Брабенец Иржи. Преступление в Радужном заливе

   - Нет, отчего же? - Инженер наконец освободил стул. - Однако, я полагаю, цель вашего визита - не восхищение манипуляторами. Вы пришли из-за...
   - Из-за Шмидта. Вы правы. Не могли бы вы нам рассказать что-нибудь, что пролило бы свет на его смерть. Странную смерть.
   - Вряд ли. У нас не было ничего общего, и мы не очень-то дружили.
   - Знаю. Но ведь вы неделями жили вместе. Когда вы видели его в последний раз?
   - В субботу утром. За завтраком. Больше я его не видел, так как возился с телесистемой.
   - Глац говорил о какой-то поломке.
   - Да, повреждение коаксиального кабеля.
   - Долго вам пришлось с этим повозиться?
   - До 10:45. Исправив повреждение, я доложил командиру, что все в порядке, потом снова вернулся сюда, и, когда готовил запасные элементы к солнечным батареям, прозвучал сигнал тревоги. Я все бросил, выскочил в коридор, чуть было не сбил Глаца, и мы вместе побежали к выходу. Надели скафандры - и в шлюзовую камеру. Это все. О Шмидте я ничего не знаю.
   Майор подошел к пульту дистанционного управления.
   - Скажите, а почему Шмидт не воспользовался этими манипуляторами для ремонта радиотелескопа? И что, собственно, там было за повреждение?
   - Какая-то мелочь. Что-то с входным кабелем. А что касается манипуляторов - то все очень просто: Шмидт не умел с ними обращаться.
   - Не знаете ли вы, что могло угнетать его в последнее время? Он с вами не делился?
   - Если бы я знал, то уже сказал бы вам. - Мельхиад тоскливо взглянул на полуразобранный детектор. - Кто знает, что его угнетало. Он не сказал об этом даже Ирме, я спрашивал ее.
   - Нам говорили, что в отношении женщин он вел себя... несколько легкомысленно.
   Лицо Мельхиада застыло.
   - Это он умел. Но что касается Ирмы - тут нашла коса на камень. Знаете, она не из тех женщин.
   Поблагодарив инженера за информацию, майор заглянул к Глацу.
   - Маленькая деталь, командир. Нам вчера повстречались манипуляторы. И я подумал - в них же есть телекамера! Если в субботу с ними кто-то работал, возможно, он видел...
   - Никто ничего не мог видеть. Манипуляторы целый день торчали у входа. Я чуть не упал, споткнувшись о них.
   Доктор Гольберг с мрачным видом вошел за майором в его комнату и тяжело опустился на стул. Вытащив свой листок, он перечеркнул фамилию под номером два: имя Мельхиада исчезло под жирной волнистой линией.
   - Остается еще шесть имен, - буркнул он. - Немного...
   - Точнее - лишь пять, - сказал следователь.
   - Что вы имеете в виду?
   - Мельхиад подтвердил алиби командира. Во время тревоги Глац был в помещении. Это не вызывает сомнения.
   - Правильно. - Гольберг провел третью черту и задумался над оставшимися фамилиями.
   ТРАМПЛИН ВО ВСЕЛЕННУЮ
   Ланге отложил в сторону таблицу кривых Планка и откинулся в кресле.
   - Мое мнение о Шмидте? - Астроном на мгновение задумался. Великолепный специалист в области связи. Это и понятно, иначе его бы сюда не послали.
   - Конечно, конечно, но сейчас для меня важнее его поведение в быту, какие-нибудь черточки характера. Мы пытаемся понять - чем можно объяснить его трагическую кончину?
   - Личная жизнь... Что вам сказать? Это не так просто. Меня не интересует личная жизнь других. У меня для этого нет ни времени, ни желания.
   - Вы часто сталкивались с ним по работе?
   - Часто. Здесь у каждого со всеми установлены тесные контакты. Иначе нельзя проводить исследования.
   - А было ли что-нибудь такое, что бы вас особенно сблизило? Общие знакомые, например, или проблемы, над которыми вам обоим приходилось работать?
   - Нет, ничего такого. Шмидт скорее был техником, чем ученым.
   - А ваша работа... - начал майор.
   - Чисто научная. Астрономическая обсерватория - главный объект базы. И не только здесь, в Радужном заливе, но и на всех лунных станциях. И это понятно.
   - Ну да, Луна - это трамплин во Вселенную.
   - Совершенно верно. Луна - это трамплин во Вселенную. Первый шаг человека во Вселенную ознаменовал начало новой эры человечества. Через Луну проходит путь разума в космос.
   - Разума обитателей Земли, - уточнил Родин.
   - Конечно. Никакого другого разума быть не может. - Голос Ланге стал ледяным.
   - Вы так думаете? - Следователь в нерешительности погладил подбородок.
   Доктор Гольберг заерзал на стуле.
   - Я не астроном, это область науки, в которой вы, разумеется, чувствуете себя как рыба в воде, но подобная категоричность меня удивляет.
   - Не вижу в этом ничего удивительного.
   - Если я вас правильно понял, вы утверждаете, что никаких разумных существ с интеллектом хотя бы так же развитым, как у человека, во Вселенной не существует?
   - Хотя бы как у человека... - иронически усмехнулся астроном. - Это значит, я должен допустить, что есть существа, по умственному развитию приближающиеся к человеку. Но это не так. Истина заключается в том, что во Вселенной нет никаких разумных существ, которые по уму, чувствам, поведению и техническому развитию могли бы сравниться с человеком даже эпохи неолита.
   Доктор Гольберг решительно выпрямился.
   - Значит, вы предполагаете, что нигде во Вселенной мы не встретим существ, находящихся на той же стадии развития, что и мы, и никогда не сможем найти с ними общего языка?
   - Я не предполагаю, я твердо знаю это. Человек - единственное, исключительное явление во всей Вселенной. Он высший продукт ее развития и полновластный хозяин. Сегодня он уже находится на пороге своего господства. Он подчинит себе другие миры во Вселенной, выберет самые лучшие, и придет время, когда он будет управлять планетарными системами многих сотен ближайших звезд!
   - Любопытная теория, - вежливо сказал Гольберг и посмотрел на Родина, словно ища у него поддержки, - но мне кажется, что она противоречит общепринятым взглядам.
   - Я понимаю, что вы хотите сказать: Фламмарион, множество обитаемых миров и тому подобное. Чушь, сказки, спекуляция на человеческом невежестве и чувстве одиночества во Вселенной. Бредни фантастов и неучей. В древности считали, что небо поддерживает всемогущий бог, но путешественники никакого божества не нашли. Общепринятое мнение оказалось ложным. Вспомните, было время - Землю называли плоской. Но нашелся португалец, объехавший вокруг Земли, и он доказал, что Земля - шар. И этот взгляд оказался опровергнутым. Кстати, сколько лет прошло с того времени, когда верили, что на Луне обитают какие-то удивительные существа? Когда астрономия сделала еще один шаг вперед, и этой небылице нельзя было дальше верить, разумные существа были переселены на ближайшие планеты. Ну, да - смуглые, златоглазые марсиане и прочие вымыслы. А когда и из этого ничего не вышло, предсказатели взялись за планетарные системы звезд нашей Галактики и еще дальше во Вселенной! Бред, чепуха! Фламмарион и ему подобные - либо злостные обманщики, либо неисправимые мечтатели. На самом же деле разумные обитатели Вселенной - такие же сказочные существа, как циклопы на Земле. Космическое пространство принадлежит и всегда будет принадлежать лишь человеку. Нам, людям.
   Куда девалось хладнокровие Ланге! Страстная речь, в глазах фанатизм, весь он словно одержимый.
   Следователь посмотрел на Гольберга. На щеках доктора от возбуждения выступили красные пятна. Превосходно! Чем жарче спор, тем хуже человек владеет собой, тем легче узнать его подлинные мысли.
   - По-моему, вы потеряли всякое чувство меры, - запальчиво произнес доктор, - я еще не слышал, чтобы кто-нибудь высказывал антропоцентрическую теорию в столь категоричной форме! Если встать на вашу точку зрения, человек во Вселенной - явление уникальное. И вся Вселенная существует лишь для того, чтобы служить нам, людям. И нигде в природе, в бесчисленных и далеких мирах, нет существ, могущих хотя бы приблизиться к нам по своему интеллекту. Вы это хотите сказать?
   - Вот именно. - Ланге уже взял себя в руки.
   - Но позвольте, - казалось, доктор испытывает почти физическую боль, вы же лучше меня знаете, что Млечный Путь состоит из ста пятидесяти - или около этого - миллиардов звезд. И у этих звезд не знаю сколько уж там миллиардов планет! Неужели ни на одной из них не могла развиться жизнь, как на Земле? Невероятно, немыслимо, антинаучно! Вы не имеете права отстаивать подобную чепуху!
   - Прошу вас, - Ланге улыбнулся холодной, высокомерной улыбкой человека, имеющего неоспоримое преимущество перед своим противником и знающего об этом, - не станем же мы ссориться, как дети. Мне тоже кажется невероятной гипотеза, что где-то, помимо Земли, развилась жизнь. И тем более в таких формах, как на Земле. Что там есть разумные существа, обладающие интеллектом, подобно человеку.
   - Если подойти к вашей теории с позиций математики... - начал было доктор.
   - Именно математика подтверждает мою правоту. Допустим, что при определенных условиях жизнь на нескольких планетах действительно начала бы развиваться в направлении усовершенствования интеллекта. Представим себе для сравнения, что длительность существования планеты Земля соответствует длительности нашей жизни. Чему, по-вашему, равнялся бы в этом случае "период существования" интеллигентного человека? Образно говоря - примерно секунде, одному мигу. А теперь представьте, какова вероятность, что два человека, каждый из которых моргнет лишь раз в жизни, сделают это одновременно! Примерно такова же вероятность, что жизнь разовьется одновременно на Земле и на планете X. Выраженная математически, эта величина настолько ничтожна, что практически равняется нулю. Вам ясно?
   Гольберг с удивлением взглянул на Родина.
   - Интересно, - сказал следователь, - это что же, ваша теория, ваша точка зрения?
   - В самых общих чертах и с оговорками, касающимися аргументации. Будь это научный симпозиум, я, разумеется, говорил бы иначе. Человек родился на Земле, но его миссия не жить в колыбели, а покорить Вселенную. Поэтому нигде во Вселенной не может быть разума, противостоящего нам. Мы можем лишь встретить средства, способствующие человеческому прогрессу.
   - Скажите, у вас... - Родин пытался найти нужное слово, - у этой вашей теории много последователей?
   - Вы хотите оценить ее по внешнему эффекту? В науке шумиха не имеет значения. Кто когда-то верил, что Земля круглая и что она вертится вокруг Солнца, а не наоборот!
   - Это верно, - заметил Родин, - но мне кажется, мы уклонились от основной темы нашей беседы. Я хотел бы вернуться к мертвому радисту. Нас, как вы понимаете, интересует время, непосредственно предшествовавшее его смерти. Вам пришлось разговаривать в этот день со Шмидтом?
   - В субботу? Не помню. Возможно... впрочем, кажется, не пришлось. А если и говорил, то о чем-нибудь незначительном. Хотя да, вспомнил, мы говорили о солнечном шуме. Обменялись парой фраз.
   - Это имело отношение к вашей или к его работе?
   - К его. В обязанности Шмидта входила связь с Землей, лунными станциями, а также с космическими кораблями и искусственными спутниками. Качество приема, как известно, зависит от солнечной активности. Кроме того, Шмидт проводил и радиоастрономическое наблюдение.
   - Ну, конечно, он не смотрел во Вселенную, он ее слушал.
   Ланге улыбнулся - не насмешливо или саркастически, как прежде, а непосредственно, почти как ребенок.
   - Можно и так сказать.
   - Во время разговора с радистом не бросилось ли вам в глаза что-либо особенное?
   - Насколько мне помнится, нет.
   - Не вспомните ли, где и когда вы с ним говорили?
   - Постойте, когда же это было? Во время завтрака... вспомнил - в шлюзовой камере.
   - И после вы уже его не видели?
   - Лишь издали. По дороге к обсерватории я заметил его внизу у базы, но он тут же погрузился в тень. Номера на скафандре, мне, разумеется, различить не удалось, да я и не пытался. Но это должен был быть он, никто, кроме него, в ту сторону не шел.
   - А потом?
   - Я работал наверху, в куполе большого рефлектора. Изучал Кастор С.
   - Кастор С?
   - Это одна из переменных звезд. Но вряд ли это вас может заинтересовать. Закончив наблюдение, я спустился вниз, в фотолаборатории проявил снимки...
   - Когда это было, вы не помните?
   - Не помню. Спросите нашего врача, она в тот момент была в лаборатории, может быть, она вспомнит. Я обработал негативы и направился в обсерваторию. По дороге меня застала тревога.
   - Вы видели ракету?
   - Видел, хотя и не смотрел в ту сторону. Но красный отблеск был таким интенсивным и длительным, что его просто нельзя было не заметить. К тому же в наушниках гермошлема раздался сигнал тревоги.
   - Вниз бежать нетрудно. Вы пришли вовремя.
   - Как сказать. Я оказался последним. Глац и другие уже собрались. Но быстрее добраться я не мог, обрыв довольно крут, дорога едва намечена, а последнее восхождение на Матерхорн я совершил четверть столетия назад.
   Родин отыскал в записной книжке радиста страничку с загадочными числами и показал ее астроному.
   - Вот это мы нашли в блокноте Шмидта. Не знаете, что бы это могло означать? Как астроному, вам математика должна быть близка.
   Ланге внимательно разглядывал пометки Шмидта.
   - Нечетные числа. Но не только. Это простые числа. Что это может значить? Не представляю. Возможно, это записи какого-то шифрованного сообщения. Другое объяснение мне в голову не приходит.
   - ...Фанатик! - возмущенно твердил доктор, когда они вернулись в комнату следователя. - Таких в средние века на кострах сжигали. Или такие других сжигали. Пожалуй, так вернее... Надеюсь, вы ему не верите?
   - Мы должны уточнить время у Реи Сантос.
   - Рея Сантос! Вы мне напомнили... - Гольберг наклонился и заботливо ощупал щиколотку.
   - Болит?
   - Не переставая. Как видите, и на Луне безрассудные прыжки дорого обходятся.
   - Попробуйте походить.
   - Вы думаете? - Гольберг встал, сделал энергичный шаг, но тут же, скорчив гримасу, сел. - Проклятая нога. Ладно, пойдемте к Рее Сантос, она чем-нибудь поможет.
   - А сами вы не в состоянии что-либо сделать?
   - Не забывайте, что я занимаюсь психиатрией, майор.
   - Ну что ж, в таком случае попробуйте вылечить ногу средствами вашей специальности. Я имею в виду самовнушение, - невинно заметил Родин.
   - Заведующий стоматологическим кабинетом не вырвет сам себе зуб.
   - Ну, тогда пошли...
   И они отправились к Рее Сантос.
   - Я пришел к вам за помощью. - Казалось, Гольберг, в чем-то оправдывается. - У меня болит нога. Неудачно прыгнул. Кто бы мог подумать, что здесь...
   - Хотела бы я знать, где это вы так прыгаете? Второй случай за эту неделю. Боюсь, что скоро на базе потребуется ортопед. Недавно мне пришлось просвечивать подвернутую стопу.
   - В самом деле? - Родин умышленно отвернулся, стараясь избежать многозначительного взгляда Гольберга.
   - Ну, конечно. Это было... Да, в субботу. В тот самый день, когда Шмидта нашли мертвым возле радиотелескопа.
   - А я не видел, чтобы кто-нибудь хромал.
   - А почему Юрамото должен хромать? Через два дня доктор Гольберг тоже сможет прыгать, как козочка.
   Родин огляделся.
   - У вас здесь превосходное оборудование... Ну, раз уж мы заговорили об этой злосчастной субботе, не могли бы вы сказать, что здесь, собственно, произошло? Вы видели в тот день Шмидта? Разговаривали с ним?
   - Нет. То есть да. За завтраком. Потом я видела его там. Но разговаривать с ним уже было нельзя.
   - Что же могло случиться? Попробуйте вспомнить обо всем, что происходило в субботу. Быть может, какая-нибудь незначительная на первый взгляд деталь окажется важной.
   - Боюсь, что толку от меня будет немного. Суббота ничем не отличается от всех остальных дней. Ничего особенного не случилось. Завтрак прошел, как обычно, - за столом велась ленивая беседа. Потом я пошла в ординаторскую, затем - в кабинет. Кстати, хотите посмотреть? - Она позвала Родина в соседнюю комнату. - Это химическая лаборатория и аптека. К счастью, мы ею не часто пользуемся. Здесь ни у кого еще ни разу не болела голова.
   - Вернемся к субботе. Астроном Ланге утверждает, что он около получаса провел в фотолаборатории.
   - Да, если не считать того момента, когда ему понадобился бромистый калий.
   - И вы говорите, он ушел через полчаса?
   - Да, около одиннадцати, незадолго до того, как прозвучала тревога.
   - Незадолго? Минут за пять, десять, за минуту?
   - Минут за восемь - десять. Кто бы мог подумать, что это последние минуты Шмидта? Невероятно! Сразу же после Ланге я тоже вышла. Когда он прощался со мной, я уже надевала скафандр. В коридоре мне встретились Глац и Мельхиад. Я прошла шлюзовую камеру и направилась в оранжерею.
   - По дороге никого не встретили?
   - Нет. Я только видела, как несколько раз зажглись рефлекторы ракетоплана. Вероятно, в нем был Нейман.
   Казалось, Рея чего-то не договаривает, она все время настороже. Но почему? Боится сказать лишнее?
   Родин поднялся и извинился за беспокойство.
   В комнате следователя Гольберг со вздохом вынул листок со списком подозрительных лиц.
   - Вы готовитесь вычеркивать? - спросил Родин.
   - Да, но кого?
   - Видимо, обоих, не так ли, доктор?
   - Итак, у нас остаются?..
   - Маккент и Нейман - двое из тех троих, что прошли парашютную тренировку.
   - И Юрамото.
   - Да, Юрамото с вывихнутой стопой.
   ЗЕЛЕНЫЙ ОАЗИС
   Издали оранжерея напоминала гигантские мыльные пузыри, вздувшиеся над поверхностью Луны.
   - Здесь нет ни одного кусочка ровного стекла, - комментировал Гольберг, - стеклянные купола должны быть очень прочными, чтобы противостоять внутреннему давлению. Под каждым куполом - одна из секций оранжереи, герметически отделенная от других.
   Маккент поднялся навстречу посетителям, его глаза выдавали нескрываемое любопытство.
   - Вы хотите осмотреть оранжерею? Правильно, никакая цветная фотография не передаст того, что вы сами здесь увидите. Вы интересуетесь ботаникой?
   - Каждый из нас в какой-то мере интересуется ботаникой. - Майор оглядел небольшой кабинет. Полки, на которых стояли батареи пробирок и колб. Стол с различными микроскопами и тиглями. Грядка, которая словно купалась в синем ксеноновом свете. - Хоть я и не специалист, но, разумеется, помидоры от свеклы отличу. Однако, признаюсь, таких плодов я не видывал.
   - Это не помидоры, это редиска, - улыбнулся Маккент, - одно из наших маленьких чудес - результат деятельности моих предшественников. После меня продолжит опыты кто-нибудь другой. Каждый подсыпает свою горсть зерна жерновам, и в конце концов мы достигнем цели - изменения биологических особенностей растений. Мы поставим агротехнику с ног на голову.
   Биолог отложил гигантскую редиску и освободил два стула, смахнув с них комья глины.
   - Присаживайтесь. Вы ведь приехали сюда не на экскурсию. Видимо, речь пойдет о том несчастном случае?
   - Да, и в этой связи я бы хотел задать вам несколько вопросов.
   - Ну, конечно, я готов ответить, хотя и не уверен, что могу быть вам полезным. Вам уже удалось что-нибудь выяснить?
   - Мы ищем кончик нити, которая привела бы нас к истине. Как по-вашему, что могло толкнуть Шмидта на столь непонятный шаг? Казался ли он вам человеком-отрешенным, чем-то озабоченным?
   - Нет.
   - Но ведь должна была быть какая-то причина, - начал доктор, - сейчас не то время...
   - Не то время?
   Маккент иронически улыбнулся.
   - Разумеется, техника движется вперед семимильными шагами. А наивные люди полагают, что человек также претерпел огромные метаморфозы, что его удастся втиснуть в прокрустово ложе идеального общества. Благо, по их мнению, социальные корни нежелательных тенденций устранены...
   - Но по-прежнему существуют следователи и даже целая наука криминалистика, вы это хотите сказать? - перебил его Родин. - Было бы по меньшей мере легкомысленно столь упрощенно смотреть на вещи. Выращивая свои растения, вы стремитесь уменьшить потери за счет устранения вредного влияния среды. Аналогичная задача стоит и перед нами. Я согласен, что с растениями проще и быстрее, чем с людьми. Но вырастить здоровые, выносливые растения, которые не сломает первый же порыв бури, не свалит ночной мороз, которые не боятся засухи, - для этого нужно время. Не только в природе, но и в обществе.
   - Тем самым вы признаете, что и у вас есть свои невзгоды. И не только стихийные.
   - Мы же не говорим, что наш путь устлан розами. Кстати, и у роз есть шипы. Как биолог, вы должны это знать.
   - Ваша работа, - сказал Маккент, - полезна для общества. Вы кружитесь около виновного, а он об этом не знает. А может быть, и знает... нет, не хотел бы я быть в его шкуре - круг сужается.
   - Наверное, это не очень приятно. - Взгляд майора был устремлен куда-то вдаль. Неясная мысль коснулась его сознания, будто слова Маккента что-то ему подсказали, но он не мог уловить этой мысли. - Однако вернемся к Шмидту. Когда вы его видели последний раз?
   - Затрудняюсь сказать. Очевидно, за завтраком. Да, совершенно верно - в столовой.
   - А что вы делали потом?
   - Работал. Здесь, в оранжерее. Потом надел скафандр и совсем собрался в лабораторию, как вспыхнула ракета и прозвучал сигнал тревоги. Я сразу понял, с кем несчастье.
   - Что вы имеете в виду?!
   - Ракета вспыхнула над радиотелескопом, а там работал Шмидт. Я прошел шлюзовую камеру и побежал к базе.
   - Вы никого не встретили по пути?
   - Никого.
   - У входа вы были первым. Не подскажете ли, в каком порядке прибежали остальные?
   - Попробую вспомнить. Через несколько секунд появилась Рея Сантос. Потом из базы выбежали Глац и Мельхиад, следом за ними - Нейман и Юрамото, и наконец появился Ланге. А, Собственно, вам это к чему?
   - Мы хотим восстановить полную картину.
   На обратном пути доктор молчал. Он заговорил, лишь сняв скафандр в комнате Родина.
   - Н-да, - он покачал головой, - Маккента придется вычеркнуть. Нет сомнения, что именно он был первым у входа. Меньше чем через две минуты после появления ракеты. Никакие силы не могли помочь ему пробежать расстояние от радиотелескопа сюда, вниз, за две минуты.
   - Я бы задал дополнительный вопрос, - тихо произнес следователь. Маккент бежал от оранжереи и был у входа первым. Рею Сантос тревога застала тоже почти у оранжереи, и она прибежала второй. Интересно, не правда ли? Особенно если учесть, что они не встретились.
   ДОВОДЫ ДОКТОРА ГОЛЬБЕРГА
   - Итак, значит, Нейман или Юрамото. Кто бы мог подумать? - Эрза Гольберг с недоверием смотрел на листок бумаги. Из восьми имен шесть было вычеркнуто. - Знаете, даже сейчас я бы не отважился гадать, кто из двоих это сделал. Оказывается, быть гадалкой не так уж легко.
   - В криминалистике не только трудно - рискованно.
   - Очень рискованно. С кого же начнем... Я имею в виду - начнете?
   - Пожалуй, - майор секунду колебался, - с Неймана. Идет?
   - С Неймана, так с Неймана. Кое-что мы о нем знаем, то есть - чем он занимался утром. Алиби у него есть.
   По словам Глаца, Нейман утром находился в его кабинете. Они вместе готовили радиограмму на Землю. После окончания, примерно в 10:50, Нейман ушел. Чем он занимался потом?..
   - Что я делал потом? - Нейман лениво прищурил глаза. - Направился к ракетоплану.
   - Вы намеревались совершить полет?
   - Да, после обеда.
   - И поэтому пошли подготовить машину?
   - Совершенно верно.
   - По дороге встретили кого-нибудь?
   - Нет.
   - Этим ракетопланом, как вы его называете, можно управлять и на расстоянии?
   - Конечно.
   - Могли бы вы сэкономить время и проверить исправность приборов, не поднимаясь в кабину ракетоплана?
   - Да, но этим я бы ничего не достиг.
   - Не понимаю.
   - Ракетоплан стоял рядом с радиомаяком, с которого осуществляется дистанционное управление. И поскольку я все равно был там, какое имело значение - проводить проверку с маяка или непосредственно из кабины?
   - Правда ли, что Шмидт ловил сигналы с Земли?
   - Да, радистов-любителей, - подтвердил пилот, - он даже посылал им открытки.
   Когда они остались одни, доктор внимательно посмотрел на следователя. Наконец он провел ладонью по лбу, словно отирая капли пота.
   - А что делать? - промолвил он. - Кто бы мог подумать! Итак, все-таки Юрамото! Неужели он?.. - Гольберг покачал головой. - Но арифметика неумолима - остается он один. У всех остальных есть алиби. Надежное, стопроцентное алиби.
   - А Неймана вы зачеркнули?
   - Конечно. Если за три минуты до тревоги он занимался рефлекторами ракетоплана, то в 10:59 его не могло быть на холме у радиотелескопа. Так же как и Ланге... О чем вы задумались, майор?
   - Ну, как бы вам получше объяснить? Меня гложет... мысль, что я забыл о чем-то важном. Что мы в чем-то ошибаемся, что-то проглядели. Я почти ухватил эту мысль во время беседы с Маккентом, но потом она вновь от меня ускользнула.
   - Вы не можете что-то вспомнить?
   - Вот именно.
   - Ничего, - уверенно сказал психиатр, - обязательно вспомните. Стоит лишь воспроизвести весь разговор, восстановить все подробности, представить себе все визуально. Кто где стоял, выражение лица и тому подобное. И вы схватите эту мысль, что упорно скреблась в вашей памяти. А теперь пойдемте к Юрамото, последнему в нашем списке.
   Сейсмическая станция, расположенная у самой подошвы обрыва, напоминала половину исполинского яйца допотопного ящера. Серо-белые стены четырьмя иллюминаторами глазели на плоскую долину, раскинувшуюся перед базой.
   - Так вот где вы работаете, - произнес Родин, осматривая овальное помещение, - я представлял себе кабинет селенолога иначе.
   Лицо Юрамото осветила приветливая улыбка.
   - Это не единственное мое рабочее место. Но здесь я бываю часто. Здание построено в стороне от других помещений, так как здесь установлен один из сейсмографов.
   - Здесь?
   - Да, прямо под вами, в шахте. Он помогает нам слушать Луну.