Все это время я не ощущал ничего, кроме жесткой поверхности стола. Если в мое тело и погружали какие-либо зонды, то нематериальные. Золотой сканировал меня, на расстоянии обследовал мое тело атом за атомом - точно так же космическая станция с орбиты обследует расположенную внизу планету.
   Насколько мог судить, в мой рассудок он не вторгался. Я оставался в сознании и настороже. Мою память не пробуждали. К моему мозгу Золотой не приближался.
   Но почему?
   - Он _здесь_! - Голос Ани! Озабоченный, почти сердитый.
   - Сейчас мне нельзя мешать! - резко отозвался Золотой.
   - Он вернулся по собственной воле, а ты мешаешь мне увидеться с ним! с упреком бросила Аня.
   - Неужели ты не понимаешь?! - возразил он. - Он не способен вернуться сам. Кто-то _послал_ его сюда.
   - Позволь взглянуть... ох! Посмотри на него! Он умирает!
   Голос Ани дрожал от сдерживаемых чувств.
   "Она тревожится обо мне!" - возликовал я. "Как тревожилась бы о домашней кошке и раненой лани", - тотчас же откликнулся во мне другой голос.
   - Он очень слаб, - сказал Золотой, - но жить будет.
   - Так ты разобрался, что с ним произошло?
   Золотой долго молчал. Потом наконец признался:
   - Не знаю. Мне неизвестно ни откуда он прибыл, ни каким образом.
   - Ты спрашивал у него?
   - Вкратце. Он не ответил.
   - Его пытали! Посмотри, что сделали с его бедным телом!
   - Не обращай внимания! У нас серьезная проблема. Когда я попытался прозондировать его сознание, мне это не удалось.
   - Его память полностью стерли?
   - Едва ли. Я будто наткнулся на стену. Его память каким-то образом заблокирована.
   - Заблокирована? Но кем?
   - Да не знаю я! - сердито отрубил Золотой. - И не узнаю, если не смогу пробиться через барьер.
   - А ты сможешь?
   Я понял, что он кивнул.
   - Была бы энергия, а сделать я могу что угодно. Проблема лишь в том, что, если приложить слишком большую силу, это необратимо уничтожит его сознание.
   - Не надо!
   - Я и не хочу. Мне необходимо извлечь то, что хранится под его черепной коробкой.
   - Тебе на него наплевать, - упрекнула Аня. - Для тебя он лишь орудие.
   - Вот именно. Но теперь это орудие в чужих руках. Я должен выяснить в чьих. И почему.
   А в моей душе бушевали катаклизмы, разрывавшие ее на части. Аня пытается меня защитить, в то время как Золотому нужно лишь то, что спрятано в моем рассудке. Я жаждал его убить. Я жаждал любить ее, получая взамен ее любовь. Но, уничтожая эти эмоции, затопляя их потоками расплавленного железа, Сетх сжал тиски своего неослабного контроля надо мной. Я снова увидел прежний кошмар. И, ужаснувшись, понял, что убью их всех.
   28
   - Позволь мне забрать его, - попросила Аня.
   Последовало долгое молчание, потом я услышал ответ Золотого:
   - Ты чрезмерно привязана к этому творению. Неразумно позволять тебе...
   - Да как ты можешь позволять ревности влиять на твои суждения в подобный момент?
   - Ревности?! - опешил Золотой. - Да разве ревнует орел к бабочке? Разве Солнце ревнует к праху?
   Смех Ани рассыпался прохладным звоном серебряного бубенчика.
   - Позволь мне позаботиться о нем, помочь ему набраться сил. Может, тогда он сумеет рассказать нам, что с ним произошло.
   - Нет. С моим оборудованием...
   - Ты уничтожишь его разум своими варварскими методами. Я поставлю его на ноги. Затем мы сможем расспросить его.
   - Нет времени!
   - Нет времени? - с откровенной насмешкой подхватила она. - У Золотого, неустанно твердившего, что он способен путешествовать по континууму, как по океану, - и нет времени? Нет времени у того, кто заявляет, будто понимает течения вселенной лучше, чем мореход понимает море?
   Он тяжело вздохнул.
   - Пойдем на компромисс. С помощью своих приборов я могу восстановить его физическое здоровье куда быстрее, чем ты, как бы ты с ним ни нянчилась. Как только он достаточно окрепнет, чтобы ходить и говорить, ты сможешь начать его расспрашивать.
   - Согласна.
   - Но если ты не сумеешь дней за пять выяснить, как он сюда попал, предупредил Золотой, - то я вернусь к своим методам.
   - Согласна, - неохотно протянула Аня.
   Она ушла, а меня снова подняла энергетическая подушка и понесла прочь с лабораторного стола. Попытавшись чуточку приоткрыть глаза, чтобы узнать, куда меня несут, я обнаружил, что не владею собственными веками. Пальцы рук тоже мне не подчинялись; я не мог напрячь ни одной мышцы. Либо Золотой, либо Сетх полностью контролировали мои движения. Наверное, в этот момент они работали заодно.
   Я ощутил, как мое тело вдвигают в какой-то горизонтальный резервуар, похожий на цилиндрическую трубу, холодивший мою обожженную кожу. Послышался гул, мягкое журчание жидкости. Я погрузился в настоящее забытье; рассудок окутала глубочайшая тьма, напряжение полностью покинуло меня. Столь полной расслабленности я не знал веками - будто вернулся в материнское лоно. Последней моей сознательной мыслью было то, что этот металлический или пластиковый цилиндр, по сути, и являлся для меня материнским лоном. Я знал, что рожден не от женщины, как Сетховы рептилии не вылуплялись из яиц.
   Я спал, испытывая невыразимое блаженство забытья без сновидений.
   Пробудил меня мерный говор прибоя, накатывавшегося на песок. Открыв глаза, я обнаружил, что полулежу в кресле - мягком, но упругом, а с высокого балкона открывается прекрасный вид на бирюзовое море, простиравшееся до самого горизонта. В безоблачном голубом небе парила стая грациозных белых птиц. Далеко внизу без малейших усилий скользили среди волн гибкие серые тела дельфинов; их изогнутые плавники на мгновение рассекали поверхность и исчезали, чтобы через пару секунд вынырнуть снова.
   Я набрал полные легкие чистого, свежего воздуха. Ласковое солнце согревало меня своими лучами, а ветерок с моря приносил приятную прохладу. Силы вернулись ко мне. Оглядев себя, я увидел, что одет в шорты и длинную белую сорочку с короткими рукавами.
   Несколько секунд я просто лежал в кресле, наслаждаясь ощущением того, что ко мне вернулись силы. Кожу покрывал здоровый загар, все шрамы и ожоги бесследно исчезли. Руки и ноги снова забугрились мускулами.
   Медленно встав, я убедился, что чувствую себя уверенно, потом подошел к перилам и оглядел бескрайний золотой пляж, расстилавшийся далеко внизу. Никого. Ни единой живой души. Вокруг пляжа росли величавые пальмы, плотной стеной обступавшие здание, в котором я находился.
   Волны с шелестом разбивались о песок. Дельфины серыми стежками мелькали на бирюзовом полотне моря. Одна птица, сложив крылья, с плеском врезалась в воду и тут же вынырнула с рыбой в клюве.
   - Привет!
   Я стремительно обернулся. В проеме дверей балкона стояла Аня. Ее хитон из белого шелка с серебряной нитью поблескивал на солнце. Пышные черные волосы обрамляли ее лицо, классические черты которого воплощали для древнегреческих ваятелей идеал красоты. Богиня Афина вдруг оказалась передо мной во плоти, теплая и полная жизни.
   И тут же удила железной хватки Сетха обуздали мои чувства. Любовь и ненависть, страх и надежда - все было погребено под вечным льдом.
   - Аня... - только и сумел проронить я.
   - Как ты себя чувствуешь? - Она шагнула ко мне.
   - Нормально. Намного лучше, чем... прежде.
   Она заглянула на самое дно моих глаз, и я заметил в ее собственных серебристо-серых глазах тревожный вопрос.
   - Какое сейчас время? - поинтересовался я.
   - Утро, - мимолетно улыбнувшись, ответила она.
   - Нет, я хочу сказать - какой год? Какая эра?
   - Это эра, в которую ты создан, Орион.
   - Золотым.
   - По-настоящему его зовут Атоном.
   - Так египтяне называли своего солнечного бога.
   - Сам знаешь, в самомнении ему не откажешь, - наморщила она лоб.
   - Я был создан, - медленно проговорил я, - чтобы охотиться за Ариманом.
   - Да, вначале. Атон обнаружил, что ты полезен и в других делах.
   - Он безумен, знаешь ли. Золотой - Атон.
   - Орион, мы не бываем безумны. - Улыбка Ани угасла. - Мы слишком совершенны для этого.
   - Вы ведь не настоящие люди, правда?
   - Мы те, кем стали люди. Мы потомки человечества.
   - Но это тело, в котором ты мне являешься... Это иллюзия, так ведь?
   Она сделала последний шаг, преодолев разделявшее нас расстояние, и поднесла ладонь к моей щеке. Ее прикосновение было полно трепетной жизни.
   - Мое тело состоит точно из таких же атомов и молекул, как твое, Орион. В моих жилах течет кровь. Все, как у обычной женщины.
   - А есть ли еще люди? Существуют ли еще настоящие мужчины и женщины?
   - Да, конечно. Некоторые даже живут здесь, на Земле.
   - Расскажи! - возбужденно выдохнул я, понукаемый волей Сетха, затаившейся в моем сознании. Своим голосом, своими словами я взмолился: Я хочу знать все-все, что касается тебя!
   Рассказ Ани занял пару недель.
   Мы странствовали в энергетическом коконе, скользившем над морем, едва касаясь верхушек волн. Среди волн резвились сотни дельфинов, величественные исполины-киты пели в глубинах свои пугающе прекрасные песни. Мы проплывали по прохладным чащам, словно летевшие по воле ветра призраки. По лесам грациозно разгуливали олени - настолько ручные, что можно было их погладить. Мы взмывали над вершинами гор, зелеными лугами и щедрыми степями, окруженные силовым полем - невидимым, но защищавшим от любых опасностей. Стоило нам проголодаться, и блюда появлялись прямо из воздуха - вкусные, будто только из печи.
   Видел я и крохотные деревеньки. На черепичных крышах сверкали панели солнечных батарей, а жившие под этими крышами обыкновенные люди возделывали поля и ухаживали за скотом. Нигде я не видел ни следа дорог или каких-либо повозок. Изрядная часть мира оставалась незаселенной, пребывая в первозданной чистоте, радовавшей глаз зеленью, буйством красок диких цветов и девственно-голубыми небесами.
   Остались даже болота, где встречались и крокодилы, и черепахи, и лягушки. Однажды я заметил силуэт тираннозавра, высившегося над кипарисами, но Аня развеяла мой инстинктивный страх.
   - Весь этот район изолирован силовым экраном. Оттуда даже муха не вылетит.
   Я снова жил бок о бок с любимой женщиной, не расставаясь с ней ни днем, ни ночью. Но мы ни разу не притронулись друг к другу, даже не поцеловались. Потому что были не одни. Я знал, что Сетх затаился во мне. Аня, по-моему, тоже это ощутила.
   И все-таки показывала, каким стал мир во времена творцов. Я даже и не думал, что Земля может быть настолько прекрасной, истинным оплотом жизни, прибежищем мирного покоя и изобилия, уравновешенной экологии, поддерживаемой за счет энергии Солнца под контролем потомков человечества - творцов. Идеальный мир; слишком идеальный для меня. Все здесь было на своем месте. Погода всегда оставалась солнечной и тихой. Дожди шли лишь по ночам, но и тогда нас защищал силовой купол. Даже насекомые не беспокоили нас. У меня вдруг возникло ощущение, что мы движемся через обширный искусственный парк, а все живое в нем - машины, управляемые творцами.
   - Нет, все вокруг настоящее и естественное, - сказала Аня как-то вечером, когда мы лежали бок о бок, глядя на звезды. Орион находился на своем обычном месте; Большая Медведица и остальные созвездия выглядели привычно. Мы забрались в будущее не настолько далеко, чтобы небосвод неузнаваемо изменился.
   Зато багровый Шеол бесследно пропал. Я ощущал тревогу Сетха и наслаждался ею.
   - Поворотным пунктом в истории человечества, - объясняла Аня, - стали события, разыгравшиеся за пятьдесят тысяч лет до нынешней эры. Ученые нашли пути управления генетическим материалом, скрытым в самом сердце каждой живой клетки. Спустя миллиарды лет естественного отбора человечество целенаправленно взяло в руки контроль не только за наследственностью, но и за генетическим усовершенствованием каждого растения и животного Земли.
   Вокруг допустимости генетической инженерии разыгрались жаркие, отчаянные баталии. Разумеется, не обошлось без ошибок и бедствий. Почти столетие планету сотрясали Биовойны.
   - Но шаг был сделан, раз и навсегда, - продолжала Аня. - Как только наши предки научились управлять генами и видоизменять их, вычеркнуть знания из памяти было уже невозможно.
   Слепая естественная эволюция уступила место целенаправленной и управляемой. Того, для чего природе требовались миллионы лет, люди добивались за поколение.
   Срок человеческой жизни увеличивался скачками. Два века. Пять столетий. Тысячелетия. Практически бессмертие.
   Человечество вышло в космос - сначала в Солнечную систему, затем, минуя газовые гиганты, устремилось к звездам в исполинских кораблях, где размещались тысячи мужчин, женщин и детей, посвятивших жизнь поискам новой земли.
   - Кое-кто видоизменил свой облик, чтобы жить в условиях, смертельных для обыкновенных людей, - рассказывала Аня. - Другие решили остаться на борту своих кораблей, сделавшихся для них родиной.
   Но каков бы ни был их выбор, все звездоплаватели сталкивались с одним и тем же вопросом: люди ли они? Хотят ли оставаться людьми? Жесткая радиация космических пространств и чуждое окружение новых миров вызывали у них неуправляемые мутации.
   Они нуждались в мериле, "стандартном образце" нормального земного генотипа, с которым могли бы сравнить себя и принять окончательное решение. Они нуждались в связи с Землей.
   Тем временем на Земле упорные исследователи поколение за поколением подбирались к самой сути природы живого. Стремясь к истинному бессмертию, и никак не менее, они взяли в руки бразды правления собственной эволюцией и положили начало ряду мутаций, которые в конце концов привели к появлению существ, способных по своей воле осуществлять взаимопреобразование вещества и энергии, превращая свои тела в сферы чистого света, питавшиеся лучистой энергией звезд.
   - Творцы, - подсказал я.
   Аня склонила голову, но возразила:
   - Еще не творцы, Орион, поскольку мы ничего не сотворили. Мы лишь стали конечным итогом исканий, начатых, пожалуй, еще первыми людьми, осознавшими, что смерть неизбежна. Они так и не стали истинно бессмертными. Их можно убить. У меня сложилось впечатление, что они даже убивали друг друга на самом деле, только давным-давно в прошлом. Но все-таки они фактически бессмертны. Их жизнь может длиться вечно - до тех пор, пока существует источник энергии. Для подобных созданий время не имеет значения. Но бессмертные потомки любознательных приматов, имевшие в своем распоряжении целую вечность, считали время брошенным им в лицо вызовом.
   - Мы научились манипулировать временем, - продолжала Аня. - Для нас транслировать себя в прошлое и в будущее ничуть не труднее, чем пройти по лугу.
   И тогда они, к своему ужасу, обнаружили, что в пространственно-временном континууме существует отнюдь не одна вселенная.
   - Вселенных бесчисленное множество, они постоянно расщепляются и сливаются, - сообщила Аня. - Атон - Золотой - обнаружил вселенную, в которой господствующей расой на Земле стали неандертальцы, а люди вовсе не появились.
   - Неандертальцы прекрасно приспособились к окружавшему их миру, вспомнил я. - У них не было нужды в развитии техники или науки.
   - И эта вселенная вторглась в нашу собственную. - Серебристо-серые глаза Ани затуманились, словно она заглянула в те дни. - Перекрытие оказалось весьма основательным, и Атон испугался, что наша вселенная будет поглощена полностью, а нас поглотит небытие.
   Для существ, которые только-только обрели бессмертие, эта весть прогремела, как гром с ясного неба, посеяв в их сердцах панику и страх. Что толку в бессмертии, если вся вселенная развеется в космической круговерти?
   - Тогда-то мы и стали творцами, - проронила Аня.
   - Золотой сотворил меня.
   - И еще пять сотен человек.
   - Чтобы истребить неандертальцев, - припомнил я.
   - Чтобы сделать вселенную безопасной для человечества, - вкрадчиво поправила Аня.
   Золотой, непомерно возгордившись своей (моей) победой над неандертальцами, начал выявлять прочие критические точки пространственно-временного вектора, где, по его мнению, следовало изменить естественное течение событий. И, пользуясь мной в качестве орудия, снова и снова вторгался в континуум.
   Вскоре Золотой выяснил, к собственному ужасу и гневу остальных творцов, что стоит однажды вмешаться в ткань пространственно-временного континуума, и мириады образовывавших ее мировых линий начинают расползаться. И чем старательней пытаешься связать свободные концы нитей, тем сильней континуум искривляется и видоизменяется. И не остается выбора, приходится воздействовать на континуум вновь и вновь, поскольку нельзя позволить линиям снова развернуться вдоль естественных направлений.
   "Да, - зашипел во мне Сетх, - напыщенный примат мечется, бестолково суетится, растрачивая энергию зря, легко отвлекаясь то на одно, то на другое, будто болтливая мартышка. Я положу этому конец. Навсегда".
   Я изо всех сил пытался сказать Ане, что манипулировать пространственно-временным вектором могут и другие. Но даже эта малость не проскользнула мимо бдительного Сетха. От усилий лоб мой покрылся испариной, на верхней губе крупными каплями выступил пот, но Аня ничего не замечала.
   - Итак, теперь мы обитаем на этой планете, - промолвила она.
   Мы сидели в энергетической сфере, мчась над синевой океана, покрытого длинными прямыми гребнями волн, катившимися от одного края Земли до другого почти в идеальном порядке.
   - И манипулируете континуумом, - отметил я.
   - Вынуждены, - согласилась Аня. - Теперь стоит остановиться, и все рухнет.
   - А это означает...
   - Небытие. Исчезновение. Мы перестанем существовать, а вместе с нами и весь род людской.
   - Но ты же сказала, что люди разлетелись по всему космосу!
   - Да, но они родом отсюда. Их линия жизни начинается на Земле, а затем уж протягивается в галактику. Но все равно, отсеки хоть частичку этой линии, и она расползется вся.
   Наш легкий экипаж летел к ночной стороне планеты. Мчась быстрее и выше птиц над широчайшим океаном Земли, мы нежились в тепле и покое.
   - А вы поддерживаете связь с остальными людьми - с теми, кто ушел к звездам?
   - Да, - отозвалась Аня. - Они по-прежнему присылают сюда своих представителей, чтобы контролировать генетический дрейф своего населения. Мы взяли за эталон человека каменного века, перед самым появлением земледелия. Таков наш "нормальный" генотип, с которым соизмеряются остальные.
   Мне на память пришли рабы, встреченные в саду Сетха, - покалеченный Пирк, коварная Рива и готовый на предательство, трусливый Крааль. И тут же послышался шипящий смех Сетха. Вот уж действительно нормальные люди!
   Я погрузился в молчание, а Аня последовала моему примеру. Мы возвращались в город; насколько я мог судить - единственный все еще населенный город Земли. Мы не раз проплывали над безмолвными, заброшенными руинами древних городов, защищенными от сокрушительного действия времени радужными энергетическими куполами. Некоторые города были разрушены войнами. Другие просто пустынны, словно все население до последнего человека в один прекрасный день решило покинуть свои дома. Или вымерло.
   Уровень моря повысился, и немалая часть разросшихся вширь городов была затоплена. Силовая сфера несла нас над залитыми водой проспектами и широкими площадями, где теперь резвились кальмары и рыбешки, серебристо поблескивавшие в лучах солнца, пронизывавших прозрачную воду.
   Наше путешествие подходило к концу. Мы приближались к последнему живому городу Земли, огромному музею-лаборатории, где Золотой и остальные творцы бились над сохранением своей вселенной, и я наконец набрался храбрости задать Ане самый важный для меня вопрос.
   - Ты... то есть мы... - запинаясь, пролепетал я.
   Посмотрев на меня лучистыми серыми глазами, она улыбнулась.
   - Знаю, Орион. Мы любим друг друга.
   - Ты... ты любишь меня и сейчас?
   - Ну конечно да. Ты разве не знал?
   - Тогда почему ты предала меня?!
   Я выпалил эти слова, прежде чем Сетх успел остановить меня, прежде чем до моего собственного сознания дошло, что я собираюсь их произнести.
   - Что?! - поразилась Аня. - Предала тебя? Когда? В чем?
   Все мое тело скорчилось в судороге сверхъестественной муки. Боль пронзила огненной иглой каждый нерв. Я не мог говорить, не мог даже шелохнуться.
   - Орион! - выдохнула Аня. - Что с тобой?!
   Казалось, я впал в кататонию - одеревенел и замер, как гранитная статуя. Я сгорал на медленном огне нестерпимой пытки, но не мог закричать, не мог даже всхлипнуть.
   Тронув меня за щеку, Аня испуганно отдернула руку, будто обожглась о бушевавшее во мне пламя. Затем медленно, осторожно снова приложила ладонь к моему лицу. Ее прохладное, успокаивающее прикосновение словно умерило пыл моих страданий.
   - Я люблю тебя, Орион, - негромко, почти шепотом произнесла Аня. - Я приняла человеческий облик, чтобы быть рядом с тобой, потому что люблю тебя. Я люблю в тебе сильного, отважного и стойкого человека. Ты создан быть охотником, убийцей, но ты превзошел возможности, заложенные в твой разум Атоном.
   Неукротимая ярость Сетха бушевала во мне, но боль понемногу угасала, затихала, так как ему приходилось растрачивать энергию на то, чтобы удерживать барьер, скрывавший постороннее присутствие от проницательного взора Ани.
   - Милый, мы прожили вместе множество жизней, - говорила моя любимая. Ради тебя я заглядывала в глаза неотвратимой смерти, и ты погибал за меня. Я ни разу не предала тебя и никогда не предам.
   "Предала! - отчаянно кричал мой мозг. - Предашь! Как я предам тебя и убью вас всех".
   Но я не сказал ни слова.
   29
   - Он в кататонии, - усмехнулся Золотой.
   - Он в чужой власти, - возразила Аня.
   Она доставила меня не в лабораторию Золотого, а в небоскреб, где была моя временная квартира до того, как мы с Аней отправились в кругосветное путешествие.
   Я мог ходить. Мог стоять. Должно быть, ел и пил. Но совершенно не мог говорить. Все тело стало каким-то деревянным, онемевшим.
   Я стоял, как автомат, посреди просторной гостиной, вытянув руки по швам, уставившись неподвижным взглядом в зеркальную стену, где отражалось мое пустое лицо и окостеневшее тело.
   На Золотом была туника из светившейся ткани, доходившая ему до колен и прекрасно облегавшая его торс. Уперев кулаки в бока, он презрительно фыркнул.
   - Ты хотела излечить его добротой и лаской, а сама довела до кататонии!
   Аня после приезда переоделась в белоснежное платье без рукавов, перехваченное на талии серебряным поясом.
   - Тот, кто пытал его, управляет его разумом, - дрогнувшим от напряжения голосом произнесла Аня.
   - Как он попал сюда? - гадал Золотой, разгуливая вокруг меня с видом человека, осматривавшего борова-медалиста. - Убежал ли он от пыток или его сюда послали?
   - Я бы сказала, послали.
   - Да, согласен. Но зачем?
   - Позовите остальных, - услышал я собственный голос, звучавший полузадушенно.
   Золотой пристально посмотрел на меня.
   - Позовите остальных. - Голос мой окреп и обрел звучность, точнее, голос Сетха, неподвластный мне.
   - Остальных творцов? - переспросила Аня. - Всех?
   Я ощутил, как моя голова помимо моей воли задергалась вверх-вниз: раз, другой, третий.
   - Приведите их. Всех. - После паузы я добавил: - Пожалуйста.
   - Зачем? - настойчиво поинтересовался Золотой.
   - То, что я должен вам сказать, - моими устами изрек Сетх, - следует сообщить всем творцам одновременно.
   Золотой молча вглядывался в меня.
   - Они должны быть в человеческом облике, - заставил меня уточнить Сетх. - Я не могу общаться с сияющими шарами. Я должен видеть человеческие лица.
   Золотой прищурил свои желтоватые глаза, но Аня кивнула ему. Я хранил молчание, подвластный телепатической силе Сетха, не в состоянии шевельнуться или добавить хоть слово.
   - Если здесь собрать всех, то ничего толкового не выйдет, кроме духоты и сутолоки, - заявил Золотой, и нотки былого презрения снова зазвучали в его голосе.
   - Тогда на главной площади, - предложила Аня. - Там места хватит на всех.
   - Итак, на главной площади, - кивнул он.
   Их оказалось всего двадцать. Двадцать величавых особ, взваливших на себя бремя управления пространственно-временным континуумом. Двадцать бессмертных, вынужденных трудиться в поте лица, чтобы континуум не рухнул им на головы.
   Они поражали взор великолепием. В человеческом облике они казались поистине богоподобными. Статные, крепкие мужчины с ясными глазами, стройными, мускулистыми руками и ногами - по большей части гладко выбритые, хотя встречались и бородатые. Женщины изысканные, изящные, как пантеры или гепарды, за хрупкой внешностью которых таилась мощь. Их безупречная кожа сияла, волосы окружал светлый ореол, глаза сверкали ярче драгоценных камней.
   Видя их одеяния - блестящие костюмы из металлических волокон, спадающие мягкими складками хитоны, длинные развевающиеся плащи, даже филигранно отделанные латы, - я почувствовал себя чуть ли не оборванцем в своей простой тунике и шортах.
   Мы собрались на прямоугольной площади, гармонично выдержанной в пропорциях золотого сечения. По углам ее возвышались мраморные колонны и обелиски из нестареющего золота. К длинной стороне площади примыкал древнегреческий храм, настолько напоминавший Парфенон в дни его великолепия, что я не смог решить - то ли творцы скопировали его, то ли оттранслировали из Акрополя сквозь пространство и время, чтобы поставить здесь. Напротив Парфенона стоял богато украшенный буддистский храм; золотой Будда безмятежно взирал через площадь на мраморную Афину с копьем и щитом в руках. С торцов площадь замыкали круто взмывавший в небо шумерийский зиккурат и грандиозная пирамида майя; их разительное сходство навело меня на мысль, что идея возведения обоих храмов исходила от одного и того же лица.