– Что это, черт побери? – спросил он, но слова из-под полотенца вышли неразборчивые.
– Просто следуйте за мной. Осторожно голову.
В конце прохода она посветила в яму и велела Философу посмотреть. При виде тел у того закружилась голова. Закрыв лицо руками, он почувствовал, как что-то ползает у него по костяшкам пальцев.
– Видели его? – спросила женщина.
– Господи, мать его, Иисусе! – Он глянул сквозь раздвинутые пальцы. – Что тут творится?
– Вы видите Стокера?
Философ поежился.
– Что это за место?
Пропустив мимо ушей его вопрос, она повторила свой.
– Нет, – признался он.
– Посмотрите еще.
Она снова посветила фонарем в крипту. Чудовищным усилием воли Философ заставил себя наклониться в дыру и поглядел вниз. Трупы были самых разных цветов и оттенков: черные, сизые, зеленоватые и желтые. А в самом центре, мертвый, но неразложившийся, лежал человек, приходивший с Маленьким Мальком в ресторан.
Философ был уверен, что это тот самый. Стокер. Он лежал, сомкнув на развороченном животе руки, из-под пальцев у него вылезали кишки.
– Это он? – спросила женщина.
– Ага, – слабо выдавил, уже отворачиваясь, Философ, которому хотелось лишь одного: глотнуть чистого воздуха.
По возвращении в машину он даже не мог говорить. Во всяком случае, поначалу. Просто сидел на переднем сиденье рядом с Шефом, потел и тяжело дышал. Шефу пришлось налить ему бренди.
– Ты его видел?
Философ кивнул.
– Ты уверен, что это был он?
Философ открыл рот, чтобы сказать "да", но только сблевал: на Шефа, на лобовое стекло и на чудесную кремовую обивку.
15
Как только Хьюс показал Харроп готовое домашнее задание, она сняла трубку и позвонила на внутренний номер заместителю главного констебля Алану Читхэму. Двадцать минут спустя Хьюс и Харроп сидели в кабинете Читхэма в окружении грамот в рамках. Лучший на выпускном курсе в Хендон-колледж, рекорд по сбору средств в "Фонд Дружелюбной Полиции", лауреат премии "Человечные Методы" от муниципалитета Манчестер-Сити. От одного взгляда на них Харроп начинало подташнивать.
Читхэм и Харроп не жаловали друг друга, но Читхэм всегда делал вид, будто она его любимица.
– Чем могу помочь, Дженет?
У Читхэма были бледно-голубые глаза и редеющие волосы цвета влажного песка. Волосы он носил на косой пробор, зачесывая их на голый скальп, но, впрочем, это никого не обманывало. Он любил улыбаться и глядеть собеседнику в глаза, словно надеялся усилием воли отвлечь внимание от зачеса.
– Или чем ты могла бы помочь мне?
– Не столько я, сколько младший детектив Хьюс, – ответила Харроп. – Это он не спал всю ночь.
– Ну, не совсем всю, – скромно запротестовал Хьюс.
Харроп ввела Читхэма в курс дела. Потом Хьюс, взволнованный от сознания того, что следующие несколько минут могут стать решающими для его дальнейшей карьеры, сверился с единственной машинописной страницей у себя на коленях.
– Поэтому я покопался немного в прошлом мистера Дайя, сэр. Результаты весьма тревожные, весьма. Два года назад была убита его литературный агент Рози Силкмен. Ее голову отрезали и оставили в ее же офисе. Тела так и не нашли. Известно, что у Билли в то время возникли трения с ней и прочие неприятности в карьере. Что, возможно, объясняет исчезновение его издателя Терри Блейка приблизительно в то же время. Издателя тоже не нашли.
Читхэм открыл рот, словно собирался заговорить, но Хьюс еще не закончил.
– Приблизительно в то же время ближайший друг Дайя, констебль чеширской полиции, исчез при загадочных обстоятельствах. Его также не обнаружили. В январе этого года в лесу возле отеля, в котором останавливался Дай, был найден обезглавленный труп. Два офицера полиции и соседи Дайя застрелены. И это еще не все. На прошлой неделе исчез продюсер телесериала по сценарию Дайя, это случилось после того, как во время совещания Дай послал продюсера ко всем чертям. Сегодня утром я связался с коллегами из чеширской полиции, чтобы узнать, не могут ли они что-либо добавить. И – подумать только! – жена мистера Дайя тоже влилась в ряды без вести пропавших. Не далее как вчера он заявил о ее исчезновении.
К тому времени, когда Хьюс закончил свою литанию несчастий, пустая улыбка на лице Читхэма сменилась оцепенением ужаса.
– Должен сказать, ваш рассказ представляется мне неправдоподобным. И тем не менее, почему этого человека еще не арестовали, Дженет?
Хьюс поглядел на Харроп. Харроп кашлянула и принялась рассматривать свои туфли.
Улица возле дома Билли была перекрыта. Над самим домом завис вертолет со снайпером – на случай побега подозреваемого. Наблюдая за задержанием с безопасного расстояния, Харроп и Хьюс пользовались рациями, чтобы координировать действия полицейских на земле и в воздухе. Но сам арест произвел взвод спецназа полиции. Часть офицеров рассредоточились вокруг дома, в то время как еще четверо постучали в дверь.
На первом этаже все было чисто. На втором они обнаружили запертую дверь. Один спецназовец выпустил три пули, чтобы избавиться от замка, потом ударом ноги выбил дверь. Внутри они застали сидящего на унитазе Билли Дайя. Никакого удивления Билли не выказал. Он только дурацки улыбался, укуренный так, что мозги из ушей лезли.
– Лечь лицом на пол, – приказал офицер.
– Ух ты! Но я же сру, – мягко посетовал Билли.
– На пол. Сейчас же!
Билли лег как был – со штанами у коленок.
– Полагаю, это все из-за того, что я не купил лицензию на спутниковую тарелку?
Пока один спецназовец целился из "МР5" Билли в голову, другой сковал ему наручниками руки за спиной.
– Прошу прощения, – вежливо попросил Билли. – Не будет кто-нибудь так добр подтереть мне зад?
Но по мере того как шли часы, Билли все больше понимал, что вмешательство Злыдня маловероятно. Его разочарование сменилось горем, а оно обратилось в возмущение и тихую решимость. Злыдень прав. Полиция – враг, которому следует сопротивляться любой ценой. По недостатку воображения и неумению думать сами полицейские лишь охраняют законы, созданные ультраконсервативной элитой. Как и все обычные сволочи, полицейские вовсе не стремятся к справедливости. Нет, они жаждут больших окладов, длинных отпусков, блестящих новых машин, секса без тени ответственности и поменьше работать. Говорить им правду так же бессмысленно, как изливать душу куче верблюжьего навоза.
Билли не знал наверняка, сколь долго сможет защищать себя и Злыдня. Билли ведь балаболка, всегда таким был. За исключением того единственного раза, когда ему было четырнадцать и полицейские попросили его дать показания против Злыдня. Лишь бы не выдать друга, Билли словно воды в рот набрал. Но если он смог однажды, то сможет и теперь.
Хьюс предложил предоставить Билли адвоката. Билли отказался, зная, что ему пришлют какого-нибудь жалкого клоуна. Харроп и Хьюс сели напротив. Отказ Билли от представителя защиты явно воодушевил детективов, они шутили с ним, предложили чай и печенье, прежде чем включить диктофон.
– Вы знаете, почему вы тут, Уильям? – спросила Харроп.
– Никто не зовет меня Уильям, – сказал Билли.
– Почему? Это же ваше имя, так ведь?
– Мне оно не нравится. Ведь не захотелось бы вам, чтобы вас звали Джинджи-Минджи?
Билли ждал, что Харроп вот-вот рассердится, но она только улыбнулась, довольная, что он выставляет себя придурком на записи.
– Как бы вы хотели, чтобы мы вас называли? – спросил Хьюс.
Билли изобразил онанизм.
– В этот момент допрашиваемый сделал непристойный жест, – сказал, подавшись к микрофону, Хьюс.
Потом Хьюс объяснил, за что Билли арестовали. Он говорил с ним как с ребенком. Столько несчастных. Столько бессмысленно оборванных жизней. Разве Билли не понимает, что нехорошо убивать людей?
– Я тоже блуждаю в потемках, – согласился Билли. – Могу лишь предположить, что все это как-то связано с "Пономарчиками".
– С "Пономарчиками"? – переспросила Харроп.
Тут Билли рассказал, как принял заказ писать мемуары за Пономаря-старшего, упустив упомянуть, что Пономарь приказал его убрать.
– Вы можете это доказать? – спросила Хьюс.
– Ага. У меня сохранились магнитофонные записи интервью.
Харроп глянула на Хьюса с отвращением. Хьюс покраснел, зная, что у нее на уме. Что, невзирая на все усердие, его исследование о прошлом Билли прискорбно неполно.
– Проект угас сам собой, – продолжал Билли. – Мы с Пономарем не смогли договориться, какую конечную форму должна принять книга. Я собирался писать о гангстере. Он хотел, чтобы его изобразили филантропом. Каждое утро он присылал за мной шофера. Однажды машина не приехала, и Пономарь перестал отвечать на мои звонки. Приблизительно в то же время была убита моя литагент, а мой издатель и мой лучший друг исчезли.
– Как звали вашего лучшего друга? – спросил Хьюс.
– Детектив-констебль Хольт из чеширской полиции, – ответил Билли. – Я очень по нему скучаю.
– Вы все еще контактируете с... э-э-э... окружением мистера Пономаря? – спросил Хьюс.
– Нет. Все контакты оборвались в апреле. Хотя...
– Да?
– Скорее всего я совершил серьезную ошибку, так как использовал собранный материал о Пономаре и его банде в сценарии для телесериала. Теперь сериал зарезали. Съемочная группа получила несколько анонимных писем с угрозами. И, как вам известно, мистер Крем пропал.
– А как насчет вашей жены? Как по-вашему, где она?
– Не знаю. Я очень за нее волнуюсь. Она точно так же поступила перед тем, как родилась наша дочка. Просто ушла и все.
– Вы можете это доказать? – устало спросила Харроп.
– Спросите у ее родителей. Поговорите с ее врачом. Никки страдает от депрессии. Когда она обостряется, Никки всегда от всех сбегает.
Харроп и Хьюс сидели в угрюмом молчании. История Дайя печально походила на правду.
– Тут ведь нет ничего противозаконного, правда? – невинно спросил Билли. – Закон ведь не воспрещает писать про гангстеров? Надеюсь, я ничего не нарушил?
По своему обыкновению искушая судьбу, Билли подмигнул Харроп, которой в данный момент больше всего хотелось перепрыгнуть через стол и его придушить. Она прекрасно понимала, что если в деле замешаны "Пономарчики", шансы завершить его практически сошли на нет. Шеф контролировал не только преступность Манчестера, но и главу его полиции.
Харроп однажды уже довелось столкнуться с Шефом. Кто-то отстрелил ноги человеку, который не успел выплатить заем. Было совершенно очевидно, что виновный принадлежит к "Пономарчикам". Но никто не желал давать показания, в том числе и сама жертва. Тогда единственной наградой Харроп за недели работы стали бритвенные лезвия в письмах, насмешки коллег и строгое порицание начальства. Коллеги твердили Харроп, дескать, ей повезло: посчастливилось не лишиться ни работы, ни жизни. В будущем, говорили они, не связывайся с большими мальчиками. Так, возможно, доживешь до пенсии. Но такая вот проблема была с Харроп: она никогда не слушала.
16
Убить Злыдня оказалось не так легко, как надеялась Дух.
Выпустив в дверь весь магазин, она долго выжидала. Прислушивалась в поисках малейших признаков того, что ее враг выжил. Огромный паук прополз по потолку у нее над головой. В подвале царила такая тишина, что слышно было, как переступают по штукатурке лапы насекомого. Они издавали слабое пощелкивание.
Наконец решив, что чересчур осторожничает, Дух завязала шарфом нос и рот, вогнала в "сиг 220" новый магазин и повернула ключ в замке. Ответной очереди не последовало.
Дверь распахнулась сама собой, петли у нее тихонько заныли. Высунувшись из-за косяка, Дух посветила фонариком в туннель. Трупа, который она рассчитывала увидеть на полу, там не оказалось. Его вообще нигде не было. Держа палец на курке, она обвела лучом фонаря весь темный туннель. Никаких следов Злыдня.
Дух выстрелила в угол за дверью – на случай, если ее добыча научилась техникам выживания у Прославленной Пятерки[17]. Но Злыдень не прятался за дверью. И не висел на потолке.
В луче фонаря закружились наглые жирные мухи. Когда Дух приблизилась к отверстию в стене, капля пота скользнула у нее из-под мышки вниз по ребрам, но и это не нарушило ее концентрации. Не смогла этого и крыса, едва не задевшая, пробегая, ее ногу.
Луч фонаря затанцевал по табличке на дальней стене крипты. Там имелась латинская надпись, но Дух была слишком занята, чтобы ее прочесть. Она наклонилась в отверстие, чтобы посветить в яму, и увидела четыре пальца, цепляющихся за выступ. Потом другая рука схватила ее за левое запястье и с убийственной силой дернула в крипту.
Первым полетел вниз фонарь, за ним последовала и сама Дух, тщетно стреляя в темноту. Кто знает, оскользнулся он или спрыгнул, но Злыдень упал вместе с ней. И вот уже они оба покатились в водовороте конечностей и студенистого разложения. Шарф развязался. Дух открыла рот, чтобы вдохнуть, и глотнула самого гнилостного воздуха на свете.
Нашаривая в кромешной тьме оружие, она случайно опустила руку и попала – на ощупь – во влажный, холодный рот. Вскрикнув, она отдернула руку.
Края дыры в стене наверху подчеркивало бледное замогильное свечение. Надеясь выбраться на свободу, она начала пробираться между трупами, но они скользили, шевелились и смещались под ней, затягивая ее. Чем больше она боролась, тем глубже проваливалась. Когда она уже ушла в эту массу по пояс, то почувствовала, как на горле у нее сжалась рука Злыдня. Огромная рука выдавливала из нее жизнь.
Фонарь лежал поблизости, освещая развороченное лицо очередного трупа. Она попыталась дотянуться до фонаря, рассчитывая использовать его как оружие. Но коснулась лишь подсвеченной головы, которая покачнулась у нее под рукой. Дух сообразила, что голова не прикреплена к телу. Схватив ее за волосы, Дух замахнулась черепушкой и ударила ею в лицо врагу. Ухнув, Злыдень на мгновение ослабил хватку. Она запустила головой в сгусток тьмы, который он занимал, и снова попыталась добраться до стены.
На сей раз она преуспела и начала карабкаться вверх, находя за что ухватиться пальцами там, где не было ничего. Она доползла почти до середины, когда он схватил ее за правую ногу и сдернул назад в вонючую массу.
Дух извернулась и бросилась на противника, бешено нанося удары, рыча ему в лицо, точно обезумевший зверь. Злыдень в ответ заключил ее в смертельные объятия, прижав руки к бокам, что свело на нет дальнейшее сопротивление. Но и тогда она нашла в себе силы ударить его головой в лицо. Но объятия лишь стали еще крепче, он наклонился вперед, вынуждая ее податься вниз. Вот уже она оказалась на спине, а он лежал на ней.
И тогда Злыдень ее поцеловал. В этом поцелуе не было ни гордости завоевателя, ни издевки. Лишь нежность и очень простой вопрос. Когда поцелуй закончился, Злыдень скатился с нее и затих.
Перегнувшись, Дух вернула поцелуй. А после – ведь краткое ухаживание осталось позади – двое убийц насладились любовью на постели из человечьей падали.
Когда Философ достаточно насмотрелся на тело и Шеф со своими людьми убрался, Дух спустила в дыру веревку. Отбросив позаимствованные у Сайруса и уже остывшие кишки, Злыдень сорвал с себя перепачканную одежду, куда наверняка успели забраться черви. Потом голый выбрался наверх. Он принял долгий горячий душ, чтобы смыть вонь смерти, а позже, надев чистую одежду, сел с Духом пить чай в гостиной.
Дух сидела у стола в центре комнаты. Злыдень устроился на диване.
– Поздравляю. Официально ты теперь труп, – объявила она, лениво и безэмоционально растягивая слова. – Какие планы?
– Собираюсь создать величайшую банду, какую только знал Манчестер.
– Вот как? И кто будет лицом?
– Маленький Мальк.
Когда Дух отсмеялась, Злыдень сказал:
– Я не шучу. Он представительный. Людям нравится. Да мне и самому он нравится.
– И им легко манипулировать.
– Ага. Пусть славой наслаждаются другие. Я ограничусь деньгами.
– Почему бы самому не стать у руля?
– Я попробовал быть знаменитым, – скучливо заявил он. – Такая жизнь не по мне.
Она села рядом на диван.
– А что подумает об этом Шеф? Ты хоть представляешь себе, что затеваешь?
– Да. Я затеваю полномасштабную войну. И ты мне поможешь.
– Чем?
– Будешь сидеть дома, убирать квартиру и гладить.
Дух не улыбнулась.
– Мы станем партнерами, станем действовать заодно. Пока можешь и дальше работать на Шефа, – продолжал Злыдень. – Неплохо будет иметь кого-то во вражеском лагере.
– Возможно, тебя это удивит, – отозвалась Дух, – но я собиралась на покой.
Он покачал головой.
– Ста тысяч для этого недостаточно.
– Я получу вдвое.
Злыдень бросил на нее косой взгляд.
– Кажется, ты забыла про мою долю.
После секундного промедления она кивнула.
– Но помни, деньгами счастья не купишь.
– А если я не ищу счастья? – улыбнулся Злыдень.
17
Маленький Мальк плохо спал. А если засыпал, то лишь на час. В ту ночь Мальк вернулся из клуба рано и к двум уже был в кровати. В четверть четвертого он проснулся, настолько издерганный, что едва мог вздохнуть. В таблетках он не нуждался. Он и так знал, в чем проблема.
В половине четвертого Маленький Мальк спустился вниз смешать себе выпивку, и вот она – проблема: сидит себе в его любимом кресле. Судя по всему, облаченному в длинный черный плащ Злыдню было вполне комфортно, он чувствовал себя здесь как дома. При виде его Маленький Мальк посерел.
– Извини, что меня не было на работе, – сказал Злыдень. – Но теперь я вернулся.
– Как ты вошел?
– Английский замок так легко вскрыть.
Маленький Мальк только смотрел на него в упор.
– Знаю, мне не следовало так вламываться в твой дом. Извини, – спокойно продолжал Злыдень. – Но пока мне нельзя показываться в клубе. А мне надо с тобой поговорить.
Несколько мгновений Маленький Мальк стоял, не смея шелохнуться. Коротышка в халате, из-под которого видны были безволосая грудь и толстые розовые ножки. Когда чары развеялись и Маленький Мальк направился на кухню, Злыдень двинулся следом.
– Я заварю чай, – сказал Мальк. – Ты будешь?
– Конечно.
Маленький Мальк открыл ящик. Когда он повернулся, в руке у него был большой нож для разделки мяса. Он замахнулся на Злыдня, который перехватил его запястье и со знанием дела вывернул. Нож со звонким стуком упал на пол. С детским упорством Маленький Мальк за ним нагнулся, но Злыдень только отбросил его подальше ногой.
– Ты разговаривал с Шефом, – констатировал Злыдень.
– Он сказал, что ты мертв. Чего ты, мать твою, и заслуживаешь, – рявкнул Маленький Мальк. – Я знаю, кто ты! Я знаю, что ты сделал!
– И что же я сделал? – поинтересовался Злыдень, заставляя Малька произнести это вслух.
– Убил моего папу! Ведь так? Отвечай, сволочь!
– Нет.
– Лживый гад.
– Я и пальцем твоего отца не трогал. Пытался, но не мог к нему подобраться. Его убил кто-то из его окружения.
– Я знаю, это был... – Маленький Мальк попытался произнести "ты", но так нервничал, что слово мутировало в жутковатое рыгание.
– Твоего старика убил Шеф. Это известно всем в Манчестере, кроме тебя.
– Скотина! – Маленький Мальк бросился на Злыдня с кулаками.
Злыдень не стал давать сдачи, просто отмахивался от рук Малька, пока тот не устал.
– Шеф любит поджигать людей. Вот что он сделал с твоим отцом.
– Нет, он этого не делал! Не делал! – Возглас прозвучал почти как мольба.
– Даю тебе честное слово, нет, клянусь, что я говорю правду.
– Вон! Убирайся из моего дома!
Злыдень расстегнул плащ и достал из-за пояса пистолет с очень длинным стволом.
– У меня семья есть, – вырвалось у Маленького Малька.
– Знаю, – отозвался Злыдень.
Открыв магазин, он показал Маленькому Мальку толстые блестящие патроны, а после протянул пушку ему.
– Это еще зачем?
– Вверяю свою жизнь в твои руки. Вот насколько я тебе доверяю. А если ты сам не можешь мне доверять, просто спусти курок.
Маленький Мальк всем сердцем собирался это сделать. Непременно собирался. Дрожащей рукой он поднял по-ковбойски крутую пушку, прицелился в сердце Злыдню и уже изготовился выстрелить, но тут подумал, как будут скучать по нему жена и дочки, когда он окажется за решеткой. Затем поймал себя на мысли, а пойдет ли Шеф когда-нибудь на такой риск, какому подвергает себя сейчас Злыдень. Ответ пришел к Маленькому Мальку еще до того, как он успел сформулировать этот вопрос.
А после Маленький Мальк вспомнил, как смотрели на него люди Шефа, как выражение на их лицах колебалось между презрением и жалостью. Он вообразил себе, как кричал, сгорая заживо, отец. Опустив пистолет, Маленький Мальк заплакал.
Злыдень подставил ему плечо, обнимая, пока он рыдал.
– Мне конец! – подвывал Маленький Мальк. – Все кончено!
– Послушай, – сказал ему Злыдень. – Ты станешь править этим городом. Как твой отец до тебя.
Когда рыдания стихли, Злыдень протянул Мальку бумажное полотенце. Маленький Мальк высморкался.
– Ты серьезно? Ты правда видишь во мне главаря?
– Это твое предназначение, – сказал Злыдень.
Обычно обходилось без насилия. "Пономарчики" держались подальше от Мосс-сайда и Чайна-тауна, предоставляя негров и китайцев собственным эксплуататорам. Остальной Манчестер принадлежал им.
Шеф не любил называть это вымогательством, предпочитая рассматривать такой бизнес как законное спонсорство. Владельцы пабов и ресторанов спонсировали его труды по поддержанию безопасности на улицах Манчестера. Это означало калечить любого вора, пушера или сутенера, не получившего одобрения "Пономарчиков". На свой лад для очищения улиц города Шеф делал не меньше полиции.
А вот его люди считали сбор "даров" унизительной работенкой. В обмен на крошечную скидку хозяев многих заведений удалось уговорить вносить свой вклад прямым дебетом. Таким образом ежемесячные взносы шли на банковский счет "Пономарчиков" и можно было обойтись без неприятных личных контактов. Но всегда оставались ископаемые вроде Папаши Чизмена, у которых не было счета в банке и которые всегда имели дело только с наличностью.
В этом месяце настал черед Чистюли.
Настроение у последнего было далеко не солнечное. Он ведь пошел в гангстеры ради крутых дел, и собирать ренту с нищих и стариков в глупых париках не входило в его представления о веселом времяпрепровождении. К тому же светило гребаное солнце, его гребаные яйца чесались, и золотой зуб, который ему недавно вставили, начинал, мать его, болеть.
Поэтому, войдя в заведение Папаши и обнаружив за стойкой лишь какого-то ниггера, Чистюля совсем не обрадовался. Ниггер показался ему смутно знакомым. И вел себя знакомо: попивал холодное пиво и делал вид, будто он тут хозяин.
– Привет, шимпанзе. А где хренов смотритель зоопарка?
– В загоне для слонов. Кормит твою жену, – дружелюбно ответил ниггер.
Чистюлю это резануло. Обезьянам не полагается отпускать шутки смешнее, чем у белых людей. Это противоречит законам природы.
– А люди здесь какие-нибудь есть? – спросил он.
Нахальный ниггер только улыбнулся.
– Где Папаша?
– Он оставил главным меня.
– Тогда гони деньги и я, возможно, тебя не трону.
– Ну, тут есть небольшое затруднение, – сказал ниггер. Все еще бесконечно спокойно. Все еще бесконечно вежливо. – Мистер Чизмен недоволен услугами, которые ему оказывают. Поэтому нашел другого поставщика.
– По нему могила плачет!
– Это его право клиента. У нас же свободный рынок. Если человек платит за крышу, он имеет право на защиту. Мистера Чизмена сильно избили известные вам люди, а ваши ребята и пальцем не пошевелили.
– Просто следуйте за мной. Осторожно голову.
В конце прохода она посветила в яму и велела Философу посмотреть. При виде тел у того закружилась голова. Закрыв лицо руками, он почувствовал, как что-то ползает у него по костяшкам пальцев.
– Видели его? – спросила женщина.
– Господи, мать его, Иисусе! – Он глянул сквозь раздвинутые пальцы. – Что тут творится?
– Вы видите Стокера?
Философ поежился.
– Что это за место?
Пропустив мимо ушей его вопрос, она повторила свой.
– Нет, – признался он.
– Посмотрите еще.
Она снова посветила фонарем в крипту. Чудовищным усилием воли Философ заставил себя наклониться в дыру и поглядел вниз. Трупы были самых разных цветов и оттенков: черные, сизые, зеленоватые и желтые. А в самом центре, мертвый, но неразложившийся, лежал человек, приходивший с Маленьким Мальком в ресторан.
Философ был уверен, что это тот самый. Стокер. Он лежал, сомкнув на развороченном животе руки, из-под пальцев у него вылезали кишки.
– Это он? – спросила женщина.
– Ага, – слабо выдавил, уже отворачиваясь, Философ, которому хотелось лишь одного: глотнуть чистого воздуха.
По возвращении в машину он даже не мог говорить. Во всяком случае, поначалу. Просто сидел на переднем сиденье рядом с Шефом, потел и тяжело дышал. Шефу пришлось налить ему бренди.
– Ты его видел?
Философ кивнул.
– Ты уверен, что это был он?
Философ открыл рот, чтобы сказать "да", но только сблевал: на Шефа, на лобовое стекло и на чудесную кремовую обивку.
15
Часто вздыхаю я о том, кто меня не слышит,
Кто в дали забыл и любовь, и меня.
Томас Кэмпион (1567-1620). «Третья книга мадригалов»
Как только Хьюс показал Харроп готовое домашнее задание, она сняла трубку и позвонила на внутренний номер заместителю главного констебля Алану Читхэму. Двадцать минут спустя Хьюс и Харроп сидели в кабинете Читхэма в окружении грамот в рамках. Лучший на выпускном курсе в Хендон-колледж, рекорд по сбору средств в "Фонд Дружелюбной Полиции", лауреат премии "Человечные Методы" от муниципалитета Манчестер-Сити. От одного взгляда на них Харроп начинало подташнивать.
Читхэм и Харроп не жаловали друг друга, но Читхэм всегда делал вид, будто она его любимица.
– Чем могу помочь, Дженет?
У Читхэма были бледно-голубые глаза и редеющие волосы цвета влажного песка. Волосы он носил на косой пробор, зачесывая их на голый скальп, но, впрочем, это никого не обманывало. Он любил улыбаться и глядеть собеседнику в глаза, словно надеялся усилием воли отвлечь внимание от зачеса.
– Или чем ты могла бы помочь мне?
– Не столько я, сколько младший детектив Хьюс, – ответила Харроп. – Это он не спал всю ночь.
– Ну, не совсем всю, – скромно запротестовал Хьюс.
Харроп ввела Читхэма в курс дела. Потом Хьюс, взволнованный от сознания того, что следующие несколько минут могут стать решающими для его дальнейшей карьеры, сверился с единственной машинописной страницей у себя на коленях.
– Поэтому я покопался немного в прошлом мистера Дайя, сэр. Результаты весьма тревожные, весьма. Два года назад была убита его литературный агент Рози Силкмен. Ее голову отрезали и оставили в ее же офисе. Тела так и не нашли. Известно, что у Билли в то время возникли трения с ней и прочие неприятности в карьере. Что, возможно, объясняет исчезновение его издателя Терри Блейка приблизительно в то же время. Издателя тоже не нашли.
Читхэм открыл рот, словно собирался заговорить, но Хьюс еще не закончил.
– Приблизительно в то же время ближайший друг Дайя, констебль чеширской полиции, исчез при загадочных обстоятельствах. Его также не обнаружили. В январе этого года в лесу возле отеля, в котором останавливался Дай, был найден обезглавленный труп. Два офицера полиции и соседи Дайя застрелены. И это еще не все. На прошлой неделе исчез продюсер телесериала по сценарию Дайя, это случилось после того, как во время совещания Дай послал продюсера ко всем чертям. Сегодня утром я связался с коллегами из чеширской полиции, чтобы узнать, не могут ли они что-либо добавить. И – подумать только! – жена мистера Дайя тоже влилась в ряды без вести пропавших. Не далее как вчера он заявил о ее исчезновении.
К тому времени, когда Хьюс закончил свою литанию несчастий, пустая улыбка на лице Читхэма сменилась оцепенением ужаса.
– Должен сказать, ваш рассказ представляется мне неправдоподобным. И тем не менее, почему этого человека еще не арестовали, Дженет?
Хьюс поглядел на Харроп. Харроп кашлянула и принялась рассматривать свои туфли.
* * *
С санкции Читхэма две машины спецназа были отправлены к дому Билли Дайя в Престбери. В каждой сидело по четверо полицейских, вооруженных "хеклер-и-кохами МР5", способными выпускать до восьмисот пуль в минуту. В дополнение к этим пистолетам они имели доступ к штурмовым винтовкам M1 и пистолетам "вальтер Р990".Улица возле дома Билли была перекрыта. Над самим домом завис вертолет со снайпером – на случай побега подозреваемого. Наблюдая за задержанием с безопасного расстояния, Харроп и Хьюс пользовались рациями, чтобы координировать действия полицейских на земле и в воздухе. Но сам арест произвел взвод спецназа полиции. Часть офицеров рассредоточились вокруг дома, в то время как еще четверо постучали в дверь.
На первом этаже все было чисто. На втором они обнаружили запертую дверь. Один спецназовец выпустил три пули, чтобы избавиться от замка, потом ударом ноги выбил дверь. Внутри они застали сидящего на унитазе Билли Дайя. Никакого удивления Билли не выказал. Он только дурацки улыбался, укуренный так, что мозги из ушей лезли.
– Лечь лицом на пол, – приказал офицер.
– Ух ты! Но я же сру, – мягко посетовал Билли.
– На пол. Сейчас же!
Билли лег как был – со штанами у коленок.
– Полагаю, это все из-за того, что я не купил лицензию на спутниковую тарелку?
Пока один спецназовец целился из "МР5" Билли в голову, другой сковал ему наручниками руки за спиной.
– Прошу прощения, – вежливо попросил Билли. – Не будет кто-нибудь так добр подтереть мне зад?
* * *
Билли посадили в фургон и отвезли в участок, а после взялись обыскивать дом. Не найдя улик более тяжких, нежели унция пересохшей анаши, полицейские отвели его в помещение для допросов. Вопреки здравому смыслу, Билли все ждал, что явится Злыдень и его спасет. Разумеется, лишь вопрос времени, когда он услышит выстрелы и крики полицейских?Но по мере того как шли часы, Билли все больше понимал, что вмешательство Злыдня маловероятно. Его разочарование сменилось горем, а оно обратилось в возмущение и тихую решимость. Злыдень прав. Полиция – враг, которому следует сопротивляться любой ценой. По недостатку воображения и неумению думать сами полицейские лишь охраняют законы, созданные ультраконсервативной элитой. Как и все обычные сволочи, полицейские вовсе не стремятся к справедливости. Нет, они жаждут больших окладов, длинных отпусков, блестящих новых машин, секса без тени ответственности и поменьше работать. Говорить им правду так же бессмысленно, как изливать душу куче верблюжьего навоза.
Билли не знал наверняка, сколь долго сможет защищать себя и Злыдня. Билли ведь балаболка, всегда таким был. За исключением того единственного раза, когда ему было четырнадцать и полицейские попросили его дать показания против Злыдня. Лишь бы не выдать друга, Билли словно воды в рот набрал. Но если он смог однажды, то сможет и теперь.
Хьюс предложил предоставить Билли адвоката. Билли отказался, зная, что ему пришлют какого-нибудь жалкого клоуна. Харроп и Хьюс сели напротив. Отказ Билли от представителя защиты явно воодушевил детективов, они шутили с ним, предложили чай и печенье, прежде чем включить диктофон.
– Вы знаете, почему вы тут, Уильям? – спросила Харроп.
– Никто не зовет меня Уильям, – сказал Билли.
– Почему? Это же ваше имя, так ведь?
– Мне оно не нравится. Ведь не захотелось бы вам, чтобы вас звали Джинджи-Минджи?
Билли ждал, что Харроп вот-вот рассердится, но она только улыбнулась, довольная, что он выставляет себя придурком на записи.
– Как бы вы хотели, чтобы мы вас называли? – спросил Хьюс.
Билли изобразил онанизм.
– В этот момент допрашиваемый сделал непристойный жест, – сказал, подавшись к микрофону, Хьюс.
Потом Хьюс объяснил, за что Билли арестовали. Он говорил с ним как с ребенком. Столько несчастных. Столько бессмысленно оборванных жизней. Разве Билли не понимает, что нехорошо убивать людей?
– Я тоже блуждаю в потемках, – согласился Билли. – Могу лишь предположить, что все это как-то связано с "Пономарчиками".
– С "Пономарчиками"? – переспросила Харроп.
Тут Билли рассказал, как принял заказ писать мемуары за Пономаря-старшего, упустив упомянуть, что Пономарь приказал его убрать.
– Вы можете это доказать? – спросила Хьюс.
– Ага. У меня сохранились магнитофонные записи интервью.
Харроп глянула на Хьюса с отвращением. Хьюс покраснел, зная, что у нее на уме. Что, невзирая на все усердие, его исследование о прошлом Билли прискорбно неполно.
– Проект угас сам собой, – продолжал Билли. – Мы с Пономарем не смогли договориться, какую конечную форму должна принять книга. Я собирался писать о гангстере. Он хотел, чтобы его изобразили филантропом. Каждое утро он присылал за мной шофера. Однажды машина не приехала, и Пономарь перестал отвечать на мои звонки. Приблизительно в то же время была убита моя литагент, а мой издатель и мой лучший друг исчезли.
– Как звали вашего лучшего друга? – спросил Хьюс.
– Детектив-констебль Хольт из чеширской полиции, – ответил Билли. – Я очень по нему скучаю.
– Вы все еще контактируете с... э-э-э... окружением мистера Пономаря? – спросил Хьюс.
– Нет. Все контакты оборвались в апреле. Хотя...
– Да?
– Скорее всего я совершил серьезную ошибку, так как использовал собранный материал о Пономаре и его банде в сценарии для телесериала. Теперь сериал зарезали. Съемочная группа получила несколько анонимных писем с угрозами. И, как вам известно, мистер Крем пропал.
– А как насчет вашей жены? Как по-вашему, где она?
– Не знаю. Я очень за нее волнуюсь. Она точно так же поступила перед тем, как родилась наша дочка. Просто ушла и все.
– Вы можете это доказать? – устало спросила Харроп.
– Спросите у ее родителей. Поговорите с ее врачом. Никки страдает от депрессии. Когда она обостряется, Никки всегда от всех сбегает.
Харроп и Хьюс сидели в угрюмом молчании. История Дайя печально походила на правду.
– Тут ведь нет ничего противозаконного, правда? – невинно спросил Билли. – Закон ведь не воспрещает писать про гангстеров? Надеюсь, я ничего не нарушил?
По своему обыкновению искушая судьбу, Билли подмигнул Харроп, которой в данный момент больше всего хотелось перепрыгнуть через стол и его придушить. Она прекрасно понимала, что если в деле замешаны "Пономарчики", шансы завершить его практически сошли на нет. Шеф контролировал не только преступность Манчестера, но и главу его полиции.
Харроп однажды уже довелось столкнуться с Шефом. Кто-то отстрелил ноги человеку, который не успел выплатить заем. Было совершенно очевидно, что виновный принадлежит к "Пономарчикам". Но никто не желал давать показания, в том числе и сама жертва. Тогда единственной наградой Харроп за недели работы стали бритвенные лезвия в письмах, насмешки коллег и строгое порицание начальства. Коллеги твердили Харроп, дескать, ей повезло: посчастливилось не лишиться ни работы, ни жизни. В будущем, говорили они, не связывайся с большими мальчиками. Так, возможно, доживешь до пенсии. Но такая вот проблема была с Харроп: она никогда не слушала.
16
Приди ко мне, любовь моя,
Мы утолим желанья все
Под пенье соловья.
Кристофер Марлоу (1564 – 1593). «Страстный пастух возлюбленной»
Убить Злыдня оказалось не так легко, как надеялась Дух.
Выпустив в дверь весь магазин, она долго выжидала. Прислушивалась в поисках малейших признаков того, что ее враг выжил. Огромный паук прополз по потолку у нее над головой. В подвале царила такая тишина, что слышно было, как переступают по штукатурке лапы насекомого. Они издавали слабое пощелкивание.
Наконец решив, что чересчур осторожничает, Дух завязала шарфом нос и рот, вогнала в "сиг 220" новый магазин и повернула ключ в замке. Ответной очереди не последовало.
Дверь распахнулась сама собой, петли у нее тихонько заныли. Высунувшись из-за косяка, Дух посветила фонариком в туннель. Трупа, который она рассчитывала увидеть на полу, там не оказалось. Его вообще нигде не было. Держа палец на курке, она обвела лучом фонаря весь темный туннель. Никаких следов Злыдня.
Дух выстрелила в угол за дверью – на случай, если ее добыча научилась техникам выживания у Прославленной Пятерки[17]. Но Злыдень не прятался за дверью. И не висел на потолке.
В луче фонаря закружились наглые жирные мухи. Когда Дух приблизилась к отверстию в стене, капля пота скользнула у нее из-под мышки вниз по ребрам, но и это не нарушило ее концентрации. Не смогла этого и крыса, едва не задевшая, пробегая, ее ногу.
Луч фонаря затанцевал по табличке на дальней стене крипты. Там имелась латинская надпись, но Дух была слишком занята, чтобы ее прочесть. Она наклонилась в отверстие, чтобы посветить в яму, и увидела четыре пальца, цепляющихся за выступ. Потом другая рука схватила ее за левое запястье и с убийственной силой дернула в крипту.
Первым полетел вниз фонарь, за ним последовала и сама Дух, тщетно стреляя в темноту. Кто знает, оскользнулся он или спрыгнул, но Злыдень упал вместе с ней. И вот уже они оба покатились в водовороте конечностей и студенистого разложения. Шарф развязался. Дух открыла рот, чтобы вдохнуть, и глотнула самого гнилостного воздуха на свете.
Нашаривая в кромешной тьме оружие, она случайно опустила руку и попала – на ощупь – во влажный, холодный рот. Вскрикнув, она отдернула руку.
Края дыры в стене наверху подчеркивало бледное замогильное свечение. Надеясь выбраться на свободу, она начала пробираться между трупами, но они скользили, шевелились и смещались под ней, затягивая ее. Чем больше она боролась, тем глубже проваливалась. Когда она уже ушла в эту массу по пояс, то почувствовала, как на горле у нее сжалась рука Злыдня. Огромная рука выдавливала из нее жизнь.
Фонарь лежал поблизости, освещая развороченное лицо очередного трупа. Она попыталась дотянуться до фонаря, рассчитывая использовать его как оружие. Но коснулась лишь подсвеченной головы, которая покачнулась у нее под рукой. Дух сообразила, что голова не прикреплена к телу. Схватив ее за волосы, Дух замахнулась черепушкой и ударила ею в лицо врагу. Ухнув, Злыдень на мгновение ослабил хватку. Она запустила головой в сгусток тьмы, который он занимал, и снова попыталась добраться до стены.
На сей раз она преуспела и начала карабкаться вверх, находя за что ухватиться пальцами там, где не было ничего. Она доползла почти до середины, когда он схватил ее за правую ногу и сдернул назад в вонючую массу.
Дух извернулась и бросилась на противника, бешено нанося удары, рыча ему в лицо, точно обезумевший зверь. Злыдень в ответ заключил ее в смертельные объятия, прижав руки к бокам, что свело на нет дальнейшее сопротивление. Но и тогда она нашла в себе силы ударить его головой в лицо. Но объятия лишь стали еще крепче, он наклонился вперед, вынуждая ее податься вниз. Вот уже она оказалась на спине, а он лежал на ней.
И тогда Злыдень ее поцеловал. В этом поцелуе не было ни гордости завоевателя, ни издевки. Лишь нежность и очень простой вопрос. Когда поцелуй закончился, Злыдень скатился с нее и затих.
Перегнувшись, Дух вернула поцелуй. А после – ведь краткое ухаживание осталось позади – двое убийц насладились любовью на постели из человечьей падали.
* * *
Мысль выдать Злыдня за мертвеца пришла в голову Духу.Когда Философ достаточно насмотрелся на тело и Шеф со своими людьми убрался, Дух спустила в дыру веревку. Отбросив позаимствованные у Сайруса и уже остывшие кишки, Злыдень сорвал с себя перепачканную одежду, куда наверняка успели забраться черви. Потом голый выбрался наверх. Он принял долгий горячий душ, чтобы смыть вонь смерти, а позже, надев чистую одежду, сел с Духом пить чай в гостиной.
Дух сидела у стола в центре комнаты. Злыдень устроился на диване.
– Поздравляю. Официально ты теперь труп, – объявила она, лениво и безэмоционально растягивая слова. – Какие планы?
– Собираюсь создать величайшую банду, какую только знал Манчестер.
– Вот как? И кто будет лицом?
– Маленький Мальк.
Когда Дух отсмеялась, Злыдень сказал:
– Я не шучу. Он представительный. Людям нравится. Да мне и самому он нравится.
– И им легко манипулировать.
– Ага. Пусть славой наслаждаются другие. Я ограничусь деньгами.
– Почему бы самому не стать у руля?
– Я попробовал быть знаменитым, – скучливо заявил он. – Такая жизнь не по мне.
Она села рядом на диван.
– А что подумает об этом Шеф? Ты хоть представляешь себе, что затеваешь?
– Да. Я затеваю полномасштабную войну. И ты мне поможешь.
– Чем?
– Будешь сидеть дома, убирать квартиру и гладить.
Дух не улыбнулась.
– Мы станем партнерами, станем действовать заодно. Пока можешь и дальше работать на Шефа, – продолжал Злыдень. – Неплохо будет иметь кого-то во вражеском лагере.
– Возможно, тебя это удивит, – отозвалась Дух, – но я собиралась на покой.
Он покачал головой.
– Ста тысяч для этого недостаточно.
– Я получу вдвое.
Злыдень бросил на нее косой взгляд.
– Кажется, ты забыла про мою долю.
После секундного промедления она кивнула.
– Но помни, деньгами счастья не купишь.
– А если я не ищу счастья? – улыбнулся Злыдень.
17
Любовь – единовластный властелин
Над жизнью и смертью.
Ричард Крэшоу (1613-1649). «Гимн в честь замечательной святой Терезы»
Маленький Мальк плохо спал. А если засыпал, то лишь на час. В ту ночь Мальк вернулся из клуба рано и к двум уже был в кровати. В четверть четвертого он проснулся, настолько издерганный, что едва мог вздохнуть. В таблетках он не нуждался. Он и так знал, в чем проблема.
В половине четвертого Маленький Мальк спустился вниз смешать себе выпивку, и вот она – проблема: сидит себе в его любимом кресле. Судя по всему, облаченному в длинный черный плащ Злыдню было вполне комфортно, он чувствовал себя здесь как дома. При виде его Маленький Мальк посерел.
– Извини, что меня не было на работе, – сказал Злыдень. – Но теперь я вернулся.
– Как ты вошел?
– Английский замок так легко вскрыть.
Маленький Мальк только смотрел на него в упор.
– Знаю, мне не следовало так вламываться в твой дом. Извини, – спокойно продолжал Злыдень. – Но пока мне нельзя показываться в клубе. А мне надо с тобой поговорить.
Несколько мгновений Маленький Мальк стоял, не смея шелохнуться. Коротышка в халате, из-под которого видны были безволосая грудь и толстые розовые ножки. Когда чары развеялись и Маленький Мальк направился на кухню, Злыдень двинулся следом.
– Я заварю чай, – сказал Мальк. – Ты будешь?
– Конечно.
Маленький Мальк открыл ящик. Когда он повернулся, в руке у него был большой нож для разделки мяса. Он замахнулся на Злыдня, который перехватил его запястье и со знанием дела вывернул. Нож со звонким стуком упал на пол. С детским упорством Маленький Мальк за ним нагнулся, но Злыдень только отбросил его подальше ногой.
– Ты разговаривал с Шефом, – констатировал Злыдень.
– Он сказал, что ты мертв. Чего ты, мать твою, и заслуживаешь, – рявкнул Маленький Мальк. – Я знаю, кто ты! Я знаю, что ты сделал!
– И что же я сделал? – поинтересовался Злыдень, заставляя Малька произнести это вслух.
– Убил моего папу! Ведь так? Отвечай, сволочь!
– Нет.
– Лживый гад.
– Я и пальцем твоего отца не трогал. Пытался, но не мог к нему подобраться. Его убил кто-то из его окружения.
– Я знаю, это был... – Маленький Мальк попытался произнести "ты", но так нервничал, что слово мутировало в жутковатое рыгание.
– Твоего старика убил Шеф. Это известно всем в Манчестере, кроме тебя.
– Скотина! – Маленький Мальк бросился на Злыдня с кулаками.
Злыдень не стал давать сдачи, просто отмахивался от рук Малька, пока тот не устал.
– Шеф любит поджигать людей. Вот что он сделал с твоим отцом.
– Нет, он этого не делал! Не делал! – Возглас прозвучал почти как мольба.
– Даю тебе честное слово, нет, клянусь, что я говорю правду.
– Вон! Убирайся из моего дома!
Злыдень расстегнул плащ и достал из-за пояса пистолет с очень длинным стволом.
– У меня семья есть, – вырвалось у Маленького Малька.
– Знаю, – отозвался Злыдень.
Открыв магазин, он показал Маленькому Мальку толстые блестящие патроны, а после протянул пушку ему.
– Это еще зачем?
– Вверяю свою жизнь в твои руки. Вот насколько я тебе доверяю. А если ты сам не можешь мне доверять, просто спусти курок.
Маленький Мальк всем сердцем собирался это сделать. Непременно собирался. Дрожащей рукой он поднял по-ковбойски крутую пушку, прицелился в сердце Злыдню и уже изготовился выстрелить, но тут подумал, как будут скучать по нему жена и дочки, когда он окажется за решеткой. Затем поймал себя на мысли, а пойдет ли Шеф когда-нибудь на такой риск, какому подвергает себя сейчас Злыдень. Ответ пришел к Маленькому Мальку еще до того, как он успел сформулировать этот вопрос.
А после Маленький Мальк вспомнил, как смотрели на него люди Шефа, как выражение на их лицах колебалось между презрением и жалостью. Он вообразил себе, как кричал, сгорая заживо, отец. Опустив пистолет, Маленький Мальк заплакал.
Злыдень подставил ему плечо, обнимая, пока он рыдал.
– Мне конец! – подвывал Маленький Мальк. – Все кончено!
– Послушай, – сказал ему Злыдень. – Ты станешь править этим городом. Как твой отец до тебя.
Когда рыдания стихли, Злыдень протянул Мальку бумажное полотенце. Маленький Мальк высморкался.
– Ты серьезно? Ты правда видишь во мне главаря?
– Это твое предназначение, – сказал Злыдень.
* * *
Раз в месяц люди Шефа обходили бары и рестораны Манчестера, собирая "дары доброй воли". "Дарами доброй воли" они называли регулярные выплаты, которые получали с заведений в центре города. Как правило, их владельцы проявляли добрую волю, зная, что в противном случае попадут в больницу от понесенного преступного ущерба и будут там умирать от преступного небрежения.Обычно обходилось без насилия. "Пономарчики" держались подальше от Мосс-сайда и Чайна-тауна, предоставляя негров и китайцев собственным эксплуататорам. Остальной Манчестер принадлежал им.
Шеф не любил называть это вымогательством, предпочитая рассматривать такой бизнес как законное спонсорство. Владельцы пабов и ресторанов спонсировали его труды по поддержанию безопасности на улицах Манчестера. Это означало калечить любого вора, пушера или сутенера, не получившего одобрения "Пономарчиков". На свой лад для очищения улиц города Шеф делал не меньше полиции.
А вот его люди считали сбор "даров" унизительной работенкой. В обмен на крошечную скидку хозяев многих заведений удалось уговорить вносить свой вклад прямым дебетом. Таким образом ежемесячные взносы шли на банковский счет "Пономарчиков" и можно было обойтись без неприятных личных контактов. Но всегда оставались ископаемые вроде Папаши Чизмена, у которых не было счета в банке и которые всегда имели дело только с наличностью.
В этом месяце настал черед Чистюли.
Настроение у последнего было далеко не солнечное. Он ведь пошел в гангстеры ради крутых дел, и собирать ренту с нищих и стариков в глупых париках не входило в его представления о веселом времяпрепровождении. К тому же светило гребаное солнце, его гребаные яйца чесались, и золотой зуб, который ему недавно вставили, начинал, мать его, болеть.
Поэтому, войдя в заведение Папаши и обнаружив за стойкой лишь какого-то ниггера, Чистюля совсем не обрадовался. Ниггер показался ему смутно знакомым. И вел себя знакомо: попивал холодное пиво и делал вид, будто он тут хозяин.
– Привет, шимпанзе. А где хренов смотритель зоопарка?
– В загоне для слонов. Кормит твою жену, – дружелюбно ответил ниггер.
Чистюлю это резануло. Обезьянам не полагается отпускать шутки смешнее, чем у белых людей. Это противоречит законам природы.
– А люди здесь какие-нибудь есть? – спросил он.
Нахальный ниггер только улыбнулся.
– Где Папаша?
– Он оставил главным меня.
– Тогда гони деньги и я, возможно, тебя не трону.
– Ну, тут есть небольшое затруднение, – сказал ниггер. Все еще бесконечно спокойно. Все еще бесконечно вежливо. – Мистер Чизмен недоволен услугами, которые ему оказывают. Поэтому нашел другого поставщика.
– По нему могила плачет!
– Это его право клиента. У нас же свободный рынок. Если человек платит за крышу, он имеет право на защиту. Мистера Чизмена сильно избили известные вам люди, а ваши ребята и пальцем не пошевелили.