Помимо "рэндж ровера" на стоянке было только две машины: древняя "шкода" и минивэн "судзуки". Дух зашла в паб. Одета она была в консервативный черный деловой костюм, шрам на лице скрывался под слоем камуфляжного макияжа. Выглядела она ровно так, как замаскировалась: агент по недвижимости в перерыве между двумя встречами.
На высоких табуретах у стойки сидели два старика. Когда Дух подошла и остановилась в ожидании официанта или бармена, оба умолкли. Из кухни вышла старая корова с кислым лицом и, не глядя на Духа, обратилась к одному из них:
– Слойки с мясом кончились, Боб. Если хочешь, могу разогреть лазанью.
Боб, старик с длинным лицом и клоком густых седых волос над высоким лбом, мотнул головой.
– Нет, не люблю итальянской кормежки. Она повторяется.
– Ты хотел сказать возвращается? Назад лезет? – спросил второй. – Макароны – как черви, всегда возвращаются. На самом деле тем они и известны.
За неуклюжей шуткой последовал заговорщицкий смех.
Проигнорировав присутствие Духа ровно столько, чтобы выказать неприязнь, хозяйка наконец повернулась к ней:
– Да?
Дух наградила ее белозубой улыбкой.
– Какой симпатичный, какой гостеприимный у вас паб!
– Стараемся, – с заминкой ответила хозяйка, смутно сознавая, что ее оскорбляют, но не в силах сообразить, как именно.
– Водку с тоником. Со льдом, пожалуйста.
– Вы не местная, – констатировал, подмигивая, Боб. – Я таких за версту вижу.
– Я из-под Дублина, – сказала Дух.
– О том он и говорит, – ухмыльнулся его приятель. – Вы из чужих краев.
– Не обращайте внимания на Денниса, – посоветовал Боб. – Его на войне ранили. Он так и не оправился.
– Ты хочешь сказать, убили.
– Вот именно, – согласился Боб. – Установили клиническую смерть.
– А потом я снова задышал, – продолжал Деннис. – С минуту, наверное, был мертв. Поэтому, когда спрашивают, я всегда говорю, что погиб на войне. Формально это даже не ложь.
Боб рассмеялся.
– Клиническая смерть, ха! А клиническую жизнь установили? Вот что мне хотелось бы знать!
Отпив из принесенного хозяйкой стакана, Дух улыбнулась старикам.
– Знает кто-нибудь, кому принадлежит тот большой дом у церкви?
В ответ последовало настороженное молчание.
– Я потому спрашиваю, – продолжала она, – что представляю риэлторское агентство. Мы обычно присматриваем пустующие дома, которые еще не выставили на продажу.
– О нет, "Липы" не пустуют.
– Нет, это дом Роджера, – добавил Боб. – Нетрудно понять, почему он показался вам пустым, но нет. Там живет старина Роджер.
– У нас многие не любят гулять у церкви после темноты, если понимаете, о чем я, – сказал Деннис.
– Почему же? – поинтересовалась Дух.
– Кое-кто говорит, там привидение есть, – ответил Деннис. – Но я в это не верю.
– Не останавливайтесь, – попросила Дух. – Ужасно люблю истории про призраков.
– Знаю только, – вставил Боб, – что маленькая девочка якобы упала с балкона и сломала себе шею. А вот правда это или нет, точно не скажу.
– Значит, Роджеру призрак не мешает?
– Он никогда ничего такого не говорил, – объяснил Деннис, – а мы не спрашивали. Впрочем, он нечасто тут бывает.
– Верно. – Боб тряхнул головой. – Объявляется раз в несколько месяцев на день-два и снова куда-то исчезает. Весь в разъездах наш старина Роджер. Он – менеджер в какой-то фирме. Насколько я понимаю, птица высокого полета.
– Он очень старый? – спросила Дух.
Старики поглядели на нее недоуменно.
– Вы же назвали его "старина Роджер".
Боб, казалось, удивился.
– Нет, нет. Роджер не старый. Не старше... Сколько бы ты ему дал?
– Тридцать пять? – предположил Деннис. – Никак не больше.
– Симпатичный малый. Помогает время от времени тем, кто совсем одряхлел, – сказал Боб. – Как наш Деннис, например.
– Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, – с достоинством возразил Деннис.
– И на сколько вы себя чувствуете? – улыбнулась Дух.
– На семьдесят восемь, – признался Деннис.
– Вот что я вам скажу. Учитывая, в каком состоянии дом, ему самому помощь не помешала бы.
Деннис кивнул.
– Да, дом побелки, наверное, лет сорок не видел.
– Как по-вашему, Роджер сейчас дома?
– Возможно, – пожал плечами Деннис. – Был пару ночей назад. Когда он здесь, то всегда заскакивает выпить и перекинуться словечком.
"Выпить и перекинуться словечком"?
С церковного двора ей были видны окна соседнего дома священника, которые казались пустыми и темными. Она отыскала дыру в изгороди в конце двора. За кладбищем тянулись поля и небо цвета гнилой сливы. С полей налетел, пронизав деловой костюм, ветер, тем более холодный после захода солнца. Старуха-зима умирала, но еще показывала зубы.
Участок при доме простирался до изгороди на краю поля. Всмотревшись сквозь нее, она разглядела старое кострище. Заброшенный сад зарос сорняками. Посреди неухоженной лужайки стояла, пьяно кренясь на сторону, серая статуя Флоры. Позади нее угрюмо хмурился дом.
За домом имелась деревянная пристройка, дверь ее была приотворена. Переступив порог, она увидела развешанные по стенам инструменты. Дрель, молотки, садовые ножницы. Топор с блестящей черной рукоятью.
Удовлетворившись, что в саду никто не прячется, она вернулась и выбила оконное стекло кулаком в кожаной перчатке. Потом, просунув руку в дыру, повернула засов. Приподняв окно, она протиснулась внутрь и оказалась в заставленной шкафами комнате.
Дух обвела ее лучом фонарика. Повсюду толстый слой пыли. Застыв, она вслушалась в тишину. У ее уха прогудела пчела. Дух не шелохнулась. С первого взгляда на книги она поняла, что им нет цены. Переплетенные первоиздания таких шедевров, как "Поворот винта", "Призраки дома на холме" и – самое поразительное – "Дракулы".
Сняв с полки шедевр Брэма Стокера, она перевернула пару страниц. Это было неподдельное первоиздание. От старинной пожелтевшей бумаги пахло мочой и уксусом. Поднеся книгу к губам, она ее поцеловала. Злыдень, по всей видимости, обладал отменным вкусом. "Дракула" был любимым романом Духа. И она не намеревалась покидать дом без него.
Все еще прижимая к груди книгу, она пересекла комнату и толкнула дверь. Теперь перед ней открылся большой голый холл. Свет фонаря выхватил нечто белое, оказавшееся статуей Девы Марии, которая любовно глядела на гротескного Иисуса у себя на руках.
Шаги Духа гулким эхом отдавались от половиц. Дом давно пришел в упадок. Потолок расчертила глубокая извилистая трещина. Сделав шаг к лестнице, Дух наступила на что-то мягкое. Присев посмотреть, что это, она увидела огромную дохлую крысу с размозженным черепом, мозги вытекли у твари из ушей.
Ногой оттолкнув с дороги трупик, Дух поднялась наверх.
От луча фонаря на половицы ложилась тень перил. И эта тень подрагивала, когда Дух ставила ногу на следующую ступеньку. Дух настолько комфортно чувствовала себя в темноте, что даже не достала оружие.
На втором этаже лишь в двух комнатах хоть какая-то мебель. В большей, той, которая выходила окнами на церковь, имелась двуспальная кровать. Вторая располагалась напротив нее через площадку. Едва переступив порог, она поняла, что это комната хозяина. Тут стояли платяной шкаф и комод и валялся на полу голый матрас. В изножье лежали аккуратной стопкой одеяла.
Дух заглянула в платяной шкаф. Одежды там не было, зато на дне оказался обрез "ремингтона" и коробка патронов. В ящиках комода она нашла носки, рубашки, свитеры, футболки и джинсы. Но никаких счетов, выписок с банковских балансов или фотографий. Ничего, что можно было привязать к человеку, на которого она охотилась.
На верхнем этаже повторилось все то же самое. Гулкие заброшенные комнаты, окна в которых не мыли по меньшей мере полвека. В одной оказались старая деревянная колыбелька и лошадка-качалка. Подойдя к окну, Дух выглянула в широкую щель в запыленном стекле. Среди облаков плыла луна. Принося свежий запах полей, завывал, точно призрак, ветер.
Она посветила на подоконник. Стамеской или ножиком кто-то выцарапал на дереве имя и дату:
МЕГ ГИР 1856
Дух уже успела вернуться на второй этаж, когда услышала крик – похоже на вопль возмущения. Она затаила дыхание, вслушиваясь. У ее отца, страдавшего маниакально-депрессивным психозом, была манера издавать как раз такие вопли, когда он забывал, куда бросил ботинок, или когда ронял на пол лакричные леденцы. На мгновение ей показалось, она услышала голос старика.
Возможно, придется убивать его заново.
Из мягкой кожаной кобуры, уютно примостившейся у нее на бедре, Дух достала пистолет и щелчком сняла предохранитель. Это был "сиг 220" с прибором ночного видения. В магазине ждали семь пуль сорок пятого калибра.
Спокойно и методично Дух обыскала первый этаж. Снова обшарила библиотеку и единственные комнаты с мебелью – гостиную и столовую. Ступив в длинную кухню, она едва не задохнулась от смрада – возможно, воздух испортил очередной дохлый грызун или что-то, сгнившее в холодильнике. Но Дух заподозрила, что дело обстоит иначе. Положив "Дракулу" на стол, она прислушалась.
Раздался новый пронзительный и жалобный визг. Исходил он как будто у нее из-под ног.
В дальнем конце кухни каменные ступеньки вели к голубой двери в подвал. Спустившись по ним, Дух подергала ручку. Заперто. Но из-за двери рвалась череда хлюпающих звуков, которые то вздымались, то опадали, точно кто-то пел под водой.
Вернувшись, Дух обыскала кухню. На гвозде у задней двери оказалась увесистая связка ключей. Недоумевая из-за беспечности Злыдня, она снова спустилась к подвальной двери. С мгновение постояла, решая, что делать дальше. Ее послали убить хозяина дома. А тот, кто издает эти звуки, определенно не Злыдень. Зачем ей его навещать?
Потому что этот человек в беде?
Увольте!
Потому что он мог привести ее к Злыдню.
Дверь запиралась на английский замок. Уверенная, что зря тратит время, Дух проверила шесть ключей. Седьмой подошел. Она повернула его в замке. Из темноты заклубилось облако мух и самый отвратительный смрад, какой только можно себе представить. Она посветила в дверь фонариком. Стена поновее слева от нее была сложена из красного кирпича. В самой ее середине имелась дубовая дверь, запертая на два прочных засова.
Дух отерла пот со лба рукавом. Достав из кармана крутки черный шелковый шарф, она обвязала им рот и нос, чтобы хотя бы как-то спастись от гнетущей вони. Выключателя в подвале не было. Ей пришлось положить фонарик на штабель старых ящиков из-под фруктов так, чтобы свет падал приблизительно на дверь.
Подойдя к ней, она не без усилий отодвинута тяжелые засовы. Наконец дверь распахнулась, и в лицо Духу ударил ледяной ветер, принесший на крыльях смрад разлагающейся человеческой плоти. Вонь была столь острой, что буквально обожгла ей лицо. Испражнение, пот, блевотина и аммиак. Ароматы демона Азраила.
Наконец Дух Тьмы отчетливо расслышала измученный мужской голос, который твердил:
– Господи, прошу, Иисусе, не делай этого. Я дам тебе денег, что угодно. Обеды за мой счет... О Господи, Иисусе...
Затем – чудовищное рыгание и стон.
Дух достала из кобуры "сиг".
С пистолетом в левой руке и фонарем в правой она шагнула к дверному проему. Вдаль уходил длинный клаустрофобичный туннель с низким потолком. Его земляные стены были укреплены деревянными распорками. На Духа пахнуло влажным горьковато-сладким запахом земли. А еще она чувствовала вонь от испражнений огромных серых крыс, снующих у нее под ногами. Но в основном здесь витал аромат смерти.
И он не отталкивал ее, а, наоборот, манил, как благовоние, призванное задобрить кровожадную древнюю богиню.
– Пожалуйста, я не знаю... что? Что? Почему? Я усвоил урок. Господи. "Манчестер-сити" победил. Он идет, он идет!
Туннель полнился эхом хриплого голоса.
Впереди возникла каменная стена. Кто-то пробил в ней рваное отверстие, достаточно большое, чтобы через него смог проползти очень толстый человек. Камень был темно-серым, но неровные края дыры казались много светлее. Посветив в нее, Дух заглянула: вниз уходили стены глубокого продолговатого помещения шириной приблизительно с три шахты среднего лифта. Это было кладбище, встроенное в основание церкви. В пятнадцатом веке, когда воздвигли церковь, здесь, наверное, складывали тела жертв чумы перед тем, как предать их огню. Теперь, воздавая дань традиции, хозяин дома использовал крипту по первоначальному назначению. Она была заполнена трупами.
Сердце у нее забилось быстрее. Клитор сжался. Дух Тьмы благоговела.
Она поводила фонариком по черепам настоящим и будущим, и в его луче закружились насекомые всех мастей и размеров. Стены над трупами поблескивали от слизи. В плотном жужжащем и клубящемся облаке насекомых сидел на корточках живой человек.
Из-за высветленных платиновых волос он походил на поп-звезду. Он потел и трясся, зажимая рукой сочащуюся кровью рану в животе. На носу у него был грязный пластырь, перед рубашки – заскорузлый от блевотины и крови.
Жалкое зрелище. Для тех, кто способен на жалость.
– Нет, нет! Мама, ты вызвала врача?
Он бредил.
– Как тебя зовут? – окликнула Дух, и эхо разнесло ее голос по чудовищной пещере.
На лице мужчины отразилось потрясение, когда он осознал, что говорит с незнакомкой.
– Кто там?
– Я первая спросила.
– Я видел на стене тень нашей матери. – Он безумным взглядом уставился в темноту. – Смотри! Смотри! Она из Эштон-на-Лайне.
– Назови свое имя.
– Я пришел, и он это сделал, и я не знаю почему, и он никогда... и я, черт... черт, никогда... Я не знаю. Не знаю!
– Ладно. Тогда скажи, кто посадил тебя сюда?
– Где автобус? Он междугородний?
Дух попыталась еще раз:
– Кто это с тобой сделал?
– Стокер! – заорал он. – Абрахам, мать его, Стокер.
– Брэм Стокер? – не веря своим ушам, переспросила Дух.
Умирающий завопил, когда его кишечный тракт предпринял очередную попытку переварить застрявшую в нем пулю.
Перегнувшись через край отверстия, Дух его пристрелила. Открыла ему третий глаз посередине лба, как у Шивы. Такой поступок показался ей элементарной порядочностью.
Эхо закружило хлопок выстрела по погребальной камере. Трупы в яме словно бы дрогнули. За спиной у нее заметались в слепой панике крысы. С потолка туннеля дождем посыпалась земля. Когда шум стих до гула, Дух поглядела на мертвеца и произнесла:
– Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих и всех усопших сродников и благодетелей моих, и прости им все грехи, сделанные по собственной их воле и помимо их воли, и дай им Царствие Небесное. Аминь.
Той ночью Дух Тьмы спала в кровати Злыдня, головой на его подушке.
На следующий день она съездила в Бедфорд и заказала копию всех его ключей. Еще она купила новое оконное стекло взамен разбитого. Стекло она вставила сама, замазав и его, и раствор пылью и пеплом и тщательно стерев следы своего присутствия. Надо бы устроить симпатичный сюрприз Злыдню, когда он вернется. Но какой?
Что подарить человеку, который уже убивал все, что возможно?
13
– Не понимаю, – изумленно твердил Брэндо.
– Чего именно? – поинтересовался Злыдень.
Они стояли в однокомнатной квартирке над кабинетом дантиста в Вест-Дисбери. Квартирка была чистенькая, недавно отремонтированная и обставленная. Пахло здесь только свежей краской. Тут имелись ванная, гостиная, кухня и спальня. А еще холодильник, стиральная машина и плита, на кухне была даже крошечная посудомоечная машина.
Поглядев на ключи у себя в руках, Брэндо настороженно поднял глаза на Злыдня.
– Ты меня селишь как свою шмару, так? Будешь, проезжая мимо, заскакивать, дарить цветы и трахать меня?
– Если ты не против, я бы ограничился цветами.
– Я не возьму у тебя ключи. Во всяком случае, пока не пойму, во что мне это обойдется.
– Ни во что. Это одна из квартир Маленького Малька. Он, знаешь ли, еще и домами владеет, поэтому сдает по мелочи. Твое жилье без квартплаты. От тебя требуется только оплачивать коммунальные услуги.
– Он велел тебе так сказать?
– Я ему велел так сказать.
– Но почему? – Подойдя к окну, Брэндо выглянул на машины и прохожих внизу. Не счастливо, просто изумленно. – Должен же быть какой-то подвох, мужик. В чем он?
– Никакого подвоха.
Злыдень протянул ему браунинг и коробку патронов девятого калибра.
– Это подвох? – спросил Брэндо. – Ты хочешь, чтобы я кого-то убрал?
– Нет, если только он не попытается пристрелить тебя первым.
Брэндо крутил пистолет в руках, и вид у него был чертовски встревоженный.
– Послушай, – сказал, садясь на диван, Злыдень. – Маленький Мальк не может держать у себя в организации бездомных, которые спят в машине. Это плохо сказывается на его имидже, да и тебе неполезно. Теперь тебе нужно о себе заботиться. Ты нам нужен в отличной форме. А это значит отдых и нормальный сон. Для того и квартира.
– А это? – Брэндо показал на пушку.
– Тебе нужно быть при оружии. Ведь ты будешь моим заместителем.
– Твоим заместителем? – со смехом качая головой, переспросил Брэндо. – Так, значит, ты теперь босс, да? А кто же тогда Маленький Мальк?
– Смешной человечек, которого мы охраняем.
– Но Маленький Мальк считает, что он главный.
– Вот именно. И наша работа – делать вид, что так оно и есть.
– Странно все как-то.
– То ли еще будет.
Брэндо посмотрел на Злыдня долгим, задумчивым взглядом.
– Скажи мне кое-что... Если ты меня ценишь, то почему велел не приходить тем вечером?
– Каким вечером?
– Когда кто-то пытался убить Малька. Ты знал, что что-то назревает, и велел мне не приходить. Почему?
– Я знал, что если ты будешь там, то попытаешься вмешаться. А героем должен был стать я, а не ты.
У Злыдня зазвонил мобильный, и, отвечая, он отвернулся, предоставив Брэндо изумленно осматривать квартирку. Звонила Никки.
– Я... хотела спросить... Ты сегодня вечером занят? Не хочешь ли заехать, съесть чего-нибудь вкусного? Часиков в восемь?
Злыдень быстро подсчитал в уме. К девяти Никки будет пьяна. К десяти окажется в его объятиях, и последняя стадия плана его мести Билли Дайю за предательство будет в самом разгаре.
– Увидимся в восемь, – сказал он.
– В котором часу?
– В любое время. Мы с Тимом будем тут до шести. – В ее голосе звучало отчаяние.
– Вы успели прочитать сценарий второй серии?
– Да, лучше на все двести процентов. Вы учли наши замечания, мы вполне удовлетворены.
– О! Отлично. – Облегчение и ликование пронизали его как кайф от понюшки кокса.
– Приезжайте, как только сможете.
Как и большинство писателей, Билли достаточно было только похвалить, и он уже переворачивался на спинку, точно щенок. Вместо того чтобы задуматься, зачем собирать совещание, лишь бы обсудить удовлетворительную работу, он сосредоточился на словах Артемизии, дескать, сволочи с телевидения "вполне удовлетворены" его трудами. Тревожные сирены завыли, лишь когда он встретил в приемной Артемизию. Лицо у нее было мертвенно-бледным, под глазами залегли темные круги. С таким лицом ничего не празднуют.
Тим ждал в кабинете Ларри. При виде Билли он нервно улыбнулся. Билли сразу заметил, что на коленях у него нет привычной пачки страниц, и оглянулся посмотреть на Артемизию, потом снова перевел взгляд на Тима.
– Ладно, в чем дело?
– На нас произвело чрезвычайное впечатление качество ваших переработок, – сказал Тим.
– Настолько, что весь сериал отменили, черт побери, – подхватил Билли.
У обоих вид стал больной и несчастный, и Билли понял, что попал в точку, поэтому на всякий случай схватился за спинку стула, а Тим изложил печальную историю.
– Это решение Шейлы... И мы склоняемся... неохотно, сами понимаете... Видеть в нем смысл. Для сериала про гангстеров климат сейчас неподходящий.
– Значит, снимать не будут?
– Эти убийства в Солфорде. – Голос Тима слегка дрогнул.
– Дерьмо. – У Билли подкосились колени.
– Были и другие проблемы, – продолжал Тим. – Исчезновение Ларри нас сильно подкосило.
– Что?
– Несколько дней назад Ларри пропал. И что еще хуже, мы получили несколько анонимных писем с угрозами. "Пустите сериал на экран, и мы отрежем Шейле Бурмен ноги и загоним их ей, сами знаете куда". В таком духе.
Несправедливость происходящего привела Билли в ярость.
– Но я же убрал все насилие, черт побери! Это первый в истории сериал про гангстеров, где вообще никому не причиняют зла. Ах нет, вру... В первой серии кого-то толкают на фонарный столб.
Тим и Артемизия смотрели на него апатично.
– Неудивительно, что английское телевидение просто куча дерьма с глистами. Тут же работают сплошь тупицы и трусы! Неудивительно, что американцы бьют нас по всем статьям.
Последнее Тима слегка всколыхнуло.
– Постойте-ка. Мы-то ваши друзья.
– Тоже мне друзья! – фыркнул Билли. – Ты – бесхребетный червяк с обвисшими яйцами. Она – тупая фигуристая деваха, которую повысили только за то, что сосала член Ларри Крема!
Артемизия расплакалась. Тим поднял длинный указательный палец.
– А вот это совсем ни к чему. Все это время мы с Артемизией были самыми верными вашими сторонниками.
– Слушайте, уж я-то точно знаю, какими вы были сторонниками. Шейла Бурмен сказала, что сериал зарежут, а вы двое ответили: "Да, Шейла, конечно, Шейла; мы понимаем и уважаем ваше решение". Вы – пара бесхребетных придурков, чтоб вам обоим под машину угодить!
Приняв ванну с ароматическими маслами, она надела халат и приготовила ужин – настоящую домашнюю лазанью. Это было любимое блюдо Билли. Но сегодня есть его будет другой. Готовя соус, она размышляла о вине. В холодильнике стояла бутылка приличного австралийского игристого, но Никки знала, что Билли всегда прячет в дальнем углу гардероба что-то стоящее. Это была одна из мелких заноз неравенства, на которые она обратила внимание лишь благодаря сеансам психотерапии. Когда Никки было что отпраздновать (практически никогда), они пили шардонэ. Мелкие победы Билли всегда отмечали настоящим шампанским.
Никки не полагалось знать, что Билли прячет в шкафу шампанское, так же как не полагалось знать, что в своем дневнике он называет ее коровой. Надо думать, он воображал, что Никки слишком благородна, чтобы читать его дневник или рыться в его вещах. Для писателя, якобы наделенного хотя бы толикой знания человеческой природы, он бывал удивительно наивен.
И действительно, в дальнем углу гардероба она нашла две бутылки "Боллинджера" – стояли себе там рядком, как часовые. Нагнувшись за ними, Никки с раздражением заметила горку мятых футболок и трусов. Вполне обычное зрелище – Билли часто ленился относить одежду в корзину для грязного белья. Когда Никки подобрала горку, что-то с глухим лязгом выпало на дно шкафа.
Никки подняла предмет. Это оказался красивый пистолет. Она с первого же взгляда поняла, что это не реплика. Настоящее оружие. Оно было темно-серым, с черной рукоятью и оттиском производителя на боку: СМИТ-ВЕССОН, СПРИНГФИЛД, МАССАЧУСЕТС. Для орудия убийства эта штуковина выглядела на удивление безобидной: аккуратное, легкое сокровище, удобно легшее в худую элегантную ладонь Никки.
Щеки у нее запылали, когда в голову ей пришла ужасная мысль. Что, если Билли пристрелил Рейслеров и тех двух полицейских? Но нет, невозможно. Ведь Билли весь вечер был у нее на виду. Тогда зачем ему пистолет? Уже не в первый раз ей подумалось, что она, возможно, живет с сумасшедшим.
– Вкусно пахнет, – сказал он.
Никки уставилась на него во все глаза, надеясь, что происходящее – дурной сон.
– Чую запах моей любимой еды. Ты знала, что я приеду, правда? Ты всегда была ведьмой.
На высоких табуретах у стойки сидели два старика. Когда Дух подошла и остановилась в ожидании официанта или бармена, оба умолкли. Из кухни вышла старая корова с кислым лицом и, не глядя на Духа, обратилась к одному из них:
– Слойки с мясом кончились, Боб. Если хочешь, могу разогреть лазанью.
Боб, старик с длинным лицом и клоком густых седых волос над высоким лбом, мотнул головой.
– Нет, не люблю итальянской кормежки. Она повторяется.
– Ты хотел сказать возвращается? Назад лезет? – спросил второй. – Макароны – как черви, всегда возвращаются. На самом деле тем они и известны.
За неуклюжей шуткой последовал заговорщицкий смех.
Проигнорировав присутствие Духа ровно столько, чтобы выказать неприязнь, хозяйка наконец повернулась к ней:
– Да?
Дух наградила ее белозубой улыбкой.
– Какой симпатичный, какой гостеприимный у вас паб!
– Стараемся, – с заминкой ответила хозяйка, смутно сознавая, что ее оскорбляют, но не в силах сообразить, как именно.
– Водку с тоником. Со льдом, пожалуйста.
– Вы не местная, – констатировал, подмигивая, Боб. – Я таких за версту вижу.
– Я из-под Дублина, – сказала Дух.
– О том он и говорит, – ухмыльнулся его приятель. – Вы из чужих краев.
– Не обращайте внимания на Денниса, – посоветовал Боб. – Его на войне ранили. Он так и не оправился.
– Ты хочешь сказать, убили.
– Вот именно, – согласился Боб. – Установили клиническую смерть.
– А потом я снова задышал, – продолжал Деннис. – С минуту, наверное, был мертв. Поэтому, когда спрашивают, я всегда говорю, что погиб на войне. Формально это даже не ложь.
Боб рассмеялся.
– Клиническая смерть, ха! А клиническую жизнь установили? Вот что мне хотелось бы знать!
Отпив из принесенного хозяйкой стакана, Дух улыбнулась старикам.
– Знает кто-нибудь, кому принадлежит тот большой дом у церкви?
В ответ последовало настороженное молчание.
– Я потому спрашиваю, – продолжала она, – что представляю риэлторское агентство. Мы обычно присматриваем пустующие дома, которые еще не выставили на продажу.
– О нет, "Липы" не пустуют.
– Нет, это дом Роджера, – добавил Боб. – Нетрудно понять, почему он показался вам пустым, но нет. Там живет старина Роджер.
– У нас многие не любят гулять у церкви после темноты, если понимаете, о чем я, – сказал Деннис.
– Почему же? – поинтересовалась Дух.
– Кое-кто говорит, там привидение есть, – ответил Деннис. – Но я в это не верю.
– Не останавливайтесь, – попросила Дух. – Ужасно люблю истории про призраков.
– Знаю только, – вставил Боб, – что маленькая девочка якобы упала с балкона и сломала себе шею. А вот правда это или нет, точно не скажу.
– Значит, Роджеру призрак не мешает?
– Он никогда ничего такого не говорил, – объяснил Деннис, – а мы не спрашивали. Впрочем, он нечасто тут бывает.
– Верно. – Боб тряхнул головой. – Объявляется раз в несколько месяцев на день-два и снова куда-то исчезает. Весь в разъездах наш старина Роджер. Он – менеджер в какой-то фирме. Насколько я понимаю, птица высокого полета.
– Он очень старый? – спросила Дух.
Старики поглядели на нее недоуменно.
– Вы же назвали его "старина Роджер".
Боб, казалось, удивился.
– Нет, нет. Роджер не старый. Не старше... Сколько бы ты ему дал?
– Тридцать пять? – предположил Деннис. – Никак не больше.
– Симпатичный малый. Помогает время от времени тем, кто совсем одряхлел, – сказал Боб. – Как наш Деннис, например.
– Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, – с достоинством возразил Деннис.
– И на сколько вы себя чувствуете? – улыбнулась Дух.
– На семьдесят восемь, – признался Деннис.
– Вот что я вам скажу. Учитывая, в каком состоянии дом, ему самому помощь не помешала бы.
Деннис кивнул.
– Да, дом побелки, наверное, лет сорок не видел.
– Как по-вашему, Роджер сейчас дома?
– Возможно, – пожал плечами Деннис. – Был пару ночей назад. Когда он здесь, то всегда заскакивает выпить и перекинуться словечком.
* * *
Дух вернулась к церкви. Сгущались сумерки. Она смотрела на восьмигранную башню с горгульями и зубцами, снова ощутив холодную ауру человека, которого приехала убить."Выпить и перекинуться словечком"?
С церковного двора ей были видны окна соседнего дома священника, которые казались пустыми и темными. Она отыскала дыру в изгороди в конце двора. За кладбищем тянулись поля и небо цвета гнилой сливы. С полей налетел, пронизав деловой костюм, ветер, тем более холодный после захода солнца. Старуха-зима умирала, но еще показывала зубы.
Участок при доме простирался до изгороди на краю поля. Всмотревшись сквозь нее, она разглядела старое кострище. Заброшенный сад зарос сорняками. Посреди неухоженной лужайки стояла, пьяно кренясь на сторону, серая статуя Флоры. Позади нее угрюмо хмурился дом.
* * *
Когда совсем стемнело, Дух вернулась. Деловой костюм она сменила на черные куртку и джинсы. Хотя вокруг церкви не было фонарей, луна светила достаточно ярко, чтобы на дом и лужайку ложились синие тени деревьев. Дух обошла дом, выискивая в окнах следы человеческого присутствия.За домом имелась деревянная пристройка, дверь ее была приотворена. Переступив порог, она увидела развешанные по стенам инструменты. Дрель, молотки, садовые ножницы. Топор с блестящей черной рукоятью.
Удовлетворившись, что в саду никто не прячется, она вернулась и выбила оконное стекло кулаком в кожаной перчатке. Потом, просунув руку в дыру, повернула засов. Приподняв окно, она протиснулась внутрь и оказалась в заставленной шкафами комнате.
Дух обвела ее лучом фонарика. Повсюду толстый слой пыли. Застыв, она вслушалась в тишину. У ее уха прогудела пчела. Дух не шелохнулась. С первого взгляда на книги она поняла, что им нет цены. Переплетенные первоиздания таких шедевров, как "Поворот винта", "Призраки дома на холме" и – самое поразительное – "Дракулы".
Сняв с полки шедевр Брэма Стокера, она перевернула пару страниц. Это было неподдельное первоиздание. От старинной пожелтевшей бумаги пахло мочой и уксусом. Поднеся книгу к губам, она ее поцеловала. Злыдень, по всей видимости, обладал отменным вкусом. "Дракула" был любимым романом Духа. И она не намеревалась покидать дом без него.
Все еще прижимая к груди книгу, она пересекла комнату и толкнула дверь. Теперь перед ней открылся большой голый холл. Свет фонаря выхватил нечто белое, оказавшееся статуей Девы Марии, которая любовно глядела на гротескного Иисуса у себя на руках.
Шаги Духа гулким эхом отдавались от половиц. Дом давно пришел в упадок. Потолок расчертила глубокая извилистая трещина. Сделав шаг к лестнице, Дух наступила на что-то мягкое. Присев посмотреть, что это, она увидела огромную дохлую крысу с размозженным черепом, мозги вытекли у твари из ушей.
Ногой оттолкнув с дороги трупик, Дух поднялась наверх.
От луча фонаря на половицы ложилась тень перил. И эта тень подрагивала, когда Дух ставила ногу на следующую ступеньку. Дух настолько комфортно чувствовала себя в темноте, что даже не достала оружие.
На втором этаже лишь в двух комнатах хоть какая-то мебель. В большей, той, которая выходила окнами на церковь, имелась двуспальная кровать. Вторая располагалась напротив нее через площадку. Едва переступив порог, она поняла, что это комната хозяина. Тут стояли платяной шкаф и комод и валялся на полу голый матрас. В изножье лежали аккуратной стопкой одеяла.
Дух заглянула в платяной шкаф. Одежды там не было, зато на дне оказался обрез "ремингтона" и коробка патронов. В ящиках комода она нашла носки, рубашки, свитеры, футболки и джинсы. Но никаких счетов, выписок с банковских балансов или фотографий. Ничего, что можно было привязать к человеку, на которого она охотилась.
На верхнем этаже повторилось все то же самое. Гулкие заброшенные комнаты, окна в которых не мыли по меньшей мере полвека. В одной оказались старая деревянная колыбелька и лошадка-качалка. Подойдя к окну, Дух выглянула в широкую щель в запыленном стекле. Среди облаков плыла луна. Принося свежий запах полей, завывал, точно призрак, ветер.
Она посветила на подоконник. Стамеской или ножиком кто-то выцарапал на дереве имя и дату:
МЕГ ГИР 1856
Дух уже успела вернуться на второй этаж, когда услышала крик – похоже на вопль возмущения. Она затаила дыхание, вслушиваясь. У ее отца, страдавшего маниакально-депрессивным психозом, была манера издавать как раз такие вопли, когда он забывал, куда бросил ботинок, или когда ронял на пол лакричные леденцы. На мгновение ей показалось, она услышала голос старика.
Возможно, придется убивать его заново.
Из мягкой кожаной кобуры, уютно примостившейся у нее на бедре, Дух достала пистолет и щелчком сняла предохранитель. Это был "сиг 220" с прибором ночного видения. В магазине ждали семь пуль сорок пятого калибра.
Спокойно и методично Дух обыскала первый этаж. Снова обшарила библиотеку и единственные комнаты с мебелью – гостиную и столовую. Ступив в длинную кухню, она едва не задохнулась от смрада – возможно, воздух испортил очередной дохлый грызун или что-то, сгнившее в холодильнике. Но Дух заподозрила, что дело обстоит иначе. Положив "Дракулу" на стол, она прислушалась.
Раздался новый пронзительный и жалобный визг. Исходил он как будто у нее из-под ног.
В дальнем конце кухни каменные ступеньки вели к голубой двери в подвал. Спустившись по ним, Дух подергала ручку. Заперто. Но из-за двери рвалась череда хлюпающих звуков, которые то вздымались, то опадали, точно кто-то пел под водой.
Вернувшись, Дух обыскала кухню. На гвозде у задней двери оказалась увесистая связка ключей. Недоумевая из-за беспечности Злыдня, она снова спустилась к подвальной двери. С мгновение постояла, решая, что делать дальше. Ее послали убить хозяина дома. А тот, кто издает эти звуки, определенно не Злыдень. Зачем ей его навещать?
Потому что этот человек в беде?
Увольте!
Потому что он мог привести ее к Злыдню.
Дверь запиралась на английский замок. Уверенная, что зря тратит время, Дух проверила шесть ключей. Седьмой подошел. Она повернула его в замке. Из темноты заклубилось облако мух и самый отвратительный смрад, какой только можно себе представить. Она посветила в дверь фонариком. Стена поновее слева от нее была сложена из красного кирпича. В самой ее середине имелась дубовая дверь, запертая на два прочных засова.
Дух отерла пот со лба рукавом. Достав из кармана крутки черный шелковый шарф, она обвязала им рот и нос, чтобы хотя бы как-то спастись от гнетущей вони. Выключателя в подвале не было. Ей пришлось положить фонарик на штабель старых ящиков из-под фруктов так, чтобы свет падал приблизительно на дверь.
Подойдя к ней, она не без усилий отодвинута тяжелые засовы. Наконец дверь распахнулась, и в лицо Духу ударил ледяной ветер, принесший на крыльях смрад разлагающейся человеческой плоти. Вонь была столь острой, что буквально обожгла ей лицо. Испражнение, пот, блевотина и аммиак. Ароматы демона Азраила.
Наконец Дух Тьмы отчетливо расслышала измученный мужской голос, который твердил:
– Господи, прошу, Иисусе, не делай этого. Я дам тебе денег, что угодно. Обеды за мой счет... О Господи, Иисусе...
Затем – чудовищное рыгание и стон.
Дух достала из кобуры "сиг".
С пистолетом в левой руке и фонарем в правой она шагнула к дверному проему. Вдаль уходил длинный клаустрофобичный туннель с низким потолком. Его земляные стены были укреплены деревянными распорками. На Духа пахнуло влажным горьковато-сладким запахом земли. А еще она чувствовала вонь от испражнений огромных серых крыс, снующих у нее под ногами. Но в основном здесь витал аромат смерти.
И он не отталкивал ее, а, наоборот, манил, как благовоние, призванное задобрить кровожадную древнюю богиню.
– Пожалуйста, я не знаю... что? Что? Почему? Я усвоил урок. Господи. "Манчестер-сити" победил. Он идет, он идет!
Туннель полнился эхом хриплого голоса.
Впереди возникла каменная стена. Кто-то пробил в ней рваное отверстие, достаточно большое, чтобы через него смог проползти очень толстый человек. Камень был темно-серым, но неровные края дыры казались много светлее. Посветив в нее, Дух заглянула: вниз уходили стены глубокого продолговатого помещения шириной приблизительно с три шахты среднего лифта. Это было кладбище, встроенное в основание церкви. В пятнадцатом веке, когда воздвигли церковь, здесь, наверное, складывали тела жертв чумы перед тем, как предать их огню. Теперь, воздавая дань традиции, хозяин дома использовал крипту по первоначальному назначению. Она была заполнена трупами.
Сердце у нее забилось быстрее. Клитор сжался. Дух Тьмы благоговела.
Она поводила фонариком по черепам настоящим и будущим, и в его луче закружились насекомые всех мастей и размеров. Стены над трупами поблескивали от слизи. В плотном жужжащем и клубящемся облаке насекомых сидел на корточках живой человек.
Из-за высветленных платиновых волос он походил на поп-звезду. Он потел и трясся, зажимая рукой сочащуюся кровью рану в животе. На носу у него был грязный пластырь, перед рубашки – заскорузлый от блевотины и крови.
Жалкое зрелище. Для тех, кто способен на жалость.
– Нет, нет! Мама, ты вызвала врача?
Он бредил.
– Как тебя зовут? – окликнула Дух, и эхо разнесло ее голос по чудовищной пещере.
На лице мужчины отразилось потрясение, когда он осознал, что говорит с незнакомкой.
– Кто там?
– Я первая спросила.
– Я видел на стене тень нашей матери. – Он безумным взглядом уставился в темноту. – Смотри! Смотри! Она из Эштон-на-Лайне.
– Назови свое имя.
– Я пришел, и он это сделал, и я не знаю почему, и он никогда... и я, черт... черт, никогда... Я не знаю. Не знаю!
– Ладно. Тогда скажи, кто посадил тебя сюда?
– Где автобус? Он междугородний?
Дух попыталась еще раз:
– Кто это с тобой сделал?
– Стокер! – заорал он. – Абрахам, мать его, Стокер.
– Брэм Стокер? – не веря своим ушам, переспросила Дух.
Умирающий завопил, когда его кишечный тракт предпринял очередную попытку переварить застрявшую в нем пулю.
Перегнувшись через край отверстия, Дух его пристрелила. Открыла ему третий глаз посередине лба, как у Шивы. Такой поступок показался ей элементарной порядочностью.
Эхо закружило хлопок выстрела по погребальной камере. Трупы в яме словно бы дрогнули. За спиной у нее заметались в слепой панике крысы. С потолка туннеля дождем посыпалась земля. Когда шум стих до гула, Дух поглядела на мертвеца и произнесла:
– Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих и всех усопших сродников и благодетелей моих, и прости им все грехи, сделанные по собственной их воле и помимо их воли, и дай им Царствие Небесное. Аминь.
Той ночью Дух Тьмы спала в кровати Злыдня, головой на его подушке.
На следующий день она съездила в Бедфорд и заказала копию всех его ключей. Еще она купила новое оконное стекло взамен разбитого. Стекло она вставила сама, замазав и его, и раствор пылью и пеплом и тщательно стерев следы своего присутствия. Надо бы устроить симпатичный сюрприз Злыдню, когда он вернется. Но какой?
Что подарить человеку, который уже убивал все, что возможно?
13
Любовь живет и за гробницей
Землей, цветами и росой.
Джон Клэр (1793-1864). «Любовь живет и за гробницей»
– Не понимаю, – изумленно твердил Брэндо.
– Чего именно? – поинтересовался Злыдень.
Они стояли в однокомнатной квартирке над кабинетом дантиста в Вест-Дисбери. Квартирка была чистенькая, недавно отремонтированная и обставленная. Пахло здесь только свежей краской. Тут имелись ванная, гостиная, кухня и спальня. А еще холодильник, стиральная машина и плита, на кухне была даже крошечная посудомоечная машина.
Поглядев на ключи у себя в руках, Брэндо настороженно поднял глаза на Злыдня.
– Ты меня селишь как свою шмару, так? Будешь, проезжая мимо, заскакивать, дарить цветы и трахать меня?
– Если ты не против, я бы ограничился цветами.
– Я не возьму у тебя ключи. Во всяком случае, пока не пойму, во что мне это обойдется.
– Ни во что. Это одна из квартир Маленького Малька. Он, знаешь ли, еще и домами владеет, поэтому сдает по мелочи. Твое жилье без квартплаты. От тебя требуется только оплачивать коммунальные услуги.
– Он велел тебе так сказать?
– Я ему велел так сказать.
– Но почему? – Подойдя к окну, Брэндо выглянул на машины и прохожих внизу. Не счастливо, просто изумленно. – Должен же быть какой-то подвох, мужик. В чем он?
– Никакого подвоха.
Злыдень протянул ему браунинг и коробку патронов девятого калибра.
– Это подвох? – спросил Брэндо. – Ты хочешь, чтобы я кого-то убрал?
– Нет, если только он не попытается пристрелить тебя первым.
Брэндо крутил пистолет в руках, и вид у него был чертовски встревоженный.
– Послушай, – сказал, садясь на диван, Злыдень. – Маленький Мальк не может держать у себя в организации бездомных, которые спят в машине. Это плохо сказывается на его имидже, да и тебе неполезно. Теперь тебе нужно о себе заботиться. Ты нам нужен в отличной форме. А это значит отдых и нормальный сон. Для того и квартира.
– А это? – Брэндо показал на пушку.
– Тебе нужно быть при оружии. Ведь ты будешь моим заместителем.
– Твоим заместителем? – со смехом качая головой, переспросил Брэндо. – Так, значит, ты теперь босс, да? А кто же тогда Маленький Мальк?
– Смешной человечек, которого мы охраняем.
– Но Маленький Мальк считает, что он главный.
– Вот именно. И наша работа – делать вид, что так оно и есть.
– Странно все как-то.
– То ли еще будет.
Брэндо посмотрел на Злыдня долгим, задумчивым взглядом.
– Скажи мне кое-что... Если ты меня ценишь, то почему велел не приходить тем вечером?
– Каким вечером?
– Когда кто-то пытался убить Малька. Ты знал, что что-то назревает, и велел мне не приходить. Почему?
– Я знал, что если ты будешь там, то попытаешься вмешаться. А героем должен был стать я, а не ты.
У Злыдня зазвонил мобильный, и, отвечая, он отвернулся, предоставив Брэндо изумленно осматривать квартирку. Звонила Никки.
– Я... хотела спросить... Ты сегодня вечером занят? Не хочешь ли заехать, съесть чего-нибудь вкусного? Часиков в восемь?
Злыдень быстро подсчитал в уме. К девяти Никки будет пьяна. К десяти окажется в его объятиях, и последняя стадия плана его мести Билли Дайю за предательство будет в самом разгаре.
– Увидимся в восемь, – сказал он.
* * *
Билли же сидел в номере своей гостиницы, упорно перерабатывая третий вариант невыносимого дерьма, который в минутном помрачении обозвал "Гангчестер, третья серия", когда зазвонил телефон. Артемизия приглашала на совещание после обеда.– В котором часу?
– В любое время. Мы с Тимом будем тут до шести. – В ее голосе звучало отчаяние.
– Вы успели прочитать сценарий второй серии?
– Да, лучше на все двести процентов. Вы учли наши замечания, мы вполне удовлетворены.
– О! Отлично. – Облегчение и ликование пронизали его как кайф от понюшки кокса.
– Приезжайте, как только сможете.
Как и большинство писателей, Билли достаточно было только похвалить, и он уже переворачивался на спинку, точно щенок. Вместо того чтобы задуматься, зачем собирать совещание, лишь бы обсудить удовлетворительную работу, он сосредоточился на словах Артемизии, дескать, сволочи с телевидения "вполне удовлетворены" его трудами. Тревожные сирены завыли, лишь когда он встретил в приемной Артемизию. Лицо у нее было мертвенно-бледным, под глазами залегли темные круги. С таким лицом ничего не празднуют.
Тим ждал в кабинете Ларри. При виде Билли он нервно улыбнулся. Билли сразу заметил, что на коленях у него нет привычной пачки страниц, и оглянулся посмотреть на Артемизию, потом снова перевел взгляд на Тима.
– Ладно, в чем дело?
– На нас произвело чрезвычайное впечатление качество ваших переработок, – сказал Тим.
– Настолько, что весь сериал отменили, черт побери, – подхватил Билли.
У обоих вид стал больной и несчастный, и Билли понял, что попал в точку, поэтому на всякий случай схватился за спинку стула, а Тим изложил печальную историю.
– Это решение Шейлы... И мы склоняемся... неохотно, сами понимаете... Видеть в нем смысл. Для сериала про гангстеров климат сейчас неподходящий.
– Значит, снимать не будут?
– Эти убийства в Солфорде. – Голос Тима слегка дрогнул.
– Дерьмо. – У Билли подкосились колени.
– Были и другие проблемы, – продолжал Тим. – Исчезновение Ларри нас сильно подкосило.
– Что?
– Несколько дней назад Ларри пропал. И что еще хуже, мы получили несколько анонимных писем с угрозами. "Пустите сериал на экран, и мы отрежем Шейле Бурмен ноги и загоним их ей, сами знаете куда". В таком духе.
Несправедливость происходящего привела Билли в ярость.
– Но я же убрал все насилие, черт побери! Это первый в истории сериал про гангстеров, где вообще никому не причиняют зла. Ах нет, вру... В первой серии кого-то толкают на фонарный столб.
Тим и Артемизия смотрели на него апатично.
– Неудивительно, что английское телевидение просто куча дерьма с глистами. Тут же работают сплошь тупицы и трусы! Неудивительно, что американцы бьют нас по всем статьям.
Последнее Тима слегка всколыхнуло.
– Постойте-ка. Мы-то ваши друзья.
– Тоже мне друзья! – фыркнул Билли. – Ты – бесхребетный червяк с обвисшими яйцами. Она – тупая фигуристая деваха, которую повысили только за то, что сосала член Ларри Крема!
Артемизия расплакалась. Тим поднял длинный указательный палец.
– А вот это совсем ни к чему. Все это время мы с Артемизией были самыми верными вашими сторонниками.
– Слушайте, уж я-то точно знаю, какими вы были сторонниками. Шейла Бурмен сказала, что сериал зарежут, а вы двое ответили: "Да, Шейла, конечно, Шейла; мы понимаем и уважаем ваше решение". Вы – пара бесхребетных придурков, чтоб вам обоим под машину угодить!
* * *
Отвезя Мэдди на ночь к маме, Никки поспешила домой приводить себя в порядок. Она побрила ноги, накрасила ногти, обработала шампунем и кондиционером волосы и целую вечность провела, выбирая подходящий наряд. Она не находила себе места от возбуждения и одновременно цепенела от ужаса, как девчонка-подросток перед первым свиданием. За многие годы она впервые чувствовала себя живой.Приняв ванну с ароматическими маслами, она надела халат и приготовила ужин – настоящую домашнюю лазанью. Это было любимое блюдо Билли. Но сегодня есть его будет другой. Готовя соус, она размышляла о вине. В холодильнике стояла бутылка приличного австралийского игристого, но Никки знала, что Билли всегда прячет в дальнем углу гардероба что-то стоящее. Это была одна из мелких заноз неравенства, на которые она обратила внимание лишь благодаря сеансам психотерапии. Когда Никки было что отпраздновать (практически никогда), они пили шардонэ. Мелкие победы Билли всегда отмечали настоящим шампанским.
Никки не полагалось знать, что Билли прячет в шкафу шампанское, так же как не полагалось знать, что в своем дневнике он называет ее коровой. Надо думать, он воображал, что Никки слишком благородна, чтобы читать его дневник или рыться в его вещах. Для писателя, якобы наделенного хотя бы толикой знания человеческой природы, он бывал удивительно наивен.
И действительно, в дальнем углу гардероба она нашла две бутылки "Боллинджера" – стояли себе там рядком, как часовые. Нагнувшись за ними, Никки с раздражением заметила горку мятых футболок и трусов. Вполне обычное зрелище – Билли часто ленился относить одежду в корзину для грязного белья. Когда Никки подобрала горку, что-то с глухим лязгом выпало на дно шкафа.
Никки подняла предмет. Это оказался красивый пистолет. Она с первого же взгляда поняла, что это не реплика. Настоящее оружие. Оно было темно-серым, с черной рукоятью и оттиском производителя на боку: СМИТ-ВЕССОН, СПРИНГФИЛД, МАССАЧУСЕТС. Для орудия убийства эта штуковина выглядела на удивление безобидной: аккуратное, легкое сокровище, удобно легшее в худую элегантную ладонь Никки.
Щеки у нее запылали, когда в голову ей пришла ужасная мысль. Что, если Билли пристрелил Рейслеров и тех двух полицейских? Но нет, невозможно. Ведь Билли весь вечер был у нее на виду. Тогда зачем ему пистолет? Уже не в первый раз ей подумалось, что она, возможно, живет с сумасшедшим.
* * *
К половине восьмого, накрашенная и облаченная в облегающее черное платьице, Никки, слушая Баха, накрывала на стол. Она как раз ставила свечи, когда в гостиную, улыбаясь до ушей, вошел Билли.– Вкусно пахнет, – сказал он.
Никки уставилась на него во все глаза, надеясь, что происходящее – дурной сон.
– Чую запах моей любимой еды. Ты знала, что я приеду, правда? Ты всегда была ведьмой.