Бова Бен. Властелины погоды (сборник)

 
   Я проснулся поздно, поспешно натянул на себя костюм и вызвал машину, чтобы ехать в Климатологический отдел. Пока машина с автоводителем пробиралась сквозь немыслимую кутерьму Бостона, я купил на завтрак в автомате-буфете, установленном на спинке заднего сиденья, лучшее из того, что мне могли предложить: синтетический фруктовый сок, подогретый бисквит и порошковое молоко.
   Из машины я позвонил в Отдел. Секретарша Россмена сообщила, что он занят, но пошлет кого-нибудь встретить меня в холле.
   Автомобильная стоянка возле Бюро была забита машинами, а в холле металось множество людей. Я назвал свое имя дежурному, тот кивком указал мне на тоненькую хорошенькую блондинку в светло-зеленой юбке и такого же цвета свитере, сидевшую за столом. От всей ее легкой фигурки, казалось, исходил аромат свежести, цветущих полей.
   — Присцилла Барневельд, — представилась она. — Доктор Россмен просил сопровождать вас, чтобы вы не заблудились по пути в Сектор.
   Я заметил, что глаза у нее серовато-зеленого цвета, слегка удлиненное лицо с правильными чертами заканчивалось небольшим, но решительным подбородком.
   — Да-а, — протянул я, — вы, пожалуй, самый приятный из всех сюрпризов, с которыми мне довелось встретиться в Бюро погоды.
   — А это самый приятный комплимент… по крайней мере за сегодняшний день. — Она говорила с легким, едва заметным акцентом. — Лифты вон там.
   — Не забудь очки, Барни, — напомнил ей дежурный.
   — О, спасибо, — она вернулась к креслу, в котором сидела, и подобрала очки. — Без них я бы весь день напролет щурилась.
   — А почему Барни? — спросил я, пока мы шли к лифтам.
   Улыбка скользнула по ее лицу.
   — Это лучше, чем «Присей» или «Силли», не правда ли?
   — Да, конечно. — Двери лифта распахнулись, и мы вошли в кабину. — А это вам не мешает порой?
   — Да не такой уж я пунктуальный человек… особенно в отношениях с людьми… Третий этаж, пожалуйста, — сказала она в щелку панели автоматического управления лифтом.
   Оформление документов в секции обслуживания на установку у нас в Гонолулу службы срочного прогнозирования доктора Россмена заняло у меня почти час. Барни помогала мне и, когда все нужные бумаги были заполнены, заложила их в автомат-исполнитель, который занимал большую часть помещения. Потом она спросила:
   — А вы видели все здание? Я бы могла устроить вам официальную экскурсию, хотите?
   «Только этого мне не хватало», — подумал я; впрочем, это все же лучше, чем торчать в аэропорту в ожидании очередного рейса.
   — Ну, что ж, показывайте.
   Экскурсия заняла остаток утра. Здание оказалось гораздо вместительнее, чем можно было предположить, обозревая его снаружи. С задней стороны находилась пристройка, где размещались магазины и склады запасного оборудования. Барни показала мне лаборатории, в которых занимались изучением свойств воздуха при различных давлениях и температурах: его химическим составом, способностью поглощать тепловую энергию, влиянием содержания водяного пара, частиц пыли и множеством других явлений. По пути к вычислительному центру мы оказались в теоретическом секторе.
   — У теоретиков особо нечего смотреть, — сказала Барни, когда мы проходили мимо их небольшого помещения. — Только и знают, что целыми днями сидят и пишут уравнения, которые мы потом должны решать.
   Вычислительный центр производил сильное впечатление: ряд за рядом тянулись гудящие компьютеры, из кассет выползали спирали перфолент, куда-то бежали девушки, печатающие устройства выстреливали длинные свитки непонятных цифр и символов.
   — Здесь я работаю, — донесся до меня голос Барни сквозь шум машин. — Я математик.
   Я рассмеялся.
   — Для не очень-то пунктуального человека, как вы изволили выразиться, это весьма неожиданная профессия.
   — Я не очень пунктуальна только с людьми, — возразила она. — Другое дело с компьютерами. Я прекрасно лажу с большими машинами. Они не проявляют нетерпения, им незнакома смена настроений. Они строго логичны. Нужно только задать им программу на будущее. С ними гораздо легче договориться, чем с людьми.
   — Но с ними, наверно, довольно скучно, — заметил я.
   — Ну, а люди, особенно некоторые, иногда раздражают, отпарировала Барни.
   — Это место, — сказал я, наблюдая за девушками, обслуживающими компьютеры, — представляется мне гаремом для метеорологов.
   Барни кивнула.
   — Здесь и в самом деле то и дело завязываются романы. Я частенько говорю, что, если бы программистами были мужчины, в отдел наведывалось бы вдвое меньше мужчин с требованиями специального программирования.
   — Вероятно, женский труд дешевле.
   — И лучше, во всяком случае, если говорить об аккуратности, — горячо заверила меня Барни.
   — Простите, я сказал, не подумав. Такая у меня дурная привычка. Я не имел в виду…
   — Я не обижаюсь, — улыбнулась Барни.
   Чтобы переменить тему разговора, я сказал:
   — Вчера вечером я встретился с доктором Барневельдом это ваш отец или дедушка?
   — Дядя, — ответила Барни. — Ян Барневельд. Он получил Нобелевскую премию за исследования физической химии воздуха. Это он изобрел первые препараты для засеивания облаков, которые воздействуют на непереохлажденные облака.
   Звучало внушительно, хотя я не имел ни малейшего представления о предмете разговора.
   — Мой отец — Ханнес Барневельд, они с мамой работают в Обсерватории Стромло в Южной Африке.
   — Астрономы?
   — Да, отец — астроном, а мама — математик. Они работают вместе.
   Я улыбнулся.
   — Значит, вы пошли по стопам своей матери.
   — Вот именно. Пойдемте. — Она взяла меня за руку и провела сквозь узкий ряд компьютеров. — Тут есть еще одно место. Если там не побывать, экскурсию нельзя считать завершенной.
   Мы ступили через порог в темноту. Барни закрыла за собой дверь, и мы оказались словно за сто миль от вычислительного центра. В комнате было прохладно и стояла умиротворяющая тишина. Постепенно, когда глаза немного свыклись со слабым освещением, я понял, что это было.
   Я услышал собственный вздох.
   Мы стояли перед экраном высотой футов в двадцать, на котором умещалось все Западное полушарие. Я легко мог различить континенты Северной и Южной Америки, хотя тучи закрывали широкие участки суши и моря. От ослепительного блеска Арктики и всплесков света — голубого, зеленого, красного, белого — буквально перехватывало дыхание.
   На противоположной стене располагалось другое полушарие: Европа, Азия, Африка, огромный Тихий океан — оно занимало еще два экрана.
   — Никто из тех, кто здесь побывал, не остался равнодушным к этому зрелищу, — тихо сказала Барни. — И меня оно потрясает всякий раз, когда я сюда прихожу.
   — Это… — я не сразу нашел нужное слово, — это… невероятно!
   — Изображения мы получаем с синхронных космических станций. Одним взглядом можно окинуть весь мир и представить себе метеорологическую картину Земли.
   Барни подошла к пульту в центре комнаты, легко коснулась нескольких контрольных кнопок, и на экранах поверх телевизионных изображений появились карты погоды.
   — Можно вернуться назад, — она вновь прошлась пальцами по кнопкам, — вот так, например, карта погоды выглядела вчера… — карта сдвинулась и немного изменилась, — или позавчера… неделю назад… в прошлом году…
   — А какая она будет завтра? На следующей неделе? Через год?
   — Завтрашняя — пожалуйста… — Карта снова слегка изменилась, и я увидел, куда завтра переместится шторм, бушующий сейчас над драгами нашей фирмы.
   — Мы можем дать вам приблизительную сводку погоды на следующую неделю, — сказала Барни, — но она настолько неопределенна, что мы не хотим тратить сил даром и не составляем таких прогнозов. Что же касается погоды на следующий год, тут она заговорщически понизила голос, — посоветуйтесь с «Альманахом старого фермера». Мы все так делаем.
   — И Тэд Маррет тоже?
   — Вы знаете Тэда? — удивилась она.
   — Мы впервые встретились вчера вечером. Разве ваш дядюшка не рассказывал об этом?
   — Нет, скорее всего забыл. Забывчивость — наша фамильная черта.
   — А не знаете, Тэд здесь? Я бы хотел поговорить с ним.
   — По утрам он занят в Массачусетском технологическом. Обычно мы встречаемся во время ленча, — сказала Барни.
   Я взглянул на часы. Было около двенадцати.
   — А где вы завтракаете?
   — В нашем здании есть кафетерий. Хотите к нам присоединиться?
   — Если не возражаете.
   — Но предупреждаю, — сказала она серьезно, — обычно ничего, кроме деловых разговоров, за ленчем не бывает.
   — Если деловые разговоры касаются управления погодой, я с удовольствием их послушаю.

3. АЭРОДИНАМИКА ПЛЮС ВОДА

   Кафетерий при Климатологическом отделе — большой, шумный, переполненный людьми, — произвел на меня тягостное впечатление. Стены были выкрашены в унылый серый цвет, а от жалких попыток как-то украсить их почти не осталось и следа. Люди протискивались к стойке или толпились возле ничем не покрытых пластиковых столов. Да и еды-то практически не было одни концентраты и синтетика, малоаппетитные блюда, хотя Барни, казалось, была вполне довольна выбором.
   — Вы не голодны? — спросила она, пока мы отыскивали свободный столик.
   У меня на подносе почти ничего не было.
   — Я… Дело в том, что я привык к гавайской кухне, — неловко солгал я.
   — Тут в окрестных городишках есть рестораны и получше, ну, и в Бостоне, конечно. Но они довольно дорогие.
   — Настоящее мясо стоит того.
   Барни бросила на меня испытующий взгляд и переменила тему разговора.
   Мы наконец нашли столик и сели. В это время в кафетерии появился Тэд Маррет.
   — Вот Тули Нойон и Тэд, — показала Барни на двух мужчин, которые брали подносы и проталкивались в очередь. — Тули приехал из Внутренней Монголии. Тэд нашел его в Массачусетсом технологическом и подыскал ему работу здесь, правда, не на полный день. Он химик-кинетик.
   — Кто, кто?
   — Химик-кинетик, — повторила она. — Тули работал с моим дядей над новыми катализаторами, способными изменить энергетический баланс воздушной массы.
   — О, это что-то вроде засеивания облаков?
   — Вот именно.
   Тули был массивного телосложения и от этого но казался очень высоким, но я заметил, что ростом он почти с Тэда. У него было круглое, широкоскулое лицо с плоскими чертами — он скорее мог сойти за эскимоса, чем за азиата.
   Пробираясь к нашему столику, они не переставали разговаривать — впрочем, говорил в основном Тэд. В одной руке он умудрялся держать тяжело нагруженный поднос, а другой оживленно жестикулировал. Время от времени Тули с непроницаемым видом кивал головой.
   Когда они поставили свои подносы на наш столик, я встал. Тэд кивком поздоровался с нами и, как ни в чем не бывало, продолжал начатый разговор:
   — Так что Густафсон разрешил мне использовать их компьютер с полуночи до четырех утра, если я найду программиста. Я полагаю, Барни, что ты как раз подходишь для этого.
   Тули, все еще не садясь за столик, представился:
   — Я Тули Нойон, друг и помощник этой рыжеволосой говорящей машины.
   Я засмеялся.
   — А я Джерри Торн.
   Мы пожали друг другу руки и сели.
   — А, забыл вас представить, — пробормотал Тэд, уже принявшись за еду. — Голова полна дел посерьезней. Барни, ты должна выкроить время и составить программу для машины МИТа. А может, урвешь немного времени для меня и здесь? Для хорошего дела.
   — Вечно у тебя «хорошие дела», — проворчала Барни, однако улыбнулась.
   — Тэд почти убедил меня, что может составить прогноз погоды на две, а то и на три недели вперед, — сказал Тули.
   — Используя уравнения турбулентного переноса? — спросила Барни.
   Тэд кивнул, заглатывая огромный кусок бифштекса из искусственного мяса.
   — И ваш прогноз погоды на две недели будет вернее, чем предсказания Бюро погоды на тридцать дней? — спросил я.
   Он наконец с трудом проглотил кусок.
   — Вернее? Никакого сравнения, приятель. Эти бредовые ежемесячные диаграммы Россмена ничего не отражают, кроме самых общих представлений о погодных тенденциях в данном регионе температура, количество осадков для таких районов, как Новая Англия или юго-запад в целом. Прогноз температуры оправдывается на семьдесят пять процентов, а осадков — меньше чем на пятьдесят. В общем ерунда.
   — А ваши прогнозы?
   — Гарантирую девяносто пять процентов точности. А по местности — до одного метра. Еще немного поработать, и я скажу, на какой стороне улицы пойдет дождь. Часы будете проверять по моим прогнозам!
   — Тэд, конечно, немного преувеличивает, — сказал Тули, по месячные прогнозы, действительно, весьма приблизительны: даже прогнозы Бюро погоды и его местных отделений на три дня вперед оправдываются процентов на девяносто, не больше.
   — И вовсе я не преувеличиваю, — настаивал Тэд. — Бюро в лучшем случае может предложить лишь самый общий прогноз температуры, ветров и осадков. Да я сам видел, как программисты закладывали в компьютер бабушкины присказки, вроде, знаете, такой: «Небо красно поутру — моряку не по нутру». Ну, по ерунда ли это? А результат был ничуть не хуже, чем ежедневные сводки Бюро погоды. Клянусь! А я делаю точные прогнозы. С точностью «скорость ветра — миля в час, количество осадков — два—три миллиметра».
   — Если получится, — сказал Тули, — это будет сенсация!
   — Ладно, мой скептически настроенный Конфуций, я собственноручно вычислил погоду на оставшиеся дни недели в Бостоне. Если прогноз оправдается, закладываем в машину прогноз погоды на неделю вперед на континентальные районы Соединенных Штатов.
   — Скромное начало, — бесстрастно произнес Тули. — Почему бы не составить месячный прогноз для всего мира?
   Тэд взглянул на него.
   — Возможно, через недельку я так и сделаю.
   — Чует мое сердце, не до сна нам будет, начиная с этого момента и вплоть до понедельника, — сказала Барни.
   — А может, и всю следующую неделю, — весело откликнулся Тэд. — Я намерен предсказать климатические изменения на три месяца вперед.
   Тули сказал:
   — Когда ты получишь, наконец, свою степень, тебе придется поделить ее с Барни.
   — Я грозил жениться на ней. Если ее и это не пугает, ее не испугаешь ничем.
   Барни промолчала, и беседа, казалось, зашла в тупик.
   — Можно спросить?
   — Конечно, Джерри.
   — Вы тут говорили о прогнозах погоды и предсказаниях изменения климата. Какая между ними разница?
   Тэд управился наконец со своим белковым концентратом.
   — Как сыграли «Красные носки» вчера вечером?
   — А?
   — Они выиграли со счетом четыре—ноль, — ответил Тэд самому себе.
   — Но какое это имеет отношение…
   Он будто не слышал меня.
   — Позавчера они тоже выиграли, шесть—пять. А вот в понедельник продулись, восемь—один.
   — Варварская игра, — пробормотал Тули. — Никогда не заменит стрельбу из лука.
   — Так вот, каждая игра, — продолжал Тэд, не обращая внимания на Тули, — это как погода каждого дня.
   — То есть, по-вашему, каждый день она разная?
   — То гладкая, то жесткая, напряженная игра, то легкая победа… и все это бейсбол. Казалось бы, все игры проводятся по одним правилам, и вместо с тем ни одна не повторяет полностью другую. Так?
   Я кивнул.
   — А теперь скажите, какое место в таблице занимает команда «Красные носки»? Четвертое, да? Две игры отдали «Сэттлу»… Вот вам климат на данный сезон… грубо говоря. В прошлом, году они были на шестом месте — семнадцать игр отдали ни за понюшку табаку, пентюхи.
   — Кажется, я понял. Окончательный итог…
   — …каждодневных погод в течение продолжительного времени составляет климат, — закончил Тэд. — Можно предсказать, например, что в этом году «Носки» будут где-то между третьим и шестым местом. Это, пожалуй, несложно. А вот чем закончится завтрашний матч, сказать труднее. Верно?
   — Думаю, это мне понятно.
   — Вот и хорошо. — Тэд вновь обратился к Барни и Тули. Если мне удастся достать вам в помощь еще двух парней, мы сумеем дать прогноз погоды для любого района нашей страны на две—три недели вперед. Как, годится для докторской диссертации?
   — Не знаю, как для диссертации, — сказал я, — но ото как раз то, ради чего я сюда приехал.
   Кафетерий понемногу пустел, а я все рассказывал о штормах в Тихом океане, об отцовских подводных хозяйствах, о гибнущих драгах.
   Тэд внимательно все выслушал, потом сказал:
   — Да, паршивый для тех мест год выдался, это точно. Всегда так при минимуме солнечных пятен. Но вам нужны не долгосрочные прогнозы. Вы нуждаетесь в управлении погодой.
   — Я об этом и просил доктора Россмена, а он сказал, что это невозможно.
   — Правильно… С его точки зрения.
   — А с вашей?
   В кафетерии становилось все тише. Тэд придвинулся ближе к столику и понизил голос.
   — Послушайте, что нужно для того, чтобы управлять погодой? Во-первых, исчерпывающая информация о том, что происходит в данный момент, какая где стоит погода. Этим мы располагаем. Во-вторых, мы должны вносить изменения в погоду там и тогда, где и когда нам нужно. Настоящие изменения, не какие-нибудь трюки. Такие ребята, как Тули и старина Барневельд, выпускают отличные химикалии для засеивания облаков и изменения баланса энергии. А у наших ВВС на орбите есть такие лазеры, с помощью которых можно поджарить яичницу с расстояния в тысячу миль.
   Он отхлебнул глоток кофе и продолжал:
   — В-третьих, мы должны знать баланс энергии атмосферы в глобальном масштабе. Это мы можем сделать уже сейчас. И последнее: мы обязаны располагать точным прогнозом погоды для всех точек Земли на недели, а то и месяцы вперед. Только тогда можно рассчитать, какие изменения мы вызовем. Никто не станет усмирять шторм, если есть хоть малейшая угроза вызвать тем самым снежный ураган во Флориде.
   В чем в чем, а в логике ему не откажешь.
   — Понятно, — сказал я. — Насколько я понял, в настоящее время вы заняты решением именно этой, последней проблемы разработкой точнейших долгосрочных прогнозов.
   — К концу этой недели выяснится, способны ли мы на это. Мне кажется, способны.
   — И ты в самом деле веришь, — спросила Барни, сосредоточенно нахмурившись, — что уравнения турбулентного переноса являются ключом к точному долгосрочному прогнозированию?
   — В них все дело! — настаивал Тэд. — Ты посмотри. Что такое погода? Это же турбулентные потоки воздуха… простая аэродинамика плюс вода. — Он повернулся ко мне и продолжал: — Вода — вот где собака зарыта… В виде пара, дождя, снега или льда. Она способна высвобождать тепло или поглощать его. И что нам совершенно необходимо для прогнозирования — это информация о том, когда и сколько снега или дождя выпадет на нашу долю. Так?
   Я кивнул.
   — Так вот, с точки зрения специалиста по аэродинамике, проблема погоды — в определении пограничного слоя воздуха, прилегающего к поверхности Земли. Но это турбулентныйпограничный слой, что сразу же усложняет проблему. Когда на вас дует ветер, разве вы ощущаете его как постоянный, ровный поток определенной силы? Он налетает порывами, шквалами и не изменяется секунду—другую, не дольше. Потому что он турбулентный!
   — Турбулентный поток, — пояснил Тули, — означает, что движение в нем происходит сразу в двух направлениях — горизонтальном и вертикальном. По всей тропосфере, то есть в нижнем слое атмосферы, воздух находится в постоянном турбулентном движении. Над тропопаузой…
   — Это верхняя граница тропосферы, — дополнила Барни. Высота примерно от двадцати до сорока тысяч футов.
   — Да, — продолжал Тули, — так вот, над тропопаузой находится стратосфера. Воздушный поток там течет почти совершенно ламинарно, он движется горизонтально, с очень незначительными вертикальными колебаниями.
   От всего услышанного у меня голова пошла кругом.
   — Постойте! Кто-то из вас — кто именно, не помню — назвал воздух потоком. Я не ослышался?
   — Потоки могут быть жидкими, газообразными и плазменными, — уточнил Тули.
   — Понятно? — спросил Тэд. — То, что мы называем «погодой», существует только в тропосфере, то есть в турбулентном потоке. Выше тропопаузы нет ни турбулентности, ни погоды.
   — Там струйные течения, — сказал Тули. — Они тоже определенным образом влияют на погоду.
   — Конечно. А еще выше можно обнаружить электрически заряженные слои в ионосфере, и магнитные бури от вспышек на Солнце, и частицы космических лучей, и мало ли еще чего. Но это уже воздействия второго, а то и третьего порядка. На ежедневную погоду у нас здесь, внизу, они существенно не влияют. Хотя могут повлиять на климат.
   — Но все-таки кухня погоды находится в турбулентном слое воздуха? — попытался я внести ясность в собственные представления.
   — Правильно. Поэтому до работ Института Крейчнана, позволивших следить за тем, что происходит в турбулентных потоках, не было реальной возможности предсказывать погоду. Мне удалось использовать работу Крейчнана для прогнозирования погоды. Если все пойдет так, как я это себе представляю, мы действительно сможем научно предсказывать погоду, а не гадать на кофейной гуще.
   — Но как сейчас делаются прогнозы? Они не так уж плохи без всех этих рассуждении о турбулентности.
   Тэд усмехнулся и откинулся на спинку стула.
   — Как они делаются сейчас? По-всякому. Подбрасывают монету, играют в рулетку, ждут появления болей в суставах…
   — Тэд, будь справедливым, — сказал Тули. — Техника прогнозирования опирается в основном на регулярно повторяющиеся наблюдения…
   — Смотрят в окошко, как там погода, — прервал его Тэд, и стараются определить, что будет в ближайшее время. Довольно сложно, но справляются с этой задачей неплохо, только на короткие периоды — день-два, не больше.
   Тули кивнул.
   — Мы сейчас можем видеть весь земной шар благодаря спутникам. А математические модели позволяют метеорологам в деталях и с известной точностью предсказывать, в каком направлении будет изменяться погода на поверхности Земли.
   — Пока еще многое делается впустую, — упорствовал Тэд.
   Тули вновь согласно кивнул головой.
   — Все это довольно запутанно, — сказал я и оглянулся. Только тут я заметил, что в кафетерии, кроме нас, никого нет.
   — Закрывают, — сказала Барни. — Если мы не хотим, чтобы нас вымели отсюда уборщики…
   — В самом деле, пора за работу, — сказал Тэд.
   Мы направились к дверям.
   — А идея об управлении погодой — это серьезно? — спросил я Тэда.
   На бесстрастном лице Тули впервые прорезалась улыбка.
   — Задайте лучше ему вопрос потруднее, например, собирается ли он дышать весь остаток дня.
   — Значит, все решено, — сказал я, когда мы выходили в холл.
   — Если наша схема прогнозирования погоды сработает, — ответил Тэд, — нам потребуется лишь одно…
   — Что именно?
   — Разрешение.
   — Только-то? Так ведь доктор Россмен будет рад предоставить в ваше распоряжение все во имя такого дела.
   Тэд покачал головой.
   — Это новая идея. И что того хуже — не его.
 
   Росла гора. Протяженностью, как Альпы, выше Гималаев, гигантская, невидимая гора воздуха формировалась над Атлантическим океаном в районе между Бермудами и Американским континентом. Холодный, плотный воздух опускался с высоты под влиянием низкой температуры и скапливался над поверхностью океана. Гора росла и ширилась, настоящая гора, увенчанная вершиной. Но она двигалась. Она вращалась по часовой стрелке, закручиваясь в спираль над океаном, ветры из-под ее основания устремлялись вдоль моря и его берегов. Высокое давление придавливало ее, выталкивало ее западные отроги чуть ли не на сотню миль внутрь Американского континента. Теплый субтропический воздух с Карибского моря и Мексиканского залива поднимался на север вдоль восточного побережья, неся с собой тепло и влагу. Часть теплого воздуха, более подвижного и легкого, чем сжатая высоким давлением гора, поднялась над холодной плотной воздушной массой. Вверху она охладилась, водяные пары сконденсировались и облачным душем пролились на землю. Метеорологи заговорили о зоне высокого давления на Бермудах, а люди на улицах Бостона просто сказали: «Весна. Пришла наконец».
 
   Под теплым весенним дождем я вернулся в отель. От скудного завтрака живот подвело, голова раскалывалась при мысли, что я скажу отцу. Еще из машины я позвонил в «Торнтон аэроспейс» и заказал билет на ракету в Гонолулу. Поднимаясь в номер, сказал портье, что не знаю, сколько еще пробуду, заказал обед и вызвал отца.
   — …Вот что сказал Россмен, — подытожил я свой пятнадцатиминутный доклад. — Он готов предоставить в наше распоряжение службу срочного прогноза, но управлять штормами, заставить их менять направление, по его мнению, невозможно.
   Отец нахмурился.
   — Это нас не спасет, Джереми.
   — Знаю.
   Видеофон находился на столике рядом с подносом, на котором принесли еду. Я встал с дивана и прошелся по комнате.
   — Перестань болтаться, сядь, чтобы я мог тебя видеть! — вскричал отец.
   Я сел на подоконник возле тихо жужжащего вентилятора и посмотрел в окно — далеко внизу, на улице, копошился народ.
   — Выходит, нам остается сидеть здесь и надеяться, что Климатологический отдел будет вовремя предупреждать нас о штормах, чтобы мы могли уберечь людей от гибели? — На лице отца отражалась привычная для него мысль: как же много я плачу налогов и как мало за это получаю.