как случилось – врач с привычно хмурым лицом сделал какой-то укол и посоветовал завтра сходить в поликлинику, Аля убежала на работу, а уже к вечеру папы не стало. Ненадолго пережила его и мама. После смерти мужа она как-то разом утратила интерес ко всему, шмыгала по дому, словно испуганная мышка, жаловалась на высокое давление и часто говорила о том, что ужасно боится стать беспомощным инвалидом и быть кому-то в тягость. Однажды, серым осенним утром, Аля застала ее в постели уже мертвой. Лицо мамы было таким гладким и спокойным, словно она радовалась, что все кончилось именно так…
Похоронив родителей, Аля почувствовала себя совершенно растерянной и одинокой. Она продолжала вставать по утрам, ходить на работу, прибирать в квартире, готовить, но как-то механически, по привычке, словно заведенный автомат. Кому это теперь нужно?
Тяжелее всего было по ночам. В то время Аля часто мучилась бессонницей, ныли руки, ноги, и мысли приходили тягостные, безнадежные. Она снова и снова спрашивала себя, за что судьба обошлась с ней так несправедливо, – и не находила ответа. Всегда, с самого детства, она старалась жить правильно — учиться, работать, заботиться о близких, не воровать и не лгать, не вступать в сомнительные предприятия… И что в результате? «В сухом остатке», как говорил институтский преподаватель Вилен Карпович. Годы идут, ей давно перевалило за тридцать, для любой женщины возраст – не шутка, а что у нее есть? Да ничего! Ни семьи, ни хорошей работы, профессия оказалась не востребована, денег нет и, похоже, не будет никогда, а вперед и вовсе лучше не заглядывать.
Больше всего ненавистно было именно безденежье – то унизительное состояние, когда в магазине приходится рассчитывать все до копейки, чтобы уложиться в отведенную сумму, а в конце каждого месяца ломать голову, чем заплатить за квартиру. К тому же примешивалось чувство вины перед родителями – ведь будь у нее деньги, они могли быть живы до сих пор! Пусть в семье особенно теплых отношений не было никогда, но все-таки родные люди, и без них стало совсем пусто и одиноко… Неужели теперь вся жизнь пройдет вот так – серо, скучно, в череде похожих друг на друга унылых дней, в немилой работе ради скудного заработка?
Даже сейчас, спустя много лет, вспоминать эти времена было неприятно. Альвина еще раз посмотрела на себя в зеркало, отметила, что возле глаз снова появились маленькие морщинки, пора бы сходить к косметологу, а то и на курорт махнуть… Хорошо, что сейчас ей стали доступны услуги самых лучших специалистов, а прошлое – это всего лишь прошлое.
С пола снова донеслось требовательное «мяу!».
– Ну ладно тебе, видишь – уже иду!
Альвина ласково потрепала кошку по спине.
Мара – это, пожалуй, единственное близкое ей существо на свете! Кстати, с нее-то все и началось…
Однажды промозглым и холодным днем Аля возвращалась с работы совершенно разбитая. Думала она о том, что завтра опять вставать ни свет ни заря, о том, что деньги на исходе, а зарплата будет только через неделю, что в квартире гуляют сквозняки и давно пора заклеивать окна к зиме, да что там окна – ремонт надо делать, но денег нет и не предвидится… Проклятая нищета!
Она как раз собиралась свернуть к ларьку, чтобы купить хлеба, когда прямо над ухом услышала тоненький детский голосок:
– Тетенька, возьмите котеночка!
Аля обернулась. Перед ней стояла рыженькая девочка лет десяти, вся в веснушках. Она прижимала к груди картонную коробку, из которой выглядывала угольно-черная мордочка. Изумрудно-зеленые глазки котенка смотрели на мир с любопытством и настороженностью, Аля даже чуть замедлила шаг… Она замешкалась всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно.
– Тетенька, возьмите! Ну, пожалуйста, а то мама его оставить не разрешает…
В глазах девчушки была такая мольба, что Аля не выдержала. Через несколько минут она уже спешила домой по улице, осторожно придерживая притаившегося за пазухой несмышленыша. Зачем ей котенок – она и сама не знала, просто, может быть, впервые в жизни действовала под влиянием порыва. Но ведь не бросать же его теперь под дождем!
У подъезда на лавочке сидела Прасковья Федоровна – аккуратная старушка в потертой серой кофте и платке в горошек. Аля помнила ее с тех пор, как была маленькой девочкой, и за все эти годы соседка, кажется, ничуть не изменилась – так же все про всех знала, поучала и сплетничала, отпускала язвительные замечания по адресу загулявших мужей или не по средствам одевающихся девушек… Горе каждому, кто попадется ей на язык!
Увидев Алю с котенком на руках, она неодобрительно покачала головой:
– Не дело ты, девка, задумала – кошку притащила! Будет теперь гадить повсюду, вонь пойдет…
Алевтина не отвечала, спешила скорее пройти в подъезд и избавиться от чужих непрошеных советов, но, как назло, открыть тяжелую дверь одной рукой у нее никак не получалось.
А словоохотливая старушка все не унималась:
– Да еще черная! Не к добру это, примета плохая. Беду принесет, вот увидишь! У нас в деревне колдовка жила, все ее боялись, так у нее тоже кошка черная была.
– Кто? – зачем-то переспросила Аля.
– Ну, колдунья, – охотно отозвалась соседка, – когда лечила, когда детям грыжу заговаривала, когда мужиков от пьянства отшептывала, а могла и порчу навести. Девки к ней бегали, если хотели парней приворожить… Одно слово – ведьма!
Проклятая дверь, наконец, распахнулась. Аля пробормотала нечто невразумительное и поспешила скрыться в подъезде. Дома она наскоро поужинала, подосадовав про себя, что хлеба так и не купила, накормила котенка (хорошо еще, что хоть пакет молока оказался в холодильнике на полочке!) и легла в постель. Сытый звереныш, разомлевший от еды и тепла, мигом запрыгнул на кровать, устроился у нее под боком, свернулся в клубочек и довольно замурлыкал. В первый момент она хотела было возмутиться и согнать нахала прочь, но потом передумала. Жалко стало.
В ту ночь Аля опять долго не могла заснуть. Она пыталась считать слонов, представлять себе море, накатывающее волны на берег, проговаривать фразы из аутогенной тренировки («Мои руки теплые и тяжелые… мои глаза закрываются… я чувствую себя спокойно…»), но ничто не помогало. Привычные мысли вертелись в голове, словно заезженная пластинка, – денег нет, перспектив никаких, выхода не видно… Черт, что делать, а? Какое уж тут спокойствие!
Наконец она начала было проваливаться в долгожданную дремоту, когда ей показалось, что рядом кто-то произнес слово «ведьма». Четко так, прямо над ухом.
Аля вздрогнула всем телом, как от удара.
– Кто здесь? – спросила она, но ответа не услышала. Только переливалась вода в трубах центрального отопления, да еще совсем рядом слышался какой-то странный стук… Как будто кто-то просится войти. От этого стало страшно, даже пот прошиб.
Она встала с постели, включила свет, огляделась вокруг, но в квартире никого не было. Котенок уютно посапывал, обернувшись собственным хвостом, хлопала под ветром приоткрытая форточка… Аля попыталась сосредоточиться и старательно, по минутам воссоздать в памяти события прошедшего дня, вспомнила, что сказала ей Прасковья Федоровна у подъезда, – и чуть не рассмеялась. Вот уж сама от себя не ожидала, что окажется такой впечатлительной!
И сон пропал совсем… Случайно брошенное соседкой слово упорно крутилось в голове. Аля, воспитанная в сугубо материалистическом духе, в колдовство, конечно, не верила. Когда она видела в газетах и по телевизору рекламу вроде «госпожа Мария, почетная потомственная целительница, приворожит любимого навсегда, вылечит рак, СПИД и геморрой по фотографии, обеспечит удачу в бизнесе и устранение конкурентов», то всегда презрительно улыбалась, искренне недоумевая про себя – находятся же темные люди, готовые выбросить свои деньги на каких-то шарлатанов!
А теперь впервые в жизни задумалась – ведь и вправду находятся, и немало… И что, если это и есть ее шанс? Если только по-умному себя повести, аккуратно, не зарываться.
В самом деле – ради исполнения своих желаний люди готовы пойти на что угодно, последнее отдать каждому, кто только посулит, поманит маленькой призрачной надеждой… Как когда-то родители абитуриентов с радостью отдавали деньги тихому, вежливому Николаю Андреевичу – только за то, что он обещал свою помощь. Если бы не досадная случайность, погубившая его, – пожалуй, до сих пор мог бы продолжать свою деятельность!
Аля подумала о бывшем сослуживце – и чуть не подскочила на месте от радости. Вот уж кто действительно сумел применить теорию вероятности на практике! Абитуриент может поступить в институт – а может провалиться. Точно так же загулявший муж может вернуться к покинутой половине, больной может выздороветь, человек может найти хорошую работу, провернуть выгодную сделку… С определенной вероятностью может произойти все что угодно – от дождя до падения метеорита. Все дело только в том, насколько это возможно!
Так почему бы не воспользоваться этим?
Аля не могла дождаться, пока наступит утро. На следующий день она уволилась с ненавистной работы, отнесла в ломбард брошь с аметистом – единственную мамину драгоценность, доставшуюся ей по наследству, – и принялась за осуществление своего плана.
К новой задаче она отнеслась ответственно и серьезно – впрочем, как и ко всему, что делала в жизни. Сначала Аля накупила кучу книг по оккультизму, благо в те времена подобные издания уже продавались на каждом лотке. Большинство из них содержали откровенно бредовые измышления, но иногда попадались интересные и полезные сведения. Теперь она, по крайней мере, знала, как должна выглядеть настоящая колдунья в глазах обывателя, придумала себе новый имидж, новое имя, знала, какие слова нужно говорить… Пришлось подумать и о рекламе – Альвина опубликовала объявление в газете. Маленькое, в самом низу страницы, на большее денег не хватило, но она почему-то была твердо уверена, что дело пойдет.
Так и вышло. Первую клиентку Альвина запомнила надолго – молоденькая девушка пришла спросить о своем женихе, воюющем в одной из горячих точек.
– Он жив? Ну, скажите, он жив, он вернется? – бесконечно спрашивала она. – Писем нет уже три месяца, но ведь всякое бывает, правда? Может, он в плену или ранен… Я б сама за ним поехала, нашла, выходила, только бы знать, что жив!
Ее глаза полыхали такой отчаянной, сумасшедшей надеждой, что Альвина, не выдержав, отводила взгляд и принималась прилежно всматриваться в стеклянный шар, купленный накануне в магазине «Твоя тайна». «Принесло же на мою голову эту Медею из Южного Бутова, – думала она, – еще и правда сотворит что-нибудь…»
Девушке она нарочно дала сложное задание – пойти ночью в заброшенную церковь, оставить на алтаре восковую фигурку возлюбленного и прочитать десять раз, ни разу не сбившись, молитву «Живый в памяти вышнего».
Через месяц девчонка прибежала радостная, с цветами, и Альвина даже удивилась – какая она, оказывается, хорошенькая! Тогда выглядела гадким утенком, тощим заморышем в веснушках, с жидкими волосами и длинным носом, а теперь – просто королева. Даже дешевая одежда – вытертые джинсики, из которых она как будто выросла, куртенка на рыбьем меху и аляповато-яркая маечка – вовсе не портила ее, наоборот, непонятным образом подчеркивала красоту и юную хрупкость. Она взахлеб рассказывала, что ее ненаглядный Коля вернулся из Чечни живой и целый, потом, как будто вспомнив что-то важное, выложила на стол пухлый нарядный конверт, в каких обычно отправляют поздравительные открытки.
В первый раз Альвине как-то неловко было брать деньги (сказывается все-таки интеллигентское воспитание!). Сразу было видно, что клиентка в роскоши не купается, и, судя по всему, деньги эти – последние. Будто уловив ее колебание, девушка посмотрела ей в глаза и очень серьезно сказала:
– Вы для нас как мать теперь. За такое – ничего не жалко!
Альвина недовольно повела плечами. Стать приемной мамашей для парочки молодых идиотов ей вовсе не улыбалось, зато начало было положено!
Потом работа стала рутиной. Каждый день одно и то же – приходят клиенты (в основном, конечно, женщины!) со своими проблемами, смотрят жалкими, молящими глазами, надеются на чудо… Для нее они все – бедные и богатые, те, что приезжают на собственных сверкающих иномарках и небрежно швыряют пачки денег на стол, и скромно одетые, что достают из кошелька заветные отложенные купюры, – давно уже стали на одно лицо. Несчастье уравнивает всех, а с радости к колдуньям не ходят.
Со временем выработался и собственный стиль поведения. Главное – держаться с достоинством и сразу дать понять посетительнице, кто здесь главный. Нужна атмосфера таинственности, общие, обтекаемые фразы, потом – какой-нибудь обряд (описания Альвина обычно находила в книгах, а последнее время – в Интернете, благо ресурсы его почти безграничны), а дальше клиенту дается задание, которое он непременно должен выполнить сам. И желательно – посложнее, позаковыристее, чтобы в случае неудачи было на кого спихнуть ответственность. Денег она запрашивала довольно много, но никогда не брала сразу, даже если предлагали и чуть не силой пробовали всучить. «Только после достижения результата!» Этого принципа Альвина придерживалась твердо. Однажды девица, пришедшая за приворотом для своего кавалера, осмелилась спросить: а что, мол, будет, если не заплачу? Альвина не удостоила ее ответом, только презрительно хмыкнула. Мол, глупая ты, кто же с ведьмой ссорится?
Случалось, что после первого визита клиентки исчезали навсегда. Альвина относилась к этому философски – что поделаешь, издержки профессии! Процент тех, кому колдовство помогало, все равно оказывался намного выше. Альвина даже сама удивлялась. Она не питала никаких иллюзий относительно своих способностей и, даже творя заклинания, оставалась здравым человеком с рационалистическим складом мышления. То, что теория вероятности работает в основном в ее пользу, казалось просто приятным сюрпризом. Бывают ведь монеты, которые при подбрасывании десять раз подряд ложатся «орлом» вверх!
Правда, пару раз приходили разгневанные, недовольные, но с ними разговор был короткий. Не сделали что нужно, значит, сами и виноваты!
Зато сколько раз ей приносили сумму, намного превышающую запрошенный гонорар, называли благодетельницей и ангелом, чуть ли не руки целовали! Поначалу было очень лестно, потом Альвина перестала обращать на это внимание. В конце концов, какая разница? Лишь бы платили вовремя.
Телефон Альвины благодарные клиентки передавали друг другу, как передают координаты хороших гинекологов, стоматологов, косметичек и психоаналитиков. Рекламу в газетах уже можно было и не давать, но она все же иногда публиковала объявления – скорее по привычке. Постепенно появилась кое-какая известность, а вместе с ней – и деньги. Теперь стало можно ни в чем себе не отказывать. Альвина даже подумывала о том, чтобы купить новую квартиру, но потом решила этого не делать. Переезжать из старого, обжитого района ей вовсе не хотелось, и с новостройками нередко проблемы возникают… То недоделки, то трещины, то с документами что-нибудь не так, а в последние годы и вовсе участились случаи, когда люди, вложившие свои деньги, остаются ни с чем, чтобы потом митинговать где-нибудь возле Дома правительства. Так что от добра добра не ищут, ей-то грех жаловаться! Квартира просторная, дом старый, капитальный, на совесть построенный, сто лет еще простоит. Альвина ограничилась тем, что сделала хороший ремонт, в бывшей родительской спальне оборудовала свой рабочий кабинет с «магическими» атрибутами и старыми книгами, которые она теперь усердно скупала в антикварных магазинах. Хотя она и не имела ни малейшего понятия, что там написано, но выглядели раритеты куда как солидно.
Жизнь текла размеренно и спокойно. О том, чтобы завести собственную семью, Альвина даже не помышляла. В самом деле, зачем? Гораздо легче и приятнее быть самой себе хозяйкой, чем подстраиваться под другого человека. Наслушавшись горестных историй о чужих проблемах, она иногда недоумевала – почему женщины вообще так хотят любви, семьи, рожают детей? Чтобы потом страдать из-за мужа-гулены или сына-оболтуса?
Вот и сегодня пришла еще одна глупая курица, которая искренне полагает, что вернуть блудливого отца семейства к домашнему очагу – самая главная задача для потусторонних сил и самого Господа Бога! Есть Он там или нет на самом деле – большой вопрос, но если даже есть, вряд ли стал бы заниматься такой мелочовкой.
Но тут уж, как говорится, клиент всегда прав… Альвина как раз вчера нашла в Интернете новый ритуал, выложенный на сайте darkness.ru, и решила опробовать его на очередной посетительнице. А почему бы и нет, в конце концов? Пусть побегает по лесу, оторвется от сериалов по телевизору, котлет, борщей и пылесоса!
Кажется, кошке надоело терпеливо дожидаться обеда. Одним точным, упругим движением она запрыгнула к хозяйке на колени, ткнулась головой в ладонь и призывно заурчала.
– Ладно, киска, пойдем! Ты права, засиделась я что-то сегодня, задумалась, – приговаривала Альвина, поглаживая гладкую черную шерсть, – пора обедать.
Она встала и отправилась на кухню. Кошку действительно пора покормить. В конце концов, Мара исправно «работает реквизитом» и не даром лопает свой «Вискас». Альвина высыпала в миску хрустящие кусочки из пакета, и Мара, жадно урча, принялась за еду.
Себе она приготовила легкий ужин – сандвич с салатом и кусочком нежирной курятины, добавила чуть-чуть сливочного соуса, налила в высокий стакан густой томатный сок и уж совсем было собралась сесть к столу, но в этот момент произошло досадное маленькое происшествие, которое выбило ее из привычной колеи.
Пододвигая к себе тарелку, Альвина неловко задела стакан с томатным соком, он упал и со звоном разлетелся на мелкие осколки. Она вскрикнула от неожиданности и застыла на месте, глядя, как на безукоризненно чистом полу, выложенном плиткой «под мрамор», растекается большое алое пятно. «Будто кровь», – рассеянно подумала она.
Какое-то странное, тревожное чувство сдавило сердце. На миг ей показалось, что в ее жизни вот-вот произойдет что-то страшное, нелепое, не укладывающееся в привычные рамки логики.
И она была совершенно права.
Два дня перед первомайскими праздниками Ирина провела в каком-то странном, лихорадочном напряжении. Она почти не замечала ничего вокруг, и даже то, что Витя снова пришел за полночь, уже не так взволновало ее.
Думала она только об одном – как выполнить то, что наказала ей колдунья? Тряпичный сверточек, запятнанный ее собственной кровью, надежно спрятан в самом дальнем ящике комода, но Ирина понимала, что он ни в коем случае не должен оставаться в доме слишком долго. Она просто кожей чувствовала исходящую от него опасность.
Ночью пойти в лес, зарыть под осиной… Легко сказать! Она же городской житель, и в поход ходила в последний раз на первом курсе института. Конечно, в Москве есть какие-то парки, зоны отдыха, но до ближайшего лесопарка – три остановки на метро, да и страшно туда идти. И потом, раз уж нужен именно лес, вряд ли рукотворные чахлые посадки могут послужить полноценной заменой.
Задача казалась неразрешимой, а времени оставалось все меньше и меньше… Ирина совсем было приуныла, когда ее, наконец, осенила идея.
Она мыла посуду на кухне и, чтобы не было скучно, включила маленький телевизор. На экране шел какой-то сериал. Герои громко пререкались, кому достанется дача после смерти бабушки, и две молодые симпатичные женщины, кажется, уже готовы были вцепиться друг другу в волосы. Ирина потянулась было за пультом, чтобы переключить канал на что-нибудь поинтереснее… И в этот момент ее осенило.
Дача! Ну конечно! Как же она сразу не догадалась! Они с Витей всегда мечтали о загородном доме – точнее, она мечтала. Когда Толик был совсем маленький, снимали домик в ближнем Подмосковье на все лето. Ребенка надо было вывозить на природу – не сидеть же ему, бедному, в пыльной и душной Москве? Конечно, тяжело с малышом без удобств, когда за водой надо ходить на колодец, а до ближайшего магазина почти три километра, но Ирина впрягалась в тяжелую работу – стирала, готовила, убирала, даже успевала обихаживать мужа, когда он приезжал на выходные. И радостно было слышать утром под окнами пение петуха, а не сигналы автомобилей, вдыхать воздух, не отравленный городским бензиновым запахом и бог знает чем еще, а картошка с огорода и парное молоко казались гораздо вкуснее любых деликатесов. Каждый раз Ирина возвращалась в Москву с некоторым сожалением и принималась мечтать – вот если был бы свой дом, собственный!
– Только после зачисления. Если хотите, это мой принцип. Не хочу, чтобы вы превратно меня поняли, но… В этой жизни все может случиться. Что вы, что вы, мы же интеллигентные люди, я вам доверяю!
А дальше все шло своим чередом. Если после окончания экзаменов абитуриент видел свою фамилию в списках поступивших, то родители, ошарашенные счастьем, выкладывали требуемую сумму без колебаний, а если нет – милейший Николай Андреевич только беспомощно разводил руками:
– Я сделал все, что мог, но, в конце концов, мы не боги! Звонили сверху, – тут он обычно делал значительное лицо и указывал пальцем куда-то на потолок, – в этом году поступал племянник такого человека! Разумеется, я не могу назвать фамилию, вы же меня понимаете… Но были даны четкие указания.
Все шло хорошо, и Николай Андреевич благоденствовал – до тех пор, пока не случилось досадное недоразумение. Надо же было такому случиться, что в числе абитуриентов оказались полные тезки! Деньги Павлов взял с одного, а поступил другой. Отец несостоявшегося студента оказался человеком вспыльчивым и злопамятным, не стал слушать никаких объяснений и накатал заявление в милицию.
Тогда разразился настоящий скандал. Всем пришлось идти в свидетели. Николай Андреевич до суда находился под подпиской о невыезде и даже ходил на службу, но директор НИИ вызвал его к себе и потребовал подать заявление «по собственному желанию». Пришлось подчиниться, и, когда он уходил, Аля запомнила его сутулую спину, опущенные плечи и затравленный взгляд. Жалко было человека, конечно, но подойти она не посмела. Еще остальные подумают что-нибудь не то…
На суде Павлов больше всего упирал на то, что в приемной комиссии не состоял, а потому никакого влияния на поступление абитуриента не мог оказать при всем желании. Правда, ему это не особенно помогло – отец несостоявшегося студента действительно был человеком влиятельным, Николай Андреевич получил три года за мошенничество и отправился в колонию общего режима.
Этот случай Альвина вспомнила много позже, в начале девяностых, когда в институте пошли сплошные сокращения. Она тоже оказалась без работы, а деньги были нужны, нужны отчаянно – родители начали прихварывать, все-таки возраст сказывается, а бесплатная медицина постепенно стала отодвигаться в прошлое. Сжав зубы, Аля старалась заработать всеми возможными и невозможными способами, но почему-то у нее упорно ничего не выходило. Она пробовала торговать турецкими шмотками на рынке – и тут же налетела на недостачу. Пришлось почти три месяца отрабатывать стоимость той проклятой кожаной куртки, будь она неладна… Хозяин понемногу вычитал из зарплаты, и, когда Аля смогла, наконец, уйти, она впервые вздохнула с облегчением и с тех пор десятой дорогой обходила любые рынки.
Потом еще было много всякого… Пыталась заняться распространением гербалайфа, чудодейственной косметики «Вечная молодость» (до сих пор где-то в кладовке валяются коробки с нереализованным товаром, надо бы выбросить!), выгуливала чужих собак и даже полы мыла в супермаркете. Специально ездила на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых – очень уж стыдно было. Зато там, по крайней мере, зарплату выплачивали регулярно…
Это время она особенно не любила вспоминать. От непривычной тяжелой работы ломило поясницу, ноги стали опухать, руки потрескались, в зеркало на себя было страшно смотреть. Но еще хуже было другое – постоянное чувство униженности и безысходности. Неужели она для того заканчивала институт и писала диссертацию, чтобы стать уборщицей? Аля даже плакала украдкой. Родителям она врала, что трудится в научной библиотеке, помогает разбирать старые книги, и – вот беда! – страдает жуткой аллергией на бумажную пыль. Отец бормотал что-то вроде «в науку легких путей не бывает», а мама кивала, сочувствовала, но по глазам Аля видела, что она ни на грош ей не верит.
А денег все равно не хватало. В тот день, когда отец, выйдя утром из ванной, вдруг как-то странно захрипел, схватился за грудь и медленно осел на пол, Аля оказалась совсем без гроша. Зарплату должны были выплатить только послезавтра. Она потом еще долго будет корить себя за то, что, если бы сунула в карман врачу «скорой» несколько приятно хрустящих бумажек, все могло сложиться по-другому…
Но все случилось как случилось – врач с привычно хмурым лицом сделал какой-то укол и посоветовал завтра сходить в поликлинику, Аля убежала на работу, а уже к вечеру папы не стало. Ненадолго пережила его и мама. После смерти мужа она как-то разом утратила интерес ко всему, шмыгала по дому, словно испуганная мышка, жаловалась на высокое давление и часто говорила о том, что ужасно боится стать беспомощным инвалидом и быть кому-то в тягость. Однажды, серым осенним утром, Аля застала ее в постели уже мертвой. Лицо мамы было таким гладким и спокойным, словно она радовалась, что все кончилось именно так…
Похоронив родителей, Аля почувствовала себя совершенно растерянной и одинокой. Она продолжала вставать по утрам, ходить на работу, прибирать в квартире, готовить, но как-то механически, по привычке, словно заведенный автомат. Кому это теперь нужно?
Тяжелее всего было по ночам. В то время Аля часто мучилась бессонницей, ныли руки, ноги, и мысли приходили тягостные, безнадежные. Она снова и снова спрашивала себя, за что судьба обошлась с ней так несправедливо, – и не находила ответа. Всегда, с самого детства, она старалась жить правильно — учиться, работать, заботиться о близких, не воровать и не лгать, не вступать в сомнительные предприятия… И что в результате? «В сухом остатке», как говорил институтский преподаватель Вилен Карпович. Годы идут, ей давно перевалило за тридцать, для любой женщины возраст – не шутка, а что у нее есть? Да ничего! Ни семьи, ни хорошей работы, профессия оказалась не востребована, денег нет и, похоже, не будет никогда, а вперед и вовсе лучше не заглядывать.
Больше всего ненавистно было именно безденежье – то унизительное состояние, когда в магазине приходится рассчитывать все до копейки, чтобы уложиться в отведенную сумму, а в конце каждого месяца ломать голову, чем заплатить за квартиру. К тому же примешивалось чувство вины перед родителями – ведь будь у нее деньги, они могли быть живы до сих пор! Пусть в семье особенно теплых отношений не было никогда, но все-таки родные люди, и без них стало совсем пусто и одиноко… Неужели теперь вся жизнь пройдет вот так – серо, скучно, в череде похожих друг на друга унылых дней, в немилой работе ради скудного заработка?
Даже сейчас, спустя много лет, вспоминать эти времена было неприятно. Альвина еще раз посмотрела на себя в зеркало, отметила, что возле глаз снова появились маленькие морщинки, пора бы сходить к косметологу, а то и на курорт махнуть… Хорошо, что сейчас ей стали доступны услуги самых лучших специалистов, а прошлое – это всего лишь прошлое.
С пола снова донеслось требовательное «мяу!».
– Ну ладно тебе, видишь – уже иду!
Альвина ласково потрепала кошку по спине.
Мара – это, пожалуй, единственное близкое ей существо на свете! Кстати, с нее-то все и началось…
Однажды промозглым и холодным днем Аля возвращалась с работы совершенно разбитая. Думала она о том, что завтра опять вставать ни свет ни заря, о том, что деньги на исходе, а зарплата будет только через неделю, что в квартире гуляют сквозняки и давно пора заклеивать окна к зиме, да что там окна – ремонт надо делать, но денег нет и не предвидится… Проклятая нищета!
Она как раз собиралась свернуть к ларьку, чтобы купить хлеба, когда прямо над ухом услышала тоненький детский голосок:
– Тетенька, возьмите котеночка!
Аля обернулась. Перед ней стояла рыженькая девочка лет десяти, вся в веснушках. Она прижимала к груди картонную коробку, из которой выглядывала угольно-черная мордочка. Изумрудно-зеленые глазки котенка смотрели на мир с любопытством и настороженностью, Аля даже чуть замедлила шаг… Она замешкалась всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно.
– Тетенька, возьмите! Ну, пожалуйста, а то мама его оставить не разрешает…
В глазах девчушки была такая мольба, что Аля не выдержала. Через несколько минут она уже спешила домой по улице, осторожно придерживая притаившегося за пазухой несмышленыша. Зачем ей котенок – она и сама не знала, просто, может быть, впервые в жизни действовала под влиянием порыва. Но ведь не бросать же его теперь под дождем!
У подъезда на лавочке сидела Прасковья Федоровна – аккуратная старушка в потертой серой кофте и платке в горошек. Аля помнила ее с тех пор, как была маленькой девочкой, и за все эти годы соседка, кажется, ничуть не изменилась – так же все про всех знала, поучала и сплетничала, отпускала язвительные замечания по адресу загулявших мужей или не по средствам одевающихся девушек… Горе каждому, кто попадется ей на язык!
Увидев Алю с котенком на руках, она неодобрительно покачала головой:
– Не дело ты, девка, задумала – кошку притащила! Будет теперь гадить повсюду, вонь пойдет…
Алевтина не отвечала, спешила скорее пройти в подъезд и избавиться от чужих непрошеных советов, но, как назло, открыть тяжелую дверь одной рукой у нее никак не получалось.
А словоохотливая старушка все не унималась:
– Да еще черная! Не к добру это, примета плохая. Беду принесет, вот увидишь! У нас в деревне колдовка жила, все ее боялись, так у нее тоже кошка черная была.
– Кто? – зачем-то переспросила Аля.
– Ну, колдунья, – охотно отозвалась соседка, – когда лечила, когда детям грыжу заговаривала, когда мужиков от пьянства отшептывала, а могла и порчу навести. Девки к ней бегали, если хотели парней приворожить… Одно слово – ведьма!
Проклятая дверь, наконец, распахнулась. Аля пробормотала нечто невразумительное и поспешила скрыться в подъезде. Дома она наскоро поужинала, подосадовав про себя, что хлеба так и не купила, накормила котенка (хорошо еще, что хоть пакет молока оказался в холодильнике на полочке!) и легла в постель. Сытый звереныш, разомлевший от еды и тепла, мигом запрыгнул на кровать, устроился у нее под боком, свернулся в клубочек и довольно замурлыкал. В первый момент она хотела было возмутиться и согнать нахала прочь, но потом передумала. Жалко стало.
В ту ночь Аля опять долго не могла заснуть. Она пыталась считать слонов, представлять себе море, накатывающее волны на берег, проговаривать фразы из аутогенной тренировки («Мои руки теплые и тяжелые… мои глаза закрываются… я чувствую себя спокойно…»), но ничто не помогало. Привычные мысли вертелись в голове, словно заезженная пластинка, – денег нет, перспектив никаких, выхода не видно… Черт, что делать, а? Какое уж тут спокойствие!
Наконец она начала было проваливаться в долгожданную дремоту, когда ей показалось, что рядом кто-то произнес слово «ведьма». Четко так, прямо над ухом.
Аля вздрогнула всем телом, как от удара.
– Кто здесь? – спросила она, но ответа не услышала. Только переливалась вода в трубах центрального отопления, да еще совсем рядом слышался какой-то странный стук… Как будто кто-то просится войти. От этого стало страшно, даже пот прошиб.
Она встала с постели, включила свет, огляделась вокруг, но в квартире никого не было. Котенок уютно посапывал, обернувшись собственным хвостом, хлопала под ветром приоткрытая форточка… Аля попыталась сосредоточиться и старательно, по минутам воссоздать в памяти события прошедшего дня, вспомнила, что сказала ей Прасковья Федоровна у подъезда, – и чуть не рассмеялась. Вот уж сама от себя не ожидала, что окажется такой впечатлительной!
И сон пропал совсем… Случайно брошенное соседкой слово упорно крутилось в голове. Аля, воспитанная в сугубо материалистическом духе, в колдовство, конечно, не верила. Когда она видела в газетах и по телевизору рекламу вроде «госпожа Мария, почетная потомственная целительница, приворожит любимого навсегда, вылечит рак, СПИД и геморрой по фотографии, обеспечит удачу в бизнесе и устранение конкурентов», то всегда презрительно улыбалась, искренне недоумевая про себя – находятся же темные люди, готовые выбросить свои деньги на каких-то шарлатанов!
А теперь впервые в жизни задумалась – ведь и вправду находятся, и немало… И что, если это и есть ее шанс? Если только по-умному себя повести, аккуратно, не зарываться.
В самом деле – ради исполнения своих желаний люди готовы пойти на что угодно, последнее отдать каждому, кто только посулит, поманит маленькой призрачной надеждой… Как когда-то родители абитуриентов с радостью отдавали деньги тихому, вежливому Николаю Андреевичу – только за то, что он обещал свою помощь. Если бы не досадная случайность, погубившая его, – пожалуй, до сих пор мог бы продолжать свою деятельность!
Аля подумала о бывшем сослуживце – и чуть не подскочила на месте от радости. Вот уж кто действительно сумел применить теорию вероятности на практике! Абитуриент может поступить в институт – а может провалиться. Точно так же загулявший муж может вернуться к покинутой половине, больной может выздороветь, человек может найти хорошую работу, провернуть выгодную сделку… С определенной вероятностью может произойти все что угодно – от дождя до падения метеорита. Все дело только в том, насколько это возможно!
Так почему бы не воспользоваться этим?
Аля не могла дождаться, пока наступит утро. На следующий день она уволилась с ненавистной работы, отнесла в ломбард брошь с аметистом – единственную мамину драгоценность, доставшуюся ей по наследству, – и принялась за осуществление своего плана.
К новой задаче она отнеслась ответственно и серьезно – впрочем, как и ко всему, что делала в жизни. Сначала Аля накупила кучу книг по оккультизму, благо в те времена подобные издания уже продавались на каждом лотке. Большинство из них содержали откровенно бредовые измышления, но иногда попадались интересные и полезные сведения. Теперь она, по крайней мере, знала, как должна выглядеть настоящая колдунья в глазах обывателя, придумала себе новый имидж, новое имя, знала, какие слова нужно говорить… Пришлось подумать и о рекламе – Альвина опубликовала объявление в газете. Маленькое, в самом низу страницы, на большее денег не хватило, но она почему-то была твердо уверена, что дело пойдет.
Так и вышло. Первую клиентку Альвина запомнила надолго – молоденькая девушка пришла спросить о своем женихе, воюющем в одной из горячих точек.
– Он жив? Ну, скажите, он жив, он вернется? – бесконечно спрашивала она. – Писем нет уже три месяца, но ведь всякое бывает, правда? Может, он в плену или ранен… Я б сама за ним поехала, нашла, выходила, только бы знать, что жив!
Ее глаза полыхали такой отчаянной, сумасшедшей надеждой, что Альвина, не выдержав, отводила взгляд и принималась прилежно всматриваться в стеклянный шар, купленный накануне в магазине «Твоя тайна». «Принесло же на мою голову эту Медею из Южного Бутова, – думала она, – еще и правда сотворит что-нибудь…»
Девушке она нарочно дала сложное задание – пойти ночью в заброшенную церковь, оставить на алтаре восковую фигурку возлюбленного и прочитать десять раз, ни разу не сбившись, молитву «Живый в памяти вышнего».
Через месяц девчонка прибежала радостная, с цветами, и Альвина даже удивилась – какая она, оказывается, хорошенькая! Тогда выглядела гадким утенком, тощим заморышем в веснушках, с жидкими волосами и длинным носом, а теперь – просто королева. Даже дешевая одежда – вытертые джинсики, из которых она как будто выросла, куртенка на рыбьем меху и аляповато-яркая маечка – вовсе не портила ее, наоборот, непонятным образом подчеркивала красоту и юную хрупкость. Она взахлеб рассказывала, что ее ненаглядный Коля вернулся из Чечни живой и целый, потом, как будто вспомнив что-то важное, выложила на стол пухлый нарядный конверт, в каких обычно отправляют поздравительные открытки.
В первый раз Альвине как-то неловко было брать деньги (сказывается все-таки интеллигентское воспитание!). Сразу было видно, что клиентка в роскоши не купается, и, судя по всему, деньги эти – последние. Будто уловив ее колебание, девушка посмотрела ей в глаза и очень серьезно сказала:
– Вы для нас как мать теперь. За такое – ничего не жалко!
Альвина недовольно повела плечами. Стать приемной мамашей для парочки молодых идиотов ей вовсе не улыбалось, зато начало было положено!
Потом работа стала рутиной. Каждый день одно и то же – приходят клиенты (в основном, конечно, женщины!) со своими проблемами, смотрят жалкими, молящими глазами, надеются на чудо… Для нее они все – бедные и богатые, те, что приезжают на собственных сверкающих иномарках и небрежно швыряют пачки денег на стол, и скромно одетые, что достают из кошелька заветные отложенные купюры, – давно уже стали на одно лицо. Несчастье уравнивает всех, а с радости к колдуньям не ходят.
Со временем выработался и собственный стиль поведения. Главное – держаться с достоинством и сразу дать понять посетительнице, кто здесь главный. Нужна атмосфера таинственности, общие, обтекаемые фразы, потом – какой-нибудь обряд (описания Альвина обычно находила в книгах, а последнее время – в Интернете, благо ресурсы его почти безграничны), а дальше клиенту дается задание, которое он непременно должен выполнить сам. И желательно – посложнее, позаковыристее, чтобы в случае неудачи было на кого спихнуть ответственность. Денег она запрашивала довольно много, но никогда не брала сразу, даже если предлагали и чуть не силой пробовали всучить. «Только после достижения результата!» Этого принципа Альвина придерживалась твердо. Однажды девица, пришедшая за приворотом для своего кавалера, осмелилась спросить: а что, мол, будет, если не заплачу? Альвина не удостоила ее ответом, только презрительно хмыкнула. Мол, глупая ты, кто же с ведьмой ссорится?
Случалось, что после первого визита клиентки исчезали навсегда. Альвина относилась к этому философски – что поделаешь, издержки профессии! Процент тех, кому колдовство помогало, все равно оказывался намного выше. Альвина даже сама удивлялась. Она не питала никаких иллюзий относительно своих способностей и, даже творя заклинания, оставалась здравым человеком с рационалистическим складом мышления. То, что теория вероятности работает в основном в ее пользу, казалось просто приятным сюрпризом. Бывают ведь монеты, которые при подбрасывании десять раз подряд ложатся «орлом» вверх!
Правда, пару раз приходили разгневанные, недовольные, но с ними разговор был короткий. Не сделали что нужно, значит, сами и виноваты!
Зато сколько раз ей приносили сумму, намного превышающую запрошенный гонорар, называли благодетельницей и ангелом, чуть ли не руки целовали! Поначалу было очень лестно, потом Альвина перестала обращать на это внимание. В конце концов, какая разница? Лишь бы платили вовремя.
Телефон Альвины благодарные клиентки передавали друг другу, как передают координаты хороших гинекологов, стоматологов, косметичек и психоаналитиков. Рекламу в газетах уже можно было и не давать, но она все же иногда публиковала объявления – скорее по привычке. Постепенно появилась кое-какая известность, а вместе с ней – и деньги. Теперь стало можно ни в чем себе не отказывать. Альвина даже подумывала о том, чтобы купить новую квартиру, но потом решила этого не делать. Переезжать из старого, обжитого района ей вовсе не хотелось, и с новостройками нередко проблемы возникают… То недоделки, то трещины, то с документами что-нибудь не так, а в последние годы и вовсе участились случаи, когда люди, вложившие свои деньги, остаются ни с чем, чтобы потом митинговать где-нибудь возле Дома правительства. Так что от добра добра не ищут, ей-то грех жаловаться! Квартира просторная, дом старый, капитальный, на совесть построенный, сто лет еще простоит. Альвина ограничилась тем, что сделала хороший ремонт, в бывшей родительской спальне оборудовала свой рабочий кабинет с «магическими» атрибутами и старыми книгами, которые она теперь усердно скупала в антикварных магазинах. Хотя она и не имела ни малейшего понятия, что там написано, но выглядели раритеты куда как солидно.
Жизнь текла размеренно и спокойно. О том, чтобы завести собственную семью, Альвина даже не помышляла. В самом деле, зачем? Гораздо легче и приятнее быть самой себе хозяйкой, чем подстраиваться под другого человека. Наслушавшись горестных историй о чужих проблемах, она иногда недоумевала – почему женщины вообще так хотят любви, семьи, рожают детей? Чтобы потом страдать из-за мужа-гулены или сына-оболтуса?
Вот и сегодня пришла еще одна глупая курица, которая искренне полагает, что вернуть блудливого отца семейства к домашнему очагу – самая главная задача для потусторонних сил и самого Господа Бога! Есть Он там или нет на самом деле – большой вопрос, но если даже есть, вряд ли стал бы заниматься такой мелочовкой.
Но тут уж, как говорится, клиент всегда прав… Альвина как раз вчера нашла в Интернете новый ритуал, выложенный на сайте darkness.ru, и решила опробовать его на очередной посетительнице. А почему бы и нет, в конце концов? Пусть побегает по лесу, оторвется от сериалов по телевизору, котлет, борщей и пылесоса!
Кажется, кошке надоело терпеливо дожидаться обеда. Одним точным, упругим движением она запрыгнула к хозяйке на колени, ткнулась головой в ладонь и призывно заурчала.
– Ладно, киска, пойдем! Ты права, засиделась я что-то сегодня, задумалась, – приговаривала Альвина, поглаживая гладкую черную шерсть, – пора обедать.
Она встала и отправилась на кухню. Кошку действительно пора покормить. В конце концов, Мара исправно «работает реквизитом» и не даром лопает свой «Вискас». Альвина высыпала в миску хрустящие кусочки из пакета, и Мара, жадно урча, принялась за еду.
Себе она приготовила легкий ужин – сандвич с салатом и кусочком нежирной курятины, добавила чуть-чуть сливочного соуса, налила в высокий стакан густой томатный сок и уж совсем было собралась сесть к столу, но в этот момент произошло досадное маленькое происшествие, которое выбило ее из привычной колеи.
Пододвигая к себе тарелку, Альвина неловко задела стакан с томатным соком, он упал и со звоном разлетелся на мелкие осколки. Она вскрикнула от неожиданности и застыла на месте, глядя, как на безукоризненно чистом полу, выложенном плиткой «под мрамор», растекается большое алое пятно. «Будто кровь», – рассеянно подумала она.
Какое-то странное, тревожное чувство сдавило сердце. На миг ей показалось, что в ее жизни вот-вот произойдет что-то страшное, нелепое, не укладывающееся в привычные рамки логики.
И она была совершенно права.
Два дня перед первомайскими праздниками Ирина провела в каком-то странном, лихорадочном напряжении. Она почти не замечала ничего вокруг, и даже то, что Витя снова пришел за полночь, уже не так взволновало ее.
Думала она только об одном – как выполнить то, что наказала ей колдунья? Тряпичный сверточек, запятнанный ее собственной кровью, надежно спрятан в самом дальнем ящике комода, но Ирина понимала, что он ни в коем случае не должен оставаться в доме слишком долго. Она просто кожей чувствовала исходящую от него опасность.
Ночью пойти в лес, зарыть под осиной… Легко сказать! Она же городской житель, и в поход ходила в последний раз на первом курсе института. Конечно, в Москве есть какие-то парки, зоны отдыха, но до ближайшего лесопарка – три остановки на метро, да и страшно туда идти. И потом, раз уж нужен именно лес, вряд ли рукотворные чахлые посадки могут послужить полноценной заменой.
Задача казалась неразрешимой, а времени оставалось все меньше и меньше… Ирина совсем было приуныла, когда ее, наконец, осенила идея.
Она мыла посуду на кухне и, чтобы не было скучно, включила маленький телевизор. На экране шел какой-то сериал. Герои громко пререкались, кому достанется дача после смерти бабушки, и две молодые симпатичные женщины, кажется, уже готовы были вцепиться друг другу в волосы. Ирина потянулась было за пультом, чтобы переключить канал на что-нибудь поинтереснее… И в этот момент ее осенило.
Дача! Ну конечно! Как же она сразу не догадалась! Они с Витей всегда мечтали о загородном доме – точнее, она мечтала. Когда Толик был совсем маленький, снимали домик в ближнем Подмосковье на все лето. Ребенка надо было вывозить на природу – не сидеть же ему, бедному, в пыльной и душной Москве? Конечно, тяжело с малышом без удобств, когда за водой надо ходить на колодец, а до ближайшего магазина почти три километра, но Ирина впрягалась в тяжелую работу – стирала, готовила, убирала, даже успевала обихаживать мужа, когда он приезжал на выходные. И радостно было слышать утром под окнами пение петуха, а не сигналы автомобилей, вдыхать воздух, не отравленный городским бензиновым запахом и бог знает чем еще, а картошка с огорода и парное молоко казались гораздо вкуснее любых деликатесов. Каждый раз Ирина возвращалась в Москву с некоторым сожалением и принималась мечтать – вот если был бы свой дом, собственный!