Брантуэйт Лора. Рождественская история

   В итоге пришлось сделать еще один рейд по магазинам и купить чемодан побольше.
   Когда в одиннадцать двадцать три по местному времени Патриция стояла в аэропорту Нью-Йорка и выглядывала в толпе встречающих своего отца, по двум огромным чемоданам на колесах и средних размеров дорожной сумке через плечо смело можно было предположить, что она приехала на год, никак не меньше, и уже отсюда, не заезжая домой, отправится в Швецию на нобелевский банкет.
   Ее отец, мистер Роберт Дин, увидев дочурку, сильно растрогался. В ее возрасте он собирал по мелким лавочкам букинистические редкости и развозил на своем фургончике книги из издательств по магазинам. Патриция же в несколько лет сумела добиться всего, о чем только мог мечтать бизнесмен. Его радость и гордость. Такая сильная, такая независимая и успешная. Такая в душе хрупкая и наверняка одинокая…
   Патриция не дала ему развивать эти мысли, забросав вопросами о здоровье, о маме, о перестановках в гольф-клубе и о ближайших родственниках.
   Мистер и миссис Дин, точнее Роберт и Аманда Дин, жили в трехэтажном доме в спальном районе в Гринвич-Виллидж. Патриция вопреки собственным ожиданиям искренне обрадовалась, когда машина отца выехала на знакомую с детства улицу. По сердцу прошла волна чего-то теплого и щемящего.
   – Пап…
   – Да, солнышко? – отозвался отец.
   – Я соскучилась, – прошептала Патриция. – И очень рада, что вы с мамой у меня есть.
   Роберт остановился напротив дома, выключил мотор, повернулся к дочери и неловко притянул ее к себе, чмокнул в лоб.
   – Я тоже, солнышко, каждый день благодарю Бога за то, что ты у нас есть.
   Миссис Аманда Майер Дин уже мчалась по дорожке – ей не терпелось увидеть Патрицию.
   – Мама, не надо, ты же простудишься! – завопила она, выскакивая из машины, чтобы ускорить процесс счастливого обретения друг друга и предотвратить мамину простуду.
   За этим последовали долгие объятия, поцелуи, комплименты и даже слезы радости. Патриция приехала все же раньше брата, и в доме было пока что тихо. Аманда тут же усадила дочь за стол. Она всегда считала, что именно во время вкусного, с любовью приготовленного обеда общение происходит лучше всего. Для обеда было рановато, но для ланча – в самый раз. Патриция уплетала говядину в гранатовом соке и слушала мамино воркование. Наговорившись о кулинарии, Аманда приступила к самому главному. Именно к тому, чего давно ожидала ее дочь.
   – А ты опять приехала одна, Пат, – с расстановкой произнесла она.
   – Нетрудно заметить, – прокомментировала Патриция. Она изо всех сил старалась держать себя в руках.
   В глазах Аманды застыло сострадание.
   – Все по-прежнему? – трагически спросила она.
   – Нет, мам, все по-новому. Дела идут в гору, работы невпроворот, но я все успеваю. – Патриция ненавязчиво продемонстрировала кольцо с крупным аметистом.
   – Кто же он? – Глаза Аманды загорелись надеждой.
   – Кто – он, мам? – Патриция начинала терять терпение.
   – Тот, кто это подарил…
   – Я сама купила. Я хотела сказать, что занята сейчас карьерой, я зарабатываю деньги, довольно много, это очень важно и почти безотлагательно!
   – Пат, ты прости меня, конечно, но тебе уже не двадцать и даже не двадцать пять…
   – Аманда, ты говоришь так, будто наша девочка уже старуха! Она отлично выглядит, – вмешался Роберт.
   – Па, ты неправильно сказал. Нужно говорить «отлично сохранилась». – Патриция не сдержала нервного смеха.
   – Я вовсе не это имел в виду! – обиделся отец.
   – Я знаю. Вы все имели в виду, что мне уже тридцать, я уже давно старая дева и положение мое становится критическим. Так? – перешла в наступление Патриция.
   – Ну… – многозначительно замялась Аманда.
   – Однако ввиду того, что мне именно тридцать, а не двадцать и не пятнадцать, попрошу вас не вмешиваться в мои личные дела и априори принять, что я сама в состоянии решать свои проблемы! И не стоит портить мне первый день рождественских каникул!
   После своей гневной тирады Патриция закашлялась.
   – Ну вот, еще и простыла в дороге, – совсем расстроилась Аманда. – Я заварю тебе чай по бабушкиному рецепту.
   – Ма, я в порядке, – с тоской протянула Патриция. Очень сложно сохранять бодрость и душевное равновесие, когда к тебе относятся, как к школьнице.
   – Не сомневаюсь. Но нужно полечиться. Ты же не хочешь праздновать Рождество с ангиной.
   – И откуда у некоторых людей такая тяга к преувеличению? – Патриция театрально бросила реплику «в сторону». – Слово «гипербола» тебе что-нибудь говорит?
   Аманда обиженно хмыкнула.
   – Не сомневаюсь, что это твоя любимая фигура речи, – закончила Патриция. – Когда прилетит Алекс?
   Роберт бросил взгляд на часы:
   – Через два с половиной часа. Соскучилась по брату?
   – Да. Мы же совсем мало общаемся.
   К великому счастью Патриции, мама больше не заводила разговоров о ее личной жизни. По крайней мере, за столом. Но потом, когда Патриция поднялась в свою комнату и только-только вознамерилась разобрать чемоданы и втайне от всех предаться ностальгии, перебирая свои детские сувениры, раздался деликатный стук в дверь.
   – Войдите!
   Конечно, это была мама. Спасибо хоть постучала. Пятнадцать лет назад Патриция одержала настоящую победу в настоящей войне за право запирать дверь и впускать других в комнату только после стука.
   – Пат, тебе помочь? Кстати, я принесла травяного чаю…
   – Спасибо, он придется кстати.
   Патриция смотрела на мать и не переставала удивляться: Аманда не менялась. Течение времени будто огибало ее. По крайней мере, за последние десять лет в лице ее не изменилось ничего: та же моложавая, подтянутая женщина, которая когда-то собирала дочку в школу. Патриция украдкой заглянула в зеркало – а насколько лицо выдает ее возраст?
   Вроде бы все в порядке, лицо гладкое, дорогие кремы и косметологи отлично помогают справляться с мелкими морщинками, и только взгляд…
   – Мам, как я выгляжу?
   – Что? – Аманда явно растерялась от такого вопроса. – Хорошо ты выглядишь, я бы сказала даже… мм… роскошно.
   – Нет, роскошно выглядят юные девицы из высшего общества, у которых нет других забот, кроме как ухаживать за собой. Ко мне это неприменимо, я слишком много работаю. По-моему, у меня что-то не то с глазами.
   Патриция встала и подошла к зеркалу. При ближайшем рассмотрении впечатление абсолютной измотанности рассеялось.
   – Патриция, знаешь, я недавно разговаривала с тетей Кэт. Я, конечно, пригласила ее на праздники. Сама понимаешь…
   – Да, одинокая старость – не радость. То есть она еще не старая, но кроме нас… – Патриция вспомнила мамину старшую сестру, старую деву, которая жила в Джерси и всегда приезжала к ним на праздники.
   – Да, никого нет. И я очень боюсь, что тебя постигнет та же участь, – заключила Аманда.
   – Ах вот ты к чему! А я уж думала, что легко отделалась. Тебе не кажется, что я сама вправе решать, как распоряжаться своей жизнью?
   – Но я же твоя мать! Я волнуюсь за тебя! Я так хочу внуков!
   Патриция заметила, что у мамы уже глаза на мокром месте.
   – Мам, я тоже хочу, чтобы у тебя были внуки. Но я не стану связываться с первым встречным. Мой муж должен быть богат, успешен и как минимум приятен внешне. Понимаешь?
   – У тебя слишком высокие требования, Патриция. Это сужает круг поиска. А время идет.
   – Мама, у меня ко всему высокие требования. И что, если не это, позволило мне добиться всего в жизни? Удачный брак – следующая ступень. И с ней тоже не нужно торопиться.
   – Патриция, мне понятен ход твоих рассуждений. Но меня беспокоит, что у тебя вообще никого нет. Для взрослой здоровой женщины это… трудно.
   – Мам, вот это уж слишком!
   – Извини. Я не хотела тебя обидеть. Но у меня есть один знакомый психолог…
   – Сходи к нему и спроси, как смириться с независимостью своего ребенка! – взорвалась Патриция. – Еще один такой разговор – и я умру. Или убью кого-нибудь. В состоянии аффекта. И меня посадят в психушку. А виновата будешь ты, слышишь?
   Патриция пожалела, что уже слишком взрослая, чтобы выбегать из комнаты, хлопнув дверью. Это бы сейчас очень пригодилось для разрядки. Она готова была разреветься от обиды и бессильной злости: ведь не вложишь своего-то ума! Бог все-таки создал камень, который он не в состоянии поднять, и этот камень – воля человеческая! А уж если сталкиваются две воли… Черт, ведь иногда с другим человеком становится совершенно невозможно общаться!
   – Пат, прости. Я не хотела тебя обидеть.
   – Тебе это и не удалось. Я просто разозлилась.
   – Не сердись на меня. Я же очень тебя люблю.
   – Я тебе не верю. – Патриция чмокнула мать в щеку.
   – Будет тебе. Пей чай. Я не стану больше к тебе приставать, раз это так болезненно.
   – Мама… Я предупредила: еще один подобный разговор…
   – Я все поняла. Хочешь отдохнуть с дороги?
   – Было бы неплохо.
   – Вот и хорошо. Не болей, я тебя очень прошу.
   – Ага.
   Патриция с облегчением выдохнула, когда мать закрыла дверь с другой стороны. Мамина навязчивая идея насчет спутника жизни пробуждала в ней нехорошее чувство – чувство, что у нее в жизни что-то не так. Патриция, разумеется, не позволяла этому чувству разрастаться, старательно его душила, но даже самые стойкие и уверенные в себе люди порой оказываются беспомощными перед своими родителями. А как может быть иначе, ведь, сколько бы тебе ни было лет, мама и папа – очень-очень важные люди…
   Приняв душ, Патриция решила заняться тем, чем давно собиралась – перебрать старые безделушки и фотографии. За этим занятием ее сморило, и она заснула, свернувшись клубочком, прямо в банном халате.
   Она проснулась от поднявшейся в доме суеты. Чтобы вспомнить, где она находится и с чем может быть связан шум на первом этаже, Патриции понадобилось некоторое время.
   Алекс приехал! – улыбнулась она.
   Первый порыв – кинуться вниз как есть – пришлось в себе подавить. Слышались чужие голоса. Это значит, что нужно полностью приводить себя в порядок.
   Патриция быстро влезла в светлые джинсы и тонкую шерстяную блузку цвета морской волны. Взбила волосы. Известно, что сложнее всего создать на голове красивый беспорядок. Подкрасила ресницы, провела помадой по губам – готова!
   Если хочешь, чтобы все верили в твою несокрушимую волю, нужно даже по родительскому дому ходить в красивых туфлях.
   Патриция как раз заканчивала с выбором последних, когда в дверь постучали. Совсем не деликатно.
   – Да! – Патриция сунула ноги в элегантные лодочки из бежевой замши.
   Алекс ворвался в комнату, как торнадо.
   – А мне сказали, что ты сегодня больная соня! Но я им не поверил!
   Патрицию подхватили и закружили в объятиях.
   – Алекс, пусти, сумасшедший!
   – И правильно сделал! – договорил Алекс и звонко чмокнул сестру в щеку. – Чудесно выглядишь!
   – Спасибо, стараюсь! Ты, кстати говоря, тоже весь сияешь! – Патриция вгляделась в лицо брата – красивое, чуть румяное с мороза, с лучистыми глазами.
   – Да, есть основания. Как ты? – Он держал руки на ее плечах.
   – Отлично. Работаю и зарабатываю. А как ты?
   – Превосходно. Женюсь, – в тон ей ответил Алекс.
   – Как?! – изумилась Патриция.
   – По любви! – провозгласил Алекс.
   – Не смеши меня, – привычно отозвалась она.
   – А сестренка у меня все такая же циничная. Ну ничего, я привез ее с собой.
   – Невесту?
   – Кэтрин. Когда ты с ней познакомишься, ты меня поймешь!
   – Полагаешь, я тоже в нее влюблюсь? – саркастически поинтересовалась Патриция.
   Она улыбалась: искрящееся счастье брата мало-помалу передавалось и ей. Если не рассуждать о том, что любовь – это только выдумки, можно искренне порадоваться за человека.
   – Полагаю, она тебе понравится, потому что Кэтрин – просто чудо!
   – Я уже начинаю ревновать.
   – Тебя, родная, мне никто не заменит! И твоих гнусных шуточек тоже!
   – Я знала! Тебе нравится, когда я над тобой подтруниваю.
   – Ну, если ты не умеешь выражать свою любовь по-другому…
   Алексу пришлось убегать очень-очень быстро.
   На лестнице он в кого-то врезался.
   – Прости, любимая! Не ушиблась?
   Патриция притормозила, чтобы предотвратить очередное столкновение. Она увидела миловидную хрупкую шатенку в очках и свитере цвета верблюжьей шерсти.
   – Нет, милый. Ты куда-то спешишь?
   – Уже, по-видимому, нет: у нас перемирие в честь знакомства с тобой. Это моя сестра Патриция. Пат, моя невеста Кэтрин.
   – Очень приятно, – Патриция спустилась, чтобы стоять с Кэтрин на одном уровне, и протянула руку.
   – И мне. – Кэтрин широко улыбнулась.
   Патриция решила, что она и впрямь очень мила.
   – Алекс часто говорит о вас.
   – О тебе, – поправила Патриция.
   – Да, конечно, о тебе.
   – И что, он тебя мною, наверное, запугал?
   – Нет, что ты! Он всегда тобой восхищается. Алекс говорил, у тебя свое дело в Вашингтоне?
   – Да. Дома. Мое дело – дома. Я работаю с недвижимостью.
   – А я работаю учительницей. – Кэтрин улыбнулась немного застенчиво.
   Патриция с удовольствием отметила, что она, похоже, будет покладистой женой. Это хорошо. Сам Алекс был экономистом, он работал финансовым аналитиком в крупной фармацевтической компании и никогда не отличался лидерскими качествами, как Патриция.
   – Ого. А Алекс не успел сказать, что у него героическая невеста!
   Кэтрин от ее шутки смутилась еще больше.
   – Дети, дети, обед на столе! – провозгласила Аманда. Она стояла внизу и смотрела на замершую прямо на лестнице троицу. Свою реплику она сказала таким тоном, что сразу стало понятно: она ждала возможности ее произнести уже много месяцев.
   – Мы идем, мама!
   Все трое спустились вниз. Патриция отметила, что Алекс все время нежно держит Кэтрин за руку. Улыбнулась краешком губ: прямо пастушок и пастушка из какой-нибудь пасторали.
   В столовой ждали трое. Патриция не ожидала увидеть кого-то, кроме отца и матери, поэтому инстинктивно подобралась. Тем более что третьим был мужчина.
   Патриция смотрела на этого невысокого, красиво сложенного человека с короткими черными волосами и не могла понять, что именно в нем вызывает у нее тревогу. Умное лицо, правильные черты. Он, наверняка, ровесник Алексу, хотя мог бы быть на несколько лет старше: очень мудрые глаза. Спокойная поза. Не представляет опасности, но…
   – Пат, а я совсем забыл сказать, что у меня для тебя еще один сюрприз, – сказал Алекс. – Ты помнишь Эрика Уайза?
   – Эрика Уайза… – повторила Патриция. Ей показалось, что пол качнулся у нее под ногами.

3

   Патриция помнила Эрика Уайза.
   Первая любовь не забывается. Даже если это детские глупости. Особенно неразделенная первая любовь.
   Когда-то, хотя в этом и усомнились бы многие ее знакомые, Патриция тоже была подростком. Секретничала с подружками, делясь своими скудными познаниями в области отношений мужчин и женщин. Вместе с ними строила соответствующие предположения. Комплексовала из-за прыщей, больших ладоней и худых ног, из-за крупных ушей, которые казались ей наказанием Господним, и неразвитой груди. Да мало ли бед у тринадцатилетней девчонки?!
   Эрик Уайз тогда был, наверное, ее главной бедой.
   Его имя она выписывала красивым почерком в дневнике с сердечком на обложке. Она краснела и запиралась в комнате, когда он приходил в гости к Алексу, своему лучшему другу. Ее заветной мечтой было пойти с ним на выпускной – в красном платье, на каблуках, с красивой прической… Чтобы все остальные воздыхательницы в один вечер умерли от зависти.
   Надо сказать, что остальные воздыхательницы пользовались у Эрика не большим успехом, чем Патриция. Он был крайне целеустремленным юношей. А целью он себе поставил поступить на медицинский факультет со стипендией от муниципалитета. Поэтому он штудировал книги по биологии и химии, и еще классическую европейскую литературу – просто интересно. Он еще занимался бейсболом и был звездой школьной команды.
   Патриция лютой ненавистью ненавидела всех девиц из группы поддержки. Во-первых, ее туда не взяли из-за вздорного характера и неразвитости форм, во-вторых, они были особенно популярны среди спортсменов.
   Эрик, ровесник Алекса, был старше Патриции на три года, но относился к ней, как к самой настоящей малявке. Он считал себя уже сформировавшейся личностью, и девчачьи причуды Патриции вызывали у него только снисходительное умиление.
   Собственно, и общаться им приходилось не так часто: как уже говорилось, при его приближении Патриция норовила куда-нибудь спрятаться и где-нибудь отсидеться. Пока не станет достаточно взрослой и привлекательной, чтобы он влюбился сразу и навсегда. Эрик несколько раз ездил с Динами на пикники, а еще Патриция имела счастье и несчастье сидеть с ним рядом, когда он оставался у них на обед или на ужин. Собственно, вот и все.
   Потом Алекс и Эрик поступили в колледжи в разных городах и надолго потерялись. Судя по всему. А теперь…
   – Здравствуй, Эрик! – Патриция протянула ему руку для приветствия и улыбнулась самой уверенной из своих деловых улыбок. На рукопожатие его она ответила очень твердо.
   Он улыбнулся ей той самой улыбкой, которая когда-то заставляла ее заливаться краской до ушей и спасаться бегством.
   – Очень рад видеть тебя, Пат… Патриция. Ты невероятно изменилась.
   У любого другого человека Патриция едко поинтересовалась бы: «Постарела?»
   – Я догадывался, что маленькая Пат вырастет красивой женщиной. Но что женщина эта будет настолько обворожительна…
   – Не такая уж я была и маленькая, – фыркнула Патриция. Потом осеклась: ее в кои-то веки смутил комплимент?
   – Да, конечно. Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто я тогда так… видел мир.
   Эрик пододвинул ей стул. Патриция с удивлением обнаружила, что не заметила, как расселись другие. Эрик полностью поглотил ее внимание.
   Он сел рядом с ней. Патриция чувствовала себя в высшей степени странно. Ей было приятно и неприятно одновременно. Почти как тогда, много лет назад.
   Она не была рада встрече с ним. Ведь глупо радоваться напоминанию о своей первой любовной неудаче! Точнее несостоявшемся любовном опыте. Но все равно…
   Пусть подобным сюрпризам от судьбы радуются сентиментальные неудачницы!
   Патрицию бы больше согрела встреча с первым парнем, которому она разбила сердце. Или с любым другим из этих несчастных. Учась в колледже, она делала это регулярно. И почему Эрик не встретился ей, когда ей было хотя бы девятнадцать?!
   – Кстати, а как вы нашли друг друга? – поинтересовалась она.
   – О, я давно ждал, что ты спросишь, – ответил Алекс. – Это Кэтрин. Оказывается, после колледжа, получив бакалавра по естественным наукам, Эрик тоже поехал в Филадельфию – на медицинский факультет, но мы ничего друг о друге не знали. А потом я познакомился с Кэтрин, мы начали встречаться, и она представила меня своим друзьям! Среди них оказался и Эрик, представляешь? Столько радости было!
   – Представляю…
   – Судьба – удивительно извилистая дорога. Делает иногда такие петли… Как ты считаешь, Патриция?
   – Да. Петли – то самое слово.
   – Ты веришь в судьбу? – спросила Кэтрин.
   – Мм… Я ей не доверяю, – улыбнулась Патриция.
   За столом засмеялись.
   – У меня есть тост, – сказал вдруг Эрик.
   – Конечно-конечно! – обрадовалась Аманда. – А то мы совсем заболтались.
   Он поднял бокал с красным вином.
   – Конечно, в таких случаях полагается пить за встречу. И я предлагаю выпить за встречу. За старых друзей. А еще… За то, чтобы судьба преподносила нам такие подарки, чтобы в нее верили и ей доверяли.
   – Отлично сказано! – удовлетворенно проговорил Роберт.
   Я его сейчас возненавижу, подумала Патриция. Чтобы у стальной Патриции Дин сердце заходилось от слов какого-то непонятного типа?!
   За обедом разговоры шли о двух вещах: об истории отношений Кэтрин и Алекса и о судьбе Эрика.
   По первому пункту выяснилось: Алекс и Кэтрин познакомились, когда один из ее учеников разбил мячом боковое стекло в машине проезжавшего мимо школьной площадки Алекса. Это была любовь с первого взгляда. Сие знаменательное событие произошло полгода назад, но этих шести месяцев вполне хватило обоим, чтобы понять: они хотят всю жизнь прожить вместе и родить как минимум четверых детей. Свадьба планируется в июне или июле следующего года. Это зависит от того, когда босс позволит Алексу взять отпуск и уехать в свадебное путешествие.
   Как все просто. Так, что почти неинтересно. Если бы Патриция любила своего брата чуть меньше, она бы заняла по отношению к этому браку позицию критика.
   По второму пункту выяснилось: Эрик поступил на медицинский факультет Колумбийского университета. Так как муниципалитет не выделил ему стипендии и к Нью-Йорку он не был привязан, то после окончания учебы Эрик принял предложение о работе, которое поступило из Филадельфии. В настоящее время он специализируется на нейрохирургии и трудится в Центре медицинских исследований Джордана.
   – Эрик, ты женился? – задала Аманда животрепещущий вопрос.
   – Нет, миссис Дин. Медицина затмила собой все. Понимаю, что это плохая рекомендация и Патриция, возможно, посмотрит на меня… с недоверием, – Эрик печально улыбнулся, – однако это чистая правда. Мне тридцать три, и я считаюсь еще молодым врачом, мне нужно много работать и еще очень многому учиться. И чем больше я узнаю в своей профессии, тем больше передо мной открывается неизвестных областей и тонкостей.
   – Похоже, в последнее время такая позиция привлекает все больше и больше поклонников. – Алекс переглянулся с матерью. – Интересно, а могут ли сойтись два человека, исповедующие подобную теорию? – Он подмигнул сестре.
   – Это не теория, – назидательно-скучающим тоном заметила Патриция. – Это образ жизни. Образ жизни занятых современных людей, которые хотят многого добиться в жизни.
   – Такое заступничество мне очень лестно, Патриция, – рассмеялся Эрик. – Нечасто женщины меня защищают.
   – Не обольщайся, дружище. Пат защищает идею. И свой образ жизни. Вряд ли она станет заботиться о ком-то еще.
   – Естественно. Так гораздо легче выжить в нашем мире. А то получается, что, если ты сильный, на тебя балластом навешивается с дюжину слабаков, которых приходится тащить на себе. Когда-нибудь, конечно, мой доход позволит мне не в ущерб себе заняться благотворительностью. Но не сейчас. – Патриция пригубила вино. Ее настроение стремительно портилось.
   Либо я веду себя, как стерва, либо меня ставят в позицию слабой. Неужели все может быть только так? – с тоской подумала она. Стало как-то обидно. Вот сидит Кэтрин. Милая девушка, которую никто не пытается подмять под себя, убедить в ее собственной неправоте или напичкать какими-то правильными мыслями. Никто не пытается ею воспользоваться, поманипулировать и чего-то для себя добиться. И наверняка ничего подобного с ней никогда не делали, иначе она бы уже растеряла свою «пушистость».
   И где в этом мире справедливость?
   Когда одним приходится грызть землю, рвать зубами и когтями, чтобы остаться целыми и чего-то добиться, другим позволительно оставаться милыми и улыбчивыми. А удача сама их находит, гладит по голове и, заговорщически подмигивая, приоткрывает нужную дверь. Неужели это все так и есть?
   Ну и ладно, подумала Патриция. Она всего лишь школьная учительница. Ей не нужно того, о чем мечтаю я. А мне было бы тесно в ее жизни.
   Патриция никогда никому не завидовала. Это ей завидовали все. Но сейчас на нее что-то нашло… Конечно, не зависть, а так, слабенькое ощущение некоторой общей несправедливости жизни.
   Собственные ее мысли окрасили обед в мрачноватые тона.
   После обеда Алекс и Кэтрин отправились отдыхать. Патриция послонялась по дому, обсудила с мамой всякие важные вещи – вроде того, что готовить на ужин. Аманда сегодня не звала кухарку: хотела сама побаловать своих детей. Но ей просто необходим был человек, с которым можно было бы обговорить меню. Для нее приготовление пищи давно превратилось в священный ритуал, и потому она очень ответственно подходила к этому вопросу.
   – Мама, я давно хотела спросить: как ты все успеваешь? – не выдержала Патриция.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Как ты умудряешься ухаживать за собой, работать с папой и еще заниматься домашними делами?
   – А ты разве не успеваешь? Твоей прическе можно позавидовать, ты всегда накрашена, ты работаешь сутки напролет! Не знаю, что там творится у тебя дома…
   Патриция с благодарностью вспомнила о приходящей домработнице. Дома все должно быть чисто и аккуратно.
   – Но когда я была у тебя в последний раз, чистота меня порадовала. Так что…
   – Признаться, это стоит мне… некоторых усилий воли.
   – Да? А сразу не скажешь, – Аманда наивно захлопала ресницами. – Ну а что касается меня… Мне просто нравится все, что я делаю. Не только результат, но и процесс. Когда думаешь о результате больше, то это иной раз может и подстегнуть. Например, сбросить несколько фунтов. Но если тебе не нравится питаться фруктами, ходить в тренажерный зал и бегать по утрам, то нет-нет да и пропустишь что-нибудь. Не удержишься и съешь пирожное. Проспишь пробежку… Мало ли предлогов, чтобы чего-нибудь не сделать? А мне все нравится.