Страница:
О намерениях Антанты и чехословаков Антонов сообщает следующее: захват всей Сибири, одновременное усиление позиций в Поволжье и постепенное перемещение правого фланга на северо-запад. Им навстречу в южном направлении должны продвигаться силы Антанты от Архангельска, где стоит пока еще не высадившийся транспортный флот, и от Мурманской железной дороги, где недавно высадился новый десант. Таким образом, Антанта намеревается образовать новый фронт против Германии, используя для этого минимально свои собственные силы, и одновременно захватить политическую и экономическую власть в России.
Поступившие сообщения из Киева (от казачества) свидетельствуют о том, что казаки намерены примкнуть к этому движению, поскольку оно направлено против большевиков. Это то, что касается сообщения Антонова.
Господин Х. сообщил также, что русская делегация сообщает из Киева, будто руководящие круги в отношении контрреволюционных выступлений чехословаков и казаков заявили: "Мы ничем не хотим связывать себя, но должно быть ясно, что великая Россия для нас важнее локальных украинских вопросов".
На заданный мною вопрос, каково мнение самого господина Х. относительно положения дел, он ответил следующее:
"Правительство скорее всего пришло к финишу, оно еще, пожалуй, продержится, но не долго. Большие надежды на Германию значительно ослабевают среди всех, кто хотел порядка и спокойствия, в том числе и среди рабочих. Продолжают ходить слухи, что Германия идет рука об руку с большевиками и во всяком случае не хочет, да и не может принести с собой порядок. Я думаю, что не может, так как считаю, что Германия не в состоянии выступать активно одновременно на западе и здесь, в России. Мне очень жаль, но я ясно вижу, что вскоре Германия будет вынуждена выйти из игры, так как Антанта приведет здесь к власти своих друзей. Во всяком случае, бывшие друзья Германии отвернутся от нее. Я Вам предсказываю, что Ваша дипломатическая миссия скоро либо покинет страну, либо ее пребывание здесь окажется бессмысленным. Я Вам говорю все это, стараясь помочь Германии уяснить для себя ситуацию и сделать необходимые выводы".
Он постоянно спрашивал меня, удержимся ли мы на западе. Его очень беспокоят правительственные сообщения.
6 июля.
Заседание съезда началось. Эсеры уже выступили с бурными речами против Германии, потребовали даже объявления войны. Требование было отклонено большинством голосов. К лидерам приверженцев Антанты относятся источающая ненависть, похожая на полусумасшедшую Спиридонова52, Камков53, Карелин54, Александрович55 и Черепанов56. В некоторых речах на съезде звучали угрозы в адрес графа Мирбаха; в адрес ложи, предоставленной нашей дипломатической миссии, раздавались оскорбления, сопровождавшиеся угрожающей жестикуляцией.
Сегодня вечером мы с Геннингом должны присутствовать на заседании. Граф Мирбах неохотно отказался от такого же намерения только после того, как ему растолковали, что он, как первый представитель империи, не имеет права подвергать себя подобного рода оскорблениям. Напоминание об угрозах покушения и возможность их простого исполнения в театре на него до сих пор не действовало.
7 июля (воскресенье).
Убит граф Мирбах! Это для всех нас трагическое событие, политические последствия которого для Германии и России оценить пока невозможно; произошло это вчера в 3 часа (местного времени). Страшная война народов, пробудившая к нам ненависть и зависть, стоила уже жизни сотням тысяч. Для нас, солдат, привыкших видеть смерть, она стала за четыре года естественным явлением, сопровождающим наше каждодневное существование. Вчера наш начальник был убит рукой трусливого убийцы, но его смерть можно рассматривать, как если бы он пал, находясь во главе эскадрона вестфальских кирасиров, к которым он принадлежал. Здесь, как и там - геройская смерть перед лицом врага! Нас же, оставшихся в живых, его кончина и все пережитое за последние сутки потрясло совершенно.
Граф Мирбах был благородным человеком в самом высоком значении этого слова, уравновешенная и волевая личность. Уверенность, чувство собственного достоинства, корректность манер, не изменявшая ему даже в моменты сильных разногласий и споров, были чертами личности, которая как бы была создана для роли руководителя и очень быстро завоевала уважение и любовь его сотрудников. Мне неоднократно приходилось восхищаться тому, с каким самообладанием, спокойствием и благородством графу удавалось разрешать сложные проблемы. Он был врожденным дипломатом во многих отношениях. Его смелость, умение не отступать ни перед какой опасностью и ответственностью в сочетании с ясным лишенным всякой искусственности умом были теми качествами, которые делали его фигуру особенно подходящей, чтобы представлять Германию и ее авторитет за рубежом в сложных условиях. Успешной его деятельность была тогда, когда на Вильгельмштрассе за ним стояли люди, проводившие сильную и разумную политику и в трудные моменты не отступавшие от нее, а создававшие надежную опору для иностранного представительства.
Все мы, работавшие под руководством графа Мирбаха в Москве, будем всегда чтить его память.
Пока еще у нас нет четкой картины происшедших событий. Сначала я изложу только свои собственные наблюдения. Последующие дни, если большевики останутся у руля, что я считаю вероятным, дадут возможность ответить на некоторые вопросы. Многое никогда не станет известным. В эти минуты слышны издали пулеметные очереди, время от времени - пушечные выстрелы. Когда огонь ведет гаубичная батарея, расположенная возле Храма Христа Спасителя, непосредственно перед военным министерством Троцкого, в окнах звенят стекла. Впечатление такое, будто находишься в дивизионном штабе на западном фронте, пусть даже спокойном. Похоже, что в Москве и в некоторых других местах России начались бои между революцией и контрреволюцией. Если эсеры победят, то нам, наверное, не удастся расследовать убийство. Миссия немедленно будет выведена за демаркационную линию. Но все может обернуться иначе: стоит вспомнить хотя бы Кеттелера и Пекин57.
Вчера, когда мы сидели за столом, было доложено, что с посланником хотят говорить двое из уже не раз упоминавшейся здесь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и т.д., сокращенно ЧК. Господам пришлось довольно долго ждать, пока мы не разошлись после обеда. Все это время они сидели со своими толстыми портфелями вместе с другими ожидающими приема в вестибюле. Учитывая многочисленные предупреждения о предстоящем покушении, было решено, что людей из ЧК примет не граф Мирбах, а д-р Рицлер и лейтенант резерва Мюллер в качестве переводчика. После обеда мы, как обычно, разошлись в основном по своим комнатам. Я недолго пробыл в своей жилой комнате на втором этаже, как вдруг работавший возле меня на пишущей машинке унтер-офицер Беркигт подошел к окну со словами: "Вам не показалось, будто на улице стреляют?" После того как он сказал, что, наверное, ошибся, под нами раздался сильный взрыв, послышались крики, звон стекла. Я схватил со стола пистолет и ринулся вниз и уже на лестнице встретил Геннинга. Снизу поднимались двое из миссии, один из которых возбужденно воскликнул: "Кажется, наш граф убит! Мы идем за оружием!"
Внизу невообразимая сумятица. Стеклянный потолок вестибюля почти полностью обрушился, несколько вестовых задержали подозрительного молодого человека. Все покрыто пылью и заполнено дымом, особенно танцзал, в котором мы нашли лежащего в крови графа Мирбаха. Здесь уже был "прибывший на канонаду" военный атташе Шуберт. Первая надежда на то, что с улицы в окно была брошена бомба, которая кроме разрушения и наведенного страха ничего не достигла, к сожалению, не оправдалась. Мы сразу поняли, что надежды на спасение жизни нашего посланника не было. Когда его несли в спальню еще можно было почувствовать слабые движения, но смерть, должно быть, наступила уже через несколько минут после пистолетного выстрела, пуля прошла сзади через горло и вышла в области носа.
В большом танцевальном зале хаос. Все окна выбиты взрывом бомбы, других пострадавших не было; штукатурка и мрамор с потолка и стен покрыли пол, разрушенный в середине зала взрывом бомбы. На полу под одним из столов лежало еще одно такое же не взорвавшееся смертоносное устройство, играющее с давних пор такую важную роль в священной матушке России: заполненный взрывчаткой металлический шар, из которого выступал запальник в виде стеклянной трубки, наполненной кислотой. Убийцы исчезли. Они скрылись через окно, палисадник, забор, высотой около 2,5 метров, и затем беспрепятственно уехали на ожидавшем их автомобиле. Латышский постовой из красной стрелковой охраны, несмотря на выстрелы и взрыв, не стрелял в убийц, перелезавших в нескольких шагах от него через забор, и не пытался разоружить их. При этом живущий в доме напротив капитан резерва Лессинг, подбежавший на грохот взрыва к окну, по-русски кричал, требуя, чтобы караульный не бездействовал.
Первые четверть часа прошли довольно суматошно. Подняты по тревоге все обитатели дома, закрыты все входы и выставлены у них наши люди, безуспешные попытки связаться по телефону и поставить в известность русское правительство, поверхностная констатация фактов. Шуберт как старший по званию офицер принял командование нашей маленькой крепостью. Затем я с лейтенантом Мюллером в качестве переводчика еду к наркому иностранных дел в гостиницу "Метрополь" передать сообщение и распорядиться, чтобы Чичерин и Карахан, возможно и Радек, появились в дипломатической миссии. На Театральной площади много людей и красногвардейцев, пеших и на лошадях, в связи с заседанием 5-го Всероссийского съезда Советов. Гнетущая душная атмосфера нависла над городом. Надвигалась сильная гроза, как бы предвещая нарастающие события, вызванные убийством, которая вскоре разразилась с зловещей силой.
В гостинице "Метрополь" я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой-то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга.
Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: "Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника".
Вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский58. Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д-р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление: правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко59 самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.
После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистов-революционеров, Блюмкина60 и Андреева61, а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.
Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне - все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед домом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.
Около 5 часов утра - я как раз находился на улице - прибыло несколько грузовиков с красногвардейцами с пулеметами в боевом положении, за бронированными щитами, под командованием Радека в военном облачении, на котором особенно выделялся подвешенный на поясе пистолет размером с небольшое осадное орудие. Он привез ящики с ружьями и патронами для немецкого караула. Радек уделил мне немного времени, рассказал о делах в городе и о своих взглядах на суть происходящего. Социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом. Рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся. Он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы. Цель левых эсеров - ввергнуть Германию и Россию в новую войну. Он высказался также в том духе, что нельзя же в самом деле ожидать, что мы, немцы, своими требованиями или наступлением наших войск не будем лить воду на мельницу врагов большевизма в России.
Я дал ему высказаться, отметив лишь мое личное мнение по поводу того, что прямая вина правительства в его терпимости, тем более, что левые социалисты-революционеры входят в правящую группировку. Я как солдат должен надеяться, что Германия в качестве возмездия за убийство имперского посланника и для своей безопасности на будущее выдвинет далеко идущие требования.
Ночь в кресле дипломатической миссии провел нарком торговли Бронский (Браунштейн)62.
8 июля.
Сегодня во второй половине дня отслужили панихиду у гроба покойного; за неимением немецких католических священников панихиду совершили два польских священнослужителя. Обстоятельства убийства выяснены настолько, насколько это, видимо, вообще возможно. Поскольку обстоятельства еще свежи в памяти, я изложу их, не откладывая. Политическая обстановка в Москве и в Германии еще не ясна, поэтому о ней я пока писать не стану. Бои в городе почти закончены, эсеры разбиты, убийцам, естественно, не удалось скрыться.
За два дня до убийства, поднявшись из-за обеденного стола и войдя в большой обеденный зал, мы увидели там двух человек в рабочей одежде, которые чем-то занимались без присмотра. Они объяснили, что должны проверить всю осветительную систему и затем показали допуск. Хотя у нас не возникло подозрения на их счет, тем не менее ввиду небезопасности и неоднократных угроз покушений, были даны строгие указания никого не пускать без проверки допуска, оформляемого компетентными органами, не допускать работу в здании без надзора. Следственная комиссия установила, что оба эти человека, один из которых был в числе убийц, изучали ситуацию в доме, расположение помещений и т.п. Незадолго до убийства Чрезвычайная комиссия арестовала военнопленного австро-венгерского офицера графа фон Мирбаха, дальнего родственника нашего посланника, за шпионаж и после этого несколько раз обращалась в немецкую дипломатическую миссию по этому вопросу, якобы любезно учитывая родственные отношения двух графов. Теперь стало ясно, что сам арест был началом всего дальнейшего.
Оба указанных русских перед началом переговоров с доктором Рицлером предъявили документ за подписью Дзержинского, удостоверяющий, что они являются работниками Чрезвычайной комиссии. У них были с собой акты, касающиеся австрийского графа Мирбаха. Они приехали в служебном автомобиле этого учреждения. Последующему утверждению, что удостоверение было поддельным, что оба эти лица по подозрении в неблагонадежности несколько дней назад были выведены из Чрезвычайной комиссии, не верит никто. Можно понять, что правительство, насколько это возможно, отделается от них обоих. Переговоры проходили в красном салоне, соединяющемся с танцевальным залом, который в свою очередь широким открытым проходом соединяется с вестибюлем. Дверной проем в жилую комнату был закрыт только шелковой портьерой. Вскоре после начала переговоров Блюмкин настоятельно просил, чтобы в них принял участие посланник, так как положение арестованного графа Мирбаха весьма серьезное. В отличие от первоначальных намерений, граф появился сразу, как только ему была передана просьба русских. Блюмкин продолжал свой доклад стоя, видимо, чтобы иметь возможность перебирать свои документы. В контексте сказанного были произнесены при этом примерно следующие слова: "Дело очень серьезное, речь идет о жизни и смерти графа Мирбаха". Вслед за этой репликой Блюмкин выхватил из портфеля браунинг и произвел несколько выстрелов, пять или шесть, в графа и других немцев, не попав ни в кого из них. Сомнительно, чтобы стрелял и Андреев, который как бы из скромности, а в действительности, чтобы прикрывать от возможного нападения и обеспечить отход, находился у прохода в зал.
Подробности событий после первого выстрела в точности установить уже никогда не удастся. Не исключено, что русский, угрожая пистолетом или предупредительными выстрелами, удерживал Рицлера и Мюллера на месте или принуждал их отойти. В это время граф Мирбах - к сожалению, как и сопровождавшие его, безоружный - чтобы не находиться между двумя врагами, бросился в зал. Там его и настигла смертельная пуля, выпущенная, видимо, Андреевым. Все произошло за несколько секунд. Стечение трагических обстоятельств было столь молниеносным, что другие обитатели дома, из которых несколько человек находились в вестибюле, а один - в жилой комнате, вмешаться в ход событий не могли. Убийцы весьма искусно прикрыли свой отход. Прежде чем выпрыгнуть через окно в палисадник, они бросили две упомянутые бомбы, отсекая тем самым путь возможной погони. Первым в двери оказался камердинер графа Мирбаха, верно служивший ему в течение 24 лет; взрывом он был отброшен назад. Побег убийц я уже описал выше. Преодолевая забор, Блюмкин, должно быть, поранил руку, о чем газеты его партии сообщили с такой гордостью, будто эта рана была добыта в рыцарском бою.
9 июля.
Вчера, в понедельник, в 3 часа дня состоялась панихида по нашему мужественному графу Мирбаху. Русское правительство из-за невыясненных отношений не только не было приглашено участвовать в панихиде, но даже не поставлено официально в известность о предстоящей отдаче почестей доблестному человеку, ставшему жертвой ничем не оправданной ненависти. Мы не желали видеть среди нас в этой обстановке народных комиссаров, не принявших никаких мер для пресечения разнузданной травли и неоднократных угроз применения насилия в отношении ненавистных немцев. Не прошло незамеченным и то, что в день совершения убийства пресса правых и левых социалистов-революционеров открыто отмечала, что оно произошло не только с ведома, но и по указанию партийного руководства.
Таким образом, собрались только члены немецкой колонии, представители союзных стран, нейтральных генеральных консульств, проживающих в Москве балтийцев и русские немцы. Было также много шведов, так много сделавших до нашего приезда для разрешения вопроса о наших военнопленных.
После окончания панихиды, совершенной польскими священниками, Рицлер зачитал краткую траурную речь со словами скорби по убитому посланнику, отдав должное его заслугам. Не скрою, что, на мой взгляд, здесь было бы уместно сказать крепкое немецкое словечко перед лицом врага в адрес жалких убийц и их подстрекателей. Но я всего лишь солдат и мне, наверное, не достает дипломатии. Однако многие из присутствующих позже высказали такую же мысль. Затем с короткой речью на французском языке выступил турецкий посланник Кемали-бей. Он сказал хорошие слова и закончил так: "Я могу только желать, чтобы моя жизнь закончилась такой же геройской смертью за свою отчизну".
Выразительной была речь последнего из выступивших - главного пастора Гамбурга, проф. Гунцингера (из комиссии попечения о военнопленных). Его слова запали всем нам в душу. Никто из нас, немцев, не забудет, наверное, эту панихиду по нашему руководителю в далекой Москве, в таких необычных условиях. Не было среди нас, наверное, и тех, кто в этот час не задумался бы серьезно о судьбе своей страны. Что принесет будущее странам Центральной Европы на восточном фронте, может ли успешно закончиться война на западе, если, несмотря на удачное наступление, цель не достигнута?
Мы, офицеры, хотели, чтобы гроб был доставлен на Александровский вокзал на катафалке, запряженном четверкой лошадей в пешем сопровождении всех немцев и их друзей, несмотря на не близкий путь. В городе было снова спокойно и вряд ли можно было ожидать каких-либо эксцессов. Можно было согласиться и на иной вид транспорта. В инстанциях посчитали, однако, что такая процессия будет слишком заметной и вызывающей. В итоге, мы проследовали пешком 500 метров за убранным в траур грузовиком до Арбата, мимо французской военной миссии, представителям которой достало такта не показываться на глаза траурной процессии.
От Арбата тело покойного сопровождали лишь несколько человек в легковом автомобиле. Впереди и сзади по одному грузовику с красногвардейцами, которым было дано указание держаться на расстоянии в несколько сот метров. Они должны были обеспечить безопасность и на вокзале. К нашему удивлению примерно в середине пути следования нас ожидал, стоя в машине, нарком иностранных дел Чичерин, чтобы хотя бы неофициально проводить в последний путь графа Мирбаха. Это еще раз доказывало, что он, как я уже не раз говорил, не забыл той старой школы, из которой он вышел, и является, действительно, приверженцем мира и хороших отношений с Германией.
Многочисленные прохожие на бульварах и любопытствующая публика вблизи вокзала вели себя совершенно спокойно и порядочно. Многие из них стояли у края проезжей части со снятыми головными уборами.
У вокзала, где подразделением красногвардейцев были отданы воинские почести, мы снова образовали почетное сопровождение. К нам присоединился Чичерин, возложивший затем венок с белой, а не красной, как обычно, лентой с надписью: "Смерть графа Мирбаха - тяжелая утрата и для нас. Он пал, отстаивая идею мира".
До демаркационной линии гроб сопровождали граф Бассевиц и господин Левин из комиссариата иностранных дел. Совершенно очевидно, что убийство посланника должно было послужить сигналом выступления левых социалистов-революционеров против большевиков. Очевидно также, что правительство по всему фронту одержало верх, хотя борьба еще в отдельных местах не закончилась. Правительство Советов действовало энергично, поскольку дело шло о его существовании. Однако тот факт, что убийцам дали возможность уйти, что расследование не дало никаких результатов, свидетельствует о том, что по отношению к нам оно такой энергии не проявило. Хотя внешне было сделано все, что можно было ожидать и что требовалось сделать.
Как уже упоминалось, 6 июля повстанцы захватили Центральный телеграф и возвестили вслед за этим по телеграфу о совершенном убийстве и победе над большевиками, призвав своих единомышленников к таким же действиям. Эсеры завладели временно также служебным зданием Чрезвычайной комиссии - Лубянкой II - и несколькими вокзалами. Но уже утром 7 июля в их руках оставался небольшой район в восточной части города, недалеко от лютеранской церкви Петра и Павла. Там они организовали оборону в Покровских казармах и на крупной фабрике Морозова, куда после совершенного убийства скрылись Блюмким и Андреев. Эти здания были окружены большевиками той же ночью, но не настолько надежно, чтобы оттуда нельзя было выскользнуть. Внушающий страх Дзержинский отправился на фабрику еще вечером 6 июля для переговоров, чтобы побудить повстанцев сдаться. И если наше недоверие к возглавляемым Дзержинским органам оставалось прежним, то по отношению к нему самому оно значительно поубавилось, так как он был арестован повстанцами и подвергнут плохому обращению.
Поступившие сообщения из Киева (от казачества) свидетельствуют о том, что казаки намерены примкнуть к этому движению, поскольку оно направлено против большевиков. Это то, что касается сообщения Антонова.
Господин Х. сообщил также, что русская делегация сообщает из Киева, будто руководящие круги в отношении контрреволюционных выступлений чехословаков и казаков заявили: "Мы ничем не хотим связывать себя, но должно быть ясно, что великая Россия для нас важнее локальных украинских вопросов".
На заданный мною вопрос, каково мнение самого господина Х. относительно положения дел, он ответил следующее:
"Правительство скорее всего пришло к финишу, оно еще, пожалуй, продержится, но не долго. Большие надежды на Германию значительно ослабевают среди всех, кто хотел порядка и спокойствия, в том числе и среди рабочих. Продолжают ходить слухи, что Германия идет рука об руку с большевиками и во всяком случае не хочет, да и не может принести с собой порядок. Я думаю, что не может, так как считаю, что Германия не в состоянии выступать активно одновременно на западе и здесь, в России. Мне очень жаль, но я ясно вижу, что вскоре Германия будет вынуждена выйти из игры, так как Антанта приведет здесь к власти своих друзей. Во всяком случае, бывшие друзья Германии отвернутся от нее. Я Вам предсказываю, что Ваша дипломатическая миссия скоро либо покинет страну, либо ее пребывание здесь окажется бессмысленным. Я Вам говорю все это, стараясь помочь Германии уяснить для себя ситуацию и сделать необходимые выводы".
Он постоянно спрашивал меня, удержимся ли мы на западе. Его очень беспокоят правительственные сообщения.
6 июля.
Заседание съезда началось. Эсеры уже выступили с бурными речами против Германии, потребовали даже объявления войны. Требование было отклонено большинством голосов. К лидерам приверженцев Антанты относятся источающая ненависть, похожая на полусумасшедшую Спиридонова52, Камков53, Карелин54, Александрович55 и Черепанов56. В некоторых речах на съезде звучали угрозы в адрес графа Мирбаха; в адрес ложи, предоставленной нашей дипломатической миссии, раздавались оскорбления, сопровождавшиеся угрожающей жестикуляцией.
Сегодня вечером мы с Геннингом должны присутствовать на заседании. Граф Мирбах неохотно отказался от такого же намерения только после того, как ему растолковали, что он, как первый представитель империи, не имеет права подвергать себя подобного рода оскорблениям. Напоминание об угрозах покушения и возможность их простого исполнения в театре на него до сих пор не действовало.
7 июля (воскресенье).
Убит граф Мирбах! Это для всех нас трагическое событие, политические последствия которого для Германии и России оценить пока невозможно; произошло это вчера в 3 часа (местного времени). Страшная война народов, пробудившая к нам ненависть и зависть, стоила уже жизни сотням тысяч. Для нас, солдат, привыкших видеть смерть, она стала за четыре года естественным явлением, сопровождающим наше каждодневное существование. Вчера наш начальник был убит рукой трусливого убийцы, но его смерть можно рассматривать, как если бы он пал, находясь во главе эскадрона вестфальских кирасиров, к которым он принадлежал. Здесь, как и там - геройская смерть перед лицом врага! Нас же, оставшихся в живых, его кончина и все пережитое за последние сутки потрясло совершенно.
Граф Мирбах был благородным человеком в самом высоком значении этого слова, уравновешенная и волевая личность. Уверенность, чувство собственного достоинства, корректность манер, не изменявшая ему даже в моменты сильных разногласий и споров, были чертами личности, которая как бы была создана для роли руководителя и очень быстро завоевала уважение и любовь его сотрудников. Мне неоднократно приходилось восхищаться тому, с каким самообладанием, спокойствием и благородством графу удавалось разрешать сложные проблемы. Он был врожденным дипломатом во многих отношениях. Его смелость, умение не отступать ни перед какой опасностью и ответственностью в сочетании с ясным лишенным всякой искусственности умом были теми качествами, которые делали его фигуру особенно подходящей, чтобы представлять Германию и ее авторитет за рубежом в сложных условиях. Успешной его деятельность была тогда, когда на Вильгельмштрассе за ним стояли люди, проводившие сильную и разумную политику и в трудные моменты не отступавшие от нее, а создававшие надежную опору для иностранного представительства.
Все мы, работавшие под руководством графа Мирбаха в Москве, будем всегда чтить его память.
Пока еще у нас нет четкой картины происшедших событий. Сначала я изложу только свои собственные наблюдения. Последующие дни, если большевики останутся у руля, что я считаю вероятным, дадут возможность ответить на некоторые вопросы. Многое никогда не станет известным. В эти минуты слышны издали пулеметные очереди, время от времени - пушечные выстрелы. Когда огонь ведет гаубичная батарея, расположенная возле Храма Христа Спасителя, непосредственно перед военным министерством Троцкого, в окнах звенят стекла. Впечатление такое, будто находишься в дивизионном штабе на западном фронте, пусть даже спокойном. Похоже, что в Москве и в некоторых других местах России начались бои между революцией и контрреволюцией. Если эсеры победят, то нам, наверное, не удастся расследовать убийство. Миссия немедленно будет выведена за демаркационную линию. Но все может обернуться иначе: стоит вспомнить хотя бы Кеттелера и Пекин57.
Вчера, когда мы сидели за столом, было доложено, что с посланником хотят говорить двое из уже не раз упоминавшейся здесь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и т.д., сокращенно ЧК. Господам пришлось довольно долго ждать, пока мы не разошлись после обеда. Все это время они сидели со своими толстыми портфелями вместе с другими ожидающими приема в вестибюле. Учитывая многочисленные предупреждения о предстоящем покушении, было решено, что людей из ЧК примет не граф Мирбах, а д-р Рицлер и лейтенант резерва Мюллер в качестве переводчика. После обеда мы, как обычно, разошлись в основном по своим комнатам. Я недолго пробыл в своей жилой комнате на втором этаже, как вдруг работавший возле меня на пишущей машинке унтер-офицер Беркигт подошел к окну со словами: "Вам не показалось, будто на улице стреляют?" После того как он сказал, что, наверное, ошибся, под нами раздался сильный взрыв, послышались крики, звон стекла. Я схватил со стола пистолет и ринулся вниз и уже на лестнице встретил Геннинга. Снизу поднимались двое из миссии, один из которых возбужденно воскликнул: "Кажется, наш граф убит! Мы идем за оружием!"
Внизу невообразимая сумятица. Стеклянный потолок вестибюля почти полностью обрушился, несколько вестовых задержали подозрительного молодого человека. Все покрыто пылью и заполнено дымом, особенно танцзал, в котором мы нашли лежащего в крови графа Мирбаха. Здесь уже был "прибывший на канонаду" военный атташе Шуберт. Первая надежда на то, что с улицы в окно была брошена бомба, которая кроме разрушения и наведенного страха ничего не достигла, к сожалению, не оправдалась. Мы сразу поняли, что надежды на спасение жизни нашего посланника не было. Когда его несли в спальню еще можно было почувствовать слабые движения, но смерть, должно быть, наступила уже через несколько минут после пистолетного выстрела, пуля прошла сзади через горло и вышла в области носа.
В большом танцевальном зале хаос. Все окна выбиты взрывом бомбы, других пострадавших не было; штукатурка и мрамор с потолка и стен покрыли пол, разрушенный в середине зала взрывом бомбы. На полу под одним из столов лежало еще одно такое же не взорвавшееся смертоносное устройство, играющее с давних пор такую важную роль в священной матушке России: заполненный взрывчаткой металлический шар, из которого выступал запальник в виде стеклянной трубки, наполненной кислотой. Убийцы исчезли. Они скрылись через окно, палисадник, забор, высотой около 2,5 метров, и затем беспрепятственно уехали на ожидавшем их автомобиле. Латышский постовой из красной стрелковой охраны, несмотря на выстрелы и взрыв, не стрелял в убийц, перелезавших в нескольких шагах от него через забор, и не пытался разоружить их. При этом живущий в доме напротив капитан резерва Лессинг, подбежавший на грохот взрыва к окну, по-русски кричал, требуя, чтобы караульный не бездействовал.
Первые четверть часа прошли довольно суматошно. Подняты по тревоге все обитатели дома, закрыты все входы и выставлены у них наши люди, безуспешные попытки связаться по телефону и поставить в известность русское правительство, поверхностная констатация фактов. Шуберт как старший по званию офицер принял командование нашей маленькой крепостью. Затем я с лейтенантом Мюллером в качестве переводчика еду к наркому иностранных дел в гостиницу "Метрополь" передать сообщение и распорядиться, чтобы Чичерин и Карахан, возможно и Радек, появились в дипломатической миссии. На Театральной площади много людей и красногвардейцев, пеших и на лошадях, в связи с заседанием 5-го Всероссийского съезда Советов. Гнетущая душная атмосфера нависла над городом. Надвигалась сильная гроза, как бы предвещая нарастающие события, вызванные убийством, которая вскоре разразилась с зловещей силой.
В гостинице "Метрополь" я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой-то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга.
Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: "Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника".
Вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский58. Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д-р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление: правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко59 самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.
После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистов-революционеров, Блюмкина60 и Андреева61, а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.
Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне - все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед домом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.
Около 5 часов утра - я как раз находился на улице - прибыло несколько грузовиков с красногвардейцами с пулеметами в боевом положении, за бронированными щитами, под командованием Радека в военном облачении, на котором особенно выделялся подвешенный на поясе пистолет размером с небольшое осадное орудие. Он привез ящики с ружьями и патронами для немецкого караула. Радек уделил мне немного времени, рассказал о делах в городе и о своих взглядах на суть происходящего. Социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом. Рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся. Он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы. Цель левых эсеров - ввергнуть Германию и Россию в новую войну. Он высказался также в том духе, что нельзя же в самом деле ожидать, что мы, немцы, своими требованиями или наступлением наших войск не будем лить воду на мельницу врагов большевизма в России.
Я дал ему высказаться, отметив лишь мое личное мнение по поводу того, что прямая вина правительства в его терпимости, тем более, что левые социалисты-революционеры входят в правящую группировку. Я как солдат должен надеяться, что Германия в качестве возмездия за убийство имперского посланника и для своей безопасности на будущее выдвинет далеко идущие требования.
Ночь в кресле дипломатической миссии провел нарком торговли Бронский (Браунштейн)62.
8 июля.
Сегодня во второй половине дня отслужили панихиду у гроба покойного; за неимением немецких католических священников панихиду совершили два польских священнослужителя. Обстоятельства убийства выяснены настолько, насколько это, видимо, вообще возможно. Поскольку обстоятельства еще свежи в памяти, я изложу их, не откладывая. Политическая обстановка в Москве и в Германии еще не ясна, поэтому о ней я пока писать не стану. Бои в городе почти закончены, эсеры разбиты, убийцам, естественно, не удалось скрыться.
За два дня до убийства, поднявшись из-за обеденного стола и войдя в большой обеденный зал, мы увидели там двух человек в рабочей одежде, которые чем-то занимались без присмотра. Они объяснили, что должны проверить всю осветительную систему и затем показали допуск. Хотя у нас не возникло подозрения на их счет, тем не менее ввиду небезопасности и неоднократных угроз покушений, были даны строгие указания никого не пускать без проверки допуска, оформляемого компетентными органами, не допускать работу в здании без надзора. Следственная комиссия установила, что оба эти человека, один из которых был в числе убийц, изучали ситуацию в доме, расположение помещений и т.п. Незадолго до убийства Чрезвычайная комиссия арестовала военнопленного австро-венгерского офицера графа фон Мирбаха, дальнего родственника нашего посланника, за шпионаж и после этого несколько раз обращалась в немецкую дипломатическую миссию по этому вопросу, якобы любезно учитывая родственные отношения двух графов. Теперь стало ясно, что сам арест был началом всего дальнейшего.
Оба указанных русских перед началом переговоров с доктором Рицлером предъявили документ за подписью Дзержинского, удостоверяющий, что они являются работниками Чрезвычайной комиссии. У них были с собой акты, касающиеся австрийского графа Мирбаха. Они приехали в служебном автомобиле этого учреждения. Последующему утверждению, что удостоверение было поддельным, что оба эти лица по подозрении в неблагонадежности несколько дней назад были выведены из Чрезвычайной комиссии, не верит никто. Можно понять, что правительство, насколько это возможно, отделается от них обоих. Переговоры проходили в красном салоне, соединяющемся с танцевальным залом, который в свою очередь широким открытым проходом соединяется с вестибюлем. Дверной проем в жилую комнату был закрыт только шелковой портьерой. Вскоре после начала переговоров Блюмкин настоятельно просил, чтобы в них принял участие посланник, так как положение арестованного графа Мирбаха весьма серьезное. В отличие от первоначальных намерений, граф появился сразу, как только ему была передана просьба русских. Блюмкин продолжал свой доклад стоя, видимо, чтобы иметь возможность перебирать свои документы. В контексте сказанного были произнесены при этом примерно следующие слова: "Дело очень серьезное, речь идет о жизни и смерти графа Мирбаха". Вслед за этой репликой Блюмкин выхватил из портфеля браунинг и произвел несколько выстрелов, пять или шесть, в графа и других немцев, не попав ни в кого из них. Сомнительно, чтобы стрелял и Андреев, который как бы из скромности, а в действительности, чтобы прикрывать от возможного нападения и обеспечить отход, находился у прохода в зал.
Подробности событий после первого выстрела в точности установить уже никогда не удастся. Не исключено, что русский, угрожая пистолетом или предупредительными выстрелами, удерживал Рицлера и Мюллера на месте или принуждал их отойти. В это время граф Мирбах - к сожалению, как и сопровождавшие его, безоружный - чтобы не находиться между двумя врагами, бросился в зал. Там его и настигла смертельная пуля, выпущенная, видимо, Андреевым. Все произошло за несколько секунд. Стечение трагических обстоятельств было столь молниеносным, что другие обитатели дома, из которых несколько человек находились в вестибюле, а один - в жилой комнате, вмешаться в ход событий не могли. Убийцы весьма искусно прикрыли свой отход. Прежде чем выпрыгнуть через окно в палисадник, они бросили две упомянутые бомбы, отсекая тем самым путь возможной погони. Первым в двери оказался камердинер графа Мирбаха, верно служивший ему в течение 24 лет; взрывом он был отброшен назад. Побег убийц я уже описал выше. Преодолевая забор, Блюмкин, должно быть, поранил руку, о чем газеты его партии сообщили с такой гордостью, будто эта рана была добыта в рыцарском бою.
9 июля.
Вчера, в понедельник, в 3 часа дня состоялась панихида по нашему мужественному графу Мирбаху. Русское правительство из-за невыясненных отношений не только не было приглашено участвовать в панихиде, но даже не поставлено официально в известность о предстоящей отдаче почестей доблестному человеку, ставшему жертвой ничем не оправданной ненависти. Мы не желали видеть среди нас в этой обстановке народных комиссаров, не принявших никаких мер для пресечения разнузданной травли и неоднократных угроз применения насилия в отношении ненавистных немцев. Не прошло незамеченным и то, что в день совершения убийства пресса правых и левых социалистов-революционеров открыто отмечала, что оно произошло не только с ведома, но и по указанию партийного руководства.
Таким образом, собрались только члены немецкой колонии, представители союзных стран, нейтральных генеральных консульств, проживающих в Москве балтийцев и русские немцы. Было также много шведов, так много сделавших до нашего приезда для разрешения вопроса о наших военнопленных.
После окончания панихиды, совершенной польскими священниками, Рицлер зачитал краткую траурную речь со словами скорби по убитому посланнику, отдав должное его заслугам. Не скрою, что, на мой взгляд, здесь было бы уместно сказать крепкое немецкое словечко перед лицом врага в адрес жалких убийц и их подстрекателей. Но я всего лишь солдат и мне, наверное, не достает дипломатии. Однако многие из присутствующих позже высказали такую же мысль. Затем с короткой речью на французском языке выступил турецкий посланник Кемали-бей. Он сказал хорошие слова и закончил так: "Я могу только желать, чтобы моя жизнь закончилась такой же геройской смертью за свою отчизну".
Выразительной была речь последнего из выступивших - главного пастора Гамбурга, проф. Гунцингера (из комиссии попечения о военнопленных). Его слова запали всем нам в душу. Никто из нас, немцев, не забудет, наверное, эту панихиду по нашему руководителю в далекой Москве, в таких необычных условиях. Не было среди нас, наверное, и тех, кто в этот час не задумался бы серьезно о судьбе своей страны. Что принесет будущее странам Центральной Европы на восточном фронте, может ли успешно закончиться война на западе, если, несмотря на удачное наступление, цель не достигнута?
Мы, офицеры, хотели, чтобы гроб был доставлен на Александровский вокзал на катафалке, запряженном четверкой лошадей в пешем сопровождении всех немцев и их друзей, несмотря на не близкий путь. В городе было снова спокойно и вряд ли можно было ожидать каких-либо эксцессов. Можно было согласиться и на иной вид транспорта. В инстанциях посчитали, однако, что такая процессия будет слишком заметной и вызывающей. В итоге, мы проследовали пешком 500 метров за убранным в траур грузовиком до Арбата, мимо французской военной миссии, представителям которой достало такта не показываться на глаза траурной процессии.
От Арбата тело покойного сопровождали лишь несколько человек в легковом автомобиле. Впереди и сзади по одному грузовику с красногвардейцами, которым было дано указание держаться на расстоянии в несколько сот метров. Они должны были обеспечить безопасность и на вокзале. К нашему удивлению примерно в середине пути следования нас ожидал, стоя в машине, нарком иностранных дел Чичерин, чтобы хотя бы неофициально проводить в последний путь графа Мирбаха. Это еще раз доказывало, что он, как я уже не раз говорил, не забыл той старой школы, из которой он вышел, и является, действительно, приверженцем мира и хороших отношений с Германией.
Многочисленные прохожие на бульварах и любопытствующая публика вблизи вокзала вели себя совершенно спокойно и порядочно. Многие из них стояли у края проезжей части со снятыми головными уборами.
У вокзала, где подразделением красногвардейцев были отданы воинские почести, мы снова образовали почетное сопровождение. К нам присоединился Чичерин, возложивший затем венок с белой, а не красной, как обычно, лентой с надписью: "Смерть графа Мирбаха - тяжелая утрата и для нас. Он пал, отстаивая идею мира".
До демаркационной линии гроб сопровождали граф Бассевиц и господин Левин из комиссариата иностранных дел. Совершенно очевидно, что убийство посланника должно было послужить сигналом выступления левых социалистов-революционеров против большевиков. Очевидно также, что правительство по всему фронту одержало верх, хотя борьба еще в отдельных местах не закончилась. Правительство Советов действовало энергично, поскольку дело шло о его существовании. Однако тот факт, что убийцам дали возможность уйти, что расследование не дало никаких результатов, свидетельствует о том, что по отношению к нам оно такой энергии не проявило. Хотя внешне было сделано все, что можно было ожидать и что требовалось сделать.
Как уже упоминалось, 6 июля повстанцы захватили Центральный телеграф и возвестили вслед за этим по телеграфу о совершенном убийстве и победе над большевиками, призвав своих единомышленников к таким же действиям. Эсеры завладели временно также служебным зданием Чрезвычайной комиссии - Лубянкой II - и несколькими вокзалами. Но уже утром 7 июля в их руках оставался небольшой район в восточной части города, недалеко от лютеранской церкви Петра и Павла. Там они организовали оборону в Покровских казармах и на крупной фабрике Морозова, куда после совершенного убийства скрылись Блюмким и Андреев. Эти здания были окружены большевиками той же ночью, но не настолько надежно, чтобы оттуда нельзя было выскользнуть. Внушающий страх Дзержинский отправился на фабрику еще вечером 6 июля для переговоров, чтобы побудить повстанцев сдаться. И если наше недоверие к возглавляемым Дзержинским органам оставалось прежним, то по отношению к нему самому оно значительно поубавилось, так как он был арестован повстанцами и подвергнут плохому обращению.