Борминская Светлана. Дом золотой

   Тетя Фая не поверила, потом поверила, но не до конца, слушая Марусю, как та шла-шла, глазами вертела и вдруг видит – за забором на трубе сидит какой-то серый куль и пристально так за Марусей следит.
   – Где, Маня, где?! – после долгого молчания, на одном дыхании выговорила Фаина. – Пойдем со мной, я ничего не вижу! Маааняаа!..
   – Ой, кулема, кулема ивановская, – начала набивать цену Маруся и, вложив невесомую Фаину ручку себе в ладонь, как в лопату, повела подругу к бересклетовскому терему.
   На улице было весело. Теплый синий вечер. Бабки на лавочках, молодежь на мотоциклах, мужики с толстыми шеями отдельно, бабы молодые, кровь со сливками, друг друга разглядывают на предмет приглядности – какая самая красивая. А что идут мимо две старухи в ситцах к генераловому дому, никто внимания не обратил, так как старухи здесь везде, навроде молей.
   Соборск – город старух, их на улицах не меряно и не считано и не меньше, чем в губернском городе, который полыхает огнями в сорока километрах на север. Такая здесь в городочке жизнь – тихая и одновременно звонкая – живи не хочу, если есть на то желание. А оно есть! А чего ж ему не быть – пожить-то как неплохо, воздухом подышать, чаю попить с белым хлебом, картошечки отварить и с капустою!
   Было еще светло и томно, только с запада небо почернело, да и то самый его край, если не смотреть, то вроде день и день, а не вечер синий.
   А надо вам сказать, что забор на бересклетовском участке прикрывал дом как следует – комар пролетит, а вот муха уже вряд ли!.. Но если не дойти до забора метров семь, то весь второй этаж и крыша многоскатная виделись превосходно – смотри не хочу. И были на той крыше две высокие трубы, в ширину не меньше метра, одна справа, другая слева – каминные трубы, решили самые толковые мужики с улицы и объяснили всем.
   Тетя Фая, пока шла к дому, все на длинную трубу глядела, а в глазах «кошки, кошки», ой, а подошли ближе – труба и еще труба и никакой кошки в помине нет!
   А Маруся шла и не смотрела туда, куда Фая, а поздоровалась сперва с одной бабой, потом с другой, остановилась потрепаться и все «бла-бла-бла» и «ха-ха-ха!», тетя Фая тянет подругу к дому, а Маруся упирается – не наговорится никак.
   Ну ладно, подошли наконец, стали глядеть – никакой кошки нигде. На крыше блики от солнца, из труб ни дыма, ни искр.
   – Вот те на! – удивилась громко тетя Маруся. – Сидела, ей-бо, Файка! Сидела, вот те крест, на ближней трубе и за мной, выжига, следила, куда я с колбасой иду!
   – Кто? – посмотрела печально на подругу Фаина.
   – Да мымра твоя! Кошенция! – рассердилась Маруся. – Не верит она мне! Ну-ка, погоди…
   Тетя Маруся поглядела под ноги, почесала нижнюю губу, перевязала платок покрепче на своей круглой голове, подняла с дороги кирпич, подула на него и кинула через забор.
   Глаза у нее загорелись, как фонари, и она беззвучно, но очень заразительно засмеялась:
   – А-ха-ха-а, а-ха-ха-а-а, Файка!..
   Тетя Фая смотрела на подругу, не шевелясь, – в глазах ее было все то же страдание.
   То ли вечер был такой, то ли что другое, но на улице такому явному хулиганству никто не придал большого значения или сделал вид.
   Зато как раз напротив бабок на заборе появилась бритая голова в очках, по всему видно солдатика, и, похлопав глазами, спросила с обидой:
   – Бабки, вы чего, дурные совсем? Чего кирпичами швыряетесь?
   – Сынок, а я думала, дома никого нет, – перестав смеяться, с расстановкой выговорила тетя Маруся. – Разве генерал дома?
   – Дома-дома, – с неудовольствием глядя на бабок, кивнул назад солдатик.
   – А машина-то, я видела, уехала, – показала рукой куда-то за реку Маруся.
   – Генеральша поехала кататься, – объяснил солдатик.
   – А-аа, – протянула тетя Маруся. – А мы ничего, мы за кошкой пришли, сынок. Ты нам кошку через забор перекинь, мы и уйдем!
   Солдатик исчез. Бабки стояли и не двигались. А через пять секунд через забор перелетела серая кошка и шлепнулась на кучу речного песку прямо вот, рядышком.
   И это была не чья-то неизвестная кошка. Это была Тишка Хвостова, Фаина родная кошка, и больше никто.
   Кошка посмотрела на Фаю, Фая схватилась за левую грудь и присела, а Маруся глядела по сторонам и вдруг закричала, до чего ж звонко кричат некоторые бабки:
   – Никитовна! Никитовна! В лесу грибы-то есть? Ты с утра с корзиной куда бежала?.. Никитишна! Титишна! Дай грибок на суп? Или два?..
   – Иди – дам, – не сразу, а подумав, подала слабый голос с того конца улицы сдобная Титишна.
   – Фая, ты ее поймаешь?.. Справишься? Хватай ее за хвост! Фая, хочу супу с грибом…
   И тетя Маруся Подковыркина пошла-побежала к синему дому с оцинкованной крышей, в котором грибы не переводились.
   Как уж, так уж, ухватила Фаина свою кошку за бочок, подняла и удивилась. За неделю стала Тиша тяжелей на два килограмма. Сидит такая смурая, на тетю Фаю не глядит, хорошо, хоть не вырывается. Сидит, как муфта, на тети Фаиной руке. И пока шла тетя Фая до своего дому, обливалась слезами счастья от бесценности находки, о пропаже, которая взяла и воскресла…
   Ой, не верите? И немудрено. Но это было – правда, было. Я сама видела. И добавить мне больше о том синем вечере нечего.
   А что звезды сияли и скошенной травой пахло в тихом городе, ну так что про то говорить?..

Вернись, я все прощу

   После всех страданий и поисков тетя Фаина кошку вовсе не ругала, хотя была уязвлена дальше некуда.
   Конечно, кошки, как и все живые существа на земле, могут самостоятельно без «до свидания и прости» уйти от плохого хозяина к хорошему.
   – Разве я плохая? – спрашивала Фаина шкап, который с самого ее рождения стоял напротив ее кроватки. И еще зеркало, видавшее всех уже умерших и еще живых, всю хвостовскую семью в этом дивном когда-то доме.
   – Тиша, я тебя так люблю, я себя меньше люблю, чем тебя! – признавалась тетя Фаина серой своей кошке. – Не уходи больше.
   Кошка сидела под столом и вела себя, как все кошки – по-русски не говорила и виду не подавала, что слышит. У котят был праздник и игры, так они радовались нашедшейся мамке. Тишка быстро оттаяла и, несмотря на толстый живот, начала с ними играть в салки с догонялками, и даже разрешила себя пососать сливочному самому наглому котенку.
   И началось.
   Тишка опять и снова как сквозь землю проваливалась. Сквозь землю было близко – через улицу. Тетя Фая ждала кошку уже без слез, но с обидою и досадою, потом шла к генералову забору, и солдатик Эммануил спускал кошку за лапу через забор, а она ловила. Тетя Фая попросила кошкой больше через забор не пулять.
   – А вы кирпичами, – подумав, согласился молодой «чичерин».
   На том и порешили.
   Тетя Фаина несла Тихоню домой, как тяжелый меховой мешок. Тихоня растолстела на несколько размеров, и на свою хозяйку предпочитала не глядеть, а назавтра глянь – нету кошки. Ушла.
   Кошки часто ходят с инспекцией чужих дворов, домов, дач, сараев, садов, огородов и прочих частных владений. Любопытство до чужой, вкусной, на их взгляд, жизни у них в крови или в усах, или в подушечках лап?.. Сие пока тайна.
   Часто вы сидите у себя за столом, пытаясь собрать мысли в кучку, или в саду чистите яблоки или даже сикаете под кустом, где вас никто не видит. Наивные – за вами с забора, или с дерева, или из-под бревна – наблюдает соседская кошка! Морщится, негодует на ваши дела и ужимки, и наблюдает и сравнивает со своими хозяевами, с тем, что едите вы и они, что кладете вы в плошку своей кошке – кости или мясо, воду или молоко?..
   Чужие кошачьи глаза везде и всюду, они, как звезды на небе, не оставляют людей в одиночестве. Для кошек жизнь людей вроде телевизора. И ваша еда обязательно опробуется соседской кошкой, – если ваша дверь вдруг окажется открытой, она обязательно подбежит и откусит или даже утащит ваш кусочек. Ищите потом ветра в поле, свой заветный пряничек или охотничью колбаску, любовно поджаренную на керосинке.