Браннер Джон. Рождённый под властью Марса

   - Таким образом, - сказал Лугас, - если Канаикен не имеет своего генетического оборудования, он пока еще не уверен в том, что получил. Где лучший генетический центр на Марсе?
   - В Пегасе.
   - Предположим, медведианин уже послал туда материалы о мальчике. Но не получит никакого ответа до завтрашнего полудня. До этого ему придется только гадать.
   - Он слишком сильно рисковал. Из его логического объяснения я понял, что им руководило желание оставить центавриан с носом, а не получить определенный выигрыш для себя. Вы сможете влезть в шкуру Гранджера? Нет, подождите, сначала вы должны узнать, что Рэй сделал сегодня с Хоуском.
   Тодер кратко изложил всю историю; Лугас внимательно слушал его, кивая головой. Наконец он вошел в роль, и Тодер начал допрос:
   - Что вы знаете наверняка?
   - Инженер с центаврианского корабля "Хипподамиа" на Дарисе заболел болезнью Лакхмана... В бреду он высказывал свои опасения относительно полета этого корабля, имеющего специальный отсек, который позволяет поддерживать различные варианты четырехмерного континуума. Власти были весьма бдительны и привлекли к работе эксперта, сделавшего вывод, что в отсеке мог находиться кто-то очень маленький и живой, например ребенок. Заболевший инженер ничего не знает о ребенке, но нужно немного воображения, чтобы подумать о богатом генетическом даровании.
   - Вы получили все эти данные сразу?
   - Нет. Сначала мне сказали, что на корабле было что-то необычное и члены экипажа должны быть установлены и допрошены, начиная с марсианского инженера, так как капитан и его офицеры предварительно считались лояльными и надежными. Затем мне сообщили о специальном отсеке и его возможном хозяине. Видно, была получена дополнительная информация, изменившая некоторые первоначальные предположения. Так, мы уже сомневались в осведомленности марсианина.
   - Дальше?!
   - Охота за членами экипажа, включая капитана. - Лугас на несколько секунд вышел из образа. - Кстати, я слышал, что группа из отдела корабельной регистрации центаврианского посольства сегодня побывала на "Хипподамии" и, кажется, обыскала корабль. Я боюсь, что они приняли нас за медведианских агентов. Мне придется просить убежища на Земле. Но потеря одного корабля - маленькая цена за удачный ход в нашей игре.
   - Если мы выполним его, - сказал угрюмо Тодер. - Итак, ситуация проясняется. Канаикен знает, что в его руках находится ребенок, в поисках которого чрезвычайно заинтересованы центавриане. Он догадывается о необычных генах младенца, но ему необходимо исследовать генотип. Если медведианин убедится в своей правоте, он постарается уничтожить за собой все следы. Пегас, расположенный далеко отсюда, поможет ему в этом.
   - Кроме того, - вставил Лугас, - там так же много сочувствующих медведианам, как и в Зонде. Верно?
   - Совершенно верно. Когда Канаикен получит сообщение, он сумеет вывезти ребенка с Марса прежде, чем сплетни из Пегаса привлекут к нему внимание. Если медведианин лишится ребенка и получит ложное сообщение, что центавриане паниковали без особых на то причин, он может оставить малыша в покое.
   - Слабое утешение, но будем надеяться. Мы должны подсунуть ему идентификационные данные центаврианского мальчика с хорошей родословной, но без особых талантов.
   - Я могу договориться о подготовке документов на такой генотип. У меня даже есть идея, как мы сможем произвести подмену. Что с Гранджером, все-таки? Поскольку члены вашего экипажа ничего не знают о происхождении ребенка, их можно быстро убедить, что он центаврианин. Мы введем их в заблуждение, представив малыша больным, в конце концов.
   Лугас кивнул головой.
   - Я подумаю над этим, - пробормотал он. - А сейчас мне надо связаться с генетическими центрами, где у меня есть люди.
   Тодер долго сидел молча.
   - Какая неприятность, - наконец сказал он. - Чтобы этот ход был удачным, нужно решить некоторые проблемы. Мы можем легко ввести в заблуждение Канаикена, представив ему данные центаврианского ребенка с хорошей родословной, но средними способностями, однако прежде необходимо узнать, куда они послали материалы для исследования генотипа.
   - Это трудно? - спросил я.
   - Космос! Ты думаешь, что люди, знакомые с планом, будут работать просто как персонал генетических центров?
   - Нет, конечно, - пробормотал я. - Кто такой, кстати, Канаикен?
   - Местный глава медведианской разведки. А Гранджер - его центаврианский коллега, который, вероятно, думает, что имеет дело с удачным ходом медведиан, а не марсиан. Корабль Лугаса всегда был заботливо окружен вводящими в заблуждение намеками, отвлекающими внимание от истины. Поэтому мы должны убедить Канаикена в том, что центавриане паникуют из-за пустяков, а Гранджера - в том, что медведианский ход не был удачным. Он должен предположить...
   В комнату быстро вошел Лугас:
   - Попал с первой попытки! Я разговаривал с Иетой Драйфус из Пегаса; она сразу догадалась, о чем я собираюсь ее спрашивать. Дживес разговаривал с ней под своим именем около двух часов назад - он интересовался, как долго будут продолжаться исследования. Иета ответила ему, что время в Пегасе не совпадает с временем в Зонде и что если она получит материалы ближайшим рейсом, то вернет их завтра в полдень, как я и думал.
   - Это наша первая удача сегодня, не считая внезапного появления Рэя, - оживился Тодер. - Я рад, что меня сейчас не слышат мои воспитанники из колледжа Серендипити. Она спросила о наших дальнейших шагах?
   - Я сказал, что лучше ей оставаться в неведении, и она согласилась, ответил Лугас. - Иета получит наши материалы и исследует их.
   - Рэй, - проворчал Тодер, - твой отец сейчас в Пегасе? Я слышал о нем недавно. Он жалуется, что ты давно его не навещал.
   17
   Один из моих инструкторов по теории межзвездного привода много раз говаривал мне, что полет от Зонда к Пегасу более трудный, чем с Земли на Марс. Это было верно, и марсианские космонавты всегда недоумевали, летя на другую сторону планеты. В нашем разреженном воздухе невозможно летать на крыльях. Грузовой транспорт представлял собой главным образом перевозочные платформы на воздушных подушках, которые можно было ежедневно видеть на улицах Зонда. Однако организовать быстрые перевозки пассажиров было очень трудно. Марсиане испробовали все известные способы. О баллистических средствах передвижения или кораблях с прямоточными воздушно-реактивными двигателями не могло быть и речи. Из-за недостатка кислорода на Марсе любое использование воздуха в транспортных средствах приводило к необходимости возить с собой собственный дорогостоящий запас кислорода. То же относилось и к ракетным двигателям, использующим окислитель. Попытки употребить энергию свободных радикалов, образующихся в верхнем озоновом слое под действием солнечного света, оказались бесплодными. Проблема "полуразрешилась" созданием транспортных средств, осуществляющих серию прыжков на суборбитальную высоту с дальнейшим планированием в плотных слоях атмосферы на видоизменяющихся крыльях. Они были некомфортабельны, а следовательно, непопулярны, и мне никогда не приходилось видеть их полностью загруженными пассажирами.
   Но не на этот раз. Как только я положил личные вещи в багажную сетку над своим сидением, то обнаружил, что этот специфический корабль был переполнен.
   В салоне, к моему удивлению, находился мистер Хоуск.
   Что, ради всей Галактики, он здесь делает? Я был готов тотчас же выскользнуть из корабля и лететь следующим рейсом, даже если это значило, что Дживес не получит ожидаемого сообщения из Пегаса в обещанное время. Хоуск не должен знать, что я вовлечен в это дело так глубоко...
   Слишком поздно. Он заметил меня и приблизился решительными шагами. Его лицо было красным, а зрачки глаз расширившимися. Это обстоятельство усилило мою тревогу, так как означало, что Хоуск принял один из центаврианских стимуляторов, что-нибудь из высших производных амфетамина. Я решил атаковать первым.
   - Вас еще не понизили в звании? - спросил я довольно оскорбительным тоном.
   Насмешка попала в цель, но он постарался скрыть свое раздражение.
   - Направляетесь в Пегас! - Он показал на этикетки моего багажа.
   - Если бы мой отец не ждал меня этим рейсом, - не унимался я, - я бы вызвал полицию и рассказал им о том, что вы сделали со мной позапрошлой ночью.
   Хоуск резко засмеялся:
   - Что я сделал с тобой? Ты что, дурак? Никто серьезно не отнесется к твоим показаниям. К тому же вы, марсиане, не любите полицию, поскольку она является земной, а не марсианской организацией!
   Он сказал правду. Питер и Лилит говорили то же самое. Но я чувствовал, что должен продолжать дразнить его, это было безопаснее, поскольку вся энергия этого явно раздраженного человека уходила на то, чтобы ответить мне.
   - Я надеялся, что кто-нибудь найдет тебя под Старым Храмом, привлеченный запахом твоего гниющего тела.
   - Меня спас человек, который никогда не сделает мне зла, - огрызнулся он. - Так что твои надежды увидеть меня пониженным в ранге не оправдались! Я думаю выйти из этой игры с поощрением или даже двумя.
   Мой список различий между медведианами и центаврианами пополнился еще одним пунктом. Центавриане не знали слова стыд и почти не заботились о моральной стороне дела, лишь бы не ухудшилось их общественное положение, в то время как у медведиан был культ чувства вины, чувства нравственной ответственности за свои поступки.
   Хоуск сейчас торжествует, и я должен заставить его хвастаться дальше, чтобы узнать, каким образом он вывернулся.
   Я собрался продолжать атаку, но тут прозвучал приказ занять свои места. Хоуск нахмурился, но, как всякий дисциплинированный центаврианин, молча пошел к своему креслу.
   Что могло сделать его таким самоуверенным? Я бился над этой проблемой весь путь до Пегаса. В конце концов я решил выследить, куда он направится после посадки.
   Однако Хоуск был слишком осторожен, чтобы позволить мне это, и нетерпеливо слонялся вокруг, пока мне не пришлось все-таки заметить очередное такси. Я вздохнул, остановил машину и, помня о своем заявлении, что меня ждет отец, назвал соответствующий маршрут.
   Бросив последний взгляд на Хоуска, я решил, что он направляется к общественным кабинам связи, скорее всего, чтобы убедиться, действительно ли здесь живет мой отец.
   Я не собирался сразу же ехать к отцу. В моем внутреннем кармане лежал небольшой образец живой ткани: не искусственной, крайне дорогой и, вероятно, имеющей недостатки, а настоящей, точно соответствующей замыслу Тодера. Донор был высокого центаврианского происхождения, но не имел действительно замечательной комбинации генов.
   Этот образец я должен как можно быстрее доставить Иете Драйфус. Она работала в родильной клинике Пегаса; на Марсе центры генетических исследований и родильные клиники были объединены. Хотя только центавриане серьезно занимаются планированием своего потомства, но будущее детей интересует всех родителей.
   Я назвал новый адрес.
   Я зашел в ее кабинет со стеклянным потолком. Такой чистой, светлой и просторной комнаты мне давно уже не приходилось видеть на Марсе. Я остановился, онемев. Девушка была редкостно красива. Я давно убедил себя, что таких женщин не существует, и мои юношеские мечты так и не сбылись.
   Много поколений ее предков были марсианами, и она была прекрасна.
   Девушка встала, приветствуя меня, ее рост был около семи футов. Черные волосы спадали на ее плечи, обрамляя удивительное овальное лицо с широким лбом, высокими скулами, изящными тонкими губами. Ее кожа была теплого медно-коричневого цвета. На ней был свободный рабочий комбинезон из белой синтетической ткани, скрывающий все изгибы ее тела, однако я не сомневался в безупречности ее фигуры. Подобно мне, все марсиане были худыми, а некоторые выглядели долговязыми, но она казалась _о_ч_е_н_ь стройной - немногие женщины заслуживали такого эпитета.
   - Мисс Драйфус? - спросил я, сделав почти незаметное ударение на первом слове.
   Она улыбнулась, показав великолепные белые зубы:
   - Вы прилетели очень быстро! Мой дядя предупредил меня, что ваша посылка может оказаться не готовой к столь раннему рейсу.
   - Ваш дядя?
   - Ну да, я имею в виду вашего бывшего учителя.
   Я покачал головой в изумлении:
   - Я думал, вы знакомая капитана Лугаса. Я не знал, что вы родственница Тодера.
   - Капитан может не знать этого тоже. Мой дядя никому не рассказывает о своих родственниках, потому что не все из нас ведут такой скромный образ жизни, как он.
   Я подумал, что семья Тодера, должно быть, играет значительную роль в марсианских делах. А почему бы и нет? Марсианское население немногочисленно, и одна выдающаяся наследственная линия выделяется ярче, чем на переполненной планете земного типа, - точно так же, как когда-то мы называли горой возвышенность в несколько сот футов высотой, какую редко встретишь на Марсе.
   Возможно, семейство Тодера в миниатюре отражало то, что они собирались сделать с центавро-марсианской линией, представленной их правнуком.
   - Что я должна сделать с образцом, который прислал Дживес? - Она открыла выдвижной ящик стола.
   - Уничтожьте его, - сказал я быстро, - и исследуйте вот этот. - Я протянул ей ложный образец, который тотчас же исчез в соседнем выдвижном ящике.
   - Хорошо. - Она отряхнула руки. - Теперь это не будет полным обманом. Дживес получит сообщение в срок, обещанный мной. Благодарю вас. Не знаю, что все это значит, но очень уважая дядю, я уверена, вы оказали важную услугу.
   И это было все? Она вернулась к своему столу и спросила:
   - Вы сможете сами найти выход?
   Слишком многое было поставлено на карту, чтобы тратить время на пустую болтовню. И все же я почувствовал острую боль разочарования. Встретив прекрасную женщину, я, по крайней мере, хотел полюбоваться ею!
   Иета поняла мое состояние, ибо она мгновенно улыбнулась и сказала с приводящей в замешательство откровенностью:
   - Вы извините меня за то, что я скажу? Мне очень лестно, что марсианин, вошедший в эту комнату в первый раз, уходит с большой неохотой. Но у нас могут появиться осложнения, если мы не передадим сообщение Дживесу вовремя.
   Я смущенно улыбнулся и вышел.
   Коридор и вестибюль были пустынны. Марсиан здесь работало, конечно, мало. Большая часть персонала, должно быть, находилась в родильном отделении, за воздушным шлюзом, в густой влажной земной атмосфере. Проклятая необходимость, которая все еще связывала нас с Землей, словно пуповина!
   На пути к выходу я не увидел никого, даже молодого человека, проводившего меня до кабинета Иеты Драйфус.
   На дорожке, связывающей здание клиники с пешеходным туннелем города, я встретил мужчину с песчаными цветами и кульком с яблоками, по всей видимости, он шел навестить свою жену, затем мимо меня прошли два носильщика из земных эмигрантов, сгорбившихся под ящиками с медицинским оборудованием и явно встревоженных их легкостью при низкой марсианской гравитации. Я растерянно плелся по дорожке, мои мысли были заняты Иетой Драйфус. Однако мне следовало решить, куда же идти дальше.
   Мой Зонд разошелся по дну трещины, которая своим естественным рельефом и придавала ему форму, Пегас же был городом в кратере овальной формы; главные улицы расположились в строгом порядке. Я точно высчитал, что если я пешком направлюсь к дому моего отца, то приду как раз к обеду. В это время я увидел такси, медленно двигавшееся по запыленной улице.
   Его пассажиром был человек, которого я узнал бы где угодно. И было одно, только одно место, куда он мог ехать в том направлении.
   Я повернулся и помчался за машиной со всей скоростью, которую мог дать мой марсианский прыгающий бег.
   Конечно, такси уже высадило его и исчезло, когда я снова оказался у входа в генетический центр. Я ворвался в вестибюль, чуть не сбив с ног пожилую женщину, переносившую подставку с макетом гена, и ринулся к кабинету, который покинул несколько минут назад.
   Я тихо открыл дверь, благословляя врожденную марсианскую честность, которая сделала замки бесполезной вещью; само собой разумеется, Хоуск, если бы мог, запер бы за собой дверь. Он стоял, нацелив свой любимый нейрохлыст на Иету, и требовал образец ткани, полученный от Дживеса.
   Следовательно, центавриане знали больше, чем считал Тодер. Но теперь не было времени беспокоиться об этом. Я начал действовать прежде, чем округлились глаза Иеты, - изменение их выражения выдало меня.
   Несмотря на мою озлобленность, я все равно был слабее любого, выросшего на планете с гравитацией в один "же". Я сжал руками голову Хоуска и рванул ее назад, через свое выставленное колено. Он был поражен еще больше, чем тогда, в комнате под Старым Храмом. Хоуск завопил и упал на пол, Иета быстро выхватила из его рук нейрохлыст. Кое-как мы скрутили его, преодолев бешеное сопротивление, и Иета тотчас же отскочила плавно и грациозно, как в танце.
   - Спасибо, - улыбнулась она, когда совсем успокоилась. - А теперь вы можете сказать мне, кто он, черт возьми, такой?
   18
   Хоуск представлял собой смешное и жалкое зрелище: с его лица уже сошла бравада, вызванная действием наркотика, и оно стало серым и одутловатым.
   Но не было времени объяснять подоплеку происшедшего Иете. Грохот, с которым он упал на пол, вероятно, переполошил все здание. Первой вбежала пожилая женщина, которую я почти сшиб, когда мчался спасать Иету, но к ней тут же присоединились несколько испуганных людей из персонала, в основном земляне.
   Среди них был солидный человек средних лет с седыми всклокоченными волосами, который немедленно забрал у Иеты нейрохлыст. Марсианин, к счастью.
   Иета могла изображать только неведение.
   - Спасибо, доктор Снелл, - сказала она, - я думаю, этот человек сумасшедший. Он ворвался сюда без предупреждения, вытащил свой хлыст и требовал отдать ему образцы. Если бы не мистер Мэлин...
   - А что привело вас сюда? - обратился ко мне Снелл.
   - Я из Зонда, где живет дядя Иеты, я приехал в Пегас навестить своего отца и привез мисс послание.
   - Вы вовремя появились здесь. - Снелл махнул своим коллегам. - Ну, лучше поднимите его на ноги и отведите куда-нибудь в надежное место, пока не прибудет полиция.
   - Это все ложь! - взорвался Хоуск. - Вы, проклятые марсиане, прирожденные лгуны! Мэлин отлично знает, кто я такой и почему я здесь. Почему бы вам не спросить его о ребенке, которого он похитил?
   - Ребенок? Какой ребенок? - удивился Снелл.
   - О! - воскликнула Иета. - Пожалуй, я могу объяснить его поведение. Он болен: у него навязчивая идея, что Мэлин украл его ребенка! Вы пришли сюда искать его? - Она постаралась подмигнуть Снеллу, так, чтобы Хоуск заметил это.
   - Нет, вы так просто не отделаетесь, - заорал Хоуск. - Вы все сговорились здесь! Обыщите эти шкафчики, и вы найдете образец ткани центаврианина...
   - Я не удивлюсь этому, - пожал плечами Снелл. - По правде говоря, мы обычно имеем две или три сотни центаврианских образцов.
   - Я имею в виду тот, который прислал вам человек по имени Дживес!
   - Доктор, я думаю, у него параноический бред, - прожурчала Иета. - У меня есть такой образец, но Дживес, кажется, медведианский гражданин. Во всяком случае, он говорил с медведианским акцентом.
   Хоуск, должно быть, по лицу Снелла понял, что доктор клюнул на удочку Иеты. Казалось, все силы сразу покинули центаврианина. Он снова заговорил изменившимся голосом, медленным, тусклым, безнадежным:
   - Лгуны, ничего, кроме лжи, от начала до конца. Это планета маньяков, живущих во сне. Я должен был понять это, когда меня нашли под Старым Храмом.
   - Кто? - я не смог удержаться от вопроса.
   К нему тотчас вернулась уверенность, он усмехнулся:
   - О да! Вы знаете о Храме, не так ли? Или вы вспомнили, что сделали? Вы лишили меня сознания с помощью этого нейрохлыста и оставили там! И если бы Рэглан не нашел меня и не рассказал о Дживесе, вы могли бы улизнуть. Но теперь не улизнете, я клянусь, нет!
   Снелл взглянул не меня. Я покачал головой. И после нескольких секунд размышления он решил принять на веру мои слова: центаврианин неожиданно вломился в комнату и угрожал Иете своим хлыстом. Доктор жестом приказал увести Хоуска прочь.
   - Не так быстро! - Хоуск резким движением вывернулся и оказался лицом к лицу со мной. - Грязный марсианский подонок, рассказать тебе о вашем драгоценном Храме? Мы знаем о нем больше, чем вы! Ведь мы пользовались той комнатой, где ты пытал меня, многие годы, и никто, кроме нас, никогда не делал этого! Тупица! Сколько раз ты стоял, глазея на пятнадцать знаменитых экспонатов, и ни разу не поинтересовался, почему их оставили пылиться в выставочных витринах, вместо того чтобы тщательно изучить и соотнести с соответствующими реально существующими вещами?
   Земляне в комнате обменялись беспокойными взглядами. Тема, затронутая центаврианином, интересовала всякого марсианина.
   - Фальшивки! - ликующе кричал Хоуск. - Все они фальшивки, заставляющие людей верить в существование исконных марсиан! Мы давно знаем правду. Кто, кроме глупых марсиан, может попасться на удочку элементарной мистификации? А мы хотели знать, были ли на Марсе коренные жители или звездные пришельцы? Поэтому мы исследовали все предметы Храма и обнаружили, что камни были обработаны инструментами, выполненными в метрической системе. Люди создавали ваш зловонный Храм!
   Хоуск был почти невменяем, в бешенстве он старался взять верх над марсианами, которые сорвали его последнюю отчаянную попытку спасти свою репутацию перед старшим начальством; теперь оно уже узнает, как он неумело выполнил это ответственное поручение.
   Можно было не сомневаться, что человек по имени Рэглан, обнаруживший Хоуска лежащим без сознания и сообщивший ему о Дживесе, был центаврианским агентом, использующим комнату под Храмом как почтовый ящик, именно так, как я и предполагал. Вероятно, центавриане, подобно Тодеру, считали Дживеса медведианским агентом, а потому внимательно следили за ним.
   Пожалуй, Хоуск еще никому не рассказал о нашем свидании. Он решил выкрасть образец ткани и отправить его шефу, Гранджеру, как страховку от последствий нашей с ним встречи. Однако сюжет мог развиваться в различных направлениях, но у меня не было возможности оценить все варианты. Я сказал:
   - Я думаю, все центавриане знают о Плэйто.
   - Что? - Хоуск всмотрелся в меня и понял, что его слова не произвели ожидаемого эффекта.
   - Никогда не слышал о "благородной лжи"? - спросил я.
   В душе я был потрясен. То, что он сказал о Храме, могло быть правдой, скорее всего, это и было правдой, и самые заветные из моих детских иллюзий рассеялись, словно сон. Но я не позволю центаврианину догадаться об этом!
   - Вы дети, родившиеся во времена межзвездных полетов, маленькие люди, - сказал я. - А много поколений моих марсианских предков, шли к звездам тяжелой дорогой, на кораблях, подобных ковчегу, умирали за миллиарды миль от дома с надеждой, что дети их детей достигнут цели! Идея не была абсурдной, не более абсурдной, чем большое таинственное, необъяснимое здание и странные, непонятные вещи внутри него?
   Я взглянул на Иету, ее глаза сияли.
   Фантастика. Когда я говорил, у меня было такое чувство, что моя патетичная речь была большей правдой, нежели обычные факты из реального мира.
   - Вы обманываете самих себя, - сказал я жестко. - Вы не могли придумать более подходящего места для пыток марсианина, чем сам символ его высокочтимых традиций?
   Ладно, он свое получил. Ему, должно быть, казалось, что мои силы питал Храма, когда я сопротивлялся в течение всего допроса, поскольку он уступил сразу же, когда роли поменялись. Хоуск презирал меня как марсианина, но он оказался слабее меня как человек. Эта мысль полностью лишила его самообладания, и он даже плакал, когда его уводили из кабинета.
   Воспользовавшись моментом, я тихо спросил Иету, насколько можно доверять всем свидетелям этой сцены. Она ответила мне, что если я смогу убедить Снелла, то он заставит персонал молчать, по крайней мере некоторое время. Я воспользовался растяжением времени, рассмотрел все возможности и решил придерживаться полуправды. Было сказано достаточно много, чтобы он мог угадать гораздо больше и сделать определенный вывод. Я сообщил ему, что недавно вернулся из путешествия в центаврианский сектор и знаю о намерениях Хоуска и его компаньонов. Они ведут антимедведианскую пропаганду среди землян, живущих на Марсе. Я ничего не знаю об искомом образце ткани, но, вероятно, это опять какой-нибудь заговор против медведиан. Во всяком случае, враждебная деятельность центавриан и медведиан может привести к их серьезной ссоре на Марсе.
   Последняя мысль произвела на доктора впечатление, и я без труда убедил его сохранить все происшедшее в тайне. Он спросил, что я хочу делать с Хоуском. Я едва ли мог сказать ему об этом. Казалось надежным отправить его под опеку полиции. Центаврианское посольство может затребовать его, если только захочет. Когда руководство узнает о том, что он сделал, особенно о том, что он утаил сообщение Рэглана, вместо того чтобы передать его дальше, он будет отправлен домой так быстро, что может сгореть от трения.