Бояндин Константин Юрьевич. Двести веков сомнений (Ралион 6)

   Один из охранников, правда, заметил, что увязавшийся с караваном юнец не очень-то походит на молодого аристократа - ни манер, ни стиля, ничего. Слово за слово - и выяснилось, что парнишка возвращается к своему дядюшке после не очень удачного обучения.
   - Правильно, - одобрил охранник, - камни точить или там статуэтки вырезать - это для стариков да всяких нелюдей. Так человеком никогда не станешь. А вот возьмёшься за оружие, подпортишь себе немного шкуру - глядишь, и всё остальное уже нипочём...
   Слушатель ему попался благодарный, и ветеран, явно обрадовавшись перспективе пополнить ряды наёмников ещё одним молокососом, сделался куда приветливее и общительнее. Юноше стоило немалого труда изображать на лице восторг, когда охранник ("зови меня Уанктом, приятель") принялся рассказывать всякие страсти. Правда, надо отдать ему должное, рассказывать он умел.
   В эту ночь, едва большая луна достигла зенита, лошади неожиданно переполошились. Помогая утихомиривать их, Ланенс едва не лишился глаза - копыто просвистело совсем рядом. В конце концов все устремили свой взгляд куда-то вперёд - там, пересекая дорогу, клубилась пыль (или туман?), доносились странные звуки - не то скрежет железа, не той чей-то голос.
   - Что это? - спросил юноша, не особенно расчитывая на ответ. Лица у всех были побледневшие.
   - А кто его знает... - сплюнул стоявший поблизости человек. На охранника не очень похож - должно быть, купец. - Однажды уже видел такое, и тоже в полнолуние. Хорошо ещё ума хватило в этот туман не попасть...
   - А если бы попали?
   Человек как-то странно посмотрел на юношу, торопливо сложил пальцы в охранный знак и отошёл в сторонку.
   - Дозорные, - мрачно изрёк Уанкт, тоже осеняя себя магическим (по его понятиям) знаком. - Видел я их поблизости. Сплошные призраки. Только кони у них словно бы из железа. Редко появляюстя, милостивы всё-таки боги...
   - Ну давай, давай, - ответил кто-то насмешливо из темноты. Рассказывай сказки. Дозорные... Скажи ещё, что это Семеро с перевала. Кошки это, только и всего. Торный путь поблизости, вот они и показались. Так бы их и не видать.
   - Что за дозорные? - полюбопытствовал Ланенс, не удержавшись.
   - Днём расскажу, - пообещал Уанкт хмуро. - Если доживём.
   Юноша долго смотрел в клубящееся облако. Про призрачных кошек он тоже слышал, а торный путь даже видел собственными глазами. На границах с равниной ещё оставались островки пустыни; хоть и небольшие, они не становились от этого безопасными. Зыбучие пески, призрачные кошки, змеи - множество опасностей по-прежнему подстерегало неосторожного путника. Поэтому когда совсем ещё маленький Ланенс (тогда он носил иное имя) увидел, как поверхность песка сама собой становится ровной, плотной и надёжной, то сразу понял: сказки тоже бывают правдой. Правда, детей в этом убеждать, как правило, не приходится...
   Торные пути пролегали через многие пустыни. Кто построил их, отчего они появлялись, нередко спасая отчаявшихся - ничего этого люди не знали. Только что мудрецы какие-нибудь... но как-то на пути ни разу не попадался ни один разговорчивый мудрец. Не случайно, наверное.
   До утра они дожили без особых хлопот. Туман к утру рассеялся, а когда караван проходил мимо вчерашнего "туманного следа", юноша явственно различил озерцо зыбучего песка и несомненные очертания Торного пути. Что, впрочем, не помешало его новому собеседнику поведать и о таинственных Дозорных, и о Семерых и о прочих чудесах, что частенько досаждают путешественникам.
   Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 14-й час
   Никогда Клеммен так не спешил. Случилось настоящее чудо, даже два: во-первых, заказов осталось не так уж и много (что, конечно, понравилось всем, кроме Буарта), а во-вторых, на голову им неожиданно свалилась премия. По два десятка серебряных - этого, как тут же подсчитал Пройн, хватит на четыре бутылки очень неплохого вина, на пир горой до самого утра и на прочие, не менее приятные, развлечения. Клеммен тут же отговорился своим дядюшкой и его товарищи понимающе закивали головами: они и сами трудились тут по воле своих отцов, что надеялись подобным образом вырастить из них людей в меру умных, в меру трудолюбивых, и так далее.
   Одним словом, полдня свободы - это сила. В особенности, если дома тебя дожидается несколько отличных кусков мрамора, резец и несколько до сих пор не воплощённых идей...
   У каждого человека есть по меньшей мере одна страсть, увлечение, талант - называйте как хотите. У Клеммена это была резьба. По камню, по дереву, по кости. По камню - лучше и благороднее всего. Собственно, из-за камня вся эта история с отцом и произошла.
   Насвистывая, юноша прошёл во вторую свою комнату (снимать больше чем две комнаты неминуемо выглядело бы небывалой роскошью), которая служила ему студией, комнатой отдыха и библиотекой и, неторопливо переодеваясь в подобающую одежду, уже видел контуры Предмета, которые явственно проступали сквозь неровные грани мраморного куска. Хорошо, если на этот раз Предмет не ускользнёт, не растает под обломками коварно рассыпавшегося камня... всё-таки на подлинное мастерство требуется много лет. Но Клеммен не жаловался.
   И тут его словно молнией поразило. Он вспомнил ту табличку на площади. "Выставка". Картины, скульптуры и... резьба по камню! Точно! У него ещё по меньшей мере полтора часа!
   Предмет тут же вылетел из головы. Не каждый день в Венллен приезжают ольтийские и дарионские шедевры. Пропустить такое - просто престпно. Правда, как он ни спешил, Клеммен оделся не в свою рабочую одежду, а в выходной костюм. В нём его не узнает никто из его "товарищей по работе". Они просто не привыкли замечать тех, кто так одевается. Неплохая маскировка.
   Хозяйка апартаментов покачала головой, глядя, как её тихий, но всё время погружённый в задумчивость постоялец вихрем выносится наружу, едва успев поздороваться. Не иначе, на свидание, решила она и улыбнулась. В его-то годы земля должна под ногами гореть. Только бы вот уши ему уменьшить... самую малость.
   * * *
   Клеммен пулей промчался мимо Д., который, как всегда, совершенно неузнаваемый, прогуливался по площади, погружённый в раздумья. Бороду он никогда не сбривал - незачем - а вот всё прочее всегда можно изменить, скрыть или, наоборот, сделать явным. Переодеваться и перевоплощаться - вполне обыденное искусство, магии здесь не нужно и каждому человеку это под силу. Сейчас он выглядел преуспевающим купцом - примерно тем же, что некогда встретил Ланенса-Клеммена в душном коридоре биржи Веннелера. В таком виде ему думалось особенно легко.
   Да и выставка, в сторону которой умчался его ученик, действительно хороша. Жаль только, что почти всегда находятся неотложные дела, мешающие насладиться подобным зрелищем от души.
   Ему на ум приходил разговор, который произошёл не более получаса назад.
   - Пора, - заявил он, закрывая за собой дверь. - Пора находить ему настоящую работу.
   Его начальник - вернее, начальница - долго думала, глядя куда-то на стену, прежде чем ответила.
   - О ком из своих подопечных ты говоришь?
   - Странный вопрос, - поразился Д. - О Клеммене, разумеется. Прежнее имя пришлось менять как можно скорее. "Ланенс" было далеко не безобидным именем, а в сочетании с тщательно произведённым ритуалом проклятия оно и вовсе не оставляло человеку шансов на долгую и безоблачную жизнь. До тех пор, пока Клеммена не назовут этим уродливым словом (буквальный его перевод звучал для ушей человека площадной бранью), проклятие ему ничем не грозит. Да, таланты у людей порой бывают самыми неожиданными. Д. припомнил, как несколько раз навещал отца Клеммена, чтобы выудить у того хотя бы часть формулы.
   Выудил.
   Теперь его отец уже никого не сможет "наградить" подобным образом. Потому, что до конца дней своих не вспомнит из неё ни слова. Каким образом такая убийственная вещь передалась кожевеннику, понять трудно. Но сталкиваясь с подобными случаями, Д. каждый раз осознавал, что от их работы толк всё же есть.
   - Ну что же, - начальница долго думала, глядя на огонь в камине. - Действуй. По обычному маршруту, я полагаю?
   - Естественно.
   - Через... - она перелистнула несколько страниц на календаре, три дня праздники завершатся. Тогда и начинайте.
   Как будто он сам этого не знал! Впрочем, если с твоим начальником тебя связывают дружественные, а не только служебные, отношения, субординация порой начинает раздражать. По крайней мере, Д. она раздражала.
   С другой стороны, избавиться от неё и сохранить подобающую дисциплину невозможно.
   ...А пойду-ка я во-он в тот ресторан, подумал Д. Слово было новомодное, но не обзывать же подобное заведение харчевней! Вполне возможно, что Клеммен тоже заглянет сюда на обратном пути. Когда немного успокоится. Кстати, что это он вдруг так нёсся? Тут же Д. вспомнил, что именно представлено на выставке и всё стало ясно. Надо будет как-нибудь попросить его показать свои творения.
   Но очень вежливо и ненавязчиво. О своём увлечении Клеммен не говорил практически ничего - и Д. не лез не в своё дело. Полномочия его очень велики, но на частную жизнь они не распространяются.
   Киншиар, Лето 49, 429 Д.
   Если вспомнить, как я себя вёл в Киншиаре, то станет очень стыдно. Правда, это мне сейчас станет стыдно. А тогда я на самом деле считал, что в порту меня встретит Д. (как его зовут, я, понятное дело, не знал) и объяснит - что, собственно, он от меня хочет.
   Одним словом, потребовалось не больше трёх минут, чтобы один из семи "жертвенных" кошельков испарился у меня с пояса. Всё остальное извлечь было не так просто - всё хорошо застёгивается, плотную кожу не так-то легко прорезать, да и на совсем бесчувственное дерево я не похож.
   Когда я увидел, как два стражника откровенно потешаются, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, мне захотелось их придушить. До того сильно захотелось, что пришлось отвести взгляд в сторону. Слёзы на глаза навернулись совершенно натурально - даже делать вид не пришлось. И в самом деле, я совершенно был уверен, что в кошельке были мои последние деньги. Честное слово!
   В конце концов я ушёл подальше. Стало понятно, что никто меня тут не ждёт. Инструкции на Киншиаре заканчивались и у меня возникло сильное предчувствие, что на этом ничего ещё не закончилось. А раз не закончилось, то что делать?
   Прежде всего, найти, где остановиться. С этим, хвала духам-хранителям, особых проблем нет. Как и во всяком крупном городе, и гостиниц, и постоялых дворов, и таверн здесь хватает. Вообще у Киншиара вид такой, словно два десятка архитекторов придумывали его одновременно - и каждый, улучив возможность, сносил то, что ему мешало. Правда, так выглядит любой старый город. Но Киншиар на меня произвёл наиболее отвратное впечатление.
   Потом я узнал, что не далее как месяц назад здесь бушевала эпидемия красной лихорадки. Не очень опасная болезнь, но крайне мучительная - и следы от неё потом годами проходят. Так что можно было испытать и сочувствие к этой огромной каменной помойке - но я не испытывал. Наверное, ещё и оттого, что он так напомнил мне дом моих родителей...
   В конце концов я отыскал комнатку подешевле (вид мой, видимо, наводил на достаточно благопристойные мысли, поскольку вызвал явное одобрение у хозяйки) и принялся размышлять над неразрешимой проблемой - куда девать тысячу восемьсот серебряных - так, чтобы и под рукой были, и грабителей не бояться. Всю первую ночь я так и не заснул - то об этих проклятых деньгах думал, то стука в дверь ожидал. Последнее, наверное, беспокоило сильнее всего.
   На следующее утро я отправился в банк. Туда меня не пустили, ко всеобщему оживлению, а пять минут спустя двое мрачных личностей нагнали меня в тихой улочке...
   * * *
   Они возникли словно из-под земли. Юноша был изрядно зол: кем же надо быть, чтобы в банк пускали без лишних вопросов? Обрядиться в золото и шелка? Приехать в роскошном экипаже? Что им нужно? Сама мысль о том, что он только что выглядел круглым дураком, была нестерпима. Наверное, оттого и притупилось чувство осторожности. Следуя непонятному для него самого позыву, Ланенс свернул в одну из узких улочек и побрёл прочь, размышляя, куда направиться теперь.
   - Что это тебе потребовалось в банке, птенчик? - послышался хриплый голос за спиной и юноша вздрогнул. Ноги отчего-то стали ватными, а мысли спутались и перемешались.
   Позади стоял небритый и одетый как попало субъект, вооружённый кривым ножом. Нож этот показался перепуганному Ланенсу фута в три длиной. Грабитель нехорошо улыбнулся.
   Ланенс стремительно оглянулся. Вторая фигура неторопливо приближалсь с другой стороны, тоже поигрывая каким-то неприятным на вид предметом.
   Ланенс ощутил, что холод сковал его гортань, не позволяя произнести ни слова. Это было, словно в страшном сне - когда напрягаешь все усилия, но ничего не происходит и остаётся только наблюдать, что с тобой тем временем творится.
   - Помогите, - прошептал Ланенс неслышно для всего окружающего мира. Когда шаги второго грабителя послышались совсем близко, он словно порвал толстую верёвку, охватившую его горло и закричал во весь голос:
   - Помогите!
   Грабители замерли, переглянулись и расхохотались.
   - Кричи, кричи, - посоветовал второй - ростом пониже и с изрядным брюшком. - Кричи громче. То-то все вокруг посмеются...
   Он оттесняли юношу в угол, поигрывая своим оружием, предвкушая потеху. Только когда холодная сырая стена впилась в спину Ланенса всеми своими углами, до него дошло, что происходящее с ним - не сон.
   Следующее движение было столь же естественным, сколь и его давешние слёзы - там, в порту. Он полез в карман и, вытянув очередной "подсадной" кошелёк, протянул его грабителям дрожащими руками.
   - Правильно, - просипел толстяк. - Смотри-ка, какой сговорчивый! Но только это не всё, что от тебя требуется...
   Тут рука юноша наткнулась на рукоять кинжала.
   Вначале он не понял, что это, но рука сама обхватила удобный, специально предназначенный для этого предмет и тут внутри Ланенса сломалось что-то ещё.
   Ощущалось это, словно горячая игла, вонзившаяся в живот. Он даже подумал, что его-таки ударили в живот ножом. Сначала он просто смотрел на карикатурно вытянувшиеся лица, на которые натекал красный туман и тут страх и бессилие неожиданно уступили место ярости.
   Ланенс сорвался с места и толкнул левой рукой высокого грабителя в плечо. Если бы его враги ожидали хоть какого-нибудь сопротивления, лежать бы ему с перерезанным горлом. Толстяк оцепенел от удивления, а когда опомнился и замахнулся кистенем, его жертва, оскалившись, словно загнанная в угол крыса, молча кинулась на него.
   Кистень не завершил своего полёта и, взлетев над головами дерущихся, безобидно упал шагах в пятнадцати поодаль. Толстяк зажал рукой плечо, в котором теперь зияла глубокая рана и лишь потом заверещал. Видимо потому, что ничего подобного и в мыслях его не было.
   - Ах ты, щенок, - выдохнул высокий, намереваясь ударить Ланенса в спину снизу вверх. Но кровавая пелена уже упала с глаз юноши, а ярость всё ещё бушевала в нём, наделив и силой, и проворностью. Окровавленное лезвие свистнуло перед лицом грабителя и он упал, с залитым кровью лицом, и более не шевелился.
   Жаркое безумие, что только что спасло ему жизнь, неожиданно оставило Ланенса и тот осознал, что, скорее всего, только что убил человека. Это оказалось настолько страшно, что он, побледнев, бросился опрометью, едва не растянувшись с размаху на залитой нечистотами мостовой.
   Лишь когда показался перекрёсток, у Ланенса хватило присутствия духа остановиться, вытереть кинжал и спрятать его.
   Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы добраться до своего нового жилища пешком, не оглядываясь каждые несколько секунд. Отчего-то казалось, что за спиной вот-вот прозвучат тяжёлые шаги и раздастся голос: "именем закона..."
   Ланенс рискнул выйти из своей комнаты только к вечеру, когда несколько обеспокоенная хозяйка предложила вызвать лекаря. Её постоялец вышел весь бледный, с горящими глазами и поначалу женщина перепугалась - не приведи боги, снова лихорадка! Но, как выяснилось, юноша всего лишь съел что-то несвежее, пока бродил по городу. Хозяйка так обрадовалась, узнав подлинную причину странного поведения своего постояльца, что тут же принесла ему добрую дюжину разнообразных снадобий. Помогло почти сразу же.
   То ли от снадобий, то ли просто сам по себе, но терзающий Ланенса страх прошёл. Наоборот, он понял, что только что сумел постоять сам за себя... а что до - вполне возможно - убитого грабителя, то с какой целью сами они держали в руках оружие?..
   Упрёки совести мучили Ланенса не так уж и долго - неделю. Все его несметные денежные запасы лежали всё это время под кроватью, а самому ему время от времени удавалось отыскать какую-никакую работу грузчика, мусорщика, рассыльного... Большого выбора, увы, не было.
   Совесть замолчала в тот час, когда Ланенс, уставший и мрачный, зашёл как-то к себе в комнату и увидел на столе конверт, надписанный знакомым почерком.
   Тут же серая пелена, что лежала на окружающем его мире, сменилась розовой.
   Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 15-й час
   Выставка занимала восемь больших залов. Живопись я оставил на закуску: главное - побывать в Золотом и Хрустальном залах, где выставлено всё, изготовленное из камня. Людей здесь было мало сплошь ольты и дарионы. Оно и понятно. На меня никто особенно не косился - одежда приличная, а что до моего интереса к подобным произведениям искусства, так Венллен, как известно, негласная столица творчества подобного рода.
   Вход, как водится, стоил немало. Шесть серебряных - едва ли не одна двадцатая моего жалования. Недёшево. Это, кстати, тоже традиция: все до одного входящего платили одну и ту же сумму. Искусство не делает различия между нищим и богатеем. Да и богатеев здешних можно на глаз и не узнать - но об этом я как-нибудь после расскажу.
   Больше всего, конечно, мне хотелось бы отыскать того, кто взялся бы меня научить, как лучше всего браться за резец и с какой стороны подходить к заготовке. Вот тут-то меня моя боязливость и подвела в очередной раз. До сих пор не всегда удаётся сохранять самообладание, в особенности, если есть опасность, что засмеют. В лавке-то всё по-другому: там как бы и не я вовсе, а другой человек работает. А вот когда за самого себя просить надо, тут всё и начинается. Очень надеюсь, что от напряжения я не покраснел. Раза три уже порывался спросить кого-нибудь на предыдущих выставках... и один раз всё-таки обсмеяли. Не со зла, конечно, но лучше я себя от этого не почувствовал.
   Тем временем ноги сами собой несли меня по залу, а глаза не могли оторваться от экспонатов. Подумать только, и на каждый из них уходила вовсе не целая жизнь! Если уж вырезали из гранита птицу, то можно часами смотреть на неё - словно живая, кажется: хлопнешь в ладоши, и взлетит. Я один раз даже тихонько хлопнул. На всякий случай. Не взлетела...
   В конце концов я набрёл на эти таблички. На вид - просто пластинки из полудрагоценных и прочих камней. Но станешь поблизости, приглянешься... и внутри них целая картина видна. Объёмная, яркая, живая. Глаз не оторвать. Табличек было дюжины три, каждая была неповторима и я долго стоял у каждой, время от времени отходя от них или обходя по кругу. Невероятно, но изображение "внутри" от этого поворачивалось. Да, подумал я, вот до такого мне своим ходом точно не дойти.
   Седьмая слева табличка мне показалась просто полированным куском камня. Я едва не прикоснулся к ней пальцами (и правильно сделал, что сдержался - выгнали бы в шею) - она так выделялась на фоне остальных, что казалась какой-то неправильной. Я медленно шёл вокруг, поворачивая голову, и вздрогнул, когда увидел.
   Трудно это описать. Основное изображение было неожиданным: представьте себе огромную букву "Y", сделанную из золота, со множеством мелких деталей и украшений, расходящихся спиралью от соединения трёх линий. Буква эта висела на том месте, на котором обычно на небе находятся светила - и отбрасывала на окружающий мир волны мягкого тёплого света. На заднем плане виднелся бушующий океан. Я присмотрелся. Мама родная! Океан-то движется! Я присмотрелся, осторожно сделав шаг чуть в сторону.
   Волны катились и катились, мне даже почудился запах солёной воды, шум прибоя и свист ветра. Ощущение, которое накатило из глубины таблички, было таким сильным, что я отступил на шаг в сторону, когда особенно крупная волна понеслась к каменистому берегу. Лоб мой мгновенно вспотел. Голова шла кругом и тут я услышал этот голос.
   - Вам нравится?
   - Невероятно, - ответил я, вытирая лоб, и продолжал глядеть в столь далёкие, но осязаемые глубины океана. - Никогда не слышал о подобном. Всё словно живое, и этот океан...
   Я даже протянул руку в сторону пластины и вновь вздрогнул, когда чуть сбоку проскочил разветвлённый голубоватый силуэт молнии.
   - Вы видите океан? - вновь спросил тот же голос, с удивлением уже и любопытством.
   - Вижу, - ответил я и с трудом отвёл глаза от морского пейзажа. И понял, что не очень-то вежливо разговаривать, стоя к собеседнику спиной.
   Повернулся лицом.
   Взглянул в тёмно-карие глаза.
   И понял, что пропал...
   * * *
   Первые несколько минут Клеммен не видел ничего, кроме золотистых волос и карих глаз.
   А первые несколько секунд он выглядел весьма жалко. Вся подготовка, проведённая Д. и его коллегами, тут же куда-то делась. От волнения в голове у него всё спуталось и перемешалось.
   - K-kaiten h-hvearle, - произнёс юноша, заикаясь, и покраснел. Во-первых, кто желает доброго утра, когда на дворе вечер? И к тому же начисто перепутал все числа и наклонения...
   - Добрый вечер, - улыбнулась обладательница карих глаз. - Вы первый, кто видит океан в движении. Вы уже видели всё остальное?
   - Я здесь не очень давно, - ответил в конце концов Клеммен. Честно говоря, я давно интересуюсь резьбой по камню и... здесь... он сглотнул, ощущая себя далеко не лучшим образом. - Увидел сегодня объявление о выставке и решил зайти.
   - Завтра уезжает, - кивнула девушка. Теперь, когда мысли путались уже не так сильно, Клеммен увидел, с кем он говорит и, как сказал бы Д., "запечатлел" её. Как и полагается, ничто из запечатлённого не сохранилось - промелькнуло на миг и куда-то делось. - Вам повезло... и мне тоже. Хотите, я покажу вам остальные работы?
   - Хочу, - ответил Клеммен немедленно. Предложи она ему утопиться в соседнем фонтане, он немедленно бы кинулся исполнять приказ.
   Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 18-й час
   - Судя по всему, тебя угораздило влюбиться, - вздохнул Д., когда Клеммен, с глазами, которыми он видел нечто отличающееся от того, что видели все остальные, медленно вошёл на веранду ресторана. - Садись.
   - А, вы тоже здесь, - Клеммен заметил, наконец, Д., и уселся напротив, продолжая улыбаться. - Прекрасный вечер. Очень кстати, ведь завтра праздник...
   - Кто она? - спросил Д. с любопытством. Судя по всему, Клеммен был выведен из строя не на шутку. Придётся дать ему несколько дней отдыха, что уж тут поделать...
   "Останешься один и у побед будет вкус пораэения", вспомнил Д. и мурашки побежали по его спине. Сколько лет не приходили на ум эти слова? Пять? Семь?..
   - Кто? - Клеммен с великим трудом опустился в обычный, скучный и обыденный мир и нахмурился. - Послушайте, Д., если вы сейчас скажете что-нибудь о пункте четвёртом, я дам вам по морде.
   - Ну, раз уж ты сам о нём вспомнил, то мне это делать уже незачем, - Д. лучезарно улыбнулся и подозвал официанта.
   Пункт четвёртый был одним из восемнадцати пунктов, которые Клеммен, как подчинённый Д., обязан был соблюдать. Коротко говоря, подчинённые Д. (или прочих его коллег), согласно пункту четыре, должны были ставить в известность своё начальство обо всех личных контактах. Были пункты, впрочем, и более весёлые.
   - И всё-таки, как она выглядит? - Д. налил себе и юноше по бокалу лёгкого киэннийского вина. Клеммен поднял правую ладонь перед собой, задумался, бессильно пошевелил в воздухе пальцами и пожал плечами, виновато улыбаясь.
   - Понятно, - Д. отхлебнул из своего бокала и посмотрел на площадь, спиной к которой сидел его ученик. - Вообще-то я хотел спросить, как она была одета и всё такое прочее.
   - Платье цвета морской волны, - вспомнил Клеммен, пригубив свой бокал. - Сандалии с застёжками... - он наморщил лоб, вспоминая, - в виде золотых листиков... Медальон со знаком наподобие буквы "Y"... газовый шарф... Обруч на голове, с двенадцатью изумрудами. Деревянные браслеты на запястьях.
   - Волосы? - спросил Д., прикрыв глаза. Он понял, о ком идёт речь. Да уж, не повезло парню. Завоевать её будет сложнее, чем достать солнце руками с небес.
   - Заплетены в две косы, - ответил Клеммен и помрачнел. Слушайте, Д., вы что, издеваетесь? Я и сам понял, что видел её в первый и последний раз. Дайте хоть немного почувствовать себя человеком!
   - Продолжим расследование, - Д. не обращал внимания на юношу. Как ты её приветствовал?
   Опешивший Клеммен припомнил - как, чем поверг своего руководителя в искренний восторг.
   - Понятно, - ответил тот, вытирая слёзы. - Ну что же, мог ошибиться и сильнее. Прикасался к ней?
   - Что?! - Клеммен помрачнел ещё сильнее. - Что вы имеете в виду?!
   - То, что сказал. Прикасался? К рукам, например? Неужели так трудно вспомнить?