Бояндин Константин Юрьевич. Пламя заката

   — Павел, простите, что заставил прийти, — начальник достал платок, вытер им лицо и лысину. — Это наш самый крупный клиент. Вот это, — он протянул Павлу конверт, — задаток. Телефон… ага, вижу, уже забрали. На той неделе он с вами созвонится. Ну, — он улыбнулся Елене, и та вернула улыбку. — Больше не отвлекаю.
   Видно было, что начальнику хочется запрыгать на месте, но — несолидно, несолидно.

* * *

   Обратно шли быстрым шагом. Павел держал Елену под руку, та улыбалась и молчала. У подъезда увидели Афанасьевну. Баба-Яга на пенсии грелась на солнышке и довольно улыбалась.
   — Леночка, я вечером деньги занесу, — пообещала она.
   — Да, баб Лиза, конечно! — улыбнулась Елена.
   — Оставь мне кавалера на минутку. Не бойся, не съем! Я уже обедала сегодня.
   Елена рассмеялась, поцеловала Павла в щёку и подбежала к двери. Скрежет — и нет Елены.
   — Вот что, Паша, — Афанасьевна подняла взгляд, Павел с трудом его выдержал. — Чтоб она горя не знала! Ясно?
   Павлу отчего-то захотелось встать по стойке «смирно».
   — Ясно, Елизавета Афанасьевна, — ответил он. — Можно идти?
   — Эльза я, — ворчливо поправила Афанасьевна. — Лиза, для своих. Можешь звать «баба Лиза», не обижусь. Ну всё, беги, она и так заждалась.

* * *

   Елена ждала его в прихожей. Сама заперла дверь, прижала Павла к стене и поцеловала. Прижималась к нему… и не хотелось её отпускать.
   — Разуйся и побудь здесь, — шепнула она, сняла свою шапочку и куртку, аккуратно повесила на вешалку. — Ко мне не заходи.
   Павел сглотнул, вытер взмокший лоб. Скажи ему сейчас, что ещё утром он считал жизнь суетной и бесцельной — ни за что не поверил бы.
   Ждать пришлось долго. В конце концов, дверь открылась и Елена возникла в гостиной. В тёмно-зелёном платье, с янтарным ожерельем, серёжками в ушах, в лёгких, чёрных туфлях.
   Остановилась посреди комнаты и молча посмотрела Павлу в глаза.
   Ему стоило немалых трудов подойти. Сейчас Елена выглядела вовсе не деревенской девушкой, удачно нашедшей себе место и работу в большом городе. Сейчас перед Павлом стояла принцесса.
   Самая настоящая.
   Он остановился перед ней и понял, что мысли все смешались.
   — Лена, — голос не сразу повиновался. — Я хочу сказать, что люблю тебя и… — она смотрела всё так же молча. — Прошу тебя стать моей женой, — закончил Павел. И, сам от себя не ожидая, опустился перед ней на колено.
   В тот момент всё это представлялось совершенно естественным. Как и потом, впрочем.
   Она подошла, обняла его голову.
   — Я согласна, — услышал он.
   Потом… потом они стояли, обнявшись, и не было никакого дела до того, что творится вокруг.

* * *

   Елена поцеловала его ещё раз, улыбнулась и отошла к двери, набросила халат. Убежала — в душ. Павел некоторое время лежал на спине, не удавалось прийти в себя и думать о ком-то, кроме Елены, но всё-таки сумел.
   Не удивился, увидев мобильный номер Марии в адресной книге. Надо поставить точку.
   С той стороны долго не отвечали.
   — Да? — Мария. Весёлая, и, похоже, слегка пьяная. Шум, голоса, музыка. У Марии веселье. Как всегда. Павел — всего лишь один из номеров в её большом представлении.
   — Маша, это я, — голос не сразу вернулся.
   — Что, опять работа? — она засмеялась. — Не утрудись там… когда приедешь?
   — Я не приеду, — отозвался он твёрдо. — Больше не приеду.
   Пауза. Мария, похоже, отчасти протрезвела, услышав подобное.
   — Что случилось? — поинтересовалась она. — Опять обиделся? Сказать сразу не мог, что ли? Ты…
   — Я не приеду, — повторил Павел. — Всего доброго. Будь счастлива.
   Снова пауза.
   — Когда вещи заберёшь? — поинтересовалась Мария. Спокойный, слишком спокойный голос. Ещё немного — и взорвётся, раскричится. Не давать ей повода.
   — Они не нужны мне. Можешь выкинуть.
   — Выкину, — пообещала Мария и повесила трубку.
   — Что такое? — Елена подошла к нему. — Оденься! У меня тут дует. — Как она притягательна сейчас, да ещё с мокрыми волосами…
   Телефон зазвонил. Павел посмотрел на номер — Мария.
   — Ты сказал ей? — поинтересовалась Елена. Павел подтвердил кивком и сбросил вызов.
   — Она не уймётся, — предупредила Елена. Павел выключил телефон и положил его в стол.
   — Пусть.
   — Оденься, — Елена поцеловала его. — Только простудиться не хватало!
   — Нет, — Павел прижал её к себе. — Не хочу. Не этого хочу.
   Она опустила взгляд, улыбнулась.
   — Мой богатырь, — шепнула, закрывая глаза, и прижалась к нему.

* * *

   …Через три часа Павел закончил смотреть, где что нужно подкрутить да привинтить. Ножи также были наточены, все до единого. Елена сидела в кресле, забравшись туда с ногами и вязала. На голове у неё теперв был тонкий серебряный обруч. И серёжки сняла, и ожерелье, но осталась принцессой, хоть и одета в домашние штаны и выцветшую рубашку.
   — Нужно съездить к родителям, — она подняла взгляд. — К моим, а потом к твоим. Попросить благословения. Не спорь, так нужно. Мне нужно.
   Павел чуть не пожал плечами. Елена очень чутка к подобным жестам. Не любит их, очень не любит.
   — Да, конечно, — он уселся на пол у кресла, положил голову ей на колени. Елена отложила вязание, погладила его по голове.
   — Tы светишься, — она прижала ладонь к его щеке. — Tы такой счастливый. Я очень-очень рада, Паша.
   — Tы долго ждала, — не вопрос, утверждение.
   — Я знала, что дождусь, — она вновь взяла вязание. — Никуда сегодня не пойду. Хотела тебя в кино вытащить… завтра, всё завтра. Или послезавтра. — Она рассмеялась.
   — Мне нужно будет съездить за вещами, — Павел сказал это и понял, что не помнит, куда ему ехать за вещами. Есть же у него свой дом, не у Марии ведь жил.
   — Только не сейчас, — Елена снова погладила его по голове. — И не завтра. И не послезавтра, ладно? Tы мой! Не отпущу!
   — Я твой, — согласился он. Мне приснилось, подумал он. Мне приснилось, что когда-то позвонила пьяная в дым Мария, и я сжалился, и согласился вернуться, а вскоре уже появилась Вика… Вика.
   — Вика, — произнёс он вслух.
   — Кто такая Вика? — Елена улыбнулась, не прекращая вязать.
   — Хорошее имя для девочки, — Павел выпрямился.
   — Очень хорошее, — согласилась Елена. — Я тоже думаю, что будет девочка.
   Павел оторопел. Елена иногда как скажет… Никогда не заставляла его предохраняться. Ну то есть не было нужды напоминать, но после первого же раза сказала — гадость какая, не хочу пахнуть латексом! Сама что-нибудь придумаю! И придумала. Сейчас с этим несложно.
   — Tы не…
   Она засмеялась.
   — Ещё нет. Испугался? Ну честно, испугался, да?
   — Нет, — Павел помотал головой. — Просто всё так неожиданно.
   — Немножко испугался, — она положила его голову себе на колени. — Не сейчас, нет. Не сегодня. Наверное, месяца через два. Или три. Пусть будет нормальный медовый месяц, да?
   — Откуда ты знаешь?! Тьфу, что я… как ты можешь знать?
   — Знаю, — посмотрела она ему в глаза. — В себе-то я могу разбираться. Вика, да? Хорошее имя. Пусть будет Вика. Только никому ни слова! Особенно родителям!
   — Ни слова, — согласился он. Елена вяжет шапочку. Похоже, ему — зимнюю. Павел вспомнил про конверт от Терехова. Сходил за ним, заглянул внутрь, присвистнул.
   — Много? — поинтересовалась Елена, не поднимая взгляда — считала петли.
   Павел написал на конверте число. Мама не любила, когда дома считали деньги вслух. Только на бумажке. Уж непонятно, кого или чего она опасалась, но…
   — Вот, — показал он. Елена подняла взгляд и на миг потеряла дар речи.
   — Так много… — прошептала она. — Такой крупный заказчик? Да?
   — Да, — согласился Павел. — С понедельника становлюсь папой Карло — буду жить у верстака.
   Она вскочила, отбросила вязание и бросилась к нему на шею.
   — Ты мой лучший папа Карло! У тебя всё получится, я знаю! Ты станешь знаменитым!
   — Да? — он прижимал её к себе, и плевать ему сейчас было и на конверт, и на славу, и даже на дерево вообще… прости, дерево, не сейчас, ладно? Он часто обращался к дереву, нет — к Дереву. Никому никогда не говорил, Павла и так считают малость тронутым.
   — Да! Да, да, да! — она поцеловала его, прижалась всем телом. — М-м-м… — улыбнулась, запрокидывая голову. — У тебя есть ещё силы? Или мне кажется?
   — Не кажется. Пойдём?
   — Нет, здесь. Прямо здесь.

* * *

   Павел проснулся и понял, что уже ночь.
   Вот это был день… Они успели и погулять — Елена всегда гуляет, доходит до парка или леса, и приготовить ужин, и съесть его, и посмотреть комедию — дурацкая, хотя и не идиотская. Французская, кажется — Елена радовалась и веселилась, и Павел мало-помалу втянулся. Хотя комедии не очень любит. И было ещё вино, и вечер, и вкус её губ, и смех, и полумрак, и податливое тепло под ладонями…
   Павел уселся. Один в постели. Елена сидит за столом и работает — рисует. Хорошо рисует, карандашами — хоть на выставку, такие картинки живые! Но стесняется, что ли. И вышивает. Для вышивок и рисует, а вот куда девает вышивки — он не знает.
   Она оглянулась.
   — Ой… тебе свет мешает, да? Я уйду в ту комнату.
   — Нет, — он помотал головой. Усталость, с которой он проснулся, быстро куда-то девалась. Приходила бодрость. — Не спится?
   — Ага, не спится, — она сняла обруч, помотала головой. Как красиво, какая она вся красивая… — Попробовала читать. Не могу, голова не тем занята, — она улыбнулась. — Вставать будешь? Рано ещё, два часа ночи. Воды тебе? Или чая?
   — Тебя, — он сам не ожидал, что сможет сказать это. Она уселась на краешек кровати.
   — Я думала, ты уже всё, — улыбнулась она. — Ты уверен? Я ведь так просто не отстану!
   — Уверен, — Павел прикрыл глаза, голова начинала кружиться от ощущения её близости.
   — Богатырь, — прошептала она снова, обняла его, вскочила. — Я сейчас! Только попробуй снова уснуть!

3

   Он снова проснулся. Лампа выключена, часы слабо светятся. Половина шестого утра. Елена под боком, прижалась к нему, улыбается во сне. Он прижался к ней, поцеловал — легонько, чтобы не разбудить. И запах её кожи снова бросил в жар. И откуда столько сил?!
   «Буди меня, как проснёшься», сказала она. «Или я тебя разбужу. И попробуй только отказаться!»
   Они оба рассмеялись. Отказаться… они два с лишним года жили встречами — один, два раза в месяц. Он всё не мог решиться — ну тянуло, тянуло к Марии, и дело не только в постели. «Я для тебя только любовница?» — спросила Елена утром той ночи, в которую они впервые были близки. «Нет», ответил Павел, не раздумывая, и она поверила. А ведь её не обманешь, всё чувствует. Но не лезет в душу, как Мария, не вынуждает на откровенность. Просто слушает — сидит, вяжет или читает, или занимается хозяйством, и слушает. И само всё говорится.
   Это сон или то был сон? Ну не было ведь Елены! Было всё остальное. Когда Мария не пускала к себе — характер у неё сложный, настроение меняется часто — он всё думал, как бы её уязвить. И сказал однажды, «поеду к Елене, она всегда мне рада». Мария только рассмеялась — уж она-то знала, непонятно как, что нет у Павла другой девушки. И уж не могло быть другой такой невесты. Такой богатой. Экономист, и вот-вот получит очень перспективную работу… Езжай, езжай, Паша, сказала она тогда.
   И он поехал. Домой. И там, в полумраке, впервые придумал её — увидел в воображении Елену. Имя сразу появилось. И внешность — не красавица-фотомодель с ногами от ушей, нет — но красивая. Другим покажется нескладной, но красивая. Просто нужно уметь увидеть красоту. И началось…
   С того вечера он позвал в свою жизнь Елену — выдумку, приятную, позволявшую отвлечься. Мария умела делать несчастным — а потом счастливым, и снова несчастным снова. Умела и умеет! Когда становилось невыносимо, Павел, сам того не осознавая, призывал на помощь Елену. Он знал всё — внешний вид, запах её кожи, цвет волос, привычки, всю её историю.
   — С кем это ты говоришь? — поинтересовался однажды отец, когда застал Павла на кухне, ведущим разговор тихим шёпотом с невидимым собеседником. Павел в то время снимал комнату — жить с родителями стало невыносимо. Мать всё чаще забывалась, считала Павла чужим человеком. Павел приходил к ним в гости, когда матери становилось лучше. Отдавать её на лечение отец категорически не хотел, а врачи не настаивали.
   — Ни с кем, — ответил Павел. Он испугался. Впервые осознал, что так погрузился в фантазии, что уже не найти дорогу обратно.
   — Что у тебя с Машей? — отец тяжело опустился на соседний стул. Он сильно сдал за последние несколько лет — когда мать начала заговариваться и путать реальность и вымысел.
   — Плохо, — отозвался Павел почти равнодушно. Работа помогала отвлечься. Что ни говорите, а он всё-таки мастер, пусть и не всеми признанный. Вот уже и здесь, дома у родителей, стоит егомебель, сделанная егоруками.
   — Не пара она тебе, — заключил отец. — Много о себе воображает. И мужиков у неё слишком много.
   — Я люблю её, — Павел удивился лёгкости, с которой сказал это. И говорил правду. Был уверен, что любит.
   Отец вздохнул. Налил себе и сыну по стопочке водки. Был повод — праздник всё-таки, девятое мая.
   — Папа, кто такой этот Петя? Почему мама иногда зовёт меня Петром?
   Отец потёр лоб ладонью и снова вздохнул.
   — Если не помнишь, лучше не вспоминай. И не расспрашивай её, ей сейчас получше стало.
   — Но…
   — Потом. Когда-нибудь.
   Он не сказал, «когда её не станет», но это было ясно. Мама угасала, с каждым годом выглядела всё более тощей и вела себя всё более странно. И никаких видимых причин, врачи только руками разводили.
   — Ладно, — Павел поднялся. — Денег вам не нужно? У меня сейчас с заказами хорошо.
   — Строй свою жизнь, — посоветовал отец. — Если что нужно, я скажу. Мы всегда по-простому.
   — Да, — согласился Павел и обнял отца за плечи. — Скажи, если что.
   — Не говори сам с собой, — попросил отец. — Я же вижу, это всё из-за Машки. Ты сам не свой. Давай хоть ты держись.
   — Да, папа, — пообещал Павел.
   Но он нарушил обещание. Не получалось не говорить. Ведь Елена с каждым днём становилась всё более настоящей.
   …Павел осторожно откинул покрывало. В комнате тепло, даже жарко. Сегодня впервые Елена не надела ночную рубашку. Легко понять, почему.
   Он смотрел на неё и не мог наглядеться. Но она тоже устала, хотя и не подавала виду… Пусть отдыхает. Уже некуда торопиться. Будущее здесь, его не нужно догонять.
   Тело помнило, где что стоит. Павел оделся, прикрыл Елену покрывалом (она пошевелилась, но не проснулась), прошёл на кухню, не зажигая света — и ни разу ни за что не зацепился. Как будто знал здесь всё до мелочей. А ведь мебель стоит совсем по-другому!
   И как это понимать? Такие привычки не вырабатываются моментально. А визит к начальнику? Павел вообще не знал, что говорить — ведь ничего же не помнит из «этой» жизни. Но всё говорилось ладно и вовремя, как будто всего лишь на минутку забыл.
   Он налил воды, сел у стола. И тут кругом ощущается Елена, её присутствие. Как же так получилось? Как она стала настоящей, неужели он, Павел, всё-таки сошёл с ума?
   Он прикрыл ладонями лицо. Голова закружилась.

* * *

   — …ты трубку брать собираешься?
   Голос… Марии. Павел вздрогнул, отнял ладони. В кухне светло; поодаль, в коридоре, стоит Вика, боязливо смотрит на родителей. Злая, поджавшая губы Мария протягивает телефон.
   — Спасибо, — он принял телефон. Не глядя, подтвердил вызов.
   «Где я?!»
   — Слушаю, — услышал свой голос. И далее разговор будто пошёл сам собой. — Да, Владимир Сергее… простите, Павел Владимирович. Да, буду сегодня к двум.
   — В пять часов Вику из школы встречать, — крикнула Мария из прихожей.
   — У меня срочный заказ! Когда ещё такое будет.
   — A y меня совещание, — Мария выглянула. — Виктория, марш к себе! Быстро! Я не могу перенести эту встречу только потому, что тебе там заказали пару столов и табуреток.
   Лицо Павла окаменело. И тут… на лице Марии появилась почти что робость. Ненадолго.
   — Деньги в основном зарабатываю я, — голос Марии стал сухим. — Ребёнок не должен идти домой один, ясно? До вечера! — и она удалилась. Слабо щёлкнул замок.
   Вот как он дожил до такого?
   Нет, пора менять, подумал Павел. Если Елена мне приснилась, то это знак. Пора всё менять. Иначе точно с ума сойду. И так весь двор ржёт — мужик у бабы за домохозяйку. А я мастер, чёрт возьми! Мастер! И пока что все мои достижения — стулья да табуретки. Правда, очень красивые стулья и очень надёжные табуретки.
   — Па-па-а-а… — Вика появилась на кухне. — Пап, да не слушай ты её. Я сама до дому доберусь. Мне же семь лет уже, не три!
   «Не три». Павел усмехнулся. Вика и в три года была очень, очень самостоятельной особой.
   — Так нельзя, — Павел погладил её по голове. — Я знаю, что ты прекрасно дойдёшь. Но ты же читала — сколько заметок про наркоманов. Со мной безопаснее.
   Вика вздохнула.
   — Папа… а эта Лена, с которой ты говоришь, она кто? Она настоящая, да? Всамделишная?
   Дожили. Ребёнок услышал, как отец говорит с невидимой собеседницей.
   — Настоящая, — Павлу трудно было это сказать. — Для меня настоящая. Мать пусть думает, что хочет.
   Вика энергично закивала головой.
   — Пап, ты к ней уйдёшь, да?
   Дети видят слишком много, подумал Павел. Если бы я знал, как уйти назад, в тот сон…
   — Папа! — Вика потормошила его. — Я что, маленькая? Так ты уйдёшь? Да?
   — Если честно, очень хочется. Сыт по горло, — Павел неожиданно почувствовал злость. Не надо бы говорить про Марию плохо при ребёнке… Хотя ребёнок и так всё видит. Ведь сам себя довёл до такой жизни! Сам послушно прогибался. Вот и прогнулся, что узлы вязать можно в любом количестве.
   Вика снова вздохнула.
   — Па-а-ап… только ты приходи ко мне потом, ладно? Мама меня всё равно тебе не отдаст, — грустно заключила она.
   — Так, — Павел поднялся. — Сопли отставить. Что-нибудь придумаем, Вика. Папа просто так тебя не бросит. И с мамой я совсем уж ругаться не хочу. Она ведь у нас менеджер.
   — Ме-е-е-енеджер, — Вика очень похоже изобразила козу и они рассмеялись. Да. Вот с этого когда-то всё и началось. С «ме-е-е-енеджера». Тогда они всерьёз разругались, тогда Мария впервые ударила дочь.
   Снова закружилась голова.

* * *

   — Паша?
   Павел вздрогнул, поднял взгляд. Елена. Сон… или что? Всё снова поменялось. Кроме… В руке у него другой телефон. Тот, который у него был там, где Мария и Виктория.
   — Заснул? — засмеялась она. — А меня одну бросил!
   — Странный сон, — признал Павел. Только что произошедший разговор с Марией и Викой проваливался, уходил в толщу памяти, терял краски реальности.
   — Я не сон! Да? Да? — она села ему на колени и Павел осознал, что на Елене ничего нет. И голова закружилась уже по-другому.
   Она рассмеялась, когда он подхватил её и понёс — назад, в спальню, она же кабинет.
   — Иди ко мне, — попросила она, как только Павел садил её на кровать. — Иди… всё потом, все сны потом, да? Да?
   Да.
   Все сны — потом.
   Все до единого. Даже сон о Виктории.
   Елена таяла, текла под его пальцами, была и сталью, и воздухом, и жаром, и прохладой.
   Неужели я тебя придумал? Неужели я придумал, и ты появилась?
   — Ты мой, — шепнула она, покусывая его за ухо. — Мой, мой, мой… никому не отдам… никому-никому…

* * *

   — Что будешь на завтрак? — поинтересовалась Елена, появившись в спальне. Павел позволил себе немного поваляться, хотя давно уже не позволял. Елена не возражала. Мебель подкручена, ножи наточены, из кранов не капает, двери не скрипят, пусть мужик отдохнёт малость.
   — Как всегда, — предположил Павел.
   — Смотри! Растолстеешь, заставлю жир сгонять! — предупредила Елена. Увернулась — Павел попытался поймать её. — Не сейчас! Ты умеешь готовить только яичницу! Потерпи!
   И убежала.
   А Павел положил оба мобильника и принялся переводить взгляд с одного на другой.
   Ничего не понимаю. Так сон или нет?! Откуда во сне может взяться мобильник из… то есть наоборот, откуда не во сне может взяться?

* * *

   «Как всегда» означало яичницу с ветчиной, сыр и кофе. Сама Елена ела бутерброды с сыром, ну и кофе тоже пила. По-настоящему ела только за обедом. А так… птичка не птичка, но ест мало.
   — Съездим к моим сегодня? — предложила она.
   — Давай, — согласился Павел. Увидеть чуть больше этой реальности, где у выдуманной девушки есть настоящая мама. Хорошо, если настоящая.
   — Тебя что-то беспокоит, — заключила Елена, встав у него за спиной. — Нет-нет, не мешаю. Кушай. Это правда был только сон?
   — Я не уверен, — признался Павел. — Хочется думать, что сон.
   Она потрепала его по голове и вернулась за стол.
   — Ты какой-то не такой, — признала она. — А может, это я от радости… Поел? Всё, брысь с моей кухни, займись домом!

* * *

   Займись домом? Прибраться? Не привыкать, да и не унизительное занятие, приводить свой дом в порядок. Свой дом — ведь хозяин не тот, кто может продать или сломать, а тот, кто заботится. Вот. Отец этому обучал, а сам Павел, вроде бы, сумел обучить Вику.
   Павел бродил по комнатам, работая пылесосом, и думал.
   Странно всё получается. Раньше всё воображал — как Елена выглядит, всё такое. Воображал и, так скажем, интимные моменты. Прямо скажем, воображал больше того, о чём осмелился бы говорить вслух. В голову иногда такое придёт, сам удивляешься.
   Однажды Мария соизволила прийти к нему сама. Совсем худо было Павлу, выдуманная девушка не помогала жить, скорее уже наоборот, а настоящая крутила им как хотела, и ничего толком не говорила.
   — Так она что… она на самом деле?! — поразилась Мария. Что-то почуяла. Потом Павел осторожно расспросил её — да, именно почуяла. Запах косметики. А ведь воображаемая Елена практически не пользуется косметикой, так — дезодоранты, и то потому, что ей нравятся их запахи — ненавязчивые, но узнаваемые. Морская соль. Корица.
   В тот момент Павел хотел сказать всё. Что нет Елены, и не было, что это просто игра воображения. А ну как Мария покрутит пальцем у виска и сразу же уйдёт?
   Он решил просто задвинуть Елену подальше в память, убрать долой, не думать и не представлять её.
   — Была, — пояснил Павел, в надежде, что Мария поймёт так, как он надеется.
   — Паша, — Мария кинулась к нему на шею. — Прости меня! Ты один меня на самом деле понимаешь… — и так далее, и тому подобное. Мария умеет добиваться своего. И ведь права была — пожалуй, только Павел и был с ней просто потому, что ему нужна была она. Вся. Не деньги, не тело, не связи по отдельности.
   …И Елена ушла, частично вернулась назад, в нереальность, в небытие. И вот она здесь, в той же самой квартире, хлопочет на кухне. Именно такая, какой её Павел и представлял. До каждой родинки, до запаха волос и кожи, до звука голоса.
   — Всё убрал! — Елена появилась в гостиной. — Умница! Давай, собирайся. Туда ехать полтора часа в одну сторону.
   — Прямо сейчас? — Павел взял её за руки, посмотрел в глаза.
   — Я веду себя неприлично, да? — прошептала Елена, прижимаясь к нему. И вдруг расплакалась, обхватив его руками, прижавшись сильно-сильно. Павел не знал, что и делать. — Я не могу без тебя! Я больше бы не смогла!
   — Я с тобой, — Павел погладил её по голове. — Я с тобой, солнце моё.
   Она отстранилась, улыбнулась, вытирая слёзы. Губы ещё подрагивали.
   — Я неприличная, я знаю. Я с тобой не могу по-другому! Вот! Но не сейчас. А то уже никуда не смогу поехать… не захочу.
   Он отпустил её руки.
   — Идём, — она взяла его за локоть. — Электричка через тридцать пять минут. Времени почти нет!

4

   Но времени было предостаточно.
   Они сидели в жарком, пахнущем лаком и гуталином вагоне — не иначе, отопление включили, и зачем, спрашивается? Елена прижалась к нему, положила голову на плечо, и все, кто ни смотрел, улыбались — что-то было в её лице. Держала Павла за руку и время от времени сжимала её так, что становилось не по себе от ощущений.
   Совсем неуместных в общественном транспорте ощущений и чувств. Хотя какая кому разница! Кого это вообще касается!
   — …Выходим! — она потянула Павла за локоть. — Не спи! Хотя нет, лучше сейчас спи, а не ночью!
   — Прекрати! — шепнул он ей громко, ощущая — вот-вот покраснеет. Как мальчишка, право слово!
   Она хихикнула, стащила его по лесенке на перрон. Тут немногие выходят — деревушка и есть деревушка. Если бы не железная дорога рядом — поди, совсем бы захирела.
   — Не прекращу! Нам вон туда, вниз по улице! Минутку…
   Она достала косынку и повязала голову.
   — Мама не любит, когда простоволосая, — пояснила она.
   Да-да. Я и это выдумал. Мама, чуть более набожная, чем нужно, отец, печник и плотник, молчаливый, но, особенно в лёгком подпитии, добродушный и широкой души человек.
   — А ты, значит, другая!
   — Я другая! Что, не заметил? — она прыснула. — Только не расстраивай их!
   — А если не дадут благословения? — Павел взял её за руки, остановил. Елена сердито посмотрела в ответ.
   — Дадут! Веди себя прилично, вот и всё. Всё, молчи, никаких «если»!
   — Прилично — это как?
   — Говори правду, вот и всё! Всё, умолкни, горе моё!
   Что-то изменилось в лице Павла. Елена бросилась к нему, обняла.
   — Радость, радость! — шепнула она. — Мама у меня строгих правил, — пояснила она. — До сих пор думает, что я ни с кем не была.
   — Не была? — не понял Павел сразу.
   — В постели, — пояснила Елена одними губами. — Не огорчай её! Она хорошая!