Страница:
– Конечно же, они есть, – фыркнул Рон, – иначе над чем еще мы, по-твоему, сейчас работаем? Даже не испытывая на ком-нибудь этот препарат, мы точно знаем, что он вызовет лихорадку пятой степени и общий отек из-за увеличения проницаемости клеток. Но мы знаем также то, что этот препарат всегда убивает бациллу Чумы и не всегда убивает пациента.
– Тогда почему…
– Почему мы не сообщали никому эту новость? Пошевели мозгами, парень! Почти три месяца мы провозились с этой Bacterium Mutabile и до сих пор не смогли зафиксировать повторную фазу ее адаптивного цикла. Господи, это все равно, что делить иррациональную дробь! – Он выпустил облако дыма. – О, этот микроб оказался крепким орешком. Известно ли тебе, что он может жить в среде, на девяносто пять процентов состоящей из его же собственных экскрементов? В своем развитии он проходит через короткую вирусную фазу, когда он ни что иное, как голый ген; есть у него также три большие вирусные фазы и несметное число бактериозных фаз. И есть еще фаза псевдоспоры, в которую он может переходить из любой другой. Находясь в этой фазе, он занят ни чем иным, как почкованием, и при этом у больного отсутствуют какие бы то ни было симптомы! И к тому же…
– Я знаю, как вам трудно, – мягко перебил его Клиффорд.
– Вот поэтому-то мы и не спешим обнародовать результаты своей работы. Потому что в данный момент мы можем сказать только то, что микроб легко адаптируется буквально ко всему.
На ранних стадиях исследования мы кормили их сульфаниламидами. Теперь они съедают пинту на завтрак и смеются над нами!
Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибли под его воздействием. Но десятое – устояло!
– И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?
– Черт возьми, да он сам по себе есть мутация! Безостановочная, в каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные признаки этого организма и которая может маскироваться и принимать любую форму. Это молекула устойчива почти к любым ядам, способным погубить организм пациента.
Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски – ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле – можно считать ее нейтрализованной.
Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой, и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Я ведь уже не первый год полирую стул на административной работе и не уверен, что еще сумею перевязать растянутую лодыжку. Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты – совсем другое дело!
Модернизация лаборатории в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивным материалом. Джеззарда и троих его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагались многочисленные рычаги управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты компьютерными терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.
Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопу карт Великобритании, исчерченных голубым мелком.
– Не обращайте на нас внимания, – сказал Рон, входя. По его поведению никто бы не догадался, что совсем недавно он потерял жену. До тех пор, пока Чума воспринималась лишь как интеллектуальный вызов, оставался шанс добиться объективных результатов. Клиффорд восхитился его умению держать себя в руках.
Джеззард оторвал взгляд от карты;
– Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?
В первое мгновение Клиффорд удивился тому, что Джеззард, с которым они встречались лишь однажды, сразу узнал его, но затем вспомнил, что неоднократно слышал о его великолепной визуальной памяти.
– До меня дошли слухи о вашем успехе с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?
– Со всей К-серией. – Джеззард кивнул на стеклянную стену. – В общей сложности шестьдесят семь производных. Но К-39 – самый перспективный вариант из всей серии, здесь вы правы.
Он снял очки, быстро протер их рукавом халата, и, немилосердно отогнув уши, вернул на место.
– Ну как там, Фил, варится? – спросил он у одного из помощников, который неотрывно наблюдал за чем-то в бинокуляр.
– Знакомьтесь: это Фил Спенсер, а это – Сесил Клиффорд.
Молодой ассистент, взлохмаченный и довольно утомленный на вид, ответил со сдержанным оптимизмом:
– Я полагаю, закипает!
Он оторвался от бинокуляра, чтобы внести данные в компьютер, жестом приглашая Клиффорда занять его место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группки бактерий, расположенных симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.
Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашечке Петри, затем к следующей.
Это была серия К-39 – девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса на разных фазах развития и выросшая в разной питательной среде. Клиффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение шло довольно-таки вяло, а в центре возле кристалла оно не происходило вообще.
Впечатленный, он вернул бинокуляр Спенсеру.
– Весьма многообещающе! – сказал он Джеззарду.
– Если бы не один маленький недостаток, – кисло ответил тот.
– Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.
– Девять десятых чего?..
– ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Весь фокус состоит в том, чтобы активизировать пару правосторонних радикалов. Но ДДК не существует в природе, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется это сделать.
Потому что это единственный просвет в темном туннеле, который затягивает всех нас…
Он потянулся и зевнул в голос.
– Кстати говоря, Рой, – продолжил он, – я рад, что ты вернулся. Этот малый из Балмфорт Латимер напомнил мне об одной гипотезе, которую и я собираюсь проверить. Знаешь, что это такое? – он постучал по карте на столе.
– Похоже на карты Министерства Здравоохранения, где они ежедневно отмечают распространение эпидемии, – ответил Рон.
– Верно. Но, как известно, они начали публиковать их только через две с половиной недели после начала эпидемии, когда число жертв уже перевалило за тысячу. Вот эта – первая, – он вытащил одну из карт, на которой мелом были отмечены Лондон и Бирмингем.
– Я как следует рассмотрел их, а компьютер как раз заканчивает анализ тенденций, на которые они указывают. А что, если нам попробовать экстраполировать эти тенденции в обратном направлении?
Он нажал кнопку, и на небольшом мониторе появилось изображение карты, которое начало быстро меняться. Нанесенные мелком линии стали таять, сжиматься, превращаясь в скопление точек, все более и более изолированных друг от друга, пока на карте не осталась одна-единственная точка.
Джеззард присвистнул.
– Черт меня побери! – сказал он. – Я и не думал, что с первого раза так получится! Смотрите, эта точка находится в пределах… даже меньше, чем за десять миль от Балмфорт Латимер!
– Вы хотите найти первого носителя? – не вполне понимая, спросил Клиффорд.
– Можно сказать, что так, – согласился Джеззард.
– Минутку! – воскликнул Рон. – Людям из министерства пришло в голову заняться этим в первую очередь, но потом они пришли к выводу, что в разгар эпидемии разброс случаев был слишком велик…
– О, я исхожу не из официальных отчетов, – оборвал его Джеззард. – Я же сказал, что хочу экстраполировать тенденцию назад. И вот результат, – он указал на оставшуюся точку. – Кроме того, кто сказал, что был один-единственный носитель?
– Как думаешь, Клиффорд, есть что-нибудь в этом? – с сомнением спросил Рон.
– Думаю, есть, – ответил Клиффорд, вспомнив свой недавний разговор с Теккереем. – Мне кажется, что нужно немедленно сообщить обо всем этом в Министерство.
– О'кей, я позвоню им и поручу кому-нибудь переписать твои выкладки, – сказал Рон Джеззарду. – Если, конечно, ты не возражаешь.
Джеззард так дернул головой, что очки едва не слетели с его носа.
– О Боже! Не думаешь ли ты, что я озабочен первенством в публикации этого материала? Тем более сейчас, когда мы столкнулись с чем-то абсолютно новым?! Ты, должно быть, шутишь!
– Ты уверен, что это нечто абсолютно новое? – спросил Клиффорд.
– О, это нечто настолько новое, что я даже сомневаюсь, могло ли оно развиваться на нашей планете. Да, очень может быть.
На мгновение повисла тишина, затем Клиффорд подал голос:
– Но не могло же оно попасть к нам из космоса. Сейчас в моей палате выздоравливает один астронавт, и я знаю, насколько основательна его поправка. Кроме того, сегодня я разговаривал с полицейским, который…
– Знаю, знаю, – недовольно замахал на него руками Джеззард. – Я не то имел в виду. Я хотел сказать, что оно не могло развиться на нашей планете само по себе.
Он с вызовом взглянул на каждого из собеседников.
– Сами подумайте: нам не удалось заразить этим вирусом обезьян! И в то же время, он легко распространяется среди людей. Если бы этот микроб попал на Землю из космоса в виде споры, он обязательно поразил бы какое-нибудь животное, разве не так? Но получается, что он живет и размножается только в человеческих тканях! Сопоставьте это еще и с тем, что до сих пор эпидемия ограничивается Великобританией, и…
– Ты хочешь сказать, что этот вирус создан искусственно? – не выдержал Рон. – И что он был намеренно распространен?
– Не такая уж смешная идея, – заявил Джеззард. – Тебе же известна заболеваемость на данный момент: примерно каждый десятый.
Из них еще одна десятая часть умирает. Если так будет продолжаться, мы потеряем один процент населения – шестьсот тысяч! Это уже начало сказываться на экономике, потому что даже те, кто остается в живых, около месяца проводят в стационаре, и еще два месяца длится восстановительный период…
– Ради Бога! – взмолился Рон. – И кто же, по-твоему, этот злодей?
– Есть у меня кое-какие догадки… Весь этот век мы живем в неблагополучном мире. Зная, что мы разоружились, демобилизовали большую часть наших вооруженных сил, враг мог… – он смущенно умолк.
– Твоя работа – искать средство против Чумы, – неожиданно начальственным тоном сказал Рон, – а не выдумывать параноидальные теории на эту тему! Надеюсь больше никогда ничего в этом роде не слышать от тебя. Нам пора, Клифф, уже почти пять, а они хотят поскорее освободиться и уйти домой.
Покраснев, Джеззард возразил:
– Что касается меня, то я не спешу уйти отсюда. Я собираюсь оставаться здесь до полуночи с перерывом на ужин.
– А я думал, что сегодня дежурит Дилис, – сказал Рон, кивая в сторону девушки.
– Так оно и есть, – отозвалась та, не поднимая головы. – Но я буду рада компании.
– Дело ваше, – пожал плечами Рон.
Когда пневматическая дверь бесшумно закрылась за ними, Кент смущенно сказал:
– Не придавай этому значения. Джеззард – один из лучших наших специалистов, хотя ему и свойственны некоторые причуды. Он происходит из старого военно-морского семейства, и наш психиатр считает, что Джеззард воспринимает борьбу с Чумой как настоящий крестовый поход, сублимируя таким образом свойственную его натуре тягу к насилию. Я думаю, на нем сказывается напряжение последних недель. Но что касается его теории в целом, то должен признаться, что она звучит адски правдоподобно, не находишь?
Клиффорд собрался что-то ответить, но из кармана Рона раздался сигнал. Пробормотав извинения, он вытащил рацию и слушал с полминуты.
– Не слишком веселые новости, – заметил он, кладя рацию обратно в карман и поджимая губы.
– Что стряслось на этот раз? Новая вспышка эпидемии?
– Очень может быть. Как бы то ни было, министерство обратилось во Всемирную Организацию Здравоохранения с просьбой объявить Великобританию зоной бедствия.
– В самом деле? Что, это значит, что мы сможем запросить дополнительный медицинский персонал…
– Но с другой стороны – ни туризма, ни экспорта, ни космических полетов… Сам знаешь, какие меры предосторожности принимаются в таких случаях.
– Знаю, – вздохнул Клиффорд. – По-моему, впервые целая страна объявляется запретной зоной.
– Такой величины, как наша – да. Хм! Я рад хотя бы тому, что буду вне пределов досягаемости для Джеззарда, когда он узнает новости, потому что они чуть ли не подтверждают его правоту!
Они снова оказались у двери кабинета Рона и, остановившись, повернулись друг к другу. Клиффорд хотел было предложить ему пообедать вместе, но внезапно остро и болезненно осознал, что его долг перед пациентами отодвигает на второй план даже такую давнюю дружбу. Они с Роном познакомились еще в колледже, потом вместе работали в госпитале, и, возможно, одновременно поднялись бы на следующую ступеньку карьеры, если бы неожиданная смерть отца Рона не сделала его главой фирмы. Клиффорд был свидетелем на свадьбе Рона и Лейлы…
Которой теперь нет в живых…
Рон избавил его от мучительных попыток найти нужные слова.
– Почему ты так и не женился, Клифф? – резко спросил он.
– Может быть, потому что боялся, что когда-нибудь с тобой случится такое?
Он развернулся и вошел в кабинет, оставив Клиффорда мрачно уткнувшимся в полированный стол.
«Нет – тихо сказал он белым стенам – нет, не поэтому…» Пронзительный телефонный звонок нарушил его приятный, глубокий сон. Он лениво потянулся, не сомневаясь в том, что у него достаточно времени, чтобы быть в госпитале к шести.
Он лег в постель в девять вечера и сейчас чувствовал себя почти отдохнувшим.
Но взглянув на светящийся циферблат, он вздрогнул от неожиданности: часы показывали половину четвертого утра – слишком рано для будильника! Он вскочил и бросился к телефону, заранее готовый к неприятным сюрпризам.
– Клифф, это Рон Кент, – сообщил в трубку убитый голос. – Слушай, мне только что звонили из полиции. Кто-то вломился в лабораторию, нокаутировал Джеззарда, едва не задушил Дилис Хоббс и разнес в дребезги всю серию «К»!
Клиффорд почувствовал, как сердце превратилось в кусок свинца.
– Кого-нибудь подозреваешь?.. – начал он и осекся.
– Джеззард описал его. Высокий, темноволосый, немолодой, но очень спортивный… Похоже на Боргама, не находишь?
– Похоже, к тому же я имел возможность убедиться в том, что он обладает отличной памятью.
– Это верно, но хуже всего то, что Джеззард рассказал полиции о своих догадках насчет искусственного происхождения Чумы.
– И они приняли его всерьез?
– Теперь я и сам готов принять его всерьез! Потому что иначе выходит, что Джеззард спятил и уничтожил все сам! Но мы не можем позволить себе потерять такого специалиста. Послушай, я звоню тебе вот зачем: нужен кто-то, кто видел, как Боргам покидал офис, а свою секретаршу я найти не могу, она ночует у друзей или что-то в этом роде. Полиция утверждает, что сигнализация осталась нетронутой, и поэтому они хотят знать, не мог ли он прятаться где-нибудь в здании и выскользнуть после того, как с прибытием полиции сигнализацию отключили.
– Я видел, как он выходил, – ответил Клиффорд. – Хотя, конечно, ему ничего не стоило вернуться обратно. Знаешь, я предлагаю вот что: я уже достаточно отдохнул, а в больницу мне к шести, так что, если нужно, я приеду в лабораторию.
– Ты в самом деле можешь приехать? – в его голосе зазвучали патетические нотки. – Стоит мне подумать о том, что вся наша работа полетела к чертям, я готов просто разорвать на части ублюдка, который это сделал!
– Я выезжаю, и через полчаса буду на месте, – заверил его Клиффорд.
Натянув в спешке слаксы и свитер, он бегом отправился в гараж по пустым ночным улицам. По пути к «Кент Фармацевтикалз» ему не встретилось ни одной машины, если не считать полицейского патруля, который рванул было за ним, когда он превысил скорость, но отстал, стоило ему включить мигалку амбулатории.
Возле «Кент Фармацевтикалз» царил хаос. Четыре патрульных машины и автомобиль Рона стояли посреди дороги, перегородив проезд. Везде и всюду суетились люди с камерами, диктофонами и разнообразной аппаратурой судебной экспертизы. При свете портативного прожектора кто-то из полицейских устанавливал «ищейку» – электронное устройство для опознания следов.
Когда он притормозил, полицейский потребовал у него документы и, взглянув на них, пустил Клиффорда в здание. Во избежание недоразумений он позволил «ищейке» обнюхать себя и вошел в холл, напоминавший огромную пещеру. Сейчас его наполнял непривычный шум; крики, гудение аппаратуры, топот ног. Клиффорд осторожно приоткрыл дверь в кабинет Рона и услышал благодарный возглас:
– О, слава Богу, наконец-то!
Рон, Джеззард, Дилис Хоббс и трое полицейских воззрились на него. Челюсть Джеззарда была разбита и смазана какой-то мазью, а девушка то и дело осторожно касалась своего горла, словно оно у нее болело.
– Доктор Клиффорд? – спросил один из полицейских. – Входите, садитесь. Моя фамилия Вентворт. Я не задержу вас долго. Итак, доктор Джеззард, вы говорили, что…
Сержант проворно поднес микрофон, и Джеззард начал излагать происшедшее таким тоном, словно объяснял отсталому ребенку основы арифметики.
Как и планировал, он оставался в лаборатории вместе с Дилис Хоббс в течение всего вечера. Около десяти он выходил перекусить и вернулся примерно через пятьдесят минут. Охранник подтвердил это, так как ему пришлось отключить сигнализацию, чтобы впустить Джеззарда. Около полуночи доктор Хоббс вышла к кофеварочному автомату, так как доктор Джеззард перед уходом захотел выпить кофе. Джеззард остался в лаборатории, и, когда пневматические двери открылись, он решил, что вернулась Дилис, но, обернувшись, увидел Боргама и получил сокрушительный удар в челюсть.
Придя в себя, он обнаружил, что Боргам не только воспользовался дистанционным управлением, чтобы уничтожить опытную серию, но и выплеснул на нее сильнейшую кислоту, предназначенную для тех случаев, когда бактерии было слишком опасно уничтожать на открытом воздухе.
– Это просто бессмысленное преступление! – воскликнула Дилис, голос которой был хриплым не только от возмущения.
Джеззард взглянул на нее так, словно хотел возразить, но промолчал.
– А что произошло с вами? – обратился к ней Вентворт.
– Я была возле кофеварки, – сказала она, беспомощно пожав плечами. – Потом кто-то схватил меня за горло, и я потеряла сознание. – Она снова коснулась горла и болезненно поморщилась. – Кем бы ни был тот человек, он действовал со знанием дела. Во всяком случае, сразу сумел найти сонную артерию.
– Но вам не удалось его как следует разглядеть?
– Нет, – Дилис покачала головой.
– А вы, мистер Клиффорд, – переключился Вентворт. – Если я правильно понял, вы видели этого Боргама.
– Да. Этот человек как раз покидал здание, когда я сегодня сюда прибыл… вчера, я хотел сказать. И когда я спросил, кто он такой, мне ответили, что его зовут Боргам.
Вентворт потер подбородок, шершавый от утренней щетины.
– Понятно. А что привело вас сюда вчера?
– Я приехал, чтобы выразить свои соболезнования мистеру Кенту. Его жена умерла вчера в моем госпитале.
– Очень сожалею… Я не знал об этом. Она скончалась от… от Чумы?
– Да.
– Примите мои соболезнования, мистер Кент. По несчастливому совпадению всего лишь на прошлой неделе мой сын…
Впрочем, не будем об этом. Прошу вас, мистер Клиффорд, опишите этого человека.
– Ему около пятидесяти, волосы темные, седеющие на висках и затылке. Рост примерно шесть футов и два или три дюйма, смуглый, нос с горбинкой. Возможно, он араб или еврей. Держался с военной выправкой.
– И вы видели, как он покинул здание?
– Я видел, как он шел к выходу. И когда около пяти я вернулся на стоянку к своей машине, автомобиля, рядом с которым я припарковался, уже не было.
– Вот как? Что это была за машина?
– «Хантсмен» новейшей мадели с открытым верхом, алого цвета. Кажется, номер начинался с 9Г, но я не уверен.
– Очень хорошо. Сержант, свяжитесь с центральным транспортным управлением и проверьте, зарегистрирована ли такая машина под именем Боргама.
– Слушаюсь, сэр, – ответил сержант и стал набирать длинный номер на одном из телефонов, стоявших на столе Рона. Остальные ждали в напряженном молчании. Лейтенант долго слушал, затем положил трубку.
– Так точно, сэр. Ему принадлежит новый «хантсмен».
– Отлично. Объявите общенациональный розыск машины и пошлите местную полицию к нему домой в Латимер.
– Не лучше ли подождать, пока «ищейка» выдаст результаты, – рискнул возразить сержант.
– К тому времени, когда они отличат его дневные следы от тех, что он оставил ночью, тот человек уже покинет пределы страны.
– Он не сможет покинуть пределы страны, вы же знаете, – возразил Рон.
– Что?
– В полночь ВОЗ объявила Великобританию Зоной бедствия, и все границы закрыты. Разве вам это не известно?
– Нет… Я ничего не слышал об этом, – воскликнул Вентворт. – Что ж, это сыграет нам на руку. Впрочем, я совершаю самый тяжкий для полицейского грех, делая преждевременные выводы. Лучше поступим так, как предложил сержант, и дождемся результатов.
Они вышли из лаборатории в холл. Клиффорд взглянул на Рона, который обеспокоенно следил за снующими по лаборатории полицейскими.
– Какая сигнализационная система установлена у вас здесь? – спросил Клиффорд.
– Не система, а полдюжины взаимосвязанных систем! Не так уж и много, потому что мы боялись не столько ограбления, сколько того, что какой-нибудь идиот заберется в лабораторию и заразится. Ты же знаешь, что мы имеем дело с жуткими микробами… Так что по периметру здания установлена сеть электронного глаза, звуковая система и множество датчиков, реагирующих на изменение давления. Чтобы войти, Джеззарду пришлось просить охранника отключить все это, иначе сирена выла бы даже в Хонслоу. Если тебя интересует, мог ли Боргам пробраться в здание в тот момент, когда охранник отключил сигнализацию, то я тебе отвечу однозначно – нет. Перемещение любого теплого объекта сразу фиксируется инфракрасными детекторами на бумажной ленте. Мы видели ленту: на ней записаны все перемещения Джеззарда, так что эта система работала исправно. А еще по всему зданию установлены датчики давления воздуха, которые чутко регистрируют на открывание любой двери, где бы она ни находилась.
– И ни одна из дверей не открывалась?
– Кроме тех, что пришлось открыть Джеззарду, когда он возвращался в лабораторию, – Рон покачал головой. – А это означает, что тот человек попал внутрь здания, не пересекая его периметра. Либо он упал с неба, либо проник из-под земли. Но, Клифф, это же невероятно!
– В таком случае, – медленно произнес Клиффорд, – тебе следует вызвать психиатра компании и задать ему несколько вопросов насчет Джеззарда.
– Ты думаешь… Не хочешь ли ты сказать, что это сделал он сам?! Брось, я сгоряча ляпнул тебе об этом, потому что был в шоке от новостей. Он не сумасшедший, чтобы уничтожить плоды своей собственной работы!
– Разве я сказал, что он сумасшедший? – вздохнул Клиффорд. – Просто, слушая его показания, я обратил внимание на одну деталь. Он был взбешен не столько из-за нанесенного ущерба, сколько из-за того, что не сумел предусмотреть этого и принять превентивные меры. Но этого нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить! Кто психиатр вашей компании?
– Его зовут Чинелли, – Рон был потрясен. – Господи, я понимаю, что ты имеешь в виду… Он производил такое впечатление, правда? Я приму меры. Он находился под страшным напряжением все это время, как и все мы… Спасибо за предостережение.
– Я думаю, ты и сам бы пришел к такому выводу, – Клиффорд вскинул руку и взглянул на запястье, где должны были быть часы. Убегая в спешке, он забыл их надеть.
– Сколько времени?
– А… Около пяти.
– Отлично. Я успею вернуться домой и привести себя в порядок перед уходом на работу. Я позвоню тебе позже, чтобы узнать новости. Пока!
Он бегом удалился.
Он вспомнил этот разговор, поедая, или, вернее, пытаясь есть невкусное рагу из баранины – единственное, что подавали в больнице на ленч с тех пор, как один из постоянных поставщиков мяса заболел Чумой и санитарная инспекция запретила потреблять в пищу мясо из той партии.
Этим утром поступило тридцать пять новых больных с Чумой и один с аппендицитом. Ситуация быстро приближалась к критической точке. Если ВОЗ ничего не предпримет в ближайшее время, врачи скоро уже перестанут справляться с работой.
И все же мысленно он все время возвращался к тому, что произошло в лаборатории у Рона Кента. Как человек мог проникнуть в помещение, не потревожив многочисленных систем сигнализации?
– Тогда почему…
– Почему мы не сообщали никому эту новость? Пошевели мозгами, парень! Почти три месяца мы провозились с этой Bacterium Mutabile и до сих пор не смогли зафиксировать повторную фазу ее адаптивного цикла. Господи, это все равно, что делить иррациональную дробь! – Он выпустил облако дыма. – О, этот микроб оказался крепким орешком. Известно ли тебе, что он может жить в среде, на девяносто пять процентов состоящей из его же собственных экскрементов? В своем развитии он проходит через короткую вирусную фазу, когда он ни что иное, как голый ген; есть у него также три большие вирусные фазы и несметное число бактериозных фаз. И есть еще фаза псевдоспоры, в которую он может переходить из любой другой. Находясь в этой фазе, он занят ни чем иным, как почкованием, и при этом у больного отсутствуют какие бы то ни было симптомы! И к тому же…
– Я знаю, как вам трудно, – мягко перебил его Клиффорд.
– Вот поэтому-то мы и не спешим обнародовать результаты своей работы. Потому что в данный момент мы можем сказать только то, что микроб легко адаптируется буквально ко всему.
На ранних стадиях исследования мы кормили их сульфаниламидами. Теперь они съедают пинту на завтрак и смеются над нами!
Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибли под его воздействием. Но десятое – устояло!
– И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?
– Черт возьми, да он сам по себе есть мутация! Безостановочная, в каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные признаки этого организма и которая может маскироваться и принимать любую форму. Это молекула устойчива почти к любым ядам, способным погубить организм пациента.
Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски – ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле – можно считать ее нейтрализованной.
Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой, и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Я ведь уже не первый год полирую стул на административной работе и не уверен, что еще сумею перевязать растянутую лодыжку. Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты – совсем другое дело!
Модернизация лаборатории в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивным материалом. Джеззарда и троих его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагались многочисленные рычаги управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты компьютерными терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.
Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопу карт Великобритании, исчерченных голубым мелком.
– Не обращайте на нас внимания, – сказал Рон, входя. По его поведению никто бы не догадался, что совсем недавно он потерял жену. До тех пор, пока Чума воспринималась лишь как интеллектуальный вызов, оставался шанс добиться объективных результатов. Клиффорд восхитился его умению держать себя в руках.
Джеззард оторвал взгляд от карты;
– Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?
В первое мгновение Клиффорд удивился тому, что Джеззард, с которым они встречались лишь однажды, сразу узнал его, но затем вспомнил, что неоднократно слышал о его великолепной визуальной памяти.
– До меня дошли слухи о вашем успехе с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?
– Со всей К-серией. – Джеззард кивнул на стеклянную стену. – В общей сложности шестьдесят семь производных. Но К-39 – самый перспективный вариант из всей серии, здесь вы правы.
Он снял очки, быстро протер их рукавом халата, и, немилосердно отогнув уши, вернул на место.
– Ну как там, Фил, варится? – спросил он у одного из помощников, который неотрывно наблюдал за чем-то в бинокуляр.
– Знакомьтесь: это Фил Спенсер, а это – Сесил Клиффорд.
Молодой ассистент, взлохмаченный и довольно утомленный на вид, ответил со сдержанным оптимизмом:
– Я полагаю, закипает!
Он оторвался от бинокуляра, чтобы внести данные в компьютер, жестом приглашая Клиффорда занять его место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группки бактерий, расположенных симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.
Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашечке Петри, затем к следующей.
Это была серия К-39 – девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса на разных фазах развития и выросшая в разной питательной среде. Клиффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение шло довольно-таки вяло, а в центре возле кристалла оно не происходило вообще.
Впечатленный, он вернул бинокуляр Спенсеру.
– Весьма многообещающе! – сказал он Джеззарду.
– Если бы не один маленький недостаток, – кисло ответил тот.
– Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.
– Девять десятых чего?..
– ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Весь фокус состоит в том, чтобы активизировать пару правосторонних радикалов. Но ДДК не существует в природе, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется это сделать.
Потому что это единственный просвет в темном туннеле, который затягивает всех нас…
Он потянулся и зевнул в голос.
– Кстати говоря, Рой, – продолжил он, – я рад, что ты вернулся. Этот малый из Балмфорт Латимер напомнил мне об одной гипотезе, которую и я собираюсь проверить. Знаешь, что это такое? – он постучал по карте на столе.
– Похоже на карты Министерства Здравоохранения, где они ежедневно отмечают распространение эпидемии, – ответил Рон.
– Верно. Но, как известно, они начали публиковать их только через две с половиной недели после начала эпидемии, когда число жертв уже перевалило за тысячу. Вот эта – первая, – он вытащил одну из карт, на которой мелом были отмечены Лондон и Бирмингем.
– Я как следует рассмотрел их, а компьютер как раз заканчивает анализ тенденций, на которые они указывают. А что, если нам попробовать экстраполировать эти тенденции в обратном направлении?
Он нажал кнопку, и на небольшом мониторе появилось изображение карты, которое начало быстро меняться. Нанесенные мелком линии стали таять, сжиматься, превращаясь в скопление точек, все более и более изолированных друг от друга, пока на карте не осталась одна-единственная точка.
Джеззард присвистнул.
– Черт меня побери! – сказал он. – Я и не думал, что с первого раза так получится! Смотрите, эта точка находится в пределах… даже меньше, чем за десять миль от Балмфорт Латимер!
– Вы хотите найти первого носителя? – не вполне понимая, спросил Клиффорд.
– Можно сказать, что так, – согласился Джеззард.
– Минутку! – воскликнул Рон. – Людям из министерства пришло в голову заняться этим в первую очередь, но потом они пришли к выводу, что в разгар эпидемии разброс случаев был слишком велик…
– О, я исхожу не из официальных отчетов, – оборвал его Джеззард. – Я же сказал, что хочу экстраполировать тенденцию назад. И вот результат, – он указал на оставшуюся точку. – Кроме того, кто сказал, что был один-единственный носитель?
– Как думаешь, Клиффорд, есть что-нибудь в этом? – с сомнением спросил Рон.
– Думаю, есть, – ответил Клиффорд, вспомнив свой недавний разговор с Теккереем. – Мне кажется, что нужно немедленно сообщить обо всем этом в Министерство.
– О'кей, я позвоню им и поручу кому-нибудь переписать твои выкладки, – сказал Рон Джеззарду. – Если, конечно, ты не возражаешь.
Джеззард так дернул головой, что очки едва не слетели с его носа.
– О Боже! Не думаешь ли ты, что я озабочен первенством в публикации этого материала? Тем более сейчас, когда мы столкнулись с чем-то абсолютно новым?! Ты, должно быть, шутишь!
– Ты уверен, что это нечто абсолютно новое? – спросил Клиффорд.
– О, это нечто настолько новое, что я даже сомневаюсь, могло ли оно развиваться на нашей планете. Да, очень может быть.
На мгновение повисла тишина, затем Клиффорд подал голос:
– Но не могло же оно попасть к нам из космоса. Сейчас в моей палате выздоравливает один астронавт, и я знаю, насколько основательна его поправка. Кроме того, сегодня я разговаривал с полицейским, который…
– Знаю, знаю, – недовольно замахал на него руками Джеззард. – Я не то имел в виду. Я хотел сказать, что оно не могло развиться на нашей планете само по себе.
Он с вызовом взглянул на каждого из собеседников.
– Сами подумайте: нам не удалось заразить этим вирусом обезьян! И в то же время, он легко распространяется среди людей. Если бы этот микроб попал на Землю из космоса в виде споры, он обязательно поразил бы какое-нибудь животное, разве не так? Но получается, что он живет и размножается только в человеческих тканях! Сопоставьте это еще и с тем, что до сих пор эпидемия ограничивается Великобританией, и…
– Ты хочешь сказать, что этот вирус создан искусственно? – не выдержал Рон. – И что он был намеренно распространен?
– Не такая уж смешная идея, – заявил Джеззард. – Тебе же известна заболеваемость на данный момент: примерно каждый десятый.
Из них еще одна десятая часть умирает. Если так будет продолжаться, мы потеряем один процент населения – шестьсот тысяч! Это уже начало сказываться на экономике, потому что даже те, кто остается в живых, около месяца проводят в стационаре, и еще два месяца длится восстановительный период…
– Ради Бога! – взмолился Рон. – И кто же, по-твоему, этот злодей?
– Есть у меня кое-какие догадки… Весь этот век мы живем в неблагополучном мире. Зная, что мы разоружились, демобилизовали большую часть наших вооруженных сил, враг мог… – он смущенно умолк.
– Твоя работа – искать средство против Чумы, – неожиданно начальственным тоном сказал Рон, – а не выдумывать параноидальные теории на эту тему! Надеюсь больше никогда ничего в этом роде не слышать от тебя. Нам пора, Клифф, уже почти пять, а они хотят поскорее освободиться и уйти домой.
Покраснев, Джеззард возразил:
– Что касается меня, то я не спешу уйти отсюда. Я собираюсь оставаться здесь до полуночи с перерывом на ужин.
– А я думал, что сегодня дежурит Дилис, – сказал Рон, кивая в сторону девушки.
– Так оно и есть, – отозвалась та, не поднимая головы. – Но я буду рада компании.
– Дело ваше, – пожал плечами Рон.
Когда пневматическая дверь бесшумно закрылась за ними, Кент смущенно сказал:
– Не придавай этому значения. Джеззард – один из лучших наших специалистов, хотя ему и свойственны некоторые причуды. Он происходит из старого военно-морского семейства, и наш психиатр считает, что Джеззард воспринимает борьбу с Чумой как настоящий крестовый поход, сублимируя таким образом свойственную его натуре тягу к насилию. Я думаю, на нем сказывается напряжение последних недель. Но что касается его теории в целом, то должен признаться, что она звучит адски правдоподобно, не находишь?
Клиффорд собрался что-то ответить, но из кармана Рона раздался сигнал. Пробормотав извинения, он вытащил рацию и слушал с полминуты.
– Не слишком веселые новости, – заметил он, кладя рацию обратно в карман и поджимая губы.
– Что стряслось на этот раз? Новая вспышка эпидемии?
– Очень может быть. Как бы то ни было, министерство обратилось во Всемирную Организацию Здравоохранения с просьбой объявить Великобританию зоной бедствия.
– В самом деле? Что, это значит, что мы сможем запросить дополнительный медицинский персонал…
– Но с другой стороны – ни туризма, ни экспорта, ни космических полетов… Сам знаешь, какие меры предосторожности принимаются в таких случаях.
– Знаю, – вздохнул Клиффорд. – По-моему, впервые целая страна объявляется запретной зоной.
– Такой величины, как наша – да. Хм! Я рад хотя бы тому, что буду вне пределов досягаемости для Джеззарда, когда он узнает новости, потому что они чуть ли не подтверждают его правоту!
Они снова оказались у двери кабинета Рона и, остановившись, повернулись друг к другу. Клиффорд хотел было предложить ему пообедать вместе, но внезапно остро и болезненно осознал, что его долг перед пациентами отодвигает на второй план даже такую давнюю дружбу. Они с Роном познакомились еще в колледже, потом вместе работали в госпитале, и, возможно, одновременно поднялись бы на следующую ступеньку карьеры, если бы неожиданная смерть отца Рона не сделала его главой фирмы. Клиффорд был свидетелем на свадьбе Рона и Лейлы…
Которой теперь нет в живых…
Рон избавил его от мучительных попыток найти нужные слова.
– Почему ты так и не женился, Клифф? – резко спросил он.
– Может быть, потому что боялся, что когда-нибудь с тобой случится такое?
Он развернулся и вошел в кабинет, оставив Клиффорда мрачно уткнувшимся в полированный стол.
«Нет – тихо сказал он белым стенам – нет, не поэтому…» Пронзительный телефонный звонок нарушил его приятный, глубокий сон. Он лениво потянулся, не сомневаясь в том, что у него достаточно времени, чтобы быть в госпитале к шести.
Он лег в постель в девять вечера и сейчас чувствовал себя почти отдохнувшим.
Но взглянув на светящийся циферблат, он вздрогнул от неожиданности: часы показывали половину четвертого утра – слишком рано для будильника! Он вскочил и бросился к телефону, заранее готовый к неприятным сюрпризам.
– Клифф, это Рон Кент, – сообщил в трубку убитый голос. – Слушай, мне только что звонили из полиции. Кто-то вломился в лабораторию, нокаутировал Джеззарда, едва не задушил Дилис Хоббс и разнес в дребезги всю серию «К»!
Клиффорд почувствовал, как сердце превратилось в кусок свинца.
– Кого-нибудь подозреваешь?.. – начал он и осекся.
– Джеззард описал его. Высокий, темноволосый, немолодой, но очень спортивный… Похоже на Боргама, не находишь?
– Похоже, к тому же я имел возможность убедиться в том, что он обладает отличной памятью.
– Это верно, но хуже всего то, что Джеззард рассказал полиции о своих догадках насчет искусственного происхождения Чумы.
– И они приняли его всерьез?
– Теперь я и сам готов принять его всерьез! Потому что иначе выходит, что Джеззард спятил и уничтожил все сам! Но мы не можем позволить себе потерять такого специалиста. Послушай, я звоню тебе вот зачем: нужен кто-то, кто видел, как Боргам покидал офис, а свою секретаршу я найти не могу, она ночует у друзей или что-то в этом роде. Полиция утверждает, что сигнализация осталась нетронутой, и поэтому они хотят знать, не мог ли он прятаться где-нибудь в здании и выскользнуть после того, как с прибытием полиции сигнализацию отключили.
– Я видел, как он выходил, – ответил Клиффорд. – Хотя, конечно, ему ничего не стоило вернуться обратно. Знаешь, я предлагаю вот что: я уже достаточно отдохнул, а в больницу мне к шести, так что, если нужно, я приеду в лабораторию.
– Ты в самом деле можешь приехать? – в его голосе зазвучали патетические нотки. – Стоит мне подумать о том, что вся наша работа полетела к чертям, я готов просто разорвать на части ублюдка, который это сделал!
– Я выезжаю, и через полчаса буду на месте, – заверил его Клиффорд.
Натянув в спешке слаксы и свитер, он бегом отправился в гараж по пустым ночным улицам. По пути к «Кент Фармацевтикалз» ему не встретилось ни одной машины, если не считать полицейского патруля, который рванул было за ним, когда он превысил скорость, но отстал, стоило ему включить мигалку амбулатории.
Возле «Кент Фармацевтикалз» царил хаос. Четыре патрульных машины и автомобиль Рона стояли посреди дороги, перегородив проезд. Везде и всюду суетились люди с камерами, диктофонами и разнообразной аппаратурой судебной экспертизы. При свете портативного прожектора кто-то из полицейских устанавливал «ищейку» – электронное устройство для опознания следов.
Когда он притормозил, полицейский потребовал у него документы и, взглянув на них, пустил Клиффорда в здание. Во избежание недоразумений он позволил «ищейке» обнюхать себя и вошел в холл, напоминавший огромную пещеру. Сейчас его наполнял непривычный шум; крики, гудение аппаратуры, топот ног. Клиффорд осторожно приоткрыл дверь в кабинет Рона и услышал благодарный возглас:
– О, слава Богу, наконец-то!
Рон, Джеззард, Дилис Хоббс и трое полицейских воззрились на него. Челюсть Джеззарда была разбита и смазана какой-то мазью, а девушка то и дело осторожно касалась своего горла, словно оно у нее болело.
– Доктор Клиффорд? – спросил один из полицейских. – Входите, садитесь. Моя фамилия Вентворт. Я не задержу вас долго. Итак, доктор Джеззард, вы говорили, что…
Сержант проворно поднес микрофон, и Джеззард начал излагать происшедшее таким тоном, словно объяснял отсталому ребенку основы арифметики.
Как и планировал, он оставался в лаборатории вместе с Дилис Хоббс в течение всего вечера. Около десяти он выходил перекусить и вернулся примерно через пятьдесят минут. Охранник подтвердил это, так как ему пришлось отключить сигнализацию, чтобы впустить Джеззарда. Около полуночи доктор Хоббс вышла к кофеварочному автомату, так как доктор Джеззард перед уходом захотел выпить кофе. Джеззард остался в лаборатории, и, когда пневматические двери открылись, он решил, что вернулась Дилис, но, обернувшись, увидел Боргама и получил сокрушительный удар в челюсть.
Придя в себя, он обнаружил, что Боргам не только воспользовался дистанционным управлением, чтобы уничтожить опытную серию, но и выплеснул на нее сильнейшую кислоту, предназначенную для тех случаев, когда бактерии было слишком опасно уничтожать на открытом воздухе.
– Это просто бессмысленное преступление! – воскликнула Дилис, голос которой был хриплым не только от возмущения.
Джеззард взглянул на нее так, словно хотел возразить, но промолчал.
– А что произошло с вами? – обратился к ней Вентворт.
– Я была возле кофеварки, – сказала она, беспомощно пожав плечами. – Потом кто-то схватил меня за горло, и я потеряла сознание. – Она снова коснулась горла и болезненно поморщилась. – Кем бы ни был тот человек, он действовал со знанием дела. Во всяком случае, сразу сумел найти сонную артерию.
– Но вам не удалось его как следует разглядеть?
– Нет, – Дилис покачала головой.
– А вы, мистер Клиффорд, – переключился Вентворт. – Если я правильно понял, вы видели этого Боргама.
– Да. Этот человек как раз покидал здание, когда я сегодня сюда прибыл… вчера, я хотел сказать. И когда я спросил, кто он такой, мне ответили, что его зовут Боргам.
Вентворт потер подбородок, шершавый от утренней щетины.
– Понятно. А что привело вас сюда вчера?
– Я приехал, чтобы выразить свои соболезнования мистеру Кенту. Его жена умерла вчера в моем госпитале.
– Очень сожалею… Я не знал об этом. Она скончалась от… от Чумы?
– Да.
– Примите мои соболезнования, мистер Кент. По несчастливому совпадению всего лишь на прошлой неделе мой сын…
Впрочем, не будем об этом. Прошу вас, мистер Клиффорд, опишите этого человека.
– Ему около пятидесяти, волосы темные, седеющие на висках и затылке. Рост примерно шесть футов и два или три дюйма, смуглый, нос с горбинкой. Возможно, он араб или еврей. Держался с военной выправкой.
– И вы видели, как он покинул здание?
– Я видел, как он шел к выходу. И когда около пяти я вернулся на стоянку к своей машине, автомобиля, рядом с которым я припарковался, уже не было.
– Вот как? Что это была за машина?
– «Хантсмен» новейшей мадели с открытым верхом, алого цвета. Кажется, номер начинался с 9Г, но я не уверен.
– Очень хорошо. Сержант, свяжитесь с центральным транспортным управлением и проверьте, зарегистрирована ли такая машина под именем Боргама.
– Слушаюсь, сэр, – ответил сержант и стал набирать длинный номер на одном из телефонов, стоявших на столе Рона. Остальные ждали в напряженном молчании. Лейтенант долго слушал, затем положил трубку.
– Так точно, сэр. Ему принадлежит новый «хантсмен».
– Отлично. Объявите общенациональный розыск машины и пошлите местную полицию к нему домой в Латимер.
– Не лучше ли подождать, пока «ищейка» выдаст результаты, – рискнул возразить сержант.
– К тому времени, когда они отличат его дневные следы от тех, что он оставил ночью, тот человек уже покинет пределы страны.
– Он не сможет покинуть пределы страны, вы же знаете, – возразил Рон.
– Что?
– В полночь ВОЗ объявила Великобританию Зоной бедствия, и все границы закрыты. Разве вам это не известно?
– Нет… Я ничего не слышал об этом, – воскликнул Вентворт. – Что ж, это сыграет нам на руку. Впрочем, я совершаю самый тяжкий для полицейского грех, делая преждевременные выводы. Лучше поступим так, как предложил сержант, и дождемся результатов.
Они вышли из лаборатории в холл. Клиффорд взглянул на Рона, который обеспокоенно следил за снующими по лаборатории полицейскими.
– Какая сигнализационная система установлена у вас здесь? – спросил Клиффорд.
– Не система, а полдюжины взаимосвязанных систем! Не так уж и много, потому что мы боялись не столько ограбления, сколько того, что какой-нибудь идиот заберется в лабораторию и заразится. Ты же знаешь, что мы имеем дело с жуткими микробами… Так что по периметру здания установлена сеть электронного глаза, звуковая система и множество датчиков, реагирующих на изменение давления. Чтобы войти, Джеззарду пришлось просить охранника отключить все это, иначе сирена выла бы даже в Хонслоу. Если тебя интересует, мог ли Боргам пробраться в здание в тот момент, когда охранник отключил сигнализацию, то я тебе отвечу однозначно – нет. Перемещение любого теплого объекта сразу фиксируется инфракрасными детекторами на бумажной ленте. Мы видели ленту: на ней записаны все перемещения Джеззарда, так что эта система работала исправно. А еще по всему зданию установлены датчики давления воздуха, которые чутко регистрируют на открывание любой двери, где бы она ни находилась.
– И ни одна из дверей не открывалась?
– Кроме тех, что пришлось открыть Джеззарду, когда он возвращался в лабораторию, – Рон покачал головой. – А это означает, что тот человек попал внутрь здания, не пересекая его периметра. Либо он упал с неба, либо проник из-под земли. Но, Клифф, это же невероятно!
– В таком случае, – медленно произнес Клиффорд, – тебе следует вызвать психиатра компании и задать ему несколько вопросов насчет Джеззарда.
– Ты думаешь… Не хочешь ли ты сказать, что это сделал он сам?! Брось, я сгоряча ляпнул тебе об этом, потому что был в шоке от новостей. Он не сумасшедший, чтобы уничтожить плоды своей собственной работы!
– Разве я сказал, что он сумасшедший? – вздохнул Клиффорд. – Просто, слушая его показания, я обратил внимание на одну деталь. Он был взбешен не столько из-за нанесенного ущерба, сколько из-за того, что не сумел предусмотреть этого и принять превентивные меры. Но этого нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить! Кто психиатр вашей компании?
– Его зовут Чинелли, – Рон был потрясен. – Господи, я понимаю, что ты имеешь в виду… Он производил такое впечатление, правда? Я приму меры. Он находился под страшным напряжением все это время, как и все мы… Спасибо за предостережение.
– Я думаю, ты и сам бы пришел к такому выводу, – Клиффорд вскинул руку и взглянул на запястье, где должны были быть часы. Убегая в спешке, он забыл их надеть.
– Сколько времени?
– А… Около пяти.
– Отлично. Я успею вернуться домой и привести себя в порядок перед уходом на работу. Я позвоню тебе позже, чтобы узнать новости. Пока!
Он бегом удалился.
Он вспомнил этот разговор, поедая, или, вернее, пытаясь есть невкусное рагу из баранины – единственное, что подавали в больнице на ленч с тех пор, как один из постоянных поставщиков мяса заболел Чумой и санитарная инспекция запретила потреблять в пищу мясо из той партии.
Этим утром поступило тридцать пять новых больных с Чумой и один с аппендицитом. Ситуация быстро приближалась к критической точке. Если ВОЗ ничего не предпримет в ближайшее время, врачи скоро уже перестанут справляться с работой.
И все же мысленно он все время возвращался к тому, что произошло в лаборатории у Рона Кента. Как человек мог проникнуть в помещение, не потревожив многочисленных систем сигнализации?